Петербургский театр при театральном музее — место с особой магией. В конце лета здесь показали премьеру «Тронутый. Как возник русский театр» — камерный спектакль для взрослых, в котором средствами кукольного театра рассказывается, как из ярославского амбара выросла национальная сцена.
Режиссер Чакчи Фросноккерс (он же Дмитрий Петров, основатель и руководитель Малого театра кукол), взял редкую литературную основу: невоплощенный сценарий Булата Окуджавы и Ольги Арцимович «Мы любили Мельпомену». Рукопись, почти полвека пролежавшая в столе (вернее, в журнале «Театр» за 1978-й год), наконец-то дождалась своего звездного часа.
Спектакль «Тронутый. Как возник русский театр». Фотограф: Виктория Логинова
О чем спектакль
Молодой ярославский купец Федор Волков, чья энергия явно била через край, вместо того чтобы заниматься семейными предпринимательскими делами, вдруг решает построить театр. Не где-нибудь, а в каменном амбаре своего отчима. С точки зрения здравого смысла — чистая бессмыслица. С точки зрения истории культуры — гениальный каприз. Именно этот каприз, этот купеческий размах в желании превзойти самого себя и привел к тому, что сама императрица Елизавета Петровна пригласила в Петербург Волкова, где он в итоге и сотворил культурную революцию.
Спектакль «Тронутый. Как возник русский театр». Фотограф: Виктория Логинова
Как это сделано
Это кукольный спектакль, но не детский. Куклы здесь — точные партнеры, позволяющие увидеть историю на вытянутой руке: без музейной пыли, с улыбкой и вниманием к деталям. Пространство работает как машина времени: шаг — и вы уже между Ярославлем и Петербургом, между любительской «Эсфирью» и профессиональным репертуаром. Куклы берут слово, прошлое перестает быть «дата-в-скобках» и становится переживанием.
Спектакль «Тронутый. Как возник русский театр». Фотограф: Виктория Логинова
Почему это интересно смотреть
Литературный уникум. Услышать со сцены текст Окуджавы, который десятилетиями пылился на полке, — все равно что найти неотправленное письмо из прошлого. Диалоги дышат той самой романтикой семидесятых, смотрящей на романтику восемнадцатого века.
Волков — русский Леонардо. Основатель театра был не только актером и режиссером, но и драматургом, переводчиком, художником и даже, что совершенно восхитительно, успешным конспиратором. Его участие в перевороте Екатерины II — готовый сюжет для приключенческого сериала. Человек, который мог угодить и Мельпомене, и Мечу Правосудия, безусловно, заслуживает отдельного спектакля.
Актуальность. Обращение к фигуре Волкова звучит современно: частная инициатива, умение собрать команду, смелость начинать «с нуля» — все это сегодня читается особенно ясно.
Спектакль «Тронутый. Как возник русский театр». Фотограф: Виктория Логинова
В итоге «Тронутый» — не иллюстрация параграфа из учебника, а разговор о старте: о том, как идея становится делом, а амбар — театром. Мельпомена, кажется, довольна: трагическую маску она здесь носит с легкой улыбкой зрительницы с первого ряда.
Доводилось ли вам самим быть немного «Волковыми» в своей профессии? Расскажите в комментариях о своем самом плодотворном «безумии».
Спектакль «Тронутый. Как возник русский театр». Фотограф: Юлия Синицкая
Титры
Материал подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, основательницей проекта «(Не)критично».
Я веду блог «(Не)критично», где можно прочитать и узнать новое про искусство, моду, культуру и все, что между ними. В подкасте вы можете послушать беседы с ведущими экспертами из креативных индустрий, вместе с которыми мы обсуждаем актуальные темы и проблемы мира искусства и моды. Также можете заглянуть в мой личный телеграм-канал «(Не)критичная Ника»: в нем меньше теории и истории искусства, но больше лайфстайла, личных заметок на полях и мыслей о самом насущном.
Что скрывают плавящиеся циферблаты известного сюрреалиста?
Если бы время вдруг решило устроить себе отпуск, оно, вероятно, выглядело бы именно так — растекаясь по ветке сухого дерева или обволакивая каменный утес, словно ленивая кошка на подоконнике. Плавящиеся часы из «Постоянства памяти» Дали давно стали визитной карточкой сюрреализма, но их секрет не в том, чтобы шокировать, а в том, чтобы заставить зрителя усомниться: а точно ли его будильник тикает в том же измерении?
Дали, как истинный алхимик абсурда, превратил хронометраж из тирании стрелок в поэзию текучести. Его часы — не приборы, а метафоры, которые капнули на холст прямо из подсознания. Говорят, идея родилась, когда художник размышлял о сыре Камамбер, тающем на солнце (есть версия , что это был шарик мороженого, но сыр как-то поинтереснее, согласитесь?). Что ж, теперь мы знаем: даже время может «пропасть», если оставить его под палящим солнцем каталонского побережья.
Но не спешите винить в этом релятивизм Эйнштейна, хотя Дали и вдохновлялся его теориями. Скорее, это манифест против линейности. Зачем мерять жизнь минутами, если можно ощущать ее как сон, где прошлое, настоящее и будущее сливаются в один причудливый пейзаж? Часы Дали — не расписание поездов, а гибкие правила игры, где мухи, ползающие по корпусу, напоминают: даже железная дисциплина рано или поздно станет пищей для энтропии.
Ирония в том, что «Постоянство памяти» стало едва ли не самым тиражируемым образом ХХ века. Эти часы, которые должны были символизировать бренность, обрели вечность в поп-культуре — от обложек альбомов до мемов. Дали, вечный провокатор, наверняка бы посмеялся: его текучие циферблаты застыли в истории жестче, чем тайны да Винчи.
Так что в следующий раз, глядя на стрелки, спешащие к дедлайну, вспомните: время — не тиран, а импрессионист. Иногда ему просто нужно растечься, как краска по мокрому холсту. Или как сыр на тосте гения, который решил, что реальность — слишком скучный материал, чтобы принимать ее всерьез.
Сальвадор Дали. Постоянство памяти. 1931
Титры
Материал подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, основательницей проекта «(Не)критично»
Я веду блог «(Не)критично», где можно прочитать и узнать новое про искусство, моду, культуру и все, что между ними. В подкасте вы можете послушать беседы с ведущими экспертами из креативных индустрий, вместе с которыми мы обсуждаем актуальные темы и проблемы мира искусства и моды. Также можете заглянуть в мой личный телеграм-канал «(Не)критичная Ника»: в нем меньше теории и истории искусства, но больше лайфстайла, личных заметок на полях и мыслей о самом насущном.
Обычный флакон духов живет 3 месяца, шедевры Лалика — более ста лет.
Думали ли вы о флаконе от духов как о самостоятельном произведении искусства? Выставка «Династия Лалик: красота и стиль вне времени» в московском Музее Времени и Часов (открыта с 14 августа до 14 сентября) берется это исправить – и делает это с таким изяществом, что даже самые прагматичные посетители начнут ценить стекло наравне с ароматом.
Экспозиция «Династия Лалик: красота и стиль вне времени» в Музее Времени и Часов
Идея проста и гениальна: показать, как один бунтующий гений и его наследники превратили утилитарный пузырек в объект вожделения коллекционеров. Центр притяжения – уникальные флаконы из частного собрания Анны Мироненко. Здесь и две прижизненные работы самого Рене Лалика (1860-1945) – того самого, кто устроил переполох сначала в ювелирном мире, а потом и в парфюмерном, и изысканные творения его сына Марка (1900-1977) и внучки Мари-Клод (1936-2003), а также современные интерпретации бренда Lalique. Для полноты картины добавлены изящные предметы для дома Lalique из коллекции Оксаны Муромцевой – чтобы вы поняли, что их стиль проникал всюду.
Экспозиция «Династия Лалик: красота и стиль вне времени» в Музее Времени и Часов
Но выставка – не просто французский парад. Кураторы остроумно подкинули «контрольный» экспонат: коллекцию отечественных парфюмерных флаконов конца XIX – начала XX вв. из Русского Музея Парфюмерии и Парфюмерного Дома «OsmoGenes» Ольги Госиной. Смотрите, сравнивайте и убеждайтесь: волны ар-нуво и ар-деко, на которых так лихо «серфил» Лалик, докатились и до наших мастеров.
Экспозиция «Династия Лалик: красота и стиль вне времени» в Музее Времени и Часов
А почему Лалик – гений? Краткий ликбез
Детство и юность
Родившись в 1860 году в крошечном Аи (Шампань), Рене впитал сельские пейзажи: бесконечные виноградники, полевые цветы, порхающих насекомых. Эта природа станет его вечным компасом. Талант прорвался рано: в 12 лет – первая награда по рисованию. А в 16, после смерти отца, юноша, вместо того чтобы грустить, бросается в омут парижской ювелирной жизни. Учеником к поставщику императорского двора? Почему бы и нет! Параллельно – вечерняя Школа декоративного искусства. Уже виден почерк: учиться у лучших, но искать свой путь.
Вазы из опалесцентного стекла. Секрет его создания до сих пор — секрет фирмы Lalique
Лондон
Два года в Лондоне (1878-1880) стали откровением. Хрустальный дворец – гигантский храм стекла и металла – пробудил в Лалике страсть к материалу, который тогда считался скорее утилитарным. Здесь же отточился его фирменный стиль: натуралистичный, чувственный, где стебель или крыло стрекозы становились высшей драгоценностью. И да, графический дизайн – умение рисовать идею – тоже оттуда.
Хрустальный дворец в Лондоне. 1851
Париж
Вернувшись в Париж 20-летним, Лалик не пошел по проторенной дорожке. Он стал фрилансером (тогда это звучало куда менее гламурно) для Cartier, Boucheron и прочих титанов. Его эскизы вызывали фурор. Девиз? «Хочу пробовать новое и возмутительное!». В 25 лет – своя мастерская. В 28 – магазин в парижском районе Опера. И свое клеймо «RL». Скоро его узнает весь мир.
Дизайнер создавал флаконы для Coty, Guerlain, D’Orsay, Houbugant
Ювелирная революция: красота вопреки
Лалик устроил эстетический переворот. Забудьте про диктат бриллиантов! Его сокровищница была куда интереснее:
Рог: прочнее черепахового панциря, с тончайшими переливами – идеален для нимф и стрекоз.
Слоновая кость: для вырезания змей, цветов, профилей Сары Бернар (о ней позже!).
Стекло и эмаль: его визитная карточка. Крошечные витражи, полупрозрачные крылья, светящиеся изнутри.
«Скромные» камни: опалы, лунные камни, аквамарины, кораллы, агаты – ценились за цвет и текстуру, а не за ценник.
Жемчуг: особенно любил «неправильный», дешевый, но обладающий дикой, естественной красотой. Представьте лица тех, кто ранее мерялся идеальными шариками!
Скандал? Еще какой! Но талант – штука убедительная. Его крылатые женщины и стрекозы с опаловыми брюшками покорили саму Сару Бернар (для которой он делал не только украшения, но и декорации) и нефтяного магната Галуста Гюльбенкяна, собравшего самую большую коллекцию его работ (ныне – гордость Лиссабона).
Диадема «Принцесса Грёза» для Сары Бернар. Дизайнер Альфонс Муха. Ювелир Рене Лалик. Музей Театра Опера, Париж
Технический азарт: эмаль как поэзия
Но дело не только в материалах. Лалик был виртуозом эмали, возрождая и доводя до совершенства сложнейшие техники:
Plique-à-jour: эмаль, висящая в металлических «рамках», словно витражное стеклышко. Крылья его насекомых светились!
Champlevé и Cloisonné: углубления для эмали, вырезанные в металле, или узоры из тончайших металлических перегородок. Ювелирная микрохирургия.
Корсажное украшение «Женщина-стрекоза», 1897-1898
Триумф на Всемирной выставке
Всемирная выставка 1900 года в Париже – апофеоз Лалика-ювелира. Его стенд ошеломил. Сам Эмиль Галле, мэтр стекла, назвал его «изобретателем современных ювелирных изделий». Визитная карточка – брошь «Женщина-стрекоза»: женская фигура, вырастающая из пасти золотой стрекозы с опалесцирующими эмалевыми крыльями, усыпанными бриллиантами и лунными камнями. Шок и восторг! Тут же – Орден Почетного легиона. Признание состоялось.
Другая революция ждала его в... парфюмерии. В 1907 году судьба свела его с парфюмером Франсуа Коти. Тот, увидев стеклянные безделушки в мастерской Лалика, воскликнул: «А давайте духи в таком?!» И понеслось. До Лалика флаконы были скромными функциональными сосудами. После – стали «стеклянными поэмами». Лалик создал их сотни, сделав роскошную упаковку доступнее (относительно, конечно). «Пробовать что-то новое и возмутительное» — девиз, которого мастер придерживался всю жизнь. Перейдя почти полностью на стекло, Лалик построил фабрику в Винжен-сюр-Модер (1921 г., работает до сих пор!).
Экспозиция «Династия Лалик: красота и стиль вне времени» в Музее Времени и Часов
Знаковые работы
Bacchantes (1927). Та самая ваза с танцующими вакханками — пожалуй, идеальная формула Ар-деко: ритм, масса и свет, который «ползет» по рельефу. Выпускалась в опалесцентном стекле. Цены на такие вещи сегодня стартуют от $30,000 – неплохо для «поделочного» материала, да?
Современные повторы «Вакханок»
Victoire (1928). Автомобильная маскота — профиль ветра, созданный к 10-летию перемирия. В двадцатые Лалик выпустил около 29 моделей «талисманов» на капот — эпоха любила скорость и стекло.
Автомобильные маскоты Рене Лалика. Victoire Car Mascot (другое название - Spirit of the Wind, Дух Ветра) по центру в нижнем ряду
Cire perdue. Лалик переносит «утраченный воск» в стекло: между 1913–1932 он сделал почти 650 уникальных предметов — по сути, камерных скульптур, где иногда видны даже отпечатки пальцев мастера.
Ваза Lalique в технике Cire perdue с полыми листьями и рельефными цветами из клематиса
Наследие
После смерти Рене в 1945 году (буквально спустя несколько дней после освобождения его любимой фабрики!) дело продолжили сын Марк (перевел производство на хрусталь) и внучка Мари-Клод. Сегодня бренд Lalique живет под крылом коллекционера Сильвио Денца, а дух новаторства Рене витает над Винжен-сюр-Модер, где семь мастеров носят звание «Лучший мастер Франции». В 2011 в этом эльзасском городке открылся Музей Lalique – единственный в Европе, посвященный гению. Рядом – роскошная Villa René Lalique (бывший дом основателя) с рестораном на 2 звезды Мишлен (шеф Поль Страднер) – дань французскому искусству жить красиво во всех смыслах.
Отель Villa René Lalique в старом доме Рене Лалика. Реновацию здания и интерьеров курировали дизайнер Леди Грин и архитектор Пьетро Мингарелли.
Чем дышит Lalique сегодня?
Хрусталь: знаменитые вазы («Bacchantes» с танцующими вакханками – вечная классика!), скульптуры («Сюзанна», «Таис»), светильники, посуда, предметы интерьера. Изысканная тяжесть и игра света; коллаборации с современными авторами (Дэмиен Херст, Заха Хадид и др.)
Объекты Дэмиена Херста для Lalique, 2015
Ювелирные изделия: возрожденная линия – хрусталь в дуэте с драгметаллами, все те же любимые мотивы флоры, фауны и женщины.
Парфюмерия: уникальный случай: бренд контролирует все – от дизайна культового флакона до создания ароматической композиции. Связь искусств в действии.
Экспозиция «Династия Лалик: красота и стиль вне времени» в Музее Времени и Часов
Московская же выставка изделий фирмы Lalique открыта до 14 сентября в Музее Времени и Часов (Русаковская ул., 1). Вход свободный. Если планируете визит — проверьте режим работы музея и уточните, есть ли экскурсии или лекции (которые проводятся с завидной регулярностью).
Если бы можно было мысленно унести с выставки один предмет, что бы вы выбрали? Напишите в комментариях!
Экспозиция «Династия Лалик: красота и стиль вне времени» в Музее Времени и Часов
Титры
Материал подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, основательницей проекта «(Не)критично».
Я веду блог «(Не)критично», где можно прочитать и узнать новое про искусство, моду, культуру и все, что между ними. В подкасте вы можете послушать беседы с ведущими экспертами из креативных индустрий, вместе с которыми мы обсуждаем актуальные темы и проблемы мира искусства и моды. Также можете заглянуть в мой личный телеграм-канал «(Не)критичная Ника»: в нем меньше теории и истории искусства, но больше лайфстайла, личных заметок на полях и мыслей о самом насущном.
Картина, которую боялись и обожали, таит много загадок. Почему красный? Почему конь? И при чем тут Набоков?
Фотография. Сюжетная. Поездка на пикник. Имение Мишкина Пристань. 1910-е гг. Новгородский музей-заповедник
Лето 1912 года. Художник Кузьма Петров-Водкин гостит в саратовской глуши, на хуторе «Мишкина пристань» у генерала Грекова. И пишет... купание лошадей. Да-да, ту самую сцену, что впоследствии поразит художественный мир. Но начиналось все прозаично. Под рукой была лишь «гнедая лошаденка, старая, разбитая на все ноги, но с хорошей мордой», как вспоминал сам мастер. Писал он «процесс купания вообще», но что-то пошло не так (или, наоборот, так). Чисто живописные требования взяли верх, и бытовая зарисовка начала превращаться в нечто куда более значительное. К осени, уже в Петербурге, родился третий и окончательный вариант – тот самый, который мы знаем. Два предыдущих, увы, канули в лету, оставив лишь намеки на эскизах да черно-белую фотокарточку – там даже лишний мальчишка, придерживающий коня спереди, мелькал. Видимо, он помешал монументальности замысла и был «уволен».
Кузьма Петров-Водкин. Купание красного коня. 1912
Кто ты, мальчик на коне?
Споры о лице всадника – излюбленное искусствоведческое развлечение. Набоков? Талантливый ученик Калмыков? Сам Петров-Водкин поставил точку: позировал его двоюродный брат, Шура Трофимов. Художник даже писал ему прямо: «Картину пишу с тебя» – честь, согласитесь, немалая, стать прообразом вечности. А вот насчет коня сомнений нет – прототипом был реальный конь Мальчик, та самая «разбитая» гнедка с добрыми глазами. Ирония судьбы: из скромной деревенской лошадки – в огненно-красный символ нации!
Кстати, за год до этого тот самый Сергей Калмыков показал учителю свою работу «Купание красных коней». Совпадение? Что же, искра, возможно, пролетела.
Сергей Калмыков. Купание красных коней. 1911
Живописные чудеса: икона в зеркале Волги
Взгляните на полотно. Лаконично, мощно, ударно : обнаженный юноша на гигантском красном коне властно занимает передний план. Остальные кони и всадники – лишь отзвук, динамичный фон в прохладной зелено-синей воде. Размеры (160х186 см!) лишь подчеркивают эту почти сакральную монументальность.
Цвет – главный герой. Конь – алый, огненный. И этот пламенный вихрь контрастирует с усмиряющей, но не охлаждающей его сине-зеленой гладью воды и неба. Петров-Водкин здесь – прямой наследник древнерусских иконописцев. Он, как и они, берет чистые, звонкие краски, отказываясь от полутонов и рефлексов. Зелень и синева – оправа для драгоценного камня – красного коня.
Кузьма Петров-Водкин. Купание красного коня. 1912. Фрагмент
А еще он творит пространственную магию – использует свою знаменитую «сферическую перспективу». Представьте, будто смотрите на мир одновременно сверху и сбоку, как на древней иконе. Линия горизонта закругляется, вовлекая дальние планы в единый, почти космический вихрь. И палитра – та же, что в иконописи: красный, синий, желтый (золото нимбов здесь заменил песок берега?).
Кузьма Петров-Водкин. Юноша верхом на коне. Набросок для картины «Купанье красного коня». 1912
Икона: не просто влияние, а откровение
Начало XX века – время открытия древнерусской иконы. Снимались слои потемневшей олифы, и взорам изумленных современников (включая Петрова-Водкина) являлись чистые, сияющие краски. И вот он, ключ к «Красному коню»! Художник, выросший среди иконописцев Хвалынска, увидел на расчищенных иконах Москвы и Новгорода... таких же могучих красных коней! Видимо, это и дало ему смелость довести скромный рыжий цвет реального коня Мальчика до символического, пророческого красного. Юноша-всадник – прямой потомок Георгия Победоносца, поражающего змия. Угадываются и отзвуки икон «Чудо Архангела Михаила о Флоре и Лавре» или святых воинов Бориса и Глеба. Совсем недавно белорусские искусствоведы из Ветки (центра старообрядческой иконописи) выдвинули дерзкую гипотезу: а не «списан» ли наш конь с какой-нибудь местной раритетной иконы? Зная страсть Петрова-Водкина к древним техникам, исключать нельзя. Мастер знал толк в «первоисточниках».
Фрагмент иконы. Князья Борис и Глеб на конях. Сер. XIV в. Дерево, темпера. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Пророчество на коне: что предсказал художник?
Красный цвет в России – цвет силы, мощи, а позже – революционного пожара. Конь – сама необъятная, неукротимая Русь. Юноша – новое поколение? Но способен ли он удержать эту стихию? Картина мгновенно была прочитана как пророчество. Сам Петров-Водкин, узнав о начале Первой мировой, воскликнул: «Так вот почему я написал «Купание красного коня!». Полотно стало сном наяву, предчувствием грядущего хаоса. Хотя, возможно, художник и не рассчитывал на такую точность предсказания. Споры о смысле не утихают: предвестник ли это разрыва (революции) или, наоборот, таинственной преемственности, где языческая мощь коня облачена в формы христианской иконографии? Загадка осталась. Конь слишком алый, чтобы дать однозначный ответ.
Кузьма Петров-Водкин. Этюд к картине «Купание красного коня». Гравюра
Одиссея шедевра: от Петербурга до Мальмё и обратно
Судьба у картины – приключенческий роман. В 1912-м она триумфально дебютировала на выставке «Мира искусства» – висела над входом, как знамя нового искусства. В 1914-м отправилась на «Балтийскую выставку» в шведский Мальмё... и задержалась там на роскошные 36 лет. Мировая война, революция – не до картин. Шведы, оценив трофей, после Второй мировой пытались выкупить шедевр у вдовы художника, Марии Федоровны. Предлагали немалые деньги. Но вдова проявила твердость: конь должен вернуться домой! И в 1950 году он, наконец, вернулся. В 1953 году картину (вместе с портретом самой вдовы) приобрела удивительная женщина – коллекционер Казимира Басевич. Живя в стесненных обстоятельствах, она свято хранила наследие. И в 1961 году совершила поступок, достойный самого шедевра: подарила все три работы Петрова-Водкина Третьяковской галерее.
Купание красного коня, К. С. Петров-Водкин. Фото 2025 года в Третьяковской галерее. Источник фото: Музеи мира
7 фактов о работе и художнике
Забытый гений? В 1950-е Петрова-Водкина буквально «открыли» заново. А во втором издании Большой Советской Энциклопедии о заслуженном художнике РСФСР... просто забыли. Видимо, красный конь смущал идеологической неоднозначностью.
Корни. Кузьма Сергеевич начинал как иконописец в родном Хвалынске. Древнерусское искусство было его кровью и плотью – отсюда и мощь «Коня».
Модный тренд. Купающиеся кони с обнаженными мальчишками были хитом сезона у русских живописцев первой половины ХХ века! Серов, а позже — Кончаловский, Пластов – все пробовали «коня на воде». Но только один стал символом эпохи.
Юбилей на родине. В 2012 году, к 100-летию картины, на месте хутора «Мишкина пристань» устроили грандиозный праздник. Собралось больше 1200 человек – шедевр объединяет!
Не только кисть. Петров-Водкин был еще и талантливым писателем. Мемуары, рассказы, педагогика – его наследие богато и разносторонне.
Философ и революция. Он был среди основателей «Вольфилы» (Вольной философской ассоциации) вместе с Белым, Блоком, Мейерхольдом. Идея? Преображение человека через... «очищающий огонь Революции». Не ищите дальше источник его любви к красному!
Дважды откровение. Картина потрясла мир дважды: в 1912-м как художественный манифест и в 1961-м, вернувшись после войн, революций и долгого «заграничного турне», как весть из почти забытого, но такого важного прошлого.
«Купание красного коня» – сгусток энергии, тревоги и надежды целой эпохи, пропущенный через сердце и кисть большого мастера. Петров-Водкин совершил чудо: сплавил древнюю иконописную мощь с дерзким поиском нового языка. Его красный конь – вечный скиталец между прошлым и будущим, между реальной «разбитой клячей» и тем огненным видением, что до сих пор заставляет нас замирать перед полотном в Третьяковке. Загадка? Да. Пророчество? Безусловно. Шедевр? А как иначе!
Петров-Водкин К.С. Купание красного коня. 1912. Фото: Владимир Астапкович/РИА Новости
Титры
Материал подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, основательницей проекта «(Не)критично».
Я веду блог «(Не)критично», где можно прочитать и узнать новое про искусство, моду, культуру и все, что между ними. В подкасте вы можете послушать беседы с ведущими экспертами из креативных индустрий, вместе с которыми мы обсуждаем актуальные темы и проблемы мира искусства и моды. Также можете заглянуть в мой личный телеграм-канал «(Не)критичная Ника»: в нем меньше теории и истории искусства, но больше лайфстайла, личных заметок на полях и мыслей о самом насущном.
Как художник создавал Россию, полную невозмутимых купчих, шумных ярмарок и безудержного веселья.
До 28 сентября 2025 года Инженерный корпус Третьяковской галереи превратился в портал в «страну Кустодию» – тот самый сочный, праздничный, чуть лубочный мир, который Борис Михайлович Кустодиев (1878-1927) создавал вопреки суровой реальности, а под конец жизни – и вопреки собственному частично парализованному телу. «Борис Кустодиев. Живопись. Графика. Театр» – не только первая за много лет и крупнейшая московская ретроспектива (около 180 работ из музеев России, Беларуси и частных коллекций!), но и полноценное погружение в уникальную вселенную мастера. Готовьтесь к изобилию, балагану и теплой ностальгии по России, которой, возможно, никогда не было, но как же хочется в нее верить.
Экспозиция выставки Бориса Кустодиева в Третьяковской галерее // Автор фото: Екатерина Якушева
Прогулка по «Кустодии»: от семейного альбома до балаганных подмостков
Экспозиция – как хорошо продуманный маршрут по волшебной стране. Начинаем с тихой гавани – «Семья». Здесь Кустодиев-муж и отец пишет близких с нежностью голландского мастера. Жена Юлия Евстафьевна, дети, брат... Но царит тут, конечно, Ирина – дочь, главная муза художника с младенческих лет. Она же позже станет и его... Венерой. Но об этом – чуть позже.
А дальше – эпицентр! «Страна Кустодия», названная так писателем Евгением Замятиным. Вот она, знакомая всем по учебникам Русь-матушка в ее кустодиевском преломлении: ярмарки, трещащие от пестроты, шумные масленичные гулянья («Масленица», 1916 – эталон жанра!), ну и, конечно, царицы этого пиршества жизни – Купчихи. Они здесь – отдельная каста. Эти величественные, румяные, благоухающие пирогами и самоварным паром дамы («Купчиха за чаем», 1918; «Красавица», 1915) – настоящий национальный бренд. «Кустодиевская женщина» – выражение, вошедшее в плоть и кровь русской культуры, эталон телесной и душевной полноты.
Не могла выставка обойтись без «Театра». А для Кустодиева вся жизнь была театром! Жемчужина раздела – эскизы к легендарной «Блохе» по Лескову – буйство красок и форм, чистой воды балаган в духе народного лубка, но доведенный до гротескного совершенства. Говорят, Кустодиев так вжился в роль, что его декорации диктовали режиссуре, как себя вести. Сила образа!
Борис Кустодиев. Купчиха за чаем. 1918
Шедевры с историей: русская Венера и чаепитие на фоне революции
Среди сокровищ выставки – работы с особым шармом и драмой.
«Русская Венера» (1925-1926): написанная за год до смерти... на обороте другой картины («На террасе»)! Ирония судьбы или экономия холста в трудные времена? Наша Венера (снова Ирина!) лишена античной стыдливости – она уверенно позирует, воплощая кустодиевский идеал красоты: пышная, румяная, жизнеутверждающая. Финал галереи его красавиц – и вызов классическим канонам.
«Купчиха за чаем» (1918): главный хит и эмблема выставки. А теперь представьте: Петроград 1918 года. Холод, голод, разруха. А Кустодиев, прикованный к креслу, пишет... вот ЭТО! Горы булок, арбуз, томный кот и сама купчиха – баронесса Галина Адеркас, соседка художника, – как манифест изобилия и невозмутимости. Гимн жизни на развалинах империи. Сила духа? Или победа искусства над реальностью?
Портрет Шаляпина (1921): великий бас в мехах на фоне зимней ярмарки. Колоритно? Еще бы! История шубы, в которой он позировал, достойна анекдота: говорят, Шаляпин расплатился ею за концерт, а происхождение меха было... скажем так, сомнительным. Кустодиев, впрочем, был очарован ее фактурой – и характером.
Экспозиция выставки Бориса Кустодиева в Третьяковской галерее. На фото: Борис Кустодиев. Портрет Ф. И. Шаляпина. 1922 год // Источник фото: Радио «Орфей»
Кустодиев: семинарист, паралитик и волшебник «Вечной Масленицы»
За яркими полотнами – судьба, полная контрастов:
Родился в семье священника, учился в семинарии. Но судьбу переломила выставка передвижников в Астрахани: 11-летний Боря увидел живопись – и точка. Ряса была забыта.
Талантливейший ученик Репина в Академии Художеств. Помогал мэтру в грандиозном «Торжественном заседании Государственного совета» – написал добрую треть портретов сановников. Тренировка для будущего летописца русских типов!
Главный Парадокс: с 1916 года, после неудачных операций на позвоночнике, Кустодиев был частично парализован. Не вставал с кресла. Но именно в эти 11 лет (!) он создал свои самые жизнерадостные, взрывные шедевры: «Масленицы», «Купчихи», «Русскую Венеру». «Весь организм его, кроме мозга, сердца и рук, был поражен», – писали современники. Но рука выводила праздник. Эскапизм? Триумф духа? И то, и другое.
Обожал старых мастеров: Тициана, Рубенса, Веласкеса. Их влияние – в сочной плоти его красавиц («рубенсовские формы в телогрейках», как шутили), в любви к плотному, материальному миру.
Обладал феноменальной зрительной памятью. Мог воспроизвести вывеску любой лавчонки или фонарь с перекрестка – детали, из которых и складывалась достоверность его вымышленной «Кустодии».
Был острым карикатуристом в 1905-1907 гг. (журналы «Жупел», «Адская почта»). Его карикатура на царскую династию даже привела к закрытию «Жупела». Чувство юмора, даже сарказма, ему было не чуждо (хотя этот раздел его творчества слабо представлен на выставке).
Борис Кустодиев. Московский трактир. 1916.
«Страна Кустодия»: не убежище, а манифест
Этот термин Замятина – ключ к пониманию Кустодиева. «Кустодиев видел Русь другими глазами, чем я, — его глаза были куда ласковей и мягче». «Страна Кустодия» – не бегство от реальности (хотя и это тоже), а созданный художником идеал: Россия вечного праздника, изобилия, гармонии, где красота – телесна, а радость – шумна и проста. Это его ответ боли, утратам, революционному хаосу. Чем мрачнее было вокруг, тем ярче горели краски на его палитре.
Кустодиев Б. Эскиз декорации для постановки пьесы "Блоха" И. Е. Замятина (по рассказу "Левша" Н. С. Лескова). 1925
Кустодиев мыслил театрально. Его эскизы к «Блохе» – квинтэссенция его стиля. Лубок, буффонада, карнавальная вольность – все, чем жила его живопись, здесь вырвалось на свободу. История их создания – анекдот: изначально заказ был у другого художника, но Кустодиев ворвался со своими эскизами – такими мощными, что они подчинили себе весь спектакль. Такова сила его визуального мира!
Выставка в Третьяковке – билет в «Страну Кустодию», которую художник строил как крепость против тьмы – своей личной тьмы болезни и тьмы исторических бурь. Здесь вечно празднуют Масленицу, купчихи невозмутимо пьют чай, а красота – пышна, румяна и бесстыдна. Это гимн жизни, написанный человеком, прикованным к инвалидному креслу. Путешествие в эту утраченную (или, может, никогда не существовавшую?) Россию не только дарит эстетическое наслаждение, но и заставляет задуматься о силе искусства, парадоксах творчества и о том, как много может один человек с кистью, вопреки всему.
Выставка «Борис Кустодиев. Живопись. Графика. Театр» в Третьяковской галерее. Фото: Государственная Третьяковская галерея
Титры
Материал подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, основательницей проекта «(Не)критично».
Я веду блог «(Не)критично», где можно прочитать и узнать новое про искусство, моду, культуру и все, что между ними. В подкасте вы можете послушать беседы с ведущими экспертами из креативных индустрий, вместе с которыми мы обсуждаем актуальные темы и проблемы мира искусства и моды. Также можете заглянуть в мой личный телеграм-канал «(Не)критичная Ника»: в нем меньше теории и истории искусства, но больше лайфстайла, личных заметок на полях и мыслей о самом насущном.
Когда-то эту работу сравнивали с… одеялом из психушки. Почему? Давайте разберемся.
Михаил Врубель. Утро. 1897
Искусство, которое не приняли
Врубель осмелился применить в «Утре» технику и стиль, выбивающиеся из привычных канонов. Он делал акцент на декоративности, словно перенося орнаментальность витражей в живопись. Листья и лепестки выписаны пятнами, похожими на разноцветную мозаику, и от этого вся композиция будто мерцает. В те времена подобный эффект расценивали как насмешку над классикой и записывали в «декаданс» — направление, которое тогда считали чуть ли не сумасшествием.
Михаил Врубель. Утро. 1897. Фрагмент
Сюжет, символы и мифические мотивы
Вглядываясь в «Утро», замечаешь фигуры женщин, которые ассоциируются с богинями зари — Эос, Авророй, в общем с утренним светом. У Врубеля эта женская сущность пробуждает мир, заряжает творческой энергией. Зелень вокруг — не просто декоративный фон, а намек на вечное обновление природы. И кто знает, не «райский» ли это сад с идеальной гармонией между божественным и земным миром?
Погружаясь в картину, словно чувствуешь дыхание таинственных зарослей, где на рассвете пробуждаются то ли феи, то ли нимфы, то ли неведомые духи. Для публики XIX века подобные изображения были шокирующими: где классическая перспектива, где привычное изображение человека? Здесь все выглядело «сломанным» и «раздробленным». В итоге многие критики высмеивали «Утро», нарекая его плодом болезненного воображения.
Критика «Утра»
Самый яркий пример того, как «новое» искусство не принимали, — карикатуры. Так, художник Павел Щербов в работе «Зальцбург» изобразил сценку, где покупатель и продавец обсуждают висящее «одеяло». Надпись на нём гласит: «Брось, бабка, торговаться; сказано: одеяло – в рубель... Ведь я его не на свалке выгреб, а в больнице у Фрея выудил!».
Павел Щербов. Salzburg (От нашего специального корреспондента. Русско-финляндская выставка в Зальцбурге Карикатура. 1898
Под одеялом имеется в виду панно «Утро» Врубеля (цена «в рубель» отсылает к фамилии художника), «добытое» якобы в психиатрической больнице у доктора Фрея. Намек: подобное произведение мог создать лишь нездоровый человек. Ироничнее всего, что в тот период Врубель еще не страдал болезнью, зато через несколько лет у него и впрямь начались тяжелые психические эпизоды — судьба уготовила художнику поистине трагическую иронию.
В роли «бабки» на карикатуре выступала княгиня Мария Тенишева — меценат и покровительница молодых художников. Покупка «Утра» вызвала шок у традиционно настроенной публики, будто подтверждая их страх, что «безумное» искусство вторгается в святая святых.
Журнал «Шут» от 31 января 1898.
Заключение
Сегодня панно «Утро» мы воспринимаем как выдающийся эксперимент с формой и цветом — один из первых шагов русского модерна. Но когда-то оно было объектом насмешек и прямо указывало на «безумие» автора. История Врубеля напоминает нам, что самые новаторские идеи поначалу часто вызывают непонимание и жестокую критику. А карикатуры, сохранившиеся с тех времен, помогают увидеть, как менялся культурный контекст и какие споры бушевали вокруг того, что теперь принято считать классикой.
Михаил Врубель. Утро. 1897. Фрагмент
Титры
Материал подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, основательницей проекта «(Не)критично»
Я веду блог «(Не)критично», где можно прочитать и узнать новое про искусство, моду, культуру и все, что между ними. В подкасте вы можете послушать беседы с ведущими экспертами из креативных индустрий, вместе с которыми мы обсуждаем актуальные темы и проблемы мира искусства и моды. Также можете заглянуть в мой личный телеграм-канал «(Не)критичная Ника»: в нем меньше теории и истории искусства, но больше лайфстайла, личных заметок на полях и мыслей о самом насущном.
Как Валентин Серов создал шедевр, изменивший русскую живопись: два месяца позирования, сотни мазков кисти и один гениальный замысел.
Жаркий август 1887 года в подмосковной усадьбе Абрамцево – царстве мецената Саввы Мамонтова, где творили, спорили и пили чай лучшие умы и таланты. В столовую, пропахшую старым деревом и летом, врывается вихрь по имени Вера. Всего-то двенадцать лет от роду, дочь хозяина, вся взъерошенная после «казаков-разбойников». Щеки пылают, в глазах – озорные искры. Она ловит персик (сочный, румяный, выращенный, между прочим, в местной оранжерее – Мамонтовы не искали легких путей!) и плюхается за стол. И вот тут ее ловит взглядом 22-летний Валентин Серов, недавно вернувшийся из Италии с головой, полной венецианского света и ренессансного «дурмана», как он сам писал невесте: «Хочу отрадного!». И судьба услужливо подсунула ему это самое «отрадное» в лице задорной Верочки.
Слева — Вера Саввична Мамонтова. Фотография 1888 года. Справа — Валентин Серов. Девочка с персиками. 1887
Так родился замысел одной из самых узнаваемых картин русского искусства. Хотя «замысел» – громко сказано. Скорее, Серов инстинктивно схватился за кисть, чтобы поймать ускользающее: эту самую детскую непосредственность, свежесть, которой, как он считал, так не хватало академическим полотнам. «Очень хотелось сохранить свежесть живописи при полной законченности, — вот как у старых мастеров» – признавался он позже. И началось... Два долгих месяца (вечность для егозы Веры!) юная Мамонтова терпела муки позирования. «Измучил ее, бедную, до смерти», – сокрушался художник, но был непреклонен. Ему нужно было чудо.
И чудо случилось в той самой абрамцевской столовой. Серов пишет Веру в ее любимом розоватом платье с черно-белым гороховым бантом. За ее спиной – окно, залитое рассеянным светом, наполняющим комнату теплым воздухом и легкостью. Убегающая диагональ стола уводит взгляд в дверной проем, добавляя пространству дыхания. А на заднем плане, как молчаливый свидетель истории, замер деревянный раскрашенный гренадер – трофей Мамонтовых из Троице-Сергиевой лавры (говорят, раскрасил его сам Серов!).
Валентин Серов. Девочка с персиками. 1887 . Фрагмент
Магия кисти и гениальный контраст
Что покоряет в «Девочке с персиками» сразу? Эта невероятная, почти осязаемая свежесть. Серов добился ее новаторски: вместо привычных четких контуров – мерцающие, подвижные мазки. Некоторым современникам это казалось... недоделкой. Но художник просто опережал время, интуитивно найдя язык, который позже назовут импрессионизмом. Ирония судьбы: с французскими импрессионистами он тогда знаком не был! Русский импрессионизм рождался тут, в Абрамцево, и был он особенным – не парижская суета, а тихая поэзия усадебной жизни, где свет и воздух становятся главными героями.
Серов виртуозно играет на контрастах: но не на черном и белом, а на теплом и холодном. Холодные голубовато-зеленые тона фона и стола – и теплое сияние Веры: ее смуглая кожа с румянцем, карие глаза, темные волосы. Розово-белая гамма платья и персиков – и дерзкий черно-белый бант. Тончайшая лепка лица, где виден каждый оттенок жизни – и смелые, почти эскизные мазки на руках, скатерти, листьях. Кажется, вот-вот дрогнет ресница, и Вера сорвется с места – ее спокойствие обманчиво. Взгляд! Загадочный, чуть хитрющий, полный ожидания: вот закончу позировать и снова в сад, к играм!
Валентин Серов. Девочка с персиками. 1887. Фрагмент
Успех в художественном мире
Когда картина (кстати, сам Серов скромно назвал ее «Портрет Веры Саввишны Мамонтовой», размером 91 на 85 см, масло) была представлена, она мгновенно вызвала бурную реакцию. Молодого Серова в 1888 году награждают премией Московского общества любителей художеств, и он мгновенно становится самым модным портретистом. И неспроста. «Девочка с персиками» – это манифест. Манифест против мрачноватого критического реализма передвижников. Здесь восторжествовал «реализм поэтический»: лирика, восхищение юностью, красотой, самой жизнью. Серов показал, что реализм может быть наполнен светом, воздухом и чистой, ничем не омраченной радостью бытия. Его картина улыбалась солнцу и стала символом поворота русского искусства к новым горизонтам, к поиску красоты в повседневном, к очарованию мгновения.
Валентин Серов. Девочка с персиками. 1887. Фрагмент
Судьбы
Подаренная матери Веры, Елизавете Мамонтовой, картина долго висела там, где и родилась – в абрамцевской столовой. Лишь в 1929 году она обрела свой вечный дом – Государственную Третьяковскую галерею, где и поныне покоряет зрителей. В Абрамцево и сейчас хранится копия – как напоминание о гении места.
Судьба же самой Веры Мамонтовой (в замужестве Самариной) сложилась трагически коротко. Вышла замуж, родила троих детей, но в 32 года, в 1907 году, ее унесла пневмония. Ее муж, Александр Самарин, в память о ней воздвиг церковь Живоначальной Троицы близ их усадьбы.
Но на холсте Серова Вера Мамонтова навсегда осталась чуть затаившей дыхание девочкой с персиком в руках – вечным символом юности, света и того самого «отрадного», которое гениальный Валентин Серов сумел поймать и подарить миру.
Валентин Серов. Девочка с персиками. 1887. Фрагмент
Титры
Материал подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, основательницей проекта «(Не)критично».
Я веду блог «(Не)критично», где можно прочитать и узнать новое про искусство, моду, культуру и все, что между ними. В подкасте вы можете послушать беседы с ведущими экспертами из креативных индустрий, вместе с которыми мы обсуждаем актуальные темы и проблемы мира искусства и моды. Также можете заглянуть в мой личный телеграм-канал «(Не)критичная Ника»: в нем меньше теории и истории искусства, но больше лайфстайла, личных заметок на полях и мыслей о самом насущном.
Почему русский авангард до сих пор вызывает споры? Этот звучный термин по воле истории и идеологии успел обрасти массой мифов. Как же понять, что именно стоит за этой яркой этикеткой? Удивительно, но под «русским авангардом» часто подразумевают целый калейдоскоп направлений: от духовного супрематизма Малевича с его легендарным «Чёрным квадратом» до утилитарного конструктивизма Татлина и Родченко, где искусство становилось частью промышленного дизайна. При этом один предпочитал искания в абстрактных формах, а другие — стремились осчастливить мир «полезным» искусством.
Чёрный квадрат в «красном углу» выставки «0,10». 1915
Туман в вопросах стиля тут соседствует с путаницей во времени. Многие считают, что авангард расцвел между 1910-ми и 1930-ми годами и погас под давлением соцреализма. Но кто-то записывает в «авангард» и художников-шестидесятников вроде Кабакова и Булатова. Получается, что целая диссидентская волна 1960-х также оказывается под общим зонтиком «авангарда» — вопрос в том, не теряем ли мы при этом первоначальный революционный настрой искусства начала XX века?
Илья Кабаков. Все о нем. 1970-1971
Не менее любопытна и политическая подоплека: в раннем СССР на футуристов и конструктивистов одобрительно смотрели как на вдохновителей революции, но уже к 1930-м заговорили об их «вырождении». На Западе, наоборот, «загадочных русских» воспринимали как экзотику. А сегодня словом «авангард» нередко размахивают в спорах, привнося путаницу и эмоции туда, где хочется трезвой оценки.
И, конечно, всегда встает вопрос: где кончается мировой модернизм и начинается «русский авангард»? Большая картина лихо смешивается, и частенько творцов вроде Кандинского, Пикассо, Малевича и Маяковского ставят на одну доску — одних за рубежом, других в России, не вдаваясь в тонкости.
Владимир Татлин. Угловой контррельеф. 1915 год
Особую пикантность придает тому «авангарду» массовая культура: сегодня это такой громкий бренд, который лепят на все — от парфюма до стульев. Хотя истинный дух русского авангарда в начале века был не про моду, а скорее про социальный бунт, переворот сознания, желание выстроить новый мир с нуля.
Почему нас должно это волновать? Потому что, смешивая все воедино, мы теряем исторический нерв. Именно в 1920-е годы искусство было попыткой воплотить новые идеи об обществе и человеке (впрочем, будем держать в уме, что при всей радикальности идей они соответствовали послереволюционному подъему и не шли вразрез с конъюктурой). А если мы каждые новые «странные картины» называем «авангардом», то выхолащиваем само слово, делая из него красивую, но пустую метку.
Реконструкция композиции Александра Родченко «Рабочий клуб» в Третьяковской галерее
Так что «русский авангард» — мощное, однако очень условное понятие. В следующий раз, когда услышите это словосочетание, задайте уточняющие вопросы: о какой эпохе и течении идет речь, какой интеллектуальный груз несут эти произведения?
Есть ли шанс сотворить в наши дни что-то столь же ошеломительное, как когда-то «Чёрный квадрат»? Или мы уже успели привыкнуть ко всему радикальному в искусстве и границы давно «взорваны»? Пишите, что думаете!
Александр Родченко. Плакат «Ленгиз- книги по всем отраслям знания». 1924
Титры
Материал подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, основательницей проекта «(Не)критично»
Я веду блог «(Не)критично», где можно прочитать и узнать новое про искусство, моду, культуру и все, что между ними. В подкасте вы можете послушать беседы с ведущими экспертами из креативных индустрий, вместе с которыми мы обсуждаем актуальные темы и проблемы мира искусства и моды. Также можете заглянуть в мой личный телеграм-канал «(Не)критичная Ника»: в нем меньше теории и истории искусства, но больше лайфстайла, личных заметок на полях и мыслей о самом насущном.