Бессмертие, золото и пинта пива.

— Трактир этот, судари, мой пра-прадед выкупил у одной старухи. А она унаследовала его от своего покойного родственника — вот этот-то родственник его и построил. Так что зданию, почитай, уже лет полтораста, а то и все двести. И поглядите-ка! Стоит, как ни в чем не бывало.

— А полы у тебя гнилые, — заметил боцман, облокачиваясь ручищами на стойку бара. — И вонища стоит, словно стадо козлов натоптало.



Матрос Бинс, сидевший рядом с боцманом, гадко захихикал. Трактирщик бросил на него невозмутимый взгляд и продолжил полировать кружку грязной тряпкой.


— Чего же полам не гнить? — философски заметил он. — На пол постоянно пиво проливают. Вот они и гниют, судари мои. Оттуда же и запах. Меняем доски каждые пять лет, а только разве убережешь?.. Зато посмотрите на стены. Какие камни! Долговечны, как прибрежные скалы.


— И такие же унылые, — ввернул плотник Каннингем, опуская свою пивную кружку на стойку.


— Что ты имеешь против скал, Каннингем, сучье ты вымя? — рявкнул из-за его спины капитан. Плотник поспешно обернулся.



Капитан в одиночестве сидел за столиком, неторопливо нагружая трюмы пивом и яичницей с беконом. Борода его была усеяна крошками.


— Или тебе уже не нравится их вид? — спросил капитан. — Помнится, третьего дня ты чуть не расплакался от радости, завидев землю.



Плотник густо покраснел. Боцман нашел шутку чрезвычайно смешной и загоготал, словно гусь. Матрос Бинс вторил ему фальцетом. Только юнга счел нужным опустить нос в кружку и благоразумно удержаться от смеха. Ссориться с плотником ему не хотелось.


— Стены и правда сложены, как следует, на совесть, — сказал капитан, обращаясь к трактирщику. — Но зал для гостей можно было построить и пошире. Тесно у тебя.


— Тесно, сударь, — смиренно согласился трактирщик. — Что верно, то верно. Так ведь трактир здесь устроил только мой дед. А до него — чего тут только не было. И сыроварня, и пакгауз, и даже, поговаривают… — трактирщик понизил голос. — Одно веселое заведение, для которого надобны кровати.


— Постоялый двор? — спросил юнга.


— Можно и так выразиться, — кивнул хозяин. — Но первый-то владелец строил его совсем для других надобностей.


— Плесни-ка еще пива, — боцман толкнул ему кружку. — Пересохло в горле от твоей болтовни.


— Сию минуту.


— И мне! — крикнул капитан, топая деревянной ногой по полу.


— Уже бегу, сударь.


— А для чего же это здание было построено? — полюбопытствовал юнга.



Трактирщик смахнул с кружки излишки пены. Через секунду кружка очутилась в огромных лапах боцмана. Нацеживая из бочки еще одну порцию для капитана, хозяин заведения ответил:


— Темная история, судари мои. Поговаривают, что первый владелец дома был чернокнижником. Должно полагать, и дом этот он отстроил для своих чернокнижных нужд и алхимических опытов.


— Так это его варево мы пьем? — поинтересовался боцман, отхлебывая из кружки.



Трактирщик сдержанно улыбнулся.


— Что тебя не устраивает в пиве, боцман, чертова треска? — прогремел капитан. — Не ты ли жаловался мне в прошлом месяце, что соскучился по свежему элю?


Плотник Каннингем скривил рот в усмешке. Боцман грохнул кружкой по барной стойке.


— Я имел в виду хороший эль, капитан, — огрызнулся боцман. — А не это пойло из ослиной…


— А чем же занимался тот чернокнижник? — юнге не терпелось узнать продолжение истории.



Трактирщик пожал плечами и снова принялся протирать тряпкой стакан.


— Как знать, сударь, — сказал он. — Как знать?.. Поговаривают, будто ему удалось изготовить философский камень.


— Какой-какой? — брезгливо переспросил матрос Бинс.


— Философский, сударь. Камень красного льва, пятый компонент сущего. Сиречь, философский камень.


— Первый раз слышу о такой чертовщине. Что это за дрянь?


— Это же волшебный камень! — воскликнул юнга. — Ты что, никогда не слышал, Бинс? Он превращает все металлы в золото!


— Эй! Что там о золоте?.. — встрепенулся капитан.


— Чушь, — сказал плотник Каннингем. — Чушь и бред. Не бывает никакого философского камня.



Раздвинув плечами Бинса и Каннингема, к стойке протиснулся капитан.


— Про золото подробнее, — сказал он и уронил пустую кружку на стойку. — И пива долей. Еще кружечка на дорожку, и нам пора отчаливать. Прилив скоро… Так что ты говорил про какой-то там камень и золото?


— Философский камень, сударь, — сказал трактирщик, — По слухам, камень не только умеет обращать вульгарные металлы в благородные, но и дает обладателю бессмертие. Нужно лишь опустить его в жидкость, и — вуаля! — она становится красной тинктурой, животворной эссенцией, омолаживающей наши грешные тела и продлевающей жизнь.


— Ну, в это пиво ты никакого философского камня не опускал, — сказал боцман. — Это уж точно.


— Живут же люди, — мечтательно произнес Бинс. — И вечная жизнь им, и золото им… А ты носишься по всем морям в поисках золота и славы, а что находишь?


— Шрамы, цингу и дрянное пиво, — ответил боцман.


— И где же, черт его дери, это золото? — спросил капитан.



Трактирщик вручил ему полную кружку, и капитан немедленно окунул в нее бороду и усы.


— Вот именно! — фыркнул плотник Каннингем. — Какое золото?.. Кто видел это золото?..


— Никто, судари, увы, — отозвался трактирщик.


— Так золота нет?.. — разочарованно протянул капитан. — Тьфу, пропасть!..


— Да ведь камень ценнее любого золота! — быстро откликнулся юнга. — А уж бессмертие…


— К черту бессмертие, — капитан топнул деревяшкой о пол. — Чтоб я согласился вечно тянуть такую жизнь?.. Подавай счет, трактирщик. Нам пора на корабль.


— И бессмертия не бывает, — буркнул Каннингем. — Иначе где же этот бессмертный чернокнижник? От скуки помер?


— Так ведь, судари, лошадь с телегой его сбила, — сказал трактирщик. — Задавила, стало быть. По крайней мере, дед мне так рассказывал. А так, может, по сей день жил бы себе.


— Мементо море, — покачал головой юнга.


— Ты что-то имеешь против моря? — капитан вынырнул из кружки и подозрительно уставился на юнгу.


— Обожаю море! — быстро признался юнга. — Это поговорка такая, капитан. Что-то про смерть. И про море. Я не очень помню, о чем там.


— Вот и помолчи, — заключил боцман. — А ты давай-ка, налей еще добрую кружку пива, да чтоб с верхом.


— Отставить! — капитанский кулак ударил по стойке. — Допиваем и пора топать на борт.


— Капита-ан!..


— Цыц! Прилив прозеваем. Ал... ик!... коголики!


На стойку просыпалась горсть меди.


— Шагом марш к причалам!.. — капитан отлепился от стойки. — И помогите своему капитану, черти! Проклятая качка… Вперед! Золото ждет нас где-то в другом месте, а бессмертие нам обеспечат наши славные дела!


Бинс и Каннингем с шумом втянули остатки жидкости со дна кружек и, подхватив капитана под руки, вынесли его за дверь. Боцман с неодобрением посмотрел на юнгу, который, захлебываясь, допивал свое пиво, потом махнул ему рукой.


— Догонишь, — и вышел.


Вечерело. Солнце опускалось в оранжевые воды залива, теплый бриз пытался унести с собой в океан листья прибрежных пальм. В голове шумел прибой. Боцман сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь разогнать хмель.


Бинс и Каннингем шагали вниз по улице, к причалам, а капитан висел у них на плечах и неразборчиво горланил какую-то песню. Деревянная нога цеплялась за булыжники мостовой, глух стуча о камень. Боцман совсем было собирался последовать за ними, но вдруг вспомнил еще об одном срочном деле. Заглянув за угол таверны, он нашел именно то, что искал — тесный маленький закуток между стеной и забором, заваленный хламом и помоями. Протиснувшись туда, боцман принялся развязывать шнурок на поясе.


— Прилив, — пробормотал он себе под нос. — Чуть не прозевали…



А в это время юнга, вернув хозяину трактира пустую кружку, полюбопытствовал:


— Куда же делся философский камень?


Трактирщик пожал плечами.


— Как знать, сударь? Как знать.


Он вздохнул и привычными движениями принялся протирать кружку.


— Поговаривают, будто чернокнижник вмуровал камень в стену этого самого дома, когда его строил. Такова легенда. А впрочем, может и не было вовсе никакого камня. Может, это и вовсе байки. Сами знаете, сударь, как оно бывает.


— Ну да, — кисло согласился юнга. — А жаль.


И вышел на улицу.



Из-за угла ему навстречу выдвинулся боцман, заметно посвежевший и бодрый.


— Вперед, к славе, богатству и бессмертию! — гаркнул он. — Шагай, салага!


Железные подковы ботфорт зацокали по булыжникам.



А в закутке за углом со стены таверны стекали остатки боцманского прилива. Омывая ничем не примечательный камень, чуть выступающий из стены прямо над фундаментом, капли немедленно превращались в драгоценную красную тинктуру и падали прямо в грязь.



© alex_aka_jj