Два мальчика. Лет восьми – девяти.

Я увидел их первый раз в самом центре города, за центральной площадью, как раз у входа в большой подземный переход. Они стояли держа в руках музыкальные инструменты.

У одного была скрипка, а у другого кларнет. Потом они одновременно подняли их и начали играть. На земле лежали открытые футляры.

Народ тысячами стекавший вниз и вытекавший наружу из перехода, спешил по своим неотложным делам. Тем более, погода была, что называется, нелётная. Ветер заметал время от времени мелкий, противный ливень. Тяжелое низкое небо было свинцового цвета.

Мало кто останавливался возле малышей, и ещё меньше было таких, кто бросал монетки в их импровизированные копилки. Я подошел и положив бумажку не очень большого достоинства, прижал её камешком, чтобы не унесло ветром, а потом послушал что они играют.

Вы не поверите, дамы и господа. Но они играли Моцарта. Хорошо играли, слаженно. Видно, что перед этим долго репетировали. Я подошел поближе. Точно – симфония №25.

Присев на корточки я подождал пока они сделают очередной перерыв, и заметил самому старшему, что я конечно не музыкант. Но всё же, если бы вот я выбирал что сыграть на публику в расчете на вознаграждение, то выбрал бы другой репертуар –

Что-нибудь из "Времён года" Вивальди, и пару вальсов Штрауса.

Потом высыпал в открытый футляр всю оставшуюся мелочь и ушел. В общем, это стало для меня ежедневной нормой. Когда я видел малышей, старающихся подработать копейку, то всегда выворачивал карманы.

Вскорости я убедился в том, что мои советы не пропали даром. Однажды увидев меня издалека и узнав, как своего старого поклонника, парочка грянула ни много ни мало – "Венский вальс". Всё это конечно было ужасно, и будучи сам человеком очень скромного достатка, я не мог помочь им большим, чем той мелочью, которую ежедневно оставлял в их футлярах. Но однажды…

Но однажды я попал не во время игры, а как раз, когда они уже сложивши инструменты собирались уходить. Не знаю, почему я пошел за ними. Не понимаю до сих пор мотива побудившего меня. Ведь помочь их родителям мне было нечем. Мне бы кто помог.

Но, между тем. Проклиная мысленно своё любопытство и понимая, что вскоре буду раскаиваться за него, я шел за малышами. Ну, так вот. Они зашли в большой супер, находившийся метрах в ста от перехода, и подойдя к прилавку с колбасными изделиями выложили на него собранную мелочь.

Продавщица недовольно поинтересовалась, что им отмерить на эти гроши.

Да, да, именно так она и сказала – ОТМЕРИТЬ. Меня перекосило от этой грубости так, что стало тяжело дышать. Стараясь медленно вдыхать и выдыхать я успокаивал нервы понимая, что скандалом не помогу пацанам.

Они забрали с поверхности большого стеклянного прилавка дешевые сосиски, и положив их в пакет, пошли домой.

Как ? Разве я сказал домой ? Нет, дамы и господа, совсем не домой. Они, как ни странно стали продираться через дыру в заборе на давно заброшенную стройку.

Подождав одну минуту, и снедаемый лютейшим приступом любопытства я последовал за ними.

Мальчишки отложив в сторону футляры с инструментами и развернув упаковку с сосисками, кормили многочисленное стадо разношерстных котов и котят собравшихся вокруг них.

Видимо малыши так давно это делали, что пушистики просто считали их частью своей уличной семьи. Они толпились вокруг, и вырывая друг у друга кусочки сосисок толкали детей, и становясь на задние лапки терлись мордочками об их лица.

Пожалуй, в своей жизни я не видел ничего более трогательного. Ребята подрабатывали совсем не для себя. Они кормили тех, кому было ещё хуже.

Чем я мог помочь? Вы, наверное скажите – надо было написать, чтобы приехали волонтёры, а может люди стали бы чаще останавливаться и больше подавать.

Но я принял другое решение. Можете меня считать неправильным человеком, но исходя из своего жизненного опыта, я посчитал именно его правильным. Я рассказал об этом у себя на работе и попросил всех, кто может пройти мимо малышей и не выдавая мою тайну, оставить в футлярах, кто сколько может.

Можете не сомневаться, дамы и господа. Теперь по этому переходу хожу не только я. Практически каждый день вся женская часть, и половина мужской части нашего коллектива делает большой крюк, чтобы оставить в футлярах маленьких музыкантов несколько бумажек.

Олег Бондаренко