Серия «Записки тверского дворника»

Подробнее расскажу о нём потом, но уже сейчас хочу поделиться радостью...

😍 Гля, как в нём красиво!

Представьте город без дворников. Что будет? Да будет не город, а свалка. Но копнём глубже. В чём смысл работы дворника? Вроде как, он борется с хаосом и энтропией. Но на деле, дворник латает дыры, которые появились из-за идиотского устройства города. Это работа костыльщика. Именно так называл её Гребер.

Гребер – интеллектуальный анархист, антрополог и панк от мира философии. В книге «Бредовая работа» он вывел пять категорий бессмысленных профессий. Одна из них – костыльщики. Это люди, чья работа существует только потому, что кто-то где-то изначально сделал всё через одно место.

Костыльщики не устраняют проблему. Они подтирают последствия. Вот корпорация, которая могла бы делать нормальные продукты, но продаёт барахло и держит армию техподдержки, чтобы объяснять, как справляться с их хламом. Вот секретарь у начальника, который мог бы сам освоить календарь на компе, но зачем, если можно нанять человека? Или консьерж в здании, где архитектор профукал планировку, и без провожатого фиг найдёшь выход.

А теперь дворник. Костыльщик с метлой. Города строятся так, что мусор неизбежен. Их проектируют вокруг машин, заводов, пластика, фастфуда и рекламы. Если бы города задумывали иначе, уборка была бы не нужна в таких масштабах. Но система уродлива, а дворники и жители городов – её заложники. Дворники не решают проблему мусора, а сопровождают его бесконечный цикл.

Опишу обычную помойку во дворе. Баки – открыты. Пошёл дождик, прилетела птичка, подул ветерочек – и мусор уже везде, кроме баков. Птицы растаскивают его, ветер гоняет по двору. Некоторые баки дырявые – из них мусор сыплется прямо на асфальт. А крупногабаритный мусор? В теории, для него есть отсек. На практике – это яма, в которую валят всё подряд: от покрышек до кошачьего наполнителя. Куча растёт, её края разрастаются, будто стремятся к мировому господству. Если нет нормальной мусорки, мусор не задерживается в пределах отведённого ему пятачка.

Ещё есть песок. Из-за раздолбанных подъездных ступеней его всё больше. Чем больше сколов – тем больше грязи. Ремонтировать некому, денег нет. Так и живём.

А теперь окурки. Это отдельная боль. Виноваты ли люди, что бросают их под ноги? Нет. Виноваты урны. Виноваты дворы. Виноваты карманные пепельницы, о которых никто не знает. Полгода назад я купил 33 штуки и подарил жильцам. Когда забирал пепельницы, кассирши в «Пятёрочке» ржали: «Карманные пепельницы? Кто ими будет пользоваться? Это ж ходить потом с вонючими карманами!». Многие даже не знают, что существуют герметичные карманные пепельнцы.

Урны тоже не спасают. Почти все они без пепельниц. Как-то один мужик бросил окурок рядом с урной. «Я не хотел её поджечь», – оправдался на мой доёб. В итоге – окурок валяется у всех на виду. У подъездов урн часто нет вообще. Люди выходят, курят, ждут такси. Такси подъезжает – окурок летит на ступеньки. И что, дворники должны вечно это выгребать? Это не уборка. Это бред.

Ещё пыль. Открытый грунт, возвышающийся над тротуарами, смывает дождём. Потом высыхает – превращается в грязь, которую снова разносит ветер. Потом снова дождь и вот тротуар и грязь воссоединились... пока нормальная урбания не разлучит вас. Ну а пока дворник подметёт. Круг замкнулся.

Дворник не убирает мусор. Он убирает последствия плохого дизайна города. В идеальном мире мусора бы просто не было. Некуда и нечем мусорить. Но пока система работает через одно место, дворник остаётся костыльщиком. Он не борется с мусором – он ведёт его за руку. Он его сопровождает. Дворник – не страж чистоты, а дитя городского бреда. И это, чёрт возьми, грустно.

И вот кто-то спросит: а что делал бы дворник, если бы мусора не было? Да ничего. И это было бы прекрасно. Но вернёмся из мира идея в замусоренную реальность. Если бы вдруг оказалось, что нечего мести, у меня были бы руки, время и идеи. Я бы высаживал цветы. Вешал бы солнечные батареи на крыши. Читал бы сказки детям и взрослым прямо во дворе, пока солнце светит, а город дышит, наконец-то свободный от мусора. Но пока – метём.

О, как недооценены и как прекрасны эти древние искусства – смоление и метание окурков! Кто ещё так верен ему, как настоящие философы, что во дворах, среди облупленных стен и всратых гаражей, ведут беседы о мироздании? Кто, если не художники панельных джунглей, выцарапывающие трёхбуквенные истины на бетоне, оставляя на губах аромат табака? Кто, если не странствующие пророки, что оставляют родной город в пользу вахты, бросая окурок, как последнее «прощай» родному городу?

Курение — это последнее благородство в мире разрухи. Когда батареи выдыхаются, когда фонари давно померкли, жкх агонизирует — только он, священный огонёк, согревает руки. Это знак избранности! Манифест независимости! Это нищенская роскошь, требующая последних денег или чьей-то доброй воли.

Рука и губы — вот главные герои. Вот актёры великой курительной пьесы! Не этот нелепый пенис, чьё имя вызывает смех, не эта несчастная подмышка, что требует заботы и вообще подозрительна в лексическом смысле. Не пятка, что стала символом сухости, тупости и отчаяния. Нет! Рука и губы — это искусство, это жест. Вот что связывает чистый замысел творца с грязной реальностью!

Сколько картин воспевает их! Сколько фотообъективов ловит их изгиб! Художники, фотографы, поэты, гении от миры эстетики – все понимают величие рук и губ. Руки и губы созданы для высших целей человечества: вдохновлять, услаждать, указывать путь, посылать воздушные поцелуи, вязать свитер, сосать мохито через трубочку, кокетничать.

Курение задействует руку и губы, а потому не может считаться чем-то непристойным или зазорным. Курить можно на виду, чего не скажешь о почёсывании задницы – такое окаянство приходится прятать, эксплуатируя задний карман.

Именно поэтому курение – это эстетика. Это формула гармонии: сигареты + руки + губы = искусство. Убери один элемент – и всё рассыплется. Сигареты + руки + ноздри? Кринж и билет в видео-блогинг. Сигареты + ноги + губы? Цирк уродов. Добавь к рукам и губам еду – и вот уже чревоугодие, жир и прямая дорога в ад. Так пусть же учебники эстетики начнутся с этой аксиомы: сигареты + руки + губы = совершенство.

А кто против курения и окурков? Да те, кто ненавидит радость, мечтает запретить дым, но сам чадит бумагами, штрафами и приказами. Или того хуже – засоряет интернет. Они требуют чистоты, но город чище не становится. Они призывают к здоровью, но где тут здоровая жизнь? Дороги – в ямах, как карманы трудового люда. Дома – осыпаются, как пепел с сигареты. Улицы – в мусоре, как людские головы в глупости. Так почему бы и окурку не вписаться в этот прекрасный пейзаж?

А если мне скажут: «Это вредно!» – ха! Разве вредно удовольствие? Разве не быстротечна жизнь? Разве не скудна она без утех? Что лучше: долгий век в тоске или миг яркий, как пылающий уголёк летящего в лужу пегасика?

Да будет же вечен этот священный огонь – трубка мира, что собирает друзей, услаждает беседу, скрывает тревоги. Да восхвалится смоление и окуркометание! Ибо нет в жизни момента человечнее, чем бросить окурок на асфальт и видеть, как он тлеет в ночи, словно последняя надежда этого города.

И будут прокляты дворники – адовы исчадия, разрушающие сей священный пейзаж.

Спросил мужика, зачем он нарочно кинул окурок мимо урны, а через минуту пожалел об этом вопросе.

***

Дело было так… Стою на улице, наблюдаю: мужик возле супермаркета докуривает сигарету. «И куда он её выкинет? — думаю. — До урны метров шесть. Бьюсь об заклад, бросит под ноги. Вот бы телефон успеть достать и заснять… Не успел, блин!»

Мужик делает шаг в сторону урны. Молодец какой! Ещё шаг, другой, наклоняется — Пиу! — и кидает бычок к основанию бетонной ёмкости. Вот же плесень на покрове общества!

Мужик входит в супермаркет. Срываюсь за ним и на ходу выключаю аудиокнигу на словах Ленина: «Эта ненависть представителя угнетенных и эксплуатируемых масс есть поистине начало всякой…». Догоняю мужика в магазине.

— Скажите на милость, а почему вы окурок бросили не в урну, а рядом? — пристаю к нему.

— Чтобы внутри ничего не загорелось… — отвечает, и тут же в голове слышу: «Зря».

Лицо у него тощее, но одутловатое, местами блестит. Кожа сухая, потрескавшаяся, в красных пятнах, будто от заживающих ожогов. Лоб, нос, щёки — испещрены сосудистыми звёздочками. Старый алкаш.

— Но ведь можно было потушить об урну и безопасно бросить внутрь, — продолжаю.

— Обо что там тушить?

— Пойдёмте, я вам покажу… — хватаю его за плечо и дёргаю.

— Да ты кто такой?! — возмущается он и толкает меня.

(Это справедливый вопрос, потому что я не представился.)

— Я местный дворник.

— Ну вот, я и не намусорил, а аккуратно бросил окурок возле урны.

— Так окурок же — мусор?

— Ну…

— А урна для мусора. В неё и надо кидать. А чтобы не загорелась, тушить об стенку… — показываю, как докуриваю воображаемый бычок и тушу его об стену супермаркета.

— А я не хочу урну марать. Она ж потом грязная будет. А так чистая!

Тут я всё. Стоял истуканом, пялился на него и молчал, словно мусора в рот набрал. На языке вертелись только оскорбления — пришлось проглотить. Мужик ушёл.

Вылетел из магазина и пошёл в другой, лишь бы от алкаша подальше. Хотел заесть стресс, но овощами. Когда щупал тыкву, представил, как бью её, а она с хрустом трескается — Хрусь! Наверняка человеческая голова так же ломается.

Пока выбирал овощи и пытался успокоиться дыханием, включилась совесть:

«Дурак ты… Нашёл, к кому прицепиться. Он сам себя наказывает, приближая мучительную смерть. Впрочем, и тебе почти такая же грозит. У вас одинаковый конец — значит, ты не лучше. Ты бы ещё до инвалида докопался. Вот герой! Напал на мужика. Без уважения, дёргать начал. А он, между прочим, эстетическими соображениями руководствовался: не хотел пачкать урну! Так ты собираешься строить социалистическое общество? Так ты развиваешь гуманизм? Иди Толстого почитай!»

До дома доплёлся с опущенными под тяжестью стыда плечами. В коридоре взглянул в зеркало — а там карикатура на гражданина. Стереотипный дворник, мем, объект насмешек. Озлобленный дурак, который от бессилия срывается в морализаторство, в одном шаге от хамства и кулаков. Хотя по сути своей работы должен делать одно: молча убирать за людьми.

Попросить бы прощения у старика. Да в яростном затмении уже забыл его лицо. Зато урну запомнил: бетонная гадина без пепельницы сверху.