farewell.max

В одном Царстве-Государстве жил да был рыжий пастух, и был он влюблён в дочь мясника.

Дочь мясника любила гулять по ночам по крыше сарая и смотреть на Млечный путь - словно кто-то разбросал тонкие серебряные иголки по небу - холодная колючая дорожка.

Она была романтичной натурой, хотя и немного испорченной запахом крови.

Мясник любил свою дочь больше всего на свете. Очень сильно. Так бывает. Но иначе, чем рыжий пастух. И поменьше. В конце концов у него была не одна дочь, а пятнадцать, или даже шестнадцать, он не помнил точно. А сына не было. «Кто в старости подаст стакан воды, подхватит кто топор из ослабевших рук?»: грустно думал он пятистопным ямбом и смотрел на силуэт, балансирующий на крыше.

Опасно.

Сыну бы он так шляться не разрешил.

Мать дочери мясника умерла рано, от золотистого стафилококка и столбняка. Она не любила врачей, поэтому лечила раны подорожником и конским навозом. От навоза раны зарастали особенно быстро. Но не в тот раз. Раны она любила наносить себе сама острыми предметами. Ей казалось, что так ей будет легче жить.

А жила она тяжело.

Но недолго. Я уже говорил.

Овдовевшего мясника любила местная трактирщица. Она жила долго и хорошо. Кроме мясника она любила рыцарей. Рыцари всегда платили золотом и заказывали много пива. Трактирщица знала, что пиво они любят больше, чем её. Но почему-то не очень расстраивалась.

Она была мудрая женщина.

Рыцари носили белые плащи и мячи с тяжёлыми рукоятками. Они любили не только пиво, но и своего короля. Это было написано у них на щитах. Они часто и громко читали эту надпись вслух и прикладывали руку к сердцу.

Но на самом деле они не любили короля.

Они любили принцессу.

Принцесса была прекраснее всех в королевстве.

Она любила борщ.

Жила-была на свете Ведьма-ёж. А что? Бывает. Никого же не удивишь царевной, скажем, лягушкой. А чем ёж хуже? Ведьма даже не знала, что она - ёж. Просто любила пофырчать и домой таскала яблоки всякие, фантики.

Вообще всё, что попадалось таскала.

Однажды притащила себе ступень ракеты-носителя "Ангара", а на ней - инопланетную форму жизни в виде невидимого котёнка. Кошки. Невидимая кошка была чёрной, с белыми усами по краям. Она мурчала, тёрлась о ноги и требовала куриного фарша и ласки.

За кошкой охотились NASA и орден тамплиеров.

Древнее пророчество гласило, что когда куриный фарш закончится и кошка подрастёт, то она сожрёт солнце, а после доберётся и до самого господа нашего, Бога, кем бы он на самом деле ни был. Это тамплиеры, конечно, упирали на древние пророчества, а NASA получило приблизительно тот же прогноз из современных данных - путём тщательных кропотливых измерений и научного анализа спектров и всего остального, чего они там вообще анализируют.

Поэтому невидимую кошку Ведьма ото всех прятала, благо прятать невидимою кошку оказалось не так сложно. Гораздо сложнее её оказалось потом искать. Кроме кошки у Ведьмы была ещё своя ручная птица. Вполне земная и видимая. Но она постоянно куда-то улетала.

Поэтому бывало так, что сидит Ведьма-ёж у себя дома, а кругом тишина и глазу не за что зацепиться.

И казалось Ведьме, что на самом деле она одна, и нет у неё никого, ни птицы, ни кошки, а только депрессия и иголки по краям. И от этого становилось немного грустно и хотелось забраться в прошлогоднюю листву и фырчать там до следующей весны.

Спасали только колокольчики. Медный и серебряный. По одному на каждого.

Можно было сидеть и слушать, как вдалеке что-то слегка тренькает. Жива птица, значит, летает где-то, всё хорошо.

А рядом кошка ходит - звенит по углам, курятину ищет. Приятная мелодия, а так и не подумаешь, что звуки апокалипсиса.

Как-то раз Ведьма захотела стать иллюстратором.

Она лежала и думала, что, вот, скажем, есть талантливые пианисты, гениальные физики (про физиков было думать почему-то не очень приятно, но они есть и никуда от этого не деться) или даже просто сантехники от бога, и лишь она одна - бесталанная жирная тварь. Внезапно под кроватью что-то зашуршало. Ведьма разгребла фантики из-под шоколадных конфет, отложила планшет с интернетами в сторону и перегнулась через край, посмотреть что там творится и какого вообще чёрта.

А там творился почему-то Кот-в-сапогах. Он ловил блох у себя на спине, клацая зубами и причавкивая. Заметив, что его заметили, Кот выскочил на середину комнаты, слегка прихрамывая правой лапой.

- Натирают, сволочи, - пояснил он изумлённой Ведьме. - На пятке. Пластыря нет?

Ведьма потрясла головой, пытаясь стряхнуть иллюзию и образы кошачьих пяток.

- Ты кто? - спросила она.

- Я джинн, - сказал Кот. - Почеши за ушком, загадай желание и всё такое. - Он ещё раз посмотрел на ведьму и тяжело вздохнул. - Что?! Нас всегда неправильно представляли. Лампы, газообразные мужики в повязках - нет предела человеческой фантазии, сама знаешь. Не соврёшь - сказку не расскажешь.

Кот стащил сапоги и запрыгнул на кровать.

- Господи, наконец-то, какое счастье. - мурлыкнул он сворачиваясь клубочком в Ведьминых ногах.

И тут же заснул.

А Ведьма поглаживала его, почёсывала за ушком и думала, что с шоколадом пора завязывать. Особенно опасны конфеты с красными фантиками. Кто знает, что в них туда напихали, даром что вкус странный.

Под утро Кот ушёл. Встал, морщась, нацепил сапоги и был таков.

- А желание-то какое? - спросил он обернувшись. - Чего тебе хочется?

- Рисовать, - сказала Ведьма, решив, что может быть откровенна с собственными глюками. - Не как в институте, а взаправду. Хочу быть талантливым художником.

- Ну, ладно, - Кот пожал плечами, исчезая.

- И ножки! Хочу стройные ножки! - крикнула она вдогонку, но было поздно.

Как только Кот ушёл, села Ведьма проверять, действует ли волшебство. И во те на те - действует. За что Ведьма ни возьмётся - карандаш, фломастер, акварель или даже ручку шариковую, - всё получается хорошо. Кровью даже пробовала писать. На обоях. Большего идиотизма было не придумать. Но тоже ничего так вышло, живописненько.

Стало с тех пор Ведьме шедевр написать - что кекс испечь. Но всё равно сама рисовала она редко. Либо когда в институте заставляли, либо когда совсем делать было нечего.

Зато не реже раза в месяц наведывалась в Третьяковскую галерею. Ночью. Поправлять работы старых мастеров. Больно много у них в картинах ошибок и помарок было. Раздражает.

И каждый раз перед сном заглядывала с надеждой под кровать. Не видать ли там джинна.

- Стройные ножки... - бормотала она, засыпая, и горестно качала головой.