Оазис
В пустынях Саудовской Аравии за последний год резко выросло количество оазисов
В пустынях Саудовской Аравии за последний год резко выросло количество оазисов
Сегодня расскажу вам интересные и неизвестные подробности из биографии нашего любимого героя. Сантехник Борщов родился в 1939 году. По книге главному герою 33. Хотя в СССР православная вера не очень поощрялась и периодически высмеивалась, у меня нет сомнений — автор повести Александр Бородянский выбрал для своего персонажа возраст Христа совсем не случайно. В жизни слесаря наступил переломный момент — впервые он понял, что влюбился, вследствие чего стал совершать странные и непоследовательные поступки. Но об этом в другой раз.
Итак, действие повести происходит в 1972-м. Борщов родился в селе Приречное, Завьяловского района Белозерской области. Все три названия вымышленные. В России действительно есть город Белозерск, но это небольшой райцентр на Вологодчине.
Что же касается села Приречное, по книге оно располагалось примерно в 200 километрах от Перми, «если по прямой». Из текста не совсем понятно, как Борщов после армии очутился на далеком севере — в городе Северогорске. На 1-е мая в тех заполярных краях было -3, и такая погода считалась «теплой». Не зря у сантехника зарплата умножалась на северный коэффициент, и на круг выходило больше 250 рублей. Это не считая навара. Кстати, такса поборов с жильцов у Борщова была стандартная — трешка. В 21 год Борщов вернулся со срочной службы и сразу же устроился на работу сантехником. Так и проработал 12 лет.
В 1941-м, когда будущему слесарю только-только исполнилось два года, отец Борщова Николай получил повестку на фронт. На войне Николая тяжело ранили. Искалеченный Николай написал письмо жене Клавдии — мол, лежу в госпитале и не знаю, буду ли дальше жить. Это письмо стало роковым. Клавдия напекла мужу гостинцев и решила идти в госпиталь пешком те самые 200 километров. Собрала сумку, одела шубу и побежала. Несчастную женщину сумели вернуть, но к сожалению, от мороза и горя она тяжело заболела и через двое суток скончалась. Так Борщов остался сиротой. Позже выяснилось, что всё было зря — к моменту трагического «похода» Клавдии ее муж уже умер, а письма в то тяжелое время приходили с сильным запозданием.Интересный факт из биографии Борщова: за три с лишним десятка лет сантехник фотографировался всего шесть раз (если не считать снимков для паспорта и прочих документов). В три месяца, в два года с отцом и матерью, в качестве выпускника ремесленного училища города Белозерска и в армии. Пятая фотография была сделана без ведома Борщова — сантехник попал в кадр случайно, с транспарантом на первомайской демонстрации. Ну и шестой раз — для городского стенда «гости вытрезвителя».
Тем не менее, нельзя сказать, что Борщов был таким уж темным и некультурным человеком. В отличие от экранизации, в повести у сантехника дома имелся телевизор. Борщов любил смотреть фильмы про шпионов и там, где милиция — «но не участковые, а из угрозыска». А вот радио сантехник слушал редко. Сразу после армии Борщов ходил на курсы бальных и современных танцев, благодаря чему неплохо плясал. Женщина Борщова, которую в фильме сыграла Нина Русланова, таскала сантехника в кино, театр и учила держать нож в правой руке, а вилку в левой. Впрочем, сантехник плохо поддавался влиянию.
Но я еще не рассказал, как же звали главного героя повести Александра Бородянского «Про Борщова, слесаря-сантехника ЖЭК-2». Георгий Данелия нарек своего слесаря Афоней.
В книге, однако же, у «Афони» другое имя. Фима его звали. Серафим Николаевич Борщов.
Салфетка, на которой Лионель Месси подписал свой первый контракт с «Барселоной», продана на аукционе за $965 тысяч
Соглашение с 13-летним аргентинским футболистом на салфетке размером 16,5х16,5 сантиметров датируется 14 декабря 2000 года.
Истоки этого суеверия довольно банальны: если женщина возвращается с пустыми ведрами (а за водой, как правило, ходили женщины) — значит, высох колодец. А это сулит неурожаем и голодом. Так и закрепилось, что это тревожный знак.
Противоядий от этого суеверия было два: бежать от этой дамы, роняя тапки, либо отгонять нечистую силу. Ну то есть плевать через плечо, скрещивать пальцы или держать в кармане кукиш. Главное — не попасть плевком в прохожего, тогда точно проблема будет.
После триумфального успеха фильмов «Ва-банк» и «Ва-банк 2», польский режиссёр Юлиуш Махульский в интервью журналистам польского издания «Film» рассказал, что у главного героя Хенрика Квинто был реальный прототип, которого звали Станислав Цихоцкий.
Это был достаточно известный в те годы польский взломщик сейфов, который в 20-х годах совершил серию громких краж в странах Европы, и сумма похищенного им имела поистине грандиозные размеры.
Первой громкое преступление он совершил в 18-летнем возрасте, когда ему удалось вскрыть один из новейших сейфов в берлинском ювелирном магазине. Хотя перед этим, после неудачной попутки кражи из варшавского банка, он был вынужден с подельниками бежать из Польши в Одессу, где некоторое время проживал и отсиживался после удачных взломов сейфов в странах Европы.
Рассказывали, что в 20-30-х годах, будучи уже достаточно богатым человеком, он пристально следил за появлением новых сейфов и систем сигнализаций. Готовясь к взлому нового для себя сейфа, он через подставных лиц покупал у производителя такой же, чтобы подробно его изучить и найти самый быстрый способ вскрытия.
Поэтому на кражи у него всегда уходили считанные минуты, и он долго был неуловимым. Цихоцкий успешно громил сейфы европейских богатеев, но в конце тридцатых годов совершил ошибку, когда обокрал в Мюнхене немецкого барона, которые был приближённым к Гитлеру. На него стали охотиться служба безопасности Германии и гестапо. Так как их влияние распространялось почти по всему миру, Цихоцкий вначале решил спрятаться в СССР. Но потом передумал, так как посчитал, что, скорее всего, его выдадут немцам. Ведь в конце 30-х между СССР и Германией были вполне нормальные рабочие отношения.
И тогда он решил бежать в Южную Африку. Точнее, в Южноафриканский Союз (ныне ЮАР), где главенствовали англичане и где можно было вполне достойно и безопасно жить. К тому же там было немало потенциальных жертв – европейских богатеев, которые прятались от войны.
В конце 50-х годов в Варшаве была опубликована статья, в которой бывший польский моряк рассказал журналисту, что в 1941 году в одном из лагерей для переселенцев в Кении, куда он попал вместе с экипажем после того, как его корабль был арестован, он случайно познакомился со Станиславом Цихоцким. По крайне мере, тот человек представился именно так и по внешнему описанию был похож на знаменитого медвежатника. Тот был рад встрече с соотечественником и предложил ему вместе добираться в Южноафриканский Союз. Моряк отказался, так как искал возможность вернуться на Родину. И после этого их пути разошлись. Моряк добрался до дома, а вот добрался ли до своего места назначения Цихоцкий, никто не знает.
По сведениям его бывшего подельника, который остался в Европе, у Цихоцкого, помимо солидных счетов в швейцарском банке, при себе были наличные деньги, а также несколько крупных бриллиантов, которые тот мог прятать у себя на теле в бинтах, имитируя перебинтованную рану (как тут не вспомнить о контрабандистах из фильма «Бриллиантовая рука»).
На этом сведения о Станиславе Цихоцком заканчиваются и дальнейшую судьбу этого легендарного взломщика сейфов никто не знает. Возможно, он добрался до Южной Африки и безбедно прожил остаток лет под другим именем. А возможно, на своём опасном пути он и сам стал жертвой грабителей, которых в Африке было немало.
Когда Ян Мохульский писал сценарий, он изучил имеющиеся материалы о Станиславе Цихоцком и постарался, чтобы его Хенрик Квинта был максимально похож на своего прототипа. Единственно, что придумал режиссёр — это умение и любовь главного героя играть на трубе. Это было сделано специально, чтобы добавить в фильм немного лирики и сентиментальность.
Потому что так можно почерпнуть для себя лайфхаки, которые (надеемся) упростят жизнь или поспособствуют продвижению по карьерной лестнице.
23 февраля 1885 года, 6 часов 58 минут. Священник тюрьмы в Экзетере (Англия), судья и старший надзиратель входят в камеру осужденного на смерть Джона Ли, чтобы его разбудить. Сперва должен выполнить свою работу священник. Такова его работа: быть рядом, когда кто-то умирает. Быть рядом, когда умрет Джон Ли, и молиться о спасении его души.
К большому изумлению священника, осужденный встречает троих вошедших широкой ухмылкой:
– А, это вы, наконец? Что, уже пробил мой час? Что ж, господа, начинайте!
Священник спрашивает у него, не желает ли он прежде всего исповедаться.
– А зачем? Мы определенно скоро увидимся снова!
Четверо мужчин проходят во двор к виселице, где мистер Берри, «заплечных дел мастер», связывает осужденному руки за спиной. Священник начинает бормотать молитвы, поднимается на несколько ступенек и занимает место, которое ему предназначено по закону.
Все дальнейшее происходит очень быстро: палач накинул белый капюшон на голову преступника, укрепил у него на шее веревку и подал знак помощнику. Помощник дернул за шнур защелки – но люк под осужденным не провалился!
На пару секунд воцарилось молчание. Палач опомнился первым и дал еще один знак помощнику. Джон Ли был освобожден от веревки и капюшона.
– Привет, это снова я! – И он обращается к пастору, который стоит рядом с ним на трясущихся коленях. – Я же вам говорил, что мы скоро увидимся снова!
На помосте виселицы мало места. Священника и осужденного просят спуститься вниз. Надо проверить механизм. Палач и его помощник принимаются за отладку. Но все работает – защелка отходит, как ей полагается, и люк с глухим стуком падает вниз.
На него снова надевают белый капюшон и на шею накидывают веревку. Священник закрывает глаза и опять бормочет молитвы. Палач подает знак. Его помощник дергает за шнур. Защелка движется, и люк снова застревает и не открывается!
Судья сверлит палача гневным взглядом. Защелка опять задвигается, веревку и капюшон снова снимают.
Пока надзиратели ведут Джона Ли в камеру, священник возвращается в свою часовню и молит Господа, чтобы Он простил несчастного, уже дважды перенесшего смертный страх.
Между тем палач лихорадочно работает. Механизм еще раз проверен. Все функционирует безупречно: защелка выдвигается, и люк откидывается вниз. Мистер Берри даже сам встает на люк, хватается за веревку обеими руками.
Люк распахивается, и палач на несколько секунд повисает на веревке. Затем он спрыгивает на дощатый пол:
– Все работает безупречно. Вы же видели сами.
– Хорошо, – говорит судья. – Тогда еще раз!
И снова Джон Ли покидает камеру смертников. И создается впечатление, что ему все это нипочем. Несчастный священник возвращается, чтобы казнь была приведена в исполнение по всей форме.
Судья непоколебим и требует, чтобы все заняли предназначенные им места. Божественное право достойно уважения, но ирландское право требует своего.
Все заключенные собрались у зарешеченных окон и глядят на человека, который готов в третий раз взойти на виселицу. Палач, духовник и приговоренный – каждый вновь занимает предназначенное ему место.
Ну теперь все пройдет, как надо, думает про себя палач и со смешанным чувством опять накидывает капюшон на голову, укрепляет веревку на шее, проверяет узел и отступает на два шага. В третий раз священник в своем углу начинает произносить необходимые молитвы и закрывает глаза.
Мертвая тишина. Затем слышится голос: он поет старую английскую песню, – приглушенный голос, но спокойный и мощный: Джон Ли, он поет из-под капюшона!
Изумленно и беспомощно палач смотрит на судью. Такое он видит впервые. Да разве способен человек на что-то подобное?..
Но судья уже в нетерпении:
– Чего вы ждете, мистер Берри?
Судья энергично кивает, и палач решительно командует. Помощник дергает за шнур, слышно, как скользит защелка, – и снова люк не проваливается!
Сопровождаемый радостными воплями своих товарищей по заключению, Джон Ли покидает тюремный двор, как тореро арену, со всех сторон его встречают приветствия, а он спокойно шествует в свою камеру.
Судья вызывает плотника, который строил виселицу, его зовут Френк Росс. Он тоже заключенный, которого сначала приговорили к смерти, но потом заменили наказание на пожизненное заключение. С невинным видом он встает перед судьей.
Действительно, две недели назад он получил приказ администрации построить виселицу с помостом по классическим чертежам.
К восторгу всех заключенных, которые прилипли к своим окнам, сам судья проверяет работу механизма. Дважды он лично встает на место осужденного, как прежде него это делал мистер Берри. И дважды защелка открывается, дважды он повисает на веревке, за которую держится обеими руками. Все прекрасно работает!
Под буйные выкрики заключенных Джон Ли в четвертый раз оказывается под виселицей. В четвертый раз – уже трясущимися руками – мистер Берри накидывает на него капюшон и укрепляет веревку, в четвертый раз священник закрывает глаза и молит Господа, чтобы чудо случилось еще один раз. И снова мертвая тишина повисает над тюремным двором.
Поскольку палач весь трясется, судья сам подает знак помощнику. Тот в четвертый раз дергает за шнурок – чтобы в четвертый раз люк не распахнулся!
Тут поднимается немыслимый шум – все заключенные разражаются воплями восторга. Мертвенно-бледный, с повисшей головой, судья покидает тюремный двор. Священник поднимается с колен и благодарит Господа за спасение жизни Джона Ли. А тот снова отправляется в свою камеру.
Пару дней спустя на заседании нижней палаты парламента смертный приговор ему заменяется пожизненным заключением. А через двадцать два года Джона Ли амнистируют и отпускают на свободу. Он даже успевает жениться и умирает в 1943 году естественной смертью.
Уже на смертном ложе он открывает свою тайну.
Конечно, никакого чуда в его спасении не было, а была одна только ловкость рук Френка Росса, плотника: точно под тем местом, где во время казни должен стоять священник, он обломал одну доску, которая сдвигалась всего на один-единственный сантиметр, когда кто-нибудь на нее становился, – один сантиметр, но приходящийся точно на нужное место, чтобы заблокировать люк. Ведь при всех проверках священник уходил со своего места на помосте виселицы и не стоял на той самой доске. Поэтому механизм действовал исправно. Но при каждой попытке провести казнь доска делала свое дело. Священник, если можно так выразиться, оказался для осужденного на самом нужном месте.
Это был последний раз, когда система английского правосудия позволила заключенному строить виселицу.