hektorhouse

Глава десятая. Кто такой Нафаня.

- Ай, больно, жопа! – ревел Нафаня, вертясь на табурете.

- Тихо, – прикрикнул на него я. – Слушай доктора и не бузи.

Домовенок проболел почти неделю. Все это время он не приходил в сознание. Я потерял сон, аппетит, и лишь крохотный огонек надежды еще тлел. Я верил, что он поправится. Так и получилось.

Однажды дух проснулся, потребовав папироску и стакан кофе. Я его чуть не задушил в своих объятиях, и после того, как Нафаня немного оклемался, я вновь принялся менять бинты и мазать раны зеленкой. Домовой вертелся на стуле, ругался, и рассказывал мне о том, кто такие бесприютные домовые.

- Тоже мне, доктор Хаос, – зашипел Наф, когда я оторвал от его шерстки очередной пластырь. – Так, вот. Этот олух приперся к нам просто так. Бесприютный домовой ходит по домам и ищет себе место. Найти его не так и просто. В каждом доме, есть свой хозяин. Хороший или плохой, как он, но есть. И домовой обязан сражаться за свой дом. Помнишь, он был лысым? Мохнатые домовые – добрые. А лысые – злые.

- Получается, что если бы я не вскочил и не дал ему по башке, то он стал бы новым хозяином? – удивился я.

- Так получается, – взгрустнул комок шерсти. – Если бы не ты, он бы убил меня.

- Ты же мой друг, – я потрепал грустишку за отвисшую губу. Наф всхлипнул. – Как я мог иначе?

Тут домового прорвало. Он завыл, пуская сопли, и полез ко мне обниматься.

- Андриюшка, я де ни в жизнь, никогда тебя не покину, – плакал дух, а я утешал его, стараясь не задевать боевые шрамы. – Ты такой хороший, барин. Ааа…

- Ну, ну. Успокойся, – я обрадовался тому, что дух меня никогда не покинет. Серьезно. Без издевок. – Ты защитник дома. И ты выпроводил этого охламона вон.

- Ага. А ты дубина, которая со мной живет, – домовой громко высморкался. – Отнеси меня в кресло, барин. Я так хочу спать.

Положив домовенка в кресло, я вернулся на кухню и заварил себе горячий кофе. Мысли, вертевшиеся в моей голове, принялись складываться в логичную последовательность. Волшебство, так ярко описанное в сказках, было в моей жизни. Нафаня, чужак, магия – эти вещи реальны. Реально и то, что барабашка был не просто моим другом. Он стал членом моей семьи.

Улыбнувшись, я повесил на холодильник его рисунок и, погасив свет, отправился спать.

Нафаня очень хотел узнать, кто он такой и как вообще стал домовым. Я не забыл о данном ему обещании. Со своего прошлого проказливый дух помнил мало, а что помнил, заметной роли не играло.

И вот рано утром, пока домовой крепко спал в своем кресле, я взял фотографии и маленькую шкатулку, что мы нашли. На фотографии был изображен Нафаня, когда еще был ребенком и его родители. Шкатулка представляла больший интерес. На крышке был выгравирован вензель с переплетенными буквами «О», «К», «Н».

Аккуратно сложив находки в сумку я, стараясь не шуметь, вышел из квартиры. Мой путь лежал в городской архив. Уж там-то наверняка должны быть какие-нибудь сведения о моем потустороннем друге или его семье.

Несмотря на раннее утро, двери были открыты. Сухонький старичок за столиком с табличкой «Смотритель», равнодушно клевал носом. Рядом стояла чашка с горячим чаем, и мне стоило огромных трудов не подвинуть ее ближе к носу смотрителя.

- Простите. Кхм. Где я могу получить кое-какую информацию? – вежливо кашлянул я, привлекая внимание.

- Доброе утро. Какая именно информация вам нужна, молодой человек? Большая часть этого архива закрыта для простых обывателей, – смотритель настороженно смерил меня большими глазами.

- Меня интересует вся информация о бывших жильцах квартиры, где сейчас живу, – я протянул ему написанный на бумажке адрес. – Этот дом очень старый.

Старичок внимательно изучил адрес и открыл большую книгу. Погрузившись в нее, он практически носом елозил по пыльным страницам. Вдвойне странно, учитывая, что рядом с ним на столе, стоял современный компьютер. Спустя десять минут, он оторвался от книги и покачал головой.

- Простите, молодой человек. Информация по этому дому закрыта, и я ничем не могу помочь. Если у вас будет разрешение, то другой разговор, – с этими словами, он вернулся в свое коматозное состояние. Я вздохнул. Ну, что же. Попробуем позвонить палочке-выручалочке.

- Алло, Саш. Привет.

- Анри, тебе, что не спится?

- Мне нужна твоя помощь, – улыбнулся я.

- Переезд? Зомби? – печально вздохнул Сашка. – И не надейся. Чтобы я вылез из кровати, нужно что-то посущественнее. Ну, говори, что у тебя там?

Я вкратце рассказал, что мне нужно, тактично умолчав о домовом и находках. Саша буркнул, что сейчас сделает один звонок, и после этого я должен оставить его в покое. Попросив подождать, друг отключился. Сашкины связи вызывали у меня самую настоящую зависть. Он мог договориться с кем угодно.

- Молодой человек, – дрожащим голосом вернул меня из плена мыслей, старый смотритель. – Мне только что позвонил директор и сказал, чтобы я оказал вам всю посильную помощь. Почему вы не сказали раньше, что знакомы с ним?

- Простите, видимо от большой скромности, – лучезарно улыбнулся я в ответ. – Вы поможете мне?

- Да, разве у меня есть выбор? – старичок грустно поднялся со своего места и потрусил ко мне. – Вы хотите узнать что-то конкретное?

- Ага. У меня есть фотографии и шкатулка, – я протянул ему находки. – Мне нужно все, что известно об этих людях и об этом вензеле на шкатулке.

- Тогда пройдемте в хранилище, – махнул рукой смотритель. – Без помощи компьютера нам не обойтись.

Старичок отсканировал фотографию и запустил поисковую программу на предмет совпадений. А вот шкатулка оказалась с сюрпризом.

- Я знаю этот вензель. Видел уже. Вы не первый, кто им интересуется, – кивнул смотритель, аккуратно беря в руки шкатулку. – Около двух лет назад, ко мне приходил какой-то пьяница с рисунком. На рисунке был этот вензель. Но я просто отказал ему и хам, обругав меня, ушел.

Скорее всего, таинственный Петька, что жил раньше в моей квартире и был этим пьяницей. Я вернулся к беседе. У смотрителя оказалась отличная память, раз вспомнил об этом.

- Мне нужно узнать, чей это вензель. Важна любая информация.

- Так, поисковая программа что-то нашла, – смотритель шустро подбежал к компьютеру и, нажав пару кнопок, вывел на экран фотографию старой газеты. Я приник к экрану.

- Вы пока читайте, а я найду оригинал, - сказал старичок и исчез в недрах архива.

- «Бывшие дворяне Игнатьевы получили квартиру в благоустроенном районе города». - Под этой подписью была знакомая фотография. Мужчина, женщина, и маленький ребенок. Я стал читать дальше, стараясь понять общий смысл старой речи, которая пестрела значками «ять». – «На фотокарточке, прилагаемой ниже, изображены Константин, и его супруга Ольга. На руках наследник – Никита. Квартира отдана в собственность за помощь советской власти в трудное время».

Я попросил, вернувшегося с кипой бумаги, смотрителя сделать копию и бережно убрал документы в сумку. Старичок положил на стол другие газеты, в которых находилась интересная информация. Чудны дела твои, Боже. Нафаня, оказывается, был Никитой Игнатьевым. Сыном светлейшего графа. Дворянин по крови. Побледневший смотритель, тем временем, теребил меня за руку. Я повернулся и взял в руки еще один газетный лист, который он нашел…

«Банда Тараса Жупанько и их жертвы.

Вечером, 18 мая 1932 года, банда известного душегуба Тараса Жупанько записала на свой счет новые жизни. В двух кварталах от театра на Покровке была убита чета Игнатьевых и их маленький сын. Зверское преступление всколыхнуло сердца простых людей. Тела были найдены солдатами доблестной Красной армии во время патрулирования улиц. На месте убийства был оставлен железный зуб – знак преступной шайки Жупанько. Партия заявила, что виновные будут найдены и преданы смерти».

Я сглотнул противный комочек и повернулся к старичку. – Их убила банда отморозков, когда Игнатьевы прогуливались по улицам?

- Да, – грустно покачал головой смотритель. – Суровое было время. Голод, преступность, угроза войны. Подобные нападения были довольно частыми. Эта шайка причинила зло очень многим.

- Спасибо за помощь. Вы оказали мне большую услугу, - я сунул в сморщенную руку смотрителя зеленую купюру.

- Не нужно, молодой человек. Я рад, что смог вам помочь, - улыбнулся тот в ответ, отказываясь от денег.

На пути домой я размышлял о том, что узнал. Руки дрожали, а голова была полна страшных мыслей. Как мне это преподнести соседу? Нафаня был очень ранимой натурой, а после драки с бесприютным домовым, еще не до конца пришел в себя.

- И где ты шляешься, путешественник иноземный? – с порога, безапелляционно, заявил мне Нафаня. – Я, значит, просыпаюсь, а барина и нет. Яишенка не пожарена. Кофе не сварен. Подыхай Нафанюшка, голодной смертью.

- Я по делам ездил, не нуди, – пресек я дурацкие речи духа. Тот, надувшись, смотрел на меня. – Ну, что ты смотришь? Говорю же, по делам ездил.

- По каким делам? – домовой так просто не отстанет. – Снова по бабам разъезжаешь? Амурных приключений ищешь? Непутевый барин. Ой, непутевый.

- Дай мне раздеться для начала, – я встал в излюбленную позу, уперев руки в бока. – Сделай мне кофе. И может быть, я расскажу тебе, где был.

Дух, передразнивая меня, поплелся на кухню, бурча под нос, какие де люди стали нежными и зажравшимися. А я задумался, как мне все рассказать барабашке.

- Вот, что мне удалось узнать, – я подвел итог своим поискам. Нафаня задумчиво теребил свою соску, смотря в окно на проплывающие тучи.

- Спасибо, Андреюшка, – тихо произнес домовой, повернувшись, наконец, ко мне. –Маленький был. Совсем кроха. Барин. Ты мне вот, что скажи. Почему люди такие жестокие?

- Это не люди, Нафань. Это звери в человеческом обличье. Забрать чужие жизни за горсть монет. Только полнейший мерзавец решится на такое, – минуту спустя ответил я, наливая домовенку стопку своего любимого виски «Четыре носа».

- Но ты же хороший, – в уголках темных глаз Нафани блестели слезы. – Ты не выгнал меня. Помог с обормотом заезжим. Подарки даришь. Играешь со мной.

- Не все люди плохие, Наф, – я закурил сигарету. – Теперь все в прошлом. И ты знаешь, кто твои родители. И самое главное, знаешь, кто ты.

- Только непонятно, как я стал домовым-то, - задумался дух. – Почему именно я, а не мои родители?

- Когда ты мне только показался, я пошел в библиотеку, чтобы поискать какую-нибудь информацию о домовых, помнишь? – Наф кивнул. – Так вот. В одной книге было написано, что домовой – это душа некрещенного ребенка, чей жизненный путь трагически оборвался. В 30-х годах с религией боролись жесткими мерами, и таинство Крещения ты не прошел.

- А я думал, что крещенный, - загрустил домовой, попутно ковыряясь в носу. – И поэтому я очутился тут в виде духа?

- Да, все так. Домовой – это не только дух, но и олицетворение всех чувств и эмоций жильцов, что здесь жили или живут. Ты подстраиваешься под каждого и перенимаешь их привычки и повадки. Петька приучил тебя пить и курить, а я дал тебе музыку, игры, и обычное внимание. По крайней мере, теперь мне понятно, почему ты иногда такой сентиментальный. Ты – ребенок. Поэтому ты так непредсказуем. Можешь радоваться, ругаться, нежничать со мной, или рыдать, как дурачок, утопивший в луже свою машинку. Тебе просто не хватает тепла и заботы.

- Барин, можно тебя попросить об одном одолжении? – Нафаня перелез мне на колени и уставился немигающим взглядом. Я кивнул. – Когда ты соберешься уезжать от меня. Скажи мне об этом, хорошо?

- Ты что такое говоришь, чертушка? – удивился я, легонько ткнув барабашку пальцем в живот. Тот всхлипнул.

- Я же знаю, что я не совсем хороший. Ты злишься на меня часто. Но ты мой друг. А друзья иногда сорятся.

- Я никуда не собираюсь от тебя, глупый, – улыбнулся я в ответ, почесав Нафаню за ушком. – Мы же семья. А семья заботится друг о друге.

- Ааа! Какой ты хороший, барин, – заныл дух, орошая мою майку своими слезами.

- Наф, кончай концерт, – скривился я, почуяв, что тоже зареву. – Никуда я не уезжаю и не собираюсь тебя бросать. Раз мы вытерпели год вместе, то и остальное время, как-нибудь, да сладим.

- Ох, твоя правда, сосед. Твоя правда, – вытер глаза домовенок, и пытливо посмотрел на меня. – Мы в футбол играть будем? Я реванш хочу! Не след смертным настоящего боярина побивать на поле бранном.

- Конечно. Беги, включай, – усмехнулся я. Нафанино настроение менялось поразительно быстро. – Будет тебе реванш, обормот. Его ты вовек не забудешь.

Домовенок умчался включать приставку, а я, докурив сигарету, посмотрел в окно. Там, по небу, проплывали большие дождевые облака. Скоро хлынет ливень, став хорошим сопровождением этого грустного дня.

И пусть этот дождь смоет все плохое в нашей жизни. Принеся нам свежесть и чистоту.

Глава девятая. Незваный гость.

В один из весенних выходных дней, когда природа просыпается журчанием талых ручьев, а с улицы радостно щебечут птицы, я стоял у окошка и потягивал горячий чай.

Нафаня, сидящий за столом, что-то увлеченно рисовал на белом листочке. Вокруг домового были разбросаны карандаши, краски, и стоял маленький стаканчик с мутной водой, в который дух макал грязную кисточку.

Лирическое отступление. После просмотра галереи современного искусства, Нафаня просто загорелся идеей написать свое шедевральное полотно. И вот уже второй день барабашка нещадно портил бумагу своей мазней. Я старался его не отвлекать от занятия без веской причины. Пушистый обормот стал крайне раздражительно реагировать, если я отрывал его от процесса создания картин.

- Барин, – я повернулся к художнику. – Смотри, какой рисунок я нарисовал для тебя.

Бесенок, радостно улыбаясь, протягивал мне свою картину. На ней был нарисован самый настоящий детородный орган. Только в куртке и шапке. Сбоку прилепилось нечто мохнатое с красными глазами.

- Что это тебя потянуло фаллосы рисовать? –присвистнул я, разглядывая «шедевр». – Смотри. Самый натуральный писун.

- Ты дурак, что ли? – рявкнул дух, вырывая из моих рук свое художество. – Это же ты и я! Какой такой писун? Вообще с ума сошел? Ничего, кроме писунов и не видишь!

- Так, что получается? Я похож на член? – обиделся я, пытаясь забрать у домового рисунок. Тот проворно запрыгнул на холодильник, где скрылся в трубах под потолком.

- Иди ты в пекло негра, – рек Нафаня, сверкая глазами из своего убежища. – Художника всякий обидеть может. Нет бы, похвалить! Жопа ты, а не барин! Желудочный сок гориллы и то приятнее, чем ты.

- А ты стерва подколодная. Твои приколы у меня в печенках уже! – я встал на табуретку и шатаясь на ней, как цирковой акробат, постарался дотянуться до барабашки.

- Ах, так! Ну, сосиска ты фашистская, держись, – Нафаня выскочил наружу, и пока я пытался слезть с табурета, он ловким ударом по одной ножке, выбил опору. Я со всей дури грохнулся на пол.

- Салоед проклятый! Ну, ты у меня получишь.

- Андрюшка – соплю тебе на ушко! – визжал Нафаня, но остановился, как вкопанный, увидев что-то в коридоре.

- Ага! – я с ликованием, поднял домового за шкирку, но тот гневно продолжал смотреть в одну точку.

В коридоре стояло нечто похожее на Нафаню. Только пара клыков утыкалась в нос, похожий на висящую грушу, да тело было обернуто какими-то бинтами. И если Нафаня был довольно пушистый, то его собрат походил на картошку. Грязный и лысый.

- Это что за неведомый зверушка? – нарушил я молчание, опуская Нафаню на пол.

- Это бесприютный домовой, – ощерившись, ответил мне Нафаня. Только злился он не на меня, а на незваного гостя. – Ты чего тут забыл, страховидла иноземная?

- Не дерзи мне, дух, – проквакал пришелец, улыбаясь жутким ртом. – Тебя человек за шкирку держит, как животную какую. Разве так пристало обращаться с хозяином дома?

- Не лезь к моей семье, пугало, – угрожающе надулся Нафаня. – Вали покуда цел и кости твои бесовские тебе служат.

- Нафань, может ну его? – подал я голос. – Давай шваброй выгоним.

- Глупый человек у тебя, дух, – мерзко скривился второй домовой. – Сделаем так. Вы оба, валите вон отсюда. Теперь это моя квартира.

- А с унитаза не хочешь попить? – воинственно приблизился к нему Нафаня, шипя, как сотня разъяренных котов. Пришелец гадко усмехнулся и без предупреждения кинулся на домовенка. Наф в ответ немного увеличился в размерах и отвесил пришельцу мощный подзатыльник.

- Бирюльки закончились, дураки, – сплюнул на пол, чужак. Мы с Нафаней переглянулись.

- Барин, уйди в комнату, – попросил Наф, не сводя с духа внимательных глаз.

- Нафань, я тебя не брошу с ним.

- В комнату, Андрей! – заверещал Нафаня. – Он тебя убить может одной рукой. Пошевелит перстом, и ты замрешь на месте!

Так и случилось. Бесприютный щелкнул клыками и навел на меня костлявый палец. Странная усталость оплела тело холодным ветерком. Не в силах что-либо сказать, я упал на бок. Мой сосед, увидев это, вновь гортанно завыл. Чем напомнил автору половозрелого кота.

Чужак бросился ко мне, но отлетел в коридор от очередного удара Нафани. Когда домовенок повернулся, я увидел, что его глаза горят ярко-красным огнем, а зубы удлинились на пару сантиметров. Ухмыльнувшись, барабашка кинулся на обидчика, который чуть прихрамывая, выполз в проем. Битва домовых только начиналась.

Сплетясь в один клубок, из которого доносился визг вперемешку с матом, домовые разносили квартиру. Законы гравитации были попраны, и бой проходил даже на потолке. Пол устилали маленькие капельки крови, битое стекло и Нафанина шерсть вперемешку с бинтами чужака. Было разбито зеркало, мой любимый портрет валялся истоптанный на полу, а стены были в обширных вмятинах.

Наконец духи остановились и тяжело дыша, смотрели друг на друга.

- Где тебе со мной сравниться, ребенок? – выдохнул чужак, обращаясь к Нафане. Тот не остался в долгу.

- Кто из нас еще ребенок, балбес! Ты еле на ногах стоишь. Убирайся, пока я тебя не убил.

Эта фраза спровоцировала новое сражение. Причем теперь Нафаня лежал на спине, а его соперник, сидя верхом, полосовал мордочку домовенка острыми когтями. Тут я почувствовал, что магия постепенно перестает на меня действовать, вернув возможность двигаться. Бесприютный не обращал на меня внимания, что позволило без шума подняться на ноги.

Распрямив спину, я разбежался и ударом заправского футболиста пнул картофельного гнома ногой. Чужак отлетел в стену и, отскочив от нее, как сдутый мяч, потерял сознание около Нафани.

- Нафань, ты как? – спросил я, легонько тормоша домового. Тот с трудом разлепил глаза.

- Будто понос меня мучил неделю, барин, – скривился дух. – А что случилось? Где тот оглоед лютый. Он меня на части рвал. Ох…

- В стену впечатался, – улыбнулся я. – И теперь связанный лежит в ванной.

- Собака дикая. Явился же чудо-юдное в мой дом, – домовенок приподнялся и посмотрел на меня. – Андриюшка. Принеси мне водки. Не спрашивай. Просто принеси.

Я выполнил просьбу Нафани и с интересом наблюдал за его приготовлениями. Дух промочил горло, ухмыльнулся. Глаза приняли осмысленный вид. Он взял простынь и бутылку водки. С этим набором направился в ванную, легонько пошатываясь. Строго запретив мне заходить на этот раз. Я кивнул. Но не послушался.

Как только Нафаня вышел, я досчитал до десяти и направился за ним.

Из ванной доносились звуки ударов, злой Нафанин голос, и визгливые крики гадкой жути. Домовой вовсю лупил злодея, попутно приговаривая:

- Раз, два – не угрожай барину. Три, четыре – дорогу забудь к этой квартире. Пять, шесть – вернешься, будет ждать здесь месть. Семь, восемь – Нафаня будет бить без спросу. Девять, десять – исчезни, мерзость!

Я юркнул в комнату, когда Нафаня скрипнул дверью.

- Барин, да знаю я, что ты подглядывал. Иди сюда, – скомандовал домовой. – К тебе дело есть.

- Все-то ты знаешь, – улыбнулся я, потрепав друга по макушке. Наф замурлыкал. – Что делать?

- Возьми этот мешок, – Нафаня протянул мне простынь с завернутым домовым, что жутко воняла водкой. – Затем отнеси его на пустырь подальше. Раскрути и зашвырни мешок посильнее. Потом просто уходи, не оглядываясь. Этот урод не сможет найти нас. И где мы живем, он не вспомнит.

После этих слов, Нафаня блаженно улыбнулся и грохнулся оземь. Я взял бесчувственного духа на руки и отнес в комнату, где заботливо укрыл любимым одеялом. Затем подхватив мешок, двинулся к двери.

Сделав все, как сказал Наф, я вернулся домой и, вооружившись бинтами, зеленкой, спиртом, и пластырями, стал приводить друга в порядок. Изредка он стонал, безвольно свесив лапку. А потом и вовсе почти перестал подавать признаки жизни. Лишь прерывистое дыхание давало слабую надежду.

Я сидел всю ночь рядом с ним, ласково поглаживая его шерстку. Глаза домового были закрыты.

- Нафань. Ты только не умирай, - мной овладело отчаяние, но больше я ничем помочь не мог.

История пятая. Черный поп.

Саундтрек к опусу - Neun Welten – Jötunheim

Как вы все помните, во второй истории, инфернальный гот Валера пытался вызвать Вельзевула. У него ничего не получилось, и вообще Асгарот изошел на жидкие какашки, от страшного голоса Бори под кроватью. Но история не об этом.

После неудачного вызова демона, Валера подвергался стебу и насмешкам от каждого члена нашей компании. Готишный балбес постоянно боялся, визжал от малейшего скрипа, и даже засыпал с включенным светом. Что не могло радовать его папу-военного. Заканчивалось тем, что уставший после суток дежурства папа Валеры, подскакивал после очередного вопля сына, набирал воды в брызгалку и, войдя в комнату, меланхолично поливал своего отпрыска. Поливала Валеру и бабушка, только не своей мочой, а святой водой, в надежде изгнать из Валеры ебанного недоумка.

Напугать друга еще раз было нашей идеей фикс. И такой случай представился.

Мы праздновали день рождения Бори на его дачном участке. Дача была похожа на славные пейзажи Мордора. Выжженная земля, покосившийся кирпичный домик, и хуева туча пустых и разбитых бутылок, ибо Боря помимо нашей компании, тусил с прочими панками и сатанистами. В этот раз ничего не поменялось. Было много сигарет, алкоголя, шуток ниже пояса, девушек. И был Валера.

Вечерком, мы сидели возле костра, разведенного прямого во дворе, ибо Бориным родителям было откровенно насрать, что творится на даче и где разводятся костры. Иногда они приезжали на дачу и заставали спящего в деревянном сортире безымянного панка в струях желудочного сока, которого забыли сердобольные друзья. Так вот.

Какой вечер без страшных, блядь, историй. И тут вновь отличился автор с его неумной и нездоровой фантазией, гораздой на придумывание всяких ужасов. Валера молил не превращать посиделки в очередной фильм ужасов, но его никто не слушал, и я начал рассказ.

«В далекие времена, когда церковь владела всеми землями и влияла на решения царей, жил один поп. Это был страшный, фанатичный человек. Мало кто мог похвастаться такой сильной верой и адской жестокостью к богохульникам во имя этой самой веры. Его отправляли в самые опасные районы, что были полны язычников и смутьянов, но он неизменно возвращался, закинув за спину мешок с отрубленными головами еретиков. В народе его прозвали Черный поп. И если он появлялся в какой-нибудь деревне, все знали, что чудовище явилось собирать свой кровавый урожай.

Люди шептались и прятали глаза, когда Черный поп проходил мимо. Его лик никогда не знал, что такое радость, а губы не трогала улыбка. В черных глазах застыла смерть.

В одной деревеньке жил молодой паренек. Юродивый. Дурачок. Несмотря на то, что он ничего не понимал, в деревне его любили. Заботливые селяне кормили его вареной картошкой и совали в руки куски хлеба. Дурачок только улыбался в ответ. Изредка он кукарекал или бормотал что-то себе под нос, рисуя в пыли странные рисунки. Но за все время своей жизни, он не обидел ни одно живое существо.

В эту деревню и отправили Черного попа, ибо высшему духовенству кто-то сообщил о вольнодумцах, подрывающих авторитет церкви. У палача были развязаны руки и были даны все права для того, чтобы найти виновных и предать их божественному суду. И он их нашел.

Старейшина деревни ласково принял важного гостя и предложил ему хлеб да соль. Но презрительно скривив губы, Черный поп бросил хлеб на землю и раздавил сапогом.

- Я здесь для того, чтобы найти тех, кто не почитает Бога, - нехотя проскрипел палач. – И ты мне поможешь.

Старейшина только поклонился, не заметив, как изменилось лицо Черного попа. Служитель церкви увидел младшую дочь старика, которая преклонив колени, стояла на земле. В глазах черного человека загорелось пламя похоти.

Вечером, Черный поп вернулся с мешком. Мешок был красным и липким от крови. Отточенным за годы службы, движением, поп вывалил на пол головной избы тринадцать голов вольнодумцев, что прятались в лесах. Народ только ахнул. На лицах убитых застыл крик и невероятнейшая боль. Что с ними делал палач, оставалось загадкой. Также молча, поп развернулся и отправился в свою комнату. Лишь бросив напоследок заинтересованный взгляд на младшую дочку старосты.

Утром деревня проснулась от леденящего душу, крика. Собравшись у головного дома, селяне увидели деревенского дурачка, который катал в пыли голову Черного попа и заливисто смеялся. Чуть позже все узнали, что же произошло ночью.

Пламя похоти жгло попа изнутри, дьявольским огнем. Из мыслей его не выходила дочь старейшины. Сплюнув черной слюной, поп поддался зову плоти и широким шагом пошел за своей добычей, взяв в руку острый нож.

Убив старосту и его родных, Черный поп вытащил девушку из дома, намотав ее волосы на свой кулак. И споткнулся о дурачка, который спал на ступенях у входа в избу. Никто не знал, что случилось с доселе спокойным парнем, но увидев слезы в глазах девушки, юродивый рассвирепел. Голыми руками он оторвал от тела голову Черного попа, а само тело сжал так сильно, что кровь широким потоком хлынула из раны. Паренек выдавил все до капли и бросил мертвого палача рядом с испуганной девчушкой.

Попа похоронили на перекрестке, разрубив на куски, ибо столь сильна была его злоба, что жители боялись мести мертвеца.

С тех времен прошла тысяча лет, а то и больше. И до сих пор по земле бродит дух Черного попа, который тащит в одной руке большой мешок с головами богохульников. Каждый год, в последнюю ночь августа, Черный поп выходит на охоту за еретиками и богохульниками, теми, кто отринул Бога. А может он просто ищет своего убийцу, и не успокоится, пока не найдет».

Ребята у костра затаили дыхание. Валера так часто глотал слюну, что его прыщавый кадык скакал туда-сюда со скоростью поршня. Благоговейная тишина длилась ровно до тех пор, пока кто-то не закричал – «А! Черный поп позади Валерки!».

Асгарот заорал и чуть не рухнул в костер, когда попытался встать. Благо его поймал Леша, который не потерял бдительности от смеха. Дальше – еще интереснее.

После качественного смеха по поводу реакции Валеры, мы отправились в домик, дабы уложить свои усталые тела в кроватки и предаться сладким снам. И все хорошо, если бы не наш ебанатический друг.

Подойдя часа в 2 ночи к вашему покорному слуге и разбудив его, Асгарот чуть не лишился глаза и зубов за то, что испугал меня до усера. А затем поведал, что привело его к моей кровати в столь позднее время.

Валера, блядь, захотел какать! А учитывая, что сортир находился на границе огорода, топать было довольно далеко. Да и испугался наш мнительный колдун страшной сказки, что автор выдумал чуть выше. И справедливо пошел искать себе попутчика в говняном путешествии. Нашел в моем лице.

Поняв, что от Валеры отмахнуться не получится, я оделся и сказал ему идти в туалет, а я сейчас подойду, после того, как глотну водички. Обрадованный гот вприпрыжку помчался к деревянному сортиру. Тут я каюсь, друзья, ибо иначе поступить не мог. Я разбудил Борю и сказал, что Валера помчался выдавливать из себя шоколад промышленными партиями, и он попросил меня постоять на стреме. Боря накинул на себя отцовскую шинель и двинул вслед за мной. А дальше случилось вот что.

Инфернальный кретин никак не мог разродиться коричневой личинкой и постоянно окликал меня де «ты тут? Никого нет? Я не могу покакать!». Я угукал и стоя в отдалении курил сигаретку, изредка сетуя Валере де «заебал ты со своим запором. Может пальцем там поковыряешь и вытащишь все?».

Валера тужился и иногда робко вздыхал, когда ничего не получалось. Пока не услышал страшный голос за спиной. Голос сказал де «ебанутый ты богохульник! Пришла твоя смерть. Сегодня последняя ночь августа. Твоей голове место в моем мешке, а твоему хую на моей шее!».

Наш храбрый колдун мгновенно просрался с таким треском, что я побоялся, а не лопнула ли у Валеры жопа по швам от могучего залпа. Далее, он попытался выскочить из туалета, но споткнулся и, запутавшись в собственных джинсах, упал на землю. Из-за сортира тем временем вышел Борька в отцовской шинели и, тяжело топая, шел к Валере, неся в руках мешок с гнилой капустой. Тощий Асгарот заорал бешеным голосом и выдавил из своего зада тощую говняшку. Какуля описав вялую параболу, упала Валере на ногу, чем породила новый крик. Боря достал один кочан капусты и с воем кинул его вслед испуганному готу.

Кое-как встав, Валера кинулся бежать к дому, крича во все горло: «Он не врал! Черный поп пришел за нами! Бегите, нахуй, отседова недоумки. У него головы в мешке!». Мы с Борей не в силах стоять, увалились на траву и стали смеяться, как полоумные.

Потом, когда Боря возвращался обратно к дому с вашим покорным слугой, то получил картошкой по голове, от испуганной девушки. Наш демоновызыватель переполошил весь дом, а сам заперся в комнате и отказался выходить до утра.

К Валере после этого случая прилипло прозвище «Крейсер», ибо залп его главного орудия по силе был сравним с легендарной Авророй. Как еще сортир не развалился от грохота его клоаки. Было у Асгарота еще одно прозвище «Пулемет», но об этом прозвище знали только я и мой товарищ Боря.

Глава восьмая. Веселое свидание.

Никогда не приводите домой девушку, если ваш домовой против этого. Это приведет к череде странных и порой идиотских поступков. И вот балбес Нафаня умудрился испортить мое свидание. Ладно бы девушка была плохой или некрасивой. Так нет, все при ней. И ум, и фигура. Но ревнивый домовой имел свои мысли, на сей счет. Что из этого вышло, судить вам.

Вечером пятничного дня, я прихорашивался перед зеркалом. Белая рубашка, темные брюки, дорогой одеколон. Волосы уложены в стильную прическу родом из шестидесятых. Легкая щетина придавала слегка пафосный вид. Я собирался на свидание.

Лирическое отступление. С девушкой меня познакомил коллега по работе. Рябой Леша, был геем. И одиноких подруг у него было немыслимое количество. Поэтому все холостяки нашей конторы, выстраивались к Лешке в очередь. Авось и найдет хорошую партию. А он был рад помочь всегда, правда, требовал в качестве оплаты совместное фото. Может он в будущем собирался стать сватом, кто его знает.

И вот одним рабочим утром, ко мне подошел Леша с заговорщицким видом, держа в руке свой смартфон.

- Андрей. Я тебе нашел барышню. Умная, хорошая, сексуальная. Борщ варить умеет, – зашептал на ухо он.

- О, круто. У меня как раз сейчас свободное время есть, – я искренне обрадовался. – Когда встреча, сват?

- В пятницу вечером, в ресторане «Финский двор». Ее зовут Елена. Столик номер 5, – Леша хлопнул меня по плечу и, сделав ожидаемый снимок, ретировался.

- Вот и здорово, – пробубнил я, и погрузился в Корел. Править и сводить. Клеить и чертить.

Пятница. В то время, пока я прихорашивался, Нафаня крутился рядом с обиженной мордой.

- Барин, вот снова ты уходишь. А мне скучно, ты меня не любишь. Никто милому Нафанюшке одеялко не подоткнет, ножки не укроет, – заканючил домовой, шумно сморкаясь в ладошку.

- Цыц, негодяй. Я уже старею, мне дама нужна в законные супруги. А тут ты со своими концертами. Поиграй в приставку, пока меня не будет. Посмотри фильм, – я устало отмахнулся. Привык уже к Нафаниному скулежу.

- Вот найдешь себе девушку, выгонишь меня за порог, и пойдет Нафанюшка на чердак, крыс ловить да голубей, и скучать по барину своему, который будет постыдными делами в постельке заниматься с незнакомыми курвами, – не унимался домовой.

В итоге я выпроводил его из коридора. До меня, некоторое время, доносился скулеж духа, который сменили звуки выстрелов. Домовой включил свою любимую игру «Псих». Я мысленно поблагодарил Бога за создание игровой приставки и стряхнул невидимые пылинки с пиджака. Затем кивнув отражению в зеркале вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Ресторан встретил меня всем своим очарованием. Фоном играл мягкий соул, чернокожая певица тягуче выводила слезную балладу. Я стоял у входа и силился понять, где же пятый столик. Девушка в середине зала подняла руку и улыбнулась. На авось, я решил подойти. Так и есть. Пятый столик.

- Здравствуйте. Елена? Я Андрей, – козырнул я своей улыбкой.

- Привет. Не против, если мы на «ты» будем? – девушка улыбнулась в ответ.

- Нет, конечно. Удобнее будет и тебе, и мне.

Девушка была вполне милой. Мы перебрали любимые книги, фильмы. Только с музыкой вышла промашка. Я любил панк-рок и классику, а Лена была без ума от Джастина Тимберлейка и стиля R’n’B. Ну да ладно.

Стандартные вопросы навевали скуку, и я принялся бомбардировать девушку всякой всячиной. Она хохотала после каждого образчика моего остроумия и краснела, как школьница.

Разделив счет вместе, хоть я и настаивал на том, чтобы оплатить самому, мы вышли на улицу. Погода была чудесной. Только прошел дождь, и в воздухе пахло мокрым асфальтом и прибитой влагой пылью. Не спеша, мы шли по главному проспекту, Лена как бы невзначай взяла меня под руку и, приблизившись к уху, зашептала:

- Может, пойдем к тебе? Я не против чашки чая покрепче.

- Эмм… сегодня не получится. Понимаешь, у меня сосед есть. Думаю, он будет против, если мы заявимся без приглашения, – принялся я оправдываться.

- Сказал бы сразу, что не хочешь меня. Левые отмазки придумывать, всякий горазд, – девушка театрально вытащила белый платочек и промокнула глаза.

- Хорошо. Мы можем зайти. Но только на чай, – я понадеялся, что Нафаня не будет сильно буянить. Увидеть его мог только я.

Спустя двадцать минут, мы подошли к дверям моей квартиры. Я очень тихо повернул ключ, пояснив Лене, что не хочу разбудить соседа. Нафанин слух, конечно, уловил не только щелчок замка, но и дыхание двух людей за дверью.

Темный коридор встретил нас тишиной. Я с порога заявил громким голосом:

- Наф, я не один. Ты дома?

Тишина не нарушилась. Только с кухни блеснули два глаза. И пропали. Я вздохнул. Надеюсь, дух будет сидеть на кухне, пока мы в комнате будем чаевничать.

Предложив девушке присесть, я пошел на кухню за чаем. Включив свет, оторопел. На меня с укором смотрел Нафаня.

- Так вот ты как, значит, – домовой обиженно поджал губы. – Не успел выйти, как уже приволок девицу домой.

- Наф, мы только чай попьем и все. Не будь врединой, – шепотом обратился я к нему.

- Ага, а потом ее ноги окажутся на твоих плечах! Я помню прошлый раз. Меня чуть не вырвало. Хочешь, я попачкаю квартиру? – невинно заметил Нафаня.

- Так. Перестань. Просто посиди пока на кухне. Мы не долго. Девушке нужно внимание, – я шикнул на барабашку и вышел с двумя чашкам в коридор. Нафаня мерзко хихикал мне вслед и издавал чавкающие звуки…

- Ты так долго, я уже устала ждать, – девушка закусила губы.

Ну, да, ее намерения были очевидны. Я предложил ей чай, а сам уселся в кресло, поджав ноги. Неловкое молчание было прервано тем, что Лена резко подалась ко мне, и очутилась на моих коленях.

- Не бойся. Я что первая у тебя? – она похотливо засмеялась. Я не знал, что и сказать. Девушки то были, только почему-то они думали, что я еще мальчик. Нафаня шутил по этому поводу, что я сразу начинаю краснеть и стараюсь не смотреть на грудь. Охальник мохнатый.

Елена взяла инициативу в свои руки и жадным поцелуем закрыла мой рот. Я не сопротивлялся, просто елозил глазами по комнате, молясь, чтобы дух, что-нибудь не выкинул.

Спустя пару мгновений, мы уже оказались в постели. Девушка деловито сняла лиф и прыгнула под одеяло. Меня не нужно было упрашивать дважды.

Оторвавшись от ласк, я с ужасом заметил, как в темноте комнаты плывет что-то светящееся и напоминающее мужское достоинство. Лена тоже это заметила и прижалась ко мне, шепотом спросив:

- Мне кажется, или у тебя по комнате плывет резиновый член? Который еще и светится.

- Тогда мне это тоже кажется, – пробормотал я, поблагодарив небо, что не видно, как краснею в темноте. На летающем писуне ничего не закончилось. Светящееся нечто, развернулось в нашу сторону, и с диким свистом полетело в голову Лены. Та, взвизгнув, прикрылась руками. Затем удивился я, когда девушка изумленно прошептала:

- Ой. А ведь это мой Жак. Что он тут делает? Вроде я его в сумочке оставила.

- Понятия не имею, – буркнул я, хотя отлично знал, кто это делает. Ох, Нафаня, берегись.

В одних трусах я влетел на кухню, но встретил там только запах Нафаниных папирос.

- Вылезай мерзавец, – зашипел я. – Где ты спрятался? Удумал тут письки резиновые швырять в гостей?

Тишина сменилась криком из спальни. Крик звал меня. Влетев в комнату, я увидел, что Лена сидит в прямом смысле на люстре, а внизу летает простыня, издающая гукающие звуки. Сам по себе включился музыкальный центр. И начал транслировать «Полет Валькирии» Вагнера. Подивившись саундтреку, я закричал сквозь шум, сидящей на люстре девушке:

- Лен, как ты там очутилась?

- Хрен его знает, – завопила та в ответ. – Что за дерьмо тут творится, что за призраки внизу? Паранормальное явление решил устроить?! Урою!

Девушка начала ругаться, как портовый грузчик. Простыня, подлетев к потолку, ущипнула напуганную девушку за ягодицу, спровоцировав новые крики.

Я схватил за кончик простыни и, увидев Нафаню, влепил тому затрещину. Домовой, визжа, вцепился мне в голову и, крича «Йо-хо-хо» принялся выкручивать уши.

Завершением этого сумасшествия стало то, что многострадальная люстра с грохотом упала на пол. С сидящей на ней Леной. Крики сплелись в какую-то блэк металлическую симфонию ужаса. Вскочив с пола, девушка подхватила свои вещи, и пулей вылетела из моей квартиры.

Оставив меня среди погрома, разбитой люстры, и с резиновым пенисом на постели. Нафаня на кресле распевал песенку Короля и Шута – Злобный кузен.

Вспыхнув, я схватил домового за шкирку и потащил на кухню.

- Нафаня, что блин это было? Ты вообще охренел? Мне проблемы не нужны. Напугал девушку, разнес квартиру, испортил мне вечер, – я орал так, что сыпалась пыль с антресолей. Домовой, насупившись, стоял передо мной. Ничего не говоря. Знал, безобразник, что когда я кричу, не стоит лезть со своими предложениями. Наоравшись и злясь на весь белый свет, я ушел в комнату, в кои-то веки, заперев ее на ключ. Упав на кровать, я мгновенно уснул.

Ранним утром, разлепив глаза, я оглядел комнату. Странно, но погрома не было. Люстра была наверху, целая. Спустив ноги на ковер, я не обнаружил ни одного осколка. Подойдя к двери, все понял. Нафаня ночью был тут. Навел-таки порядок. Даже мои брюки и рубашка, аккуратно висели в шкафу.

Зайдя на кухню, я увидел, что домовой, как ни в чем, не бывало, попивает кофе и курит неизменную Беломорину. Злясь на него, я молча прошел к холодильнику, и взял оттуда батон колбасы. Сделав нехитрый бутерброд, сел завтракать. Домовой осторожно начал:

- Андриюшка… извини. Шутка у меня такая. Да и баба была срамная, ей богу, – я только безмолвно буравил духа опухшими глазами.

- Ты засранец, постоянно мне портишь все на свете. Я взрослый мужик, а не могу привести к себе девушку. Сначала были мои трусы на голове, потом ты обкидывал женщин баклажанной икрой, теперь вот летающий искусственный член. Что мне делать? Снимать еще одну квартиру? – я распалялся с каждым словом.

- Барин. Ну, неужели ты думаешь, что я глупой? Я все вижу. Ну, девица явно была странной. Кто с собой носит писюн в сумке на первое свидание? Зачем тебе такая? А я даже помог. Мне за это яичничку положено, с перчиком, – заулыбался домовой, отступая на пару шагов.

- Я те дам яичничку. Сковородкой по твоей мохнатой голове, – я ощерился Нафане. – Сделаем так. Ты мне не мешаешь больше. В это входит: не пулять в моих гостей своими соплями, не заставлять предметы летать, не кидаться в них моими носками, не ронять люстры. И вообще считай себя на испытательном сроке, образина ты эдакая. Одна провинность, и ей Богу, я сбегу. Найду себе другую квартиру и другого домового, который не будет вести себя, как дурачок!

- Какого такого другого домового?! – вскинулся Нафаня. – Я один у тебя. Ты мой друг. Я тебе добра желаю же!

Насупившись, он спрыгнул с табурета, и принялся расхаживать по кухне, заложив свои мохнатые ладошки за спину. При этом он что-то бурчал себе под нос. Я его не отвлекал. Ночка еще не выветрилась с моей памяти. Наконец домовой перестал протирать пол своими ножками.

- Хорошо. Я согласен, барин. Я буду себя вести лучше. Но если твои гости будут вести себя не по чину, то не обижайся, Андреюшка. Я на них унитаз опрокину! – блеснул глазами Нафаня, взбираясь мне на колени.

- Идет, – мой кивок скрепил сделку.

Чуть позже, мы смеялись вместе, вспоминая ночное приключение. Нафаня признался, что в ярости хотел запихать резиновый орган мне в нос. Я ужаснулся. Домовой запросто мог сделать это. Злобный дух же, да и силы в нем не меряно. Положив ему на тарелку горячую яичницу с перцем я, делая глоток кофе, краем глаза смотрел, как Нафаня причмокивая, кушает любимое лакомство. Я улыбнулся и понял, что долго злиться на этого обормота, я не смогу.

История четвертая. Тролли очень любят секс.

В качестве саундтрека - In Extremo – Herr Mannelig

Да, истории о патлатой юности не будут полными, если в них не рассказать о сексе. Искусство получать удовольствие, дергаясь на женщине, как припадочный мул, у мужчин в крови. Еще в каменном веке, прачеловек тащил свою самку в пещеру, где предварительно огрев ее по голове вяленым говном мамонта, предавался целительной силе любви. За годы эволюции ничего не изменилось.

Наша компания друзей очень любила поездки за город, на природу. Где с гитаркой, шашлыком, и огненной водой, тихо и громко велись беседы о смысле жизни, и травились разные байки. И лишь глубоко за полночь, народ успокаивался и отправлялся в палатки, дабы предаться похоти с дамами, своими руками, или осквернить в плюшевый зад бедного игрушечного зайку мистера Морковку.

Бард Евгений частенько выбирался вместе с нами в лес, ибо у него была гитара и целый репертуар различных песен. И вот однажды, чудо менестрель встретил женщину своей мечты, которая помогла ему потерять цветок невинности.

Майя была очень крупной девушкой. Очень высокая, плотная, с огромными грудями до земли, если вдруг рвался ее лифчик. В компании у Майи было прозвище Груня. По виду же, Груня была самой настоящей тролльчихой. Нет, друзья. Я не оскорбляю ее, Майя была чудесной дамой и интересным человеком, просто представьте помесь подгнившей Бриенны Тарт и королевы троллей Норвегии. Редкие зубки, грохочущий бас, нос свеклой, и жиденькие волосики, дополняли самый каноничный образ тролля со всех виденных автором.

Так вот Груня, была очень любвеобильной дамой и секс ей перепадал только, когда кто-то ужрется в сопли и не заметит, что на его сморчке с визгом скачем злоебучее нечто и лупит сиськами по лицу. По счастливой случайности ее новым избранником стал вечный девственник Евгений.

Вечером, сидя у костра, мы слушали очередную балладу от мэтра Клювика, про войну, парнишку, которому никто не дает, и вероломную бабу, что оттрахала все войско, но парнишку упорно не замечала, а он ее, блядь, любил. Песня длилась ровно до тех пор, пока кто-то не отобрал у Евгения гитару, и не стал наяривать вечную «Мама-Анархия». Евгений обиделся пуще раздутого опарыша, и в обиде своей потопал в палатку, ожидать влажные сны с могучими девами, целующими его волосатые соски, попутно бурча себе под нос де «ебанные еретики, не приемлют волшебную силу музыки, напьются и разят друг друга в жопы». Поворочавшись чуть в палатке, музыкант затих.

Спустя полчаса, Груня с хитрым видом, сперла полбутылки белой жидкости и, сказав де «девочке нужно пописать на муравейник», ускакала восвояси. Никто не предал этому значение, кроме любопытного автора. Время было позднее, и вся компания стала сильно и часто зевать, посылать друг друга нахер, после предложения спеть еще пару песен советской панковской классики. Постепенно, самые слабые или ненасытные, покидали круг Огня со своими избранницами и избранниками, дабы скрыться в палатках. Над лесом взошла Луна Любви, друзья.

Часа в 3 ночи, я выполз на улицу, дабы спереть из костра пару печеных картофелин, и спокойно подымить, не наблюдая около себя пьяных и сексуально озабоченных женщин, которых оставил в палатке. И тут, друзья, я заметил чертовщину.

Во тьме ночи, к палатке Клюва подкрадывалась Груня. Дама была явно навеселе и частенько врезалась ногами в другие палатки, говоря громким шепотом «охтыжйоб». Я отошел от тлеющего костра и спрятался за деревом, дабы увидеть, что же, сука, замышляет хитрая Груня.

Королева троллей ожидаемо прыгнула в палатку к барду Евгению. Только вот закрыться не удалось. Евгений был субтильным малым и палатка была ему под стать. Поэтому из его убежища теперь торчали грязные пятки Груни, а само убежище легонько ходило ходуном, заставляя сидевших на ветвях белок, корчить недовольные ебла и кидаться шишками в нарушителей спокойствия.

Через 20 минут, автор начал волноваться. Милый дом Клювика продолжал шататься, грозя рухнуть на двух любовников. Я подивился, де «вот это Евгений секс-машина, 20 минут без передыха окучивает Грунину пещерку, сукин сын». От исходящих изнутри палатки сдавленных звуков, аля «брачный период яка с канадским лосем», начал просыпаться весь наш лагерь. Ребята и девчата, позевывая и вытирая слюнки в уголках губ, в удивлении воззрились на бордель имени Усатого барда. Палатка начала раскачиваться еще сильнее, и у нас проскочила шальная мысль, что Груня пытается задушить Клювика своими могучими сиськами. Друзья стали подначивать себя, мол «иди, посмотри. Сам иди посмотри, сука. Подстрахуй! От подстрахуя слышу!» и все в таком духе. Но тут прибежал пушистый беленький зверек…

Из палатки раздался нечеловеческий визг Евгения и рев Груни. Стоять и смотреть больше никто не желал, и мы кинулись спасать нашего мэтра. Осветив вход в палатку, мы узрели самую, блядь, отвратную картину на свете.

На матрасе лежал Клювик с выпученными глазами и кляпом во рту. Руки менестреля были связаны прочнейшим морским узлом, а сверху на певце восседала Груня, от которой разило похотью и водкой. Лицо Груни перекосоебило от удовольствия.

- Засади мне, падла! Чувствуешь, как там хорошо и тепло? – орала Груня совершенно не замечая того, что вся компания вытаращив глаза смотрит на действо «Груня писькой пожирает дохлого барда».

Увидев нас, Евгений начал двигать тазом, дабы скинуть развратную бабу, что доставило Груне еще большее удовольствие, и она сама свалилась с парня, бесчувственным мешком муки и забилась в конвульсиях экстаза.

Чуть позже, Евгений с лицом, которое видело большое дерьмо, и красными глазами, поведал нам свою историю. Во время рассказа, Груня постоянно терлась о ножку своего кавалера своей стопой, и оказывала ему знаки внимания, в виде облизывания потрескавшихся губ большущим языком.

Ужравшись, Груня возжелала младого тела, и выбор ее пал на нашего малахольного барда, который неразумно отправился спать один. Вскочив в палатку, Груня быстро связала ему руки и вставила чей-то носок в рот, дабы Клювик не разбудил окрестности своим сексуальным ревом. Не знамо как, но тролльчиха разбудила крошку-хуешку, что мирно почивал в семейных трусах Евгения, и ожидаемо уселась на него. А дальше принялась выебывать из Жени Сатану со всем роем его приспешников.

Итогом бурной ночи, стала поломанная психика нашего музыканта, вывих плеча, и отбитый до состояния синяка лобок, когда Евгений хотел освободиться из сексуального плена. Зато Груня радовала нас всю обратную дорогу самой счастливой улыбкой на свете, прижав к своей могучей груди, охуевшего барда.

Глава седьмая. Панк, как образ жизни.

Представьте домового, упоенного лупящего панк рок на электрогитаре, и поймете, что ожидает меня в моменты грусти от Нафани. Но не только это. Иногда он способен на совершенно глупые поступки…

Явившись домой после тяжкого рабочего дня, я услышал еще у подъезда, как заливается свистом перегруза моя чудесная электрогитара. Сделав злое лицо, и поднявшись по лестнице я, с упоением представляя, как начищу мохнатый зад мелкого балбеса. Открыв дверь в квартиру, автор был буквально сражен настолько энергичным панк роком, что длинные волосы встали дыбом. Из комнаты, в тон реву гитары, вторил скрипучий голосок, выводящий адскую вариацию песни группы Бригадный Подряд:

- Ааааа… Я хочу быть, как Грин Дэй!

Но не буду я Грин Дэем.

Ведь зовут меня Андрей,

Как же плохо быть Андреем… еееееаа!!!

Ворвавшись в комнату, я увидел на краешке дивана, сидевшего Нафаню. На коленях маленького домового, лежала моя электрогитара. Дух усердно лупил по струнам и, закрыв глаза в благоговейном экстазе, жег панк-рок.

- Нафаня! Твою мать! Выруби немедленно! – напрасно кричал я, пытаясь переорать усилитель. Наф меня не слышал, но учитывая, какой у домового слух, я сильно сомневался в этом. Подойдя к Маршаллу, стоящему на полу, я дернул шнур питания из розетки. Песня прекратилась, а Нафаня, горя глазами, ошалело смотрел на меня.

- Ты, блин, Хэммет недоделанный. Ты что себе позволяешь? Соседи-то думают, что я живу один. А тут концерт с самой отвратной вокальной партией в мире, – я зло косился на домового, убирая гитару в чехол. Тот в ответ обиженно надул толстые губы.

- Не понимаешь ты суть панка, Андриюшко. Знаешь кто ты? Ты обычный говнарь. Мне Витя Цой аккорды показывал еще, – закуривая Беломор, мудро извлек барабашка. – Вот что ты слушаешь? Забугорных Мисфитс и Рамонс. А нужно слушать Цоя, БГ, Наутилус. Классику… ай… ты что делаешь?? Отпусти меня!

Не выдержав, я схватил домового за шкирку и потащил в ванную. Где включив душ, швырнул грязнулю туда и, закрыв глаза, направил струю воды на Нафаню. Вой, снес мои перепонки в ушах, как торнадо. Нафаня упоенно царапался, кусался, ругался матом, периодически булькая, от мешавшей говорить воды. Я заливисто смеялся, и отмывал в кои-то веки поросшего грибами и грязью домового.

- Скотина… буль… какой ты хозяин… блюб, хлюп… пф… урою, смерд… бульб… паску…пф… хватит су… ульк… - отфыркивался домовой, но я держал крепко. Мимолетно подумав, что нашему сражению нужен забойный метал саундтрек. Вроде группы Рапсодия Огня – Изумрудный меч, свистящий во Тьме.

Таковы водные процедуры, которые злой дух органически не переваривает. Суть купания Нафани сводится к тому, чтобы поймать ничего не ожидающего домового, и как можно быстрее омыть его горячей водой с мылом. Знали бы вы, каких трудов автору стоило приучить Нафаню мыть руки, что уж говорить о купании.

Хихикнув, я накинул на кипевшего яростью домовенка, полотенце. Нафаня позволил вытереть свою шерстку, и даже одел майку. Но придя на кухню, он закурил папироску и, повернувшись, несказанно удивил меня своей речью:

- Свиное рыло. Я устал терпеть твои халдейские выходки. Пусть ты загниешь от срама, и мухи выпьют твой мозг. Я устал и я ухожу. Куплю гитару и буду зарабатывать, как бард, распевая песни о Смысле Жизни.

- Ой, дурак, – я измученно схватился ладонью за лицо – Куда ты пойдешь? Тебя никто кроме меня не видит.

- Пусть, я сам покажусь им. Найду, что делать. Ты меня не остановишь, – буркнул домовой и, пошатнувшись, пошел за вещами.

Вещей оказалась маленькая котомка. В ней лежал удивительный набор. Часть моих денег, моя расческа, две пачки папирос, майка с логотипом Каннибалов, и початая бутылка виски из бара. Хмыкнув, я не стал комментировать выбор мелкого духа. Пусть делает, что хочет.

Хлопнув дверью, Нафаня ушел. Не попрощавшись. Я, надувшись, стоял у окна и смотрел, как маленькая фигурка с торбочкой за спиной медленно топает к выходу из двора. Не оглянувшись.

Сказать честно, я наконец-то выспался, убрался, отдохнул дома. Я ел спокойно ужин, не ожидая, что из отдушины вывалится пьяный в дым Нафаня и начнет чудить. Не боялся оставить квартиру на долгий срок. И даже приглашал друзей, в которых не летели внезапные пивные стаканы из буфета. Я наслаждался свободой. Вечерами читал, или смотрел телевизор, хохоча над любимыми комедиями. Слушал ту музыку, что нравилась мне. Я был хозяином.

Пока сам не заметив, как начал скучать. По мелкому кровопийце, что хоть и чудил, но делал это весело и с огоньком. Все чаще, вечерами я вспоминал о Нафане. Так прошла неделя.

Сидя как-то вечером и играя в приставку, я потягивал сок из стакана, и со счастливым видом ревел, в тон мотору моего спортивного Мерседеса на экране. Все было хорошо, пока не раздался громкий стук в дверь. Я поставил игру на паузу и пошел открывать. Угадайте, кого я увидел? Угадали.

На пороге стоял Нафаня в порванной майке и с лихорадочно красными глазами. Торбы не было, сам дух осунулся и похудел.

- Нафань. Ты чего вырядился, как бомж? Или ты панк стал практиковать, как образ жизни? – я, скрестив руки на груди, уставился на духа. Нафаня и не думал отвечать, только ниже склонил свою грязную голову.

- Заходи, и вначале отмойся, – строго произнес я и показал пальцем в сторону ванной. Домовой жуть, как вонял.

Удивительно, но Нафаня согласился без обычных шуточек в стиле «А не пошел бы ты!».

Спустя двадцать минут, он пил горячий чай из своей любимой кружки, болтал ногами, сидя в кресле и излучал просто неземное счастье. Я задорно подмигнул домовому и спросил:

- Так, что? Расскажешь? Горемыка, ты мой.

- Андрюшечка… Ты это. Прости меня, – завел свою привычную песню Нафаня. – Я дурной. Ой, дурной. Каких я страстей натерпелся, пока шлялся, где не попадя.

Глотнув чай, домовой принялся рассказывать о своих приключениях:

- Ох, Андреюшко. Деялись мне чуда чудные, да люди дурные. Подался я сначала к панкам. Думал, приютят сиротинку бесприютную. Ага, фиг там. Заржали и говорят мол, гляньте, какой карлик волосатый. Они даже с пьяными глазами не поняли кто я такой. Священники от меня крестились и убегали с воплями, крича что-то вроде – «А. Мелкий бес. Боже, спаси мою душу. Не дай мне сгниити в распутствах мирских». Ролевики дурацкие, стали кидать в меня пивные бутылки, говоря, что не берут к себе в компанию инвалидов и слишком на троллей похожих. Ночевал я с бомжиками, которые сперли мою торбу, и в одиночку вылакали мой виски. А я всего-то показался им. Как тебе. Вот как верить потом в философию русского рока? А, барин?

Нафанины приключения походили на старорусские комедии «Особенности народного дуракаваляния в разное время года». Мой сосед выбрал весну. С каждым предложением Нафаня сутулился все сильнее, пока окончательно не заныл и не захлюпал носом. Я, вздохнув, раскрыл руки, и блудный домовой, завывая, как Кентервильское привидение, ломанулся ко мне в объятия. Успокоившись, дух еще раз извинился:

- Я же знаю, что ты меня простишь. Ты слишком хороший, барин, – подобострастно заулыбался домовой. – Кормишь вот Нафанюшку, купаешь, шерстку ему расчесываешь.

- Так. Не разводи слезы. Я только убрался, – не сдержал я улыбки, радуясь, что барабашка вернулся в родные пенаты.- И заканчивай коверкать мое имя!

Нафаня, хмыкнув еще пару раз, свернулся калачиком в кресле и практически мгновенно уснул.

Закурив сигарету, я задумался. Домовенок обиделся, но вернулся обратно. Мир уже не так верит сказкам, как раньше. Домового принимают за обезьянку, карлика, или черта, но никто не видит в нем, той красоты, что я. Технический прогресс не стоит на месте и постепенно старые легенды и мифы, вытесняются новыми гаджетами и спецэффектами.

Нафаня конечно бесит порой, и ведет себя довольно безобразно. Но… он милый. Может быть добрым. Прекрасно управляется по дому. И так часто заставляет меня улыбаться, что я готов простить мелкому пакостнику, все злодеяния. Почти все.

Я укрыл посапывающего духа одеяльцем и, зевая, направился в свою комнату. Нафаня вернулся. И я был этому очень рад.

Ранним утром, я проснулся от вкусного запаха, заполнившего собой всю квартиру. На кухне священнодействовал Нафаня, и я позволил себе поваляться пару минут в теплой кровати, улыбаясь солнечному лучу, проглядывающему через занавески. Затем, таки, встав, направился завтракать. Кухня встретила меня радостными звуками из старенького магнитофона. Нафаня жарил пирожки, под нетленку Арии – Встань, страх преодолей.

- Мм, Нафаня. Ты просто бог, среди поваров, – заискивающе, сглатывая слюнки, проговорил я.

- Цыц, холоп. Не лезь своими корявками в мои пирожки. Пока не готово, – авторитетно заявил домовой и стеганул меня по спине полотенцем. Нафаня вернулся. Свой, как три рубля.

- Выгоню, чертушка, – ласково пообещал я. – Продам тебя в бродячий цирк, будешь сидеть под афишей «Мохнатый ребенок, что никогда не принимал горячую ванну».

- Неа. Не выгонишь. Слишком ты ко мне привязался, дурилка, – Нафаня высунул язык и радостно загоготав, кинулся ко мне.

- Ох, барин, как я скучал. Ты ж мой друг, хоть и смердишь во сне частенько. Чем я вообще думал, бросая тебя, – барабашка осклабившись, пощипывал волоски на моей руке.

- Задницей ты думал, пакостник, – сурово, но с улыбкой произнес я. – Теперь подумаешь, прежде чем лезть, куда не надо.

- Тут и думать не надо, – веско заявил домовой, подняв вверх мохнатый палец, и смотря на меня. – Тебя ценить нужно. Заваривай чай и айда завтракать.

Ранним утром, домовой и я, сидели за столом, уминали горячие пирожки, запивали чаем, и беззлобно подкалывали друг друга. Я прекрасно понимал, что без этого комка пороков, моя жизнь была бы пресной пародией на настоящее счастье.

ЗЫ. Немного оффтопа для читателей:

Друзья, спасибо за ваш интерес к мелкому домовому. Очень радостно наблюдать, что мои истории поднимают вам настроение.

Мне поступило много предложений насчет книги. Рукопись готова и я даже увеличу ее на несколько глав. К сожалению, издательства завалены рукописями на годы вперед и остается только краундфандинг. Я готов запустить проект на Планете, чтобы книга про Нафаню увидела свет. Конечно, первый тираж будет небольшим, но его можно будет допечатать в случае повышенного интереса. Чтобы понимать, кому будет интересна книга, я предлагаю вам пройти опрос на моей странице вКонтакте, запись на стене - http://vk.com/hektorhouse (Уважаемые модераторы, в правилах не увидел, можно ли вставлять ссылку на свою страницу. Если что не так, не пинайте тапками, господин Бубль так делал).

Также понимаю и то, что без хейтеров не обойдется, но мы справимся! И если вы хотите книгу про Нафаню, то вы ее получите. Спасибо за внимание, ваш грубиян Гектор.

Привет Пикабу.

Выкладываю продолжение истории про моего буйного соседушку Нафаню. Хочу вновь поблагодарить вас за внимание и интерес к моему творчеству.
Хоть вКонтакте мне частенько приходят негодующие сообщения от анонимов, что говорят де "я специально подписан на тебя и буду минусовать каждый пост, зачем ты выкладываешь тексты, их все равно никто не читает", не переживайте. Уверен, что Нафаня нашел свою аудиторию и истории о нем будут выходить, пока есть интерес к его персоне. Хорошего дня, друзья. Ваш грубиян, Гектор.

Глава шестая. Аристократические замашки.

Мой маленький домовой оказывается очень ранимый и чувствительный, как сто мягких игрушек, постиранных отбеливателем Ласка. Нафаня любит внимание, и если маленького духа не баловать этим редким в последнее время подарком, то он начинает обижаться. Как Нафаня чудит вы уже в курсе. Но напомнить следует. Жизнь с ним крепко отдыхает от кинематографа и литературы.

Утром двадцать третьего февраля, я проснулся с не проходящим чувством, что должна случиться какая-то пакость. В моей комнате все находилось на старых местах. Кроме потертой коробки, в которой жил птицеед Олег, напугавший Нафаню до паранормального тика. Что впрочем, не помешало в дальнейшем очень крепко полюбить волосатую зверушку. Это я про Олега.

Зверушку пришлось отдать на содержание знакомому арахнофилу Павлику, который не глядя отвалил за паучишку втрое большую сумму, что я заплатил первоначально. Олег требовал ухода, а Нафаня после пары дней наотрез отказался кормить паука червячками, пытаясь подсунуть копченую колбасу. Но история не про паука, а про внимание к Нафане.

Утро Дня Защитника Отечества, было сырым и холодным. Вытащив из-под одеяла ноги я, зевая, потопал умываться, не удивившись тишине вокруг. Вчера вечером, Нафаня крепко скандалил. Поругался со мной и залез на холодильник с бутылкой виски, украденной из бара и украденной пачкой Chancellor, которые стал курить после того, как просидев полчаса над своей фотографией из детства, заявил:

- Барин, родители-то мои благородные и хорошо одетые люди, и я получается аристократ. Следовательно, я буду курить только изысканные сигареты, и пить дорогое спиртное. А убираться в квартире ты теперь будешь сам.

- Нафань, ты прости, но в тебе ни капли нет от аристократии. Ты волосатый матерщиник, плюющий на голову соседям из окна. Аристократы себя так не ведут, – резонно парировал я. На что получил целый ушат мата из Нафаниного «аристократичного» рта.

- Смерд, – Нафаня выпучил глаза и смачно выдал длинную и громкую отрыжку – Как смеешь ты обращаться со мной подобным образом. Я барин теперь!

- Ты же рыгаешь, прости Боже, как последний холоп. Благородным господам не пристало так выражаться, Наф, – я вытирал выступившие от смеха слезы.

- Поелику, я славный и гордый сын рода человеческого, – понесло Нафаню в дебри истории. – Отныне, ты будешь проявлять ко мне больше уважения. Иначе я высеку тебя ночью розгами!

- Вот поелику ты славный и гордый, то иди и зарабатывай деньги на свои напитки и сигареты сам, – я выдал гневную тираду не жалея ушей мелкого духа. Который почесал свой зад и, встав, молча удалился. При этом стараясь ставить одну стопу на линии с другой, как благородные короли, дабы заметнее была легкость походки. Ничего из этого не вышло. И грохнувшись в коридоре, Нафаня, вскочил, быстро помчавшись в туалет под вопли моего истерического смеха.

Этим утром пахло пакостями, которые начались на кухне. Зайдя в помещение, я увидел самозваного дворянина спавшего на холодильнике, с открытым ртом, выпускавшего слюни и что-то бормоча во сне.

Я демонстративно прошел мимо и поставил на огонь чайник. Закурив сигарету, выпустил ароматную струю дыма в форточку, и задумался о жизни. Мысли о жизни испортил очень громкий чих, ругательство, и звонкий выход газов из чьей-то мохнатой задницы. Нафаня проснулся. Я тихо включил радио и под звуки Венского вальса наблюдал, как кряхтит родовитый барон, пытаясь слезть с холодильника. Ожидаемо, Нафаня растянулся на полу и, метнув мне гневный взгляд, сказал:

- Андре, это не смешно. По этикету, упавшему домовому нужно подать руку и принести хлеб-соль с яичничкой.

Страсть домового к яичнице превосходило все виденное мной ранее. Нафаня умел готовить сотни различных вариаций, одна вкуснее другой. Но более всего любил приготовленную моими руками, яичницу.

- По этикету, упавшему домовому нужно вызвать священника, дабы провести обряд изгнания мелкого пакостника из дома, а затем угостить парой тумаков на дорожку, – саркастично вставил я.

- Бе. Холоп ненавистный, – Нафаня вытащил длинный язык и угрожающе им замотал. Впрочем, на меня это не действовало. Я привык к подобным выходкам злого духа. Демонстративно промолчав, я стал жарить яичницу себе, краем глаза смотря за императором в замусоленной майке. Который алчно уставился на сковороду, шипевшую горячим маслом, и от восторга забыв спрятать язык. Язык, смешной трубочкой, так и свисал изо рта Нафани. Сдерживая желание дернуть за висящий орган, я поперчил и посолил яичницу. Выложив на тарелку, налил себе стакан вишневого сока и, усевшись за стол, начал трапезничать.

Нафаня не в силах это вытерпеть, вскочил на табуретку и стал гипнотизировать меня темным глазом, иногда вздыхая, как бурлак, тащащий здоровенный нефтяной танкер. Я, смотря в глаза домовому, аккуратно прибрал остатки яичницы кусочком хлеба и, закинув мини-бутерброд в рот, запил соком.

Тяжкий вой разнесся на кухне. Юный предводитель дворянства бился в припадке на полу, гнусавя грустным голосом:

- О горе мне, древляне. За что постигла кара вашего слугу. Не в силах я терпеть пожирание ненавистным халдейским ртом божественного блюда из яиц. Уууу.

Дух катался на полу и в остервенении начал скулить.

- Может, просто извинишься? – предложил я.

- Нет. Не мне поклоняться безродному холопу, – провыл Нафаня, утирая слезы серой майкой, которая раньше была белой. – Высеку тебя, Андреюшко за такое наплевательство!

- Как хочешь. Только после извинений за твое ужасное поведение, я смогу простить тебя, – произнес я менторским тоном и пожурил домового пальчиком. – Мне пора на работу. Ведите себя хорошо, ваше высочество. Вы домовой, защитник дома, а ведете себя, аки распутная куртизанка, – да, я тоже мог разговаривать культурно. Нафаня на мою тираду, удивленно замолчал и, потирая маечку, поплелся в туалет, дабы предаться аристократическим размышлениям над моими словами.

Рабочий день был на редкость ленив. Праздник же. Сидя в пустом офисе, я оперировал обтравочными масками, фильтрами, наложениями, слоями, и уровнями. Тяжек хлеб дизайнера, который раз говорю я. Выкинув пару готовых идей и в итоге закончив проект, я посмотрел на часы. Учитывая, что день был коротким, я осознал, что время пролетело ужасно быстро. Пора было идти домой к зазнавшемуся духу.

По пути, я решил все-таки его побаловать. И купил в магазине атрибутики майку Cannibal Corpse стильного черного цвета. Мой бабайка любит такие вещи. На сдачу я захватил кулон с египетским крестиком. Положив все в фирменный пакетик, направился дальше.

Придя домой и, открыв дверь ключом, тихо позвал:

- Ваше сиятельство. Соблаговолите встретить слугу вашего нерадивого.

Ответом вновь была тишина. Я, хмыкнув, разделся и, бросив пакет с майкой в комнате, пошел на кухню. Открыв дверь, поневоле разинул рот.

На подоконнике, завернувшись в плед, с чашкой кофе в лапках, сидел очень грустный Нафаня.

- Наф, ты чего? – опешил я.

Увидев меня, домовой пулей слетел с окна, и, вцепившись в ногу, протяжно заныл. Я бережно поднял чумазого духа и прижал к плечу.

- Ну что такое? Что случилось, мой принц? – в ответ на это Нафаня завыл еще сильнее. - Народ вас не любит и кидает в вас гнилые помидоры с конскими яблоками?

Битых полчаса я пытался успокоить домового. Уговорами и поглаживанием шерсти, я таки добился своего. Нафаня хлюпая носом и сморкаясь трубно в свою майку, выдал ответ на мои вопросы:

- Андриюшка. Я такой паскудник. Старый бис. Вот дернуло же считать себя снобом. А я просто хотел твое внимание привлечь. Ты постоянно на работе. А Нафанюшка один дома, страдает, стены грызет в припадках от скуки смертной.

- Наф, я же зарабатываю деньги. Жить нужно как-то, – я логично ответил ему.

- Да, я знаю. Но все же. Раньше мы веселились, нашли тайник с моим фото. Даже Олега я принял. А теперь ты забросил меня. Андрюшенька… я тебе не нужен? Скажи, а? – Нафаня лапкой аккуратно теребил мою штанину.

- Глупый, – я ласково улыбнулся и вновь взял барабашку на руки. – Я тебя не брошу. Ты мой сосед. Почти семья. И у меня есть для тебя небольшой подарок, хоть ты, обормот ужасный, постоянно меня доводишь до белого каления.

Дух вырвался из рук, глаза алчно загорелись. Такова нечистая сила, что поделать. Быстро сходив в комнату, я протянул Нафане майку. Развернув ее, Нафаня потрясенно молчал. Пока не задрожала волосатая губа.

- Хозяин подарил Добби рубашку. Добби любит хозяина, – и, заныв в который раз, бросился ко мне. Удивительно быстро переодев майку, бросив грязную в стоящее рядом ведерко. Теперь на нем красовался черный балахон с цветным вокалистом Каннибалов, Фишером, что скалился и показывал язык. Как Нафаня. Дух спрыгнул и, смутившись, протянул мне маленький сверток:

- Это тебе, барин. Мой подарок.

Я с любопытством развернул бумагу и увидел небольшой рисунок, вправленный в рамочку. На рисунке был нарисован Я корявой рукой Нафани. Рядом, сам домовой, похожий на гремлина Гизмо из старого фильма, и с размашистой подписью – «С празднекам Андрей!»

Я обнял коротышку, который улыбнувшись, прильнул ко мне. Внимание друг к другу, может помирить кого угодно. Даже если это зловредный домовой и его саркастичный хозяин.