Серия «Быт и нравы дореволюционной России»

Современному читателю бывает трудно понять некоторые нюансы произведения классиков, ведь изменились и быт, и нравы. У меня уже были небольшие разборы двух глав «Мертвых душ». На этот раз немного о приятных дамах из девятой главы первого тома.

«Поутру, ранее даже того времени, которое назначено в городе N для визитов, из дверей оранжевого деревянного дома с мезонином и голубыми колоннами выпорхнула дама в клетчатом щегольском клоке, сопровождаемая лакеем в шинели с несколькими воротниками и золотым галуном на круглой лощеной шляпе. Дама вспорхнула в тот же час с необыкновенною поспешностью по откинутым ступенькам в стоявшую у подъезда коляску. Лакей тут же захлопнул даму дверцами, закидал ступеньками и, ухватясь за ремни сзади коляски, закричал кучеру: “Пошел!”» В этом отрывки читатель видит характерную деталь того времени: дворянки, как правило, одни никуда не отправлялись. С детьми и совсем юными девами более-менее понятно, с ними были обычно гувернантки или старшие родственницы. Но в одиночку не ходили и взрослые женщины. Иногда дамы заводили себе компаньонок (чаще всего из числа бедных родственниц), иногда брали прислугу. При этом просто идти пешком по улице тоже было не принято, это было уделом крестьянок и мещанок. Хотели погулять – ехали в парк или иную отведенную под это зону, там и гуляли, в гости или по делу – только в экипаже. И позади более-менее обеспеченной барыни непременно плелись служанка или лакей.

Клок — разновидность женской верхней одежды без рукавов колоколообразной формы. Как видно из названия, этот предмет гардероба пришел в Россию из Англии, и случилось это примерно в конце 18 века. Клетчатые ткани вошли в моду в связи с популярностью романов Вальтера Скотта.

«Приезд гостьи разбудил собачонок, спавших на солнце: мохнатую Адель, беспрестанно путавшуюся в собственной шерсти, и кобелька Попури на тоненьких ножках. Тот и другая с лаем понесли кольцами хвосты свои в переднюю, где гостья освобождалась от своего клока и очутилась в платье модного узора и цвета и в длинных хвостах на шее; жасмины понеслись по всей комнате». Хвостами называли модные в то время меховые боа. Парфюм часто был в виде моноароматов, реже из 2-3 нот. Кто-то благоухал розами, кто-то фиалками, а просто приятная дама – жасмином.

«Восклицание, которое издала в это время дама приятная во всех отношениях, вдруг дало другое направление к разговору.— Какой веселенький ситец! — воскликнула во всех отношениях приятная дама, глядя на платье просто приятной дамы.— Да, очень веселенький. Прасковья Федоровна, однако же, находит, что лучше, если бы клеточки были помельче, и чтобы не коричневые были крапинки, а голубые. Сестре ее прислали материйку: это такое очарованье, которого просто нельзя выразить словами; вообразите себе: полосочки узенькие-узенькие, какие только может представить воображение человеческое, фон голубой и через полоску всё глазки и лапки, глазки и лапки, глазки и лапки... Словом, бесподобно! Можно сказать решительно, что ничего еще не было подобного на свете». Ситец в России делали с 18 века из привозных хлопковых тканей. Цена его зависела в том числе от рисунка. Узор наносился сначала вручную, потом появились машины, но они позволяли печатать незатейливые узоры в 2-3 цвета. В 1830-х получила распространение многокрасочная печатная машина «перротина». «Перротина» давала возможность печатать такие сложные узоры, и для многих это действительно было невиданным делом. В том числе из-за появления такой техники в моду вошли «веселенькие» расцветки.

Далее дамы обсуждают моду

— Да, поздравляю вас: оборок более не носят.

— Как не носят?— На место их фестончики.

— Ах, это нехорошо, фестончики!— Фестончики, всё фестончики: пелеринка из фестончиков, на рукавах фестончики, эполетцы из фестончиков, внизу фестончики, везде фестончики.

Оборка – декоративный элемент отделки одежды в виде полосы ткани, собранной с одной стороны в сборку или складку. Он пришивается к одежде собранной частью, образуя красивые волны. Фестон — декоративный элемент, орнаментальная полоса с обращенным вниз узором в форме листьев, цветов, ступенчатых зубцов, равнобедренных треугольников, и т. д. (и речь не только об одежде). Пелерина - безрукавная накидка или съёмный, большой, закрывающий плечи воротник.

— Я сама тоже... Право, как вообразишь, до чего иногда доходит мода... ни на что не похоже! Я выпросила у сестры выкройку нарочно для смеху; Меланья моя принялась шить.

— Так у вас разве есть выкройка? — вскрикнула во всех отношениях приятная дама не без заметного сердечного движенья.

— Как же, сестра привезла.

— Душа моя, дайте ее мне ради всего святого.

— Ах, я уж дала слово Прасковье Федоровне. Разве после нее.

— Кто ж станет носить после Прасковьи Федоровны? Это уже слишком странно будет с вашей стороны, если вы чужих предпочтете своим.

Во времена Гоголя выкройка – действительно редкая и ценная вещь. В ателье и у портних выкройки имелись, но они разрабатывались самостоятельно опытным путем и были исключительно для служебного пользования. Ими никто по доброй воле не делился, также как рестораны не делились рецептами фирменных блюд. Модные журналы долгое время печатали только иллюстрации с одетыми людьми и общими описаниями. А как потом это шить – это уже была проблема портных и заказчиков. Специализированные издания с выкройками появились только в 1820-х. В Англии их публиковала фирма некого Смита, затем во Франции появилась фирма M-me La Poulli. Но и они выпускали свою продукцию ограниченным тиражом, и достать ее было крайне сложно. Еще одной проблемой было то, что выкройки были только в одном размере. Если человек в этот размер не вписывался, то приходилось дорабатывать модель самостоятельно. В 1850 году бумажные выкройки стали публиковаться в качестве приложения к журналу «World Fashion», а в 1860-х активно продавать выкройки стал американский портной Эбенезер Баттерик. Он же додумался делать выкройки одной модели разных размеров. Это считается серьезной вехой в истории моды. А за 30 лет до этого дамы считали выкройку сокровищем, которое действительно трудно достать.

Далее гостья перешла к главной цели визита.

— Ах, жизнь моя, Анна Григорьевна, если бы вы могли только представить то положение, в котором я находилась, вообразите: приходит ко мне сегодня протопопша — протопопша, отца Кирилы жена — и что бы вы думали: наш-то смиренник, приезжий-то наш, каков, а?

— Как, неужели он и протопопше строил куры?

Протопоп - высший сан белого духовенства, существовавший в Русской православной церкви с XVI до начала XIX века. Протопоп по сути был помощником епископа в конкретном округе епархии, называвшимся благочинием. Это был карьерный потолок для попа, более высокий сан мог занимать только представитель чёрного духовенства, то есть постриженный в монахи. «Протопопша» может показаться словом разговорным и даже пренебрежительным, но в то время социальный статус женщины определялся по мужу, поэтому слова «генеральша», «капитанша» и т. д. были абсолютно нормальны. Строить куры от фр. faire la cour – ухаживать.

Далее красочный рассказ о том, как к протопопше явилась несчастная помещица Коробочка, к которой якобы нагло вломился агрессивный Чичиков и стал требовать мёртвые души.

— Да что Коробочка, разве молода и хороша собою?

— Ничуть, старуха.

— Ах, прелести! Так он за старуху принялся. Ну, хорош же после этого вкус наших дам, нашли в кого влюбиться.

— Да ведь нет, Анна Григорьевна, совсем не то, что вы полагаете. Вообразите себе только то, что является вооруженный с ног до головы, вроде Ринальда Ринальдина

Ринальдо Ринальдини – разбойник, герой одноименного романа немецкого писателя Х.-А. Вульпиуса.

— Ну, слушайте же, что такое эти мёртвые души, — сказала дама приятная во всех отношениях, и гостья при таких словах вся обратилась в слух: ушки её вытянулись сами собою, она приподнялась, почти не сидя и не держась на диване, и, несмотря на то что была отчасти тяжеловата, сделалась вдруг тонее, стала похожа на легкий пух, который вот так и полетит на воздух от дуновенья.

Так русский барин, собачей и иора-охотник, подъезжая к лесу, из которого вот-вот выскочит оттопанный доезжачими заяц, превращается весь с своим конем и поднятым арапником в один застывший миг, в порох, к которому вот-вот поднесут огонь.

Иора (ёра) – забияка, удалец, отсюда и глагол ёрничать. Доезжачий - старший псарь, который занимался обучением собак и управлял ими во время охоты. Оттопать – вогнать зверя опять в лес, чтоб снова выгнать на барина.

— Это просто выдумано только для прикрытья, а дело вот в чём: он хочет увезти губернаторскую дочку.

Это заключение, точно, было никак неожиданно и во всех отношениях необыкновенно. Приятная дама, услышав это, так и окаменела на месте, побледнела, побледнела как смерть и, точно, перетревожилась не на шутку.

— Ах, боже мой! — вскрикнула она, всплеснув руками, — уж этого я бы никак не могла предполагать.

— А я, признаюсь, как только вы открыли рот, я уже смекнула, в чём дело, — отвечала дама приятная во всех отношениях.

— Но каково же после этого, Анна Григорьевна, институтское воспитание! ведь вот невинность!

— Какая невинность! Я слышала, как она говорила такие речи, что, признаюсь, у меня не станет духа произнести их.

— Знаете, Анна Григорьевна, ведь это просто раздирает сердце, когда видишь, до чего достигла наконец безнравственность.

— А мужчины от неё без ума. А по мне, так я, признаюсь, ничего не нахожу в ней… Манерна нестерпимо.

— Ах, жизнь моя, Анна Григорьевна, она статуя, и хоть бы какое-нибудь выраженье в лице.

— Ах, как манерна! ах, как манерна! Боже, как манерна! Кто выучил её, я не знаю, но я еще не видывала женщины, в которой бы было столько жеманства.

Надо заметить, что институтское воспитание было предельно консервативным, поверхностным, а кокетство и увлечение косметикой в институтах благородных девиц порицались. Воспитанницы проводили долгие годы изолированно от семей и привычных для их ровесниц вещей. В итоге девушки выпускались вышколенными в плане манер, с типовым набором знаний для поддержания светского разговора, умели петь, танцевать, говорить на французском языке, но совершенно не знали реалий жизни. Дочка губернатора только окончила институт и тут же стала жертвой сплетен опытных «хищниц», которые с энтузиазмом начали уничтожать её репутацию. Разговоры про злоупотребление косметикой или жеманство - это мелочь. А вот утверждение, что девушка собиралась сбежать с мужчиной - совсем другое дело. Такой слух оставил бы жирное пятно на репутации.

До этого были посты про Ноздрёва и Коробочку.

Накануне праздников напрашивается исторический пост про то, как отмечали их до революции, но такой пост у меня уже был. Поэтому рассказ будет о том, как зимой развлекались.

У крестьян работы хватало и в зимнее время. Уход за скотиной, изготовление холстов, плетение лаптей, повседневная рутина. К тому же часть крестьян уезжала в город на заработки, чтобы вернуться весной к началу сельскохозяйственных работ. Времени оставалось не так уж много, но развлечения у крестьян все же были, особенно у молодежи.

Вечерами устраивались посиделки, они же посидухи, засядки, засиды. Были и другие многочисленные локальные названия, так как явление было повсеместное. Дневные посиделки часто проводились девушками и женщинами, и они совмещали общение с рукоделием и прядением. Посиделки, проводимые вечером - вечорки, вечеринки и не только. Некоторые крестьяне предоставляли место для этих мероприятий в обмен на дрова или какие-либо услуги. На вечорках собиралась преимущественно незамужние девушки и холостые парни. Они пели, танцевали и, конечно, флиртовали. Еще одно часто встречающееся название коллективного досуга и общения - беседы. Как видно из названия, на беседах чаще всего именно беседовали, обсуждали новости, делились впечатлениями. Иногда были беседы, рассчитанные на мужскую компанию.

Среди любимых зимних развлечений – катание с горок, игра в снежки. При этом с горок на санках катались не только дети, но и взрослые. Горки оборудовали и в сельской местности, и в городах. Многие любили зимние катания на санях. Иногда для этого собирались большой компанией и гоняли на высокой скорости. Случалось, что на поворотах кто-то из пассажиров вылетал в сугроб. Особенно много подобных заездов устраивалось на праздниках.

Популярным детским развлечением был кубарь. Кубарь представлял собой цилиндрический предмет, напоминающий волчок. В него играли круглый год, но зимой чаще.

Рассказывая о детстве в Тульской губернии 18 века, А. Т. Болотов вспоминает любимую местными мальчишками игру «килка», которая напоминала хоккей, только участники были без коньков. Возможно, речь шла о зимнем варианте игры «кила», которая появилась еще в Новгородской республике.

Во время зимних праздников (Рождество, Новый год, святки, длившиеся до крещения) дети и молодежь ходили колядовать. Они перемещались от дома к дому, распевая при этом традиционные песни. Хозяева угощали их сладостями или давали денег. Особенно любили колядки на территории современной Украины.

Другим популярным развлечением были ряженые. Знаком, что хозяева дома рады таким визитёрам, была свеча или лампа на окне, но могли прийти и без приглашения. Ряженые всеми силами старались остаться неузнанными. Костюмы для этого могли быть самыми разными. Рядились цыганами, представителями различных профессий, молодёжь – стариками и старухами, но самыми частыми были образы животных: лошадей, медведей, журавлей. Популярным персонажем была коза.

Озорники надевали на себя старую одежду, мазали лицо сажей, углем или свеклой, вешали бороды из мочала. Чтобы изменить голос и черты лица, могли прятать во рту куски репы или иных овощей. На территории Новгородской губернии ряженых называли окрутниками и самокрутками. Местные жители особенно любили образы медведей и лошадей.

Чтобы изобразить журавля, обычно выворачивали верхнюю одежду и прятались под неё таким образом, чтобы один рукав был над головой. В него просовывали длинную палку с торчащей веткой, которая была клювом. Чтобы изобразить медведя, выворачивали мехом наружу меховые тулупы. На руки надевали мохнатые рукавицы, а к ногам могли привязать еще и металлическую посуду, которая звенела, когда ряженый пускался в пляс. Медведь был дрессированным и выполнял разные трюки, иногда высмеивая односельчан.

Самый простой способ изобразить лошадь – сесть верхом на коромысло. Спереди на него вешали валенок, изображавший голову, сзади приделывали хвост из мочала. Почти что хоббихорсинг. Чаще лошадь изображали два идущих друг за другом парня, положивших себе на плечи две жерди, на которые накидывали ткань. Иногда, чтобы сымитировать туловище, между жердями вешали короб. Встречались и более сложные конструкции. На лошади мог сидеть «мужичок» с большой бородой из мочала. Лошадь фыркала, пританцовывала, пыталась обнюхивать прохожих, особенно девушек. А если девушка не нравилась, её могли толкнуть или лягнуть.

В Новгородской губернии были и другие шутки. Например, сопровождавший лошадь цыган предлагал хозяевам поменять её на кого-то из домочадцев или скотину. Далее шёл шутливый торг, а когда хозяин, наконец, соглашался, лошадь с громким ржанием убегала из избы. Или был другой вариант, для девушек. Конь или медведь падал, а сопровождавший его человек ворчал, что девушка заморила животину. За это требовалось купить хоть шкуру. За сколько рублей сторговались, столько раз девушку могли ударить ремнём. А если девушка чем-то ранее не угодила, её могли отстегать и серьёзнее. Сходные развлечения были и в других губерниях.

На Святках и особенно Крещенье девушки часто гадали на суженого. Способов было много. Например, кинуть за спину обувь. В какую сторону укажет носок, с той стороны приедет жених. Лили в воду воск, а потом смотрели на очертания появившихся фигур. Гадание с зеркалом показано в балладе «Светлана» Жуковского. О гаданиях пост тоже уже был.

Из воспоминаний кавалерист-девицы Н. А. Дуровой: «Настали святки, начались игры, переодевания, гадания, подблюдные песни. В нашей стороне всё это сохранилось ещё во всей своей свежести; все мы, старые и молодые, очень протяжно припеваем: слава! и верим, как оракулу, что кому вынется, тому сбудется, не минуется; и я, как мои подруги, шептала на свое золотое кольцо и клала его под салфетку в блюдо; но как я моему кольцу говорила не то, что мои подруги говорили своим, то очень удивлялась, если мне, вместо саней, выходила кошурка! Если которая из подруг не была тут и спрашивала меня на другой день, что тебе вышло: “Да вот эта гадкая кошурка!!” – “Гадкая кошурка!.. Да ведь это лучшая песня из всех!.. Ну, а тебе какой бы хотелось?” Я не могла сказать, какой именно: это была глубокая тайна моя!.. Впрочем, по наружности я ни в чем не отставала от моих подруг и, увлекаемая силою примера и ветренностию моего возраста, делала всё то же, что и они.

В один вечер подруги мои собрались у меня. После всех возможных игр побежали все мы с зеркалом в руках наводить его на месяц; каждая кричала, что видит кого-то, и со страхом, настоящим или притворным, передавала зеркало в руки другой. Дошла очередь до меня; я навела зеркало на месяц и любовалась его ясным ликом... “Ну, что!.. Видишь ли что-нибудь?..” - спрашивали меня со всех сторон. “Постойте! ещё ничего покудова!..” Это я сказала громко и в ту же секунду услыхала, что снег захрустел от чьей-то тяжкой походки; подруги мои взвизгнули и побежали; я проворно оглянулась: это был мой Алкид! Он услыхал мой голос, оторвался и прибежал ко мне, чтоб положить свою голову на моё плечо. Ах, с каким восторгом обняла я крутую шею его!.. Подруги мои воротились, и громкий хохот их заставил доброго коня моего делать картинные прыжки, все, однако ж, вокруг меня; наконец я отвела его к дверям конюшни, и он очень послушно пошёл в своё стойло. <…> Воротясь в залу, подруги мои рассказывали молодым дамам, что мой Алкид и прыжками своими, и брыканием разогнал всех возможных суженых и что они не могли никого увидеть. <…> Решено заключить все роды гаданий бросанием башмака через ворота. <…> Все мы построились в шеренгу против ворот; я была в середине, итак, начинать было не мне; поочередно каждая снимала свой башмак, оборачивалась спиною к воротам и бросала башмак через голову и через ворота. Все мы бежали опрометью смотреть, как он лёг, в которую сторону носком; девица надевала его, и мы опять становились во фрунт. Дошла очередь до меня; я скинула свой атласный светло-голубой башмак, оборотилась спиною к воротам... В это время послышался скрып полозьев; но мимо дома нашего проезжали так же, как и мимо всякого другого, итак, этот скрып не помешал мне сказать моему башмаку, что куда я поеду, чтоб туда он упал носком. С последним словом я бросила его через голову за ворота. Башмаки моих подруг падали тотчас подле ворот; но я была сильнее их, итак, башмак мой полетел выше и далее. В то самое время, как он взвился на воздух из руки моей, какой-то экипаж быстро подкатился, остановился и восклицание: “что это!..” оледенило кровь мою; я окаменела от испуга: это была матушка!.. Она приехала, и башмак мой упал к ней в повозку».

Некоторые вышеперечисленные развлечения любили и дворяне. Барышни тоже с удовольствием гадали и катались с горки. Молодёжь тоже с удовольствием ряжеными заявлялась в гости и «интриговала», то есть заставляла гадать, кто скрывается под маской. При этом говорить в слух о своих догадках было не принято, чтобы не лишить удовольствия других участников. Маске говорили об этом тихо, чтобы этот человек мог подтвердить или опровергнуть догадку кивком головы или незаметным пожатием руки. Традиционно на зимнее время приходилось наибольшее число балов, маскарадов, иных светских событий и театральных премьер, но это уже отдельная история.

Занятием, достойным представителей благородного сословия, было катание на коньках. Считается, что коньки в Россию впервые привёз из Голландии Пётр I, и первоначально они привязывались к сапогам. Затем он наладил производство в Туле и внёс изменение в конструкцию, соединив лезвие с обувью. Коньки стали удобнее, а их переднюю часть украсили лошадиные головы, что и дало название новинке. Но вскоре коньки утратили популярность. Интерес к ним вернулся во второй половине 19 века. Популярным катание на коньках вновь стало во второй половине XIX века. В 1864 году в Санкт-Петербурге был открыт первый в Российской империи конькобежный клуб. В 1865 году в Юсуповском саду был открыт первый общественный каток. Самым популярным был каток в Таврическом саду. Для катаний часто огораживали участки на замерзших реках.

Москвичи катались на Патриарших прудах. А. И. Куприн описал этот каток в «Юнкерах»: «В ту же субботу, ранним вечером, успел Александров сбегать с коньками на небольшой, но уютный и близкий от дома каток Патриарших прудов. Там нынче не было музыки, но зато беговое ледяное поле, находившееся под присмотром ревностных членов конькобежного клуба, отличалось замечательной чистотой и зеркальной гладкостью. Над деревянной кабинкой, где спортсмены надевали на ноги коньки, пили лимонад и отогревались в морозные дни, — висел печатный плакат: "Просят гг. посетителей катка без надобности не царапать лед вензелями и не делать резких остановок, бороздящих паркет".

Александров сначала опасался, что почти шестимесячная отвычка от "патинажа" даст себя знать тяжестью, неловкостью и неумелостью движений. Но когда он быстрым полубегом-полускоком обогнул четыре раза гладкую поверхность катка и поплыл большими круглыми, перемежающимися размахами, то сразу радостно почувствовал, что ноги его по-прежнему работают ловко, послушно и весело и отлично помнят конькобежный темп.

Какой-то пожилой толстый спортсмен, с крошечной круглой шапочкой на голове, воскликнул, сбегая на коньках с деревянной лестницы:

— Браво, господин юнкер! Браво, браво, молодцом.

Александров с широкой улыбкой приложил правую руку к своей барашковой орленой шапке и подумал не без гордости: "Это еще пустяки. А вот ты лучше погляди на меня в следующий вторник, на Чистых прудах, где я буду без шинели, без этого нелепого штыка, в одном парадном мундире, рука об руку с ней, с Зиночкой Белышевой, самой прекрасной и грациозной барышней в мире…"» Также москвичи любили каток в Зоологическом саду.

На катке Левин встретился с Китти Щербацкой в романе «Анна Каренина»: «Был ясный морозный день. У подъезда рядами стояли кареты, сани, ваньки, жандармы. Чистый народ, блестя на ярком солнце шляпами, кишел у входа и по расчищенным дорожкам, между русскими домиками с резными князьками; старые кудрявые берёзы сада, обвисшие всеми ветвями от снега, казалось, были разубраны в новые торжественные ризы <…> На льду собирались в этот день недели и в эту пору дня люди одного кружка, все знакомые между собою. Были тут и мастера кататься, щеголявшие искусством, и учившиеся за креслами, с робкими неловкими движениями, и мальчики, и старые люди, катавшиеся для гигиенических целей <…> Николай Щербацкий, двоюродный брат Кити, в коротенькой жакетке и узких панталонах, сидел с коньками на ногах на скамейке и, увидав Левина, закричал ему: — А, первый русский конькобежец! Давно ли? Отличный лёд, надевайте же коньки.— У меня и коньков нет, — отвечал Левин, удивляясь этой смелости и развязности в её присутствии и ни на секунду не теряя её из вида, хотя и не глядел на неё. Он чувствовал, что солнце приближалось к нему. Она была на угле и, тупо поставив узкие ножки в высоких ботинках, видимо робея, катилась к нему. Отчаянно махавший руками и пригибавшийся к земле мальчик в русском платье обгонял её. Она катилась не совсем твёрдо; вынув руки из маленькой муфты, висевшей на снурке, она держала их наготове и, глядя на Левина, которого она узнала, улыбалась ему и своему страху. Когда поворот кончился, она дала себе толчок упругою ножкой и подкатилась прямо к Щербацкому; и, ухватившись за него рукой, улыбаясь, кивнула Левину». ВС1889 года в Российской империи проводился чемпионат по конькобежному спорту. В 1908 году олимпийским чемпионом в дисциплине «специальные фигуры» стал Николай Панин-Коломенкин.

И это лишь часть зимних развлечений.

Этот пост – продолжение разбора литературных произведений с точки зрения быта и нравов времени, когда они были написаны. На этот раз речь снова пойдет о романе Л. Н. Толстого «Анна Каренина». Для разбора я взяла шестую часть, эпизод, в котором Долли приезжает навестить Анну в имение Вронского. Эта часть довольно интересна с точки зрения того, как тонко показана борьба в душе Долли, тут и жалость, и житейские размышления, и зависть по соседству с «белым пальто». Интересных бытовых деталей в романе очень много.

Начинается эпизод с того, что Долли едет в коляске и спрашивает дорогу у попавшихся по дороге мужиков. Они объясняют, как проехать, а затем оказывается, что обитатели имения сами едут ей на встречу, так как хотели посмотреть новые жатвенные машины – Вронский оборудовал хозяйство по последнему слову техники. «Это были Вронский с жокеем, Весловский и Анна верхами и княжна Варвара с Свияжским в шарабане. Они ездили кататься и смотреть действие вновь привезенных жатвенных машин». Шарабан – большой экипаж, в котором сиденья в виде поперечных скамеек. Шарабаны использовались для небольших поездок и прогулок целой компанией или большой семьей. Если сравнивать с современным транспортом, можно сказать, микроавтобус.

«Анна ехала спокойным шагом на невысоком плотном английском кобе со стриженою гривой и коротким хвостом. Красивая голова ее с выбившимися черными волосами из-под высокой шляпы, ее полные плечи, тонкая талия в черной амазонке и вся спокойная грациозная посадка поразили Долли».

Амазонка - женское платье из бархата, сукна или плотного шёлка с юбкой особой асимметричной конструкции, предназначенное для верховой езды в дамском седле. Юбка амазонки была заметно длиннее с одной стороны, чтобы полностью закрывать ноги женщины, сидящей боком в седле. У юбок также часто был длинный шлейф. При ходьбе этот шлейф дамы придерживали рукой. Первоначально у амазонок были пышные юбки, но в 1870-х появились и более узкие варианты. Ездить в обычном седле дамам считалось неприличным, к тому же в платьях в любом случае это было неудобно. Некоторые особо дерзкие любительницы верховой езды предпочитали ездить по-мужски и даже надевали при этом мужскую одежду. Амазонка и дамское седло были вариантом приличным и по-своему кокетливым, так как залезть на лошадь, слезть с нее, ходить, не спотыкаясь и изящно поддерживая юбку, требовало сноровки, но с другой стороны подчеркивало грациозность дамы.

Но Долли и этот благопристойный вариант показался сомнительным. «В первую минуту ей показалось неприлично, что Анна ездит верхом. С представлением о верховой езде для дамы в понятии Дарьи Александровны соединялось представление молодого легкого кокетства, которое, по ее мнению, не шло к положению Анны; но когда она рассмотрела ее вблизи, она тотчас же примирилась с ее верховою ездой».

Далее компания увидела Долли, и произошла радостная встреча. «Княжна Варвара была тетка ее мужа, и она давно знала ее и не уважала. Она знала, что княжна Варвара всю жизнь свою провела приживалкой у богатых родственников; но то, что она жила теперь у Вронского, у чужого ей человека, оскорбило ее за родню мужа. Анна заметила выражение лица Долли и смутилась, покраснела, выпустила из рук амазонку и спотыкнулась на нее. Дарья Александровна подошла к остановившемуся шарабану и холодно поздоровалась с княжной Варварой. Свияжский был тоже знакомый. Он спросил, как поживает его чудак-приятель с молодой женой, и, осмотрев беглым взглядом непаристых лошадей и с заплатанными крыльями коляску, предложил дамам ехать в шарабане.

— А я поеду в этом вегикуле, — сказал он. — Лошадь смирная, и княжна отлично правит.— Нет, оставайтесь как вы были, — сказала подошедшая Анна, — а мы поедем в коляске, — и, взяв под руку Долли, увела ее».

Ранее для женщины, особенно молодой, считалось не слишком приличным жить одной. В таком случае дамы старались найти себе компаньонку. В компаньонки к богатым барыням часто шли бедные родственницы, иногда просто бедные дворянки из числа бездетных вдов или старых дев. С другой стороны княжна Варвара выполняла для Анны и другую функцию. Люди из ее прежнего окружения прекратили с ней общение. Варвара хоть и была приживалка, но зато с титулом, и это показывало, что «приличные» люди с Анной тоже общаются и даже готовы жить в ее доме. То есть Долли в глубине души, возможно, хотела представляла себя доброй самаритянкой, готовой снизойти до грешницы, а, как оказалось, и без нее есть желающие. При этом «самаритянка» на фоне грешницы выглядит непрезентабельно. Непаристые – не составляющие пару, разномастные, разносортные. Свияжских сразу отмечает плохих лошадей, потрепанную коляску. Вегикул – деревенская повозка.

Тем не менее Долли пытается скрыть свои эмоции.
— Ты смотришь на меня, — сказала она, — и думаешь, могу ли я быть счастлива в моем положении? Ну, и что ж! Стыдно признаться; но я... я непростительно счастлива. Со мной случилось что-то волшебное, как сон, когда сделается страшно, жутко, и вдруг проснешься и чувствуешь, что всех этих страхов нет. Я проснулась. Я пережила мучительное, страшное и теперь уже давно, особенно с тех пор, как мы здесь, так счастлива!.. — сказала она, с робкою улыбкой вопроса глядя на Долли.

— Как я рада! — улыбаясь, сказала Долли, невольно холоднее, чем она хотела. — Я очень рада за тебя. Отчего ты не писала мне?

— Отчего? Оттого, что я не смела... ты забываешь мое положение...

— Мне? Не смела? Если бы ты знала, как я... Я считаю...

Далее Анна показывает гостье имение, строящуюся больницу для крестьян, затем дом. «Оставшись одна, Дарья Александровна взглядом хозяйки осмотрела свою комнату. Все, что она видела, подъезжая к дому и проходя через него, и теперь в своей комнате, все производило в ней впечатление изобилия и щегольства и той новой европейской роскоши, про которые она читала только в английских романах, но никогда не видала еще в России и в деревне. Все было ново, начиная от французских новых обой до ковра, которым была обтянута вся комната. Постель была пружинная с матрасиком и с особенным изголовьем и канаусовыми наволочками на маленьких подушках. Мраморный умывальник, туалет, кушетка, столы, бронзовые часы на камине, гардины и портьеры — все это было дорогое и новое».

Канаус – вид шелковой ткани, не самый дорогой, но и не дешевый, ведь шелк вообще по определению стоил либо дорого, либо очень дорого. Из этой ткани купчихи любили шить платья. Долли вполне могла носить парадно-выходное платье из канауса, а в доме Вронского его пустили на такую утилитарную вещь как наволочки. Первый пружинный матрас появился за границей только в 1871 году, а в продажу поступил еще позже. Роман вышел в 1878 году, и на тот момент в России пружинный матрас был дорогостоящей редкостью.

«Пришедшая предложить свои услуги франтиха-горничная, в прическе и платье моднее, чем у Долли, была такая же новая и дорогая, как и вся комната, Дарье Александровне были приятны ее учтивость, опрятность и услужливость, но было неловко с ней; было совестно пред ней за свою, как на беду, по ошибке уложенную ей заплатанную кофточку. Ей стыдно было за те самые заплатки и заштопанные места, которыми она так гордилась дома. Дома было ясно, что на шесть кофточек нужно было двадцать четыре аршина нансуку по шестьдесят пять копеек, что составляло больше пятнадцати рублей, кроме отделки и работы, и эти пятнадцать рублей были выгаданы. Но пред горничной было не то что стыдно, а неловко».

Тут продолжение темы тканей. Нансук – тонкая и прочная отбеленная хлопчатобумажная ткань полотняного переплетения, вид муслина. Из нансука чаще всего шили белье.

«Комната эта была не та парадная, которую предлагал Вронский, а такая, за которую Анна сказала, что Долли извинит ее. И эта комната, за которую надо было извинять, была преисполнена роскоши, в какой никогда не жила Долли и которая напомнила ей лучшие гостиницы за границей». Комнаты в усадьбах и барских квартирах часто делились на парадные и просто жилые. В парадных встречали гостей, они обычно в городе выходили окнами на улицу, если в особняке – в сад, были хорошо меблированы, на полу часто был паркет. В обычных жилых комнатах, куда гости не ходили, интерьеры обычно были проще, окна во двор или хозпостройки, полы часто были просто дощатые. Но у Вронского все комнаты роскошны.
— Так, пожалуйста, отдай вымыть, если можно, — перебивала ее Дарья Александровна.— Слушаю-с. У нас на постирушечки две женщины приставлены особо, а белье все машиной. Граф сами до всего доходят. Уж какой муж...

Стиральные машины в то время были редкостью и в основном стояли в прачечных, выполнявших крупные заказы, например, обслуживавшие учебные заведения.

«Анна переоделась в очень простое батистовое платье. Долли внимательно осмотрела это простое платье. Она знала, что значит и за какие деньги приобретается эта простота».

Тут снова Долли обращает внимание на одежду. Батист – тонкая легкая ткань из хлопка или льна, стоила дорого, производилась преимущественно во Франции.

Далее дамы говорят о дочери Анны и Вронского, осматривают детскую.

— Ани? (Так звала она дочь свою Анну.) Здорова. Очень поправилась. Ты хочешь видеть ее? Пойдем, я тебе покажу ее. Ужасно много было хлопот, — начала она рассказывать, — с нянями. У нас итальянка была кормилицей. Хорошая, но так глупа! Мы ее хотели отправить, но девочка так привыкла к ней, что все еще держим…

В детской роскошь, которая во всем доме поражала Дарью Александровну, еще больнее поразила ее. Тут были и тележечки, выписанные из Англии, и инструменты для обучения ходить, и нарочно устроенный диван вроде бильярда, для ползания, и качалки, и ванны особенные, новые. Все это было английское, прочное и добротное и, очевидно, очень дорогое. Комната была большая, очень высокая и светлая. Когда они вошли, девочка в одной рубашечке сидела в креслице у стола и обедала бульоном, которым она облила себе всю грудку. Девочку кормила и, очевидно, с ней вместе сама ела девушка русская, прислуживавшая в детской. Ни кормилицы, ни няни не было; они были в соседней комнате, и оттуда слышался их говор на странном французском языке, на котором они только и могли между собой изъясняться.

В богатых домах за детьми присматривало несколько человек. Кормилица, няня, занимавшаяся уходом за ребенком (иногда кормилица и няня в одном лице), бонна (занималась исключительно воспитанием), к мальчикам могли приставить позже «дядьку» для мужского воспитания. Подростками занимались гувернеры и гувернантки. И это не считая приходящих учителей. Вронский – явный англоман. Увлечение Англией  в то время несло налет элитарности. Французский язык знали многие дворяне, английский – немногие, преимущественно столичные аристократы. Нанять маленькому ребенку английскую бонну или гувернантку для подростка было престижно и дорого. Нанять иностранок для ребенка, который еще только ползает - тем более расточительно.

«Но общий дух детской и в особенности англичанка очень не понравились Дарье Александровне. Только тем, что в такую неправильную семью, как Аннина, не пошла бы хорошая, Дарья Александровна и объяснила себе то, что Анна, с своим знанием людей, могла взять к своей девочке такую несимпатичную, нереспектабельную англичанку».

Долли не могла позволить себе ни респектабельную англичанку, ни не респектабельную. Более того, роман начинается со скандала. Стива за спиной жены развлекался с молоденькой французской гувернанткой, которая оказалась мадмуазелью совсем не респектабельного поведения. Как мы помним, муж ее хорошо зарабатывал, но жил не по средствам, и пока Долли торговалась с продавцами и отказывалась от кофточек за 15 рублей, спускал большие деньги на любовниц.

Далее Анна описывает обитателей имения.

«Да, надо тебе сделать очерк того общества, которое ты найдешь у нас, — начала она. — Начинаю с дам. Княжна Варвара. Ты знаешь ее, и я знаю твое мнение и Стивы о ней. Стива говорит, что вся цель ее жизни состоит в том, чтобы доказать свое преимущество над тетушкой Катериной Павловной; это все правда; но она добрая, и я ей так благодарна. В Петербурге была минута, когда мне был необходим un chaperon. Тут она подвернулась. Но, право, она добрая. Она много мне облегчила мое положение… Потом Свияжский, — он предводитель, и он очень порядочный человек, но ему что-то нужно от Алексея. Ты понимаешь, с его состоянием, теперь, как мы поселились в деревне, Алексей может иметь большое влияние. Потом Тушкевич, — ты его видела, он был при Бетси. Теперь его отставили, и он приехал к нам. Он, как Алексей говорит, один из тех людей, которые очень приятны, если их принимать за то, чем они хотят казаться, et puis, comme il faut , как говорит княжна Варвара. Потом Весловский... этого ты знаешь. Очень милый мальчик, — сказала она, и плутовская улыбка сморщила ее губы… Мужчинам нужно развлечение, и Алексею нужна публика, поэтому я дорожу всем этим обществом. Надо, чтоб у нас было оживленно и весело и чтоб Алексей не желал ничего нового. Потом управляющий, немец, очень хороший и знает свое дело. Алексей очень оценит его. Потом доктор, молодой человек, не то что совсем нигилист, но, знаешь, ест ножом... но очень хороший доктор. Потом архитектор. Une petite cour (прим. маленький двор)».

Действительно, маленький двор, даже, в некоторой степени, с собственным шутом в лице Веселовского. Вообще Веселовский – персонаж колоритный. До этого упоминается, что он залез в дамское седлео: «в это время Васенька Весловский, наладив коба на галоп с правой ноги, грузно шлепаясь в своей коротенькой жакетке о замшу дамского седла, прогалопировал мимо них». В женскую одежду довольно часто рядились шуты, которые были еще в начале 19 века у многих состоятельных господ. Но шуты чаще были из крепостных, а Веселовский был светским молодым человеком. Даже с учетом того, что лошадь была Анны, лезть в дамское седло - неоднозначное повдение.  Шутам часто прощали дурацкие выходки. До этого парня со скандалом выгнал из своего имения Левин, потому что этот гость начал флиртовать с его женой. Это вызвало недоумение у всех, включая Долли, ведь на проделки таких людей обычно не обижались.

Далее Долли беседует с княжной Варварой, которая объясняет свой переезд в «неправильный» дом желанием облагодетельствовать Анну и призывает не осуждать поведение этой женщины. Муж даст развод, все наладится. «Всякий делает что хочет до обеда. Обед в семь часов. Стива очень хорошо сделал, что прислал тебя. Ему надо держаться их. Ты знаешь, он через свою мать и брата все может сделать». И тут княжна прямо указывает на выгоду дружбы с Вронским. Она вообще практичная женщина. Потом все расходятся перед обедом, гости играют в теннис – еще одна отсылка к Англии. В имении Долли тенниса не было. При этом обед в 19 часов – по провинциальным меркам очень поздно, по меркам столичных аристократов – в самый раз.

Далее после осмотра строящейся больницы запланирован обед.

— Кажется, уж пора к обеду, — сказала она. — Совсем мы не видались еще. Я рассчитываю на вечер. Теперь надо идти одеваться. Я думаю, и ты тоже. Мы все испачкались на постройке. Долли пошла в свою комнату, и ей стало смешно. Одеваться ей было не во что, потому что она уже надела лучшее платье; но, чтоб ознаменовать чем-нибудь свое приготовление к обеду, она попросила горничную обчистить ей платье, переменила рукавчики и бантик и надела кружева на голову.— Вот все, что я могла сделать, — улыбаясь, сказала она Анне, которая в третьем, опять в чрезвычайно простом, платье вышла к ней.
— Да, мы здесь очень чопорны, — сказала она, как бы извиняясь за свою нарядность. — Алексей доволен твоим приездом, как он редко бывает чем-нибудь. Он решительно влюблен в тебя, — прибавила она. — А ты не устала? До обеда не было времени говорить о чем-нибудь. Войдя в гостиную, они застали там уже княжну Варвару и мужчин в черных сюртуках. Архитектор был во фраке. Вронский представил гостье доктора и управляющего. Архитектора он познакомил с нею еще в больнице. Толстый дворецкий, блестя круглым бритым лицом и крахмаленым бантом белого галстука, доложил, что кушанье готово, и дамы поднялись. Вронский попросил Свияжского подать руку Анне Аркадьевне, а сам подошел к Долли. Весловский прежде Тушкевича подал руку княжне Варваре, так что Тушкевич с управляющим и доктором пошли одни.

Вронский и Анна живут в имении, в провинции, но обед обставляют не просто по-столичному, а со всей чопорностью званых обедов. Анна переодевается несколько раз в день, архитектор и вовсе пришел к столу во фраке, а не просто в сюртуке. На званых обедах гости традиционно шли к столу парами, кавалеры вели дам. Но в то время это уже было некоторым анахронизмом, которого придерживались в консервативных домах. Но Вронскому и Анне явно не хватает светского общества и привычных ранее встреч и мероприятий, поэтому они устраивают это сами себе.

За столом обсуждают разные темы.
— Я его очень люблю, и мы с ним большие приятели, — добродушно улыбаясь, сказал Свияжский, — Mais pardon, il est un petit peu toqué:  например, он утверждает, что и земство, и мировые суды — все не нужно, и ни в чем не хочет участвовать.— Это наше русское равнодушие, — сказал Вронский, наливая воду из ледяного графина в тонкий стакан на ножке, — не чувствовать обязанностей, которые налагают на нас наши права, и потому отрицать эти обязанности.— Я не знаю человека более строгого в исполнении своих обязанностей, — сказала Дарья Александровна, раздраженная этим тоном превосходства Вронского.— Я, напротив, — продолжал Вронский, очевидно почему-то затронутый за живое этим разговором, — я, напротив, каким вы меня видите, очень благодарен за честь, которую мне сделали, вот благодаря Николаю Иванычу (он указал на Свияжского), избрав меня почетным мировым судьей. Я считаю, что для меня обязанность отправляться на съезд, обсуждать дело мужика о лошади так же важна, как и все, что я могу сделать. И буду за честь считать, если меня выберут гласным. Я этим только могу отплатить за те выгоды, которыми я пользуюсь как землевладелец. К несчастию, не понимают того значения, которое должны иметь в государстве крупные землевладельцы.

Земство – выборный орган местного самоуправления, появился в 1864 году, занимался в основном локальными проблемами и бытовыми вопросами, например, открытием школ и больниц, благоустройством. Вронскому в деревне явно скучно, и он развел бурную деятельность, в том числе общественную. Гласными назывались члены городских дум, а со времени введения в действие земских учреждений — и члены земских собраний, уездных и губернских. То есть Вронский хочет стать местным депутатом.
Далее снова играли в теннис, с которым у Долли дело не заладилось. Вечер закончился интригующим моментом. Долли и Анна обсуждали судьбу дочери, и разговор перешел на тему контрацепции – очень смело для романа того времени.

— Ну, и самое законное — он хочет, чтобы дети ваши имели имя.— Какие же дети? — не глядя на Долли и щурясь, сказала Анна.— Ани и будущие...— Это он может быть спокоен, у меня не будет больше детей.— Как же ты можешь сказать, что не будет?..— Не будет, потому что я этого не хочу.И, несмотря на все свое волнение, Анна улыбнулась, заметив наивное выражение любопытства, удивления и ужаса на лице Долли.— Мне доктор сказал после моей болезни...

Вообще тема контрацепции была практически табуирована. В слух о ней не говорили, хотя контрацептивы уже существовали. Но многие о них, как Долли, даже толком не знали. Прежде всего речь шла о презервативах, которые в то время уже продавались. Но они воспринимались в первую очередь как средство защиты от ЗППП. К тому же очевидно, что женщина должна была согласовывать его использование с партнером. Анна же, судя по всему, приняла решение самостоятельно. В таких случаях женщины могли использовать губку, которую вставляли внутрь перед сексуальным контактом. Был и другой вариант – уже после вычищать себя изнутри. Для этого могли использовать губку, насаженную на палочку. Беднота, например, небогатые проститутки, могли вместо губки использовать чистую ткань, которую наматывали на палочку или иной продолговатый предмет. В воду могли добавлять противозачаточные порошки, которыми приторговывали врачи. Чем именно пользовалась Анна, история умалчивает. В итоге Долли приходит в ужас, приходит к мысли, что она слишком уж отличается от этой греховодницы в модных платьях, и на следующий день уезжает.

Еще один пост на тему «Анны Карениной»

Мои очерки о быте и нравах дореволюционной России в виде книги тут

По многочисленным просьбам делаю еще одну подборку любопытных деталей в «Мёртвых душах» Н. В. Гоголя. На этот раз речь пойдёт о третьей главе и помещице Коробочке.

Начинается глава с того, что довольный Чичиков едет из имения Манилова. «Занятый ими (прим. соображениями), он не обращал никакого внимания на то, как его кучер, довольный приемом дворовых людей Манилова, делал весьма дельные замечания чубарому пристяжному коню, запряжённому с правой стороны. Этот чубарый конь был сильно лукав и показывал только для вида, будто бы везёт, тогда как коренной гнедой и пристяжной каурой масти, называвшийся Заседателем, потому что был приобретён от какого-то заседателя, трудилися от всего сердца, так что даже в глазах их было заметно получаемое ими от того удовольствие». Чубарая масть – пятнистая, чаще всего тёмные пятна на светлом фоне. Гнедой – рыжий.

Чичиков ездил на тройке. В тройке в центре находился коренник, являвшийся основной «лошадиной силой». С боков были пристяжные, которые помогали.

Заседателями называли лиц, избранных для работы в некоторых государственных органах. Где именно заседал тот самый заседатель, история умалчивает. Колоритная деталь: кучер говорит коню: «У, варвар! Бонапарт ты проклятый!» Память о наполеоновском нашествии была жива, поэтому это имя вполне могли использовать как ругательство. Далее кучер рассуждает о хороших людях, начиная с Маниловых, заканчивая своим барином. «Хорошему человеку всякой отдаст почтение. Вот барина нашего всякой уважает, потому что он, слышь ты, сполнял службу государскую, он сколеской советник». Находиться на госслужбе было престижно. Звания и должности были привязаны к табелю о рангах. В табеле было 14 классов (самый низкий – четырнадцатый). Человека, который никогда и нигде не служил, могли презрительно называть недорослем, даже если он по возрасту взрослый мужчина. Например, близкого друга Пушкина Нащокина прямо называли недорослем, к чему он относился философски. Если человек уходил со службы, он продолжал числиться в том классе, в котором закончил свою карьеру, и имел соответствующие привилегии. Чичиков был коллежским советником – чиновником 6 класса.

Далее герои заблудились, попали в грозу, бричка опрокинулась, и Чичиков упал в грязь.  Затем они увидели огни.

«Селифан принялся стучать, и скоро, отворив калитку, высунулась какая-то фигура, покрытая армяком, и барин со слугою услышали хриплый бабий голос:— Кто стучит? чего расходились?— Приезжие, матушка, пусти переночевать, — произнес Чичиков.— Вишь ты, какой востроногий, — сказала старуха, — приехал в какое время! Здесь тебе не постоялый двор: помещица живет.— Что ж делать, матушка: вишь, с дороги сбились. Не ночевать же в такое время в степи.— Да, время тёмное, нехорошее время, — прибавил Селифан.— Молчи, дурак, — сказал Чичиков.— Да кто вы такой? — сказала старуха.— Дворянин, матушка. Слово “дворянин” заставило старуху как будто несколько подумать.— Погодите, я скажу барыне, — произнесла она и минуты через две уже возвратилась с фонарем в руке». Армяк – длинная верхняя одежда из грубой шерстяной ткани. Армяк был без пуговиц, запахивался, как халат, часто имел капюшон. Его носили крестьяне, а также небогатые горожане. Часто в армяках ходили кучера.

Герои просятся пустить переночевать, и когда Чичиков говорит, что он –  дворянин, дверь отпирают. В то время для дворянина оказать такое гостеприимство другому дворянину было нормой.

Далее Чичикова приглашают в дом, и он впервые видит хозяйку. «Минуту спустя вошла хозяйка, женщина пожилых лет, в каком-то спальном чепце, надетом наскоро, с фланелью на шее, одна из тех матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожаи, убытки и держат голову несколько набок, а между тем набирают понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки, размещённые по ящикам комодов. В один мешочек отбирают всё целковики, в другой полтиннички, в третий четвертачки, хотя с виду и кажется, будто бы в комоде ничего нет, кроме белья, да ночных кофточек, да нитяных моточков, да распоротого салопа, имеющего потом обратиться в платье, если старое как-нибудь прогорит во время печения праздничных лепёшек со всякими пряженцами или поизотрётся само собою. Но не сгорит платье и не изотрётся само собою; бережлива старушка, и салопу суждено пролежать долго в распоротом виде, а потом достаться по духовному завещанию племяннице внучатой сестры вместе со всяким другим хламом». Пестрядь — ткань домашнего производства из остатков пряжи разного качества или разного цвета. Чаще всего она была полосатой или клетчатой.

Салоп - верхняя женская одежда в виде широкой длинной накидки с прорезами для рук или с небольшими рукавами. Мода на них пришла в 1800-е, а в 1835 году, когда было опубликовано произведение «Мёртвые души», салоп среди дворянок уже давно вышел из моды и считался устаревшей и даже допотопной одеждой, которую носили преимущественно  бедные мещанки, которые не могли следить за модой и обновлять гардероб. Было даже презрительное слово «салопница».

Пряженцы – старинный вид пирожков, которые жарили в масле.

Далее Чичикову стелют высокую постель из перин (даже в то время подобные мягкие «эвересты» любили далеко не все). Хозяйка велит служанке Фетинье почистить одежду гостя. «Хозяйка вышла, и он тот же час поспешил раздеться, отдав Фетинье всю снятую с себя сбрую, как верхнюю, так и нижнюю, и Фетинья, пожелав также с своей стороны покойной ночи, утащила эти мокрые доспехи». В то время отношение к обнажению перец людьми противоположного пола было двойственным. Стеснялись обычно перед равными, а перед прислугой даже противоположного пола нет, поэтому Чичиков ждёт, когда хозяйка выйдет, а потом без проблем раздевается.

Утром герой продолжает знакомство с хозяйкой. Начинают с относительно безопасной темы – здоровья. Правда, задавать вопросы о самочувствии считалось хорошей идеей, только если собеседник значительно старше или действительно болеет.

«— Однако ж мужички на вид дюжие, избёнки крепкие. А позвольте узнать фамилию вашу. Я так рассеялся... приехал в ночное время...

— Коробочка, коллежская секретарша.

— Покорнейше благодарю. А имя и отчество?

— Настасья Петровна.

— Настасья Петровна? хорошее имя Настасья Петровна. У меня тётка родная, сестра моей матери, Настасья Петровна.

— А ваше имя как? — спросила помещица. — Ведь вы, я чай, заседатель?

— Нет, матушка, — отвечал Чичиков, усмехнувшись, — чай, не заседатель, а так ездим по своим делишкам».

Характерная деталь: на вопрос о том, как её зовут, женщина называет фамилию и чин. У женщин чин определялся по мужу. Даже если Коробочка думала, что Чичиков приехал по делу, все равно кажется, для героини чин мужа важнее, чем то, что её зовут Настасья Петровна. Покойный муж был чиновником 10-го класса.

Когда Коробочка спрашивает, не заседатель ли Чичиков, скорее всего, она имеет в виду заседателя Нижнего земского суда. Эти суды состояли из земского исправника (фактически являлся начальником земской полиции), 2–3 заседателей (избирались дворянством уезда на 3 года и утверждались губернатором), 2 заседателей «от поселян» для присутствия по делам, касавшимся государственных крестьян (избирались 1 раз в 3 года). Земский исправник – тот самый капитан-исправник, который явился к Ноздрёву (об этом в прошлом посте). Коробочка сетует, что заседателя приходится «подмазывать», то есть давать мелкие взятки.

Далее Чичиков спрашивает об умерших крестьянах. «На прошлой неделе сгорел у меня кузнец, такой искусный кузнец и слесарное мастерство знал.

— Разве у вас был пожар, матушка?

— Бог приберёг от такой беды, пожар бы ещё хуже; сам сгорел, отец мой. Внутри у него как-то загорелось, чересчур выпил, только синий огонёк пошел от него, весь истлел, истлел и почернел, как уголь, а такой был преискусный кузнец! и теперь мне выехать не на чем: некому лошадей подковать». Здесь упоминается весьма популярное суеверие. В 18-19 веке люди действительно верили в то, что человек может загореться сам собой. При этом одни считали, что виной тому распитие алкоголя, который загорается, как любой другой горючий материал, то есть искали рациональное объяснение. Другие верили, что это некая кара за грехи, Бог шельму метит. В итоге считалось, что чаще всего от самовозгораний гибнут алкоголики и женщины, особенно легкомысленного поведения.

Далее Чичиков видит, что помещица думает, что он занимается госзакупками и решает использовать это, чтобы сделать её сговорчивее.

« В гостиной давно уже было все прибрано, роскошные перины вынесены вон, перед диваном стоял покрытый стол. Поставив на него шкатулку, он несколько отдохнул, ибо чувствовал, что был весь в поту, как в реке: всё, что ни было на нём, начиная от рубашки до чулок, все было мокро. “Эк уморила как проклятая старуха!” — сказал он, немного отдохнувши, и отпер шкатулку. Автор уверен, что есть читатели такие любопытные, которые пожелают даже узнать план и внутреннее расположение шкатулки. Пожалуй, почему же не удовлетворить! Вот оно, внутреннее расположение: в самой средине мыльница, за мыльницею шесть-семь узеньких перегородок для бритв; потом квадратные закоулки для песочницы и чернильницы с выдолбленною между ними лодочкой для перьев, сургучей и всего, что подлиннее; потом всякие перегородки с крышечками и без крышечек для того, что покороче, наполненные билетами визитными, похоронными, театральными и другими, которые складывались на память. Весь верхний ящик со всеми перегородками вынимался, и под ним находилось пространство, занятое кипами бумаг в лист, потом следовал маленький потаенный шпик для денег, выдвигавшийся незаметно сбоку шкатулки. Он всегда так поспешно выдвигался и задвигался в ту же минуту хозяином, что наверно нельзя сказать, сколько было там денег. Чичиков тут же занялся и, очинив перо, начал писать». Как видим, Чичиков хранил разные бумаги, часть из которых могла иметь ценность, например, визитные билеты, часть – скорее, хлам. Визитные билеты появились в России при Екатерине II и были прообразом современных визиток. Люди обменивались ими при знакомстве. Также визитные билеты оставляли гости, в том числе приходившие поздравить хозяев с праздниками. Если гость не застал хозяина, он мог оставить визитку с загнутым уголком. Соответственно, наличие большое количество таких билетов показывало, что человек ведет активную социальную жизнь, имеет много знакомых. Похоронные билеты – приглашение на похороны.

«Ахти, сколько у тебя тут гербовой бумаги! — продолжала она, заглянувши к нему в шкатулку. И в самом деле, гербовой бумаги было там немало. — Хоть бы мне листок подарил! а у меня такой недостаток; случится в суд просьбу подать, а и не на чем. Чичиков объяснил ей, что эта бумага не такого рода, что она назначена для совершения крепостей, а не для просьб. Впрочем, чтобы успокоить ее, он дал ей какой-то лист в рубль ценою». Гербовая бумага – особая бумага с государственным гербом, на которой подавали официальные прошения, жалобы и тд, иногда их даже использовали в качестве бланков для выписывания паспортов крестьянам. Гербовая бумага была разных видов и продавалась за деньги, соответственно, служила еще и своего рода пошлиной.

«Некоторые крестьяне несколько изумили его своими фамилиями, а еще более прозвищами, так что он всякий раз, слыша их, прежде останавливался, а потом уже начинал писать». Ранее в некоторых регионах у людей были не только фамилии, но и прозвища, под которыми они были известны окружающим. Более того, случалось, что в одной деревне было в ходу 2-3 фамилии, а то и одна на всех, и прозвище было самым простым способом уточнить, например, о каком из трёх местных Иванов Петровых шла речь. Практика эта встречалась даже в начале 20 века.

Далее Коробочка потчует гостя, надеясь на дальнейшее сотрудничество. «Чичиков оглянулся и увидел, что на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепешки со всякими припеками: припекой с лучком, припекой с маком, припекой с творогом, припекой со сняточками, и невесть чего не было». Скородумки – яичницы, шанишки – выпечка, напоминающая ватрушку, но, как правило, не сладкая. Пряглы – толстые пышные оладушки. Припека – начинка, которая является составной частью самого блина (если он толстый), оладушка или лепешки. То есть начинку не заворачивали в блин/ лепешку, а уже изначально с ней готовили. Самый простой вариант – оладушки с изюмом, где изюм – та самая припека.

предыдущий пост про Ноздрёва тут

мои очерки о быте и нравах дореволюционной России в виде книги тут