Ровно 305 лет назад, 8 июля 1709 года под Полтавой русскими были разгромлены считавшиеся непобедимыми войска шведского короля Карла ХII. Полтавская битва стала поворотным событием в Северной войне и финальной точкой в политической карьере изменника Ивана Мазепы.
Нынешние киевские власти уверенно идут по стопам гетмана-предателя, превращая Украину в плацдарм для атак Запада на Россию. Мазепинством заражены и миллионы малороссов, одобряющих преступления нео-бандеровцев на Юго-Востоке Украины и все больше проникающихся ненавистью к своим русским родственникам. Мазепа – идейный предшественник Петлюры, Грушевского, Бандеры, Шухевича, Ющенко и Порошенко в деле предательства. Даже фразеология лживых мазепинских “универсалов” - это, ни дать, ни взять, продукция сегодняшних “жевто-блакитных” СМИ с поправкой на грамматику начала 18-го столетия.
К моменту своей измены гетман Мазепа уже 20 лет правил Малороссией и пользовался полным доверием Петра I. Был доволен царем и Мазепа, который все эти годы жил припеваючи. Однако в 1700 году началась Северная война. Поражение русских войск под Нарвой заставило спешно перестраивать экономику на военный лад. Далеко не всем в России это пришлось по вкусу. В октябре 1708 года главные русские силы находились у Стародуба, куда ближайший помощник царя Александр Меньшиков стягивал пополнение. Сюда же с казаками должен был прийти и гетман Мазепа. Однако он не спешил, надеясь избежать участия в войне. В письмах Меньшикову Мазепа отговаривался “хирагричной и головной болезнью и многодельствием”. Стращал угрозой волнений в Малороссии в случае его ухода и задавал провокационный вопрос: “Начнут честных и богатых людей грабить. Будет ли это полезно интересам его царского величества?” Отговорки не подействовали и Мазепе еще раз было предписано поспешить к Стародубу.
В это же время шведский король передумал идти на Москву и повернул в Малороссию, что окончательно склонило гетмана к предательству. Причины, побудившие его к переходу на сторону шведов, изменник витиевато изложил в послании стародубскому полковнику Ивану Скоропадскому: “Московская потенция уже давно имеет всезлобные намерения против нас, а в последнее время начала отбирать в свою область малороссийские города, выгонять из них ограбленных и доведенных до нищеты жителей и заселять своими войсками. Я имел от приятелей тайное предостережение, да и сам ясно вижу, что враг хочет нас, гетмана, всю старшину, полковников и все войсковое начальство прибрать к рукам в свою тиранскую неволю, искоренить имя запорожское и обратить всех в драгуны и солдаты, а весь малороссийский народ подвергнуть вечному рабству. Бессильная московская потенция, спасаясь всегда бегством от непреборимых шведских войск, вступила к нам не ради того, чтоб нас защищать от шведов, а чтобы огнем, грабежом и убийством истреблять нас. И вот, с согласия всей старшины, мы решились отдаться в протекцию шведского короля в надежде, что он оборонит нас от московского тиранского ига и не только возвратит нам права нашей вольности, но еще умножит и расширит; в этом его величество уверил нас своим неотменным королевским словом и данной на письме ассекурацией”.
Прошли столетия, а тон рассуждений “самостийных” иуд не изменился. Сегодня мы слышим все те же лживые жалобы на “тиранскую неволю”, все те же безумные обвинения русских в этноциде – “искоренить имя запорожское”. Современные мазепы питают все те же розовые мечты о том, как бескорыстная Европа “умножит и расширит права вольности”.
Для Петра I известие об измене Мазепы стало неожиданностью, несмотря на то, что информация о готовящейся измене поступала к нему от разных людей. Однако самодержец ее демонстративно игнорировал. Более того, лиц, якобы “клеветавших” на гетмана, царь отдавал на расправу Мазепе. Столь печальная участь постигла генерального судью Василия Кочубея и его соратника Искру. Всего за три месяца до бегства гетмана в стан шведского короля, 14 июля 1708 года, при стечении народа по приказу Мазепы Кочубей и Искра были обезглавлены.
После того как измена гетмана стала установленным фактом, главное внимание воевавших сторон в течение нескольких дней было приковано к городку Батурину. Именно туда, в свою резиденцию, гетман свез то, в чем крайне нуждались шведы. Об этом Мазепа не преминул сообщить шведскому королю, и тот был полон желания овладеть городом, а вкупе и всем добром. Ключевое значение Батурина понимал и Петр. Если запасы попадут к неприятелю, то он станет намного сильнее, и обстановка на Украине осложнится настолько, что поставит под угрозу успех всей кампании. Кто раньше проникнет в Батурин, тот окажется в выигрыше, стоившем риска и перенапряжения сил. Именно поэтому к Батурину одновременно спешили шведы с мазепинцами и русские войска. Время исчислялось не сутками, а часами.
Первым у стен Батурина оказался Меньшиков. В отсутствие бежавшего Мазепы оборону крепости держали несколько тысяч запорожцев во главе с полковником Чечелем и саксонцем Фридрихом фон Кенигсеком. Гарнизон располагал 70 орудиями. Шведская армия под Полтавой о таком количестве пушек могла только мечтать.
О том, что было дальше, следует рассказать подробно, поскольку русофобский миф о “геноциде украинцев” в Батурине занимает видное место в ряду фальшивок, вбиваемых в головы жителей Малороссии. Вот цитата из одного школьного учебника истории, по которому учились те, кто сегодня проводит карательную операцию на Донбассе: “Ответом московского царя Петра I на переход Мазепы к шведскому королю была неслыханная жестокость, которая залила кровью Украину и ошеломила Европу. 2 ноября 1708 г. московское войско полностью разрушило гетманскую столицу - город Батурин, вырезав всех его жителей, даже женщин и младенцев. Гетмана Мазепу, а вместе с ним и всех его украинцев, объявили предателями и предали анафеме. От казацкой столицы не осталось ни кусочка, ни один житель не спасся в устроенном московскими пришельцами аду”.
Чтобы оценить, насколько лжив этот “учебник”, обратимся к фактам. На предложение Меньшикова открыть ворота осажденные ответили, что остаются верными Петру I, но просят три дня срока. “Светлейший” смекнул, что мазепинцы тянут время в ожидании шведов, и приказал готовиться к штурму. В ночь на 1 ноября в Батурин проник лазутчик с вестью, что вся шведская армия уже чуть ли не на подходе. Утром Чечель и Кенигсен открыли стрельбу из пушек по посаду, по солдатам и по штабу Меньшикова. Предместье “кругом города” почти повсеместно загорелось.
Именно Чечель, а не Меньшиков несет ответственность за начало военных действий. Меньшиков все же попытался завершить дело без кровопролития и отправил очередное предложение, чтобы батуринцы “свободно выходили, не боясь никаких опасностей”. В ответ Чечель пригрозил содрать кожу с живого Меньшикова. Если бы Чечель впустил часть отряда “светлейшего”, то город уцелел бы, как уцелели Стародуб, Новгород-Северский. Но мазепинец превратил жителей в заложников.
Штурм крепости не затянулся. После двухчасового артобстрела русские приступом взяли Батурин. Но долго задерживаться в нем было крайне опасно. Сохранялась угроза подхода армии Карла ХII, и “светлейший” не стал рисковать. Он отдал приказ вывезти из крепости все, что можно, а оставшиеся боеприпасы, фураж и продовольствие сжечь. Сделав это, русские войска быстро отступили. Однако укро-историки рисуют “картину маслом”, согласно которой Меньшиков никуда не торопился и вел себя хуже убийц из так называемой “национальной гвардии”. В Батурине “москали” якобы устроили резню мирного населения, а взятых в плен казаков зверски казнили.
Примечательно, что первым пропагандистом мифа о “Батуринской резне” был сам Мазепа. Пытаясь подбить казаков в измене царю, он принялся рассылать универсалы, в которых утверждал, что Петр I замыслил искоренить население Малороссии. Сообщение о “Батуринской резне” должно было стать подтверждением бесчеловечных замыслов российского самодержца. Но в 18-м веке, в отличие от 21-го, россказням о кровавых планах русских, поверили на Украине немногие.
Узнав о поражении шведов в Полтавской битве, гетман обратился в бегство, после чего стал первым украинским политэмигрантом. Казацкая старшина, собранная по указу Петра I в Глухове, выбрала своим новым гетманом того самого Ивана Скоропадского, которому Мазепа жаловался на “бессильную и невоинственную московскую потенцию”. Мазепе была объявлена церковная анафема. Портрет изменника палач протащил по улице на веревке, после чего повесил на виселице. Сегодня именем Мазепы названы улицы украинских городов, а его физиономия красуется на денежных купюрах. Очевидно, что государство, у которого такие “герои” и такие правители, однозначно определило себе будущее, характеризующееся двумя словами – позор и проклятье.
