P.S фотал на тапочек Samsung Galaxy A6

Внимание - имена героев специально изменены автором, чтобы избежать исков и кривотолков.

"Было это дельце четыре года тому назад. Раннею

весною, и, как сейчас помню, был тогда Герасим Николаевич как-то особенно

весел и возбужден. Не к добру, видно, веселился человек! Планы какие-то

строил, порывался куда-то, даже помолодел. А он, надо вам сказать, театр

любит страстно. Помню, все говорил тогда: "Эх, отстал я несколько, раньше я,

бывало, следил за театральной жизнью Запада, каждый год ездил, бывало, за

границу, ну, и натурально, был в курсе всего, что делается в театре в

Германии, во Франции! Да что Франция, даже, вообразите, в Америку с целью

изучения театральных достижений заглядывал". - "Так вы, - говорят ему, -

подайте заявление да и съездите". Усмехнулся мягкой такой улыбкой. "Ни в

коем случае, отвечает, не такое теперь время, чтобы заявления подавать!

Неужели я допущу, чтобы из-за меня государство тратило ценную валюту? Лучше

пусть инженер какой-нибудь съездит или хозяйственник!"

Крепкий, настоящий человек! Нуте-с, проходит месяц, настала уже

и настоящая весна. Тут и разыгралась беда. Приходит раз Герасим Николаевич к

Августе Авдеевне в кабинет. Молчит. Та посмотрела на него, видит, что на нем

лица нет, бледен как салфетка, в глазах траур. "Что с вами, Герасим

Николаевич?" - "Ничего, отвечает, не обращайте внимания". Подошел к окну,

побарабанил пальцами по стеклу, стал насвистывать что-то очень печальное и

знакомое до ужаса. Вслушалась, оказалось - траурный марш Шопена. Не

выдержала, сердце у нее по человечеству заныло, пристала: "Что такое? В чем

дело?"

Повернулся к ней, криво усмехнулся и говорит: "Поклянитесь, что никому

не скажете!" Та, натурально, немедленно поклялась. "Я сейчас был у доктора,

и он нашел, что у меня саркома легкого". Повернулся и вышел. Ну-с, Августа Авдеевна

немедленно под клятвой это Гавриилу Степановичу, тот Ипполиту Павловичу, тот

жене, жена Евлампии Петровне; короче говоря, через два часа даже подмастерья

в портновском цехе знали, что Герасима Николаевича художественная

деятельность кончилась и что венок хоть сейчас можно заказывать. Актеры в

чайном буфете через три часа уже толковали, кому передадут роли Герасима

Николаевича.

Августа Авдеевна тем временем за трубку и к Ивану Васильевичу. Ровно

через три дня звонит Августа Авдеевна к Герасиму Николаевичу и говорит:

"Сейчас приеду к вам". И, точно, приезжает. Герасим Николаевич лежит на

диване в китайском халате, как смерть сама бледен, но горд и спокоен.

Августа Авдеевна - женщина деловая и прямо на стол красную книжку и чек

- бряк!

Герасим Николаевич вздрогнул и сказал:

- Вы недобрые люди. Ведь я не хотел этого! Какой смысл умирать на

чужбине?

Августа Авдеевна стойкая женщина и настоящий секретарь! Слова

умирающего она пропустила мимо ушей и крикнула:

- Фаддей!

А Фаддей верный, преданный слуга Герасима Николаевича.

И тотчас Фаддей появился.

- Поезд идет через два часа. Плед Герасиму Николаевичу! Белье. Чемодан.

Несессер. Машина будет через сорок минут.

Обреченный только вздохнул, махнул рукой.

Есть где-то, не то в Швейцарии на границе, не то не в Швейцарии,

словом, в Альпах... словом, неважно. На высоте трех

тысяч метров над уровнем моря высокогорная лечебница мировой знаменитости

профессора Кли. Ездят туда только в отчаянных случаях. Или пан, или пропал.

Хуже не будет, а, бывает, случались чудеса. На открытой веранде, в виду

снеговых вершин, кладет Кли таких безнадежных, делает им какие-то

впрыскивания саркоматина, заставляет дышать кислородом, и, случалось, Кли на

год удавалось оттянуть смерть.

Через пятьдесят минут провезли Герасима Николаевича мимо театра по его

желанию, и Демьян Кузьмич рассказывал потом, что видел, как тот поднял руку

и благословил театр, а потом машина ушла на Белорусско-Балтийский вокзал.

Тут лето наскочило, и пронесся слух, что Герасим Николаевич скончался.

Ну, посудачили, посочувствовали... Однако лето... Актеры уж были на отлете,

у них поездка начиналась... Так что уж очень большой скорби как-то не

было... Ждали, что вот привезут тело Герасима Николаевича... Актеры тем

временем разъехались, сезон кончился. А надо вам сказать, что наш Плисов

получил командировку в Париж для изучения театральной машинерии. Немедленно,

натурально, получил документы и отчалил. Плисов, надо вам сказать, работяга

потрясающий и в свой поворотный круг буквально влюблен. Завидовали ему

чрезвычайно. Каждому лестно в Париж съездить... "Вот счастливец!" - все

говорили. Счастливец он или несчастливец, но взял документики и покатил в

Париж, как раз в то время, как пришло известие о кончине Герасима

Николаевича. Плисов личность особенная и ухитрился, пробыв в Париже, не

увидеть даже Эйфелевой башни. Энтузиаст. Все время просидел в трюмах под

сценами, все изучил, что надобно, купил фонари, все честно исполнил. Наконец

нужно уж ему и уезжать. Тут решил пройтись по Парижу, хоть глянуть-то на

него перед возвращением на родину. Ходил, ходил, ездил в автобусах,

объясняясь по преимуществу мычанием, и, наконец, проголодался, как зверь,

заехал куда-то, черт его знает куда. "Дай, думает, зайду в ресторанчик,

перекушу". Видит - огни. Чувствует, что где-то в центре, все, по-видимому,

недорого. Входит. Действительно, ресторанчик средней руки. Смотрит - и как

стоял, так и застыл.

Видит: за столиком, в смокинге, в петлице бутоньерка, сидит покойный

Герасим Николаевич, и с ним какие-то две француженки, причем последние прямо

от хохоту давятся. А перед ними на столе в вазе со льдом бутылка шампанского

и кой-что из фруктов.

Плисов прямо покачнулся у притолоки. "Не может быть! - думает, - мне

показалось. Не может Герасим Николаевич быть здесь и хохотать. Он может быть

только в одном месте, на Новодевичьем!"

Стоит, вытаращив глаза на этого, жутко похожего на покойника, а тот

поднимается, причем лицо его выразило сперва какую-то как бы тревогу,

Плисову даже показалось, что он как бы недоволен его появлением, но потом

выяснилось, что Герасим Николаевич просто изумился. И тут же шепнул Герасим

Николаевич, а это был именно он, что-то своим француженкам, и те исчезли

внезапно.

Очнулся Плисов лишь тогда, когда Герасим Николаевич облобызал его. И

тут же все разъяснилось. Плисов только вскрикивал: "Да ну!" - слушая

Герасима Николаевича. Ну и действительно, чудеса.

Привезли Герасима Николаевича в Альпы эти самые в таком виде, что Кли

покачал головой и сказал только: "Гм..." Ну, положили Герасима Николаевича

на эту веранду. Впрыснули этот препарат. Кислородную подушку. Вначале

больному стало хуже, и хуже настолько, что, как потом признались Герасиму

Николаевичу, у Кли насчет завтрашнего дня появились самые неприятные

предположения. Ибо сердце сдало. Однако завтрашний день прошел благополучно.

Повторили впрыскивание. Послезавтрашний день еще лучше. А дальше - прямо не

верится. Герасим Николаевич сел на кушетке, а потом говорит: "Дай-ко я

пройдусь". Не только у ассистентов, но у самого Кли глаза стали круглые.

Коротко говоря, через день еще Герасим Николаевич ходил по веранде, лицо

порозовело, появился аппетит... температура 36,8, пульс нормальный, болей

нету и следа.

Герасим Николаевич рассказывал, что на него ходили смотреть из

окрестных селений. Врачи приезжали из городов, Кли доклад делал, кричал, что

такие случаи бывают раз в тысячу лет. Хотели портрет Герасима Николаевича

поместить в медицинских журналах, но он наотрез отказался - "не люблю

шумихи!".

Кли же тем временем говорит Герасиму Николаевичу, что делать ему больше

в Альпах нечего и что он посылает Герасима Николаевича в Париж для того,

чтобы он там отдохнул от пережитых потрясений. Ну вот Герасим Николаевич и

оказался в Париже. А француженки, - объяснил Герасим Николаевич, - это двое

молодых местных парижских начинающих врачей, которые собирались о нем писать

статью. Вот-с какие дела. Оказывается, что под влиянием первого же впрыскивания

саркома Герасима Николаевича начала рассасываться и рассосалась!

Осенью приехал Герасим Николаевич в новом костюме,

поправившийся, загоревший - его парижские врачи, после Парижа, еще на океан

послали. В чайном буфете прямо гроздьями наши висели на Герасиме

Николаевиче, слушая его рассказы про океан, Париж, альпийских врачей и

прочее такое. Ну, пошел сезон как обычно, Герасим Николаевич играл, и

пристойно играл, и тянулось так до марта... А в марте вдруг приходит Герасим

Николаевич на репетицию "Леди Макбет" с палочкой. "Что такое?" - "Ничего,

колет почему-то в пояснице". Ну, колет и колет. Поколет - перестанет. Однако

же не перестает. Дальше - больше... синим светом - не помогает...

Бессонница, спать на спине не может. Начал худеть на глазах. Пантопон. Не

помогает! Ну, к доктору, конечно. И вообразите... доктор посмотрел его,

помял, помигал... Герасим Николаевич говорит ему: "Доктор, не тяните,

я не баба, видел виды...

говорите - она?

- Она!!

Саркома возобновилась! Бросилась в правую почку, начала пожирать Герасима

Николаевича! Натурально - сенсация. Репетиции к черту, Герасима Николаевича

- домой. Ну, на сей раз уж было легче. Теперь уж есть надежда. Опять в три

дня паспорт, билет, в Альпы, к Кли. Тот встретил Герасима Николаевича, как

родного. Еще бы! Рекламу сделала саркома Герасима Николаевича профессору

мировую! Опять на веранду, опять впрыскивание - и та же история! Через сутки

боль утихла, через двое Герасим Николаевич ходит по веранде, а через три

просится у Кли - нельзя ли ему в теннис поиграть! Что в лечебнице творится,

уму непостижимо. Больные едут к Кли эшелонами! Рядом второй, как рассказывал

Герасим Николаевич, корпус начали пристраивать. Кли, на что сдержанный

иностранец, расцеловался с Герасимом Николаевичем троекратно и послал его,

как и полагается, отдыхать, только на сей раз в Ниццу, потом в Париж, а

потом в Сицилию.

И опять приехал осенью Герасим Николаевич - мы как раз вернулись из

поездки в Донбасс - свежий, бодрый, здоровый, только костюм другой, в

прошлую осень был шоколадный, а теперь серый в мелкую клетку. Дня три

рассказывал о Сицилии и о том, как буржуа в рулетку играют в Монте-Карло.

Говорит, что отвратительное зрелище. Опять сезон, и опять к весне та же

история, но только в другом месте. Рецидив, но только под левым коленом.

Опять Кли, потом на Мадейру, потом в заключение - Париж.

Но теперь уж волнений по поводу вспышек саркомы почти не было. Всем

стало понятно, что Кли нашел способ спасения. Оказалось, что с каждым годом

под влиянием впрыскиваний устойчивость саркомы понижается, и Кли надеется и

даже уверен в том, что еще три-четыре сезона, и организм Герасима

Николаевича станет сам справляться с попытками саркомы дать где-нибудь

вспышку. И действительно, в позапрошлом году она сказалась только легкими

болями в гайморовой полости и тотчас у Кли пропала. Но теперь уж за

Герасимом Николаевичем строжайшее и неослабное наблюдение, и есть боли или

нет, но уж в апреле его отправляют.

- Чудо! - сказал я, вздохнув почему-то"

Источник: "Театральный роман" (Михаил Булгаков)

Есть у меня неплохой друг-товарищ. Я зову его Рыжий. Классный чел. Любит погулять и выпить не дурак-но это единственные его недостатки. Всегда всем поможет и хоть и ворчлив в свои двадцать пять как старый дед,но душа человек. Занимается промышленным альпинизмом. Любит и умеет играть в шахматы. При мне никто ещё его не обыгрывал.Мы знакомы давно. Периодически засиживаемся с ним допоздна и вполне можем переночевать друг у друга. Или даже выпереть друга из своего дома приперевшись с девушкой.)

И вот понадобилось ему по работе в Ялту ехать. А у него дома кошка.Жутко породистая. Жрущая только корм и только определённого сорта. Франческа де Бланка и что-то там ещё. Короче оставил он мне и соседу ключи. Чтоб котэ кормили. Что мы и делали. Товарищ приехал с Ялты и звонит мне и соседу. Зайдите ребята. Мы без всякого заходим. А Рыжий на лодку с мотором деньги копил в обычной коробке. Рыбу ловить. И не делал секрета где коробка стоит. Копил десятирублёвыми монетками. Накопил под тридцать тысяч.Короче лодка должна была купиться по приезду из Ялты.

В общем приходим с его соседом к нему,а он нас огорашивает что денег в коробке больше половины нету. Мы в шоке.Я хорошо что ничего не сказал тогда-я на соседа подумал. Он побухивал и перед этим мне рассказывал что потерял свой телефон и очки пьяный разбил. А на следующий день с новым телефоном за пятнашку гулял и в новых очках. Но решил бочку не катить,не пойман не вор и правильно сделал. Потому что частично виноват был я. У меня был знакомый,которого как я думал хорошо знал. Был неплохим парнем. Потом его бросила жена,ушла к другому с его ребёнком и он запил. Причём очень неплохо .Жёстко.А я строиться начал. И видя что человек пропадает старался его отвлечь. Заставлял практически с собой работать,чтоб не пил и платил ему. И вот по дороге за строиматериалами мы вместе с ним зашли покормить кошку. Чтоб не стоял в подъезде с пивом,за которое я его наругал я без задних мыслей впустил его к чужую квартиру. Покормил кошку и забежал в сортир. На минуту буквально. Потом мы хотели вместе пойти за материалами,но товарищ сказал что у него срочные дела образовались по поводу ребёнка и отпросившись ушёл. Я тогда даже значения не придал.

На следующий день чел забухал и на работу не вышел и потом тоже. Я его наругал и решил делать всё сам. И вот приехал Рыжий...

Чтоб вы понимали я даже не думал на этого парня. Знал его давно.Ещё со школы. Мы не учились в одном классе,но были практически соседями и я в его школе в баскетбол играл. Там и подружились. В общем косимся мы так нехорошо с соседом друг на друга,сопим и молчим  Видимо он меня подозревал. Я предложил пройтись по ближайшим магазинам и узнать кто менял много чириков. Все нехотя согласились.

И вот в первом же магазине,под этим домом мне говорят-"Да Ваш друг ботаник в очках с пивом зашёл и поменял на две с половиной.Мы ему больше менять не стали,столько не нужно было!" И это был не сосед-очкарик,а парень который зашёл со мной. Он тоже носил очки. Показали фото с телефона. Ну да говорят он конечно. В магазине рядом с его домом,где его знали сказали то же самое. Ещё так сказали в баре рядом и в другом магазине. Идиотизм ситуации что мы практически все соседи. Все знали Рыжего,знали что копит чирики.И чудака этого знали. Я кстати кликуху ему Лефтенант дал в шутку. Он вечно какие-то сказочные истории рассказывал.

В общем пошли к нему. Дверь мама открывает. Оно бухое спит. Будите говорю.Дело серьёзное. При маме рассказали всё. Пусть отдаёт.А то в милиции такие дела любят.Никого даже искать не надо.

Чел проснулся вышел и пьяный,попытался отмазаться что это его чирики были. Но я ему сказал что если бы он со мной ходил с десятью килограммами мелочи я бы точно это увидел. И припомнил что он на пиво выпросил. Потому что плохо было. В общем крыть было нечем. Отмазка была идиотской и товарищ сначала попытался откосить что не помнит ничего. Но ему про несколько магазинов где его узнали и бар сказали. И предложили придти туда. Потому что продавцы и бармен сказали что он был трезвым. Сначала.

Закончился сюжет вполне банально. Лефтенант занял где-то денег и отдал столько сколько украл,Рыжий успокоился,а я зарубил себе на носу,что во первых мне и соседу повезло что ворами не прослыли,во вторых что с алкашами связываться себе дороже,но  конечно в первую очередь что пускать в чужой дом никого даже на секунду нельзя. И отмазки типа доверяю или никто бы не подумал что что-то может случиться не катят.