willsiva

— Что за ерунда? — фыркнул я. — Это же против эволюции. Дарвин сейчас бы подавился бородой.

— Вот! — Коля победно вскинул палец. — Именно так думают все. Но дело не в выживании сильнейшего. А в выживании.

Он налил себе чаю, сделал глоток и продолжил:

— Смотри. Если первая крыса съест шоколадку одна — да, она выживет. Сегодня. Может даже обзаведётся потомством. А вторая крыса — до свидания, скажет на крысином. Но что будет, когда наступит голод, мороз или — о, ужас — исчезнут шоколадки?

— Печаль и вымирание, — сказал я, поглядывая на булочку.

— А вот и нет, — вновь прервал меня Коля. — Выживет та популяция, где крысы помогают друг другу. Потому что, когда одной станет плохо — вторая вспомнит: «Ага! Это ж ты меня тогда спас!» И поможет. Не потому, что крыса добрая. А потому что так выгоднее в долгосрочной перспективе. Для всей популяции.

— Получается, альтруизм — это форма расчёта? — задумался я.

— Именно, — кивнул Коля. — Это как подписка на человеческое доверие. Ты не просто вытаскиваешь товарища из ящика — ты закладываешь фундамент для всей крысино-человеческой цивилизации.

Он на секунду замолчал, а потом добавил:

— А вообще… Знаешь, что главное в этом эксперименте?

— Что?

— Самое важное не в шоколадке, — продолжал Коля. — А в том, что крыса понимает, каково это — быть в ящике. Она знает, что это мерзко, страшно и безысходно. И именно это делает её той, которой хочется открыть замок. Не за заслуги. А потому что она знает.

Мы сидели молча. За окном сигналили машины, за соседним столиком звенели вилки с ножами. Где-то там, далеко, возможно, две крысы делили шоколад. А может и не делили. Но точно — помнили.

Кажется, есть чему поучиться…

Подписывайтесь на мой ТГ канал и забирайте 10 лайвхаков для сознательной жизни в закрепе.

Вильям Сива

Нашему ежегодному выезду с друзьями уже больше двадцати лет. Никакой мистики. Это когда мы, ребята из физматшколы 90-х, раз в год срываемся из своих «взрослых» жизней — с бизнесами, ипотеками и сложностями — туда, где нет Wi-Fi, зато есть медведи. С тех пор прошло много лет, а мы всё ещё собираемся летом, в одной и той же точке Красноярского края, где водятся щуки, медведи и полное отсутствие сотовой связи. И даже на холме не попадается одинокий LTE. Но, если бы он был, мы бы его пристыдили.

Каждый год кто-то из нас собирается "не ехать".

Сценарий всегда одинаковый:

— Ребят, у меня срочно проект,

— Меня начальник не отпускает,

— Я, кажется, приболел,

— И вообще, без связи — это же небезопасно…

У меня тоже были такие мысли в этом году. Вдруг именно в эти дни рухнет всё, что я строил двадцать лет? (Спойлер: ничего не рухнуло) Сидел в офисе, уставившись в экран ноутбука, как рыба в стекло аквариума, и думал: "А может ну его? Мир же не может без меня. Я без связи — как офисный работник без кофемашины: вроде жив, но смысла в этом немного. Но вот я — на рубке. Высота два с половиной метра. Внизу — вода. Холодная, как молчание космоса — безразличная и бесконечная.

Слегка разбегаюсь, поджимаю мысли и ноги, делаю вдох, закрываю глаза и прыгаю. Полет — секунда. Погружение — вечность. Вода обнимает с неожиданной силой. Каждый раз, где-то в голове мелькает: "А что, если не всплыву?" Но законы физики пока что работают стабильно. Спасибо Архимеду.

И вот я выныриваю. Не только из воды, но и из себя.

Открываю глаза — и мир вдруг другой. Небо — настоящее, синее. Лес — живой, шумит как старый приятель на кухне. Горы — величественные и молчаливые, как бухгалтер на отчёте.

И корабль — там, где друзья смеются, комментируют мой прыжок и притворяются спортивными журналистами.

— "Оценка за вход в воду — восемь, за драму в воздухе — десять!"

— "Прыжок выполнен с элементом «сомнение с поворотом»!"

А я плыву и чувствую. Не думаю, не анализирую, а просто чувствую. Всё это — моё. Этот миг. Эти люди. Эта вода. Этот холод, который будто смывает не только жару, но и спесь. И ты вдруг понимаешь: это не просто поездка. Это точка. Маркер на карте твоей жизни. Где ты — не директор, не муж, не налогоплательщик. Просто ты. Настоящий. Без оболочек. Без фильтров.

Очень легко не поехать. Это, честно говоря, чертовски удобно. Остаться дома. Сказать: "Я занят". Закопаться в работу, в быт, в дела, в себя. Но если бы я не прыгнул — я бы не вынырнул.

Не очнулся бы от всего этого бесконечного цифрового жужжания, не увидел бы — по-настоящему — лица друзей, не услышал бы шуток, не почувствовал бы, что живу.

Я снова здесь. Я с ними. Я в настоящем.

И, кажется, уже кто-то забросил удочку. А рядом лежит слегка подспущеный САП с непонятным изображением рыжего драконо-тигра.

Ну да ладно. Всё как всегда. Вынырнул — значит, живой.

Подпишись на мой канал, там много всего полезного.

Виль Сива

В её небольшом городке это был единственный супермаркет. Он находился на окраине и появился совсем недавно. Люди ещё не привыкли к такому большому ассортименту. Делать покупки в светлом, тёплом помещении — вот что казалось роскошью по сравнению с базаром под дождём, где раньше все и закупались.

А ещё — иллюзия низких цен и известная звезда, рассказывавшая по телевизору, что покупки в этом супермаркете изменили её жизнь. Всё это позволяло забыть о том, как неудобно было добираться. Возможно, когда-нибудь здесь появится остановка, автобусный маршрут или маршрутка. Но пока ничего этого не было, и она, как обычно, шлёпала по лужам до своей работы.

Трек сменился: «Oh, it seemed forever stopped today, all the lonely hearts in London…» — она тоже обожала эту песню. Знала каждое слово наизусть. Даже захотелось немного потанцевать.

Но она уже пришла. Зашла внутрь. Наконец-то закончились дождь и ветер. Она вошла в светлое помещение супермаркета «Семёрочка» — своего места работы. Поздоровалась с охранником, выключила музыку и пошла переодеваться в подсобку. Она работала кассиром.

Работа в целом её устраивала: сменный график, тёплое помещение, соцпакет. Конечно, это была рутина, но на жизнь хватало. А ещё с ней всегда был он. Её Робби. Она влюбилась в него сразу, как только увидела его первый клип, услышала его чарующий голос. Это было ещё тогда, когда она была молодой студенткой педагогического института в соседнем региональном городе.

Тогда, конечно, не казалось, что жизнь сложится именно так. Перспективы виделись яркими, а мир — безграничным. Это потом он начал сужаться — после ухода мужа. Дети уже выросли, но всё ещё требовали затрат. И вот теперь она работает здесь, вечером идёт домой… но с ней — всегда её Робби.

— Видела новость? Твой любимый приезжает в Москву с концертом. В апреле! — сказала Надюха, её подруга и коллега с соседней кассы.

На работе все знали о её любви к певцу и автору песен Робби Уильямсу. А как не знать, если Алена знала его биографию наизусть, в разговорах вставляла: «А вот Робби…», могла без запинки пересказать целый альбом. Казалось, она разговаривала его цитатами. Надежда ещё что-то говорила, но Алена уже не слышала — всё остальное словно затихло.

Внутри всё затрепетало. «Как к нам? Это же не нужно никаких виз и переводчиков. Это же можно… Но нет, нет», — тут же ответило что-то внутри. «Это нереально. Это же мировая знаменитость. Это же сколько будут стоить билеты на концерт? Да ещё и билеты на самолёт… Где-то жить в Москве… Нет, нет. Надо быть реалисткой. Да и с работы, поди, не отпустят. Вот будет обед — сяду спокойно, надену наушники и буду с ним один на один. Только он и я. Мой Робби. Вот это — реально».

Так она и поступила. Время до обеда тянулось мучительно долго: покупателей по утрам в «Семёрочке» было немного, основная толпа приходила вечером, после работы. Нужно было перетащить несколько тяжёлых коробок, расставить товар по стеллажам. Иногда это приходилось делать, когда не хватало рабочих рук — обычно кто-то увольнялся, а заменить его не успевали.

Так происходило постоянно. В этом небольшом городке особенно часто увольнялись грузчики. Почему-то они сильно любили употреблять то, что сами и разгружали. Не всё, конечно — мыло и стиральный порошок особой популярностью не пользовались. А вот с алкоголем, особенно крепким, была настоящая дружба. Текучка стояла ужасная.

Но это было до обеда. А сейчас она сидела одна в крошечном подсобном помещении — там с трудом помещались стол, два стула и вечно грязная микроволновка. В то время как другие предпочитали обедать в компании, Алена любила побыть одна. Ну, как одна — с ним.

Она бережно открыла контейнер с едой из дома. Сегодня у неё были котлеты с макаронами. Макароны оказались немного переваренными — вчера, когда она их готовила, её отвлёк телефонный звонок, и она не уследила.

«Странно, что я даже не помню, кто звонил и о чём был разговор. Хотя тогда это казалось самым важным делом дня», — с иронией подумала она, оценивая несоответствие между вчерашней «важностью» и сегодняшними макаронами. Она поставила их разогреваться в микроволновку.

А музыка уже наполняла всё её тело — и она оживала.

«…all she offers me protection, a lot of love and affection… I’m loving angel instead…»

Песня за песней — она с удовольствием ела эти неудавшиеся макароны, мысленно делилась ими с Робби. А он, как ей казалось, отвечал: «Ничего, они совсем неплохие».

Потом был обычный рабочий день. Вечером, как всегда, — наплыв покупателей. Все были голодные и злые после работы. И если бы не любимый певец, звучащий в её наушниках, она бы тоже вернулась домой такой же злой.

На следующий день история с концертом Робби Уильямса в Москве уже забылась, как исчезает нечто нереальное, как забывается сон — только что виденный, но уже испарившийся, едва ты оторвал голову от подушки. Жизнь шла дальше. Она продолжала ходить на работу в «Семёрочку». Покупателей становилось всё больше, дни — всё серее. И только голос Робби в наушниках оставался её яркой, солнечной вспышкой среди этого серого потока.

29 февраля у Алены был день рождения. Она родилась в високосный год, и вот ей исполнилось 36 лет. Точнее, как она любила шутить — всего 9.

Зима заканчивалась. А это значило, что скоро дни станут длиннее ночей и начнут распускаться первые листочки. Скоро. Уже скоро.

Сегодня был рабочий день. Добраться до магазина стало чуть легче — мэрия, вероятно, заботясь о возвращении инвестиций, вложенных в открытие «Семёрочки», установила рядом с ней остановку и даже пустила газель, ходившую раз в полчаса. Все — и сотрудники, и покупатели — были этому несказанно рады.

«I love you baby but face it, she’s Madonna…» — звучало в наушниках, когда она подъезжала к работе. Как будто бы Робби пел специально для неё в день рождения. На самом деле, Алена сама выбрала этот трек и включила его на полную громкость — так, что его слышали даже соседи по маршрутке. Особенно в моменты, когда Робби повышал голос, подчёркивая интонацией важные слова. Он пел для неё. Только для неё. Настроение было праздничным.

Обычно дни рождения в «Семёрочке» проходили по стандартной, изъезженной схеме. Во время обеда весь коллектив собирался, доедал разогретую пиццу, которую не успели раскупить покупатели. Иногда пиццы было немного — в те редкие дни, когда весь город, казалось, решил позавтракать именно ею. В ход шли салаты — те, что уже были на пороге своей короткой гастрономической жизни.

Пили кофе из автомата или соки — с той же сомнительной перспективой. Сегодня всё было как всегда: поздравления от директора, конверт, «радостные» пожелания от коллег и незатейливый пикник в тесной подсобке, в которую даже не все могли войти.

Не было только Надюхи. А жаль. Они сдружились. Но Надежда ушла в декрет буквально за несколько недель до праздника.

Так прошёл этот день. Он не был ни длинным, ни коротким. Всё как обычно: покупатели, касса, пик-пик-пик. В суматохе работы начали стираться радостные эмоции начала дня. Иногда Алена вспоминала, что вечером её ждёт домашнее застолье — придут дети, друзья. Их будет немного, но они посидят в тёплом, дружеском кругу. Эта мысль согревала.

Вечер дня её рождения встретил Алену неласково. Казалось, он забыл, что у неё праздник. На улице дул резкий, непривычно сильный ветер — совсем не по сезону, когда уже чувствовалась приближающаяся весна. Солнца становилось всё больше. Но этот вечер явно не хотел отпускать зиму.

«Зима недаром злится — прошла её пора…» — вспомнились строки Тютчева, пока она пробиралась сквозь порывы ветра к остановке и потом, стоя там, ждала маршрутку.

Она приехала домой. Дети, внезапно так повзрослевшие (как это бывает, когда мама много работает), уже приготовили ужин и накрыли на стол. Стол стоял прямо в центре единственной комнаты её однокомнатной квартиры. В зале, как обычно, были диван, столик и телевизор. Но сегодня в центре стоял большой накрытый стол, вынесенный из кухни — ждали гостей. На нём уже стояли её любимые блюда: селёдка под шубой, мимоза, бутерброды со шпротами и солёным огурцом. Из кухни доносился аромат неизвестного, но явно мясного блюда. «Прямо как на Новый год», — подумала она.

Зашла соседка Марина с мужем — как всегда приходили поздравить. Обещала зайти и Тамара, её школьная подруга, но пока не пришла — возможно, задержали на работе.

Позвонили в дверь. Вбежала Тамара вся в снегу — ветер разгулялся в метель.

— Ну и непогода! — сказала она.

— Природа громче поздравляет, — улыбнулась Алена. Несмотря на метель, гости пришли — и это её радовало.

Все сели за стол, давно не виделись, и завязалась оживлённая беседа. Дети рассказывали о своих успехах в учебе, взрослые — обсуждали новости и сплетни подъезда (например, почему Иван Петрович из НИИ внезапно зимой стал ходить в бейсболке вместо шапки). Они разговорились, серьёзно поели, немного выпили вина. Прозвучало несколько тостов: «За здоровье — ведь в нашем возрасте оно важнее всего». Гости сидели и говорили.

— А что тебе на работе подарили? — спросила Марина.

— Да как обычно — просто деньги, — ответила Алена.

— Ничего себе — обычно! Нам на работе даже цветок не подарят, — фыркнула Марина.

— А у вас коллектив весь в сборе, да ещё празднуете!

Алена с удивлением вспомнила про конверт, который забыла в сумке — сначала не обратила внимания, зная, что это просто деньги на смеситель в ванной. Она достала конверт без особого ожидания, но открыв, обнаружила внутри сложенный втрое листочек.

Смесь разочарования и любопытства закрутилась в душе: смущение от поломанного смесителя и интерес, что внутри... Она развернула листок и увидела крупными чёрными буквами Robbiу Williams.

Сердце застучало. Голова наполнилась разнородными мыслями, ни одна не остановилась — лишь учащённое дыхание. И тут она увидела дальше: «15 апреля. Стадион Лужники», а рядом — чёрно-белая фотография Робби, распечатанная на весь лист. Глаза запылали — и она ничего не понимала. Это было похоже на шутку.

Она показала листочек дочке, та внимательно прочла и сказала:

— Мама, это вроде как билет на концерт Робби Уильямса в Москве 15 апреля.

Как? Кто? На работе все знали её любовь к певцу. Но чтобы…? Она не верила: радость смешалась с неверием, и она не смогла насладиться моментом.

Оказалось, Надюха, её коллега, сумела договориться: вместо денег работники подарили билет. Но их бы не хватило, и её муж — владелец «Семёрочки» — добавил свою долю, полностью оплатив билет. Надюха не могла сама об этом рассказать — она как раз рожала второго ребёнка, и никто не знал, что в конверте... кроме её мужа, который оказался мастером интриг — или просто был отвлечён. Может, он думал о том, кто теперь будет праздновать день рождения в один день с Аленой.

8 апреля, за неделю до концерта, Алена лежала в больничной палате — всё болело, и она не могла думать ни о чём, кроме горечи невозможности попасть на концерт. Песни Робби в ушах казались чужими, словно из другой вселенной.

Последний месяц она жила лишь предвкушением: представления, как она будет стоять среди тысяч на стадионе Лужники, петь вместе… Она думала, он поёт только для неё. Но операция пошла не по плану: вместо выписки через день-два её перевели на стационар без ясной даты выхода. Всё померкло...

Алена без оптимизма, так свойственным ей, впервые ощутила непонятную подавленность. Всё — физическая боль и психологическая — смешалось в серую массу, как липкий мешок на ветке. Часто ей становилось невыносимее той боли, что оставалась, когда уходила физическая. Исчезнувшая мечта висела тяжким грузом. Она чуть забывалась во сне, когда в мечтах приходил он... но с рассветом он уходил, и утро приносило боль.

Подарок билета вызвал эйфорию... но тут же врезалась реальность: где деньги на поездку, жильё? Это было не по карману. Она начала откладывать: урезала расходы, отказалась даже от новой весенней обуви, довольствуясь старой.

Подруга Марина предложила ей недорогую гостиницу у Воробьёвых гор и позволила занять деньги, чтобы потом отдать. Оставалось собрать на питание. Главное, билеты и жильё уже были.

Но деньги ушли на операцию — билеты на самолёт сдали, билет на концерт продали. Операция оказалась дорогой.

Осталась призрачная надежда... и снова — мечта. В больнице, без билетов и жилья в Москве, слабая Алена понимала горечь утраченных шансов.

Она не могла даже сама сесть на кровати — звала медсестру. Лишь редкие часы забытья от обезболивающих давали передышку. В мечтах он всё ещё пел для неё.

Время текло невообразимо медленно — как густая жидкость, которую можно даже потрогать, — когда ждёшь события, как будто оно не наступит, или наоборот — не закончится.

Она снова думала о несостоявшемся концерте... Надежды уже не было. Физическая боль кажущееся слабее одной мысли: «Всё потеряно». Это была трагедия её жизни. Мысли утекали в провалы: воспоминания о прошлых неудачах всплывали, словно черти из табакерки. Что-то не получилось, жизнь потухла... превратилась в трясину размышлений.

Потом пришли выходные, и время замедлилось до невозможности. В больнице всегда так: маленькая рутина окружена пустотой. Доктор заглядывал, и это было хоть чем-то.

Понедельник принёс хорошие новости: выздоровление шло быстрее планируемого, и через пару дней её могли выписать. Она чувствовала прилив сил; даже больничная еда уже не казалась отвратительной. Вместо тревоги пришло смирение.

Во вторник пришло сообщение в мессенджер: «Привет! Давно не виделись. У меня есть свободный билет на концерт Робби Уильямса. Я вспомнил, что ты его любишь.»

Это был сообщение от её двоюродного брата из Москвы — звучало невероятно, как шутка. Она перечитывала три раза, пока смысл окончательно дошёл до неё: «Неужели возможно?»

Они созвонились. Коля предложил ей остановиться у него, если с гостиницей всё сложно, и даже занял деньги на билет до Москвы. А медсестра пришла и сказала: готовься к выписке. Доктор счёл возможным продолжать лечение дома — хотя пока ещё с костылями, но восстановление шло быстрее плана.

Выписка. Костыли. Робби. Свет. Стадион.

What a time to be alive, what a time to be alive

Какое время быть живым, какое время быть живым!

What to do with your big fat life?

Что поделать с твоей большой жирной жизнью?

Are you gonna let it blow your mind?

Ты позволишь ей взорвать тебе мозг?

I just wanna be your rocket

Я просто хочу быть твоей ракетой.

И правда. Какое же это было время. Живое. Настоящее. С макаронами, лужами, шпротами, Надюхой, больницей и… Чудом. И это был не просто концерт. А взлёт. Ракеты души. Вперёд и вверх.

Виль Сива

Тут важно не путать лень с прокрастинацией или апатией.

Прокрастинация — это когда сидишь над задачей, как над пресной едой: и есть не хочется, и выкинуть жалко. Там не отдых — там тревога под соусом из социальных сетей. Апатия — это когда тебе даже лениться лень. Не «перезагрузка», а сбой системы. Ни мыслей, ни вкуса к жизни. Просто внутренний моросящий дождь.

Так как же понять, лень у тебя нормальная — продуктивная, или уже скатываешься в бездействие? Всё просто: если тебе лениво — и спокойно, значит, ты зреешь. Как мысль. Или хорошее вино... Если лениво — и тревожно, ты не ленишься, ты тонешь. Надо выбираться. Хотя бы пальцем пошевелить.

Заметил: самые яркие идеи приходят в момент ничегонеделания. Только лёг, только выдохнул — и бац: мысль. Скачешь на кухню, рисуешь схему будущего проекта на упаковке от печенья. Потому что отдых наконец дал место мыслям. А мысли — дело хитрое. В спешке не дружат, а в тишине расцветают.

Вот, например, это эссе. Родилось в момент, когда я собирался ничего не делать. А получилось — вот.

Поэтому пусть лень будет с вами. Главное — не давайте ей водить машину. Пусть лучше сидит рядом. Молчит. Иногда подкидывает идею.

А теперь вы. Где вас застала лень — в кресле, на кухне, в душе? Или вы тот самый герой, что дочитал до конца и всё ещё лежит?

Подпишись на мой канал, том ещё больше интересной и полезной информации.

Виль Сива

— А поеду-ка я.

Куда? Неважно. Главное — поехать. Включить любимую музыку, открыть люк, который с момента покупки автомобиля выполнял исключительно декоративную функцию. Люк в машине был как беговая дорожка у большинства — вроде есть, но служит подставкой для пакетов. Как и многие вещи, которые мы покупаем, но никогда не пользуемся.

Поехал. Просто в сторону МКАДа, включил любимую музыку на полную громкость. Как в кино, только ты в нем главный герой, а не жертва сценариста. И волосы. Развиваются. Или просто так кажется. В груди — фейерверк, а под кожей — двигатель внутреннего восторга.

Оказался в Подольске. Всего в часе езды от Москвы. Город, в котором я никогда не был. Казалось бы. Одно время я здесь склады арендовал. На складах был, а вот по городу не гулял. А зря. Потому что город, между прочим, старинный, с куполами, как в учебнике по истории, и церковью, построенной князем Голицыным. Не тем, который в сериале, а настоящим. С участием Петра Первого. Лично, представляете?

Гуляешь по скверу, пьёшь кофе из бумажного стаканчика, смотришь, как утки ведут важные беседы. Заходишь в церковь — не чтобы покаяться, а чтобы вспомнить, что внутри тебя тоже бывает тишина. А потом лес. Запах сосен, шум листьев, пение птиц и чья-то собака, похожая на философа.

На обратной дороге — кафешка у трассы. Меню — с орфографией приключений: «Гуляш по-домашни» и «Кофе американос». Но вкусно, и главное — душевно. За соседним столом дальнобойщик рассказывает официантке, как однажды чуть не женился в Ростове. И ты вдруг понимаешь — ты часть чего-то большого. Не корпорации, не бизнес-плана, а жизни.

Путешествовать не обязательно за границу или на море. Не ждите подходящего момента. Не ждите пока накопите денег. На то которое большое и мы его постоянно ждем, откладывая при этом жизнь. Садитесь на электричку, автобус. Если есть машина, то это вообще стирает горизонты. И езжайте. Берите с собой бутерброды, наливайте чай в термос и выдвигайтесь в путешествие. Не ждите отпуска или удачного случая. Езжайте в ближайший городок, деревню. Да просто в поле или в лес. Гуляйте. Дышите. Почувствуйте дух странствия. Поездка и мозг переключает и живым вас делает. Вдохновляйтесь!

Это не про побег от жизни. Это — возвращение к ней. Без пафоса, без инстаграмных фильтров. С утками, кофе и церковью, которую ты не искал, но нашёл. С песней в колонках, которую ты слушал тысячу раз, но именно в этот момент она заиграла по-другому.

Не буду говорить: «живите здесь и сейчас» — вы это слышали и без меня. Просто не проходите мимо своего Подольска. Иногда именно там жизнь тихо машет вам рукой с лавочки. А рядом — пирожок с капустой и песня, которую вы слышали сто раз, но только сейчас поняли.

И подписывайтесь на мой канал, там ещё много всего интересного.

Виль Сива

— Ах ты, углепластиковый демон! — подумал Артём.

А потом — как назло — эта зараза ещё сигналить начала, пробиваясь через пробку, словно ему в роддом.

Артём прицелился. Подождал скорую на соседней полосе, пристроился за ней, как за кавалерией.

— Ща догоним!

В этот момент дочка на заднем сиденье завопила:

— Пап, у меня кукла в ботинке!

Пока он пытался понять, как кукла туда влезла, влез сам — в соседнюю машину. Бам. Злость достигла финальной стадии: «Теперь я вообще никого не пропущу никогда. Пусть стоят!»

А в офисе Павел уже кипел.

9:15. Где Лена?

9:30. Где отчёт?!

10:00. Где совесть?!

У него сегодня важная встреча. Без её части презентация будет выглядеть как борщ без соли — вроде есть, но не хочется. Он ей звонил. Писал. Даже в Телеграм заходил — тишина.

— Безответственная, — бурчал он, обводя графики. — Вот только понабрали молодых, вот и…

А теперь — коротко, что было на самом деле:

Катина подруга написала сообщение прямо перед вылетом в отпуск. На месяц. И просто вышла из сети. Катя — осталась в драме, которую сама придумала.

Водитель джипа вёз сына с переломом в больницу. Тот прыгнул неудачно на батуте в ТРЦ. Артём — остался в ремонте машины и пережёвывании справедливости.

А Лена… Лена мчала в аэропорт — умерла бабушка, та самая, на руках которой она выросла. Ни отчёт, ни телефон в тот момент не существовали.

Мы часто додумываем за других. Пишем за них сценарии. Снимаем мыльные оперы, где всё понятно, всё обидно и всё против нас.

Иногда — правда, нас подводят. Но гораздо чаще — нас подводит собственное воображение. Оно дорисовывает детали, в которые мы потом начинаем верить. И не просто верить — реагировать. Эмоциями, словами, действиями.

А ведь, как говорил Марк Твен:

«За свою долгую жизнь я пережил множество бед… большинство из которых, так и не случились».

Иногда лучшая реакция — это не возмущение. А пауза. Пять секунд тишины. Вдох. Выдох. И ты уже не герой трагедии, а просто человек, у которого есть силы.

Виль Сива

Посмотрите на природу. Она не жалуется. Весна приходит вовремя. Осень не ноет: «Ну я вообще-то не в настроении опадать сегодня». Всё происходит по плану, без суеты и истерик. И в этом — сила. Природа не пытается всё успеть. Она живёт ритмично. И этому у неё стоит поучиться.

Фокусировка — это и есть тот навык, которого нам всем хронически не хватает. Мы гордимся многозадачностью, как орденом. «Я могу обедать, смотреть сериал, отвечать в чате и думать о смысле жизни!» — кричит наше эго. А мозг тихо плачет. Потому что он так не умеет.

Правда в том, что мозг может качественно делать только одно дело. Одно. Остальное — иллюзия продуктивности. Как будто вы одновременно готовите обед, чините стиральную машину и читаете «Критику чистого разума». В итоге — дым на кухне, запчасти разбросаны по всему дому и ощущение, что Кант лично вам мстит.

Стоп.

Вот прям сейчас. Да. Замри. Прочувствуй момент. Что с тобой сейчас? Где ты? Что слышишь? Птицы? Машины? Коллега снова что-то жуёт?

А теперь — внимание на тело. Ступни касаются пола? Где трет обувь? Где спина ноет от офисного стула? Вот оно — настоящее. Живое. Без монтажа.

Фокусировка — это как пылесос для ментального хлама. Она оставляет только важное. А всё лишнее — в утиль. Это не волшебство, а навык. Как чистить зубы или не вступать в коммент-баттлы в семейном чате.

Хотите освоить его? Ставьте напоминания. Пусть телефон каждый час напоминает: «Эй, ты живой. Вернись в момент». Как добрый голос из будущего, который знает, что вечер не спасёт, если ты и так не в себе.

Ещё можно прислушаться к тем, кто добился своего. Бизнесменов, художников, спортсменов, писателей. Почти все они говорят одно и то же: «Делай одно. Потом другое. Потом третье. Не одновременно. Не вразнобой». Это и есть суперсила — последовательность.

И вот что важно: как только ты начинаешь делать дела по одному, с вниманием и удовольствием, — всё меняется. Жизнь становится вкуснее. Словно ты не просто жуёшь бутерброд, а наконец понял, что в нём было. И хлеб, и колбаса, и сыр — всё на месте.

Так что, может, не будем торопиться? Не будем мотать? Попробуем прожить. Один шаг. Один вдох. Один день.

А теперь — откровенно. Как у вас с фокусом? Вы тот самый герой, который в одной руке держит телефон, в другой — сковородку, а в голове — список из 87 дел? Или уже пробовали жить в моменте? Делитесь в комментариях. Обсудим. Может, даже замедлимся. Ну хоть на пару секунд.

И можете подписаться на мой канал, там тоже клёвые комментарии.

(с) Виль Сива