Благодарю вас, мои читатели! Я очень боялась выкладывать здесь свои рассказы, но первый опыт показал, что все не так страшно. И уж точно, могло быть хуже)) Поэтому, вдохновленная откликами, продолжаю. Этот рассказ тоже из серии «мрачнятины», как называет мою любимую тематику дочь, поэтому впечатлительным, беременным, пожилым и далее по списку - к прочтению не рекомендую.
-Аленка, ну хватит уже! - мать всплеснула руками, припудренными мукой. От ее резкого жеста мука взвилась в воздухе небольшим облачком. - Не последний парень на земле этот Илья, чтоб так из-за него убиваться! Я тебя, конечно, очень люблю и жалею, но от несчастной любви еще никто не помер. А твои слезы бесконечные мне, знаешь ли, тоже уже поперек горла стоят. Прекращай уже ныть, займись делом, вон, хоть курей покорми.
- К-у-уре-е-ей... – передразнила обиженная Аленка мать. - Какие тут куры, когда у меня сердце разбито на кусочки!
Последние слова девушка почти выкрикнула, после чего, схватив миску с овощными очистками, всхлипнула и стремительно выбежала во двор. Курам до ее горестей дела не было. Они деловито рыли когтистыми лапами землю и были вполне довольны жизнью.
- Да уж, хорошо вам бестолковым, - бубнила Аленка себе под нос, высыпая очистки в кормушку, - есть у вас один петух на всех и хорошо. И никуда он от вас не денется! В суп разве только! А мой Илья... Вот зачем он так? Я ж все ради него отдать готова!
- Так-таки и все?
Аленка вздрогнула и обернулась.
- Ой, здравствуйте, Надежда Семеновна! Вы мне что-то сказали?
- И тебе доброго денька, Аленушка! Говорю, погода сегодня очень хорошая.
Из-за забора Аленке улыбалась соседка. Надежда Семеновна была весьма приятной старушкой. Всегда улыбчивая, приветливая, она никогда не жаловалась ни на погоду, ни на пенсии, ни на правительство. Овдовев в незапамятные времена, ловко в одиночку справлялась со своим немудреным хозяйством, нанимая на тяжелые работы соседей-мужиков, и всегда была готова помочь ближнему. И в доме, и в огороде у нее были чистота и порядок, несмотря на то, что по Аленкиным прикидкам, лет соседке было совсем не мало. Впрочем, точного ее возраста не знал никто, да и свои дни рождения Надежда Семеновна почему-то не отмечала.
Маленькая Аленка частенько забегала в гости к бабе Наде, которая угощала девчушку неизменно вкусными пирожками. Повзрослев, Аленка в гости к Надежде Семеновне почти не заглядывала, да и некогда было, к родителям удавалось приехать только на летние каникулы, все остальное время отнимала учеба в институте и подработки. И еще Илья.
- Заходи, Аленушка, в гости, давно ты не была у меня. Я и пирогов как раз напекла! Ты ж мои пироги любишь?
Аленка, изрядно похудевшая за последнее время от любовных переживаний, секунду подумала и решила, что парочка бабнадиных пирогов большого вреда фигуре не нанесут. Да и выговориться хотелось, матери-то вон - дела нет до терзаний единственной дочери! И Аленка огородами перебежала в ограду к Надежде Семеновне.
В светлой кухне изумительно пахло пирогами. Чуткий Аленкин нос уловил, что сейчас точно будут угощать пирогами с яйцами и луком - самыми ее любимыми. Реальность же превзошла все ожидания, баба Надя испекла еще и большущий капустный пирог, украшенный цветами, вылепленными из теста. Пирог во всем своем румяном великолепии стоял на столе, отдуваясь после духовки, окруженный со всех сторон пирожками, точно король верной свитой.
- Садись, Аленушка, да рассказывай за чашкой чая, чего грустная такая? - Надежда Семеновна села с противоположного от Аленки края стояла и подвинула к ней огромную кружку с крепким ароматным чаем.
- Ох, баб Надя, сердце он мне разбил! Мы ж с первого курса вместе были! А он... Он сказал, что мы не можем быть вместе. Ну что с ним случилось? Три года могли, а вот сейчас не можем! Что за чушь? Мы ж и свадьбу уже планировали, и родителей познакомили. Думали, дипломы получим - поженимся. Я, дура, уже и имена детям нашим будущим придумала...
Мысль о неслучившихся будущих детях заставила Аленку снова заплакать. Но, в отличие от матери, уверявшей дочь, что ничего ужасного не произошло, Надежда Семеновна сочувственно протянула Аленке чистое кухонное полотенце. Аленка размазала полотенцем слезы по щекам, шумно в него же высморкалась и продолжила:
- Мы ж за три года даже не поругались толком ни разу! Я думала, что любви такой и быть не может, думала, только в фильмах ее красиво показывают, но ведь нет! Мы даже думали одинаково, он начинает говорить фразу, а я заканчиваю. Смеялись, что через 20 лет вообще мысли друг друга читать будем... А он вот так. И ведь не объяснил ничего, сказал "Прости" и ушел. Я вообще не помню, как летнюю сессию сдала, хорошо хоть без хвостов обошлось, но о красном дипломе теперь, наверное, забыть придется.
И слезы снова покатились по Аленкиным щекам. Еще каких-то пару месяцев назад у нее, красавицы и отличницы, был любимый парень, замечательные перспективы и в целом чудесные планы на будущее.
- Мы ведь даже по гороскопу друг другу идеально подходили, совместимость у нас стопроцентная! У-у-у...
Воспоминание об идеальном совместном гороскопе совсем уж добило Аленку. Кухонное полотенце промокло окончательно, а всхлипывания перешли в жалобный вой.
- Понимаю я тебя, девочка, хорошо понимаю, - сквозь слезы Аленке показалось, что баба Надя как-то недобро усмехнулась. Но, списав эту неуместную гримасу на искаженную слезами картинку, снова уткнулась носом в спасительное полотенце.
- Весной, когда вы вдвоем к родителям твоим погостить приехали... - продолжила баба Надя, - я тогда еще подумала, что повезло нашей Аленке с женихом. Хоть и городской, а не отказался помочь твоему отцу перегной по огороду раскидать. Я им обоим тогда пирогов своих вынесла, Илья твой ел да нахваливал. Еще, помню, просил тебя научить такие же вкусные печь. Хороший парень, и что за вожжа ему под хвост попала?
Голос Надежды Семеновны становился все более убаюкивающим. Аленка давно перестала плакать и теперь сражалась с икотой, которая всегда одолевала ее после продолжительных рыданий. Примерно через месяц после той поездки Илья бросил Аленку, ничего не объяснив и подытожив три года их огромной любви сухим "Прости". Тот их совместный визит к ее родителям был далеко не первым, но кто ж тогда знал, что он окажется последним... По возвращению в город что-то изменилось в их отношениях. Илья все чаще отказывался от совместных прогулок, оправдываясь то ремонтом, который затеяли его родители, то больной бабушкой, то сломавшейся так некстати машиной.
- Знаешь, девочка, могу я помочь твоему горю, - вдруг заговорила Надежда Семеновна.
- Чем? Жениха нового найдете? – грустно улыбнулась Аленка. Веки от слез распухли и казалось, что сидящая напротив нее соседка окружена какой-то красноватой дымкой.
- Зачем нового, когда и старый совсем неплох? Так ты хочешь вернуть своего Илью, Аленушка?
- Очень хочу, баб Надя, очень! Все на свете б отдала, только бы он рядом был. Я очень, очень-очень его люблю! – Аленка подалась вперед, глаза ее широко распахнулись, а костяшки пальцев, сжимавшие полотенце побелели. – Да ведь невозможно заставить человека снова полюбить, раз уж разлюбил. Невозможно… А я бы, я бы… все на свете… - и Аленка снова всхлипнула.
- Все на свете не нужно, девочка, а вот, скажем, десять процентов можно…
- Ка-ик-кие десять процентов? – икота снова вернулась к Аленке.
- Помочь тебе могу. Есть один способ, - голос Надежды Семеновны стал вкрадчивым, появилась в нем какая-то несвойственная ей раньше строгость. – Сложный способ, но верный. Прямо тебе скажу, ритуал это такой. Магический! Получить желаемое можно, только придется отдавать десять процентов. Лукавить не буду, все как есть скажу: отдавать придется долго, всю жизнь. Но зато и результат надежный. Вернется твой Илья, и дальше будете жить, как и прежде. Не приворот это, Аленушка, тут магия посильнее. Приворот-то он что – он только тело привязывает, а душа маяться будет, страдать. Опосля приворота с человеком жить – что с куклой, вроде оболочка с тобой, а душа-то – тю-ю-ю-ю…
Плохо в Аленкином мозгу стыковались отдававшие чем-то казенным слова «десять процентов» и магия. В магию она не то, чтобы не верила, но считала ее совершенно нежизнеспособной в современном мире. А тут, что же это получается, соседка баба Надя – ведьма?
- Хочешь – называй меня ведьмой, хочешь – колдуньей, да хоть кикиморой болотной, мое дело предложить – твое - согласиться, – слова бабы Нади странным образом продолжили ход Аленкиных мыслей. Надежда Семеновна улыбалась самой обычной из своих улыбок, и как-то сложно было даже предположить, что вот эта румяная, кругленькая старушка, которая печет такие восхитительные пирожки – и вдруг ведьма!
- Подожди, баб Надь, получается, за то, что Илья вернется ко мне – я должна буду отдать десять процентов того, что у меня есть? Это вроде церковной десятины получается?
- Верно, девочка, мыслишь. Десять процентов того, что есть, того, что было и того, что будет. Цена велика, так и товар хорош. У меня все по-честному, без пустых обещаний. «Вы не в церкви, вас не обманут» - с улыбкой процитировала Надежда Семеновна слова великого комбинатора.
