As long as the sun shines inside you
Я ненавижу солнце.
Сейчас я испытываю странные чувства, вспоминая времена, когда любил его.
Когда-то в детстве, по воскресным утрам, мама заходила в комнату, распахивала шторы, и теплые солнечные лучи ласкали мне лицо. Солнце всегда сопровождало меня. В самые важные и ответственные моменты моей жизни оно обязательно было на небе. Для меня оно всегда являлось символом добра, радости и счастья. Да разве могло быть иначе?
Солнце вдохновляло, давало надежду, и я думал, что так будет всегда, целую вечность. Вот только я ошибся.
До сих пор помню теплый день, который был одним из тех, когда я по-настоящему любил жизнь. Я окончил школу и уверенно смотрел в будущее. Впереди ждал университет, внутренняя свобода, возможность заниматься тем, к чему лежала душа.
Мы с сестрой сидели на склоне возле реки. Неподалеку, так же как и мы, расположились еще несколько человек. Небо было ясным, без единого облачка. С воды иногда долетал легкий ветерок.
Сестру мою звали Валери, и она была младше меня на десять лет. В руках у нее тогда были карандаши. Рядом, придавленные книжкой, лежали чистые листы. Что видела вокруг себя, она почти всегда зарисовывала на бумаге. Вот и в тот день Валери сидела на траве и старательно вырисовывала речку, деревья, цветы – одним словом, все, что попадалось ее детскому взгляду. Я незаметно вытащил один листок из-под книги и сложил из него самолетик.
– Эй! Ты вор! Не воруй мою бумагу! – возмутилась Валери.
– Разве он не красивый? – засмеялся я, крутя поделку в руках.
Она не ответила, но краем глаза я заметил, что она смущенно улыбается. Тогда я встал и метнул самолетик в небо. Ее глаза широко раскрылись, а из груди вырвался вздох восхищения.
В свете солнца сложенный лист бумаги был ослепительно белым. Невероятно чистым. Он слетел вниз к реке, но кружил еще довольно долгое время из-за ветра.
– Зачем ты это сделал? – Валери все еще смотрела на него с каким-то благоговением и трепетом.
– Ну, это непросто объяснить... Я теперь, в некотором роде, свободен, а этот самолетик – символ... – тут я запнулся и понял, что сказал это в чересчур серьезном тоне. А затем снова рассмеялся.
– Ты закончил школу. А куда ты пойдешь дальше?
– Дальше? Хм, в университет.
– А что ты там будешь делать?
– Буду учиться! Учиться на врача.
– В университете все учатся на врача?
– Нет, конечно! Только те, кто хочет им быть, кто хочет помогать людям, лечить их.
Валери нахмурила тонкие брови и задумчиво покусала нижнюю губу. Но затем ее взгляд снова просиял.
– Я тоже хочу быть врачом! Я хочу помогать людям!
– Сначала вырасти, – потрепал я ее по голове.
В серых глазах маленькой девочки солнечные блики выглядели особенно красиво. Это были глаза полные надежды.
- - -
Я поступил в университет и успел проучиться там год, не думая ни о чем плохом. Пока однажды не проснулся в кромешной тьме, окутавшей страну. Солнца больше не было, оно исчезло. На смену ему пришло другое. Черное. Оно сливалось с черным небом, и лишь изредка озарялось красными всполохами. Люди паниковали. Всюду была тьма, и ничего, кроме тьмы.
Все надеялись, что это временное явление, что это "затмение" скоро кончится. Но шли дни, и становилось лишь хуже. Уже спустя пару недель город лежал в руинах. Мой город на берегу реки, город, в котором я вырос. Моя страна погрязла в хаосе. По уцелевшим дорогам вышагивали люди в респираторах, служители черного солнца, вторгшиеся на мирную территорию. Кругом был грохот, крики, взрывы, выстрелы. Дома рушили, стекла били, автомобили поджигали.
Я до последнего не хотел становиться частью этого. Всем своим существом я противился всему, что происходило, а моя душа желала рассвета. Я хотел, чтобы все это оказалось сном.
Возвращения солнца желали все. Многие судорожно сжимали в руках свечи, спички, факелы, карманные фонарики. На улицах жглись костры из всего, что попадалось под руку. Люди молились всем известным богам о рассвете. Однако все знают, что никто во Вселенной не глух так, как боги.
Когда меня все-таки схватили на улице, я уже не различал своих и чужих, все смешались в одно, все воюют, все убивают. Мне грубо кинули в руки автомат и сказали "Ты тоже должен сражаться".
Но за что? Ради чего? И кому должен?
Хотелось отказаться, но слова "Я нонкомбатант, я врач!" застряли в горле. Профессию я получить не успел. Мои руки дрожали так, будто автомат весил целую тонну. Никогда мне не доводилось держать огнестрельное оружие, которым можно убить человека. Никогда я не думал, что мне придется это делать.
Мужчина снял респиратор и с улыбкой похлопал меня по плечу. Затем подошел еще ближе, приобнял и свистящим шепотом заговорил на ухо.
– Если у тебя не было причины сражаться, то теперь она у тебя есть. Одно из убежищ подорвали. Мне кажется, или там был кто-то из твоих родных? Я давно наблюдаю за тобой, поверь. Так вот, это сделали не мы. Это сделала толпа. Это обезумевшее от страха блевотворное стадо, бессмысленная человеческая масса, недостойная жизни на этом свете. Мы здесь, чтобы показать, насколько люди низкие твари. Здесь ты не можешь держать нейтралитет. Либо ты с нами, либо ты против нас. Слышишь меня, мальчик? – его голос был насмешлив, холоден и пробирал меня до мурашек. Я впал в ступор и не мог пошевелиться, пот градом катился со лба. Чужие сальные пальцы до синяков сжали мое плечо.
– Слышишь? – вкрадчиво повторил мужчина. – То-то же. А теперь иди и разнеси этих двуногих свиней к чертовой матери!
Оцепенение слетело, и я, что есть силы, помчался в сторону, где было убежище только чтобы найти на его месте проклятые руины. Сотни людей оказались заживо погребены под землей. И среди них были мама и Валери. Отец был в обороне на границе, и я даже не знал, жив ли он до сих пор или же давно погиб.
Я отшатнулся от этой картины, запнулся и упал на землю, измазавшись в чьей-то крови, шепча что-то бессвязное. Затем я увидел, что послужило причиной падения, и мне стало плохо. Рядом, в неудобной позе, лежало тело молодой девушки, в изодранном платье. Видимо, ее не только убили, но и изнасиловали.
В глазах поплыло, меня вырвало. Такого ведь не могло случиться. Только не со мной. Только не с нами, правда? Это ведь только в кино бывает? Я еле поднялся с земли и, шатаясь из стороны в сторону, побрел, куда глаза глядят. Но, пройдя несколько шагов, я вспомнил про автомат, одиноко лежащий там, где я его уронил.
Какое-то странное чувство затопило мою душу. Оно заставило вернуться и поднять оружие. Я внимательно осмотрел его и осторожно огладил рукой. А что, если служитель Черного Солнца был прав? Что, если действительно стоило сделать свой выбор?
Чем дольше я держал автомат, тем привычней и роднее становилось это ощущение тяжести в руках. Он будто грел душу. Я увидел в нем спасение. Во мне поднималась волна ненависти. Как посмели эти ничтожества забрать мое будущее? Пусть они захлебнутся кровью, эти сукины дети. Они разрушили все, что я любил, и я не останусь в долгу.
Я поднялся с новыми силами. Что было после этого – помню отрывками. Кажется, я много убивал. Выкрикивал какие-то лозунги. Взрывал и жег. Мои глаза привыкли к темноте.
В той темноте было много насилия, жестокости и ненависти. Я видел женщину, выжигающую солнце на спине своей дочери. Видел мужчину, подрывающего медицинские пункты. Видел убийства и самоубийства. Я видел окровавленные тела, оторванные конечности, и все это вызывало у меня только восхищение.
Черному Солнцу троекратное «ура»!
Ура!
Ура!
Ура!
Все это длилось несколько лет.
А затем солнце вернулось, чтобы обличить все наши грехи, совершенные во тьме. В тот момент его ненавидел каждый. Это был долгожданный рассвет, но уже совершенно ненужный. Было потеряно слишком многое. Солнце стало предателем. Где же оно было раньше, когда мы так жаждали света? И какого черта явилось, когда мы потеряли надежду и уже привыкли обходиться без него?
Я встретил его, сидя на каких-то руинах, прижимая к груди автомат. Мои руки были в крови. Моя одежда была в крови. По моим щекам, смешиваясь с пылью и кровью, текли слезы от слишком яркого света. Кажется, я даже забыл, кем являюсь.
Обернувшись назад, я увидел таких же, как я: замерших на месте, прикрывающих глаза руками, стоящих среди обломков, осколков и мертвых тел. Осознание того, что мы наделали тогда, шарахнуло меня как электрический разряд.
Если бы мы только не поддались, не встали на сторону того, что было сильнее нас, а продолжили бороться, рассвет наступил бы раньше, и солнце стало бы спасением, а не погибелью. Но мы запаниковали, обезумели и, в итоге, трусливо примкнули к врагу, уничтожавшему все на своем пути, сеявшему хаос и разрушение. И теперь, когда все кончилось, мы – те, кто стрелял, взрывал, крушил, сжигал и резал – обречены скрываться от света всю жизнь. Мы привыкли к войне, и нам будет слишком трудно жить в мире.
- - -
Я ненавижу солнце.
Война кончилась. Вот уже десять лет я задергиваю шторы по утрам, чтобы ни единый луч не проник в дом. Я стараюсь не выходить на улицу днем. А если приходится, то всегда надеваю темные очки.
Никто в темноте не видел моего лица. Никто не знает, что я убийца. А мне тяжело жить в мире и спокойствии и нестерпимо мерзко осознавать, что я был тогда одним из тех трусов и предателей. Теперь я больше не имею права видеть свет. Но почему-то до сих пор живу. И не хочу умирать.
Когда я вижу новое поколение, я понимаю, что солнце – для них. А еще, для тех, кто не поддался влиянию тьмы. Для тех, кто всей душой желал мира. Для того меня, который много лет назад запустил со склона бумажный самолетик, чтобы он летел так далеко, насколько это возможно.
В будущее. Ввысь. К небу.
Чтобы там сгореть от солнечных лучей.
Февраль 2014 г.
Сейчас я испытываю странные чувства, вспоминая времена, когда любил его.
Когда-то в детстве, по воскресным утрам, мама заходила в комнату, распахивала шторы, и теплые солнечные лучи ласкали мне лицо. Солнце всегда сопровождало меня. В самые важные и ответственные моменты моей жизни оно обязательно было на небе. Для меня оно всегда являлось символом добра, радости и счастья. Да разве могло быть иначе?
Солнце вдохновляло, давало надежду, и я думал, что так будет всегда, целую вечность. Вот только я ошибся.
До сих пор помню теплый день, который был одним из тех, когда я по-настоящему любил жизнь. Я окончил школу и уверенно смотрел в будущее. Впереди ждал университет, внутренняя свобода, возможность заниматься тем, к чему лежала душа.
Мы с сестрой сидели на склоне возле реки. Неподалеку, так же как и мы, расположились еще несколько человек. Небо было ясным, без единого облачка. С воды иногда долетал легкий ветерок.
Сестру мою звали Валери, и она была младше меня на десять лет. В руках у нее тогда были карандаши. Рядом, придавленные книжкой, лежали чистые листы. Что видела вокруг себя, она почти всегда зарисовывала на бумаге. Вот и в тот день Валери сидела на траве и старательно вырисовывала речку, деревья, цветы – одним словом, все, что попадалось ее детскому взгляду. Я незаметно вытащил один листок из-под книги и сложил из него самолетик.
– Эй! Ты вор! Не воруй мою бумагу! – возмутилась Валери.
– Разве он не красивый? – засмеялся я, крутя поделку в руках.
Она не ответила, но краем глаза я заметил, что она смущенно улыбается. Тогда я встал и метнул самолетик в небо. Ее глаза широко раскрылись, а из груди вырвался вздох восхищения.
В свете солнца сложенный лист бумаги был ослепительно белым. Невероятно чистым. Он слетел вниз к реке, но кружил еще довольно долгое время из-за ветра.
– Зачем ты это сделал? – Валери все еще смотрела на него с каким-то благоговением и трепетом.
– Ну, это непросто объяснить... Я теперь, в некотором роде, свободен, а этот самолетик – символ... – тут я запнулся и понял, что сказал это в чересчур серьезном тоне. А затем снова рассмеялся.
– Ты закончил школу. А куда ты пойдешь дальше?
– Дальше? Хм, в университет.
– А что ты там будешь делать?
– Буду учиться! Учиться на врача.
– В университете все учатся на врача?
– Нет, конечно! Только те, кто хочет им быть, кто хочет помогать людям, лечить их.
Валери нахмурила тонкие брови и задумчиво покусала нижнюю губу. Но затем ее взгляд снова просиял.
– Я тоже хочу быть врачом! Я хочу помогать людям!
– Сначала вырасти, – потрепал я ее по голове.
В серых глазах маленькой девочки солнечные блики выглядели особенно красиво. Это были глаза полные надежды.
- - -
Я поступил в университет и успел проучиться там год, не думая ни о чем плохом. Пока однажды не проснулся в кромешной тьме, окутавшей страну. Солнца больше не было, оно исчезло. На смену ему пришло другое. Черное. Оно сливалось с черным небом, и лишь изредка озарялось красными всполохами. Люди паниковали. Всюду была тьма, и ничего, кроме тьмы.
Все надеялись, что это временное явление, что это "затмение" скоро кончится. Но шли дни, и становилось лишь хуже. Уже спустя пару недель город лежал в руинах. Мой город на берегу реки, город, в котором я вырос. Моя страна погрязла в хаосе. По уцелевшим дорогам вышагивали люди в респираторах, служители черного солнца, вторгшиеся на мирную территорию. Кругом был грохот, крики, взрывы, выстрелы. Дома рушили, стекла били, автомобили поджигали.
Я до последнего не хотел становиться частью этого. Всем своим существом я противился всему, что происходило, а моя душа желала рассвета. Я хотел, чтобы все это оказалось сном.
Возвращения солнца желали все. Многие судорожно сжимали в руках свечи, спички, факелы, карманные фонарики. На улицах жглись костры из всего, что попадалось под руку. Люди молились всем известным богам о рассвете. Однако все знают, что никто во Вселенной не глух так, как боги.
Когда меня все-таки схватили на улице, я уже не различал своих и чужих, все смешались в одно, все воюют, все убивают. Мне грубо кинули в руки автомат и сказали "Ты тоже должен сражаться".
Но за что? Ради чего? И кому должен?
Хотелось отказаться, но слова "Я нонкомбатант, я врач!" застряли в горле. Профессию я получить не успел. Мои руки дрожали так, будто автомат весил целую тонну. Никогда мне не доводилось держать огнестрельное оружие, которым можно убить человека. Никогда я не думал, что мне придется это делать.
Мужчина снял респиратор и с улыбкой похлопал меня по плечу. Затем подошел еще ближе, приобнял и свистящим шепотом заговорил на ухо.
– Если у тебя не было причины сражаться, то теперь она у тебя есть. Одно из убежищ подорвали. Мне кажется, или там был кто-то из твоих родных? Я давно наблюдаю за тобой, поверь. Так вот, это сделали не мы. Это сделала толпа. Это обезумевшее от страха блевотворное стадо, бессмысленная человеческая масса, недостойная жизни на этом свете. Мы здесь, чтобы показать, насколько люди низкие твари. Здесь ты не можешь держать нейтралитет. Либо ты с нами, либо ты против нас. Слышишь меня, мальчик? – его голос был насмешлив, холоден и пробирал меня до мурашек. Я впал в ступор и не мог пошевелиться, пот градом катился со лба. Чужие сальные пальцы до синяков сжали мое плечо.
– Слышишь? – вкрадчиво повторил мужчина. – То-то же. А теперь иди и разнеси этих двуногих свиней к чертовой матери!
Оцепенение слетело, и я, что есть силы, помчался в сторону, где было убежище только чтобы найти на его месте проклятые руины. Сотни людей оказались заживо погребены под землей. И среди них были мама и Валери. Отец был в обороне на границе, и я даже не знал, жив ли он до сих пор или же давно погиб.
Я отшатнулся от этой картины, запнулся и упал на землю, измазавшись в чьей-то крови, шепча что-то бессвязное. Затем я увидел, что послужило причиной падения, и мне стало плохо. Рядом, в неудобной позе, лежало тело молодой девушки, в изодранном платье. Видимо, ее не только убили, но и изнасиловали.
В глазах поплыло, меня вырвало. Такого ведь не могло случиться. Только не со мной. Только не с нами, правда? Это ведь только в кино бывает? Я еле поднялся с земли и, шатаясь из стороны в сторону, побрел, куда глаза глядят. Но, пройдя несколько шагов, я вспомнил про автомат, одиноко лежащий там, где я его уронил.
Какое-то странное чувство затопило мою душу. Оно заставило вернуться и поднять оружие. Я внимательно осмотрел его и осторожно огладил рукой. А что, если служитель Черного Солнца был прав? Что, если действительно стоило сделать свой выбор?
Чем дольше я держал автомат, тем привычней и роднее становилось это ощущение тяжести в руках. Он будто грел душу. Я увидел в нем спасение. Во мне поднималась волна ненависти. Как посмели эти ничтожества забрать мое будущее? Пусть они захлебнутся кровью, эти сукины дети. Они разрушили все, что я любил, и я не останусь в долгу.
Я поднялся с новыми силами. Что было после этого – помню отрывками. Кажется, я много убивал. Выкрикивал какие-то лозунги. Взрывал и жег. Мои глаза привыкли к темноте.
В той темноте было много насилия, жестокости и ненависти. Я видел женщину, выжигающую солнце на спине своей дочери. Видел мужчину, подрывающего медицинские пункты. Видел убийства и самоубийства. Я видел окровавленные тела, оторванные конечности, и все это вызывало у меня только восхищение.
Черному Солнцу троекратное «ура»!
Ура!
Ура!
Ура!
Все это длилось несколько лет.
А затем солнце вернулось, чтобы обличить все наши грехи, совершенные во тьме. В тот момент его ненавидел каждый. Это был долгожданный рассвет, но уже совершенно ненужный. Было потеряно слишком многое. Солнце стало предателем. Где же оно было раньше, когда мы так жаждали света? И какого черта явилось, когда мы потеряли надежду и уже привыкли обходиться без него?
Я встретил его, сидя на каких-то руинах, прижимая к груди автомат. Мои руки были в крови. Моя одежда была в крови. По моим щекам, смешиваясь с пылью и кровью, текли слезы от слишком яркого света. Кажется, я даже забыл, кем являюсь.
Обернувшись назад, я увидел таких же, как я: замерших на месте, прикрывающих глаза руками, стоящих среди обломков, осколков и мертвых тел. Осознание того, что мы наделали тогда, шарахнуло меня как электрический разряд.
Если бы мы только не поддались, не встали на сторону того, что было сильнее нас, а продолжили бороться, рассвет наступил бы раньше, и солнце стало бы спасением, а не погибелью. Но мы запаниковали, обезумели и, в итоге, трусливо примкнули к врагу, уничтожавшему все на своем пути, сеявшему хаос и разрушение. И теперь, когда все кончилось, мы – те, кто стрелял, взрывал, крушил, сжигал и резал – обречены скрываться от света всю жизнь. Мы привыкли к войне, и нам будет слишком трудно жить в мире.
- - -
Я ненавижу солнце.
Война кончилась. Вот уже десять лет я задергиваю шторы по утрам, чтобы ни единый луч не проник в дом. Я стараюсь не выходить на улицу днем. А если приходится, то всегда надеваю темные очки.
Никто в темноте не видел моего лица. Никто не знает, что я убийца. А мне тяжело жить в мире и спокойствии и нестерпимо мерзко осознавать, что я был тогда одним из тех трусов и предателей. Теперь я больше не имею права видеть свет. Но почему-то до сих пор живу. И не хочу умирать.
Когда я вижу новое поколение, я понимаю, что солнце – для них. А еще, для тех, кто не поддался влиянию тьмы. Для тех, кто всей душой желал мира. Для того меня, который много лет назад запустил со склона бумажный самолетик, чтобы он летел так далеко, насколько это возможно.
В будущее. Ввысь. К небу.
Чтобы там сгореть от солнечных лучей.
Февраль 2014 г.