krasnayaopasnaya

«5, 9, 14, 30, 36».
Просыпаясь, Тоня сонно проводит рукой по прикроватной тумбочке в поисках мобильника.
«Не забыть. 5, 9, 14, 30, 36».
Что за дурацкие цифры?
Тоня грустно смотрит на часы, весело мелькающие зелеными цифрами. 8 утра. Можно еще спать и спать. Она откидывается на подушку, тщетно пытаясь провалиться в ускользающий сон.
«5, 9, 14, 30, 36. Плюс 4».
Что за глупости приходят в голову в столь раннее утро?
Со стоном Тоня выбирается из мягкой кровати, коря странные кошмары и ненужные цифры. Наверное, она перезанималась вчера, делая математику для своей младшей сестры. 
Ну и ладно. Если спать не удается, то можно заняться чем-то более полезным. Например, попить кофе.
После второй кружки ароматного напитка, мобильный усиленно тренькает, призывая сонную хозяйку к немедленному пробуждению. Тоня хватает телефон, случайно поливая свою новую пижаму остатками кофе.
«Да, день начинается неудачно», — обиженно шепчет внутренний голос. 
— Алло?
— Это мадемуазель Антонина?
— Да.
— Вас беспокоит галерея «Арт дэ Пари». Вы отправили нам свое резюме. 
Тоня от неожиданности подпрыгивает на стуле. Вчера она и правда разослала более сотни своих заявок на работу. Неужели ее наконец-то возьмут?
— К сожалению, в данный момент мы не ищем работников на постоянную должность. Вас заинтересует шестимесячный стаж?
Тоня усиленно смывает с пижамы кофейное пятно, пытаясь скрыть разочарование.
— Вы оплачиваете практику? — несмело спрашивает она, тут же ругая себя за соскользнувший с губ грубый вопрос.
— Нет, стаж не оплачивается, — сухо отвечает собеседница. — Но у Вас будет отличная возможность научиться выбранной профессии. Наша галерея невероятно известна в артистических кругах и…
Бла-бла-бла…
Тоня уже не слушает занудливый голос. Еще одна неоплачиваемая практика. Четвертая в этом году. Неужели она пять лет училась столь сложной профессии в сердце Парижа, чтобы затем бесплатно ишачить на хитрые французские галереи?
— Ну, я вообще-то рассчитывала на зарплату, — несмело говорит она в холодную трубку, наливая в кружку третий кофе.
— Вы же прекрасно понимаете, что выбранная Вами профессия требует определенной подготовки. Ни одна галерея не может себе позволить взять на работу неопытного сотрудника.
— Но у меня уже есть опыт, — стыдливо оправдывается Тоня, доставая из зеленой упаковки милую печеньку в форме Микки-Мауса. — Я уже прошла практику в…
— Да, я видела в Вашем резюме, — голос собеседницы становится холоднее на пару градусов. — Но в настоящий момент мы можем предложить Вам только стаж. Вы придете на собеседование?
Тоня уныло крошит ни в чем неповинную печеньку в зажатой руке. Крошки весело осыпают поверхность чистого белого стола. 
— Да, конечно, — через силу отвечает она. — Когда?
— Записывайте, — слегка потеплевшим голосом отвечает собеседница. — Пятого сентября в 14:30. Наш адрес: дом 36 на бульваре Ланн. Четвертый этаж.
Тоня послушно выводит ненужную информацию на старом чеке из магазина. Ручка вдруг выпадает из ее рук.
5/09, 14:30, 36 дом, 4 этаж.
Цифры из сна.
— Не опаздывайте, — весело добавляет собеседница.
Тоня лишь со злостью отключает телефонную связь. 
И почему в Париже так любят бесплатных работников? Это нечестно! Оставив свой кофе в гордом одиночестве, она уныло садится за компьютер. Собеседование только через неделю. Нужно найти себе-таки оплачиваемую работу. Иначе придется брать новый кредит. Или в который раз просить денег у мамы.
***
Три телефонных звонка спустя, когда от слов «неоплачиваемый стаж» Тоню начинает противно тошнить, она вырубает ноутбук.
Хватит тешить себя надеждами: профессия по специальности с хорошей зарплатой ей не светит. 
— Я бы с радостью пошла к Вам работать, — не сдерживаясь, провозгласила она очередной заинтересованной собеседнице, — но мне нужна зарплата. Понимаете? 
Если бы на счету было много денег, то Тоня с удовольствием бы трудилась за бесплатно. Но банковский счет уныло светит минусом. А за квартиру нужно платить через три дня.
— Не пропустите вечернюю лотерею, — щебечет невысокая брюнетка с экрана телевизора, работающего в фоновом режиме. — Мы разыгрываем 17 миллионов евро!
Ха!
Бывают же глупцы, которые ведутся на этот бред.
Тоня выключает телевизор и растерянно звонит своей лучшей подруге.
— Как дела?
— Устала, — отвечает Катя. В трубке слышно, как она изо всех сил затягивается сигаретой. — Начальница просто зверь сегодня… А у тебя?
Тоня молчит. Да и что сказать? Как она, скорее всего, пойдет работать за так? Ничего хорошего.
— Куплю сегодня лотерейный билет, — смеется в этот момент ее подруга. — А вдруг повезет?
— Неужели ты в это веришь? — Тоня натягивает пластиковые тапки, чтобы тоже подышать никотином на балконе. — Потратишь 2 евро на то, чтобы разочарованно ждать результатов розыгрыша?
— Я уже один раз выиграла 7 евро, — обиженно сопит Катя. — И тебе советую. 
Тоня лишь пожимает плечами.
В голове вдруг вспыхивают цифры. 
5, 9, 14, 30, 36. Плюс 4.
Полный бред.
***
Сигареты кончаются после пяти новых звонков и шестидесяти отправленных резюме. Нервная система тоже дает сбой, поэтому своего последнего телефонного собеседника, месье Дюбуа из «Галери Франсэз» Тоня невежливо отправляет в отдаленные места.
Ну и пусть. У него все равно был неприятный голос. 
Сменив свою испорченную пижаму на джинсы и футболку, Тоня выходит из дома и отправляется в соседний бар восполнить запасы никотиновой продукции. Там, пара захмелевших пьяниц, активно обсуждают вечерний розыгрыш в лото. 
— Я купил аж десять билетов, — кричит среднего роста француз с покрасневшим носом.
— Я тоже сейчас куплю, — радуется его подвыпивший собеседник. 
Тоня лишь грустно отводит глаза. Столь выраженная человеческая глупость ей неприятна.
Бармен, он же продавец сигарет и лотерейных билетов, подмигивает очередному клиенту.
— Выбирайте разные цифры, — терпеливо объясняет он незадачливому пьянчужке. — Так у Вас будет больше шансов…
— Нет, я хочу именно эти.
— Но Вы не выиграете больше, если у Вас будут одинаковые цифры на всех билетах…
— Мне все равно…
Тоня терпеливо ждет замешкавшуюся очередь. На небольшом телевизоре, укрепленном под потолком, идут скачки. Мельком посматривая на старенький экран, девушка вдруг чувствует неприятную дрожь. 
По полю бегут лошади, выстроившись в ряд. Их номера призывно сияют на лоснящихся боках.
5, 9, 14, 30, 36, 4.
— Девушка? — бармен участливо смотрит на удивленную клиентку.
— Я возьму лотерейный би… Ой, — Тоня раздраженно проводит рукой по волосам. — 2 пачки сигарет, пожалуйста. Vogue.
***
Удобно устроившись на своем новом сером диване, Тоня ужинает, запивая овощной салат невкусным красным вином.
По телевизору идут скучные новости. В телефонной трубке верная подруга рассказывает о последних событиях на ее нелюбимой работе.
5, 9, 14, 30, 36, 4.
Надо было все же купить этот чертов лотерейный билет.
— Скоро розыгрыш, — будто читает ее мысли подруга. — Я купила билетик.
— Что за цифры поставила? — Тоня накручивает на вилку лист зеленого салата.
— Ну, как всегда, — Катя полна энтузиазма, — мой день рождения, сколько мне лет и дату поездки в следующий отпуск.
Она все же неисправимая оптимистка.
Тоня вздыхает. 
— Ой, там начинается, — радостно взвизгивает Катя. — Я тебе потом перезвоню!
Черт! Тоня начинает искать пульт от телевизора, чтобы переключить этот идиотский бред. 
— Первый номер – 9, — кричит в этот момент невероятно стройная дикторша, торжественно хватая в руки выпавший шарик.
Куда же подевался пульт?
— Второй номер – 36!
Тоня застывает перед мелькающим экраном. Нет. Просто совпадение…
— Номер три — 5!
Какой кошмар…
— 30!
Не смотреть! Закрыть глаза!
— И-и-и-и… 14!
Откидывая в сторону вилку с недоеденным салатом, Тоня заворожено смотрит на экран.
— А теперь последний, счастливый номер! — кричит довольная ведущая, — 4!
Боже мой…
Обессиленная, телезрительница откидывается на спинку дивана. Такого не бывает…
— У нас есть один победитель! — радуется брюнетка с экрана, размахивая руками. — Поздравляем везунчика из Парижа, угадавшего пять основных и дополнительный счастливый номер! Он выиграл сегодня 17 миллионов евро! 
Оцепенение проходит где-то через час, и, наплевав на установленные ею же правила, Тоня курит последнюю из новенькой пачки сигарету прямо в своей квартире, сбрасывая пепел в недоеденный салат.
Телефон звонил уже четыре раза, но у девушки нет никаких сил на разговоры с подругой. 
Чертовы сны! Чертова лотерея! Чертовы цифры!
Главное, не думать о том, что бы она сделала с 17 миллионами евро, выигранные этим вечером каким-то другим счастливчиком.
Нет, это невыносимо!
Тоня хватает сумку. Где-то в ее недрах валяется вторая пачка. Сегодня она явно побила рекорд по курению.
Ну, и пусть.
Сигареты лежат на самом дне. Вместе с новенькой пачкой пальцы нащупывают странную плотную бумажку. 
Тоня вытаскивает непонятный квиток и, вскрикнув от неожиданности, тут же его роняет.
Ярко переливаясь многочисленными цветами, перед ней лежит купленный лотерейный билет с правильно зачеркнутыми цифрами. 
Ekaterina PERONNE
21/06/14, Париж
Все права защищены.

— Итак, я хочу знать, что конкретно Вы сделали, чтобы повысить продажи в своем отделе? И я надеюсь, что у Вас есть очень хорошее оправдание тому, что Вы не выполняете план! 
Лора грузно встает со стула и буравит меня своими маленькими, не накрашенными глазами. 
Я уныло вздыхаю. Моя начальница вновь решила проораться, а я, как самый нелюбимый подчиненный, естественно, попала под раздачу..
— Понимаете, в этом месяце планка была очень завышена по сравнению с предыдущим годом, и…
— Не нужно мне жалких объяснений! — истерически кричит Лора. 
Когда она так вопит, то капельки ее слюны имеют неосторожность приземлятся на близстоящих собеседниках. 
Я морщусь, стирая с щеки последствия ее гнева.
— Что это? — вдруг пугается Лора. 
Я благоразумно отступаю на шаг назад. 
— Вы о чем?
— Ваши ногти! — громогласно заявляет Лора.
Я испуганно смотрю на новый маникюр. Полупрозрачный розовый лак выглядит совершенно обычно. Что еще нужно этой старой карге?
Лора наклоняется ко мне через свой рабочий стол, и я заворожено смотрю на ее густые брови. Интересно, а она слышала о том, что их можно выщипывать? Как и о том, что в соседнем магазине продают хороший тональный крем и тушь для ресниц?
— НИКАКОГО ЛАКА ДЛЯ НОГТЕЙ! — от неожиданности я отскакиваю назад, попутно наступая самой себе на новую мозоль.
— Но он же полупрозрачный… — невнятно оправдываюсь я, с надеждой протягивая Лоре руки. — Вы говорили, что запрещаете яркие оттенки…
Она смотрит мне в глаза с такой злостью, что я замолкаю на полуслове. Ее лицо представляет собой загадочную смесь морщинок, прыщей и кругов под глазами. Она, наверное, и не знает, что в мире уже давно изобрели косметику, чтобы хоть как-то скрыть сие безобразие.
— Канди, Вы разочаровываете меня все больше и больше, — Лора хватает конверт со вчерашней выручкой и небрежно бросает мне десятку. — Купите себе что-нибудь, чтобы смыть эту гадость! У Вас десять минут!
— Я и сама могу себе позволить приобрести жидкость для снятия лака…
— О, ну, это ненадолго, — брезгливо улыбается Лора, — можете забыть о своей квартальной премии…
***
Ругая чертову начальницу очень некрасивыми словами, я бегу в соседний магазин. Как же я устала от ее придирок! 
«Паршивая продажа!» «Идите к клиентам!» «Прикажите своим продавщицам не разговаривать между собой!» «Заколите волосы!» «Смойте макияж!» «Никакого лака!» «Завтра Вы работаете с семи утра до часу ночи! Да, да, Вы не ослышались!» «Бездельница!»
О, Боже, как я ее НЕНАВИЖУ!
Грустно смывая дорогущий маникюр в закутке за кассой, где мы обычно упаковываем проданные товары, я ловлю участливые взгляды продавщиц из моей команды. 
Лору, капризную директрису магазина, здесь никто не любит. Она пришла к нам пять месяцев назад, когда ее предшественница ускакала на новую работу в Шанель. В первый же день эта мадам Недовольство выпустила свод из ста пятидесяти глупых правил. А через неделю в магазине появился новый кодекс, согласно которому всем работникам нещадно понизили зарплату. 
Задумавшись, над тем, как сильно наше сердце может ненавидеть совершенно чужого человека, я открываю рабочий e-mail. 
Тридцать новых писем, двенадцать из которых написала моя кошмарная директриса. 
Мы разговаривали в ее офисе пять минут назад, а она уже строчит мне мейлы. 
«Уважаемая Канди, спешу Вам сообщить, что весь Ваш отдел (женские туфли) лишается премии в этом месяце».
Черт!
«Уважаемая, Канди, просьба передать всему Вашему отделу (женские туфли), что послезавтра, 12 июня, я ожидаю всю команду к 8 часам утра для аттестации навыков продаж».
Вот карга!!
«Уважаемая Канди, мне необходим Ваш предварительный отчет по продажам за этот месяц. Представить его сегодня в 16.00 в моем кабинете».
Ядовитая змеюка! Я строчу ей отчеты каждые два дня! Это отнимает кучу времени на идиотскую и ненужную писанину. И я видела, как эта крыса безжалостно выбрасывает все наши бумажки в свою красную мусорную корзину.
«Уважаемая Канди, просьба принять к сведению, что я отказываю Вам в отпуске с 12 по 25 сентября. Этот месяц очень важен для нас, поэтому ни один начальник отдела не может уехать».
Старая, мерзкая жаба!
Я со всей силы кликаю мышью на крестик. Она отказывает мне в отпуске уже четвертый раз подряд. Всегда по одной и той же причине. А сама каждый второй уик-энд уматывает к своей тете в Калифорнию. 
«Я тоже ее ненавижу!»
Я удивленно смотрю на новый мейл. Отправитель: Тед. Это еще кто такой? Удивленная, я рассматриваю слегка мелькающий старый экран. 
«Эта старая карга лишила меня сна…» 
Вновь Тед. Возможно, кто-то из магазина решил пошутить. Или это Лора пытается найти на меня компромат?
Я быстро печатаю ответ.
«Не понимаю, о чем Вы говорите. С уважением, Канди.»
Если это проверка нашей хитрой директрисы, то я не собираюсь заглатывать крючок.
Буквально через пять секунд мне уже приходит ответ. Это точно не Лора: она не умеет быстро печатать.
«Да, неужели? Я лично не представляю, как Вы можете ее терпеть…»
«Вы вообще кто?» — отвечаю я, быстро оглядываясь через плечо. Кассир Седрик улыбается мне, выбивая чек для очередной покупательницы.
«Я ее муж», — гласит новое письмо.
Это что-то новенькое. Муж, который ненавидит мою директрису? Да и как вообще эта жирная корова может быть замужем?
«Вы даже не представляете, Канди, как я Вам сочувствую, — продолжает мой новый виртуальный собеседник. — Не хотите выпить по бокалу вина после работы?»
Я с интересом рассматриваю безразличные буквы. Это ловушка. Мне нельзя соглашаться.
«Канди, быстро ко мне в кабинет!» — гласит новое письмо. Лора. Еще не прооралась. Я безнадежно вздыхаю.
***
Я, наверное, окончательно сошла с ума. 
Бар «Миддлтон» встречает меня пустым полутемным залом и парой пьянчуг, громко кричащих откуда-то из-под барной стойки.
Я заказываю Маргариту и нерешительно присаживаюсь за самый дальний столик. 
— Привет.
Я поднимаю глаза. Симпатичный брюнет с голубыми глазами с интересом разглядывает мой пригубленный стакан.
— Я Тед.
— М-м-м… привет, — я неловко улыбаюсь. 
Он присаживается рядом, отпивая из огромной пивной кружки хороший глоток.
— Итак, Тед, — я несмело смотрю ему в глаза, — зачем же ты мне написал?
Он грустно улыбается.
— Я больше не выношу свою жену… 
Отличное начало разговора. Ну, а я-то здесь причем?
— И ты решил познакомиться со мной?
— Что-то вроде того, — он безумно мило пожимает плечами.
— Враг моего врага – мой друг? — с интересом спрашиваю я, отпивая новый глоток.
— А почему бы и нет? — Тед смотрит мне прямо в глаза. 
Как же повезло этой старой карге! Ее муж – просто ваяние греческих скульпторов. Воплощение красоты. Я наивно хлопаю ресницами. Боже, неужели я строю глазки супругу моей директрисы? Так низко я еще не опускалась…
***
Четыре бокала Маргариты спустя, мы смеемся, матеря нашу ненавистную Лору и рассказывая друг другу байки из ее скудной жизни. Слегка краснея, я приглашаю Теда на чашку кофе.
Я живу в трех кварталах от этого скучного бара. 
Когда мы заходим ко мне в квартиру, опьяненный разум вдруг встревожено просыпается. 
Незнакомый человек у меня дома. 
Я затыкаю внутренний голос еще одним бокалом вина. Тед рассказывает мне, как Лора заставила его перекрасить обои в оранжевый цвет. 
— Я ее ненавижу, — грустно добавляет он, отпивая глоток из моего стакана. 
— Я тоже…
Надеюсь, что у него нет диктофона, записывающего мою страстную речь для Лоры. Ой-ой-ой, почему я раньше об этом не подумала?
Я бросаю тревожный взгляд на карман его джинсов. Но Тед совершенно по-другому понимает мой интерес. Он решительно кладет руку мне на плечо, притягивает мое ослабленное алкоголем тело к своему и страстно целует взасос.
Остатки самоконтроля улетучиваются сами собой. Голова приятно кружится от немерного количества алкоголя и внезапного желания близости. Руки сами собой переплетаются на его шее. 
***
Утром я долго лежу с закрытыми глазами.
Боже, пусть это будет просто сон. Я отдаю себе отчет, что практически ничего не помню из прошедшей ночи. Голова противно кружится. Я все еще пьяна.
Ладно. Вполне возможно, что мне это просто приснилось. Я заставляю себя открыть глаза.
Смятая постель божественно пуста. 
О, неужели это и правда был просто сон?
Облегчение и разочарование одновременно наваливаются на плечи, когда на тумбочке я вижу кусочек белой бумаги.
«Спасибо за прекрасную ночь. Ты идеальна… Тед»
О, черт! Черт! Черт!
Я переспала с мужем своей начальницы. 
*** 
Лора сегодня выглядит еще хуже, чем вчера. Круги под глазами подчеркивают глубокие морщины. С нее можно писать пособие о том, как выглядеть на все пятьдесят в свои тридцать восемь лет. 
Пока она проводит привычную утреннюю планерку, я виновато пялюсь на свой пластиковый стаканчик с черным кофе. Все-таки, я ей отомстила, хотя меня совершенно не радует выбранный способ.
— Каждый продавец должен продать сегодня на пять тысяч долларов! — отчаянно вопит она, бросая на меня ненавистные взгляды.
О, святая Мария, неужели она знает?
— Всем приятного дня, — заканчивает Лора свою тираду. Я облегченно вздыхаю, пытаясь побыстрей ускользнуть в торговый зал.
— Канди! — директриса смотрит мне прямо в глаза. — Задержитесь на минутку.
Вот черт! 
Я профессионально улыбаюсь, нервно вцепившись в стаканчик с остывшим кофе.
Она знает.
Нет. 
Не может быть.
— Канди, — удивительно ласковым голосом продолжает моя директриса, когда все начальники отделов, кидая на меня сочувственные взгляды, оставляют кабинет. — Я перечитала Ваш отчет по продажам.
Я киваю, пытаясь выглядеть совершенно естественно.
— Ваш отдел уже пятый месяц не выполняет свой план.
Если бы это был только мой отдел. Весь наш магазин теряет в продажах. 
— Лора, Вы же понимаете, что в стране сейчас кризис и…
— Снова жалкие оправдания, — парирует она, вертя в руках мой отчет. — Вы просто не можете признать, что не справляетесь со своими обязанностями…
Интересно, что я могу поделать с тем фактом, что люди не заходят в наш дорогущий магазин? Может, выйти на улицу и начать танцевать стриптиз, привлекая богатых зевак?
— Сегодня утром я разговаривала с директором Американской зоны наших бутиков, — Лора торжествующе смотрит на меня, и я испуганно киваю, изо всех сил сжимая ни в чем неповинный стакан. — Мы решили, что нам нужны новые специалисты. Мотивированные. Энергичные. Сильные.
Я пожимаю плечами. Если Лора хочет таких же гнилых работников, как и она сама, то на продажах можно поставить крест. Не хватало еще, чтобы наши немногие покупатели активно атаковались бандой настойчивых продавцов. Да они сбегут сломя голову от их навязчивого: «Чем я могу Вам помочь?» или «Не проходите мимо новой коллекции…»
— Понимаете, Лора, наш магазин всегда гордился своей политикой люксовых продаж, — несмело начинаю я защищать свою команду. — В правилах продавца четко определены границы, через которые умелый работник не должен переступать…
— О, это не проблема, — директриса достает толстую пачку исписанной бумаги, — теперь у нас будут новые правила. Мы будем продавать, даже если нам придется для этого взять покупателя в заложники. И я хочу новых лидеров, способных на это. Вы уволены.
***
Я закрываю дверь. Вырубаю мобильный. Достаю из шкафчика таблетку снотворного.
Не думать.
Эта стерва уволила меня лишь из-за того, что я переспала с ее мужем.
Нет. Я запрещаю себе думать.
Она все подстроила, как только узнала, что…
НЕТ!
Подсознание активно борется с запретом. Но я и сама хороша. Какого черта, скажите мне на милость, я полезла в штаны к ее благоверному?
***
В 12 часов ночи меня будит продолжительный и тревожный звонок в дверь. Шатаясь, я иду в коридор, пытаясь сбросить с себя остатки сна. На пороге стоит испуганный Тед и, поборов резкое желание послать его ко всем чертям, я открываю несложный замок.
— Тед?
Может, она выгнала его из дома?
— О, Канди! — он страстно целует меня в губы. — Моя малышка Канди…
Я отвечаю на его внезапный и сумасшедший поцелуй.
— Что случилось?
Мой взгляд падает на его руку, в которой решительно сжимается окровавленный нож. Остатки сна сразу же улетучиваются. 
— Тед?
Я испуганно отступаю назад. 
— Я убил ее, Канди. Я убил эту чертову стерву, которая портила нам жизнь!
— Ч-что?
Еще шаг назад. 
— Ты сошел с ума?
Тед вертит в руках огромный кухонный нож, и капельки крови падают на мой нежно бежевый ковер.
— Она отравляла твое существование! Она уволила тебя! И вместо благодарности, ты спрашиваешь, сошел ли я с ума?
Его голубые глаза кажутся совершенно безумными.
— Боже, Тед…
— Ты ничем не лучше, чем она!
Шаг назад. Кончиками пальцев я нащупываю невысокий комод, на котором стоит огромный серебряный кубок за мои давние успехи в теннисе.
— Нет, я не это хотела сказать…
— Ты же не расскажешь? Никому не расскажешь?
— Нет, что ты… — для убедительности я активно качаю головой. — Это будет только наш секрет, Тед…
— Ты врешь, мерзкая неблагодарная шлю…
Он не успевает закончить фразы, как я швыряю в него старым увесистым кубком. 
— Сумасшедший ублюдок! — даже не посмотрев, какую часть его тела атаковал мой верный трофей, я бегу в спальню и испуганно захлопываю дверь.
Погони не слышно, возможно, я отправила безумного психа в нокаут.
Я хватаю телефон. 911. Срочно. Я не позволю этой глупой семейке отнять у меня не только работу, но и жизнь.
***
Инспектор Фредерик с интересом рассматривает мои оголенные ноги. Я все еще сижу в пижаме на своей кровати, не в силах надеть хоть какой-то приличный халат.
— Канди, Ваша бывшая начальница была найдена у себя в постели с шестью ножевыми ранениями, несовместимыми с жизнью.
Я сглатываю мерзкий комок, застрявший в горле. А ведь ее участь могла бы повторить и я…
— Я же говорю Вам, это Тед, ее муж…
Подлый псих сбежал из моей квартиры до приезда полиции.
— Канди, — Фредерик задумчиво отрывает взгляд от моих неприкрытых конечностей. — Вы утверждаете, что он пришел к Вам ночью… Но камера Вашего подъезда не зафиксировала никаких посторонних.
— Но…
Фредерик качает головой.
— В 12 часов ночи в подъезд вошел лишь один человек. Перепачканный кровью. И с ножом в руках. 
Он делает эффектную паузу. 
— Это были Вы.
— Как это?
— Канди, Ваша начальница никогда не была замужем. Никакого Теда не существует.
Ekaterina PERONNE
21/06/2014, Париж
Все права защищены.

— Извините, а можно, пожалуйста, мне место у окна? 
— Нет, специально мы этого сделать не можем. Все распределяется автоматически, — ответили мне на стойке регистрации, и я разочарованно вытянула губы, хватая паспорт с билетом и уступая место Саше. 
— Ну, ты прямо как маленькая, — усмехнулся Саша и подмигнул мне. — Что там возле окна смотреть? Облака? 
— Угу. А если нет, тогда я просто буду спать. 
— Попробуй, — Саша шутливо ткнул меня пальцем в бок. 
— Паспорт доставай. Очередь задерживаешь! — засмеялась я и пошла, догонять Таню с Котом, которые уже были на предполетном осмотре. 

Через полчаса все мы прошли регистрацию и проверку, переместившись в автобус, который вот-вот должен был отправиться к трапу самолета. 
— Знаешь, Кот, — говорила Таня своему мужу, — это, правда, последний самый раз, когда я лечу на самолете. Лучше поездом. 
— Да ну — весело воскликнула я, копаясь в своем смартфоне и разглядывая последние фотографии. — Я тоже боялась, а теперь абсолютно пофиг. Не знаю, как вы, а я вообще сплю всю дорогу, весь полет то есть. 
— Это потому что тебя автоматически распределили так, чтобы ты не пялилась на облака, — Саша хихикнул, а потом сделал сосредоточенный вид, читая что-то в своем билете. 
Я беззлобно фыркнула и улыбнулась. 
— Она еще спит! — возмутилась Таня. — Ты еще не видела и не чувствовала, как самолет трясет, и когда молнии туда-сюда шныряют! А потом ты выходишь из аэропорта под натуральный шквал и по колено в воде! Нет, это последний раз, только ради встречи, ребят. Лучше поездом. 
— Ну, — наконец-то вставил свое слово Кот, — если ты не упадешь с самолетом, ты упадешь с верхней полки плацкарта. Одно из двух. 
Я прыснула со смеху, Саша тоже собирался что-то вставить, но Ваня, молчавший все это время, произнес: 
— Ребят, прямо самое время это обсуждать перед полетом. Вы, как всегда, в нужное время и в нужном месте. 
— Иначе никак, — подтвердил Кот. 

Автобус двинулся с места, отдаляясь от здания аэропорта все дальше. В салоне включился свет, но тишины в нем не было никакой. Друзья, которые никогда не виделись и общались по сети, решили встретиться большой компанией. У каждого были свои дела, свои заботы и свои проблемы, но сегодня был тот день, когда на время можно было позабыть об этом. Звонкий смех и веселые разговоры лились бурным потоком и не прекращались до самой посадки. Даже рассаживаясь на свои места, ребята не переставали шутить и подкалывать друг друга. 
Места достались им в передней части воздушного судна. Людей этим рейсом летело не так много, и многие разместились в «хвосте», а большинство мест оставались пустыми. 
— О, Котяра, мы сидим с тобой! — Таня прошла мимо меня с Ваней, уже сидевших в своих креслах позади Тани с Котом. 

— И? Как тебе Екатеринбург? — доставая наушники, спросила я у Вани, который задумчиво рассматривал аэропорт, на этажах которого, за стеклом, сновали люди. 
— Честно, говоря, я так и не понял. Ведь я был здесь всего один день. Каждый город красив по-своему, да и для меня это не так важно. 
— А что важно? 
— Ну, сама подумай, — Ваня удивленно уставился на меня. — Мы столько времени, больше двух лет, общались просто по инету, жили в разных странах и городах, а теперь вот встретились. Это же круто. 
— Ты прав, — я улыбнулась и задумчиво посмотрела в спинку кресла. — Такое бывает редко. У Тани вот я уже была, да и мы с ней землячки, вот бывает же. Вообще не представляю, как я без вас всех. Эх, дружба-дружба — крепче каната. 
С этими словами я глубоко вздохнула, шумно выдохнула, небрежно бросила сумку на колени и закрыла глаза. 

«Доброе утро, дамы и господа! Командир и экипаж рады приветствовать вас на борту самолета авиакомпании «S7 Airlines». Время в пути: 2 часа и 40 минут. Будьте любезны, застегните ремни безопасности и подтяните их по размеру. Мы желаем Вам приятного полета!». 
— Все, скоро взлетаем, — проговорил Саша, сидевший от меня через проход. — П-с, детка, не хочешь посидеть возле окна? 
Я приоткрыла один глаз и, насупившись, уставилась на него. Сашка загадочно улыбался и кивал на свободные места. 
— Потом! — шикнула я ему и отвернулась, но идея пересесть мне пришлась по душе, ведь сидеть в середине чертовски неудобно. Авось, стюардесса не заметит, если перепрыгнуть к Саше. 

Вскоре самолет пошел на взлет, набирая скорость. Я приготовилась к этому взлету, вцепившись в ручки кресла так, что побелели костяшки на пальцах, но внезапно нас в салоне резко тряхнуло. Пристегнутые пассажиры подались на мгновение вперед, а я по инерции больно врезалась затылком в кресло, прикусив при этом язык. 
— Что это? — сидевшая впереди Таня высунулась в проход между креслами. 
Я молча разглядывала ее короткую стрижку, стараясь отвлечься от плохих мыслей. Было видно, что Таня тоже занервничала, да и остальные стали озираться по сторонам. 
— Спокойно — стюардесса вышла в салон. — Скоро взлетим. Ничего страшного не произошло. Сохраняйте, пожалуйста, спокойствие. 

Я подождала, когда она пройдет вперед и отстегнула ремень безопасности. 
— Ты куда это? — Ваня недоуменно наблюдал за мной. 
— Зыркать на облака, — я улыбнулась, показала ему язык и переместилась на место к Саше, который уступил мне сесть у иллюминатора. 
— Девушка! Молодой человек! — стюардесса стояла возле меня с Сашей и сверлила нас своим взглядом. — Пристегните ремни безопасности! 
— Хорошо-хорошо! — ответил ей Саша, поспешно пристегиваясь. 
— Кажется, не заметила — шепнула я ему. 
— Ну, значит, все. Облака твои, — усмехнулся он. — Смотри сколько угодно. 

Я поерзала еще немного и уселась удобнее, наблюдая, как здания потихоньку убегают вдаль, так как самолет вновь набрал скорость, бесшумно спрятал шасси и взмыл ввысь. 
На взлете мое сердце «упало» в районе пятой точки, а остальные внутренности, казалось, просто «прилипли» к спине, но так, наверное, у всех бывает. Я вновь посмотрела в иллюминатор, а за ним все внизу стремительно уменьшалось, ведь мы уже поднимались в небо. 
Внезапно самолет стал резко заваливаться вниз. Я сначала не придала этому значения, но в салоне вновь началась тряска, как и в первый раз, только уже намного сильнее. Нас болтало, как селедку в банке, вещи вылетали с верхних полок, люди выпали в проход — это были те, кто уже успел отстегнуться. Я зажмурилась, дыхание мое участилось, мне стало очень страшно, волосы буквально зашевелились на голове, а внутри все съежилось в тяжелый ноющий ком. Потом самолет на некоторое время завис в воздухе, а дальше… Я поняла одно: мы падаем. В иллюминаторе все стремительно проносилось, стоял неимоверный шум и свист. Никто не кричал, видимо, еще не совсем дошла паника до сознания людей. Мое же сердце провалилось куда-то вниз, а затем подскочило к самому горлу. Я зажмурилась и почувствовала острую боль в груди. Бешеный страх захватил все мое тело окончательно. В голове крутились мысли: «Мы падаем, Боже, мы падаем. Мы сейчас разобьемся!». 
Мое сознание начало отключаться, лишь взгляд успел уловить раскрасневшееся каменное лицо Саши, а затем дикая боль, обжигая, разодрала мою грудь, и я отключилась. Помню только, как затуманивались мои глаза, а перед ними промелькнули мои колени и спинка переднего сидения. 

***

Какой-то секундный щелчок. Мгновение. 
Я открыла глаза и поняла, что стою на взлетной полосе, а вокруг кричат и бегают люди. Я посмотрела в небо и была просто ошарашена: что, черт возьми, происходит? Синее летнее небо со свистом разрезал зеленый самолет, который стремительно падал вниз. Ведь недавно там сидела я! Как такое возможно, почему я на взлетной полосе?!
Додумать я не успела. Под крики людей самолет с оглушающим ревом и грохотом рухнул вниз, с большой скоростью врезаясь в землю и зацепив крылом здание аэропорта. Вмиг в небо взвились марево огня и клубы черного дыма. С некоторых этажей аэропорта вылетели стекла, выбились металлические перекладины. Провода оторвались, задело и разрушило мосты-трапы, а тысячи обломков раскидало на много метров вокруг. 

Время для меня остановилось. Я стояла окаменевшая, непонимающая вообще ничего, наблюдавшая за всем этим кошмаром как завороженная. Шок охватил меня и парализовал, а я смотрела на пылающий разрушенный самолет, слушала испуганные крики и ничего, абсолютно ничего не могла сделать — даже пошевелиться. Я просто не могла уложить в своей голове то, что это происходит здесь и сейчас. Со мной. С нами. 
А где же ребята? Если я здесь, то...
— «Весело», да? — я услышала знакомый голос и обернулась. 
— Как тебе шоу? — вновь задала вопрос Таня. 
Ее голос был каким-то ровным и безразличным. 
Я ничего не понимала. Губы мои задрожали, и я что-то хотела пролепетать, но взгляд мой задержался за Таниной спиной. Позади нее стояли все мои друзья, а еще чуть дальше шли к нам остальные пассажиры самолета, которые не остановились, а лишь молча, небольшой вереницей, прошли в сторону пламени, охватившего обломки. Я заглядывала в их отрешенные лица и пыталась для себя все прояснить. 
— А как... — вслух рассуждала я, уставившись в пол, — как самолет? Мы же… 
— Юль... — тихо произнес Ваня, стоявший рядом с Таней. 
— Подожди, Вань, мы же сидели в самолете, а потом вдруг... здесь, а он там... и он упал... 
— Юля... 
— Я не могу понять! Мы... 
— Юль, мы мертвы, — Таня посмотрела на меня и больше не произнесла ни слова, ожидая моего ответа. 
— Как? — это все, что смогла вымолвить я после недолгого молчания. 
— А вот так, — Таня кивнула в сторону пляшущего пламени. — Все мы там. Вот куда души идут. Обратно. 
— Зачем они идут обратно? — Ваня задал вопрос, и сам было шагнул вперед, но помялся и вернулся назад. 
— Ищут свои тела — ответил Кот. — После смерти есть еще какой-то шанс для души, чтобы вернуться. Вот и они надеются. Не все сейчас готовы смириться, только вот я... 
Договорить он не успел, из нашей толпы вырвался Саша и, не говоря ни слова и не оглядываясь на нас, устремился к месту крушения. — И он туда же. 
— А почему бы и нам не попробовать?! — воскликнула я. 
Я не хотела верить в свою смерть и смерть остальных. Все это казалось мне дичайшим сном, от которого я вот-вот проснусь. Не хотела я принимать тот факт, что нас в живых больше нет, и что там, под обломками самолета, лежат наши искалеченные окровавленные трупы. Нет... 
— Давайте тоже пойдем туда и попробуем! Мы... 
— Пробуйте, товарищи-бояре, а я с вами просто рядом постою, — ответила мне Таня. 
— Почему? 
— Я бы рада попробовать, честно, но моя прекрасная нога лежит вон там, под фюзеляжем. Это все, что осталось от меня. У меня ничего не выйдет. 
— А я не хочу жить с одной Таниной ногой, да и я сильно обгорел, — вступил в разговор Кот, не изменяя своим прижизненным шуткам — так что мы останемся здесь, а вы попытайтесь, молодчики. Но вряд ли что-то из этого у вас выйдет. 

***

Мы медленно двигались сквозь снующих пожарных, врачей и других пробегающих людей. Я тоскливо смотрела на обломки, на остатки порванных кресел, ошметки бывшего багажа и останки тел. Страшная картина. Грязный башмачок, куски чьей-то бывшей сумки, обгоревший паспорт, серьезное лицо на снимке. Кровь... Она была везде, вместе с языками пламени и клубящимся дымом. 
Я не могла плакать, лишь с какой-то сильной грустью и почти безнадежностью смотрела на все. В воздухе витали боль, безысходность, страх и протяжная, поднывающая тоска вперемешку с ужасом. 
Мне хотелось найти свое тело. Хоть без ноги, хоть без руки, но найти. И я продолжала бродить меж останков вместе с остальными погибшими, сквозь которых проносились живые. Это все было просто немыслимо... 

— Как думаешь, а что ТАМ? — подошел ко мне Ваня и заглянул прямо в глаза. 
Его же глаза больше не блестели. Он был словно фотография — осколок прошлого без признаков жизни, а впрочем, как и я. 
— Там — это где? — переспросила я. 
— Ну. Вот куда мы уйдем потом? 
— Жить уйдем. Ведь ты со мной, да, Вань? Нашел себя? 
— Я не хочу... 
— Не хочешь?! — я непонимающе уставилась на него. 
— Я не могу тебе все рассказать, но если кратко, то сейчас мне не так больно, как было при жизни. Я освободился, Юль. Зачем мне возвращать эту боль обратно? И, кто знает, может, я смогу начать все по-новому. Сначала... 
Он потупил свой взгляд, а я не стала спорить, мне лишь стало как-то обидно и еще чуть тоскливее. 
— Твое решение. Но мне будет жаль. Я не смогу тебя заставить, но и не хочу, чтобы ты страдал. 
— Все нормально. Я сделал свой выбор. 

Вдруг впереди я увидела женщину, сидящую на корточках, которая что-то торопливо записывала. Ветер развевал ее короткие волосы, но я не чувствовала этого ветра. Рядом с ней лежало тело, обернутое в черный пакет. Я стремительно рванула туда. Просто знала, что должна быть там. 
Я приблизилась к трупу и взглянула внутрь пакета, из которого было видно лицо, оголенные плечи с остатками одежды и окровавленную грудь. Лицо же было бледное, с разводами грязи и крови. Ресницы слиплись, тушь растеклась, а волосы словно склеились и превратились в спутанные комья. Безжизненное лицо — мое лицо. Да, оно было моим! 

Как бы повели себя, видя самого себя со стороны? Видя свое мертвое, холодное, израненное и такое жалкое тело?
Когда я посмотрела на свои закрытые глаза, грязную окровавленную грудь и на кровь, которая уже растеклась под шеей и вместе с пакетом прилипала к коже, все вокруг замерло для меня. Звуки пропали, все исчезло вмиг, остались только печаль, дикая жалость к самой себе и понимание того, что это все. Это конец. Но как? Я не хочу. Моя земная жизнь закончена, не будет ни любви, ни тоски, ни жалости, ни злости, ни работы, кредитов, квартиры, детей, того людского быта. Не будет ровным счетом НИЧЕГО, а скоро тебя увезут в морг, вскроют, зашьют и сдадут убитым горем родственникам. Все закончилось, Юля. Раз и навсегда. 

— Ничего не выйдет, Юлич. Органы наверняка каша. Ты не заведешь рабочей батарейкой часы со сломанными деталями. Смирись, — ровным голосом сказала Таня, стоявшая позади. 
Она была по-прежнему безразлична. На мгновение мне показалось, что она отпустила все земные эмоции или почти отпустила их, смирившись со своей судьбой. 
— Дохлый номер, — согласился Кот. — Очень дохлый. Прямо не оживляемый. 
Я оглянулась на них, потом снова перевела взгляд на свой труп. Ветер откинул край пакета, я увидела, что все тело целое, хоть и сильно окровавленное, а затем приняла окончательное решение попробовать. 
Я коснулась своего лица полупрозрачными тоненькими руками призрака, провела пальцами, как мать проводит по щекам своего ребенка. Никогда за всю ту свою жизнь мне не было так жаль. Мой взгляд зацепился на посиневших губах, и меня словно прорвало: 
— Юля, черт тебя побери! Вставай, ну давай! Ну, чего же ты? 
Я неистово кричала, делая жалкие попытки «впрыгнуть» в свое же тело. 
— Ты же целая, че ж ты дохнуть-то собралась? Не смей! Не смей! 

Живые меня не слышали, слышали только Таня, Ваня, Кот и остальные, кто погиб в этом злосчастном самолете. И те ухмылялись, наблюдая за мной, как за представлением из цирка Шапито. 
— Шальная ты баба, Корнева — Таня усмехнулась, — что при земной жизни, что после нее. Я бы посмотрела на тебя, если бы от тебя нога осталась, например. 
Кот гоготнул, а Ваня вздохнул, озираясь по сторонам и делая вид, что не смотрит в мою сторону. Я же не обращала внимания и не отвечала, лишь продолжала скакать вокруг тела и пыталась оживить саму себя. 

— Если бы я сейчас могла, то заплакала, наверное, — шепнула я спустя какое-то время, отворачиваясь и пытаясь принять свою смерть. 
Еще раз провела рукой по своему лицу, как бы закрывая и без того закрытые глаза и давая понять остальным, что мои попытки окончены, но внезапно передо мной все потемнело. Все пропало из вида, наступила кромешная тьма. Я пыталась кричать, но не услышала собственного голоса, а саму меня потянуло куда-то вниз, как в воронку, да еще так стремительно, что ничего не удалось сообразить. 

***

Я сделала хриплый и болезненный вдох. Запах гари, запах крови...
Я почувствовала холод, губы ссохлись. Было противно, неуютно и страшно больно. Грудь сдавило, спину разрывало так, словно тысячи острых ножей вонзились в нее разом. Малейшее шевеление причиняло мне ужасные страдания. Мое сознание то терялось, то возвращалось, но я успела заметить ту самую женщину с блокнотом, которая встала, посмотрела на меня, и глаза ее широко открылись. Потом я увидела Таню. Она была прозрачной, просто дымка, но это была она. Таня махнула мне рукой, а я же, сквозь затуманенное сознание и дикую боль, улыбнулась ей. Рядом со мной еще кого-то погружали на носилки врачи. Кто-то еще выжил, значит, у кого-то тоже получилось... 

— Аккуратнее берите! Не снимайте это! Отойдите! — кричал мужчина рядом со мной. 
Он кричал так громко, что мне казалось, что мой мозг вот-вот взорвется. Боль была невыносимая, и перед тем, как потерять сознание, я подумала о том, что после случившегося я никому не расскажу, что видела за гранью. Пусть об этом знаю только я и тот, кто выжил. Пусть это останется тайной, но теперь я смотрю на этот мир иначе и точно знаю то, что жизнь не заканчивается, просто начинается новая. 
Смерти нет...

Источник: 4stor.ru
Автор: Lynx

Игра называлась «Чертик исполнит желание». Некий дурацкий обряд вызова нечистого духа с кучей ненужной атрибутики и глупых заклинаний.
Его нашла в Интернете малышка Молли. Старшая Дана загорелась идеей устроить игру на свой четырнадцатый день рождения. Семилетний Каспер внезапно поддержал сестер. Наверное, он просто не хотел показаться трусом. Вечно нервная мамаша с легкостью согласилась, решив при этом сэкономить на клоуне и аттракционах. Ну, а мнение мистера Флетчера, главы семейства, никогда особо и не учитывалось. Тем более, что он, как всегда, уехал в командировку.
Подготовку глупого таинства посвятили мне. А кому же еще, как не русской няньке, презираемой сей дружной семейкой, заниматься подобными вещами? 
Позавтракав на бегу противным черным кофе без сахара, я отправляюсь в город на поиски всякой чуши, вроде черных свечей, крупной соли, кроваво-красных ниток, разноцветных мелков, зеркал в черной оправе и дешевой губной помады. 
День не задался с самого утра.
Телефон надсадно звонит каждые пять минут: миссис Флетчер явно изнывает от желания командовать.
— Мария, зайдите в булочную и купите 12… нет, 10… нет, 8 эклеров. 
— Да, конечно…
— Мария, Вы где? — через пять минут кричит она, разрывая мои страдающие ушные перепонки. — Зайдите еще и в пиццерию. Я не могу им дозвониться!
— Обязательно…
— Мария, почему Вы так долго не отвечаете? — вновь вопит раскалившаяся трубка. — У нас закончилось оливковое масло…
Я официально проклинаю тот день, когда решила поехать в Америку. Программа Fille au Pair казалась такой заманчивой и простой. Но никто не предупредил о сумасшедшей стерве, решившей раз и навсегда уничтожить во мне личность.
— Мария! 
О, Боже!
— Да, Эрика.
— Вы неправильно застелили кровати.
— Простите?
— Разве Вы не знаете, что нужно снимать простыни и вытряхивать их в окно?
Она это серьезно? А может быть еще и стирать их каждое утро с помощью старой зубной щетки и хозяйственного мыла?
— Хорошо. Я перестелю, как только приеду домой.
Загруженная пакетами, словно караван безумных верблюдов, я открываю дверь.
— Ну, наконец-то! — Эрика ждет меня на пороге и ее гнусная улыбка не предвещает ничего хорошего. — Нужно погладить голубое платье Даны. И, конечно, рубашку для Каспера.
Я мысленно вздыхаю.
Нашла себе Золушку. Вообще-то в моем контракте прописано, что я НЯНЯ, а не поломойка. И должна помогать по хозяйству в рамках трех часов в неделю. Но этот пункт почему-то изначально не воспринимался всерьез. 
Я бесцеремонно смотрю на стакан в руках хозяйки. Двойной виски. А еще даже нет двенадцати часов дня!
— Ах, да, Мария, мы, наконец-то починили Вам машину, — Эрика небрежно кидает мне ключи, — так что Вам не придется больше брать мою.
Починили? Скажешь тоже. Эта рухлядь старше моей бабушки. Но ревнивая миссис Флетчер ненавидит, когда я беру ее любимый джип.
Мерзкая пиявка! Старая морщинистая лошадь! Пьяная курица! 
Обзывая Эрику всеми доступными мне ругательствами, я отмываю почерневший камин. 
— Ах, Фло, я так устала, — болтает по телефону хозяйка, закалывая волосы своей отвратительной фиолетовой заколкой Hello Kitty. — Завтра день рождения у Даны, и я просто выбилась из сил…
Я сливаю почерневшую воду, изо всех сил борясь с иронической улыбкой. Интересно, она так утомилась, потому что натерла свою пятую точку об диван? Или от того, что выпила за утро уже три двойных виски?
— Ах, наша няня au pair? — Эрика прикуривает сигарету. — Помогает, конечно, но, Боже, Фло, она такая непутевая…
Вооружившись пылесосом, я решительно ухожу атаковать пыль в спальнях. Мне не хочется вновь выслушивать ее несправедливую критику. 
В восемь вечера, привычно мечтая о мягкой подушке, я накрываю на стол. Эрика ушла к подруге на чашку чая, а точнее пару бокалов дешевого чилийского вина. 
Дети, как всегда, шумят и неохотно едят овощи. Дана задирает Каспера, напоминая ему о том дурацком случае в бассейне. Молли брезгливо вытаскивает из тарелки обжаренный лук. 
Ну, давайте. Доедайте уже и выметайтесь. 
А я помою посуду, выпью стакан зеленого чая с медом и отправлюсь в желанную постель…
Телефон нервно тренькает в кармане, рассеивая мечты о заслуженном отдыхе.
— Да, Эрика.
— Мария, я совсем забыла вам сказать…
Как же я ненавижу эту чертову болотную жабу!
— Нужно почистить пару килограммов картошки. И отмойте фритюрницу. Она – в гараже в синем шкафу.
Пока я энергично работаю стареньким ножиком, представляя, что снимаю им кожу не с потрепанного овоща, а с лица ненавистной хозяйки, дети заканчивают трапезу.
Каспер приносит мне грязные тарелки. 
Какой же он милый. Хотя с возрастом это, наверняка, пройдет. Еще пара-тройка лет жизни в семейном гадюшнике, и на доброте мальчика можно смело ставить жирный крест.
— Мне скучно, — Дана задумчиво крутит в руках мобильник.
— А можно я сегодня посмотрю мультики? — Каспер тянет меня за застиранный фартук.
— Мария, ты поможешь мне с математикой? — Молли невинно улыбается.
— Ты не сделала уроки? — я в ужасе роняю неудобный нож.
— Ну, я…
— Мультики! — капризничает Каспер.
— А ты купила черные свечи? — Дана решительно отстраняет младшего брата.
Боже! Торжественно клянусь, что никогда не буду заводить детей.
— Молли, быстро пошла в свою комнату! Через 20 минут я проверю математику. Каспер, сейчас включу тебе все, что хочешь, только замолчи! Дана, конечно же, купила. Посмотри в пакете на нижней полке.
Я вздыхаю. Дети, наконец-то замолкают. Старшая роется в шкафу и восторженно достает вещи, купленные для ее малоумного обряда.
— О! Молли, смотри, тут столько всего интересного.
Каспер нерешительно подключается к сестрам.
— Мария, я хочу попробовать вызвать чертика прямо сейчас.
Я нервно швыряю в кастрюлю очередную картошину.
— Но, милая, мы же планировали, что сделаем это завтра?
— А вдруг завтра не получится?
— Но…
— Так, что здесь происходит? — в кухню вваливается пьяная Эрика. 
— Мама! 
— Мама!
— А Мария не хочет со мной играть!
Ох уж этот сумасшедший дом. 
— Что-о-о? — бегающие глаза Эрики угрожающе расширяются. — Как это не хочет?
Ну вот. Эта коровья какашка по имени Эрика сейчас устроит свой очередной алкогольный скандал.
Спустя полчаса пьяных упреков и добросовестного скобления фритюрницы, я уныло плетусь наверх. Дана и Молли взбудоражено бегают по комнате, пиная праздничные шарики. Каспер заворожено сидит в углу.
Банда малолетних преступников.
Я рисую помадой на зеркалах загадочные символы. Затем беру белый мел.
Эрика с неизменным стаканом дешевого виски заходит проведать своих сумасшедших отпрысков.
— Мария, ты неправильно делаешь, — безжалостно сообщает Дана. — Звезда на полу должна быть ровной!
Эрика криво ухмыляется.
— А что ты хотела от этой полоумной русской? 
Я стискиваю зубы. 
А что я хотела от этой помойной жабы? 
— Мама, а это не страшно? — жалобно протягивает Каспер.
— Ой, ой! Осторожно, а то наш мальчик опять описается! — радостно горланит Молли.
— Я уже взрослый, — обижается Каспер.
— А я загадаю чертику желание, чтобы ты снова наделал в штаны, — распаляется Дана.
Я ставлю в центр рисунка чадящую черную свечу, обмотанную красными нитками.
— Я пошла спать, — мамаша Флетчер допивает содержимое стакана. — Мария, когда вы закончите, уберите тут все.
Гнусная старая летучая мышь!
Я с ненавистью вырубаю свет. Дети рассаживаются вокруг меня и нерешительно замолкают. 
Дана дрожащим голосом читает странные заклинания.
Какой идиотизм! Мой рабочий день вообще-то закончился два часа назад. 
— Мне страшно, — пищит Картер.
— Ш-ш-ш… — взволнованно обрывает его Молли.
О Боги! Мне осталось всего три месяца. А затем я наконец-то вернусь домой…
— Шлабер макардо нетриууу, — важно произносит Дана.
И больше никогда в жизни я не поведусь на такие сомнительные проекты…
— Приди, приди, приди!
Дана замолкает. Воск от свечи бессердечно капает на паркет. И мне еще придется долго отмывать это безрассудство. Чертова Эрика. Старая вонючая гадюка.
Резкий порыв ветра распахивает приоткрытое окно. Свеча падает и гаснет.
— А-а-а-а-а! — в голос визжат Дана и Молли. 
— МАМА! — перекрывает их крик Каспер.
Я слышу, как лопается в темноте один из надувных шаров.
Спотыкаясь о напомаженные зеркала и чьи-то тяжелые туфли, я прорываюсь к выключателю. Девчонки, поджав ноги, сидят на кровати. Каспер бьется в истерике на полу. Свет, однако, приводит их в чувство. Крики постепенно умолкают.
— Классно, — испуганно шепчет Дана.
— Смотри, а Каспер и впрямь описался, — Молли деловито спрыгивает с кровати. 
Я удрученно качаю головой. 
— Всем чистить зубы и спать. Каспер, пойдем, поменяем тебе пижаму.
Пока я разбираюсь с мокрыми одеждами, коварные сестренки лопают еще пару воздушных шаров. Уложив, наконец, перепуганного ребенка, я отработанными движениями тряпки смываю мел и соль. Затем отскабливаю черный въедливый воск.
Эрика не появляется. Она, наверное, действительно хорошо напилась, раз не слышала криков. Тем лучше. Я, наконец, могу немного передохнуть. 
Хотя. Что это за звук? 
Словно вскипевший чайник. Или сломанный телевизор? Я удивленно останавливаюсь перед спальней хозяйки. Там что-то явно происходит.
Я несмело кладу ладонь на дверную ручку. 
— Миссис Флетчер? 
Плохо ей что ли?
И что за странный запах?
— Эрика?
Нет ответа, но в комнате что- то резко падает.
Я открываю дверь. Боже, что это за вонь? 
Постель смята и пуста. В слабом свете ночника почти ничего не видно. Но там, с другой стороны кровати, на полу кто-то явно лежит. 
— Вы в порядке?
Два маленьких шага. Что это? Мешок? Тело? Нет…
Змея. Огромная. Мерзкая. Страшная. 
Что за…?
Я замираю. Ошалело моргаю, не веря своим глазам. Что здесь делает это гадкое пресмыкающееся?
Хотя...
Как я там ее обозвала во время глупого ритуала? 
«Старая вонючая гадюка». 
И сразу после этого погасла свеча.
Я не могу пошевелиться.
Нет. Так не бывает.
Змея на полу... Отвратительный запах...
Разве можно было принять глупые ругательства за... желание? 
Бред. Чертиков, духов и прочей нечисти не существует.
Я должна уйти. Выбраться из этого спятившего дома. Осторожный шаг назад. Змея, не мигая, смотрит мне в глаза. 
Наверное, мне это просто снится… 
Перед тем, как она бросается на меня, я вижу ту самую фиолетовую заколку, падающую с ее теперь уже гладкой головы.

22/12/2015
Ekaterina Peronne
Все права защищены.

Будильник звонит все громче и громче, но я никак не могу открыть глаза. Странный манящий сон не отпускает меня из своих скользких объятий. 
— Ты выключишь, наконец? — шевелится рядом со мной заспанный комок, и я с опозданием припоминаю о наличии мужа в моей постели. 
Я все еще пытаюсь схватиться за остатки уходящего ночного видения. Супруг злобно сопит, что сильно мешает сосредоточиться. 
«ПИП! ПИП! ПИП!» — забыв о приличиях, взывает к моей совести будильник. 
«Я хочу еще поспать», — вдруг отчетливо произносит незнакомый женский голос. От неожиданности я резко открываю глаза. 
Рука автоматически тянется к распоясавшемуся телефону и отключает звук. Доминик все еще недовольно ворчит. 
— Ты слышал? — сдавленно спрашиваю я у разбуженного мужа. 
— Конечно, слышал. Он уже минут пять трезвонит, — муж переворачивается на другой бок. 
Я вовремя останавливаю себя, чтобы не задать вопрос о странном голосе. 
Показалось? Странно, конечно. Но еще более странным кажется мне тот факт, что сегодня ночью в закрытые двери моего подсознания постучался яркий, красочный кошмар. Я уже лет десять не видела снов (или просто их не запоминала?). Итак, зачем? О чем хотел сказать мне мой мозг, когда придумывал извращенное сновидение? 
Я привычно накидываю халат и плетусь на кухню, дабы «порадовать» себя готовкой завтрака на всю семью. 

Кэрри и Александр вчера исступленно просили блинчики с шоколадной пастой. Доминик же любит классическую яичницу с беконом и поджаренными тостами. У нас в семье вообще стандартные вкусы. И жизнь, если честно, стандартная. 
И все же. Тот сон. 
Вроде бы я была в магазине? Даже, скорее, в аптеке. В любом случае, там было темно и неуютно. На полках пылились пузатые склянки, прилавок был лишком высоким. Продавец что-то у меня спросил, а я… Я ответила… 
Я внезапно оседаю на стул, вспомнив подробности диалога. Чайник громко свистит, сообщая всему дому о вскипевшей воде и о том, что я забыла его выключить. Я неуверенно тыкаю пальцем в тактильную панель. Со смешанным чувством рассматриваю голубой рукав моего халата. 
Разве он не был красным? 
Вот это я заработалась. Халату уже десять лет, и я купила его на рынке, когда мы вместе с коллегами искали рождественские подарки. Он всегда был голубым и, если честно, я уже на следующий день возненавидела этот неяркий (как и вся моя чертова жизнь) цвет. Но Кэрри тогда было три года, и она, играясь, оторвала чертову этикетку. Халат пришлось оставить и, назло себе, носить каждый день. 
Я наливаю кофе, присаживаюсь на неудобный (самый дешевый) стул из «Икеи» и возвращаю свои мысли в неприятный сон. 
Человек за прилавком, лица которого я никак не могу вспомнить, что-то вежливо спросил. А я вся сжалась, опустила голову и четко произнесла: 
— Я умираю. 
Он достал из-под прилавка две огромных таблетки и протянул мне: 
— Держи. Это тебе поможет. Только не пей перед работой, так как… 
Беконные шкварки внезапно стреляют в стену огромной каплей жира. Черт! Я уменьшаю газ, автоматически хватаюсь за губку, чтобы стереть пятно с нежного кафеля. 
Что было дальше в этом дурацком сне? Я не помню. Не помню. И, честно признаться, не хочу вспоминать. 
— Не ври себе, — произносит вдруг молодой и дерзкий голос рядом с моим ухом. 
Я отпрыгиваю от плиты, роняю деревянную лопатку на пол и опрокидываю на себя остатки еще горячего кофе. 
— АЙ! 
Я уверена, что мне не показалось. Но кухня пуста: мои домочадцы еще сладко спят. Или нет? В коридоре слышны шаркающие звуки: домашние тапочки сонного мужа встречаются со стареньким линолеумом. 
Доминик с интересом смотрит на лопатку на полу и мой ненавистный халат, покрытый пятнами кофе. Почему он так рано проснулся? Или…? 
О, Святая дева Мария, неужели уже 8 часов утра? 
Блинное тесто укоризненно блестит в лучах утреннего солнца: я так и не успела превратить его в аппетитный завтрак. Супруг открывает рот. Затем, одумавшись, закрывает. 
Дрожащей рукой я перекладываю его яичницу на тарелку. 
И это страстное, невероятное желание курить. Если учесть, что я в жизни не брала в рот сигарету, это кажется мне по-настоящему сумасшедшим. 
— Доминик, разбуди, пожалуйста, детей. 
— Я? — муж удивленно хлопает глазами. — Гретта, ты нормально себя чувствуешь? 
— Нет, разве непонятно? — с издевкой говорит все тот же женский голос. 
Я жалобно всхлипываю и затравленно бросаюсь прочь из кухни. Дети могут позавтракать и бутербродами. Доминик провожает меня долгим, вымученным взглядом. За двадцать лет семейной жизни он ни разу не видел такого загадочного поведения. Даже когда я, пятнадцать лет назад беременная Александром, в три часа ночи просила у него килограмм клубники с горчицей, мои действия выглядели более осмысленно. 
Ванная комната уныло светит единственной лампочкой (поменять вторую, перегоревшую, до сих пор не дошли руки). 
Струя холодной воды долго и старательно ласкает мое продрогшее тело. В конце концов, возможно, я просто не проснулась, как следует. Поэтому мне и слышатся непонятные голоса. 
«Я умираю», — вспоминаются слова из ночного кошмара. 
Нет. Запрещаю себе думать об этом. 
Когда я выхожу из ванной комнаты, все домочадцы уже чинно завтракают. Три пары глаз неустанно следят за моими передвижениями, пока я, давя из себя виноватую улыбку, шагаю в спальню. 
Отражение в безразличном зеркале шифоньера кажется мне неправильным. Не моим. Но я никак не могу понять, что именно смущает привыкший взор. 
Короткие черные волосы. Уставшие карие глаза. Вроде бы все те же морщинки на лице. Широкие плечи, толстые руки, отвисшая грудь. И живот, который я ненавижу всей силой своей маленькой души. Живот, с которым мы нещадно сражались после первых родов, но который основательно укоренился после вторых. 
Что не так с моим отражением? 
«Я умираю». 
Нет, этого не может быть. 
— А что бы ты сделала, если бы узнала, что у тебя остался один день? 
Снова этот голос. Ласковый. Озорной. Дерзкий. 
Я чувствую, как горят щеки. 
— Кто ты? — испуганно шепчу я, рассматривая пустую комнату в глади старого стекла. — Что тебе нужно? 
— У тебя такая правильная, такая закономерная жизнь. И вдруг… Всего один день… Как бы ты прожила его? 
Зеркальная поверхность дрожит вместе со мной. И я вижу, наконец, «правильное» отражение. Длинные рыжие волосы, зеленые глаза и невероятный, плоский живот. Мой испачканный халат повисает на этой Богине, как старый дедушкин плащ висел когда-то на пугале в нашем огороде. 
— Ты – смерть? — тихо произношу я, вглядываясь в почему-то до боли знакомые зеленые глаза. — Ты пришла, чтобы забрать меня? 
Она молчит. Лишь озорно хлопает длинными ресницами. 
— Гретта, ты заболела? — в комнату заходит Доминик, сжимающий в руках чашку кофе. 
Я почему-то прикрываю рукой свою обнаженную грудь. 
— Да, неважно себя чувствую. 
— Я отвезу детей в школу, — сочувственно отвечает супруг. — Ты на работу пойдешь? 
Я сглатываю комок, застрявший в горле. 
«Всего один день… Как бы ты прожила его?..» 
— Да. Пойду. 
Нерешительная, я достаю из шкафа свою бежевую юбку. Купила ее пять лет назад на распродаже. Даже со скидкой в 50 процентов, она стоила половину моей зарплаты. За все годы владения этим произведением искусства, я надевала ее один раз. Слишком страшно мне было запачкать легкую, мерцающую ткань дорогого сердцу и кошельку шедевра. 
— Не забудь надеть красивое белье. Чтобы в морге тебе не было стыдно, — раздается в моей голове чертов голос. 
Смерть не только пришла за мной сегодня, но и решила насмехаться? Я со злостью закусываю губу и решительно натягиваю юбку. Она тут же подпирается пухлым животом изнутри. Плевать. Можно и не застегивать пуговицу. Все равно ее не видно под длинной черной блузкой. 
Никогда не думала, что могу так нервничать за рулем своей старой колымаги. Как будто я веду машину в первый раз. На светофоре перепутала педали и чуть не врезалась в черный «Мерседес». Молодой, нагловатый парень прокричал что-то вроде «Старая курица за рулем!» 
Подрезавший меня на перекрестке голубой «Форд», секунд на десять остановил биение сердца. 
Я криво паркую машину возле офиса. Дора, нервно курящая возле входа, вызывает в моем сознании вдруг невероятное чувство зависти. Из-за того, что она не слышит странный голос? Или мне захотелось стащить у нее зажженную сигарету? 
— Привет, Гретта, — машет она мне рукой. — Какая красивая юбка! У тебя сегодня день рождения, что ли? 
— Какая же ты скучная серая мышь, — тут же комментирует загадочный голос, — если за десять лет работы тебе в первый раз делают комплимент по поводу одежды. 
Я краснею от злости. Или от похвалы модной и прекрасной Доры? 
— С-спасибо, — неловко киваю я. — Но день рождения у меня в декабре. 
— Понятно, — коллега растерянно улыбается. Затем ловко бросает сигарету в урну. Я провожаю ее полным непонятного желания взглядом. 
Офис уже вовсю погружен в рабочую атмосферу. За столом Фрэда сидит пожилая пара клиентов, из тех, кто долго и вкрадчиво съедают мозги несчастным продавцам. Барри громко и раздраженно кликает мышью: оно и понятно, покупатель запросил у него проект кухни размером два на два метра, но чтобы туда влезло три холодильника и стиральная машина. Фабьян с хитрой ухмылкой впаривает по телефону мебель из прошлогодней коллекции, так как за ее продажу шеф обещал отдельный бонус. 
Я включаю свой компьютер и растерянно вглядываюсь в незаконченный проект. Я вроде бы хотела поменять местами духовую печь и микроволновку, но совершенно не знаю, как это сделать. Рука автоматически выделяет мышкой какие-то проблемные зоны придуманной мной кухни. 
Дора вяло строчит электронное письмо своим потенциальным заказчикам. 
Телефон беспрестанно звонит, но я совершенно не готова к общению с капризными клиентами. 
В полдень в дверях появляется шеф, и Фабьян со своей неискренней улыбкой тут же кидается к нему, дабы рассказать о том, какой он хороший работник. 
Так было всегда, и я совершенно не могу понять, почему меня это так сегодня раздражает. 
— Потому что он отвратительный прихвостень, — вставляет звонкий голос. 
Я швыряю мышку на стол. Ловлю удивленный взгляд Доры, грузно встаю из-за стола и ретируюсь в туалет. Холодная вода жжет толстые щеки и скрывает пару соленых слезинок. 
— Что тебе нужно от меня? — обреченно спрашиваю я у распоясавшегося подсознания. — Кто ты такая? 
— Ты так и не поняла, — спокойно отвечает мне несуществующая собеседница. — Я – это ты. 
Солнечный свет, пробивающийся в небольшое окно над треснувшей раковиной вдруг окрашивает мои волосы в тот самый рыжий цвет. Я в ужасе закрываю глаза. 
«Это называется «раздвоение личности», — безжалостно подсказывает мозг. 
Опасаясь смотреть в чертово зеркало, я наощупь выхожу из туалета. 
— Гретта, — тут же обрадованно произносит Фабьян, — тебе уже пришла доставка кухни для мадам Телоне? 
— Да. 
— Можешь отдать мне свою посудомоечную машинку? А то моя придет только на следующей неделе, а клиент попался уж очень нетерпеливый. И выбрал точно такую же модель. 
— Но… 
— Вот и замечательно, — Фабьян удовлетворенно кивает и утыкается в экран своим длинным, горбатым носом. 
Я припоминаю, как он подставил меня в прошлом месяце. И как перекинул мне свою клиентку Натали, ту самую, которая устраивает каждую неделю скандал из-за его неправильного проекта и текущего крана. 
Моя виртуальная собеседница тоже злится. 
— А не пошел бы ты в далекое славное местечко, которое находится в аккурат между двух ягодиц? — слышу я ее голос в ушах. 
Дора перестает печатать. Фред медленно и театрально открывает рот. Барри, только что распрощавшийся со своими клиентами сползает под стол. 
Неужели я сказала это вслух? 
— Что, прости? — Фабьян неестественно улыбается. 
Из-под стола Барри слышится непонятный хрюк. 
— То, что слышал, — отвечает моими губами бойкий голос. — Или тебе повторить по буквам? А может прислать электронное письмо с подтверждением места, куда я тебя отправила? 
Дора с Фредом внезапно хлопают в ладоши. Я закрываю пылающие щеки холодными ладонями. В ушах слышится чужой смех. Фабьян, наконец, перестает улыбаться. Его глаза метают молнии. 
— Не благодари, — шепчет загадочный голос. — Когда-то его надо было поставить на место. 
Совершенно потерянная, я плюхаюсь на стул и направляю свой взор в безразличный экран. Барри, пунцовый от сдерживаемого смеха, вылазит, наконец, из-под стола и показывает мне большой палец. 
Фабьян что-то злобно пыхтит. Наверняка, он готовит пламенную речь для директора. И, наверняка, меня ждет поразительная взбучка за грубое обращение с главным подхалимом нашего офиса. 
— Не все ли равно? — спрашивает незнакомка в моей голове. 
— Ты права, — грустно отвечаю я ей.

Остаток рабочего дня я провожу, играя в старый, добрый пасьянс «Косынка». Пару раз Фабьян мстительно отправляет ко мне особо жадных клиентов. А я посылаю их гулять даже без предварительного проекта. Точнее не я, а голос, свободно разговаривающий теперь моими губами. 
Возможно, так глумится смерть над своими узниками? Или я уже умерла? Или подсознание взбунтовалось от правильности и серости моей жизни? Лучше не задавать вопросов. Ведь, если верить рыжеволосой незнакомке, то у меня остался всего лишь один день. 
Около пяти вечера Дора, виляя своими идеальными бедрами, подходит к моему столу. Я неохотно сворачиваю игру. Коллега заговорщицки мне подмигивает. 
— Гретта, ты пойдешь сегодня с нами в бар? 
— Зачем? — я напряженно прислушиваюсь ко второму голосу, но он предательски молчит. 
— Мы вообще-то каждую пятницу ходим отмечать окончание рабочей недели, — включается в разговор подоспевший Барри. — Выпьем пива, послушаем хорошую музыку и обсудим нерадивых коллег. 
Я улавливаю в его дыхании запах мятной жвачки и дешевых сигарет. 
— Хорошо, пойдем. 
Не знаю, была ли это моя инициатива или желание странного голоса. Скорее всего мы обе захотели развеяться. 
Доминик, которому я отправила смс, тут же перезванивает. 
— Гретта, ты уверена, что ты в порядке? — взволнованно кричит он в трубку. — Когда в последний раз ты ходила в бар? Что все это значит? 
— А что нельзя? — дерзко отвечает за меня придуманная девица. — Попробуй запрети. 
Доминик, потерявший от удивления голос, сдавленно мычит какую-то банальность про то, что мне пора бы сходить к врачу. 
«Я умираю». 
Эта фраза из сна могла бы очень заинтересовать любого любознательного психолога. 
— Лучше я схожу в бар. Пора мне хорошенько проветриться. 
Дора, наглым образом подслушивающая наш телефонный разговор, одобряюще кивает. 
Когда мы заходим в темную забегаловку, заполненную полупьяной и весьма веселой толпой, я вздрагиваю от непонятного дежавю. 
— Словно кто-то прошел по твоей могиле, — философски замечает голос. 
Я вдруг понимаю, что незнакомка знает об этом месте гораздо больше, чем я. Но делиться информацией она явно не желает. 
Фред проводит нас к столику у барной стойки и, даже не поинтересовавшись нашим мнением, тут же заказывает 4 стопки с яблочной водкой и 4 огромных кружки пива. 
Пытаясь избавиться от дрожи, я залпом выпиваю свой первый шот. Дора с уважением смотрит на меня, затем повторяет мой отчаянный жест. Барри налегает на пиво. 
После трех стопок, я внезапно расслабляюсь. Прошу у Доры сигарету, чем заслуживаю непонятное уважение всех собравшихся коллег. И даже то, что я нещадно кашляю после первой настоящей затяжки, не уменьшает их радости. 
— Мы и не думали, что ты такая крутая, Гретта, — слегка заплетающимся голосом говорит Фред. — Почему ты раньше с нами никогда не выходила? 
— Вы никогда и не звали, — обиженно отзываюсь я, запивая внезапную горечь хорошим глотком янтарного пива. 
— А сейчас будет самое интересное, — вдруг просыпается в моей голове притихший в последние полчаса голос. —Приготовься. 
Свет в зале внезапно приглушают, оставляя яркий луч лишь на небольшом подиуме. Музыка звучит громче, и я внезапно узнаю песню Ланы Дель Рэй. Почему внезапно? Потому что я НИКОГДА ее раньше не слышала, я в этом совершенно уверена. 
На сцену выскакивает тонкая, яркая брюнетка. Ее тело почти не закрыто одеждой, двадцатисантиметровые каблуки сияют магическим светом. Она с легкостью запрыгивает на шест и начинает медленно крутиться в такт грустной мелодии, сбрасывая по ходу дела кусочки немногочисленных одеяний. 
— Оооох, — испуганно выдыхаю я, отпивая еще пива. — Это стриптиз? 
По хитрому сиянию глаз Доры, я понимаю, что коллеги очень надеялись меня шокировать. Фред кивает: 
— Красивая, правда? 
Я долго и тщательно проглатываю вязкую слюну. Мои пуританские взгляды в нашей скромной компании никого особо не волнуют. 
— А говорят, что они не только танцуют. Если сдружиться с хозяином бара, то девчонку можно купить на ночь, — подливает масла в огонь Барри. 
— И это, к сожалению, чистая правда, — тихо отзывается голос в моей голове. 
Я испуганно вздрагиваю. 
Восхитительная брюнетка, те временем, завершает свой обнажающий танец и с легкой улыбкой уходит в неприметную дверь. 
Я молчу. Лишь курю очередную сигарету. Руки покрываются «гусиной» кожей. 
— Ты в порядке, Гретта? — несмело спрашивает Дора. 
Я киваю. Почему мне так плохо? Так страшно? Так холодно? 
— Здорово мы с тобой сегодня развлеклись, — грустно шепчет ставший за этот день родным голос. 
Я киваю. 
— А сейчас нас порадует необыкновенная Елена, — радостно кричит бармен. 
Она идет к подиуму медленно. Величественно. Я сразу узнаю длинные рыжие кудри и зеленые глаза. Я уверена, что знаю ее, знаю ее голос, ее повадки, ее желания. Я уверена, что она – это я. 
Стриптизерша скидывают длинный красный шелковый халат, обнажая свою золотистую от загара кожу и подтянутый живот. В страшном волнении я вскакиваю из-за стола, проливая остатки пива на свою любимую юбку. Дора с Фредом удивленно пялятся на меня. Барри же поглощен шоу Елены. Она умело карабкается на шест, откидывает назад свои прекрасные волосы и встречается со мной взглядом. 
Я вдруг чувствую, что падаю. Падаю в бездну. День закончился. Она ведь предупреждала. Я умираю. 
*** 
Я открываю глаза. В горле першит, а голова кружится так, словно я еду на карусели. В полутемной подсобке невероятно душно. Ларсон протягивает мне стакан воды. 
— Елена, ты в порядке? 
Я с жадность пью, чувствуя во рту неприятный привкус железа. 
— Ммм… Не совсем. Что случилось? 
Ларсон пытается сдержать насмешливую улыбку. 
— Ну, ты вообще выдала номер. Залезла на шест, раскрутилась и вдруг… У тебя руки заскользили. Ты съехала по трубе, приземлилась со всей дури на пятую точку. 
— Ай! — я вдруг понимаю, что вышеупомянутая точка, и правда, отдается болью. 
— Люди в зале аж перепугались. Одна тетка, так соскочила со своего места, вся облилась пивом. Ну, или она просто напилась… 
Яркое воспоминание о бежевой юбке заставляет меня вдруг поморщиться. Я широко открываю глаза. 
— Поздравляю, ты настоящая профессионалка. Даже съехав с двухметровой высоты и ударившись об жесткий пол своей, извини, несчастной попой, ты что-то еще оттанцевала. Будто так и было задумано. Сняла трусики и по-быстрому ретировалась… Ты вообще что-нибудь помнишь? 
Да. Что меня зовут Гретта и у меня никчемный муж, никчемная работа, два никчемным ребенка и вообще никчемная жизнь. Я испуганно провожу рукой по волосам, нащупываю незаметные заколки, держащие накладные рыжие пряди. Меня это почему-то успокаивает. 
— Я же говорил тебе, чтобы ты не пробовала наркотик перед выступлением? 
Я виновато киваю. Мой кошмарный сон. Словно вспоминание из другой жизни. Мы сидели у него в баре пару часов назад. Он спросил, как у меня дела, а я ответила, что умираю. Еще бы, в прошлую ночь пришлось обслуживать сразу трех клиентов, а кокаин закончился еще неделю назад. И тогда незаменимый бармен Ларсон дал мне новый наркотик и сказал, что он мне поможет. Только не нужно пробовать его перед выступлением, а то крышу снесет. Чертовски прав был наш бармен. Крыша, грустно хлопая черепицей, улетела в дальние края. 
— Как называется то, что ты мне дал сегодня? — тихо спрашиваю я, потирая горящую попу ладонью. 
— «Паради». Отличная вещь. Привезли из Доминиканы. Получше кокаина будет, — он подмигивает мне. 
Я киваю. Еще какая отличная. За час я прожила день жизни какой-то придуманной Гретты. Очень бодрит. Особенно, когда твое существование тебя по-настоящему утомляет. 
— Так ты покупаешь? — деловито интересуется Ларсон. 
Я думаю о Доминике, Кэрри и Александре. И о том, что Гретта, какой бы выдуманной она ни была, так и не поняла своего настоящего счастья в мелком сером быте будних дней. Я думаю о том, что за всю свою жизнь я никогда не пекла блинов и не водила машину. Я думаю и о Фабьяне и его вытянувшемся лице. И о том, что чертовски хочется курить. 
Ларсон улыбается. Он уже знает ответ. 
*** 
Когда я, ведомая очередным клиентом, выхожу из бара, то вижу ту самую женщину в бежевой юбке. Такое знакомое, родное лицо. 
Я схожу с ума? 
— Дора, — говорит она своей собеседнице, крутя в руках потухшую сигарету. — Ты даже не представляешь, что я сегодня пережила. 
Ее бежевая юбка залита пивом, и она все время бросает в мою сторону затравленный взгляд. 
— Что, Гретта? — лениво спрашивает ее коллега. 
— Я не помню, — испуганно отвечает толстуха. — Я ничего не помню. 
Зато я помню все. В мельчайших деталях. 
Жесткая рука клиента тащит меня вперед. Я сжимаю в кармане куртки пачку таблеток «Паради», любезно предоставленных мне барменом. И почему-то глупо улыбаюсь. 

Ekaterina Peronne 
Ницца, 20/03/17 
Все права защищены

Мой профессор в колледже реально принёс на пару гроб чтоб сказать, что наши результаты теста его убили.