"Гонимый крайнею нуждою, — говорит в своей книге "Сельскохозяйственные отхожие промыслы" князь П. Шаховской, — сельскохозяйственный рабочий люд, принадлежащий к беднейшей части населения, в поисках за необходимыми ему заработками, делает, таким образом, бессознательно государственное дело огромной важности, ибо, только благодаря своему труду на чужой стороне, дает возможность нашему югу быть житницей России. Если бы по каким-либо обстоятельствам прекратилось движение сельскохозяйственных рабочих на юг, то государству, в видах экономического самосохранения, пришлось бы его создавать искусственно и притом на льготных и поощрительных началах, на каковых и происходило уже заселение части нашего юга пришлыми колонистами.
Служа своим ежегодным передвижением благосостоянию южной России многомиллионная рабочая масса, ежегодно, с началом ранней весны до глубокой осени, передвигаясь на огромные пространства, претерпевает на своем пути страшные лишения, ослабляющие её работоспособность, подрывающие её здоровье. Еще В. И. Чаславский в 1875 году писал, что "в отхожие земледельческие промыслы народ пускается по большей части на авось, теряет и время, и силы при переходах, подвергается болезням, приносит их домой, иногда возвращается и вовсе без заработков. Такие передвижения не могут быть выгодны для народного хозяйства".
Отхожие земледельческие промыслы продолжают оставаться в хаотическом состоянии, и до настоящего времени не только для их упорядочения, по даже и для изучения их ничего не сделано. Наблюдения, сделанные врачебно-санитарными организациями Херсонского, Симбирского, Екатеринославского и Самарского земств, рядом фактов показывают, что на громадном протяжении передвижение сельскохозяйственных рабочих совершается при крайне неблагоприятных в санитарном отношении условиях. В большинстве случаев к местам найма рабочие бредут пешком на протяжении десятков и сотен вёрст. Эти толпы пешеходов, не имеющих средств для найма подводы, тащат на плечах свои котомки со скудным скарбом и небольшим запасом, провизии, а косари всегда несут с собою и косы. Только меньшая часть пеших рабочих нанимает подводы, при которых идет весь путь также пешком. Другим частым способом передвижения рабочих на заработки служит переезд водою на пароходах, баржах, дубах, плотах и пр. На переезде "дубом", вмещающем от 50 до 80 и более человек, тратится от 5 до 8 и более дней. Путешествие это хотя и обходится относительно дешево и не так утомляет рабочих, как передвижение пешком, но имеет и свою темную сторону. Не проходит и года без того, чтобы один, два, а то и больше переполненных дуба не пошли ко дну с их пассажирами. На юг не мало рабочих для найма на сельские работы приплывают на плотах. Раннею весною, едва только тронется снег, полая вода поднимает плоты, связанные у берегов верховьев Днепра, Десны, Припяти, Березины и множества впадающих в Днепр притоков. Плотов этих целые тысячи и они идут по течению Днепра в низовые города — Кременчуг, Екатеринослав и Херсон, на каждом плоту от 12 до 50 рабочих. Пока еще не сошла полая вода, связанные из толстых брёвен, неуклюжие четырехугольные махины, еле двигаясь по фарватеру, еще нигде не зацепляют дна. Но лишь только обнажились днепровские мели — для плотовщиков наступает совершенная каторга. Несмотря на все их старания, плоты то и дело упираются в песок, и снимать их приходится с огромными усилиями. В довершение всего часто случается, что плоты, проведенные с величайшим трудом до Екатеринослава, отправляясь дальше, гибнут на порогах; плывут на рынки найма рабочие и пароходами. Пароходное сообщение обходится недорого, но с санитарной стороны не представляет ожидаемых удобств; пароходы, чтобы на количестве пассажиров нагнать дешевый тариф, грузят рабочих до невозможного переполнения. Но словам очевидца Л. А. Ярошко, приводимыми в книге князя Шаховского, помещения 3 класса так плотно набиты, что буквально нельзя пошевелиться. Верхняя палуба, крыша вокруг трубы, кожухи над колесами — все это унизано живым грузом. На каждой пристани прибывают, однако, все новые толпы. По видимому, и без того негде яблоку упасть, а пассажиры все входят и входят и как-то таинственно умещаются. Наконец, и лежать становится невозможно. Валяющихся на полу матросы усердно поднимают пинками. Теперь вся масса истомленного, полуголодного и холодного люда буквально сидит человек па человеке. На другом пароходе рабочих принимают как овец, сколько может поместиться, стоя вплотную друг к другу. Даже рубки и кожухи усеиваются босоножками. Котомок нельзя снять и они в продолжение всего рейса остаются на спинах своих обладателей.
Не лучше условия передвижения рабочего люда и по железным дорогам. "Бесцеремонность, — читаем в крайне поучительной книге покойного Е. Варба (Я. Ф. Браве). "Наемные сельскохозяйственные рабочие в жизни и законодательстве", — с которою обращаются с "живым грузом", не имеет границ и возбуждает нарекания и жалобы со стороны даже таких невзыскательных людей, как согнанные нуждою с родных пепелищ голодные соискатели работы. На железных дорогах рабочих в буквальном смысле грузят в товарные вагоны, лишенные всяких приспособлений для пребывания людей. Очевидцы, например, указывают, что вагоны 3 класса набиваются не только против нормы, но и против всякой физической возможности. Что касается 1 класса, то трудно даже представить количество погруженных туда людей: "видишь какую-то неопределенную кучу котомок и платья, валяющихся друг на друге рабочих и объедков всякого рода". Таким образом, необычайное развитие в последние 20-30 лет железных дорог и оживление пароходного сообщения мало облегчили передвижения многомиллионной рабочей жизненной силы. Как назад тому 20-30 лет сельскохозяйственные отхожие рабочие, служа своим тяжелым трудом благосостоянию южных губерний, с котомками и косами за плечами, занимались измерением чумацких шляхов, так и теперь "бродячая, рабочая Русь" на "собственных своих двоих" бредет за сотни, тысячи верст вдоль полотна железных дорог и по берегам судоходных рек, развлекаясь созерцанием быстро летящих поездов и плавно двигающихся пароходов. Сколько при этом непроизводительно затрачивается времени, средств и как надрывается здоровье, — на это никем не обращается внимания. А между тем, от этого страдают интересы как рабочей массы, так и государства.
Добравшись тем или иным способом до места найма, рабочие здесь почти обычно попадают в крайне неблагоприятные санитарные условия, вредно отражающиеся на их здоровье. По своим антисанитарным условиям, один рабочий рынок поразительно похож на другой, будет ли то селение в Херсонской или Самарской, или в других местностях. Пришлый люд всюду располагается под открытым небом, на кучах навоза, так как базарные площади — место расположения рабочих — очищаются только ветрами; ни колодцев, ни водопоев на площадях нет.
Помимо антисанитарной обстановки на рынках найма пришлым рабочим нередко приходится встречать враждебное отношение со стороны местного paбочего люда, видящего в пришлом элементе конкурента себе, виновника безработицы и понижения заработных цен. Так, по словам автора отчета о деятельности Бобринецкого врачебно-продовольственного пункта в Херсонской губернии, в 1897 г., "со стороны бобричан были попытки к избиению полтавцев". Это столь недружелюбное отношение местных рабочих к пришлым обусловливается тем, что бобринецкие рабочие не позволяют пришлым наниматься по цене ниже той, которую они сами назначают и по которой им самим желательно наняться. Полтавцы же, не имея возможности, за отсутствием средств к существованию, оставаться продолжительное время на пунке, нанимаются по более низкой цене, что и влечет за собою подчас довольно крупные неприятности. Заведующим пунктами приходилось затем наблюдать и такие явления, тоже характеризующие рабочие рынки. В Херсоне, например, из Лесек, Черкасского уезда, прибыло 15 артелей в 185 чел. Прибыли они больщею частью па подводах. Обратило на себя то обстоятельство, что очень многие подводы были нагружены мальчиками и девочками лет 10-15. Оказывается, что многие семьи высылают из дому на заработки всех своих членов, которые, так или иначе, могут уже зарабатывать. При этом подводчику поручается и сдать в наем этих малолетних на ярмарке. Если же подводчику не удалось бы пристроить их куда-нибудь, ему предоставлялось распорядиться с ними по своему усмотрению — вести домой или бросить где угодно на чужбине.
По мнению всех беспристрастных и исследователей, сельскохозяйственные промыслы, являясь наименее из всех отхожих промыслов выгодными составляя, как метко выразился в свое время Л. И. Чаславский, одну из темных сторон в быте народа, и с санитарной стороны представляют массу темных явлений, гибельно влияющих на здоровье и нравственность лиц, принимающих в них участие. Санитарные условия, сопутствующие отхожие сельскохозяйственные промыслы, как это показали наблюдения по Херсонской и Самарской губ., создают массу профессиональных заболеваний рабочих. При естественном стремлении нанимателей сократить расходы на рабочих, при все увеличивающемся распространении в сельскохозяйственной промышленности машинной обработки, с каждым годом вовлекается все больше и больше в отхожие промыслы женщин и детей. При этом женщины, как это видно из достаточно обширных данных по Херсонской губернии, идут в эти промыслы в самом молодом возрасте, от 11 до 20 лет, почти исключительно девушки; в цветущем же возрасте, но более зрелом, чем женщины, в отходе участвуют и мужчины, наполовину холостые. Такое значительное участие в отхожих промыслах молодежи, девушек и подростков мужчин, при существующем общем хаотическом состоянии этих промыслов при передвижении рабочих партий на огромном пространстве пешком, несмотря ни на какую погоду, при плохом питании в дороге и в хозяйствах, пребывании на рынках найма при самых антисанитарных условиях, скученности затем в хозяйствах, артельной там жизни в степи и проч., — не может не отражаться неблагоприятно на здоровье, а нередко и нравственности сельскохозяйственных рабочих, особенно молодежи, принимающей такое огромное участие в отхожих промыслах. Благодаря постоянству, с каким вредные стороны сельскохозяйственных промыслов действуют на рабочих, заболеваемость их всюду высока. Сельскохозяйственные отхожие промыслы создают характерные особенности в заболеваемости рабочих, выдвигая целые группы профессиональных заболеваний.
Вредное влияние отхожих промыслов, при настоящих антисанитарных условиях, не только отражается гибельно на здоровье лиц, принимающих личное участие в отходе, по и на здоровье всего того населения, из которого выходят и в среду которого опять возвращаются рабочие; вредное влияние отхожих промыслов отражается на здоровье населения и тех местностей, которые для своих нужд пользуются трудом пришлых рабочих. Систематически усиливая болезненность населения, сельскохозяйственные отхожие промыслы, по законам наследственности, не могут не отражаться и на физической организации будущих поколений. Ослабленные, болезненные отцы могут по себе оставить только физически слабое, болезненное потомство. Массовый уход рабочих на заработки и связанная с ними продолжительная разлука мужей и отцов с своими семьями неизбежно отражается на типе движения населения вообще, и, прежде всего, на рождаемости. По вычислениям д-ра С. П. Караманенко, в губерниях юго-западных, малороссийских и новороссийских, в отличии от северной окраины России, центральных и расположенных по Волге губерний, на весну приходится очень мало рождений, наоборот они повышены осенью. Явление это г. Караманенко ставит в зависимость от летних отхожих промыслов. По падению % рождений в период весенних месяцев можно определить даже размеры отхожего промысла. В местностях с отхожими промыслами население значительно обременяется новорожденными осенью. "Уход за малолетними неминуемо делается непосильным бременем для взрослых членов семьи. Но в то время, как осень и зима благоприятны для жизни новорожденных, за отсутствием детского поноса, вся опасность обрушивается на детей старшего возраста; эпидемии болезней, свойственных этому возрасту, широко распространяют свое влияние". "Не простою случайностью, — говорит г. Караманенко, — являются эпидемии этих болезней, если рассматривать их как общественное бедствие; напротив, для своего развития они находят твердую почву в быте сельского населения, и отхожий промысел здесь играет важную роль, в местностях с осенним отходом, по словам д-ра М. С. Уварова, зачатие детей происходит в Феврале, Марте, Апреле и Мае, т.е. в такое время, когда пищевые запасы у крестьян истощены, а сами они истомлены зимним сиденьем в душных избах, иными словами, условия со стороны родителей неблагоприятны для зачатия. Кроме того, есть указания, что у человека, а быть может, и во всей живой природе, во вторую ½ года, с Июля, наростает вес тела, а во первую, с Января до Июля, увеличивается преимущественно рост, т.е. вторая года является временем наибольшей физиологической силы, а первая наоборот. Как бы то ни было, дети, зачатые в голодное время года, пребывают затем в первые месяцы своего существования во чреве матери во время полевых работ, когда значительное количество питательного материала отвлекается от плода на мышечную работу. Рождение этих детей падает на зиму, т. е. они попадают в обстановку душной избы. Ко времени ближайшей к рождению страды они достигают возраста около полугода и уже настолько тяжелы, что матери неудобно брать их в поле, тем более, что в это время они меньше спят и, следовательно, должны больше беспокоить мать и отрывать ее от работы; в это время считают возможным давать таким детям в пищу разные замены, хотя пищеварительные органы детей к этому неприспособлены; такие дети, следовательно, меньше получают естественной пищи — материнского молока. Одним словом, условия зачатия, рождения и первых месяцев жизни в местностях с осенним отходом складываются весьма неблагоприятно для развития ребенка, что и сказывается повышением детской смертности.
