steeless

37. Лютики-цветочки в греческом садочке

Боги Греции подарили нам не только источники мятных конфет, лаврового листа, тростниковой мебели и… аллергии на тополиный пух (Аид в своем стиле). Они еще пополнили букеты и цветочные гербарии.

Таким эстетизмом в основном страдали Аполлон и Афродита.

У Аполлона, например, как-то завелся любовник Гиацинт – сын царя Спарты. Цензурированные источники с радостью опишут вам, что друзья день-деньской занимались то метанием дисков, то охотой, а то «развлекались гимнастикой». Понятия не имеем, что за гимнастику имеют в виду целомудренные источники, но вот диски Аполлон и Гиацинт действительно метали (в свободное от гимнастики время, наверное).

И вот как-то раз диск, брошенный Аполлоном, полетел слишком высоко и далеко, а Гиацинт почему-то побежал его ловить (как собачка за тарелочкой фрисби) – и таки поймал все-таки, но только головой.

Аполлон, который, кроме всего прочего, был еще богом врачевания, почему-то очень растерялся, обнял Гиацинта и принялся голосить:

– А-а, с полным черепом ты был такой красиииивый! А-а, с кем же я буду теперь заниматься гимнасти-и-икой…

Под конец Танат сжалился избавил юношу от ужасных мук: Гиацинт испустил дух на руках безутешного Аполлона.

Чтобы как-то утешиться, тот вырастил на крови любовника прекрасный цветок – опять же, и с похоронами возиться не надо.

Если Аполлон руководствовался вполне практическими соображениями «где бы спрятать тело», то Афродита всего лишь выполняла долг.

Потому что Нарцисс, сын речного бога и нимфы, был сволочью. Классической такой, зазнаистой и самолюбивой. Но зато и с модельной же внешностью, а потому нимфы за ним бегали толпами – и толпами же от него отваливались, разобиженные и несчастные.

Больше всего не повезло нимфе Эхо – наверное, потому что ее прокляла Гера, и нимфа с тех пор могла только повторять слова. Через это объяснения у них с Нарциссом не получилось, получилось…

– Эгей, кто здесь?

– Здесь… здесь…

– Иди сюда!

– Сюда… сюда…

– Что ты за мной повторяешь?! Ты что – дура?

Нимфа не смогла не повторить последнее слово с утвердительными интонациями… Нарцисс резюмировал, что «ага, видно» – и пошел своим путем, разбивать сердца.

Под конец какая-то нимфа с особенно разбитым сердцем все же прокляла Нарцисса: «А чтоб ты мучился, как мы!»

Афродита вовремя щелкнула пальцами: хоп – и Нарцисс безнадежно влюбился в собственное отражение в воде.

Что и дошло до него не сразу.

Несколько дней красавец стоически признавался отражению в любви и пытался его облобызать (нимфы, надо думать, радовались комедии из леса). В конце концов, страшная мысль все же осенила Нарцисса… и тут опять во всей красе проявился недостаток мозга. От отражения юноша никуда не ушел, день деньской повторяя: «Ути, какие глазки, ути, какие губки, ути, как я тебя люблю!». При этом он случайно забыл, что между комплиментами надо бы еще и есть – и тихо помер, то ли от голода, то ли от неразделенного чувства.

Нимфа Эхо скорбела, остальные скорбели настолько, что решили Нарцисса поглубже закопать. Но им не удалось даже этого, потому что на его месте уже вырос одноименный цветок.

Пы. Сы. Само собой, тема превращений раскрыта не полностью (полностью эту тему в античной мифологии еще поди раскрой!) Но мы немножко отойдем от цветочков и в следующих главках посмотрим, сколь суровы были античные аграрии. Ибо как ни крути, а Деметра таки была олимпийкой.

36. Отчего так в Элладе растенья шумят…

Любой захудалый справочник по природе Греции вас просветит, что растительности в Элладе было, что называется, завались. С первого взгляда такое изобилие казалось удивительным: войны идут, овцы с козами пасутся, тифоны всякие леса палят…

А вот если прищуриться и вглядеться – то ничего удивительного в разнообразии флоры нет: боги не скупились на пополнение растительного мира. Причем, новые виды выводились не путем тщательной селекции, а путем превращения в дерево или травку кого-нибудь смертного или полубожественного.

Самым затасканным примером в длинной веренице назовем Дафну, которая стала лавром из-за Аполлона.

Нехорошие флюиды над головой бедной нимфы начали сгущаться, когда сын Афродиты, Эрот попросил у Аполлона стрельнуть из лука. В ответ высокомерный блондин выдал божку любви целый набор фраз о том, что “лук младенцу не игрушка”, “сопли подбери и крылья подрасти”, “пацанчик, ты посмотри на себя, тебе идет размер мини”. Отправленный играть со своим луком в песочек Эрот здорово разозлился и решил показать, что его стрелы – ого-го, пострашнее, чем у Аполлона.

Казалось бы – чего уж проще? Одна стрела – и блондинистый лучник признается в любви Гекате, Ехидне или еще какому-нибудь чудищу (к большому удовольствию чудища и шоку всего Олимпа). Но Эрот фантазией Аида не обладал. Потому влюбил Аполлона в нимфу Дафну, а ей в сердце послал стрелу, отвращающую любовь.

В результате больше всех пострадала, конечно, Дафна. Увидев Аполлона, несущегося на нее со скоростью и грацией колесницы и вопящего что-то вроде: “А-а-а-а, любимая, давай сольемся воедино!!” – нимфа, натурально, прониклась и обратилась в бегство, тоже выкрикивая не очень внятно: “Я не люблю блондинов! Отвали, постылы-ы-ы-ый!”

Но часика через два поняла, что в беге на длинные дистанции Аполлон все же ее сделает. Добежав до реки своего отца Пенея, нимфа возопила к папе с просьбой избавить от домогательств.

Пеней, который, надо полагать, был большим оригиналом, превратил дочку в лавр – о который тут же смачно стукнулся не успевший затормозить Аполлон.

– Дерево, - порядочно удивился он. – Вот так штука. Ну, не подруга – так хоть веночек будет!

Громко скорбя о Дафне, он сплел веночек, возложил себе его на волосу, пообещал помнить… и отправился на поиски Эрота с мыслями о жуткой мести.

Что там свершилось с Эротом – достоверно неизвестно, а только шуток он своих не бросил и влюбил в другую нимфу – Сирингу не кого-нибудь, а Пана.

В принципе, это было все равно что влюбить Аполлона в Ехидну – ну, только наоборот. Сиринга была, можно сказать, двойником Артемиды: такая же гордая, такая же красивая, любит мужскую одежду и охотиться. А Пан (да-да, это тот, который своим криком в Титаномахии распугал войска Крона) – был рогатым, страшным и с копытами. Конечно, он еще был и с доброй душой… но Сиринга разбираться не стала: увидев душевно бегущего на нее Пана, она потеряла весь свой охотничий пыл, произнесла “мать Гея, ну и рожа!”, уронила лук и показала высокий класс спринта.

А дальше все уже было традиционно: впереди река, позади – Пан с копытами, рогами, объятиями и доброй душой… Просьба к богу реки… бабах – новый вид флоры в нашем справочнике: на этот раз тростник.

Объятия Пана пришлись уже на злорадно шелестящие стебли. Козлоногий, опять же, не растерялся, громко поскорбел и быстренько соорудил себе свирель из нового материала.

Оно и ясно – играть на свирели гораздо приятнее, чем криками войска распугивать.

Но особо отличилась в пополнении флоры подземная пара Владык – Аид и Персефона.

Как известно, первая возлюбленная Аида, она же нереида Левка, стала серебристым тополем. Как такое случилось – аэды предполагать не рискуют, отделываясь невнятными версиями, что вот, она последовала за ним в подземный мир, а когда пришел ее срок смерти – он обратил ее в тополь… Но мы-то знаем, что Владыка, не освоившийся толком с новыми силами, плюс его характер, плюс какая-нибудь семейная ссора – и в результате…

– Ты тупа настолько, что ты просто дерево!! Э-эй, Левка?! Хватит придуриваться, давай… того, обратно… Ты что – реально дерево?! Ахахахахаха…

…через очень, очень продолжительное время…

– О, кстати, новый сорт. Деметра обзавидуется. Интересно, а если рассадить?

С тех пор в подземном царстве росли тополя.

Вскоре после этого Аид женился на Персефоне и думать забыл о растениеводстве – пока ему как-то раз не вздумалось сходить налево.

Вообще-то царя подземного можно понять. Раз уж жена спускается только на четыре месяца из двенадцати – поневоле почувствуешь недостаток женского внимания.

Дефицит любви Аид принялся восполнять с нимфой Минтой (по прозвищу Коцитида, потому что жила у Коцита). И, конечно, не был бы собой, если бы не спалился перед женой.

Семейных сцен Персефона устраивать не стала. Она просто перекинула нимфу в мяту и растоптала ее ногами. А потом, надо думать, доложила мужу и…

– В травку?! Правда – в травку?! … нет, мы все-таки идеально друг другу подходим, да-а…

Но мяту в своем мире Аид все-таки сажать не стал.

__________________________________

Из непроверенных источников

Говорят, Персефона предложила Гере воспользоваться ее методом поддержания верности мужа. На это супруга Громовержца, будто бы, грустно показала головой со словами: «Да мне с утра до вечера придется новые растения выдумывать. И сад разводить. Ни места, ни фантазии не хватит…»

Пы. Сы. И - нет, тема дендромутантов себя пока что еще не исчерпала, у нас там еще куча нарциссов с гиацинтами. Вот о цвяточках как раз будет в следующий раз.

35. О, спорт, ты… мда

Из всего вышесказанного можно подумать, что карать всех подряд было для богов любимым занятием. Но вы-то уже познакомились с нравом олимпийцев! Вы-то знаете, что любимое занятие у них – пировать и делать детей.

А карательство и гадство по отношению друг к другу – это такое милое занимательное хобби.

В качестве мишени карательства обычно выступают смертные, а методы бывают очень разные:

А) превратить в растение

Б) превратить в животное

В) выкинуть еще чего похуже.

И что интересно: смертные, вроде бы, это знали, но все равно нарывались.

К примеру, Арахна из Лидии славилась своим мастерством ткать. И, достигнув высшей степени звездунства, решила вызвать на состязание – ни много ни мало – саму Афину.

А Афина взяла да и явилась соревноваться.

Картина «две девицы без окна ткали что-то просто так» происходила на глазах малость пришибленных лидийцев. Афина изобразила на своем полотне славные деньки: спор с Посейдоном за Аттику (Посейдон спор племяннице прискорбно продул, потому что выращенная Афиной олива оказалась более ценным даром, чем соленый источник. Словом, история была пафосной, победительной, а в обрамлении всяких цветочков вышла просто заглядение).

А вот Арахна села за челнок и наткала такого… только глянув в полотно, Афина покраснела и срочно принялась драть компромат на куски. Арахне от богини в запале прилетело челноком по лбу, отчего ткачиха кинулась вешаться, что-то вопя о позоре.

Но у Афины в тот день было хорошее настроение, а потому она превратила Арахну в паучиху: «Любишь ткать? Да не проблема!»

С Афиной связана и еще одна история о печальном финале звездной болезни.

Как-то раз премудрой дочери Зевса вздумалось изобрести флейту. Своим изобретением она вполне-таки наслаждалась, пока не призадумалась: а почему это Гера и Афродита так прыскают, когда она играет? Истина была где-то рядом: с раздутыми щеками и покрасневшим от натуги лицом Афина сильно смахивала на багрового высокоумного хомяка.

Со злости Афина выкинула флейту и проклята ее вдогонку. А проходивший мимо сатир Марсий инструмент нашел, порадовался такой халяве и принялся найденное осваивать…

Дальше уже все шло по закономерному сценарию: искусный смертный – вызывает на соревнование бога – тот появляется соревноваться – смертный огребает плюх вне зависимости от результата состязаний – довольный бог говорит: «Вот так-то!» – и удаляется пировать на Олимп или делать кому-нибудь детей.

Марсию не повезло вдвойне: он вызвал на музыкальный ринг Аполлона с его кифарой. А Аполлон как блондин и как музыкант был очень ранимой натурой…

Поэтому, победивши (кто сомневался, вообще?), покровитель искусств пресек любые другие вызовы на состязания. Он попросту приказал содрать с живого противника кожу.

После этого желающих соревноваться с Апполоном и правда больше не оказалось. А шкурку гордого сатира повесили в гроте во Фригии. Аэды говорят, она имела тенденцию радостно отплясывать при звуках флейты. Если же возле грота играли на кифаре, то кожа Марсия совершала такие телодвижения… что аэды тут благоразумно молчат.

_______________________

А ещё боги были немножко повернуты на флоре. Не на той, которая с большой буквы и римская Персефона. И точно не на той, которая феечка Винкс. Просто очень они любили под хорошее и плохое настроение превратить кого-нибудь в дерево. В общем, об этом мы как раз в следующий раз и побеседуем.

33. А можно я немножко его подержу?

Вообще-то, боги с титанами не особо дружили. С которыми дружили – с теми все равно не дружили. Судите сами: кого в Тартар запихали, кого во мрак Эреба, Прометея использовали как источник ценной протеиновой печени для зевсового орла, Эпиметею послали такую женушку, что просто ой… Не верите?

Можем вспомнить про Атланта.

Атлант, брат Прометея и Эпиметея, был титаном основательным, семейным и в разборки особенно не лезущим. Шутка ли – двенадцать дочерей-Плеяд, за всеми присматривать надо. То ли присматривал Атлант плохо, то ли сказалось мастерство Зевса, но случилось так, что одна из дочерей Атланта – Майя – забеременела и произвела на свет отпетую, хоть и обаятельную сволочь – Гермеса.

Ну, а дальше события развивались по традиционной схеме. Тут, понимаете ли, Титаномахия, родичей в Тартар кидают, потом одного брата на скалу вешают, второго – изощренно казнят семейной жизнью, да плюс еще с дочкой такое вот…

Атлант раскочегаривался медленно, но основательно. В конце концов он двинулся было к Олимпу с намерением начистить Зевсу державное лицо, но тут обнаружил у своих ног странную малявку в крылатых сандалиях.

– Приветик, деда! – бодро заявила малявка. – А я вот внучок твой, Гермес! Очень я твои намерения одобряю. Только, знаешь ли, Зевс – он тоже не хрен собачий. Хочешь его испугать – устрой какую-нибудь масштабную акцию. Ну, не знаю, вот хоть возьми небо подними, потряси, а надо – так и на голову Зевсу урони. Поспорить могу, папка от страха сам в Тартар залезет.

Слово за слово – и Атланту показалось, что мысль не лишена оригинальности. Титан выпрямился, крякнул – да и принял на плечи небо, как оно есть.

Неизвестно, что по такому поводу думал Уран (его еще никто не носил на плечах), но вот Атлант в ту же секунду допетрил, что взял несколько большой вес, хорошо бы пару тысяч тонн скинуть.

Тут у титана подозрительно хрустнуло в спине – и остался он стоять с небом на плечах.

– Мдя, – подвел итог Гермес. – А Зевс мне: небо провисает, подпорки нету… эхх, сосунки! Ну, у меня дела, дедуля, заверну с пирожками через пару веков.

Выдав озадаченному Атланту прощальный ласковый пендель, коварный внучек слинял на Олимп.

Атлант остался в непонятке, с радикулитом и небом на плечах – и так и проследовал в вечность, то ли превратившись со злости в гору, то ли оставшись вполне конкретным титаном. А дочки его Плеяды, видя такую стыдобину, затесались на небо – по ночам светить…

34. Колесо – сплошная мука

И все-таки судьба Атланта по сравнению с историей Иксиона – все равно что овсяные печеньки против сливочного десерта. Уже хотя бы потому, что Атлант не пытался обесчестить Геру. И не катался на огненном колесе.

С чего один из младших титанов воспылал к супружнице Громовержца – непонятно, но вот результат – налицо. И ведь мало того, что Иксион осмелился на этакое кощунство – он еще и рванул воплощать свои мечтания не где-нибудь, а на пиру самого Зевса!

Гера намерения Иксиона совсем не одобрила. Зевс какое-то время разрывался между «мое, мое, никому не дам!» и «дружище! спаситель!! забирай!!!» – но победил инстинкт собственника. Титана вместе с его намерениями препроводили в Аид с настоятельным приказом подземному братцу – изобрести кару полютче да пожутче.

Аид, надо думать, для начала отверг приказ категоричным «Не верю!»

– Пытаться подкатить к Гере? Да ну, это ж настолько себя не жалеть…

– …

– На глазах у Зевса?! Хм, мда, за такую глупость надо карать! И чем бы его… может, оставить с Герой на сутки? Страшнее и вообразить нельзя…

– !!!

– А, ладно, у меня тут колесо огненное валяется. Новенькое, только собрал и еще не опробовал. Где там этот титан? Привет, дружок, ничего личного… не хочешь малость согреться?

________________________________________________________________

Из зверски шизоидных источников

Непонятные и подозрительные личности доносят, что Аид, показывая дворец редким гостям извне или из самого подземного мира (Нюкте, Стикс, Гекате и т.д.) особенно упирал на то, что «а еще тихо у меня тут… спокойно…». Обычно в этот момент мимо окна прокатывалось что-то огненное и орущее благим матом. После заминки владыка Подземного Мира добавлял: «А, это… кхм, Иксион опять отвязался. Такой затейник!»

И смущенно поправлял шторку.

_____________________

Тема развесёлых кар будет обязательно продолжена, но в следующем выпуске мы ещё приправим её здоровым соревновательным духом. Потому что расскажем о том, как недальновидно и вредно для здоровья вызывать на состязания богов.

32. И женщины вина, а не богов…

При всех его закидонах, стратегом Зевс все же был отменным.

Он сообразил, что после эскапады Прометея с божественным огнем люди зажили слишком уж шоколадно, а значит – бдеть за ними неинтересно, а через это – надо бы им подкинуть причин для воплей, стенаний и благоговения перед Олимпом.

Вариантов как всегда было несколько:

а) Провернуть еще один всеэлладский потоп. Из минусов: плохая погода, радостный Посейдон, мокрый Танат, куда ни посмотришь – гребанные серферы и дельфины без конца и края.

б) Послать Гермеса пакостить людям. Из минусов: если сынок разгонится, то может просто так не остановиться. Да еще и курьера можно лишиться.

в) Попросить подземного брата. Из минусов: характер брата.

г) Остальные идеи (количество идет в дурную бесконечность).

Остановился Зевс на самом естественном и инстинктивно привлекательном: на бабе.

Баба была славная. Предмет коллективного олимпийского творчества: ковал Гефест, одевала Афина, мэйк-ап наводила Афродита, врать учил Гермес – в общем, дары это чудо получило от всех, а потому и было названо Пандорой*.

На голову Пандоре водрузили венец (аналог подарочного бантика), после чего службой доставки «Гермес-1» девушка была заброшена к брату Прометея – Эпиметею, тоже, как бы, в дар.

Вообще-то, Прометей много раз вдалбливал брату, что от Олимпийцев что-то брать – себе дороже. Но Эпиметей, увидевши Пандору, временно попрощался с мозгами и тут же на ней женился.

Жилище Эпиметея, в которое он привел молодую жену, было знаменито, пардон, горшком. Ну, ладно, большим. Ну, ладно, там стоял сосуд, в котором были замаринованы всяческие беды и болезни. Кто эти беды в сосуд собрал, зачем замариновал и почему отдал умному-разумному (ирония) Эпиметею – аэды молчат. Зато они с охотой рассказывают, как любопытная Пандора сдвинула крышку с сосуда…

И в мир смертных широким и радостным потоком (как от прорвавшей канализации) хлынули всяческие моры, напасти, гадости… Словом, за смертными снова стало интересно наблюдать, чем на Олимпе и занялись.

На дне мегагоршка осталась только Надежда, которая вообще в маринад попала случайно. Открытую крышку Надежда в упор проигнорировала, вылезать отказалась – в общем, она как всегда умирает последней. Ибо убить ее непросто: она до сих пор сидит сами-знаете-где на дне.

________________________________________________

Из непроверенных источников

Желтая аэдская пресса много размышляла: если уж Пандора получила дары от всех – что ей преподнесли, скажем, Арес, Гера и Гефест? Отвечаем: Арес – воинственность, Гера – стервозность, Гефест – умение обращаться с молотом.

Эпиметей узнал об этих дарах сразу же как попытался провернуть с женой операцию «любопытной Пандоре что-то там оторвали».

И долго еще он стенал, что «Лучше б мне как брату – клевали печень»!

____________________

* По некоторым источникам, Пандора - вроде как первая женщина. То есть, до этого люди состояли сплошь из мужиков и размножались то ли почкованием, то ли другими какими изощренными способами (вроде того, который запатентовал Зевс, родивший Диониса самостоятельно). То ли вообще не особенно размножались и тихо голубели себе по углам, познавая мужскую солидарность в качественно новых формах. Но Гесиод - это, конечно, личность уважаемая, а если прикинуть, что в античности с женским и мужским началом как-то вполне нормально обстояло, одно другому соответствовало... нет, ну как они без баб, в самом-то деле...

Итак, граждане-товарищи! Мы тут начали развесёлую тему геноцида/наказаний/выноса за пределы бытия. И таки будем ее продолжать и следом расскажем, как Атлант стал подпоркой под небесный свод и за что Иксиона поджарили на огненном колесе.

30. Ковчег по-гречески

Истребление людей Медного века нарисовалось спонтанно – под стать творческой натуре Зевса.

Каша заварилась с того, что жил-был в Ликосуре царь Ликаон, широко известный своим искренним гадством. Когда в Ликосуру под видом смертного решил наведаться Зевс (то ли барашка покушать, то ли от Геры отдохнуть) – народ, натурально, попадал на колени при виде знамений. Царь же мало того что ходил и непочтительно ржал, так еще и решил устроить Зевсу тест на божественность. Быстренько заколов какого-то заложника, он приказал приготовить его в вареном и жареном виде и пригласил Зевса за стол.

Громовержец не отказался и стол осмотрел поначалу даже с одобрением.

– Сыр овечий? Отлично. А там что? Фиги, финики, виноград? И это неплохо. А это – человечина жареная, пареная, вареная?! Ты что, совсем озверел, гад, она ж калорийная, а я на диете!!

Через несколько секунд дворец Ликаона спалило молнией, а сам он превратился в злого и страшного серого волка. Зевс же малость подумал и пришел к выводу, что люди совсем разбузились, богов не почитают, жертв не приносят, посему подлежат тотальному выносу за пределы бытия.

И вынос вышел с размахом.

Зевс запретил дуть всем ветрам, кроме Нота, который пригнал с юга влажные тучи. В результате в Элладе выпала вековая норма осадков. Поначалу греки еще как-то барахтались, забирались на холмы и горы, но скоро все живое на земле булькнулось окончательно, и возле вершины Парнаса начали наперегонки устраивать заплывы дельфины.

Участи тургеневской Му-му избежали только сын титана Прометея Девкалион со своей женой Пиррой. Папочка-Прометей, не чета остальным богам и титанам, вовремя нашептал сыну совет: построить плавсредство и запастись едой. Девкалион соорудил огромный ящик посылочного типа, прихватил провизии, не забыл жену – и вполне приятно привел время, пока все живое вовне занималось принудительным дайвингом.

После того, как вода начала отступать, а ящик зацепился за вершину Парнаса, Девкалион и его жена вышли и первым делом принялись славить Зевса за мудрость и благородство. Зевс на Олимпе, порядком заскучавший во время потопа, проникся и разрешил сынуле Прометея выбрать себе награду.

Девкалион долго не раздумывал и попросил опять заселить землю людьми.

Просьба Громовержца очень воодушевила, поскольку количество потенциальных любовниц за время потопа внезапно очень упало.

– Да пожалуйста! – обрадовал он Девкалиона. – Камни видите? Кидайте через спину, не оборачиваясь! Из камней, которые бросишь ты – получатся мужчины, а от твоей жены пойдут женщины!

Обрадованные Девкалион и Пирра кинулись за материалом…

Каменюк с горы Парнас вполне хватило, чтобы возродить род людской.

___________________________________

Из непроверенных источников

Особо храбрые сказители донесли до потомков, как восприняли всемирный потоп остальные боги и богини. Якобы, восприняли в основном нецензурно, потому как: ни охоты, ни торговли, ни растений, ни жертв каких-нибудь…

В восторге был только Посейдон, владения которого нежданно разрослись.

Хуже всего, как всегда, пришлось подземному царству, в котором начали царить раздрай и вопли наподобие: «Эти сволочи нас заливают!» – «Конопатьте выходы и входы!» – «Куда деть столько теней?!»

А еще по подземному миру шатался злой и мокрый Танат, которому приходилось нырять за жертвами – уже страшно…

31. Огоньку не найдется?

Жизнь у новонаделанных из камней и бронзы людей была – один в один жизнь российской глубинки в лихие 90-е: отопления нет, света нет, образования нет, со всех сторон поборы и разборки. А поскольку новое поколение смертных уже традиционно получилось с низким IQ – люди еще и не стремились идти по пути эволюции, сидели в пещерах, пожирали, чего в округе найдется, и горько жаловались на судьбу.

Боги на такое положение смертных не отвлекались: своих дел по горло (попировать, расплодиться, потаскать друг друга за античные чубы). Но титан Прометей вдруг проникся благородным духом помогательства и решил разом облагодетельствовать человечество.

Способ для этого был выбран традиционный, сиречь, уголовный.

Навестив своего друга – кузнеца-Гефеста, Прометей исхитрился и припрятал в тростниковый стебель искру божественного огня от кузнечного горна. А потом уж, явившись с самодельной зажигалкой к людям, научил их разжигать очаги, жарить шашлыки, а заодно уж, под хорошее настроение, преподал основы искусств и ремесел, запряг в ярмо быка, построил первый корабль, обучил читать-считать – словом, разом двинул эволюцию вперед.

И лица у людей сразу стали веселыми, а у олимпийцев как раз наоборот.

Развитие ремесел Зевс стерпел. Повсеместное увлечение жареной бараниной, подумавши, человечеству простил. Но после первых двух-трех пожаров и трех-четырех морских сражений все же вызвал Прометея на ковер и учинил допрос с пристрастием, который, однако, закончился неожиданно.

Вместо того, чтобы отпереться и заявить, что «я не я и искра на моя», гордый Прометей внезапно сначала замкнулся в партизанском молчании, а потом вообще разразился речью в том духе, что Зевс – тиран голимый и не вечно ему на Олимпе прохлаждаться. Слегка опешивший от такой наглости Зевс немедленно решил выдумать муку для титана пострашнее. Но то ли воображалка у Громовержца работала в тот день плохо, то ли некого было послать к Аиду за советом (у того по части казней такая фантазия, что маркиз де Сад рядом не валялся)… В общем, в ожидании идеи Прометея было решено повесить сушиться вместо коврика на солнышке.

Что характерно – таки повесили.

Гефест, обливаясь правдивыми слезами, под руководством Силы и Власти самолично пришпилил милого друга Прометея к скале адамантовыми клиньями. После чего, надо думать, похлопал товарища по плечу и нежно осведомился: окей ли он?

Покерфейс Прометея, выданный в ответ, был столь суровым, что Гефест, весь в слезах, похромал восвояси.

Шли годы. Прометей висел на скале, не расставаясь с покерфейсом. Время от времени его развлекали визитеры: океаниды, старец Океан и любовница Зевса Ио, которую Зевс превратил в, пардон, телку, а Гера наслала на нее настырного овода. Всех своих визитеров Прометей тоже на свой лад развлекал: Ио предсказал длинный и полный мучений путь («ничего-ничего, потерпи, добежишь до Египта, родишь сына – станет полегче!»), а при океанидах ругал на все корки Зевса. А как-то и вовсе разразился пророчеством, что, мол, я тут высоко вишу, далеко гляжу, ой, знаю я, кто свергнет Зевса с его престола!

Неизвестно, кто наклепал гнусный донос (все-таки вряд ли телка!), но вскоре к скале явился Гермес. Осведомившись у титана, окей ли он (и получив привычный покерфейс), вестник Олимпа между делом осведомился: а кто это там свергнет Зевса с престола?

Прометей применил любимый трюк: замкнулся в партизанском молчании. В ответ Зевс сбросил скалу с титаном на пару сотен лет в темную бездну и объявил тендер на самую ужасную казнь.

Надо полагать, зрелище было примечательным.

– Вечное похмелье?! Посейдон, какое, к Тартару, вечное похмелье?! Это ж его поить сначала надо, а ты хоть представляешь, ЧТО он напрорицает?!

– Нет, Аполлон, мы проверяли, и это физически невозможно… да, спроси у младших богов, мы на них и проверяли…

– Нет, Арес, «напустить Афину с ее мудрыми советами» – это не казнь. Точнее, конечно, казнь, но Афина мне еще нужна…

– Аид… буээээ…. уберите отсюда моего брата с его богатой фантазией!!!

– Гера хватит клевать мне печень из-за той интрижки с Ио! О, а ведь идея…

Скала с Прометеем вернулась из бездн на положенное ей место, и теперь к скале ежедневно начал прилетать орел – подкушать титанской печеночки. За ночь печень отрастала обратно, так что кормежка у птички была регулярной.

Сколько-то веков все находилось в относительной гармонии: Прометей висел на скале, стеная, когда рядом никого не было, и храня вечный покерфейс в чужом присутствии. Разожравшийся орел Зевса отказывался от любой пищи, кроме титанской печени. Зевс на Олимпе спал вполглаза и ожидал, что кто-то придет свергать его с трона…

А потом пришел Геракл и все испортил: снял со скалы Прометея, прибил птичку (все равно ей грозила бы голодная смерть) и замирил титана с отцом.

Но это, как водится, уже совсем другая история.

Глава 28. Тифоша, на место!

Все проблемы в античном мире закономерно начинались со скуки. Арес вполне мог замутить какую-нибудь войну, Зевс – народить новое племя, Посейдон – что-нибудь потопить, Афродита – кого-нибудь влюбить… Ну, а уж если скучать начинал Гермес – все долго ходили, ругались и искали пропавшие вещи.

Но вот случилось страшное: соскучилась Гея.

Вскоре после финала Титаномахии мать Земля села, призадумалась и решила, что жизнь – отстой. Муж – не муж, дети – чуть ли не все в Тартаре, а какие остались – совсем про маму забыли… внуки своими делами заняты, смертные – гады и не уважают экологию. И восхотела Гея-мать любви, детей и мести – все одновременно.

И получилось у нее все логично как всегда.

Для начала, раз уж у мужа – недостаток необходимых деталей, а мужики перевелись чуть ли не подчистую, Гея нашла себе утешение… с Тартаром. Анатомические подробности опускаем, потому что после подвигов Зевса – уже как-то и неудивительно… В общем, первая часть желания – насчет любви – была выполнена.

А вскоре сбылось и то, что про детей. Гея опять родила. Но родила такую хрень, что насчет мести тоже должно было скоро сбыться.

Очередное великое чудо-юдо звали Тифоном, и было оно мало того что здоровым, так еще и со ста драконьими головами. Понятно, что, только увидев себя в зеркале, Тифон заработал жуткий комплекс неполноценности, отчего тут же возжелал в мире быть самым главным, оборзел вконец и двинул к Олимпу, оглашая окрестности жуткой помесью собачьего воя, рыканья льва и человеческих матюков.

Моря загорелись. Небеса и земля затряслись. Мама-Гея умиленно всплеснула ладошками: ай, сынок удался!

Все живое присело от страха. Боги на Олимпе подумали и тоже присели.

Похмельный Громовержец, проснувшись, схватился за голову, а потом за колчан с воплем: «Убью скотину! Не троньте его, он мой!!»

И грянул баттл! Тифон дышал огнем, сотрясал все на свете и дымил как старый «Запорожец», но ярость Зевса была все-таки ужаснее. Методично испепеляя монстру головы, Громовержец повторял: «Я тебе спать не давал?! Я тебе над ухом орал?! Получи за все хорошее!»

Тифон не успел еще осознать, как он просчитался, не выяснив перед эпическим походом состояние Зевса, как в последнюю – сотую голову угодила молния. «Мозги кончились», – сокрушенно подумал последний сын Геи, грохаясь на берег, но из вредности продолжая плавить землю вокруг себя, гореть и вонять.

– Фу, - закашлялся Зевс, – куда б его такого воспламеняемого… о, идея!

И зашвырнул безголового Тифона к папке в гости, то есть в Тартар. После чего отряхнул руки и побрел на Олимп – досыпать и опохмеляться.

Мать Гея, которая поняла, что просто так внуков не проймешь, издала многозначительное и горестное «Гм!» и надолго затихарилась.

________________________________________________

Из вполне проверенных источников

Для Тифона его заключение в Тартаре обернулось не так уж плохо. Хоть и без головы, но узничек быстро познакомился с мотающими срок товарищами-титанами и начал закатывать вечеринки, колебать землю и по привычке гореть и вонять. А как-то в Тартар направилась страдающая от одиночества полуженщина-полузмея Ехидна и признала в Тифоне свою судьбу: во-первых – ни одной головы, значит, не сможет комментировать внешность жены, во-вторых, все остальное на месте и в исправности. Так что скоро Тифон стал счастливым отцом целого выводка чудовищ вроде Цербера, Сфинкса, Химеры и прочих милых малюток.

Глава 29. Хомо античикус в пяти ипостасях

Если с происхождением титанов и богов все мало-мальски понятно (ну, родились, ну, кровосмешения всякие, у всех бывает), то с людьми в античных мифах дело обстоит настолько сложно, что другие мифологии позавидовать могут. Дарвинисты в этом смысле вообще рядом не валялись.

По мнению древних греков, история рода людского делилась на некие века-поколения. Каждый век носил название какого-нибудь металла, каждый начинался тем, что боги на Олимпе создавали опытные образцы смертных, распространяли их… ну, а потом образцы или уничтожались или вымирали сами, лаборатория (кузница, тигль, что там было?) готовилась заново – и начиналось сначала.

Первым веком был Золотой. Людей этой модели создал еще Крон и потрудился неплохо, потому что получились они мудрыми, красивыми, богатыми и вообще такими, что даже боги не гнушались с ними советоваться. Жили эти самые люди тоже довольно кучеряво: болезней, нищеты и кризисов не знали, и аэды даже утверждают, что смерть к ним приходила тихая и похожая на приятный сон (то есть, Танат одевался в белое, повязывал на меч ленточку и кривился в улыбке). Но с течением времени люди Золотого Века от своей хорошести все перемерли и стали добрыми духами.

Серебрянный век – уже дело рук Зевса. Поскольку с практикой у сына Крона дела обстояли не очень, его творения получились слегка тормозными: на полноценное созревание у них уходило до ста лет, да и после этого они особым умом не отличались. Озадаченный Зевс быстро стер брак с лица земли и полез смотреть рецептуру…

Может быть, почерк у Крона был как у современных врачей, но только за основу для людей Медного Века Громовержец взял древко копья. Получившиеся экземпляры были здоровыми, весь свой быт строили из меди, а еще отличались редкой кровожадностью и не отличались умом. Поэтому они мало того, что начали истреблять друг друга в войнах, так еще и решили не почитать богов. Озадаченный Зевс истребил род людской еще раз и серьезно задумался…

После корректировки рецептуры на свет появился Бронзовый Век – людей-героев, о котором у нас в основном и пойдет речь ниже. Это поколение получилось уже более разнообразным, но постепенно, опять же, выявился солидный недостаток думалки. В результате люди Бронзового Века тихо-мирно перебили сами себя кто под стенами Трои, кто под еще какими стенами…

Под конец Зевс создал людей Железного Века: жалких, ничего решительно не умеющих и, уж конечно, не умных. Здесь упрямство Громовержца иссякло, он бросил экспериментировать и заявил, что «выживут так выживут».

А вспомнил бы Зевс про глину – глядишь, с греками было бы совсем по-другому…