meddvedd

Я из Беларуси, а в Кривом Роге (Днепропетровская область) живёт моя бабушка. Добираться туда сутки из Бреста. Маршрут следует через г. Ковель. За 20 лет всё, что изменилось в этом городе - сделали навес над остановкой перед вокзалом. Сам вокзал кишмя кишит цыганами, нищими, бездомными детьми, как и 20 лет назад кишел. Дороги Украины резко контрастируют с белорусскими, это чувствуется сразу по прохождении границы, и такие дороги везде, ну или почти везде. И по этим дорогам со скоростью свыше 100 кмч летают (даже не ездят) таксисты Ковель-Киев. Примечательно: один раз видели возле дороги кирпичный гаражик в зарослях конопли, которая была выше самого гаражика. В Киеве садимся на поезд до Кривого Рога, и наблюдаем в конце пути заброшенные шахты. На территории Кривбасса в 1971 работали 23 шахты производительностью от 200 тыс. тонн до 6,5 млн тонн железной руды в год. Из нынеработающих остались только: Октябрьская, им. В. И. Ленина, Орджоникидзе, Гвардейская, Родина, Артём-1, Юбилейная и Фрунзе. Даже сейчас Украина занимает второе место после Канады по добыче железной руды. Шахты так и стоят там, рыжие от осадков, с окнами-глазницами административных зданий и огромными подъёмными механизмами, ржавыми и жуткими. Садимся в городе на электричку, и ещё два часа едем в район Ингулец (протяжённость Кривого Рога - 130 км). Встречаем бабушку, у бабушки зарплата почти 1000 гривен, не больше, чем у остальных бабушек из подъезда. Здесь тоже очень редко что-то меняется, правда, этим летом начали реставрировать главный проспект. Лет десять назад в городке текла речка, разделенная на несколько ставков, однако пару лет назад один из заводов стал использовать воду в своих целях, к тому же последние годы лето выдавалось особенно жаркое, и ставки практически пересохли. Теперь, кроме заброшенной общаги и больницы, в городке ещё и заброшенный пляж, на котором совсем недавно, казалось бы, резвилась детвора. Она и сейчас резвится, в принципе, просто надо потом с себя грязь смывать. Один раз покупались - у всех почему-то посинели серебряные крестики. Садимся к таксисту, чтоб доехать до центра города, по дороге начинаем говорить о политике. Говорит, мол, нам бы сюда вашего батьку, он бы всё тут разгрёб, не то что эти пидарасы.
В общем, народ попран властью, страна разграблена, денег ни у кого нет. Очень жалко... Мы, хоть и из Беларуси, всё равно с болью смотрим на этот кошмар. Такая замечательная страна, и так унижена...

http://my-sokol.livejournal.com/185955.html тут фотографии заброшенных шахт, если кому нужны пруфы.

И ты идешь по городу, и за тобой летят бабочки.

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят. Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый. Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге - и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. "Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время. Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу. Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом. Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.