Лев 2.0: Дорога на Авалон
Истоки
Льву Эль’Джонсону эпохи Великого крестового похода и Ереси Хоруса я посвятил три стрима. Столько же – только у Ферруса и Лоргара. И это, не считая серии стримов про Первый легион, где я так или иначе упоминал примарха в разных контекстах. Именно поэтому кажется излишним начинать разговор с очередного анализа «калибанского маньяка».
Но учитывая, что сегодня мы будем говорить о новом Эль’Джонсоне, с которым нас знакомит новелла Майка Брукса «Лев: Сын Леса», было бы неправильно хотя бы в общих чертах не описать Повелителя Первого таким, каким его знали братья и сыновья в прошлом. Ведь Брукс в своей книге делает упор на этот концептуальный контраст, что обуславливает практически все сюжетные ходы.
Итак, Лев Эль’Джонсон из таймлайна 30к – отличный воин и один из лучших поединщиков, но – отнюдь не лучший, что успешно доказал Русс на Дулане, а также Кёрз во время Трамасского крестового похода и позже на Макрагге. Калибанец, без сомнения, является выдающимся тактиком, но опять же – он не возглавляет топ, что подтверждается упомянутой Трамасской кампанией, где его неоднократно обыгрывал Севатар. Стратегия – тоже сильная сторона Льва, но это вовсе не его исключительная черта, о чём наглядно говорит ситуация с орудиями Диамата и действия Эль’Джонсона на заключительном этапе Ереси.
Лев обладал нулевой эмпатичностью, он мог быть жесток и мстителен, но главное – в его сердце всегда жил катастрофический изъян в виде нереализованных амбиций, которыми в разное время с лёгкостью воспользовались Пертурабо (Диамат) и Жиллиман (Империум Секундус). При этом, хотя тот же Русс считал, будто Лев не предал только потому, что не хотел быть вторым после Хоруса, и несмотря на то, что эта мысль кажется вполне разумной, учитывая мотивы калибанца в ходе Ереси (например, почему он на самом деле согласился стать Лордом-защитником Империума Секундус), я не думаю, что Повелитель Первого действительно мог отвернуться от отца.
Сольник Эль’Джонсона из серии «Примархи» наглядно показывает, что между ним и Императором существовала особая связь. А сольник Русса из той же серии демонстрирует, что пусть Лев зачастую вёл себя как импульсивный и недалёкий юнец, всё же существовали границы, которые он не мог позволить себе перейти (Эль’Джонсон сохранил секрет Космических Волков, хотя мог обнародовать тайну и получить очевидную выгоду от этого).
На мой взгляд, у Льва периода Ереси Хоруса есть несомненные сильные стороны – он действительно хороший воин и стратег, весьма неплохой лидер, и он абсолютно лоялен. Но отрицательных сторон у него куда больше, чем принято считать. И раз уж книга Брукса во многом сосредоточена на взаимоотношениях между Эль’Джонсоном и его сыновьями, я не могу не привести великолепную цитату из «Льва» Гэва Торпа:
Сенешаль так до конца и не понял, что случилось дальше. Лев шевельнулся, и через долю секунды расколотый череполикий шлем уже летел, вращаясь, в свете тусклых огней стратегиума, оставляя в воздухе кровавую дугу. Обезглавленный труп Немиила с грохотом рухнул на пол. Лев вскинул и показал руку в окровавленной и утыканной осколками керамита перчатке.
Корсвейн, в ужасе от случившегося, поглядел своему примарху в лицо. На мгновение он увидел выражение удовольствия, глаза Льва блестели, когда он наблюдал дело своих рук. Через секунду все исчезло. Лев, казалось, понял, что совершил, лицо его исказилось от боли, когда он опустился на колени рядом с останками брата-искупителя.
Обратите внимание – на краткий миг Корсвейн увидел, как его примарх искренне наслаждается убийством своего сына. И ведь это не предатель. Это капеллан Немиил, который попытался настоять на том, что Никейский Эдикт нерушим, ибо такова воля Повелителя Человечества и альтернативных приказов не поступало.
Я уже рассуждал об этом эпизоде и даже пытался оправдать Джонсона, мол, ситуация была критическая, а времени на распри не оставалось. Тем не менее, очевидно, что примарх мог обезоружить капеллана и попросту вырубить его, приказать посадить под замок, изолировать. Ввиду катастрофической разницы в способностях между примархом и капелланом, Немиил был в полной власти Льва, и я не вижу здесь реальных причин, чтобы убивать его. Кроме одной – Немиил усомнился во власти примарха, поставив выше власть Императора. Да, да, те самые амбиции, львиный изъян…
В заключение этой части приведу комментарий Майка Брукса из послесловия к его новелле:
Лев Эль’Джонсон кажется не очень приятным парнем. В эпоху Крестового похода и Ереси он отчасти ведёт себя лицемерно, когда дело касается тайн и сомнительных методов. (Например, создать новый Империум на тот случай, если старый уже сгорел,
– это Очень Плохо, а применять артефакт Хаоса, чтобы перемещать корабли по своему желанию, – Нормально.) Лев считает себя особенным, так как Папа доверил ему кучу шикарных игрушек. Если бы какой-нибудь примарх имел право показывать всем листок бумаги со словами «Мне можно делать всё, что хочется», это был бы именно Эль’Джонсон. (В данном случае он отличается от Кёрза тем, что Конрад написал бы то же самое на вашей печени.)
Фабула
Повторюсь, у меня есть подробные стримы с полной характеристикой Льва, и если вышеприведённых набросков вам недостаточно – можете ознакомиться с источниками. Сегодня у нас на это нет времени, поэтому переходим собственно к книге Брукса, которая посвящена возвращению калибанца в Империум спустя десять тысяч лет после его дуэли с Лютером.
Напомню, что Лютер тогда выжил и как минимум физически был полностью здоров, а вот Джонсон впал в некий топор и всё это время находился в глубинах Скалы, оберегаемый Смотрящими-во-тьме, которые помогали ему ещё со времён становления примарха в калибанских лесах. Кстати, во время оно Смотрящие настоятельно рекомендовали Льву вернуться на родную планету, а не играть в Лорда-защитника, но примарх, в полной мере осознавая, что рискует легионом, в очередной раз предпочёл удовлетворить свои амбиции (об этом читаем в «Ангелах Калибана» Гэва Торпа, где в финале Лев прямо об этом говорит).
Теперь к новелле. Без спойлеров тут в любом случае не обойтись, но общий сюжет для нас не так важен, поэтому опишу его кратко – по вехам. Лев внезапно пробуждается ото сна и Смотрящие-во-тьме ведут его через некую реальность (не обязательно варп, об этом мы ещё поговорим). В итоге, примарх попадает обратно в материальную вселенную и оказывается на Камарте. Это планета джунглей, во многом напоминающая Калибан. Мир контролирует варбанда хаоситов, а один из так называемых Падших по имени Забриил по мере сил оберегает местное население.
Память постепенно возвращается ко Льву в течение первой половины книги, но даже когда он вспоминает всё, Джонсон не отрекается от Забриила, своего первого союзника в новом мире. Напротив – он намерен собрать вокруг себя как можно больше Падших и хочет забыть о былых ошибках (это мы тоже обсудим подробнее в дальнейшем). Лев освобождает Камарт, затем Смотрящие-во-тьме через ту самую «некую реальность» переправляют его на Авалус, где примарх находит ещё несколько Падших и собирает небольшой флот благодаря полному содействию местных властей.
В финале книги Льву удаётся одолеть главного антагониста – Серафакса, тоже Падшего, но ставшего чернокнижником. Серафакс – весьма колоритный персонаж и о нём можно говорить довольно долго. Здесь упомяну только его мотив. Когда чернокнижник узнал о возращении примарха и убедился в том, что Лев – это действительно Лев, он решил воплотить в жизнь безумный план, в котором, как кажется, может присутствовать рациональное зерно. В заключительной части повествования Серафакс захватил Джонсона и раскрыл ему свои планы:
– Варп многое мне рассказывает, хоть и не всему можно верить... Но да, Отец, Император цепляется за существование на Золотом Троне. Иначе в Имматериуме поднялась бы такая волна, что её ощутили бы и самые затупленные люди даже на этой стороне Великого Разлома. Нет, Он жив, и я отправлю тебя на встречу с Ним.
Лев ошеломлённо моргает.
…
– Императору нужно позволить умереть, – говорит Серафакс, поднимая посох. Над алыми каплями виднеется дым, его струйки ползут вдоль начерченных на полу линий. – Для таких, как Он, смерть – только начало. Лишь после неё Он полноценно вознесётся в варп как истинный бог, коим и является. Там, более не сдерживаемый якорем сломленного тела, Он уничтожит Губительные Силы и стенающих божеств ксенорас, после чего направит человечество во второй Великий крестовый поход.
Любопытное видение, не правда ли? Дать Императору умереть, чтобы он переродился истинным богом и помог человечеству одолеть всех своих врагов. Быть может, в словах Серафакса действительно есть истина. Но я не вижу смысла рассуждать об этом по двум причинам. Во-первых, вряд ли мы получим однозначный ответ, как минимум – не в ближайшее время. Во-вторых, «Конец и Смерть» Абнетта, похоже, даёт нам некоторые намёки и об этом мы тоже вскоре поговорим.
Итак, Джонсон побеждает своего сюжетного противника и объявляет о создании Львиного Протектората. Так как он находится в Тёмном Империуме и Цикатрикс Маледиктум отделяет его от той половины галактики, где расположена Терра, примарх ничего не знает о Тронном мире и Жиллимане. Поэтому он принимает решение объединить вокруг себя всех, до кого только сможет дотянуться, чтобы защитить людей от Хаоса. И он искренен в своём порыве, от былых амбиций не осталось и следа. Но я забегаю вперёд.
Король-рыбак
Первый значимый для нас эпизод в новелле Брукса – переход Льва из торпора на Камарт, где начинается его путь в новом мире. Как я уже сказал, его ведут Смотрящие-во-тьме, причём буквально – они всегда рядом и даже дают примарху подсказки (в книгах по Ереси я не помню, чтобы мы видели их прямую речь, здесь же она есть).
Реальность, через которую движется на тот момент ничего не помнящий Лев, подёрнута серым туманом, тут всегда сумрак, положение солнца невозможно определить. Вокруг плотный лес, но, как потом отмечает Эль’Джонсон, этот лес вовсе не калибанский, да и растения здесь смертельно ядовиты даже для примарха, они с лёгкостью разрушают силовую броню.
По пути Лев подбирает элементы своего доспеха, но пока не находит оружия. И тут, в самом начале, примарх встречает некоего мужчину, который сидит в лодке недалеко от берега реки и рыбачит. На голове мужчины корона (лишь золотой обруч, но всё же).
Лев понимает, что мужчина ранен и его кровь капает в воду. В воде движутся какие-то тени, они плавают вокруг лодки, но не показываются на поверхности. Джонсон окликает раненого короля, но тот не отвечает. Примарх пытается приблизиться, он ступает в воду и тени тут же направляются к нему. Появившийся рядом Смотрящий-во-тьме (примарх сразу точно знает, что существо зовут именно так) говорит Льву, что ему нужно вернуться на берег. Примарх мгновение борется с самим собой, но в итоге уступает, понимая, что стоит прислушаться к советам странного создания, с которым его что-то роднит (напоминаю, в тот момент Джонсон ещё ничего не помнит).
Когда Лев спрашивает у Смотрящего-во-тьме, почему король молчит, существо отвечает: «Ты ещё не задал верный вопрос». Джонсон не понимает, что это значит. Смотрящий также говорит, что тени в воде убили бы примарха, останься он там.
Льву ничего не остаётся, кроме как идти дальше, и вскоре он видит каменное строение, но Смотрящий-во-тьме предостерегает его, говоря, что Джонсон ещё не готов. Существо советует следовать своей природе и Лев буквально берёт след – он чует порчу варпа (благодаря «Ангелам Калибана» и сольнику Льва мы знаем, что у него действительно есть такая способность). Следу приводит примарха на Камарт.
Этот стартовый эпизод важнее, чем кажется. Потому что здесь, в самом начале романа, Брукс даёт нам ответ на главный вопрос – кто вернул Льва и зачем. Разумеется, это король-рыбак. Образ известный, поэтому поясню лишь в общих чертах. Король-рыбак встречается в нескольких произведениях Артурианы. Условия и обстоятельства отличаются в зависимости от конкретного романа, но есть у персонажа неизменные черты.
Король-рыбак является правителем/защитником, а иногда и физическим воплощением некоей страны. Он всегда ранен и фактически умирает. Его рана необычна, в некоторых источниках упоминается «порча». Король-рыбак слаб, он не может излечить себя и защитить свою землю. При этом страна короля также приходит в упадок. В большинстве сюжетов главный герой (рыцарь) выполняет задание и исцеляет короля, иногда это занимает многие десятилетия.
С королём-рыбаком почти всегда связаны Святой Грааль и Копьё Лонгина, есть и другие любопытные детали, но в нашем случае они неважны. Важно, что король-рыбак, которого встречает Лев, это, несомненно, Император. Аналогия очевидна – перед нами раненный правитель, который находится между жизнью и смертью. Он не может исцелиться, а его земля беззащитна, ему нужен рыцарь, который излечит его рану и спасёт страну. Кроме того, при взгляде на короля-рыбака Джонсон отмечает, что раньше его пепельная кожа была «насыщённо каштанового цвета», а мы знаем, что Повелитель Человечества был смуглым, как минимум – в том воплощении, когда под именем Неот он начал свой путь на берегах Сакарьи.
И тут для нас бесценен комментарий Брукса из послесловия к новелле:
В книге упоминается, что Лев
– фигура из артурианских легенд. Под Артуром, естественно, имеется в виду Истинный король Англии, который якобы пробудится от долгого сна на Авалоне и вернётся, когда будет нужен своей стране. Я решил поиграть с данным мотивом, поэтому внимательные читатели заметят влияние мифа: имена, меч в камне, Зелёный Рыцарь... Король-рыбак.Идея вывести Императора в таком образе неожиданно возникла у меня однажды утром. Смотрите, раненый монарх заперт в своём замке и ждёт того, кто сумеет его исцелить. Такие сходные черты нельзя игнорировать в книге, куда уже задумано ввести отсылки к Артуриане, поэтому я включил в роман фантасмагоричные сцены, вдохновлённые разговорами между Малкадором, Императором и Хорусом в «Осаде Терры». Конечно же, в моей истории излечить Короля-рыбака нельзя, и я задавался вопросом, не будет ли сюжетная линия выглядеть из-за этого незавершённой.
Однако тут надо сказать спасибо Джанет Ын: она подсказала мне, что в мифе также встречается несовершенный рыцарь, который находит замок с Граалем, но не исцеляет Короля-рыбака. Вот так мы получаем Льва, Несовершенного Рыцаря. Он могуч, но не идеален.
Сомнений нет, король-рыбак – это Император, а Лев – тот самый рыцарь, который хочет спасти его. Кстати, много лет назад на первом стриме про Эль’Джонсона, я именно так определил его архетип – рыцарь с изъяном. Прошли годы, вышел сольник Льва, новые книги по Ереси и теперь – новелла Брукса. Как вы понимаете, моё видение калибанца оказалось на сто процентов верным. Так что, смею надеяться, я не ошибаюсь и в остальном.
В первой части новеллы есть ещё пара любопытных моментов. Например, когда Смотрящий-во-тьме говорит Льву: «Ты ещё недостаточно силён», Джонсон размышляет о физической силе, но Смотрящий, очевидно читающий мысли примарха, прерывает его фразой: «Тебе нужна иная сила». Позже Лев и мы вместе с ним поймём, какую силу имеет ввиду странное существо. А ещё интересно, что на вопрос Льва о том, где он находится, Смотрящий-во-тьме, отвечает: «Это дом». Правда, он не поясняет, чей именно. Но Вскоре это мы тоже узнаем.
Откровение
Так как выше я кратко описал сюжет новеллы, сейчас можно сосредоточиться на конкретных цитатах, которые позволят чётко обозначить основные мысли, заложенные Майком Бруксом в это нетривиальное произведение. Но прежде, чем мы поговорим об изменениях в самом Льве, нам придётся вернуться в прошлое, на десять тысяч лет назад. Хотя в самой книге эти ветки развиваются параллельно и настолько гармонично, что я не могу не отдать должное Бруксу – он мастер своего дела.
Итак, до сего момента мы не имели однозначного ответа на вопрос – что произошло на Калибане, когда Лев вернулся туда после Осады Терры. Учитывая нрав Джонсона и тот факт, что благодаря Смотрящим-во-тьме он знал, кем стал Лютер, я вполне могу предположить, что флот примарха первым открыл огонь.
Лютер периода Ереси, которого мы знаем по книгам, вряд ли сделал бы это, только если к тому моменту он не оказался всецело во власти Губительных Сил. Ещё один кандидат – Мерир Астелян. Он видел Льва насквозь и всегда недолюбливал. При этом Астелян был до мозга костей предан Империуму, он сражался рядом с Императором на закате Объединения и Повелитель Человечества лично коснулся разума Мерира, защитив его барьером, который невозможно было сокрушить и спустя десять тысячелетий.
Так или иначе, Брукс даёт нам однозначный ответ:
Я ошеломлённо уставился на него.
– Значит... Калибан всё-таки открыл огонь первым? Мы стреляли по нашему собственному примарху?
– Примарху, который скорее позволил бы пасть всему Империуму, нежели пустил бы нас в бой! – резко ответил Беведан. – Хорус использовал все имеющиеся у него средства, чтобы низвергнуть Императора, а Лев бросил тридцать тысяч Астартес сидеть на захолустной скале! – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Поэтому да, мы открыли огонь по «Непобедимому разуму», так как знали, что создавались лишь для одного – для войны, но в величайшем конфликте в истории человечества о нас просто забыли. Значит, наш генный отец либо оказался вероломным или некомпетентным, либо сам считал нас таковыми. Ну и о каком примирении могла идти речь после такого?
Однако Забриил узнает это гораздо позже. Изначально он пребывает в неведении, но во время встречи со Львом они вместе открывают для себя куда более важную истину – теперь это не имеет значения. Имеет значение то, что обе стороны совершали ошибки и сейчас нужно лишь признать их, чтобы двигаться дальше. В этом контексте бесценен первый диалог между Львом и Забриилом, когда они встретились на Камарте:
– Это ты предатель! – ярится космодесантник под ним. – Ты бросил нас, бросил Калибан, бросил Империум!
– Ложь! – рычит Эль’Джонсон, но слова Забриила, словно когти, вонзаются в растравленные раны.
Лев знает, что никогда не собирался бросать Империум, но как часто он задавался вопросом, правильный ли выбрал курс? Кемос, Нуцерия, Барбарус: его сыны уничтожили эти миры, стараясь отвлечь предателей от Терры, расчистить путь для Сангвиния и Девятого.
А что, если бы Тёмные Ангелы ринулись вперёд, не считаясь ни с чем? Что, если бы Эль’Джонсон превратил свой легион в наконечник копья, столь любимый Сынами Хоруса, и вонзил его в горло брату-изменнику? Спасло бы это жизнь отцу?
– Ложь? Тогда где ты был десять тысяч лет? – вопрошает Забриил.
Примарх открывает рот, чтобы назвать того глупцом, но теряет дар речи.
Эль’Джонсон понимает и принимает тот факт, что ошибся. Забриил по ходу сюжета много рассуждает о том, что все те, кого вместе с Лютером отправили на Калибан, чувствовали себя преданными, они имели право злиться и даже ненавидеть своего генетического прародителя. Тут можно привести много цитат Падшего, но я ограничусь одной:
После того как ты отправил нас на Калибан, я видел тебя лишь однажды. Тогда флот обрушивал на нас огонь, а наши братья высадились на планету, чтобы вести войну.
Впервые за годы я мельком заметил тебя: ты прорубался через ряды новобранцев, которые никогда не взирали на тебя прежде, и в первом своём настоящем сражении в доспехах Первого легиона они вышли против своего же генного отца и его палачей. Они погибали за считанные мгновения, а ты шёл вперёд. Наверное, искал Лютера.
Больше я тебя не видел, однако даже после всего, что случилось потом, даже когда мир раскололся, а каждого из нас утащил варп, выражение твоего лица не стёрлось у меня из памяти. Я помнил его все эти долгие годы.
Ненависть и ярость, беспримесные и безудержные. Ты стремился убить нас, а мы лучше прочих знали: если ты что-то решил, тебя ничто не остановит.Хотя ты и постарел, я узнал тебя в тот же миг, как увидел, ведь твоё лицо веками преследовало меня во снах. Я решил, что ты либо жалкое подобие моего примарха, сотворённое Хаосом и изрыгнутое Великим Разломом, дабы мучить меня, либо настоящий Лев, наконец явившийся закончить начатое. В обоих случаях я собирался дать отпор.
Интересно, что Лев не сразу приходит к тому, чтобы открыто признать своё несовершенство. И его можно понять. Ведь он намерен возродить мечту отца в Тёмном Империуме, а потому – не имеет права показать слабость смертным. Вот его первое признание:
– Оставайтесь настороже, – приказывает Лев, направляясь к деревьям. – Вряд ли мы идём к врагу, но осторожность никогда не помешает. К тому же бывало, что я ошибался, – едва слышно добавляет он.
Джонсон намеренно говорит это так, чтобы люди ничего не услышали, но обострённый слух Забриила мог уловить его слова. Однако вскоре Повелитель Первого примиряется с собой и понимает, что обязан прямо сознаться в своих ошибках:
– Я подвёл моего отца, – такие слова невольно слетают с губ Льва. – Боюсь, я подвёл и моих братьев, но я не хочу подвести моих сыновей.
Обратите внимание, Лев говорит невольно. Это слова, порождённые сердцем, а не разумом. Он абсолютно искренен и действительно ищет примирения с Падшими. Примарх осознал всю мелочность своих действий в прошлом и хочет измениться. Однако Джонсон видел, на что способен Хаос и отлично понимает, что не все Падшие стали изгоями из-за обстоятельств. Таков его вердикт:
– Я нуждаюсь в моих сыновьях. По крайней мере, в тех, кому можно доверять. Если Разрушение началось из-за злого умысла и лжи меньшинства, а прочие искренне не понимали, что творится, тогда я обязан дать моим сынам шанс показать мне, к какому лагерю они относились.
Разумеется, не все Падшие, даже верные Трону, готовы обновить свои клятвы верности Льву. Слишком сильна их обида и закономерный гнев туманит их взор. Как Джонсон не сразу приходит к пониманию необходимости перемен, так и его сыновьям нужно время, чтобы изменить своё отношение к нему. Впрочем, кто-то соглашается сразу. Вот один из эпизодов, когда Забриил находит группу Падших и хочет отвести их к отцу:
– Мне удалось убедить примарха, что хотя бы кто-то из нас ничего не знал ни о каких враждебных намерениях до того, как его войска пошли в атаку. Теперь он хочет найти всех своих живых сыновей. Думаю, Лев желает примирения.
– Примирения? – зарычал Афкар. – Он вырезал наших братьев: и воинов, которые были в легионе с момента его создания, и неофитов. А теперь он ждёт, что мы поверим, будто случилось недоразумение?
Красный Шёпот опустил оружие.
– Я пойду с тобой, брат.
То есть некоторые Падшие, вероятно – многие из них, все эти годы из последних сил сдерживали чувство вины и искали шанс на искупление. Даже если Лев первым открыл огонь, теперь он признал, что виноват, он изменился. И предлагал возможность измениться каждому Тёмному Ангелу, готовому вновь встать с ним плечом к плечу ради единственной задачи – защиты человечества. Эль’Джонсон прямо заявляет о своих намерениях правителям Авалуса после того, как спасает мир от варбанды предателей:
– Авалус ваш, – решительно сказал Лев. – Я не собираюсь править. У меня одна цель – очистить звёзды от мерзостей, которые терзают людской род.
Очевидно, здесь, как и в случае с Падшими, Эль’Джонсон абсолютно искренен. На протяжении всей новеллы Брукс раз за разом повторяет нам (и чуть позже я покажу это), что калибанец действительно оставил в прошлом лицемерие и упрямство. Он смирил свою гордыню и в его сердце больше нет места личным амбициям. Лев видит, что человечество осталось в одиночестве перед враждебной галактикой и он намерен, наконец, начать делать то, для чего был создан. Защищать.
Вероятно, именно поэтому Смотрящие-во-тьме по воле Императора в итоге даруют Первому меч и щит, завещанные ему отцом. Это именно та сила, о которой они говорили Льву в начале. Чистота помыслов, искренность, жертвенность. Всё это Джонсон нам ещё покажет и воистину – перед нами предстанет совершенно другой человек. Вовсе не импульсивный, мстительный и злобный Лев тридцатого тысячелетия, а… Что ж, я могу ещё долго и пафосно делиться своими восторгами по поводу перерождения калибанца, но правильнее будет передать эту честь куда более сдержанному Забриилу.
Грааль
Не все цитаты здесь будут прямой речью или мыслями Забриила. Некоторые принадлежат самому Льву, другие – Бруксу. Важнее то, что все они показывают нам нового Джонсона, буквально на наших глазах освобождающегося от грехов прошлого. И снова Брукс на первых же страницах раскрывает нам главное. Вот фрагмент схватки между Львом и Забриилом (когда они ещё не узнали друг друга):
Все эти события уместились примерно в десять секунд, прошедших с того момента, как охотник перелетел через объятых ужасом людей. Во время схватки он слышал их вопли и вздохи, но поворачивается к ним только сейчас. Они стоят на прежнем месте, держа в руках пучки палок – не оружие, а просто хворост, который собирали здесь. Маленькие, слабые создания, неспособные защитить себя от подобных угроз. Охотник полагает, что легко мог бы посчитать их жалкими. Возможно, когда-то, в неведомом прежнем бытии, он относился к ним именно так, если достаточно долго размышлял о различиях между ними и собой. Сейчас же он видит лишь жизни, которые нужно уберечь. Охотник силён, а люди слабы, и потому он будет одалживать им свою силу, пока они не перестанут в ней нуждаться.
Примарх ещё многое не вспомнил, но ему хорошо известно, каким он был раньше. Однако теперь смертные для него стали чем-то большим. Они стали его целью – теми, кого нужно защищать. А защищать он их должен потому что силён. И тут мне сразу вспоминаются слова Фулгрима из его сольника: «Удел сильных – защищать».
Дальше оказывается, что перерождённый Эль’Джонсон уважительно относится к смертным, причём даже если это обычные люди, не военные и не его союзники.
Дитя тихо всхлипывает, явно объятое страхом от жуткой картины произошедшего, а оба взрослых наблюдают за охотником, выпучив глаза. Один из них трясущимися руками держит шлем ловчего. Он вытер кровь листьями и, судя по следам на рубашке, собственной одеждой.
– Спасибо, – говорит охотник, принимая шлем.
Благодарность за поднятый и протянутый ему шлем – мелочь, на которую Эль’Джонсон из тридцатого тысячелетия не обратил бы внимания ни при каких обстоятельствах. А теперь посмотрите, как он заботится о людях в пылу битвы:
Охотник бросается вправо, потому что слева от него находятся люди. Он бы никого из них не задел, однако ему не хочется, чтобы болт-снаряды летели в их сторону. Смертные лишены его проворства, живучести или брони, поэтому их способно погубить даже попадание по касательной.
Обратите внимание – Лев знает, что болты не заденут смертных. Однако он не хочет рисковать, допуская трагическую случайность. Примарх тратит драгоценные ресурсы и поступается концентрацией ради оценки ситуации с позиции людей. Мне сложно представить, чтобы Лев из прошлого действовал подобным образом.
Однако не только смертные находятся под защитой Эль’Джонсона. Конечно, Астартес – лишь орудия, такова их суть, но Лев не готов рисковать своими сыновьями попусту. Если впереди неизвестность, он первым идёт вперёд. Вот как Лев заботится о Забрииле:
– Держись позади меня, пока мы не узнаем, с чем имеем дело, – говорит он Забриилу, после чего запускает процесс открытия дверей.
Да, можно сказать, что Лев оценивает Забриила как ресурс, необходимый ему для достижения цели. Ведь на тот момент это единственный Тёмный Ангел, который есть в распоряжении примарха и он лоялен к нему. Столь ценный актив логично беречь.
Но даже если так – Эль’Джонсон из 30к никогда не думал о подобном. Легионеры являлись для него не более чем расходным материалом (в подтверждение – кампания на Альтисе, после которой Лев невзлюбил Астеляна, не готового жертвовать братьями и смертными ради быстрой победы).
Кстати, раз уж мы перешли к Забриилу, любопытно отметить, как воин вспоминает о своё отце из прошлого и как оценивает примарха нынешнего. Вот его воспоминания о Льве из 30к:
Эль’Джонсон привлекал внимание благодаря своей силе и славе, но отталкивал людей мрачным нравом. Сущность примарха побуждала окружающих преклоняться перед ним, однако его характер удерживал их на расстоянии.
Точно и ёмко, не поспорить. А вот, как Забриил размышляет о Льве на Авалусе:
Слова примарха немного подняли настроение М’киа и остальным гвардейцам, которые всю дорогу выглядели слегка обескураженными. Если бы я, оказавшись на их месте, услышал, что кто-то успешно выдержал оборону против сил Хаоса, тогда как моему родному миру это не удалось, то подумал бы, что моему народу чего-то недоставало.
Лев же смог и отдать должное жителям Авалуса за то, как они сопротивлялись врагу, одолевшему другую планету, и подчеркнуть решимость камартцев, которые оправились от такой катастрофы. Хоть примарх и не владел искусством дипломатии так, как некоторые из его братьев, за время, проведённое с ним на Камарте, я успел заметить, что Эль’Джонсон изменился в этом аспекте.
Лев никогда не был хорошим дипломатом и не стремился им быть. Но теперь он действительно пытается понять людей и у него получается. Джонсон обретает то, чего у него никогда не было, – эмпатичность. Кстати, он сам честно признаётся в этом: «Примарх способен учитывать мысли и чувства других, но для этого ему нужно прилагать сознательные усилия». А вот момент освобождения столицы Камарта:
– Илин, доклад, – запрашивает Лев по воксу.
– Оставшиеся силы предателей отброшены в фабричный район, – отвечает Илин прерывистым из-за помех голосом. – Первое и второе бронетанковые формирования зашли туда вслед за ними и добили. Город ваш, владыка Лев.
– Город наш, Илин, – твёрдо произносит Лев. – Победа принадлежит жителям Камарта, и они все должны ею гордиться.
Эль’Джонсон отлично понимает, что это лишь начало и до победы ещё далеко. Но он не смеет разрушить надежды людей, осознавая, насколько для них это важно. И снова мне трудно представить, чтобы Лев времён Ереси поступил бы аналогичным образом:
Ограничение по знакам. Продолжение здесь.
Телеграм-канал с анонсами и чатом.