stigmaroot

Пока пропаганда России твердит о несостоявшемся государстве, экономика ее западного соседа, благодаря связям с ЕС, быстро растет

С ЧЕМ СРАВНИВАЕМ

Российские экономические новости последнего времени сложно назвать хорошими. Минэкономики понизило прогноз роста на ближайшие годы, а министр заговорил о приближающейся рецессии. По итогам июля валовый продукт строительства сократился на 0,3% к июню, промышленность упала на 0,4%, а грузооборот всех видов транспорта — на 0,5%. Счётная палата сообщила о снижении реальных располагаемых доходов населения на 1,3% за первое полугодие.

Против России были введены очередные санкции, на этот раз в отношении государственных заимствований, а пресловутые «национальные проекты» пока не дают (да и не могут дать) желаемых результатов.

На этом фоне кремлёвская пропаганда привычно рассказывает россиянам об Украине, по старинке описывая соседнюю страну как несостоявшееся государство.

Однако пришло время беспристрастно поговорить об украинской экономике, которая за прошедшие после начала российской агрессии годы пережила несколько стрессов.

НЕСМОТРЯ НА ПРОБЛЕМЫ

Вызовом для украинской экономики стал серьёзный разрыв экономических связей с Россией. Товарооборот упал с $39,6 млрд в 2013 г. до $15,0 млрд в 2018-м. Украина прекратила закупки газа у «Газпрома» с ноября 2015 г. и столкнулась с потерей значимой части своего промышленного потенциала (на временно оккупированных территориях в 2013 г. производилось около четверти промышленной продукции). А также с необходимостью отвлечения огромных ресурсов на противостояние агрессору (оборонный бюджет вырос с 14,8 млрд гривен в 2013 г. до 163 млрд в 2018-м). Несмотря на всё это, по результатам второго квартала, в Украине в этом году был зафиксирован самый высокий за последние три года прирост ВВП в 4,6% к тому же периоду прошлого года; при этом зарплаты выросли на 10%, инвестиции в основной капитал — на 17,8%, а объёмы выполненных работ в строительстве — на 21,2%.

Чем обусловлен такой существенный рост? С формальной точки зрения, которую озвучивают официальные лица в Киеве, основными драйверами ускорения стали увеличение продукции сельского хозяйства (на 6,3% во II квартале по сравнению с тем же периодом прошлого года) и прирост (на 10,3%) оборота розничной торговли в первом полугодии. Но и эти тренды имеют свои причины, в которых стоит попытаться разобраться.

НА ФОНЕ НИЗКОЙ БАЗЫ

Отчасти рост является следствием событий 2014−2017 г. г., когда реальные доходы украинцев падали (сократившись с 2013 по 2016 г. более чем на 30%), а гривна ослабевала. В последнее время, однако, тренд сменился: конкуренция на рынке труда растёт из-за дефицита кадров, вызванного масштабной трудовой миграцией в Европу, а курс доллара по отношению к национальной валюте снижается. В результате покупательская способность граждан увеличивается даже быстрее, чем гривневый ВВП, а уверенность потребителей растёт, что подталкивает спрос.

Если перевести украинский номинальный ВВП в доллары, окажется, что он вырос с 2015 г. с $90,6 до $131 млрд, увеличиваясь самыми быстрыми темпами в Восточной Европе. Если недавно можно было говорить об Украине как о самой бедной стране региона (средняя номинальная зарплата в начале 2016 г. составляла $180/мес.), то сейчас на постсоветском пространстве страна отстаёт только от России, Казахстана и Беларуси с номинальным показателем $435/мес. Этот восстановительный рост не будет вечным, но его нельзя недооценивать.

Более фундаментальными являются несколько других обстоятельств.

ЧТО ПОШЛО НА ПОЛЬЗУ

Прежде всего, следует признать, что сотрудничество с ЕС стало для Украины большим благом. За последние четыре года с участием европейского капитала в стране было открыто более 200 промышленных предприятий. Экспорт в ЕС вырос с 2015 г. более чем на 30%, достигнув $20,2 млрд. Даже либерализация визового режима, вызывая дополнительное давление на рынок труда в Украине, пока скорее работает на развитие её экономики (требуя технологической модернизации), а не против него. Сама модернизация становится более достижимой с учётом укрепления гривны, которая делает закупки оборудования за рубежом и продажу продукции на внутреннем рынке экономически оправданными.

Значительное позитивное влияние оказывает и то, что в Украине сохранилась пусть и олигархическая, но конкуренция, которая препятствует тому огосударствлению экономики, которое мы видим в России и которое во многом убивает инвестиционный климат. Украина зарекомендовала себя как страна, в которой большинство групп влияния представлены во власти, существует довольно эффективная судебная система, уважаются права инвесторов (особенно иностранных), а предпринимательство не является — в отличие от России — уголовно наказуемым деянием. Даже госкомпании сегодня в намного большей степени действуют как коммерческие организации, а не как агенты правительства. Всё это создаёт фундамент для сохранения позитивных макроэкономических трендов.

Стоит заметить, что хотя налоговая нагрузка остаётся высокой (сейчас она достигает почти 38% ВВП), распределена она неравномерно, и многие сектора малого и среднего бизнеса чувствуют себя очень уверенно. Государственное и полицейское рейдерство за годы президентства Петра Порошенко существенно ослабло. Приход к власти новой команды безусловно породил дополнительные надежды на дебюрократизацию (не будем забывать, что успешный второй квартал — это и есть период транзита, подпитывавшего ожидания). Сегодня у нового правительства имеется мощный рычаг для ускорения роста в виде снижения налогов, расширения прав предпринимателей и, конечно, проведения земельной реформы — всё это способно сохранить высокие темпы роста и в ближайшие годы.

СЕРАЯ ЗОНА

Наконец, нельзя не принимать в расчёт и ещё один фактор. Украинская экономика в существенной своей части оперирует в «серой» зоне. Доля неформальной экономики оценивается в треть официального ВВП, а неформальных экспортно-импортных операций — ориентировочно в 30%.

Если новым властям удастся модернизировать налоговую систему, ввести, например, налог на выведенный капитал; отменить мораторий на куплю-продажу земли; дополнительно упростить процедуру получения патентов и лицензий, вполне можно предположить, что формальные показатели ВВП будут расти на 2−4% в год только в силу перехода части предпринимателей в «официальный» сектор. Хотя в строгом смысле слова это не будет ростом, но само отражение этого процесса в статистике приведёт к улучшению показателей отношения долга к ВВП, увеличит привлекательность страны в глазах инвесторов, активизирует работу кредитых организаций.

Безусловно, Украина остаётся во многих отношениях очень проблемной страной: она всё ещё зависит от России в поставке ряда видов энергоносителей; военно-политическая ситуация может быть дестабилизирована Москвой достаточно легко; финансовая поддержка Запада и международных финансовых институтов остаётся крайне значимой. Однако направление развития украинской экономики в сторону либерализации, открытости внешнему миру и поощрения конкуренции не оставляет сомнений – и потому как и в 2004 г. можно сказать: «Украина – не Россия». Ни в политическом, ни в экономическом отношении.

Владислав Иноземцев, доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества (Россия)

Космонавты с дубинками против людей, не сделавших ничего плохого, тюремные сроки тем, кто, очевидно, ни в чем не виновен, заслоняют важное качественное изменение, происшедшее в политике репрессий. Стали наказывать не только за действия, но и за чувства, за то, что называется мыслепреступлением.
Получивший пять лет Синица никого не убил и не ударил, он лишь написал несколько слов в твиттере. Константин Котов просто стоял, не перекрывал дороги, не бил витрины и ни на кого не нападал.
Но стоял он без разрешения, причем не в первый раз без разрешения, демонстрируя этим, что плевать ему на начальство и его идиотские запреты – будет сидеть именно за это "плевать". А Егор Жуков, студент Вышки, которому так и не смогли пришить организацию массовых беспорядков, обвиняется теперь в экстремизме, а доказательства следователи ищут в его курсовых работах. Т.е. сидеть будет – рад был бы ошибиться! – именно за неправильные с точки зрения следователей мысли. Теперь уже и они признали, что это его единственная вина.
Этот новый шаг – не просто линейное усиление жестокости и маразма. Это качественное изменение, требующее анализа и понимания.

Чего хочет власть от подданных? Так, вроде, и вопроса нет. Чтоб платили налоги, соблюдали правила уличного движения, являлись на сборные пункты "конен, люден и оружен". Она хочет, чтобы мы что-то делали, а чего-то, наоборот, не делали. А для этого у нее есть школы, монументальное искусство, полиция и тюрьмы.

Но тоталитарные режимы или режимы, стремящиеся стать тоталитарными, хотят бОльшего – контролировать чувства. Они диктуют, какую музыку любить, какой природой умиляться, когда гордится, а когда скорбеть. Но главным объектом контроля и манипулирования становятся чувства по отношению к самой власти. Здесь и любовь к фюреру, объявленная гитлеровскими правоведами юридической категорией, и – наша практика – тюрьма за оговорки и описки, позволяющие предположить плохое отношение к товарищу Сталину. Гениальный Орвелл не зря назвал свой вариант НКВД или гестапо министерством любви – именно за любовь к начальству боролись спецслужбы самых страшных диктатур двадцатого века.

Даже когда уровень каннибализма режима снижается, правильные чувства подведомственного населения могут оставаться целью государства. Советские диссиденты сидели, чаще всего, не за действия, представлявшие угрозу для "советского общественного и государственного строя" – они, ведь, не нападали на райкомы партии, не сыпали песок в двигатель трактора и не передавали врагу военные секреты. Их преступлением было открытое выражение антипатии и презрения к системе. Даниель, Синявский и многие другие были репрессированы именно за это. "Антисоветская агитация и пропаганда", выражавшаяся, например, в рассказывании анекдота, действительно, подрывала власть КПСС, но лишь потому, что демонстрировала провал попыток добиться той преданности и уважения, на которых настаивала система.

Казалось, это ушло. Но мало ли что нам казалось? Сегодняшняя власть все чаще пытается влезть нам в голову и наказать за неправильное ее содержания.

Началом этого процесса можно считать объявление действующего президента национальным лидером, т.е. заявление, что де-факто у нас действует иранская политическая система, в которой все формальные посты, в том числе, и выборные, не значат почти ничего по сравнению с тем, на который назначение происходит непосредственно по воле Аллаха. И это не просто политико-лингвистическая архаика – следующий шаг "вождь", а это уже и вовсе редукция к племени. А слова имеют значение. Важно еще и то, что в нормальной ситуации ты можешь быть полноправным гражданином, даже если голосовал против действующего президента, и не одобряешь его политику. Но если ты не испытываешь экстаз по отношению к национальному лидеру (синоним – к вождю), ты автоматически не принадлежишь к этой гражданской нации. При определенной степени бесконтрольности и несменяемости первое лицо естественным образом начинает идентифицировать государство с самим собой (нет меня – нет России). Но здесь уже нация устами своих официальных спикеров начинает определять себя через вождя. Оппонентам в этой системе места нет.

Собственно, в нашей постсоветской истории это был первый случай требования не просто подчинения, а чувств по отношению к государству и его персонификатору. Но сначала было просто социальное давление – истерики и славословия в СМИ. Потом власть пошла дальше. Появились законы об оскорблении чувств. Прежде всего, религиозных. Власть защищает, как бы, не себя, а, как сказали бы предшественники, социально близких – наиболее архаичную и управляемую часть сообщества религиозных людей страны, от имени которых готовы выступать организации разнообразных "хоругвеносцев" и "алтарников" (реальные люди, выполняющие эти обязанности, ко всей этой защите чувств обычно отношения не имеют). Неправильные чувства теперь криминализированы, по этим статьям уже есть конкретные осужденные, причем на реальные сроки. Наиболее известно, конечно, дело “Pussy Riot”, но оно далеко не единственное.

Нигде в мире, кстати, демонстративное неуважение к религии не приветствуется, однако современное общество находит другие, менее дикие и не связанные с тюрьмой способы разрешения подобных конфликтов.

Следующим шагом стал Закон об уголовной ответственности за реабилитацию нацизма, принятый Государственной Думой и подписанный президентом в мае 2014 года. Он запрещает оценивать как идентичные действия сталинских и гитлеровских карателей – СМЕРШа и СС, НКВД и гестапо, а также, приравнивать коммунистический и нацистский режимы. То есть этот закон запрещает делать то, что уже давно сделано выдающимися советскими писателями - Астафьевым, Солженицыном, Гроссманом и многими другими. Здесь оборонительные редуты выставляются уже вокруг государственной версии истории – важнейшей части идентичности государства. Здесь с правоприменением сложнее – штрафы были, а реальных сроков пока нет. Но все впереди!

И наконец, устами сенатора Клишаса был озвучен следующий, совершенно принципиальный шаг – было криминализировано неуважение к государству в неприличной форме! Таким образом, на сегодняшний день гражданину РФ предписано уважать (любить?) государство, его символы, в том числе и живые – начальство разъяснило, что символами, подлежащими защите, являются не только флаг, герб и гимн №3, но и сам президент, сочетающий отныне телесную и сакральную сущности. Пока никого не посадили. Но ситуация меняется и не стоит недооценивать таланта и энтузиазма охранителей.

Собственно, то же происходит и в международной политике нашей страны. Санкциями, передвижением войск, демонстрацией мультфильмов о новом оружии власть карает или пугает соседей по планете за неуважение к нашему государству. Когда турки сбили наш бомбардировщик (поддержу официальную позицию – никакой угрозы для Турции он не представлял), президент России потребовал от Эрдогана не разрешения на двух-трехсекундный залет в воздушное пространство Турции при выполнении боевых задач в Сирии, но извинений. А пока не извинится – ни помидоров, ни туристов. Извинился – вернулись и туристы, и помидоры.

Плохое к нам отношение элит балтийских стран, может, и не всегда обосновано – в нашей истории был не только Сталин, но и Ельцин – но точно не несет для России никакой угрозы - размещенные там сейчас батальоны НАТО, очевидно, играют чисто символическую роль. Но мы разворачиваем Искандеры и запрещаем латвийские шпроты. А когда недавно в Грузии на митинге появились оскорбительные для Путина плакаты, было закрыто воздушное сообщение между нашими странами! Интересно, что незадолго до этого, когда Трамп посещал Лондон, его с нелицеприятными плакатами, яйцами и помидорами готовилось встречать такое количество протестующих, что ему пришлось передвигаться исключительно по воздуху. Но ни у кого не хватило духовности запретить полеты между США и Великобританией.

Когда пессимист говорит, что хуже некуда, оптимист отвечает, что нет, есть куда, не теряйте, мол, надежды. Последние аресты и приговоры к реальным срокам – это уже не только за организацию столь страшных для властей массовых мероприятий, а за именно стойкое неуважение и нелюбовь к власти – за это будет сидеть Котов, ради которого реанимировали "дадинскую" статью, наплевав на решение Конституционного Суда. Или касание шлема и попытка увидеть лицо "космонавта". Это не несло угрозу его жизни и здоровью. Но – тюрьма. Рассуждения в твиттере, что при таком развитии ситуации жертвами могут стать дети силовиков – призыва к насилию там не было – пять лет! Сколько бы дали Пушкину за его "Самовластительного злодея" – "Твою погибель, смерть детей с жестокой радостию вижу"? Царю адресовано, не сержанту Росгвардии!

Отныне и надолго – назад эта система не едет – мы должны понимать, что выражая неправильные чувства по отношению к родному государству, мы совершаем преступление. Не все будут за это сидеть. Но важно, что шанс этот есть у каждого!

Зачем они все это делают? Почему они хотят добиться от нас не только и не столько поведения, соответствующего принимаемым ими законам и распоряжениям, сколько чего-то слабо измеримого и иррационального? Почему они так боятся слов несогласия и нелюбви? Самый простой, не умножающий сущности, а потому, наверное, правильный ответ – от страха. Они понимают, что им давно уже нечего предъявить для рационального обоснования продолжения своего правления – успехов нет ни в экономике, ни в социальной сфере, ни в космосе, ни в обеспечении безопасности. А это значит, что только уважение к ним, идентификация себя с ними – чего уж давно нет, но они, живя в информационном вакууме, думают, что есть – защищает их от протестного голосования, от силовых действий людей, обозленных свалками, пенсиями, несправедливостью. Они понимают, что от краха их отделяет только пассивность граждан. Любое выражение неуважения пугает их, так как приоткрывает им реальность, в которой нет для них ничего хорошего.

Что впереди? Реальной массовой любви добиться, в принципе, можно. О том свидетельствуют искренние слезы на похоронах Сталина, Ким Ир Сена и других вурдалаков. Но для этого нужны не точечные, а массовые безадресные репрессии, чтобы страх миллионов людей, вытесненный в подсознание, замещался невротической любовью. Если я полюблю источник угрозы, она, как бы, перестает существовать – мудрый вождь карает только своих – моих! – врагов, а раз я искренне люблю его, мне ничего не грозит. Безадресность здесь не менее важна, чем массовость и жестокость.

Если преследуют дворян, а я не дворянин, рыжих, а я не рыжий, значит, я могу чувствовать себя в безопасности. Но это не допустимо. Чтобы любили все, бояться должны тоже все. Поэтому отлавливаем троцкистов – а кто троцкист ведомо лишь следователю. Или и вовсе врагов народа первой категории. Или, как сейчас, экстремистов. А вот, докажите, что вы не экстремист!

Но на массовый террор у них нет ни ресурса – экономического, человеческого, и организационного, ни энергетики. Не сталинские наркомы! Репрессии за мыслепреступления будут ломать жизнь конкретным людям, но не решат своей сверхзадачи – обеспечения экстатических чувств и, как следствия, покорности. Не будут их ни уважать, ни любить, А бороться с расширяющимся каждый день недовольством локальными посадками – это тупиковый путь, это, как затыкать жерло вулкана пробкой. А значит, расти будут и протесты, и репрессии, взаимно усиливая друг друга. А потом это взорвется, если, конечно, наверху не произойдут принципиальные кадровые изменения, и новые люди будут иметь шанс начать все заново.