olegskyline

Я обратил внимание, что некоторые заключенные ели металлическими ножами и вилками самопального изготовления. Их делали из пластиковых зажигалок и каких-то металлических обломков. Из зажигалок выплавляли ручки, куда были встроены куски металла, служившие самой вилкой. Мне тоже показалось это интересным, я не хотел есть пластиковыми приборами. Попросил Фернандо, чтобы он нашел мне, где купить.

Я сказал, что у меня сейчас ничего нет на стол, и я не знаю, когда мне что-то передадут. Ответили, что это не проблема. Что пока так, а потом разберемся. Потом поделишься, как что-то передадут.

Латинос принёс нам стейки, пасту и хлеб. Несколько бутылок с водой. Мне представили еще одного заключенного, лет 45-50, он отвечал за холодильники. Заведовал хранением и выдачей. Холодильники были горизонтальными дверца в них открывалась вверх. Там было много продуктов, и самостоятельно брать было нежелательно, потому что все хранилось по системе. Ему заключенные платили по 200 песо с каждого, раз в неделю. А по ночам он ещё и мыл общий зал.

На стене в этом зале висел плазменный телевизор. В тот день вроде был футбол и его все смотрели. В первый день за столом меня все спрашивали о войне, о России – я старался отвечать дипломатично. Еще я заметил, что в этой тюрьме были шахматы. Кто-то играл в них с краю стола. Как в прежней тюрьме, там были и карты. Только здесь они были уже цивильные – один из столов накрывался зеленым сукном, игрокам раздавались фишки – было почти как в казино. И играли. Уже потом меня много раз приглашали присоединиться, но как-то я с ними ни разу так и не сыграл. Еще там много играли в домино, и вот на него я уже потом подсел и даже стал всех обыгрывать.

Аргентинцам в тюрьму чаще всего передают готовую еду. Пасту с овощами. С мясом. Лазанью. Мясо жареное и стейки. Картошку готовую. Хлеб. Но он долго не хранится, поэтому мы ели тюремный. Салаты. Помидоры и огурцы.

Каждый раз после окончания ужина в тюрьме был десерт. Ответственным за сладкое был Лео – Леонардо, 35-летний чувак, сидящий рядом со мной за нашим столом. По профессии он был инженером, но здесь «переквалифицировался» в кондитеры. В основном он готовил два вида десертов: чоко-торта – крошил крекеры и выкладывал слоями со сгущенкой и какао, а затем замораживал в холодильнике; и сыр с мармеладом – тонкими ломтиками нарезал сыр и мармелад и тоже слоями их чередовал. Кому-то нравился сыр с мармеладом, а я больше любил чоко-торта.

Конечно, алкоголя не было. Травы тоже не должно было быть или наркотиков. Но другие павильоны были не такие, как наш. Там можно было достать что угодно: таблетки, траву, наркотики, ножи. Там условия были жестче, поэтому можно было купить. Обычно в библиотеке мы пересекались с людьми из тех павильонов или на общественных работах.

Алкоголя не было официально. Хотя, один парень за соседним столом делал настойку. Апельсины и мандарины перегонял с сахаром, получалась такая крепкая цитрусовая бражка. Довольно вкусная, если учесть, в каких условиях ее делали.

В общем зале был большой стол, состоящий из нескольких маленьких. Всё это накрывалось плотной материей. Импровизированное казино. Там раздавались карты и люди играли в покер. На очки, на деньги. Еще там были шахматы и домино. В шахматы долго играть, поэтому в них не очень хотелось. А домино поживее...

На второй день я подошел к игрокам в домино и стал играть с ними. Так и втянулся. Эрнан в домино играл не очень. Это было удивительно, потому что в шахматы он меня быстро разделал.

– Это будет самая быстрая игра в домино. Я легко и быстро обыграю вас. Засекайте время.

Это произнес высокий плотный чувак, весом более 100 кг, подсаживаясь за стол. Мы с Эрнаном играли в домино. Эрнан проигрывал со счетом 3:0, легко обыграв до этого меня в шахматы. Мы переглянулись. Играть втроём интереснее, чем вдвоём. Да и заявление этого парня раззадорило нас.

– Давай, Факундо, сделай это!

Ответил ему мой друг. Факундо смотрел на нас с нескрываемым превосходством. Мне захотелось поставить на место этого парня. К тому же, накануне он обсуждал со мной Эрнана. И сказал, что он рогатый – жена наставила ему рога. Меня ещё тогда покоробило это. Эрнан искренне старался мне помогать. И мне было обидно, если кто-то шутил над ним. Факундо не был вредным. Он отзывался на любой запрос о помощи. Но вот попытки его держаться выше других напрягали.

– Давай, Амиго. Покажи нам.

Сказал я.

Мы сыграли несколько партий. В одной из них Эрнан вылетел первый. Но дальше я разделал Факундо. Во второй раз первым выбыл Факундо и затем я обыграл Эрнана. И в третий раз выиграл Эрнан, но снова проиграл Факундо. Я похлопал парня по плечу. Сказал, что повезёт в любви. Кстати, в Аргентине есть такая же поговорка – «не везет в игре, повезет в любви».

Однажды, во время вечерней тренировки с Эрнаном, Факундо решил присоединиться к нам. Он делал упражнение с импровизированными гантелями. Я увидел, что он делает неправильно, подошёл поправить его. Но тот отмахнулся и сказал, что сам знает, как надо. Ну ок.

Чуть позже я тренировал Гринго по боксу. Затем, увлекшись, мы решили поспаринговать, но бить не кулаками, а ладонями. Вокруг нас собралась толпа зевак-заключённых. Гринго быстро устал. Я предложил побороться и быстро вышел на удушающий.

Среди заключённых был Факундо.

– Гринго на 15 кг весит меньше тебя, попробуй побороться со мной.

– Ок. Давай так. Я лягу на спину. Ты попробуешь меня в течении минуты удержать сверху, чтобы я не смог выбраться.

– Легко!

Я лёг на спину, Факундо расположился сверху, делая удушающий прием. Я вспомнил, как на тренировках с Олейником делал мой любимый выход. Нужно было просунуть левую руку под правую ногу соперника, сделав мост, потянуть ногу противника вверх, в это время согнувшись и, просунув голову под его ногу, выйти из-под захвата. Дальше нужно было резко сделать болевой или удушающий. Я сделал удушающий приём – «север-юг». Факундо постучал по полу.

– Ого, Русо! Ты поборол этого толстяка за 15 секунд!

Воскликнул Гринго.

– Ты порвал мне футболку. Смотри.

Расстроено сказал Факундо.

– Извини, брат, я не специально.

Я встал с пола и подошел к Эрнану.

– Круто, ты это сделал. Поставил на место. Я говорил по телефону, но все видел. Быстро и технично. Но прошу тебя, больше не делай этого. Вы были на полу. Около тяжёлых дверей в камеры. Если бы в этот момент кто-то резко открыл дверь, то мог насмерть зашибить. Ударив по голове. Зачем тебе это? Не делай больше так.

– Хорошо, я понимаю. Слушай, я случайно порвал футболку Факундо. Отдам ему свою. Это мелочь. Но ему будет приятно.

Чуть позже так и сделал. Ему и правда было приятно.

Со временем узнал историю Факундо. За что его арестовали. Он обеспечивал логистику перевозки кокаина. С севера Аргентины на юг. Владел автопарком грузовиков. Также он имел политическую поддержку на юге. Поэтому его транспорт практически никогда не досматривался. Кроме одного раза, когда была большая проверка. В тот раз он и попался.

Мой суд был назначен на 11.00 утра. В 10.00 утра по громкой связи назвали мое имя и добавили: «адвокат». Я подумал, что приехал тот самый адвокат от Надежды. Но следом за моей, по громкой связи объявили фамилию Эрнана. Мы вместе вышли из камеры, и он сказал, что это приехал его знакомый адвокат, которому можно доверять. Оказывается, он попросил, чтобы тот приехал за час до суда и меня проконсультировал.

Эрнан тогда вспомнил мою фразу о том, что игра в домино очень похожа на жизнь. Новая фишка – новые возможности. В жизни также, новый день может дать новые возможности. Так я познакомился с Кристианом.

Уже потом я узнал, что этот адвокат сидел два года в этой же тюрьме. Эрнан ему помогал, и также тренировал его: у Кристиана был избыточный вес, 130 кг. Эрнан заставлял его бегать, отжиматься. И когда я увидел Кристиана, я бы ни за что не поверил, что человек мог весить на 40 кг больше. Это был мужчина среднего роста, не толстый, и не худощавый. Уже потом после выхода из тюрьмы мы пересеклись и пили кофе вместе, тогда он показал свои старые фото – там он действительно был похож на воздушный шарик.

Тогда же, утром за час до суда, адвокат приветливо мне улыбнулся и представился. Он был такой… глубоко верующий. Когда он увидел меня и Эрнана, нам удалось обняться. Кристиан рассказал, что много лет назад прожил несколько месяцев в России, изучал русский язык. Он попытался со мной немного поговорить по-русски. В целом, смысл того, что он говорит, мне был понятен.

Кристиан рассказал, что по дороге к нам заехал в суд и узнал, о чем будет аудиенция. Ему сказали, что меня будут спрашивать, согласен ли я на экстрадицию, или нет. Это было очень важно, потому что в воскресенье я созванивался с Надеждой, и она сказала, что ни о чём спрашивать меня не будут. Просто административный процесс, тебе сообщат, что пришли материалы из России и срок пребывания в тюрьме продлен. Не знаю, зачем она так сказала.

Это было такое случайное стечение обстоятельств. Реально. От меня здесь совсем ничего не зависело. Я не мог предположить, что у Эрнана есть знакомый адвокат. Я не просил Эрнана, чтобы он ему позвонил. То есть, это произошло вообще независимо от меня. И этот адвокат – Кристиан – сказал мне, чтобы я не соглашался на экстрадицию. Что надо отказаться. А дальше будем думать.

На самом деле, меня это очень выручило. Я до сих пор очень благодарен Эрнану, потому что эта случайность сильно изменила ход событий.

Во второй тюрьме помещения для встреч с адвокатом были похожи на те, что были в первой. Такие же стекла с дырочками. В одну из них Кристиан протянул мне сигарету. Я, чтобы не обижать его, взял.

Через час должен был быть суд. Но я уже чувствовал себя к нему готовым. К тому же, Эрнан сказал, что пойдет со мной на эту аудиенцию. Он хотел поддержать меня и послушать со стороны, о чем все будут говорить. Посмотреть на реакции Надежды и другого адвоката, потому что у меня были сомнения насчет них.

Ну, как так, получается, она настаивает на том, чтобы меня экстрадировали? Говорит, что других вариантов нет. Почему мне сказали, что у меня ничего не спросят? Говорили, что это будет просто формальность. Я засомневался в том, что она говорит мне правду, и Эрнан предложил меня сопроводить, чтобы поддержать и со своей стороны посмотреть на то, что происходит.

Ему удалось договориться с охранником, чтобы его допустили, хотя это вообще-то было запрещено правилами. Это же моя аудиенция, мой суд.

Мы прошли в отдельный стеклянный кабинетик. Там стояли мониторы, на которых транслировала конференция в «скайпе». Заседание началось.

Продолжение следует...

Мы пришли в помещение, посередине которого была стеклянная капсула с охранниками, наблюдающими за порядком на мониторах. Вокруг капсулы были двери в отдельные павильоны. Сектор назывался Е, и считался привилегированным. Павильоны в нем шли под номерами: Е-1, Е-2, Е-3 и Е-4. Павильон Е-1 был для бывших полицейских. Е-2 был самым неспокойным павильоном. Как узнал позже в нем чаще чем в других проходили обыски. Лучшими павильонами были Е-3 и Е-4. Мне достался E-3.

Павильон состоял из 20 камер. Меня подвели к одной из них. В ней было три койки, все свободные, и стол у стены. За ним сидел мужик, чье лицо мне показалось знакомым. Он встрепенулся, подошел ко мне, обнял. Это оказался Фернандо, 56-летний аргентинский адвокат. Если в первой тюрьме мы почти не разговаривали, то здесь он буквально накинулся на меня: «Русо! Как твои дела? Как прошла неделя в карантине?».

Я сказал, что было не просто. Постоянное воровство. Периодически драки. Фернандо ответил, что понимает, протянул пачку «Парламента» и принес откуда-то комплект постельного белья. Сказал, что в моей камере он просто учится, чтобы его никто не отвлекал, а так она свободна. Я оглянулся: на столе, действительно, были свалены какие-то книжки, тетради. Фернандо тем временем приготовил мне термос с горячим мате: «Я тебя оставлю отдыхать. Пей мате, кури, набирайся сил». И вышел.

И я первый раз за невероятное количество времени остался один. Почувствовал каждой мышцей, как начинаю расслабляться. Будто огромная тяжесть упала с плеч, и больше не нужно было постоянно быть начеку, следить за своими вещами, за окружающими. Я сидел на койке в пустой камере, на коленях лежал пакет постельного белья, а я курил и не мог пошевелиться от внезапной усталости, которая меня догнала.

Никто не шумит. Никто не угрожает. Ни с кем сегодня не придется драться.

В тот момент мне было настолько хорошо, что камера показалась гостиничным номером со всеми удобствами. Там был отдельный туалет и раковина. Стояли три свободные кровати. И даже стол, за которым можно было писать. Я достал постельное белье, оно оказалось совершенно новым. Невероятно для тюрьмы.

Тогда я лег в койку, и закурил. Я пускал дым в потолок и ни о чем не думал. И это было чувство долгожданного, всенаполняющего спокойствия.

Спустя часа полтора или два в дверь постучали. Зашел высокий, крепкосложенный парень. Представился: Эрнан. Я смотрел на него, и поражался, насколько он похож на мою маленькую дочь. Те же глаза, брови. Уже потом, когда я освободился, показывал его фотографии жене, мол, правда ведь, напоминает дочку? Жена тогда тоже сильно удивилась, какими бывают совпадения. Ещё один момент который меня удивил, но о котором я узнал позже. У Эрнана и моей дочери день рождения был в один день.

Я отметил, насколько аккуратно и стильно он одет. Это было настолько необычно для тюрьмы, особенно, после карантинного корпуса, где сидели, в основном, наркоманы и воры в непонятных замызганых куртках.

Но главное, что было удивительным – то, как он со мной заговорил. Он специально делал паузы и подбирал слова, чтобы я его понимал. Мы сразу же разговорились – я почувствовал к нему то, чего до сих пор еще не чувствовал в тюрьме: доверие.

Эрнан начал с того, что не любит Аргентину. Аргентинцев он считал необязательными. Рассказал, что у него итальянские корни – его отец чистый итальянец, а мать наполовину итальянка, наполовину француженка. Он гордился тем, что не аргентинец.

Потом он принёс какие-то журналы и начал мне показывать. Я до сих пор не могу понять, зачем он это делал. Штук пять журналов, 2018-19 годов, что-то там показывал, рассказывал. Я его с интересом слушал, ну, или делал вид, что слушал, потому что понимал не все. И тем более не понимал, почему он мне все это рассказывает.

Я успел ему рассказать, что занимался спортом и выступал по ММА. Эрнан же 20 лет занимался тхэквондо. Он рассказал, что тренирует заключенных. Просто потому, что ему это нравится. Занимался с ними и в этой тюрьме, и в других. Я согласился тоже попробовать, и уже вечером мы устроили первую тренировку.

По нему сразу было заметно, что он реально сильный. Высокий, крепкий. До знакомства с ним я не сталкивался в Аргентине с бойцами, которые превосходили бы меня в силе или технике. Но на первой тренировке я с удивлением заметил, что наши силы равны.

Единственным уязвимым его местом были эмоции. Стоило ему им поддаться, его уже можно было победить. Уже позже, после регулярных тренировок, я понял, что это зависело от подъемов и спадов его настроения. Во времена подъемов он иногда оказывался сильнее меня. Во времена спадов – намного слабей.

В этот же день ко мне приехала Надежда. Она привезла вещи и продукты, а также книгу на русском языке. Забавно, что ни до, ни после книги в тюрьму передавать не разрешали. Это было опасно – в корешок или между страниц можно было спрятать много чего запрещенного. В том числе, и зашифровать что-то в тексте на иностранном языке. Потом уже мне рассказали, что главным страхом тюремщиков было то, что в книге может быть рецепт бомбы на русском. Получается, что в тот раз книгу я получил совершенно случайно.

Надежда сказала, что завтра меня должны освободить. И они с адвокатом приедут меня встречать. Мы договорились созвониться вечером, обсудить детали моего выхода на свободу.

Весь день я был в предвкушении, что скоро окажусь на воле. Расслабился, можно сказать, даже проводил время с удовольствием, полагая, что это мои последние сутки за решеткой.

Но вечером, когда я позвонил Надежде, она сообщила, что на мою экстрадицию пришли документы из России… Что теперь ситуация сильно меняется. И непонятно, что делать дальше. Я стоял с телефонной трубкой, как оглушенный. Надежда продолжала говорить: что должно быть ещё одно заседание суда, на котором нужно будет сказать, согласен я на экстрадицию или нет? Если я от нее откажусь, то административный порядок заканчивается и начинается большой судебный процесс, который непонятно, сколько займет времени.

Грубо говоря, у меня был последний шанс, чтобы согласится на экстрадицию. И шанс, что меня просто заберут. Надежда сказала, что и она, и адвокат уверены, что мне надо соглашаться покинуть Аргентину. Что они еще придут ко мне за день до заседания суда, и мы еще раз проговорим сценарий, что и как говорить. Но она настойчиво рекомендовала соглашаться на экстрадицию.

В общем, бумаги пришли. Материалы по моему делу. Около 250 страниц на русском и испанском языках. Через несколько дней должен быть суд.

Я рассказал об этом Эрнану. Он как-то не особо комментировал, именно по этой ситуации советов давать не стал. И только позже я понял, почему.

Накануне суда мы должны были встретиться с Надеждой и адвокатом, проговорить все возможные сценарии следующего дня. Я ждал этой встречи, потому что не был уверен в своем испанском, и мне было важно хорошо подготовиться заранее. Я чувствовал смутную тревогу, потому что не до конца понимал, что происходит.

Общение с Надеждой становилось все более напряженным: она как будто увиливала от моих вопросов. Сначала настаивала на экстрадиции, говорила, что это главное. Потом сменила тему, сказала, что суд – формальность, и мне просто сообщат о том, что пришли материалы дела.

В итоге ни Надежда, ни адвокат не приехали.

Я убивал время в ожидании хоть каких-то вестей от Надежды, не понимая, что теперь делать. Приближался вечер, а никакой информации так и не было. Суд уже завтра. Я дождался очереди к телефону и снова ей позвонил. Она повторила, что мне только озвучат положение дел и волноваться не стоит.

Но не волноваться не получалось. У меня появились сомнения в том, говорит ли мне Надежда правду, могу ли я ей доверять?

Я спрашивал у Эрнана, что тот думает по этому поводу, но, как и в прошлый раз, он только кивал и никак не комментировал, говорил только, что подумает.

Тем временем, в камеру постучали. Передо мной стоял высокий парень лет 28, блондин, из тех, кого называют "золотой молодежью". На его руке поблескивали дорогие часы. В этом павильоне уже разрешали носить часы, крестики и талисманы. Он был одет по последней моде. Его звали Гринго. Он оказался в тюрьме за то, что убил свою мать.

Уже позже я узнал, как это произошло. Ему было 13 лет, когда мать оставила их с отцом и уехала с мужчиной, младше ее на 10 лет, в Бразилию.

У семьи Гринго была ферма в пригороде Кордобы. Там разводили лошадей и коров. А его отец владел бизнесом в Буэнос-Айресе. Периодически надолго уезжал туда по делам. Гринго с малых лет оставался на хозяйстве за старшего. На ферме был наёмный персонал, но его работа требовала контроля. Да и парень был увлечён этим. А позже поступил учиться в профильный колледж. Изучал производство продукции и рынки сбыта. Ну, или как я это понял, учитывая мой слабый испанский. С 18 лет он уже работал в крупной аргентинской фирме по международному сбыту сельхозпродукции.

Когда Гринго было 23 года, его мать вернулась. Заявила, что ферма принадлежит ей, и он не имеет никаких прав. Однажды, поздно вечером, он вернулся навеселе с какой-то вечеринки. Слово за слово, и с матерью возник очередной конфликт. Он схватил висящее на стене ружьё и выстрелил. Затем выстрелил ещё несколько раз. После этого позвонил своей тете, сестре матери. Она много помогала ему когда родителей не было дома и была для него близким человеком.

Он позвонил ей, не зная, что делать дальше. Я не понял деталей их разговора. Понял, что разговаривали они долго и не один раз. В процессе этого парень отвёз труп своей матери в поле. На расстоянии нескольких километров от дома. Попытался закопать. Но был в сильном стрессе и не продумал детали. В итоге, через несколько дней полиция нашла в поле тело. Гринго признался в содеянном и его осудили. Его приговорили к 35 годам заключения.

Когда его посадили, ему было 23, а это значит, что на свободу он выйдет только в 58 лет. Почти всю свою сознательную жизнь он проведёт в тюрьме. Тетя и ее муж всегда приезжают к нему. Не пропускают ни одного дня визита. Несколько раз я видел в тюрьме и его отца.

Узнав эту историю, я столкнулся с тем, что она вызывает у меня противоречивые чувства. Без обсуждений, убить свою мать – это недопустимо. Какая бы ни была на неё обида. И как с осознанием этого жить дальше? Нет этому оправданий. И обида, и алкоголь. Это не извиняет такой поступок.

Но при этом, где-то в глубине души, мне было жалко этого парня. Он молодой, умный, крепкий. Вся жизнь была впереди. Жизнь, которую он проведет в тюрьме. Где каждый новый день будет таким же, как и предыдущий. Замершая картинка. А когда он освободится, если доживёт (потому что его посещают периодически суицидальные мысли), то выйдет уже пожилым. Кто его встретит там?.. Доживут ли до этого времени его тетя и отец?.. Как будто вся жизнь прошла мимо.

Продолжение следует...

– Когда вас выпишут отсюда?

– Я не знаю. Медсестра сказала, что сама я уже могу ехать домой, а ребёнка не выпишут, пока не пройдёт обследования и не получит прививку от туберкулёза.

Дочка родилась с пятницы на субботу. А анализы и прививку можно было сделать только в будние дни.

– Так всё серьезно? Ты не можешь забрать своего ребёнка?

– Не могу. Охрана на входе не выпустит. Тут в отличие от России такие вопросы решает не мать, а врачи. Ещё тут категорически против того, чтобы давать ребёнку воду.

– Странно. Давай я постараюсь договориться, чтобы вас перевели в отдельную палату. Выспитесь.

– Да, попробуй.

В палату зашла медсестра, вкатывая тележку с обедом. Обед состоял из жареного мяса с гарниром, сока и фруктов. Кормили тут хорошо. Объёма еды хватило бы даже мне. Кормили четыре раза в день. Завтрак, обед, ужин. И полдник между обедом и ужином со сладкой булочкой.

Я выяснил по поводу отдельной палаты. Одна такая освобождалась через день. И я договорился, чтобы туда перевели жену.

Анализы нужно было сдать в понедельник и во вторник. В среду сделать прививку. И в четверг можно было получить свидетельство о рождении. При больнице располагалось отделение Registró Civil (ЗАГС). Но при получении свидетельства требовалось присутствие официального переводчика.

Сдав все анализы и сделав прививку, в четверг мы стояли у окошка и ожидали выдачу свидетельства. В Аргентине фамилия ребёнку даётся по отцу и не склоняется. Поэтому мы получили свидетельство о рождении с женским именем и мужской фамилией. Выяснили, что изменить фамилию можно только через суд, поэтому мы решили забить на это и оставить, как есть.

Позже в течение месяца мы получили DNI (внутренний паспорт аргентинца), загранпаспорт и паспорт россиянина. DNI и аргентинский паспорт мы получили в центральном отделении Registró Civil. А российский паспорт в консульстве, предоставив аргентинское свидетельство о рождении официально переведённое на русский язык. Во всех документах, включая паспорт РФ, у малышки была мужская фамилия. В школе и детском саду это будет прикольно.

Наш семейный проект «Роды в Аргентине» был реализован на отлично!

У меня появилось свободное время, и возникла идея запустить бизнес-проект «Роды в Аргентине». Нашёл партнёра, точнее партнёршу в Санкт-Петербурге. Молодую энергичную предпринимательницу…

Правда говорят, что когда какой-то услуги на рынке не хватает лично тебе, то это шанс задуматься и воспользоваться возможностью.

Ребёнок получает гражданство уже через месяц после рождения. Паспорт Аргентины даёт возможность посещать 173 страны без визы. В том числе Европу, Великобританию, Новую Зеландию и т.д. Виза в США для граждан Аргентины делается быстро и сразу на 10 лет.

Однако запустить бизнес-проект в тот момент не удалось. У моей потенциальной партнёрши из Питера возникли личные обстоятельства, а другой проект потребовал много моего внимания и участия. Поэтому обсудили и поставили на паузу. Это, как и в случае в таунхаусами, оказалось к лучшему. Через два месяца всё из-за того же ковида наступил полный локдаун. Границы закрыли намертво.

– Вам что, заняться больше нечем?

– Если хочешь, тренируйся с нами.

– Мне это не нужно, я и так могу…

– Что ты можешь?

– Я всё могу. Пойдем, Русо, поговорим.

Мы отошли.

– У тебя есть деньги на свободе? Тебе передают продукты и деньги?

Я понял, что он интересуется не просто так. И что последует дальше. Спросил:

– Зачем тебе это нужно знать?

– Ты мне должен будешь.

– Ничего я тебе не буду должен.

Он решил временно перевести разговор на другую тему:

– Зачем ты тренируешься? Это тебе не поможет. Покажи, что умеешь.

Показал ему удар, фиксируя его в конце, чтобы не задеть.

– Ничего ты не можешь, ножа у тебя нет, вот смотри…

Он как будто достал нож и сделал движение в сторону моего живота, мол, порежу, и ты ничего не сможешь сделать.

– Нас переведут в другой павильон, я добуду нож и тебя зарежу.

На этом я отвернулся и ушел.

Позже вечером он подошел ко мне, спросил:

– Русо, все нормально? Извини, у тебя есть сигареты?

Я его угостил сигаретой:

– Давай, – говорю, – чтобы твоих пацанов возле моей кровати не было. Сделай так, чтобы никто из них не подходил, не хочу, чтобы у меня что-то пропало.

– Ладно, обещаю, не будет этого.

Но среди заключенных был один лысый парень – конченый нарик. Он постоянно у кого-то что-то воровал. И однажды я попросил одного заключенного с соседней койки, чтобы он меня побрил. Он согласился. Мы отошли к раковине. А когда вернулись, мне сказали, что у меня украли кроссовки.

Там никого не останавливали, когда воровали. Все это в открытую делали, а им позволяли. Потому что никто не будет за твои вещи бороться. Потом могут только сказать, кто это сделал. А могут и нет. Твои вещи – это твои проблемы, сам за ними смотри.

И когда я вернулся после бритья, мне сказали, что этот лысый чувак, наркоман, украл мои кроссовки. Я смотрю – их на самом деле нет. И в камере их уже не было, он их передал по «карете» в другую камеру, поменял на наркотики.

Я схватил его за плечо, увел в туалет. Начал душить. И вдруг он внезапно заголосил во всю глотку и начал биться затылком об кафельную стену. Оказалось, что у него в затылке металлическая пластина после операции. Он кричал, что я его убиваю, а сам холодно смотрел на меня и повторял: «Все, Русо. Вот теперь тебе будет плохо».

В тюрьме нельзя драться. Если тебя поймают на разборках, будут тяжелые последствия, вплоть до перевода в камеру к самым конченым заключенным. Прибежала охрана, он начал им жаловаться, что я его бью. Добавил еще, что я избил и того, кого они забрали в прошлый раз.

Я же ответил, что чувак украл у меня вещи, пусть он мне их возвращает. Предложил охранникам не вмешиваться и дать мне самому с ним разобраться. Они, конечно, этого допустить не могли. Сказали только, что мои вещи – моя проблема, и нужно за ними следить.

На этом охрана ушла. И что делать? Он украл кроссовки, это нельзя было просто так оставить. Я не ложился спать, рассуждал, ходил-ходил по кругу. Поздний вечер накануне распределения. Я понимал, что этой ночью будет ещё больше воровства. Многие друг друга больше не увидят. А раз так, то можно оторваться.

Примерно через час кто-то из тусовки Марино отозвал меня в сторону. Хотел что-то сказать. Уже потом понял, что просто отвлекали разговорами. Вернувшись к кровати, увидел, что пропала куртка. Та самая, которую использовал еще в первой тюрьме вместо наволочки.

Эту куртку мне привез с Тенерифе брат в 2011-м году. На ней уже не работает молния, но все равно она мне дорога, как воспоминание о старых временах. Пережила два моих брака. Пережила время моего взлёта и падения.

Забавно, что спрей для носа, который лежал в кармане, как и таблетки, и какие-то бумажки, аккуратно положили в пакетик и оставили на видном месте. То есть, такая забота: сперли куртку, но оставили все, что было в карманах.

Ко мне подошел Андрей, который занимался боксом. Сказал, что это Марино и компания все воруют, надо бы им ответить. За ним подтянулось еще несколько аргентинцев, с тем же предложением.

Мы пошли к другой части павильона, где стояли койки воров. На них лежали пять человек, сразу встрепенулись: что случилось, в чем дело? И тут же встали в боевые стойки, готовые драться.

Я даже не заметил, как за доли секунды образовалась толпа заключенных, которая волной повалила воров на землю. Начали бить их руками и ногами, прыгать на головы. Как дикие звери, они прыгали со вторых этажей кроватей прямо на плечи воров и колошматили их по головам.

Замес становился все более диким, уже неуправляемым. Один из компании Марино попытался выбраться оттуда, уйти в сторону. Но я загородил ему дорогу, положив локоть на койку, чтобы не дать выбраться. В драку я не лез, но участие в наказании, все же, принял.

Пришла охрана. Ребята начали кричать, что те у нас воруют, что пропало уже много всего. Повезло, что тюремщики не стали сильно разбираться. Компанию Марино вытащили из павильона, оставив на месте все их пожитки. Другие заключенные бросились осматривать их пакеты, койки, матрацы. И, конечно, многие нашли там свои пропавшие вещи.

И тут вспомнили про лысого, который был в другой части камеры. Все пошли к нему, без слов повалили на землю и начали бить. Снова пришла охрана, снова его вытащили. Но я успел пару раз ему врезать от души.

Когда охрана увела, кто-то из заключенных поднял его матрац. Под ним лежала моя куртка!

Внезапно в камеру снова решительно заходит охрана. Приказывает всем построиться в шеренгу. Всех осматривают, особенно синяки. И молодой парнишка, который за несколько часов до этого мне сказал, что у меня украли кроссовки, что-то начинает кричать про тех, кто воровал. Не может успокоиться.

Охрана ему: заткнись! А он продолжает и продолжает кричать. Парнишка молодой, мне его прямо жалко, ему лет 18, наверное, он маленький еще совсем. Охрана вытаскивает его за шкирку из павильона.

Через час он вернулся, еле шел, сказал, что его били. Охрана отвела его на задний двор и избила дубинками. Мы старались поддержать его, как могли: подходили и обнимали, хлопали по плечу, мол, нормально все, держись.

Один из заключенных, который до этого приторговывал сигаретами, на радостях достал пачку и начал их раздавать всем подряд. Как будто бутылку шампанского открыл. И это и правда было, как праздник – в карантин никого не пускали, передачек не было, сигареты давно закончились. И закурить после всего, что случилось, было самым приятным.

Ну, а после – отбой. Я никак не мог заснуть. С одной стороны, жалел кроссовки, что украли. С другой – куртку, все же, удалось вернуть. Значит, добро восторжествовало. С этими мыслями я и сам не заметил, как отрубился.

Утром нам объявили, что всех расселят по разным павильонам. Чуть позже, охранник сказал, что перед распределением всех вакцинируют. Прямо в коридоре, напротив павильона, поставили стол для врача, рядом стул. Заключенных выводили по одному, сажали на этот стул и ставили им вакцину от ковида. Уже не помню название.

Я был против вакцинации. Усмехнулся про себя: нужно было столько времени избегать прививки, чтобы в итоге ее насильно поставили в аргентинской тюрьме.

Размышлял о том, насколько безвольным становится человек в тюрьме, дожидаясь своей очереди на принудительную вакцинацию. Тебя даже и не собирались спрашивать, что ты думаешь об этом. Нужно было покорно сесть и подставить плечо для укола.

Но вот уже половину павильона вакцинировали, затем ¾, а мое имя так и не прозвучало. Я до сих пор не знаю, почему. Возможно, потому что я был иностранцем и закон о вакцинации, принятый для заключенных аргентинцев, на меня не распространялся. Не знаю. Но мне этот укол мне так и не поставили.

После прививки охранники по одному вызывали заключенных и уводили их в отдельный кабинет на комиссию. Уже там им сообщали, в какой павильон переведут. Я спрашивал у парней, с которыми мы более-менее общались, куда их распределили. Надеялся, что мы окажемся в одном месте.

Мне казалось это логичным, потому что я общался с несколькими ребятами-первоходцами. И они сидели за незначительные преступления. Поэтому я думал, что меня распределят вместе с ними. Поэтому когда меня вызвали и увели в отдельный кабинет, я даже не понял, в какой павильон меня распределили, но и не стал переспрашивать, просто подписал документы. Я был уверен, что буду сидеть дальше со старыми знакомыми.

Ещё через полтора часа, когда всех уже распределили, снова пришли охранники. Они выкрикивали фамилии, формировали шеренги и под конвоем уводили эти шеренги к автобусам, которые стояли на выходе из корпуса.

Меня и ещё нескольких человек завели в автобус. Пристегнули наручниками к сиденью. Довольно долго мы ждали, пока приведут остальных. И через какое-то время в автобус начали заводить других заключенных. Это были те самые отмороженные латиносы – Марино и его компания. Я понимаю: ну все, вторая серия. Если я сейчас попаду в один павильон с ними, будет только хуже – у них там будет более сильная поддержка.

Оглянулся вокруг – мои попутчики, те, кто сидел в автобусе в ожидании развоза, очевидно, тоже побаивались отморозков. Тем более, что те сразу начали провоцировать: одному, по кличке Тарзан, они все время выкрикивали: «мы тебя съедим, Тарзан, мы будем очень долго тебя есть». Я видел его испуганные глаза, но не мог поддержать, потому что он сидел далеко, через несколько сидений от меня, а я был пристегнут.

Дошла очередь и до моего соседа по сиденью. Ему кричали: «нам было очень холодно и грустно этой ночью. Ты пожалеешь об этом». Тот дрожал и тихо повторял: «прости-прости, брат, извини».

Наконец, обратились и ко мне. Сам Марино. Посмотрел прямо в глаза: «Русо, как дела?». Я испугался, но понимал, что этого нельзя показывать. Ответил ему сухо: «Нам надо будет поговорить». Этого он не ожидал. Замолчал на время, продолжая смотреть в глаза. Потом уже ответил: «Хорошо, Русо, поговорим».

В таком напряжении нас везли на автобусе до нового павильона, а я думал только об одном: что проблемы дальше будут продолжаться и еще больше расти. И будет война. После карантинного блока я был уверен, что весь автобус точно окажется в одной камере. Я настолько озверел за эту неделю, что в тот момент думал только о том, как выжить. И если бы меня тогда спросили, могу ли я убить человека, то, глядя на Марино и всю его конченую компанию, я бы, наверное, ответил, что да.

Территория тюрьмы была большая, но на автобусе мы доехали до корпуса минут за десять. Внутри был большой коридор с небольшими камерами типа полицейских. Меня и еще семь человек затолкнули в крошечную каморку размером метра в три. Все стояли впритык, невозможно было даже присесть – очень тесно. Кто-то попытался закурить, но воздуха не было.

Тюремщики начали по очереди вызывать заключенных. Нужно было расписаться в каких-то бумагах, взять в подсобке грязный матрац, и пройти в павильон. Я ждал, когда меня вызовут, но мое имя так и не прозвучало. Прошло два часа, я остался один в камере.

Продолжение следует...

– Рассказывай!

– Слушай. Вакансия «специалист по закупкам» у нас закрыта. Несколько человек вышли на работу и уже прошли стажировку. Но тут вот девочка приехала. Я не стала отказывать во встрече, и мы пообщались. Она «живая»! Ты сам всегда говорил, что нам нужны «живые», а работу мы для них найдем.

– Да. Она тут еще?

– Ага. У нас в кабинете.

– Ок, проводи ее в переговорную. Сейчас я подойду.

Через 15 минут я был на встрече с «живым» кандидатом. Им оказалась 29-летняя девушка. Год назад приехавшая в Москву из региона. До этого она уже успела поработать репетитором по английскому языку и несколько месяцев ассистентом в отделе закупок одной компании. От нее чувствовалась энергетика.

Знаешь, так бывает. Общаешься с человеком и чувствуешь, что сможешь сделать с ним игру. Вот и я почувствовал в тот момент, что мы сможем поиграть с ней. Часто для того, чтобы это понять, не нужно много слов. Это считывается. Попросив ее подождать, я отправился в кабинет к руководителю закупок Андрею.

– Андрюх, тебе нужно организовать еще одно рабочее место.

– А зачем? У меня собран отдел. Три человека занимаются Европой. Двое закупают по РФ. Чем мне занять еще одного?

– Слушай. Ну, там хорошая девочка. Возьми ее. Придумаем чем занять. У нас на складе бардак. Нужно разобраться. Плюс по Японии мы не пробовали закупаться. Давай возьмем на стажировку. И по ходу определимся. Сложится – хорошо. Нет, так нет.

– Ладно. Попробую.

Начали пробовать. Со складом вопрос сам решился без Ольги. Так звали девушку. Мой водитель Саня, не хотел больше работать водителем. А я знал его еще с первого курса института. Мы дружили, и он был доверенным для меня человеком. И не хотелось терять. Поэтому я предложил ему стать начальником склада. И навести там порядок. Забегая вперед, скажу, что у него отлично это получилось. Он нашел себя. Иногда сам вызывался работать дополнительно, если чувствовал, что есть необходимость.

Так вот возвращаясь к Ольге. Она занялась поиском поставщиков в Японии. Нашла. Но оказалось, что это не выгодно нам. Цена была примерно та же, что в Европе. Но срок поставки был раз в пять дольше. Но зато я увидел, что Ольга быстро схватывает. И действует во многом самостоятельно. Ее требуется просто аккуратно наводить. Мне это нравилось.

Ломал голову, что же делать? Но тут неожиданно позвонил мой первый партнер Юра. Который в свое время, в самом начале проекта, помог мне в истории с Калининградом.

– Привет! У тебя ж на Павелецкой еще офис?

– Привет, Юрец! Ага.

– Я тут рядом. У тебя есть где кофе попить?

– Да. Давай в нашем БЦ. Там на первом этаже кафешка. Скину адрес.

– Добро.

Через полчаса мы встретились с Юрой. Я был рад его видеть. Для меня этот парень многое значил. Первый партнер. Благодаря которому я нашел офис и юрлицо. Который поверил и помог, когда меня кинули. Мы обсудили личную жизнь. Юра женился. Родился ребёнок. А потом речь плавно перешла в плоскость бизнеса.

– Как твой проект?

– Хорошо Юр. Сильную удалось собрать команду.

– Ты все тем же? Поставками моторов из Европы? Сколько вы продаете в месяц?

– Ну, иногда до 500 штук доходит. Это вдохновляет!

– А о чем-то новом задумывался?

– Ну, пока нет. Все само развивается. Естественный рост.

– Да ладно! Ты ж всегда гнался за чем-то новым..

– Ну…

Я задумался на минуту.

– Слушай, ты прав. Была идея сделать моторный цех.

– Что за цех?

– Смотри. У нас CRM-система. amoCRM. В ней сохраняются все запросы клиентов, которые нам звонили. Покупают примерно 10% от обратившихся. Но ведь есть еще 90%.

– Так и что?

– Все клиенты – это люди, у которых возникла проблема с мотором. Независимо от того купили у нас или не у нас. Все равно проблему свою решили. Вряд ли они выкинули авто из-за поломки двигателя.

– Ну, логично.

– А если решили проблему. То у них мог остаться их старый неисправный двигатель. Кто-то не выбрасывает. Вот, например, мой отчим. Поменял мотор, а старый в гараже сохранил.

– Возможно.

– Значит можно эти моторы выкупать у них. Восстанавливать. И продавать. Тем более я понимаю,  какие марки пользуются в основном спросом.

– Так.

– Давай ко мне в команду! Возьми на себя это направление.

– Не, мужик! Не хочу. Ты ж знаешь, я больше по программированию. Да и ленивый. Не хочу суеты.

– Подумай! Может, решишь. Мы можем сделать как в Макдональдс. У них свои фермы. Свое производство. И не зависят от поставщиков. А это шанс для меня снизить зависимость от поставщиков. За счет того, что сделаем собственное производство.

– Ну, нафиг! По мне слишком идеальная схема, чтобы сработало. Где-то по любому есть г..но.

– Ладно, Юр. Понял.

Мы обнялись на прощание. И тут у меня выстрелило. Ольга! Вот то, чем я могу занять ее.

Вернувшись в кабинет, позвал ее. Быстро рассказал об идее. Было видно, что она сомневается. Но хочет попробовать.

– Да ладно, все будет хорошо! Для начала выбери из CRM 10 самых частых запросов. Просто выбери. И скинь мне список.

– Ок. Завтра с утра отправлю тебе список.

А я стал думать, где бы ремонтировать их? Арендовать помещение для тестирования я был не готов. Лишние расходы. И тут вспомнил про Вову. Он выкупал и разбирал на запчасти Хендай Портер. Значит, у него какая-то база есть. Он же и сможет организовать ремонт. Я тут же позвонил Вове. Предложил ему эту идею. Мы обсудили сумму его вознаграждения, которую он сможет получать за каждый мотор. Без учета стоимости запчастей.

На следующий день Ольга скинула мне список.

– Оля, теперь собери все запросы по этим маркам. Прозвони их. Узнай, решили ли они вопрос. И остался ли старый мотор. Предложи выкупить.

– Хорошо. Я начну с тех, кто покупал у нас.

– Договорились.

Еще через день Ольга предоставила мне список тех, кто был не против продать. Я состыковал ее с Вовой. Вова должен был предварительно пообщаться с клиентами. Как технический специалист. И оценить примерную стоимость ремонта. Далее мы могли выбрать, что из этого закупаем.

В целом все прошло неплохо. Несколько моторов Ольга с помощью Вовы выкупила. Вова отремонтировал, мы продали. Однако где-то недели через три Ольга сказала, что ей тяжело работать с Вовой. Он многое обещает. По срокам, по цене ремонта. Однако потом возникают задержки. Цена вырастает. И уже была жалоба по качеству от клиента, который купил мотор. А Вова отказался ремонтировать. Это не давало стабильности, поэтому сложно было развивать направление.

Тогда я предложил Ольге найти моториста.

Также связался с Сашей, командующим складом, и попросил его поговорить с арендодателем, чтобы взять нам небольшое помещение рядом. Такое нашлось. Больше по площади, чем я предполагал изначально. Однако это решало вопрос логистики. После ремонта мотор сразу можно было передавать на склад, и клиент там мог забирать его. Рассчитавшись там же на складе. Саше вопрос денег я доверял.

Моторист был найден. Им оказался чувак, у которого раньше был свой небольшой сервис. Но он не потянул этот бизнес. В силу разных обстоятельств. Большей частью из-за отсутствия предпринимательской жилки. А для нас это было то, что нужно. Если процесс пойдет, то он сможет стать старшим мастером. Под него можно будет собрать команду.

У нас получилось! Ольга сначала обзванивала клиентов сама. И договаривалась о выкупе. Моторист быстро въехал в процесс. И помогал ей с выбором моторов под закуп. Дальше мы прикинули, что один мастер может делать один мотор за 2-3 дня. От этого уже можно было стоить планы по ремонту. Следующий шаг – увеличить объем закупок. Этот вопрос мы решили тем, что взяли на работу сначала одного мастера-приемщика из автосервиса. Затем еще одного.

Мастера-приемщики автосервиса – это фактически менеджеры по продажам. Их задача выгодно продать клиенту ремонт. Для этого нужно разбираться в ремонте, чтобы, с одной стороны, говорить на одном языке со слесарями. А с другой, уметь продавать. То, что надо! Ведь закупки – это то же самое, что продажи. Ну, почти. Принцип один. Найти «сладкий» вариант. И максимально сбить цену. Тот, кто хорошо продает, сможет хорошо закупать!

А также, если мастер-приемщик хороший, то сможет быть посредником между цехом и клиентом. Прикинуть примерную стоимость ремонта.

Таких мастеров-приемщиков мы нашли. Ольга оборудовала им рабочие места. Она фактически вышла из-под управления Андрея и подчинялась мне напрямую. В цех мы взяли еще двух мотористов. Первый, как я и планировал, стал страшим мастером. Придумали KPI и мотивацию. План на одного моториста – 10 моторов в месяц. Премия при выполнении плана тысяча рублей за цилиндр. Были разные моторы и четырехциллиндровые и шести, и восьми. Мы быстро пришли к выводу, что ремонтировать нужно дорогие большие моторы. Плюс фиксированный оклад 40 тысяч на испытательный срок и 50 после.

Ребятам в офисе, которые занимались закупками, тоже построили планы, исходя из этого. В итоге через четыре месяца со старта проекта цех выпустил 27 моторов, которые продали сразу же. Так как работали под заказ. И на ликвидные позиции всегда были ожидающие мотор клиенты. Прибыль за месяц составила 1.5 миллиона рублей. И Ольга смогла выйти на доход 150 тысяч.

Вот так удалось раскрыть девушку без опыта. Которая пришла на зарплату в 50 тысяч. И которую по началу было не понятно чем занять.

Источник

– Отлично! Договорились!

И вот в один из дней жена сказала мне:

– Я думаю, что это состоится сегодня.

– Прикольно! Жаль, что Розана выходная.

– Я думаю, что справлюсь сама.

– Блин! Не говори ерунды. Выбирай, либо я еду с тобой, а дети остаются дома, либо я вызываю Розану, и она едет с тобой!

– Ладно, давай с Розаной, страшно детей одних оставлять дома.

Я пишу сообщение Розане:

«Розана, сегодня. Сообщу вам, когда начнутся первые схватки, и вызову Uber»

«Хорошо. Жду. Телефон будет рядом со мной всё время»

Ближе к 11 вчера появились первые схватки.

– Я звоню Розане!

– Подожди, ещё рано. Я чувствую ситуацию. Уложу пока детей спать. Помой их перед сном.

Спустя немного времени схватки стали учащаться.

– Всё, я звоню!

– Подожди ещё немного.

– Нет! Я делаю это сейчас!

Звоню няне, узнаю её адрес. Вызываю такси. Схватки стали частыми. Жена легла на диван. Я волнуюсь – только бы скорее приехало такси с няней! Звонок.

– Мы внизу. Спускайтесь.

– Вы очень вовремя!

Жена на диване корчится от боли. Мы не успели собрать вещи в роддом. Вера думала, что есть ещё время в запасе. Пытаюсь выяснить, что положить с собой. Но жена уже не может собраться и ответить. Хорошо, что поднялась Розана. Она взяла на себя сборы, помогла найти справки из Alemán Hospital. Покидал какие-то вещи в сумку и, поддерживая жену за плечи, помогаю спуститься к такси. Аккуратно усаживаю внутрь машины. Долго смотрю вслед. Нервничаю.

Поднявшись домой, звоню няне узнать, как ситуация. Она не отвечает. Хорошо, что такси – Uber, в приложение обычно приходит отчёт об окончании поездки.

До клиники ехать пятнадцать минут. Прошло уже двадцать пять, а отчёта нет. Нарезаю круги по квартире. Блин. Лучше бы я сам поехал. Наконец, приходит отчёт от Uber. Розана по-прежнему не отвечает. Ладно, понимаю, что приехали в госпиталь, и она занята.

Чтобы убить время, пытаюсь играть в монополию на телефоне. Но почти сразу закрываю приложение. Через час получаю голосовое сообщение на вотсап от няни:

– Она родила! Родила наша красавица! Девочка 3840. Всё хорошо! Не переживайте! Таксист нас долго вёз. Мы приехали, в госпитале никого не было. С трудом нашли дежурного врача. Но ваша жена молодец. Держалась очень хорошо.

– Розана, спасибо! Вы устали! Езжайте домой, я вызову вам такси.

В следующем сообщении няня надиктовала список того, что нужно принести завтра в больницу.

На следующий день у Розаны выходной, но в первую смену должна выйти новая няня Ирина. Она также откликнулась на вакансию. И мы договорились, что они будут работать посменно. Утром Розана должна приехать и ввести в курс дел Ирину. В дальнейшем Ирина проработала полтора года с нами.

Утром на радостях дал премию в размере 100$ Розане. Она долго отказывалась. Говорила, что сама рада за нас, но я настоял.

Оставив дочку дома с Ириной, я взял с собой сына, и мы поехали знакомиться с новым членом семьи.

Рядом со мной в автобусе сидел парень лет 35-ти, ел какое-то печенье. Предложил мне, я отказался. Мы представились друг другу. Когда уже приехали на территорию тюрьмы, там были въездные ворота и огромная-огромная территория. И по ней мы также в автобусе проехали. Остановились около одного из блоков. Нас всех по очереди вывели и провели в это большое помещение. Оно реально огромное, метров двести, или около того.

Самой сложной была первая неделя во второй тюрьме, потому что это была неделя карантина.

Когда заключенных собирают и отправляют в эту тюрьму, там происходит перераспределение. Новички попадают в одни павильоны; те, кто имеют неоднократную судимость – в другие. Ещё распределяются по степени тяжести преступлений, наверное, как в России.

Первоходцы с первоходцами, ранее судимые с такими же, педофилы вообще отдельно сидят, как и в России. В этом здесь похожая система. Делят по нарушениям, по социально-культурному уровню… Стараются людей, имеющих высшее образование, интеллигентных людей, не миксовать с отмороженными латиносами.

Но вся эта «сортировка» происходит уже на вторую неделю после перемещения во вторую тюрьму. А в первую неделю все находятся в одном павильоне на карантине. Все. И первоходцы, и отмороженные. Все.

Этот павильон – одно большое помещение с высокими потолками, наверное, метров около восьми. В нём расположено 25 двухэтажных коек. То есть, 50 спальных мест. Слишком много народу, все незнакомые, много конченных. Я бы сказал, 90% конченных. И постоянное ощущение напряжения.

Много воруют. Воруют, нарываются на драки, провоцируют. Общаются по-особенному, растягивая слова – у них свой диалект. Мне нужно было провести в этом карантинном блоке целую неделю.

Парень, который ехал со мной, был уже четырежды судим. Он первый выбрал себе койку, потом позвал меня: «Русо, давай, иди сюда». Он занял второй этаж, я первый. В изголовье кровати к стене были приделаны металлические полки. На них можно было положить свою одежду и какие-то личные вещи.

Я не сразу понял, что лучше этого не делать. И что одежду и ценные вещи стоит спрятать под матрац или под подушку. И вообще стараться не покидать зону видимости кровати и не сводить глаз со своих вещей. Поначалу я не был готов к этому.

В карантинном блоке я сразу столкнулся со сложностями, как будто мне показывали какой-то фильм про выживание. И главным героем фильма был я. Дело было не только в переполненном блоке, хотя это тоже сказывалось – столько незнакомых людей, большинство из которых явные отморозки, все эти запахи, звуки. Но было непросто даже в бытовом плане.

Если в первой тюрьме давали тарелки, хотя бы пластиковые, то здесь не было ни столовых приборов, ни посуды. Кто-то из заключенных, кто уже проходил этот путь, прихватил из прошлой тюрьмы все эти вещи. А я не знал, поэтому ничего с собой не взял, у меня вообще ничего не было.

Через какое-то время после того как нас туда закинули, принесли еду. Она была в больших кастрюлях. Мой попутчик из автобуса вызвался раскладывать обед. Это было некое фасолевое блюдо, между супом и вторым, какая-то тушеная фасоль с мясом и с овощами. И у кого-то были тарелки, у кого-то не было.

Многие использовали целлофановые пакеты в качестве тарелок. Прямо в руках приносили пакет, туда накладывали еду. Потом из него и ели…

У меня не было даже пакета, и я догадался использовать свою бутылку из-под «кока-колы». Допил остатки из 2-литровой бутылки, отрезал нижнюю часть и использовал ее как миску.

Приборов у меня не было, я попросил у кого-то из заключенных. После обеда вымыл и вернул.

Это были очень жесткие условия. У меня быстро закончились все припасы, которые я захватил. Часть сигарет украли, часть я выкурил. Остался на два дня совершенно без ничего. Курить хочется – сигарет нет, негде взять. Перекусить хочется – тоже ничего нет.

Душ на павильон из 50 человек был один, туалетных кабинки всего две. «Кабинки», впрочем, слишком громкое слово. Это были просто две грязные дыры в полу, два нужника. Туалетной бумаги, конечно, не было.

По углам, на койках, там и сям, сидели заключенные и прямо на глазах у всех употребляли наркотики. Это был или кокаин, или толченые таблетки, которые они занюхивали. Потом сидели с застывшим взглядом, а иногда начинали конфликтовать.

Было много отмороженных. С такими вот стеклянными глазами, дерганых, отвечающих на любое обращение агрессией. Всем своим видом они транслировали, что к ним лучше не приближаться. И к ним, действительно, лучше было не приближаться.

Неделя была сложной. Только после того, как она закончилась, я понял, в каком стрессе находился. Даже для меня это было крайне напряженное состояние. Такое ощущение, что внутри до предела натянута пружина…

С одним из заключенных я столкнулся по пути из туалета, мы познакомились. Он не был из конченых. Имя не запомнил, его все называли Бразиль – он был из Бразилии. В Аргентине он был управляющим нескольких бизнесов. Сел за конфликт с отцом жены. Он не сказал, какой срок ему дали.

Мы нашли общий язык благодаря тайскому боксу. Он занимался им уже лет 10. Но, несмотря на это, сильным и смелым его назвать было нельзя. Наоборот, он был очень настороженным, даже трусоватым.

Чуть позже я понял, почему нельзя надолго отходить от койки и лучше не спускать глаз со своих вещей.

Вечером я ненадолго отошел от кровати, уже не помню, куда – в душ, или в туалет. Когда вернулся, захотел покурить, но сигарет уже не нашел. Первый, на кого я подумал, был мой сосед по койке. Спокойно спросил у него, не видел ли он мои сигареты?

Конечно, он ответил, что нет. Что он спал и ничего не видел. Что да, у него есть пачка сигарет, но это его сигареты, они у него уже были. Я понял, что это вранье, но сделал вид, что поверил. Не хотел конфликта в первый же вечер, не стал эскалировать ситуацию.

Но как я понял, что он врет? Народ в тюрьме не курил хороших сигарет. Почти у всех они были дешевой марки «Ред Пойнтс». Я же курил «Мальборо». И у этого парня вдруг оказались они. Того же вида, что курил и я. Конечно, я понял, что это и были мои пропавшие сигареты. Так я впервые столкнулся с темой воровства в Боуэр.

Воровство в этом карантинном павильоне было как последняя капля. Мне и так приходилось терпеть, стиснув зубы, все происходящее вокруг. Этих наркоманов по углам, зыркающих, на кого б наехать, чтобы забрать или украсть какую-то вещь. Которую затем поменять на дозу наркотиков в соседней камере, отправив по верёвке через окна. Такая верёвка служила для обмена вещами между камерами и называлась «карета». Эту вечную грязную жижу на полу, в которую приходилось все время наступать. Эти бесконечные запахи: плохого табака, чужих тел, нужника…

Но воровство было настолько подлым, иногда настолько мелочным, что добивало всю картину. Там пропадало даже печенье, буквально из-под носа. Сначала я не обращал внимания, что в пачке остается все меньше, хотя я его не ел, потом уже начал это замечать.

В какой-то момент я не выдержал. Однажды я забыл шампунь в душевой. Когда вернулся, его там уже не было. И я по-настоящему разозлился. Жалко было не сам шампунь, а то, что никому вокруг нельзя было доверять, все время приходилось быть в напряжении, стеречь даже элементарные свои вещи.

Я пошел к решетке павильона, и начал со всей дури по ней стучать. Звал охрану, кричал, мол, здесь воруют, сделайте что-нибудь. Долго возмущаться не пришлось: меня быстро окликнул кто-то из камеры: смотри, вон же, на полке, твой шампунь. Понятно, что его поставили туда уже после того, как я начал кричать охранникам.

В тот же вечер меня подозвали другие заключенные. Они разбились по группам, и одна группа захотела со мной поговорить. Показали на того, с кем я ехал в автобусе, и сказали, что он у меня ворует. Мол, мы видели не раз, как он роется в твоих вещах. Я и сам знал, что он у меня ворует, и не только про сигареты. Теперь же мне это подтвердили.

Это был переломный момент. Тогда я понял, что у меня уже не получится делать вид, будто ничего не заметил и спускать все на тормозах. Нужно было показать, что со мной так нельзя, моего миролюбия он явно не понимал, наверное, считал это трусостью. Этой же ночью я выждал момент, когда он встанет с койки, и отправился за ним.

Мы вошли в туалет. Там я его схватил, сделал удушающий прием и начал методично бить по печени. У меня не было цели его покалечить. Но и оставлять синяков я не хотел. Вокруг входа в туалет быстро собрались другие заключенные, которые просто стояли и смотрели на то, что происходит. Даже не говорили ничего.

Все это заметили тюремные охранники, которые следили за павильоном через камеру наблюдения. Они не могли увидеть меня и вора, но столпотворение возле входа в туалет их насторожило. Уже через несколько минут они прибежали, размахивая металлическими дубинками, громко выкрикивая: «Ке паса?»

Удивительно, но все заключенные повели себя по понятиям. Они не показали пальцем на меня, как на следствие, и не сказали: «он его бьет». Они показали пальцем на него, как на причину, и сказали: «он вор». Охранники скрутили его и быстро увели. Больше я его в этом павильоне никогда не видел.

После того, как охрана ушла, ко мне подошли заключенные, человек, наверное, пятнадцать. Большинство из них говорили: «молодец», и всячески выражали уважение. А один искренне благодарил. Он рассказал, что сам из бедной семьи, и ему не могут много передавать, а тот чувак украл у него одежду. Сказал: «спасибо, что отомстил за нас».

Тогда я подумал, что на этом все и закончилось. Зло наказано, добро победило, можно немного расслабиться. Мне даже физически будто стало немного легче, будто ушло это вечное напряжение. Но эта надежда оказалась иллюзией. Дальше всё только усугубилось.