daymonri

Становление

Сор Талгрон родился на Колхиде, родном мире Лоргара Аврелиана. Точное его происхождение неизвестно, но по собственным словам Сора, он рос в одной из низших каст и без легиона едва ли мог претендовать на достойное будущее. Когда Несущие Слово в очередной раз вернулись на Колхиду, чтобы пополнить ряды рекрутов, ветеран из терранского ядра по имени Волхар Реф отправился в странствие по планете. В одном безымянном поселении он встретил мальчика и увидел, что ему суждено возвыситься в рядах Семнадцатого.

Так и произошло – Сор Талгрон быстро сделал военную карьеру, став одним из самых молодых воинов, получивших звание ротного капитана (но не самым молодым, эта честь принадлежит Аргелу Талу). Под свое командование Талгрон получил 34-ую штурмовую роту. Одновременно он вошел в Орден Вечной Спирали, Магистром которого был прославленный воин Балас Силак.

Орден Вечной Спирали

Этот Орден был основан на Терре Имперскими Вестниками. Он прославился в первые годы Великого крестового похода, с минимальными потерями покорив систему Тот. Но вскоре соседняя система Анхур подняла мятеж, направив к Тоту значительный флот. Флот мятежников, которыми руководили ксеносы, превосходил контингент Несущих Слово, по неподтвержденным данным – в соотношении десять к одному. Балас Силак оперативно организовал оборону Тота и отбил атаку врага. Затем он сам двинулся к Анхуру и опустошил каждую планету в системе, показав, что значит сопротивляться воле Императора.

Когда Лоргар принял легион и изучил его историю, он решил, что Орден Вечной Спирали идеально подходит для организации обороны покоренных миров. В результате, воины Ордена редко сражались на передовой. Балас Силак был недоволен этими назначениями, но безропотно исполнял свой долг.

Откровение 47-16

Сор Талгрон начал играть значимую роль в судьбе своего легиона за сорок лет до Ереси Хоруса. Он присутствовал на Хуре во время сожжения Монархии. Стоял на руинах Идеального Города своего отца, по колено в пепле и разбитых мечтах Аврелиана. Вот, как Талгрон вспоминал те минуты:

Эта боль до сих пор терзала его изнутри, хотя он никогда и ни в каких отношениях не был набожен.

Сор действительно не был религиозен или фанатичен, как большинство воинов в его легионе. Но об этом мы поговорим позже. Сейчас важно, что воспоминания о Монархии терзали его, но Талгрон не был опустошен, как другие Несущие Слово. Потому что в нем не было искренней веры в Лоргара, он даже не особенно верил в Имперские Истины. Сор был солдатом в абсолютном смысле. Лучше всего о нем сказал Рогал Дорн:

Ты из иной породы, нежели остальной Семнадцатый. Ты практичен и прагматичен, в то время как твои братья чрезмерно рьяны. Ты солдат и не претендуешь на что-либо другое.

В ситуации с Монархией Талгрона, по его собственным словам, приводил в смятение именно тот факт, что Семнадцатый подвел Императора. Поэтому, когда Несущие Слово после Хура начали активно приводить миры к Согласию без строительства храмов и прочей религиозной шелухи, Сор четко видел свое предназначение. Это была его война.

Любопытно, что эти черты Сора Талгрона не так явно прослеживаются в «Отпрысках Бури» Энтони Рейнольдса, хотя капитан там – главное действующее лицо. А в «Очищении» (тоже Рейнольдса) основные характеристики Талгрону дает примарх Имперских Кулаков. Полагаю, Рейнольдс сделал это намеренно, чтобы подчеркнуть, насколько сильно Сор отличался от типичных Несущих Слово. В лучшую или худшую сторону – вопрос второстепенный. Важнее, что Талгрон на протяжении своей истории вплоть до финала «Очищения» предстает перед нами архетипом человека не на своем месте. Дорн тоже это видит, он видит больше, чем кто-либо из боевых братьев Талгрона:

– А ты когда-нибудь чтил Императора, капитан? – спросил Дорн.
– Мой повелитель, я… Простите. Мне некомфортно говорить о подобных вещах.
– Я не верю, что ты это делал, – продолжил Дорн. – Ты веришь в стратегию и тактику, сапоги на земле и броню на спине. Веришь в болтеры и кровь, логистику и команды на поле боя. Скажи, что я неправ.
Сор Талгрон промолчал.
– На самом деле, я завидую, что Семнадцатый добрался до тебя первым, – произнес Дорн. – Из тебя получился бы хороший Имперский Кулак.

Я не припомню, чтобы Рогал говорил подобное еще хоть одному воину из других легионов. Полагаю, эта оценка многого стоит. Особенно если учесть, что в данный момент рядом стоит Архам, магистр хускарлов.

Каждое слово Дорна о Талгроне – чистая правда. Всякий раз, когда мы видим Сора в бою, его действия холодны и расчетливы. Никаких сантиментов, никакого фанатизма. Позже я наглядно покажу это в эпизодах на Перцептон Примус во время Теневого крестового похода. Но сейчас нам нужно проанализировать события на 47-16, потому что именно они объяснят нам, почему Сор Талгрон согласился предать Империум.

Итак, после Монархии, прежде чем легион начал решительно приводить к Согласию один мир за другим, Лоргар на месяц отстранился от управления легионом. Флоты Семнадцатого не вели никаких кампаний. Уризен общался только с Эребом и Кор Фаэроном. Мы не знаем, как Несущие Слово открыли планету, получившую обозначение 47-16, но она стала первой операцией легиона после уничтожения Идеального Города на Хуре. К тому моменту Аврелиан уже принял решение вернуться к «оригинальной версии» Старых Путей, которым он следовал в юности на Колхиде.

Планета 47-16 была уникальным миром. Жившие здесь люди могли проследить собственную историю на тысячи лет вглубь Эры Раздора. Но о Терре они вспоминали лишь как о полузабытой легенде. Поэтому когда явились Несущие Слово во главе с Фаэроном, люди 47-16 с радостью приняли послов. Но Первый капитан, вернувшись во флот, объявил планету языческой, сказав, что ее население безнадежно и не примет Имперские Истины. Некоторые капитаны, включая Сора Талгрона, выступили против решения Фаэрона, считая, что 47-16 можно привести к Согласию бескровно.

Точку в споре поставил Лоргар. Уризен сказал, что Император на Хуре обвинил легион в слишком медленной экспансии, поэтому 47-16 надлежит покорить быстро и решительно с помощью военного вторжения. Штурм планеты предварила орбитальная бомбардировка с применением циклонных торпед. Она длилась 12 часов, уничтожив почти все население мира – 190 миллионов представителей человеческой расы. Осталась лишь столица, прикрытая непробиваемым щитом неизвестной природы.

Лоргар приказал начать наземную атаку города-храма силами Четвертой, Седьмой, Девятой и Тридцать Четвертой роты. Да, Сор Талгрон входил в «гарнизонный» Орден Вечной Спирали, но напомню, что стандартное тактическое деление в рядах Семнадцатого никто не отменял, а его Тридцать Четвертая рота была штурмовой, поэтому отлично подходила для этой задачи.

Вскоре оказалось, что имперское вооружение не может пробить купол, а боевые машины цивилизации 47-16 вооружены уникальным энергетическим оружием. Сотня Несущих Слово погибла в первые мгновения штурма, что само по себе стало беспрецедентным ущербом.

Механизмы, противостоящие Семнадцатому, явно обладали запрещенным на территории Империума искусственным интеллектом, а выпускаемые ими молнии могли убить Астартес одной атакой. Они крушили «Лэнд Рейдеры» и «Хищников». Из техники более-менее эффективными оказались лишь «Лэнд Спидеры», которые за счет скорости уходили от вражеских атак.

В то время, как основные силы легиона пытались пробить энергетический купол над городом-храмом прямым обстрелом, сержант Кол Бадар из роты Талгрона предложил попытаться уничтожить три силовых шпиля, которые, возможно, поддерживали секцию щита с той стороны, где высадилась Тридцать Четвертая рота.

Это дало результат – щит на несколько мгновений рухнул и Сор смог провести внутрь города один штурмовой отряд. Не встретив сопротивления по ту сторону щита, Талгрон вскоре обнаружил, что все жители собрались в центральном храме. Он приказал своим воинам не открывать огонь (что нарушало ранее отданный приказ Лоргара) и вступил в диалог с местным священнослужителем. Любопытно, что священник назвал Сора «разжигателем войны». Запомните это прозвище, мы его еще услышим.

Священник показал Талгрону атрибуты своей веры, среди которых обнаружилась книга, написана на Высоком Готике в колхидском стиле. Сор Талгрон испытал шок, когда узнал строки из этой книги. Они славили Бога-Императора, слово в слово повторяя «Лекцитио Дивинитатус». Безусловно, это не могла быть книга, написанная Уризеном, потому что народ 47-16 поклонялся ей уже тысячи лет, тогда как Лоргар создал свой труд лишь несколько десятилетий тому назад. Однако…

Тем, кто не знаком с моими подкастами про Лоргара и Ингефель, настоятельно рекомендую второй, где я привожу теорию о том, что мир Вархаммера цикличен, и провидцы в этой вселенной могут видеть будущее лишь потому, что на самом деле это прошлое, которое происходило уже ни раз. Это объясняет в том числе, почему тысячи людских колоний, развивавшихся независимо в разных уголках галактики, рано или поздно приходили к той или иной версии Старых Путей.

Талгрон дает четкую оценку тому, как написана книга, которую ему показал жрец. Капитан говорит, что ни один смертный не смог бы оформить ее вручную столь совершенно, это под силу лишь… примарху. Полагаю, это возможно как раз потому, что люди на 47-16 действительно нашли «Лекцитио Дивинитатус», оставшуюся с предыдущего витка развития вселенной. Иным образом объяснить это ситуацию я не могу. В подтверждение пара цитат из рассказа «Отпрыски Бури» Энтони Рейнольдса:

Это было работой несомненного гения – и вряд ли рука обычного смертного могла повторить его. Действительно, единственными вдохновенными работами, которые были бы сравнимы с этой книгой, были тексты, которые написал сам Уризен, а Сор Талгрону позволили лишь несколько взглядов на них...
Его глаза расширились, когда он пригляделся. Текст был написан формой Высокого Готика, используемой лишь религиозной элитой его родного мира, Колхиды.
– …и в вере вселенная должна быть объединена, – сказал он, читая в слух начинавшую плотный текст строчку. Его голос дрогнул. Он знал эти слова. На самом деле, Сор Талгрон даже полностью запомнил этот текст. Он тяжело сглотнул.
– …объединена под властью Бога-Императора Человечества, – пронес он хриплым шепотом последние священные слова.

Я не думаю, что Сор в тот момент в полной мере осознал, что видит. Но капитан понял главное – он был прав, когда выступил против Фаэрона. Этот мир можно было привести к Согласию. Причем даже к Согласию в версии «до Монархии». Вот только подобное Согласие уже не было нужно Лоргару, Фаэрону и Эребу. Так же как им не было нужно Согласие номинальное, светское. Сор Талгрон не знал этого, поэтому немедленно потребовал, чтобы обе стороны прекратили огонь. Капитан вызвал на поверхность примарха.

Сначала в зал телепортировался Фаэрон с сотней терминаторов, которые взяли смертных на прицел. Затем появились Лоргар и Эреб. Сор Талгрон рассказал отцу о своем открытии и пояснил, что эти люди, которые называют себя Отпрысками Бури, в образе Громовержца поклоняются Императору и как его божественные атрибуты используют молнии Раптор Империалис.

Талгрон толкует это поклонение на свой лад – он говорит о расовой памяти человечества, мол, местная цивилизация сохранила воспоминания об Императоре, придав ему божественные черты. Тут не совсем понятно, что капитан имеет ввиду, ведь колония на 47-16, как сказано в первых строках рассказа, была основана до Долгой Ночи или в самом ее начале, и все это время была отрезана от Терры. То есть Отпрыски Бури просто не могли знать об Императоре. Но Аврелиана это не волнует. Он даже не смотрит на книгу, сказав Сору:

«Лектицио Дивинитатус» – ничто.

Аврелиан приказывает Талгрону идти за ним, также он берет жреца, с ними на вершину амфитеатра внутри храма поднимаются Кор Фаэрон и Эреб. Уризен отводит Талгрона в сторону от остальных и говорит, что порой жертвоприношения необходимы. Эреб казнит жреца, рисуя на его лбу Звезду Хаоса. Терминаторы по сигналу Фаэрона расстреливают прихожан. Лоргар буквально впивается в Сора взглядом, задавая последовательно три вопроса:

– Ты доверяешь мне, Сор Талгрон?..
– Ты мне веришь?..
– Пойдешь ли ты вместе со мной в ад, если я попрошу это сделать?..

Талгрон под этим взглядом Аврелиана впервые за свою жизнь ощущает страх, хотя полагал, что лишился этого чувства, став Астартес. Он отвечает «да» и напряжение уходит из глаз Уризена. Примарх говорит, что написал новую книгу, назвав ее Книгой Лоргара.

Я хочу, чтобы ты её прочел… Что ты помнишь о старых верованиях Колхиды, Сор Талгрон?

Этими строками заканчивается рассказ «Отпрыски Бури», который знакомит нас с Талгроном. Дальше мы видим его уже в новелле «Очищение».

Назначение на Терру

Из «Очищения» мы узнаем, что после 47-16 Талгрон стал доверенным лицом примарха. Капитана часто вызывали на «Фиделитас Лекс», где Лоргар беседовал с ним наедине. Баласа Силака, магистра Ордена Вечной Спирали, раздражал такой фаворитизм, но он не посмел бы идти против воли отца. Вскоре Уризен приказал отдать под командование Талгрону половину Ордена и направил его с Тридцать Четвертой ротой к Терре, чтобы капитан выступал как представитель Семнадцатого легиона от имени примарха.

Интересно, что летописцы, присутствовавшие во флотах Семнадцатого легиона, посчитали назначение Сора Талгрона политическим ходом. Талгрон был известен тем, что с пренебрежением относился к тому, как его братья поклонялись Императору до сожжения Монархии. Направить такого человека на Терру в качестве представителя легиона – значит наглядно продемонстрировать, что Несущие Слово усвоили урок.
Однако летописцы едва ли понимали истинные мотивы Аврелиана. Лоргар, безусловно, подчинил Сора Талгрона своей воле. Да и мог ли капитан противиться тому, чьи слова приводили к Согласию целые системы? Уризен длительное время обрабатывал Талгрона, взывая к его генетической верностей. Примарх не собирался менять взгляды Сора, потому что капитан Тридцать Четвертой был нужен ему именно таким – умелым солдатом и уважаемым командиром, которому претит всякая религиозность.
Лишь такой человек, искренний в своем отвращении к колдовству и Пантеону, но верный сердцем генетическому отцу, смог бы обмануть Рогала Дорна и Кустодиев. Что Сор Талгрон и сделал, хотя и ненавидел себя за это.

Сор был чрезвычайно активен, пока служил в Солнечной системе. Он постоянно патрулировал ее границы, инспектировал Марс, Юпитер, Луну и другие планеты. Он поддерживал присутствие Несущих Слово в Императорском Дворце. Последней миссией, которую он успел провести, пока Терры не достигли вести с Истваана V, стало посещение кометы со Святилищем Единства.

Комета

На самом деле «комета» – это условное название. Объект имеет искусственное происхождение, предположительно был создан в эпоху ТЭТ. Он вращается вокруг Солнца по вытянутой эллиптической орбите, проходя в непосредственной близости к Терре, его можно наблюдать с поверхности.

Когда Император завершил Объединительные Войны, комета в очередной раз приближалась к планете. В честь первого шага в исполнении своего невероятного плана по покорению галактики Повелитель Человечества приказал выстроить на комете Святилище Единства. С тех пору комету так и стали называть – комета-святилище. Вот ее описание из «Солярной войны» Джона Фрэнча:

Вся комета была выдолблена изнутри два века назад и стала местом упокоения для костей величайших героев Объединительных Войн и Великого крестового похода. Череп Сканда, первого из павших в бою Громовых Лордов лежал рядом с черепами Максиллы, Баркерия Ву и тысячами других. Это было святилище единства и героизма, и Несущие Слово охраняли его залы ещё до того, как обрели своё имя. Они оставались там и когда их предательство было раскрыто, и поэтому Рогал Дорн послал своих сыновей убить их. Они сделали это. Но с типичной для VII легиона ограниченной проницательностью, они не подумали задать более глубокий вопрос: почему Несущие Слово вообще остались?

То есть созданием Святилища и его охраной с самого начала занимались Имперские Вестники. Поэтому нет ничего удивительного в том, что комета сыграла в планах Лоргара одну из ключевых ролей. Во время Осады системы ритуал, проведенный на комете, позволил открыть колоссальный варп-портал непосредственно над Террой и вывести армаду Хоруса напрямую к Тронному миру.

Однако подготовку к этому ритуалу начал Сор Талгрон. В действительности, за годы, проведенные в Солнечной системе, он успел сделать многое в плане подготовки к Осаде Терры. Талгрон встречался с духовенством Красной планеты и подтвердил клятвы верности Луперкалю от Кельбор-Хала. Под руководством Сора его оперативник Лот заминировал ключевые линии связи в Солнечной системе, что также сыграло свою роль во время Осады, нарушив коммуникации лоялистов.

Вот краткое описание действий Сора в Солнечной системе из его разговора с Ярулеком:

– Дорн не дурак, – сказал Сор Талгрон. – Мы знали, что это возможно, потому у нас и есть свои аварийные варианты: комета, верфи, наши союзники на Марсе и тому подобное. Заряды остаются на взводе, так?
– Да, – ответил Ярулек. – Лот хорошо поработал. Когда бомбы взорвутся, они решат, что психические муфты просто перегрузились. Будет суматоха. Паника. Что более важно, они окажутся слепы. Могут пройти месяцы, прежде чем они смогут послать или принять какое-либо астропатическое послание за пределами Солнечной системы.

Комету со Святилищем Талгрон посетил за два месяца до того, как вести о предательстве Хоруса достигли Терры. Сор сказал Дорну, что по приказу Лоргара разрушил на комете храм, возведенный там Несущими Слово еще до Монархии. Храм был посвящен Богу-Императору. Мы не знаем, существовал ли такой храм на самом деле. Учитывая, что комету исконно контролировали Несущие Слово, до уничтожения Монархии они действительно могли построить там нечто подобное. В дальнейшем Талгрон косвенно это подтверждает:

– Разумно ли было говорить Дорну, что вы посещали комету? – спросил Ярулек.
– Лучший обман – тот, в котором присутствует доля правды, – ответил Сор Талгрон. – Солги я, он бы это понял.
– Задача была выполнена?
– Нет, – с оттенком горечи произнес Сор Талгрон. – Дорн вернулся, и мне пришлось бросить ее незаконченной. Чтобы завершить задание, я оставил там группу с Ибариксом.

То есть, похоже, храм на комете действительно был. Но его уничтожение стало лишь отвлекающим маневром, чтобы Дорн, проверив истинность утверждения Талгрона, не сомневался в нем. На самом деле, Сор начал подготовку к ритуалу, который завершится во время вторжения Хоруса. В той же «Солярной войне» Фрэнча упоминается, что Несущие Слово, которых на комете-святилище оставил Сор, продолжили приготовления. А когда Имперские Кулаки позже вырезали в святилище оставшихся предателей, их кровь также сыграла в пользу ритуала. Завершил его Ариман, заставив комету вывалиться в варп, оставив за собой разрыв, достаточный для прохождения колоссального флота.

Волхар Реф

Когда Рогал Дорн узнал от Натаниэля Гарро вести с Истваана, он сразу же приказал вызвать Сора Талгрона. Талгрон откликнулся немедленно и, покинув комету-святилище, направился в Императорский Дворец. Я процитирую момент его прибытия, потому что в этом эпизоде присутствуют некоторые мысли самого Сора:

Когда Тибер Аканф сообщил о его прибытии, шло собрание. Бюрократы, политики, гильдийцы, Администратум – Дорн распустил их одним словом. Уходя, мало кто осмелился хотя бы взглянуть на Сор Талгрона. Это были архитекторы нового Империума, обладавшие настоящей властью, и Сор Талгрон испытывал к ним отвращение. Они понятия не имели о крови, смерти и ужасах, познанных теми, кто придал Империуму форму. Скорее всего, никто из них вообще никогда не покидал планету. Один, длинный и худой, как скелет, с чертежами и инфопланшетами в руках глянул на него сверху вниз, с пренебрежительным выражением на узком лице. Пока он удалялся, Сор Талгрон вперил в него взгляд, ненавидя его и весь его слабосильный род. Вот за этих они сражались? Его тошнило от этого.

Забавно, что кто-то из гражданских смотрит на легионера сверху вниз. С другой стороны, очевидно, что речь идет об аугметике. Но важнее, что Сор видит в этом взгляде пренебрежение. Хотя зачастую у обычных людей транс-люди вызывают что-то вроде благоговения. На мой взгляд, отношение Талгрона к бюрократам обосновано. Ведь он ненавидит их не потому, что они не сражались за Империум. А потому что они презирают его, хотя он и ему подобные стоят за всем, что есть у человечества.

Так или иначе, капитану удается убедить Рогала Дорна в том, что он не имеет никакого отношения к произошедшему на Истваане и не связан с предателями в рядах Семнадцатого. Дорн открыто демонстрирует уважение к Несущему Слово, хотя этого нельзя сказать об Архаме, магистре хускарлов. Но отношение Архама обусловлено скорее его должностью, ведь он живет, чтобы защищать Рогала от любых опасностей. Поэтому его недоверие к Сору – лишь игра в плохого полицейского. Талгрон же играл в ответ, демонстрируя уязвленную гордость. А вот, что происходило в его душе в тот момент:

Ты из иной породы, нежели остальной Семнадцатый Легион. Ты практичен и прагматичен, в то время как твои братья чрезмерно рьяны…
Слова Дорна уязвляли его. Возможно, его действительно правильно выбрали на роль врага внутри, однако каждый миг этого был ему отвратителен. Он ненавидел обман, скрытность и фальшь, которые от него требовались, и ненавидел самого себя за то, что так хорошо исполнил эту роль. Он презирал ее, однако солдат исполняет приказы. Возможно, Лоргар действительно сделал верный выбор.

Помните Бартусу Нарека, о котором мы говорили на предыдущем стриме? Он тоже продолжал сражаться в рядах Семнадцатого, потому что был солдатом и привык исполнять приказы. Как и Аргел Тал, хотя он помимо прочего искренне любил отца. Из них троих лишь Аргел осознавал, насколько в действительности слабы те, кто не может сделать собственный выбор и прикрывается приказами.

И все же Талгрон глубоко рефлексировал по поводу вынужденной лжи. Почти в каждом эпизоде из «Очищения», где он находится на Терре, капитан рассуждает об этом. Особенно ему жаль, что он сблизился с кустодием Тибером Аканфом. Аканф стал Сору ближе, чем любой Несущий Слово, однако эти отношения были построены на лжи. Вот момент их прощания:

Сор Талгрон снял шлем и посмотрел кустодию в глаза. Его уважение к стражу было неподдельным. Он протянул руку, и они обменялись пожатием по старинному воинскому обычаю.
– Успехов в бою, – произнес Аканф. – Возможно, мы еще встретимся.

«Кем я стал?» – спрашивает себя Талгрон, и не дает ответа. Он его знает, но не озвучивает, потому что правда противна ему. Но еще противнее то, что Сору предстоит сделать дальше.

Рогал Дорн говорит Талгрону, что поместил под стражу всех Несущих Слово, подчиненных капитану, а также Воинство Крестоносцев. Исключением стали Имперские Кулаки и воины Русса. Талгрон прямо указывает Дорну, что это пахнет лицемерием и тот соглашается. Дорн вообще на удивление откровенен с Талгроном, он разговаривает с ним если не как с равным, но как боевой офицер с боевым офицером.

Рогал приказывал Сору присоединиться к Карательному флоту и у того нет выбора, капитан вынужден согласиться. Остается лишь один вопрос:

– Волхар Реф, – сказал Сор Талгрон. – Конечно, вы не можете сомневаться насчет того, кому он верен?
– Нет, он, возможно, единственный член Воинства Крестоносцев, в ком я не сомневаюсь. Это одна из причин, по которым я освобождаю его на твое попечение. На одного верного легионера больше для сбора.

Рогал изолирует Рефа от остальных крестоносцев, чтобы они не знали, что Несущего Слово забирает Талгрон. Это развязывает руки Сору, поскольку Дорн позволяет ему вывести крестоносца так, чтобы этого никто не видел. И тут нужно сказать пару слов о Волхаре.

Известно, что Волхар Реф был ветераном Объединительных Войн. Сор Талгрон, который и сам был уже не молод, обращается к Рефу на вы, называя его старым титулом Проповедник. То, что Волхар – терранец, позже подтвердит Ярулек. Именно в этих эпизодах говорится, что Реф воспитывал Талгрона и именно он предрек Сору великое будущее. Похоже, Волхар обладал даром предвидения. Например, он знал, что за ним придет именно Талгрон, хотя Проповедник не смог увидеть, что произойдет дальше.

Реф был невероятно массивным воином – без доспеха он почти сравнился в габаритах с Сором Талгроном в доспехе. Вот его короткое описание:

Веки – равно как и вся левая половина лица – были татуированы колхидской клинописью. Поседевшие черные волосы доставали до плеч, человек заплетал их на висках на манер колхидского обычая послушников. На мочках ушей висели серьги из кости и железа, еще одна уступка традициям родного мира Уризена. Кожа имела насыщенный оттенок красного дерева и была покрыта глубокими морщинами. Его глаза были темными и суровыми, в глубине плавали золотистые искорки.

Несомненно, Рогал Дорн знал, что Волхар Реф всегда воспринимал Императора как бога и Монархия ничего не изменила для ветерана. Вероятно, поэтому Дорн и сказал, что Реф – единственный из Крестоносцев, в котором он действительно не сомневается. И Волхар в дальнейшем подтвердит свою верность Империуму. Жаль только, что за нее придется дорого заплатить.

Талгрон приводит Рефа в заброшенную часть Императорского Дворца, где Темный Апостол Ярулек уже все подготовил. Восемь древних саркофагов размещены вокруг опустевшего каменного колодца. В каждый из саркофагов поместили псайкера, взятого из Полой Горы. Псайкеров погрузили в анабиоз и подключили к оборудованию, представлявшему собой смесь варп-колдовства и запретных технологий.

Когда пришли Реф и Талгрон, Ярулек извлек атам и объявил, что Волхар – последний из терранского ядра легиона, кто не склонился перед новой истиной. Когда Реф понял, о чем говорит Темный Апостол, им овладела ярость. Ветеран не мог поверить, что Семнадцатый легион пал так низко и навеки запятнал себя предательством. Без оружия и доспеха Реф набросился на двух легионеров в силовой броне. Он оказался невероятно быстр и силен, так что некоторое время успешно противостоял Ярулеку и Талгрону. Когда Волхар отнял у Ярулека атам, между ним и Сором происходит короткий диалог:

– Во что ты превратился, Сор Талгрон? – спросил Реф. – Ты больше не тот воин, которого я знал. Тот бы никогда не предал Империум. Даже через тысячу лет. С тобой что-то случилось, какая-то порча изъела твою душу.
– Я именно тот человек, которого ты знал, – прорычал Сор Талгрон. – Легион – моя жизнь. Так было всегда. Лучше было бы предать Семнадцатый? Так бы поступил человек, которого ты знал? Он бы предал лорда Аврелиана?
– Тот, кого я знал, понимал разницу между правильным и неправильным.
– Что правильно, а что нет – определяет победитель, – ответил Сор Талгрон. – Я солдат, каковым был всегда. Я делаю то, что мне приказали. Ничего не изменилось.
– Тогда будь ты проклят, и будь проклят Легион, – произнес Волхар Реф и шагнул к нему, сжимая нож Ярулека.

К сожалению, кроме «Очищения» мы больше нигде не встречаем Волхара Рефа, хотя это невероятно колоритный персонаж. После того, как Сору Талгрону удалось одолеть его в рукопашной, они с Ярулеком обездвижили Рефа и изуродовали его. Ему вырвали основное сердце и вместо него Темный Апостол поместил в грудь ветерана склянку с демоном.

Кажется, тут ничто не может оправдать Талгрона. Однако он действует по прямому приказу Лоргара, поэтому вынужден терпеть то, что Ярулек делает с Рефом. Сор обещает, что вскроет Темному Апостолу горло, если окажется, что Волхар страдал зря.

Перед тем, как сбросить тело ветерана в каменный колодец, Ярулек зафиксировал его веки нитками, чтобы глаза Проповедника оставались открытыми. Сор понимает, что это злой поступок, который в данном случае не служит никакой цели. Талгрон испытывает ненависть к Темному Апостолу, но он слишком ошеломлен отвращением к себе и Семнадцатому, чтобы вмешаться.

Смысл этого ритуала заключался в том, чтобы демон, частично материализованный в физическом мире, оставался в таком состоянии длительное время, пока живет тело Рефа. А организм легионера может находиться в коматозном состоянии очень долго. Во время Осады демон начнет вырываться и плененные псайкеры дадут ему необходимое количество энергии для полной материализации. Учитывая, что книги по Осаде активно пишутся, но этот козырь до сих пор не разыгран, я вижу два варианта. Либо о нем благополучно забыли, либо он еще сыграет свою роль.

Прости, старый друг.

Это последнее, что Сор Талгрон сказал Волхару Рефу. После чего они с Ярулеком запечатали колодец и покинули Терру. Разумеется, контингент Несущих Слово не присоединился к Карающему флоту. Они отправились к Аврелиану, доложить о выполненной миссии и присоединиться к Теневому крестовому походу.

Перцептон Примус

Мы не знаем, в каких кампаниях участвовал Сор Талгрон между Террой и Теневым крестовым походом. На Калте его точно не было. Во время разорения Ультрамара Орден Вечной Спирали перестает быть гарнизонным орденом. Тридцать Четвертая рота Талгрона находится на острие фронта. В какой-то момент Сору поручают истребить контингент Ультрамаринов на планете Перцептон Примус.

Талгрон проводит молниеносный штурм мира, он с легкостью ломает сопротивление Тринадцатого легиона и смертной ауксилии. Суровый никогда не улыбающийся воин теперь выглядит так:

Его лицо было квадратным и жестким. Жестоким. Это не было лицо ученого или дипломата. Проведенная в битвах жизнь сделала его черты сплющенными, а лицо и скальп крест-накрест пересекали уродливые шрамы. Невозможно было ошибиться относительно его роли во вселенной – он был воином, солдатом, убийцей. Именно для этого его создавали, для этой роли его генетически преобразили, и в ней он был хорош. Таково было его предназначение.

Возможно, Рейнольдс таким образом сглаживает наше впечатление о Талгроне. В том смысле, что его слова, мол, я лишь солдат и просто выполняю приказы, – вовсе не попытка скрыть свое малодушие. Вероятно, Сору действительно судьбой предречено быть солдатом.

Вот только Сор по-прежнему ненавидит то, во что превратился его легион. Он даже ненавидит новые цвета доспехов Несущих Слово, считая это предательством их славного прошлого. По этой причине он позволяет своим бойцам некоторые вольности. Например...

Ограничение по знакам. Продолжение здесь.

Зарду Лайак, Багряный Апостол, Повелитель Безмолвных, Вестник Истины

Мы не знаем истинного имени того мальчика, который родился на одной из орбитальных платформ Терры и однажды будет известен как Зарду Лайак. Волею судьбы он рос в рядах древнего культа, последователи которого собирали по всей планете артефакты сгинувших верований и поклонялись им.

Доподлинно неизвестно, но предполагается, что тот культ сформировал по крупицам систему знаний, которую на Колхиде называли Старыми Путями. На это указывает воспоминание Лайака о жреце с вырезанной на лице звездой (хотя не указано, что это восьмиконечная Звезда Хаоса, маловероятно, что это еще какая-то звезда).

Вскоре за культом пришли Несущие Слово, это была одна из первых операций Легионес Астартес не на поверхности Терры. Культ был истреблен, убили всех – мужчин, женщин, детей. А найденные артефакты уничтожили. Любопытно, что Несущие Слово атаковали платформу в тот момент, когда жрецы намеревались принести Лайака в жертву. Они практиковали это регулярно и маленький Зарду ненавидел их за это. Вот, как он вспоминает свое детство:

Я был тогда один: ребенок, взрослеющий без воспоминаний о тех, кто создал меня, полагаясь лишь на инстинкты, способные сохранить невинную душу в гниющем городе, повисшем среди пустоты.

Когда Несущие Слово закончили свою карательную миссию, единственным выжившим оказался маленький мальчик, его нашли на нижних уровнях платформы испуганным и плачущим. Воины Семнадцатого решили, что это знак. Мальчику не просто сохранили жизнь, его приняли в легион, в терранское ядро легиона, от которого ко времени Ереси Хоруса почти ничего не останется.

Лайку было хорошо известно, к чему ведет слепая вера. После вознесения он сохранил память о своем прошлом. Это стало причиной его неистовой ненависти к любой религиозности, поэтому Зарду свято уверовал в абсолютную справедливость Имперских Истин. Он мог бы стать капелланом, но избрал для себя иной путь. Он стал офицером Пепельного Круга, специального подразделения Семнадцатого легиона, которое занималось уничтожением религиозных артефактов и искоренением церковных сект на приведенных к Согласию мирах.

Он десятилетиями руководил сжиганием храмов и библиотек на бессчетных планетах. Архивы не сохранили точных сведений о том, сколько запрещенных культов вычислил и истребил Зарду Лайак. Сейчас уже ничего нельзя сказать наверняка, но кто-то утверждает, что, несмотря на ярость и фанатизм, Зарду уничтожал не все артефакты. В нем говорила его проклятая кровь, она тянулась к осколкам Старых Путей.

С приходом Лоргара для Лайака ничего не изменилось. Как член Пепельного Круга, он по-прежнему обладал полномочиями уничтожать любые проявления религиозности на присоединенных к Империуму мирах. Что он и делал, год за годом. И его не волновал тот факт, что на месте сожженных им храмов вскоре стали возводиться новые храмы, посвященные Императору. Зарду полностью принял мировоззрение своего примарха, он чтил Книгу Лоргара и божественное происхождение Повелителя Человечества не вызывало у него сомнений. Таким был Лайак тех лет:

И я видел истинный свет солнца – и сжигал ложных божеств. Мне была дана цель, и я обрел себя в пламени. У меня была истина, и больше ничего мне не было нужно.

Поэтому Монархия опустошила его. Лайак не мог поверить, что столько лет ошибался и нес ложь в мириады миров. Он искал источник своих ошибок, пытался понять, когда это началось – во времена Имперских Вестников или позже, когда они стали Несущими Слово? Он раскаивался, мучился от стыда, ощущал себя потерянным. Поэтому когда к нему пришли Эреб и Кор Фаэрон, Лайак не прогнал воинов, чьи речи были столь близки к откровенной ереси. Он заинтересовался тем, что они рассказывали, и номинально вошел в их круг, но… это не заполнило пустоту в его душе.

И тогда к Лайаку стали приходить видения. Воин испугался, что Монархия свела его с ума, поэтому он не открылся никому из братьев, даже Эребу и Фаэрону. В ведениях Лайака к нему приходил Лоргар. Аврелиан говорил со своим сыном о природе божественности и сказал, что Пепельный Круг больше не должен сжигать религиозные книги иных культур. Примарх повелел, чтобы Зарду читал их, читал и отыскивал крупицы Изначальной Истины. Лоргар сказал, что Император пытался скрыть правду, но он, Лайак, сумеет ее открыть.

Буква за буквой, руна за руной, глиф за гифом, и Зарду действительно обнаружил систему. Систему ритуалов и заклинаний, которая своими корнями уходила в седое прошлое человечества. Именно тогда воин взял себе новое имя – Зарду Лайак, что на колхидством означает «Пожирающий Мудрость». Это имя он нашел в Книге Лоргара. Предполагается, что Лайак, как и Аргел Тал, имел доступ к оригинальному труду Аврелиана, без редакторской правки Эреба и Кора Фаэрона. Возможно, он даже сравнил варианты и понял, что эти двое действовали в собственных интересах.

Зарду первым надел малиновый доспех, еще до того, как это сделали первые Гал Ворбак, вернувшись из Ока Ужаса. Тогда он получил свое прозвище – Багряный Апостол. Хотя, согласно некоторым слухам, происхождение этого прозвища имеет другую предысторию. По этим слухам, Лайак начал практиковать колдовство и регулярно резал себе руки во время ритуалов, из-за чего на его доспехе постоянно присутствовала его ярко-алая кровь.

Эреб видел, что Зарду знает больше, чем говорит. Номинально Первый капеллан являлся верховной властью для офицеров Пепельного Круга, поэтому он приказал Лайаку стать апостолом Ордена Охряных Врат. Зарду не мог нарушить приказ, но вскоре он уже не был голосом Первого капеллана. Он обратил весь Орден Охряных Врат в собственную веру. Эти воины перестали выполнять приказы Эреба или кого бы то ни было. Они сами находили себе задачи, брали небольшие корабли и удалялись прочь от флотов Семнадцатого. Возвращались они… измененными.

Вскоре Орден Охряных Врат перестал существовать. Немного выжило его первых членов, большинство новых Зарду привел сам. Он назвал своих воинов Орденом Безмолвных, и теперь они подчинялись только ему, Багряному Владыке. Возросшее могущество Лайака не осталось незамеченным. Эреб и Фаэрон, не имея возможности лично повлиять на Зарду, доложили о нем Лоргару. Но тот сказал, что доволен успехами Ордена Безмолвных в их стремлении к познанию Изначальной Истины.

Мы знаем, что Орден Безмолвных принял участие в Резне в Зоне Высадке на Истваане V. Причем в своих воспоминаниях Лайак почему-то называл Истваан «моментом слабости». К сожалению, нигде не поясняется, что он имеет ввиду. Возможно, тогда он все еще сомневался в избранном пути. Хотя дальнейшие события покажут, что он сомневался в нем до самого конца. Похоже, на Истваане V Зарду не сделал что-то, что, как он считал, не должен был сделать.

А теперь самое интересное – в пятой книге «Буря» из серии «Ересь Хоруса» от Forge World говорится, что Лоргар в качестве знака своего расположения направил Лайака командовать одной из ключевых атак во время Битвы за Калт. При этом мы знаем, что Калт был своеобразной чисткой Аврелиана, который намеревался таким образом избавиться от ненадежных, излишне фанатичных воинов. Как я говорил на втором стриме про Несущих Слово, Уризен отлично понимал, что Эреб и Фаэрон все равно сбегут. А его разговор с Эребом в «Предателе» Дэмбски-Боудена явно показывает нам, что на Калте все произошло так, как и планировал примарх.

Выходит, он не сомневался, что Лайак выживет (кстати, в «Не зная страха» Абнетта он даже не упоминается). А он должен был выжить, потому что события романа «Рабы Тьмы» Джона Фрэнча, а именно – сюжетная арка Лоргара, полностью завязана на Зарду Лайаке. Без него Аврелиан, негласно изгнавший Эреба, не сумел бы взять контроль над Фулгримом. Либо же в «Буре» предоставлены ошибочные сведения и в действительности Зарду не было на Калте, и он позже находился подле Лоргара. Хотя в «Предателе» Дэмбски-Боудена он тоже не упоминается. Но тут я могу предположить, что он, как это часто бывало в те годы, занимался своими делами и Аврелиан ему не препятствовал.

Так или иначе, в следующий раз Лайка мы встречаем в «Рабах Тьмы», сюжет которых происходит после Теневого крестового похода Несущих Слово и Пожирателей Миров. Здесь Зарду – ключевой персонаж, потому что выступает таковым в актуальных планах Лоргара. Аврелиан, наконец, понял, что будущее, которое сулит Хорус, это совсем не то «нефилимское» будущее, о котором он мечтал. Поэтому Аврелиан решает узурпировать лидерство над легионами-предателями.

К этому моменту Лайак был полностью преображен. Он явно был одержим демоном, хотя ни в одном эпизоде с ним мы не видим ничего подобного тому, что было с Аргелом Талом. Если в Зарду и жил демон, он его полностью себе подчинил и тот стал неотделим от сущности колдуна. Возможно, этот демон говорил с Зарду перед тем, как тот взял контроль над Фулгримом (есть там такой эпизод). Если это так, то, без сомнения, Лайак полностью контролировал это существо в своем теле.

В какой-то момент Багряный Апостол изуродовал себе лицо и срезал веки, возможно – в рамках какого-то темного ритуала. Он всегда носил рогатый шлем с маской, поклявшись, что ни один смертный больше не увидит его лица. Он снимал маску лишь наедине с собой. Эта маска имела три пары линз вместо одной пары, как у других космодесантников (даже у Гал Ворбак).

В «Рабах Тьмы» говорится, что у настоящего лица Зарду по-прежнему было два глаза. Учитывая, что Лайаку периодически казалось, будто внутренняя сторона шлема-маски говорит с ним, я могу предположить, что связанный с колдуном демон находился именно в ней, то есть это были три пары демонических глаз (соответственно самому Лайаку они не принадлежали).

Вот каким был Лайак в то время для смертных культистов:

Все они пожертвовали своим слухом и зрением, дабы служить ему. Находиться в присутствии Зарду Лайака, Первого Капеллана Безмолвных, того, кто одновременно жертва и откровение, было само по себе благословением за пределом вообразимого. Их души не смогли бы выдержать вида его открытого лица и звука его голоса.

Также к этому моменту у Зарду появилось два телохранителя – Хебек и Кулнар. Эти два Несущих Слово, судя по всему, были ранее членами Ордена Безмолвных. Теперь их называли Рабы Клинка. На втором стриме про Семнадцатый я рассказывал, что Лайак в какой-то момент достал два уникальных артефакта – мечи Анакатис Кул (для члена Пепельного Круга это вряд ли было проблемой – найти что-то древнее и зловещее).

В каждом из этих мечей жил могучий демон. Меч нельзя было просто взять, он должен был быть передан добровольцу, который осознавал, что принять Анакатис Кул – значит принять вызов. Если воин, взявший меч, имел достаточно воли, чтобы подавить живущего в нем демона, он получал великую силу. Если же воин оказывался слаб, клинок подчинял его себе.

Именно так произошло с Хебеком и Кулнаром. Однако Зарду каким-то образом контролировал демонов Анакатис Кул, поэтому Рабы Клинка находились в его полной власти и были беззаветно преданы колдуну, готовые в любой момент пожертвовать ради него собой. Тут стоит отметить, что демоны боялись этих клинков. По какой-то причине клинки были особенно сильны против Нерожденных, хотя в них тоже жили демоны.

Возможно, это получится объяснить, вспомнив рассуждения Хайона из «Когтя Хоруса» Дэмбски-Боудена. Искандар в одном из эпизодов говорит, что демон демону рознь. Среди Нерожденных тоже есть своеобразные фракции, которые не служат ни одному из Богов Хаоса и воюют между собой. А есть и такие, которые сражаются со всеми без разбору. Например, такой была его Гира.

На мгновение вернемся к Лоргару. Он понимает, что даже находясь на пике психического потенциала, не сможет одолеть Луперкаля, ставшего аватарой Четверки. Поэтому он решает одновременно с тотальной психической атакой натравить на Хоруса Фулгрима. Воитель весьма своевременно приказал Аврелиану привести Фениксийца на Улланор для финального сбора перед наступлением на Терру. Тут Лоргару помогла некая Актея, которая представилась ученицей погибшей Кирены Валантион.

Аврелиан провел темный ритуал, позволивший узнать истинное имя Демон-Принца Фулгрима. Как мы помним, в мире Вархаммера знание истинного имени демона дает над ним абсолютную власть. Но имя Демон-Принца Фулгрима было столь чудовищным, что ни один разум не мог вместить его. Поэтому имя было раздроблено и скрыто в разумах тридцати шести рабов. Лоргар поместил эти осколки в сознание Зарду, сказав, что тот его самый преданный сын. Лайак знал, что ценой этого страшного знания будет его собственная память – он забудет часть прошлого и потеряет себя самого.

Когда они отыскали Фулгрима, Зарду удалось произнести все слоги демонического имени, причем их воспроизведение сильно напоминает Энунцию. Когда Лайак воспринимает имя полностью, он думает о том, что это вообще не язык, на нем не говорят демоны и на нем вообще никто не говорит. Учитывая беспрецедентность ситуации, можно было бы предположить, что имя Демон-Принца вовсе не было именем, а было словом Энунции, позволяющим сковать волю другого существа. В любом случае это знание начало брать с Лайака обещанную плату – он стал терять воспоминания.

А теперь вернемся назад, в момент знакомства Зарду и Актеи. Вообще, в сюжете «Рабов Тьмы» они почти все время вместе. Актея регулярно цепляется к Лайаку, проверяя твердость его убеждений. В первой половине книги его ответы жесткие, они демонстрируют полную его уверенность в себе, хотя и оставляют место для вопросов. Например, вот фрагмент их первого мысленного диалога:

– Под взором богов мы шествуем, – произнес Лайак. Избранные воины ударили оружием о доспехи. Актея подняла голову, и пусть даже она не поворачивала к нему лица, Лайак ощутил, как ее разум сосредотачивается на нем, прежде чем перейти дальше.
– Чего ты хочешь, пустой? – спросила она в своем святилище из черного камня.
– Я не хочу ничего, – ответил он.

Нигде не поясняется, почему Актея называет Зарду Пустым. Полагаю, она имеет ввиду его опустошенность, что будет подтверждено позже. Ведь ни учение Эреба и Фаэрона, ни учение самого Лоргара так и не смогли залечить рану в его душе, которая возникла после уничтожения Монархии. Лайак следовал за Аврелианом и изучал Хаос в тщетной попытке вновь обрести веру. Ведь, несмотря на его пафосные заявления, сам он в Четверку никогда не верил. Это подтверждает эпизод противостояния с Фулгримом:

– Ты желал силы богов, – шипел в его голове напитанный злобой голос. – Познай же силу собственной алчности.
– Нет, – раздался твердый ответ, поднимающийся из пустоты, где изначальное имя было спрятано в его душе. – Я никогда не желал ничего от ложных богов.

Выходит, Зарду Лайак все это время прятал настоящего себя, сломленного Имперского Вестника. Того, кто нес к звездам светскую Истину, а не религиозную. И Четверку в действительности он считал такими же ложными богами, каким был Император в глаза Аврелиана. Так или иначе, Зарду выполнил приказ Лоргара, но в душе сомневался. Когда Аврелиан поблагодарил колдуна, его внутренний голос (или демон) прошептал: «Сын… Преданный…». Сомнение Зарду крепли день ото дня, вот один из эпизодов, где он говорит сам с собой:

– Я изучил знаки отравляющего знания, – проговорили его мысли. – Я видел маски, что человечество натягивает поверх своих страхов. Я узнал, что все боги – ложь, что сила приходит из чистоты. Я был там, когда Терра еще горела в войне и разобщенности. Я шел по коридорам горящих храмов и зажигал огни в осужденных городах. Я служил Императору и сражался там же, где Он. Я видел Его, блистательного и праведного, и знал, что Он был правдой и светом – не богом, но силой над богами, реальной, ужасной и настоящей.
Так много погребальных костров, так много пепла…
– Почему ты дрожишь, могучий колдун? Что могло превратить твою душу в лед? Пламя правды было моим даром тебе. Но ты лишь раб тьмы и не заслуживаешь такого сожаления, какого ты помнишь…
Серый воин на мгновение холодно улыбнулся в памяти Лайака.
– Я был Вестником Правды.

Довольно мощная рефлексия явно указывает на то, что Зарду, столько узнав и пережив, уверился в одном простом факте – все пути, которые теперь лежали перед ним, оказались ложными. Правдой было лишь служение Императору. Тем не менее, вот эпизод его очередного разговора с Актеей:

– Моя вера ложна, не так ли? – спросил он.
– Ты веришь в богов?
– Да.
– Ты веришь, что лишь под их властью человечество сможет выжить?
– Да.
– Тогда она истинна.

Похоже, духовные поиски Лайака лишь еще больше запутали его. Он верил, но лишь потому, что таким его создали (позже он сам об этом скажет). Он верил в богов, хоть и признавал их ложность. Так же, как и Аргел Тал, Зарду ненавидел Изначальную Истину, но считал, что люди должны знать о ней. В финале этого диалога с Актеей он говорит:

Я чувствую… как оно пожирает меня. Все, что я сейчас слышу – лишь эхо. Эхо того, кем я был, эхо существования Принца Наслаждений. Это те две последние вещи, что остались мне – воин, веривший, что боги – это мерзость, и смех бессмертного.

Семена сомнений, посеянные Актеей, наконец взошли. Лайак, теряя свое прошлое, но не желая его терять, окончательно уверился в том, что для Лоргара он вовсе не оружие, как считал раньше, а раб. Он хотел решать сам, но не видел выбора. Актея предложила ему выбор, и Зарду принял его. Перестав доверять Лоргару, он освободил Фулгрима на Улланоре вместо того, чтобы натравить его на Хоруса.

Актея заранее предупредила Луперкаля о предательстве Аврелиана. Хотя неясно, что это должно было изменить, ведь Хорус все равно явился в ловушку. Ситуацию изменило решение Лайака, которому из присутствующих удивился только Аврелиан. То есть, по всей видимости, Актея и об этом предупредила Луперкаля, что Зарду не сделает так, как приказал ему отец. В итоге, Лоргар был изгнан, а Багряный Апостол преклонил колени перед Воителем. За Лайком последовали пять тысяч из Ордена Безмолвных.

Можно было подумать, что после Улланора Зарду наконец сделал окончательный выбор в пользу Богов Хаоса. Но все куда трагичнее. Знание (знание истинного имени Демон-Принца) взяло свою цену, и Лайак просто забыл, кем являлся.

Во время Осады Терры он сначала появляется в «Солярной войне» Фрэнча во главе контингента Несущих Слово, приписанного к группе Абаддона. Вместе с Изекиилем Зарду участвует в абордаже линкора Белых Шрамов «Копье Небес». Во время абордажа Лайак непринужденно спасает Абаддона, который едва не погиб во время взрыва штурмового тарана.

Багряный Апостол намеренно пошел за Изекиилем, чтобы спасти его. Он должен был участвовать в ритуале на комете, но на этот счет сказал Абаддону: «Я иду туда, где нужен, а не туда, куда меня зовут». И оказался прав, без него Изекииль погиб бы на «Копье Небес».

В дальнейшем Лайак участвовал в штурме селенарских лабораторий на Луне, снова сопровождая Абаддона. Он регулярно общался наедине с Хорусом, что раздражало Изекииля. Первый капитан обвинял колдуна в том, что это он виноват в нынешнем состоянии Хоруса. Зарду лишь улыбался, прямо говоря, что Абаддон не понимает, что происходит с его отцом. Луперкаль дал четкий приказ не трогать колдуна, поэтому Изекииль не пытался его убить (кроме единственного раза, который скорее был демонстрацией силы и Зарду тогда не особенно оборонялся). Вот, что Луперкаль сказал Абаддону на этот счет:

Лайак – для моей души, как ты – для моего тела. Куда идет один, туда идет и другой.

Голос Зарду Лайка звучал на тысячах кораблей армады Хоруса. Багряный Апостол обращался к мутантам и абхуманам, ярко и пафосно описывая, что в нынешнем Империуме они никто и так будет всегда. Если только эти бедные создания не возьмут оружие в свои руки и не проложат себе путь к новому Империуму. Что интересно, технически Зарду не лгал, мутанты, ставшие такими зачастую не по своей вине, были в Империуме вне закона, да и абхуманы по статусу стояли ниже полноценных людей.

На Терре Лайак совместно с Магнусом провел ритуал для ослабления оберегов Императорского Дворца, которые не пускали на планету демонов. Зарду появился на летающем острове из кости и вновь произнес речь, теперь уже обращаясь к имперцам, обороняющим Дворец. Он заявил, что у них еще есть шанс и те, кто сдастся сейчас, получат прощение Богов.

Все это уже сюжет «Заблудших и Проклятых» Гая Хэйли. Именно в этом романе колдун наконец раскрывает Абаддону правду о Хорусе. Он говорит, что Луперкаль стал аватарой Четверки и те выжигают его душу. Зарду прямо сказал, что у Хоруса осталось мало времени, но Боги уже готовят нового избранника. Несомненно, им должен стать Изекииль.

История Зарду Лайака завершается в «Первой стене» Гэва Торпа. Там Багряный Апостол делает уникальную вещь – он вызывает демона Нургла Кор’бакса Аттерблайта, и делает это внутри Святилища Империалис, несмотря на обереги дворца. Лайаку удалось это сделать, потому что культ Эуфратии Киилер своей неконтролируемой верой истончил границу между реальностями (подробнее – в стриме про «Сатурнин»).

Зарду сильно качнул чашу весов в пользу предателей, так как своими действиями дискредитировал Киилер. К тому моменту Малкадор Сигиллит уже некоторое время наблюдал за культом Эуфратии, полагая, что вера ее последователей в Императора может быть полезна защитникам Терры. И она действительно могла быть полезна, если бы не вмешался Лайак. После того, как он сумел заразить проклятием Нургла Древо Императора в «третьей реальности», Кор’бакс Аттерблайт явился в физический мир и наглядно показал Малкадору с Кустодиями насколько опасна вера смертных. Культ сразу же объявили вне закона. А ведь Эуфратия тогда могла бы многое изменить, это в «Первой стене» показано довольно прозрачно.

Последнее свое деяние Багряный Апостол свершил во время штурма космопорта Львиные Врата. В этой схватке Кхарн, опьяненный благословением Бога Войны, бросился в бой без раздумий, как это часто бывало прежде. Но теперь рядом не было Аргела Тала, который мог бы защитить брата. Его роль исполнил Абаддон. Но внезапно на поле боя явился Рогал Дорн. Абаддон бесстрашно выступил против него, но Лайак понимал, что Изекииль сейчас просто погибнет, а этого нельзя допускать. Поэтому он вышел вперед и встал между Абаддоном и Дорном.

Зарду не мог надеяться одолеть прославленного примарха Имперских Кулаков, но этого и не требовалось. Ему лишь нужно было потянуть время, пока не появится Пертурабо. Эти секунды спасли жизнь Абаддону и отняли жизнь Лайка. Его Рабы Клинка погибли от рук Рогала, сам он бился с примархом, используя колдовство, и несколько раз заставил Дорна отступить. Таковы были его последние слова:

Запомни этот момент, Абаддон. Я отдаю свою жизнь, чтобы ты занял моё место на пути к славе.

Затем меч Дорна оборвал жизнь Багряного Апостола, но его смерть стала подготовленным ритуалом, который окончательно разрушил обереги Терры (не путаем с оберегами Дворца) и позволил первым демонам ступить на землю колыбели человечества. Таким образом, во время Осады Лайак сделал для победы предателей больше, чем кто-либо. Хотя… едва ли он надеялся на победу. Ведь Багряному Владыке было известно, что скоро Луперкаль падет и Абаддон займет его место.

Имя Зарду Лайка помнят и в сорок первом тысячелетии наряду с именем Аргела Тала. Оно навсегда вписано в историю Несущих Слово и пока легион жив, пусть даже проклятый и разобщенный, о великой жертве Лайака тоже не забудут. А был ли прав последний Вестник Илисты или ошибался – это, вспоминая Раума, «зависит главным образом от того, на какой стороне вы находитесь».

Ютуб-канал

Группа ВК

Дзен-блог

https://www.youtube.com/watch?v=trvteZx9Y_g

Демон-Принцы. Сколько их было? Сколько их будет? Не важно. Потому что есть лишь один, что стоял в начале. И он же останется в конце, когда галактика обратится в преисподнюю. Имя ему – Бе’Лакор, Темный Владыка.

Говорят, все начинается с песни или света, или крови. Это неправда, даже в качестве метафор. Все начинается не с искры или грома фанфар. Все начинается со случайности.

Никто не знает, кем Бе’Лакор был в своей первой жизни. Все истории о его прошлом – лишь слухи, вырванные из глоток плененных демонов. Говорят, что на забытых мирах, где людские колонии пали тысячи лет назад, в запретных гробницах можно отыскать скрижали с проклятыми легендами и пророчествами о Темном Владыке. Но это ложь. Или правда. Но правда столь древняя, что уже стала ложью.

Я – наследник варпа. Я – погибель королей. Я – первый сын богов.

Согласно демоническим преданиям, некогда Бе’Лакор был могучим завоевателем, которому не нашлось равных в галактике. Он был героем, чье имя знал каждый. Неизвестно, как и почему он обратился к Богам Хаоса. И даже представить трудно, что он сделал, ведь Четверка не просто одарила его своим вниманием. Нургл, Тзинч, Слаанеш и Кхорн благословили его, все четверо.

Бе’Лакор стал Демон-Принцем не конкретного бога и не Хаоса Неделимого. Он стал Демон-Принцем всех богов. Первым Демон-Принцем, до него в физическом мире не существовало подобных созданий. Каждый из Пантеона даровал Бе’Лакору часть своей божественной мощи и его сила в Материуме стала неиссякаемой.

В Восьмом Кодексе Демонов Хаоса указано, что Бе’Лакор появился в эпоху, которую людские хроники называют Долгой Ночью или Эрой Раздора. Но это довольно продолжительный период с М25 по М30. В Справочнике по Бе’Лакору на этот счет сказано, что он преследует людские миры столько, сколько смертные себя помнят.

Легенды гласят, что Бе’Лакор в Эру Раздора покорял один человеческий мир за другим, систему за системой, кластер за кластером. Он правил целыми секторами, контролируя тысячи планет и миллиарды смертных, которые поклонялись ему как богу. Темный Владыка правил народами и расами, выпивая их жизни досуха. А когда раса угасала, Бе’Лакор шел дальше, продолжая проливать океаны крови и обращать целые регионы космоса в пепел.

Хотя на самом деле он не всегда сражался так – уничтожая армии древних империй и свергая их правителей. Зачастую Бе’Лакор покупал их. Дарил власть и могущество в обмен на целые поколения душ. Его забавляли такие игры, он был не просто тираном. И это справедливо, ведь в нем жила частица каждого из Богов Хаоса. У каждого он обучился в совершенстве его методам, и не отказывал себе в удовольствии, претворяя в жизнь их все.

Он был первым творением Четверки, совершенным, ибо получил силу каждого из них. Это же стало главной ошибкой Богов Хаоса. Ведь они не могли контролировать Демон-Принца все вместе, каждый хотел направлять Темного Владыку самолично, и между Богами начали ссоры. Бе’Лакор же начал действовать по собственной воле. Он был уже слишком силен, чтобы кто-то из богов мог остановить его в физическом мире. Возможно, вместе они могли бы справиться. Но Боги Хаоса – не те, кто работает сообща. Поэтому двойне удивительно, как Бе’Лакор сумел добиться внимания каждого из них.

Он был много кем одновременно, накладывающимися и скомбинированными образами и формами. Все одинаковое и все отличное. Обнаженный скелет с изогнутыми рогами из гниющей кости. Возвышающееся существо из мясистой плоти и красного огня. Фигура с гибкими обсидиановыми мышцами, тень, похожая на биение огромных крыльев. Он не вмещался в поле зрения, аура его присутствия была льдом и холодным забвением.

Так или иначе, Четверка отреклась от своего творения, взглянув на других смертных. Ведь теперь они знали, что могут создавать существ невероятной силы, нужно лишь делать их чуточку слабее, чтобы не терять контроля.

Когда стали появляться новые Демон-Принцы, сила Бе’Лакора уменьшилась, но он все равно оставался самым могучим из своего вида. Говорят, причина этого – в ненависти. В искренней незамутненной ненависти Бе’Лакора к тем, кто пошел по его стопам. Он не хотел служить Четверке, но ревновал как первенец ко всем, кто был после.

Кто-то считает, что с тех пор Бе’Лакор живет лишь для того, чтобы мешать Богам Хаоса. Сам Темный Владыка утверждает, что его цель – свергнуть богов и занять их место. Некоторые уверены, что он действует вовсе не по своей воле, а его «свобода» – лишь часть Большой Игры, которую ведет Четверка. Никто не знает правды.

Контроль достигается посредством понимания, что мы имеем и чего хотим. Власть означает обладание тем, чего хочет кто-то еще, но не может получить.

За тысячи лет Бе’Лакор неплохо разобрался в том, как устроен мир. Воистину, не будь он демоном, у него можно было бы поучиться мудрости.

Смертность означает быть сотворенным из моментов прошлого, которые, накапливаясь, создают настоящее.

Единственным, кто сумел обмануть Бе’Лакора и заставить его играть по своим правилам, стал Ариман из Тысячи Сынов. Для проведения Второй Рубрики Ариману требовалась помощь демонолога Ктесиаса.

Ктесисас был уникальным колдуном. Тогда как другие демонологии привязывали сущности варпа к физическим объектам, например, к гримуарам, Ктесиас делал это с помощью мнемонических упражнений. Он разбивал имя демона на несколько осколков и прятал их в своем сознании, фактически забывая полный вариант имени. Это защищало его от губительного воздействия истинных демонических имен. В нужный момент Ктесиас собирал имя в своей памяти и использовал его, чтобы взять под контроль выбранного демоном.

Но Ктесиас заключил сделку с Бе’Лакором. Колдун боялся, что после смерти окажется в варпе, где будет слишком много тех, кого он использовал при жизни. Темный Владыка обещал, что защитит Ктесиаса. И он мог это сделать, ибо по сей день остается сильнейшим Демон-Принцем.

Первый среди равных,

как сказано в аудиодраме «Ариман: Первый Принц» Джона Фрэнча. Ктесиаса настигли гончие варпа на корабле «Сикоракс». Они убили его, но за мгновения, пока колдун находился между двумя мирами, многое успело произойти. Бе’Лакор намеревался что-то сделать с Ктесиасом. Не взять его душу, нет, у Темного Владыки и без того в подчинении мириады душ. Как сказал он сам,

Какой прок от эфирных лоскутьев? Нет, я здесь ради чего-то большего.

Бе’Лакор так и не озвучил того, что собирался взять с колдуна. Ему помешал Ариман, которого Демон-Принц сходу взял в оборот. Он предложил Ариману забрать долг Ктесиаса в обмен на его возвращение в мир живых. Также Темный Владыка пообещал бывшему Библиарию Тысячи Сынов свободу от влияния Богов Хаоса. Разумеется, под его, Бе’Лакора, надзором.

В этот момент Ариман понял, что смерть Ктесиаса была лишь предлогом, чтобы заманить его сюда. Но на самом деле это Ариман поймал Демон-Принца в ловушку. Ибо каким бы могучим он не был, Бе’Лакор все равно подчиняется тем же правилам, что и остальные демоны. Ариман пригрозил Темному Владыке, что навсегда привяжет его к трупу колдуна. Бе’Лакор был вынужден освободить Ктесиаса.

По слухам, первый Демон-Принц наставлял Абаддона Разорителя со времен Третьего Темного Крестового похода, когда Темному Владыке удалось заставить Талломина, «принца принцев» Кхорна атаковать Кадию по указке Воителя. Бе’Лакор помог Абаддону во время Шестого и Тринадцатого Темных Крестовых походов, но его точная роль в этих событиях нам не известна. Как и его мотивы.
В 999.М41 Бе’Лакор вместе с Кузнецом Войны Шонту захватил Фалангу и направился к Терре. Он столкнулся с Третьей ротой Имперских Кулаков, но это ничего не значило и не обеспечило бы имперцам победу, если бы на помощь им не пришел Легион Проклятых, вынудивший Темного Владыку отступить.
Во время Индомитуса Бе’Лакор вместе с Несущими Слово участвовал в наступлении на сектор Харадон. Там впервые были замечены так называемые Последователи Бе’Лакора, Космодесантники Хаоса, преданные Темному Владыке.

Большая часть сведений о Бе’Лакоре, которыми обладают имперцы, – это результат расследований Серых Рыцарей. Это ничто. Бесценными могли бы быть сведения, добытые Магосом Кибером, специализировавшимся на артефактах эры ТЭТ.

Кибер посетил сотни павших миров и собрал крупицы древних тайн во вполне конкретную картину. Не раз он находил статуи из костей псайкеров, которые изображали некое крылатое создание. Не раз он обнаруживал свитки из человеческой кожи, на которых были запечатлены мириады человеческих фигур, коленопреклоненных пред все тем же крылатым созданием.

Магос находил оружие неясной природы и назначения. Большинство артефактов были столь загадочны и сложны, что даже пытливый ум Механикуса не смог постичь их смысла.

Наивный Кибер не знал, что все это – план Бе’Лакора. Демон-Принц руками Магоса собрал могущественные реликвии, которые в прошлом принадлежали ему. Одновременно он подтолкнул Кибера к тому, чтобы сосредоточить в одном месте все сведения о Темном Владыке, которые только можно было отыскать в имперском пространстве. И все эти данные были уничтожены, чтобы никто никогда не узнал о происхождении и истинных силах первого сына богов…

На этом все. С лоялиста – лайк, с хаосита – коммент, с обоих – подписка. Император защищает, Аве Доминус Нокс и Славьте Солнце!

Источники:

Codex: Chaos Daemons (8th Edition);

Ahriman: The First Prince (Audio Drama);

War Zone Charadon - Act II: The Book of Fire;

Dataslate: Be'lakor, the Dark Master (Background Book).

Ютуб-канал

Группа ВК
Дзен-блог

Аргел Тал был капитаном 7-ой штурмовой роты Ордена Зазубренное Солнце легиона Несущие Слово. О нем практически ничего не известно до сожжения Монархии. Пожалуй, это один из немногих легионеров Семнадцатого, который большей частью комьюнити воспринимается в положительном ключе. Но насколько это справедливо?

Тал был первым, кто по собственной воле связал свою душу с демоном. Он был единственным другом Кхарна из Пожирателей Миров. Он был тем, кто в одиночку мог повернуть исход Ереси не в пользу Пантеона. Но почему его судьба оказалась так важна? Почему даже демон пытался спасти его от смерти? Думаю, дело в том, что у Аргела Тала было пять душ, и сейчас я расскажу о каждой из них.

До Монархии

Как я уже сказал, мы почти ничего не знаем о жизни Тала до событий, произошедших на Хуре. Из «Первого Еретика» Дэмбски-Боудена нам известно, что он родился в маленькой деревне Синг-Рух на Колхиде. Его отец был плотником, а мать – швёй. Это была простая семья рабочих, добрых и набожных людей, что справедливо для большинства колхидцев из пустынных поселений. Мать дала имя ребенку в честь одного из персонажей местной мифологии. «Аргел Тал» с колхидского переводится как «Последний Ангел». И в каком-то смысле он действительно им стал.

Когда Талу едва исполнилось 11 лет, на Колхиду в очередной раз вернулся флот Несущих Слово во главе с Эребом. Они набирали новых рекрутов. Эреб лично путешествовал по поселениям в пустыне, считая, что не в городах нужно искать тех, кто отмечен судьбой. Он знал это на собственном примере, потому что сам был родом из небольшой деревушки. Во время одной из таких поездок Эреб встретил Аргела Тала.

У Тала было несколько сестер и они плакали, когда поняли, зачем к ним в дом пришел воин, облаченный в серое. Безусловно, это считалось великой честью – вступить в легион, тем не менее, никакое благоговение и трепет не отменяют человеческих чувств. Что касается матери Тала, то «ей было свойственно стоять прямо и твердо, не склоняясь перед тем, что она видела. Эту силу она передала своему сыну, и эта сила осталась в его крови, несмотря на все произошедшие перемены».

Эреб забрал мальчика и представил его Лоргару. После того, как маленький Тал увидел примарха, его несколько месяцев мучили кошмары. Но сны не были ужасны по своему содержанию. Тал просыпался в холодном поту из-за смятения, которое рождалось в его душе, когда он невольно вспоминал непередаваемое величие непостижимого существа. Ему сказали, что это нормально, ведь Лоргар – Сын Бога. На что Тал ответил: «Я хочу служить ему». Так началось его преображение.

Эреб лично воспитывал Аргела, намереваясь сделать его капелланом. Напомню, что должность капеллана была введена в Семнадцатом в ближайшие годы после того, как был обнаружен их примарх. Капелланы стали идейными, но не духовными наследниками Носителей Слова и Смерти, о которых я подробно рассказывал на первом стриме про сынов Лоргара. И Тал действительно мог стать капелланом, он умел убеждать, умел передавать свой пыл.

В том, что Аргел идеально подходит на эту должность не сомневались и его боевые товарищи. Ксафен и Таргост всегда удивлялись, почему он выбрал для себя другой путь. Эреб очевидно воспринял отказ Аргела как оскорбление, об этом Талу скажет Лоргар. Но сам примарх не видел в этом проблемы, на его взгляд, Аргел Тал находился там, где должен был быть. Он стал самым молодым воином в истории легиона, достигшим звания капитана роты.

Тут стоит отметить, что Аргел по возможности предпочитал тактику штурмовика. То есть использовал прыжковый ранец и отдавал приоритет ближнему бою. Он сражался некими парными клинками из красного железа с гардами из слоновой кости и рукоятками, обмотанными кожей. По словам Лоргара, эти клинки достались Талу от предшествующего капитана 7-ой штурмовой роты. К сожалению, нам не известна эта история, хотя она, по видимому, могла бы представлять интерес. Также мы не знаем ничего о том, как Аргел стал главой Ордена Зазубренного Солнца.

Хотя с Орденом как раз все понятно. Напомню, что Ордены формировались не на основании рот или иных тактических единиц. В них набирались воины из разных подразделений, которых объединяла манера боя и жизненная философия. Так вот Зазубренное Солнце специализировалось на молниеносных штурмовых операциях, поэтому логично, что главой такого Ордена стал Аргел – один из самых результативных воинов легиона, проявивший себя именно в штурмовом бою.

Что интересно, восприятие Тала разными персонажами отличается, потому что они обращают внимание на разные моменты в его поведении. В пример приведу два мнения – Кирены Валантион и Кхарна из Пожирателей Миров. Вот небольшое сравнение Тала и Ксафена от Кирены:

Капеллан говорил, словно иностранный дипломат. Капитан же как бандит или уличный мальчишка.

Странно, учитывая, что ему пророчили должность капеллана. Но обратите вынимание – выше я сказал, что он умел убеждать и передавать свой пыл другим, но я не говорил, что он был оратором. А вот, как Тала описывает Кхарн:

Черты Аргела Тала отличались крайней безмятежностью, практически эстетичностью – это было невинное лицо боевого священника или воина-поэта. Улыбки ему не шли – они умаляли горделивую красоту, остававшуюся у любого воителя Легионес Астартес – однако улыбался он часто. Очень мало кто знал его достаточно хорошо, чтобы видеть, насколько эти улыбки фальшивы. Одним из таких был Кхарн. Другим – его примарх. Все остальные были мертвы.

Тут нужно обратить внимание на то, что Кирена слепа, а псайкерских способностей у нее нет. Поэтому она и оценивала лишь голос Тала. Кхарн же сражался спиной к спине с Аргелом в бессчетном множестве сражений. Он действительно знал своего боевого брата. И Лоргара тоже знал его. Более того – Лоргар доверял Талу, но об этом позже. Сейчас важно показать, что Аргел не так уж прост. Он был красив, статен и, что называется, производил впечатление. Но внешность ни в коей мере не описывала его истинных намерений. Так что да, Эреб и Ксафен не ошиблись, Аргел мог бы стать отличным капелланом.

Этот тезис можно подтвердить еще одним фактом. Тал был неистов в бою, но это неистовство никогда не отдавало фанатизмом. Аргел всегда рассуждал о том, что делает, а не слепо выполнял приказ. О его воинственности Кхарн говорил следующее:

Возможно, его брат и являлся Носителем Слова, однако у Аргела Тала был характер XII легиона.

Любопытно, что этот характер проявится лишь значительно позже, когда Тал разделит свою душу с демоном Раумом. Раум не будет врагом, напротив – он всегда будет помогать Кхарну. Но именно с этого момента Аргел станет вспыльчивым, как истинный Пожиратель Миров. Однако мы еще дойдем до этого момента.

У «оригинального» Аргела Тала была масса действительно положительных качеств. Например, он ценил боевое братство и понимал, что доверие важно для целостности легиона. Когда Ксафен заговорил о своей ненависти к Кору Фаэрону, которого он называл «ложным Астартес», Тал согласился, что в назначении Фаэрона Первым капитанам есть доля фаворитизма, но вполне закономерная. Если Лоргар Фаэрону не доверял (а он не доверял, не так, как Талу, это я покажу позже), то по крайней мере Уризен знал, чего от него ждать.

Такой человек на должности Первого капитана был выгоден примарху. Аргел видел это в отличие от Ксафена, поэтому прервал капеллана, сказав: «Сейчас не время для старых обид». Тал вообще отлично понимал своей легион, буквально чувствуя настроение Семнадцатого. Или скорее предчувствуя его судьбу, ведь не зря позже он произнесет судьбоносные слова: «Знать, во что верить – наибольшая угроза для нас».

Выше я сказал, что Аргел Тал не выполнял приказы слепо. Для него всегда имело значение, что и почему он делает. Но приказы есть приказы. Например, он сам говорил, что «испытывает отвращение», когда приходится сражаться с другой человеческой культурой. Для него не было никакой проблемы в убийстве ксеносов, но собственный вид, пусть даже отвергнувший предложение Империума, это совсем другое дело. Спустя десятилетия уже измененный Тал, с Раумом в душе и Киреной Валантион в сердце, скажет Кхарну на Арматуре, что нельзя привыкнуть к убийству себе подобных.

При этом у Тала много качеств, не свойственных воинам его легиона, и воинам Астартес в целом. Например, он сентиментален. Позже он признается в этом, когда будет рассуждать о судьбе Туриона, апотекария, под наблюдением которого проходило его генное вознесение. Туриона убил ксенос. Тал, по всей видимости, отомстил и забрал нож, который вскрыл горло Туриона. Оказалось, что он всегда так делал – забирал с поле боя оружие, сразившее его братьев.

Капелланы считали это слабостью, но Тал был уверен, что нужно сохранять память о павших братьях. Не так, как это делает его транс-человеческий мозг, а так, как это делают обычные люди, оживляя воспоминания предметами, которые вызывают эмоциональный отклик.

Монархия

Сожжение Монархии принято считать переломным моментом в истории Несущих Слово. Это не совсем верно. В действительности, переломным моментом для Лоргара, его сыновей и для Аргела Тала стало Паломничество к Кадии. Но, разумеется, без Монархии ничего подобного не случилось бы.

На Монархии Аргел Тал ведет себя как обычно, и это важно – Аарон Дэмбски-Боуден показывает нам будущего Багряного Лорда в ситуации, когда весь легион и даже примарх растеряны. В ситуации, когда проявилась истинная суть каждого из участников тех событий. Вот, как ведет себя Тал в момент, когда Лоргар ступает на Хур:

Вокс ожил тысячей приглушенных голосов Несущих Слово, выдохнувших имя отца. Многие благодарили судьбу за возможность лицезреть его вновь. Почтительные песнопения разносились по каналам связи, не возвышаясь громче шепота. Аргел Тал был одним из немногих, кто остался безмолвным в первые мгновения, славя судьбу в беззвучном благоговении.

Для сравнения, позже Аргел скажет Кхарну, что Ангрон – не примарх, а изломанное существо, и он не ощущает в его присутствии даже толики благоговения, что естественно по отношению ко всем примархам. Но вернемся к эпизоду прибытия Лоргара на Монархию, это важный момент – Тал молчал, когда большинство Несущих Слово начали выкрикивать молитвы. Вероятно, это говорит о том, что преданность он четко отделяет от фанатизма. Но тут есть кое-что еще – сила воли. Тал вновь проявляет ее позже, когда на Хур спускается Император:

Слепой и почти оглохший Аргел Тал ощутил, как болтер выскользнул из его рук. Капитану потребовались все силы, чтобы устоять на ногах.

Безусловно, когда Император отдаст психический приказ, которому не сможет сопротивляться даже Лоргар, Аргел тоже не устоит. Но до этого в момент, когда большинство инстинктивно опустилось на колени, он этого не сделал. Позже Тал специально обратит внимание, что Ультрамарины встанут на колени по собственной воле. Думаю, именно в этот момент Аргел изменился и был готов принять истину Лоргара. Потому что постиг смысл происходящего:

Мышцы действовали сами, сколько бы сердец не пытались выказать неповиновение. Аргел Тал был одним из них. Это была не верность, не поклонение, не служба. Это было рабство, и все его инстинкты бунтовали против принудительного почитания.

Аргел еще долго будет предан Имперским Истинам и Императору, но семя сомнений было посеяно в его сердцах именно в тот момент:

Аргел Тал смотрел, стискивая зубы, как Лоргар опустился на одно колено.
Его первый порыв уже угасал, усмиренный здравым смыслом и верой. Было правильным преклонить колени перед Богом-Императором. Он заставил свои сердца успокоиться, невзирая на нанесенное оскорбление, призывая себя к смирению.
Бешеная злоба взметнулась вновь с приливом адреналина уже через мгновение, когда он увидел, что Ультрадесантники поднимаются на ноги по приказу Жиллимана. Он видел, что они наблюдают, чувствовал, как их глаза со скукой смотрят на него, стоящего перед ними на коленях. Воины одного Легиона стояли в присутствии Императора с соизволения своего примарха в то время, как другие преклонили колени на останках мертвого города.

Этот момент важен для всего Семнадцатого, но я хочу обратить внимание, что Аргел Тал в дальнейшем не возненавидел Ультрамаринов, как многие из его братьев. Позже, в «Предателе» Дэмбски-Боудена, он расскажет об этом Кхарну. Обдумав те события, он не обнаружил в себе ненависти, потому что он понимал – не Жиллиман и не его легион поставили Несущих Слово на колени. Причина их унижения и унижения их отца – это воля Императора. Те же, кто был слишком глуп, чтобы этого не осознать, отправились на Калт, чтобы погибнуть там, так Лоргар устроил собственную чистку, которую другие легионы, примкнувшие к Хорусу, прошли на Истваане III.

Но в пепле Монархии Аргел обо всем этом просто не думал. Он думал лишь об одном – о своем отце. После того, как психическое воздействие Императора исчезло, Тал был первым, кто встал и подошел к Лоргару. Хотя он признает, что в первый момент хотел открыть огонь по Ультрамаринам. Без причины, просто из злобы. Так что Кхарн не ошибся – дух Двенадцатого действительно жил в Аргеле, просто он умел его контролировать. Как он сам сказал, ему удалось усмирить порыв «здравым смыслом и верой». Позже мы вернемся к этому, ведь Лоргар понял, почему именно Аргел первым подошел, чтобы поднять его с колен и увести прочь.

Но прежде, чем отбыть вместе с примархом и легионом, Тал на несколько минут задерживается на Хуре. И находит там вторую из своих душ – Кирену Валантион. Девушку восемнадцати лет, которая эвакуировалась из Монархии, но в момент орбитального удара по городу обернулась и не отвела глаза. Это ослепило ее физически, но духовно… Духовно она лишь укрепилась в своем мировоззрении. Тал заберет ее с собой на корабль, позже он и Ксафен будут часто приходить к ней, чтобы просто поговорить. Это будет происходить регулярно, хотя первый же разговор Тала и Кирены показал, насколько по-разному они смотрят на мир. Она назвала Аврелиана богом, но Аргел возразил, что примарх – вовсе не бог.

Однако Кирена сумела увидеть душу Тала. В тот же первый разговор она спросила, злится ли он на Императора. Тогда Аргел на нашелся, что ответить. Он просто ушел, а потом в тренировочном зале сломал боевого сервитора. И когда Таргост сказал ему, что это нормально, что все они злятся, Тал отказался озвучить правду, мотивируя это тем, что «правда противна на вкус». Пройдет менее полувека и он изменит свои взгляды с точностью до наоборот. Хотя правда действительно будет противной (Тал сам убедится в этом после Паломничества), но он научится принимать ее.

Дальше Тал и Кирена начнут меняться вместе, хотя предтечи этих изменений будут совершенно разным. Кирена, как бы ее не называли, всегда была лишь смертной молодой девушкой, без проблеска психического дара. Но она стала символом для миллионов людей, потому что видела, как «ложные ангелы» уничтожили Идеальный Город. Ксафен, без сомнения – капеллан по призванию, увидел это в ней. А еще он уже давно был приверженцем Старых Путей, поэтому тут же решил взять Благословенную Леди (так ее прозвали на Колхиде) в оборот:

– За бесчисленные века человечество достигло великих высот во имя веры. Этому учит нас история. Вера – это топливо, необходимое душе для странствий. Без веры в великие идеалы мы – ничто, лишь единство духа с плотью возвышает нас среди зверей и нелюдей. Но ложное почитание? Склониться перед недостойным идолом? В этом кроется грех величайшего невежества. И этим грехом ты не запятнала себя. Гордись этим.
Тепло заструилось по ее телу от подобного уважения со стороны ангела. Впервые с момента гибели города ее голос наполнился пылом.
– Как можно склониться перед недостойным идолом?
Еще одна пауза. Раздумье перед тем, как со вздохом ответить.
–Возможно, они были обмануты. Возможно, они узрели божественность и сочли ее достойной поклонения лишь потому, что она божественна.
– Я не понимаю, – ее брови в замешательстве сдвинулись над слепыми глазами, – нечему поклоняться, кроме божественного. Нет богов, кроме Императора.
Она услышала, как Ксафен вдохнул. Когда капеллан снова заговорил, его голос был все так же мягок.
– Ты так уверена в этом, Кирена?

Тут важно не только то, что Ксафен – великолепный оратор. Важнее, что он не лжет Кирене, поэтому девушку заинтересовали его слова. Но Аргелу Талу потребовалось нечто гораздо большее, чтобы его мировоззрение изменилось.

После Монархии

Между Монархией и Кадией Семнадцатый легион участвовал в нескольких кампаниях, а перед самым Паломничеством воины вместе с примархом посетили Колхиду. Все это время Аргел Тал продолжал общаться с Киреной Валантион, их связь усиливалась. Вот, что Аргел думал насчет своей неожиданной привязанности:

Между ними не было ни малейшего притяжения, но он часто обнаруживал, что его захватывает зрелище ее движений, слабых и мягких, как будто она постоянно опасалась повредить окружающий мир. Казалось, что она не хочет оставлять никаких следов и отпечатков на том, к чему прикасается. В ее грации не было страха или нерешительности. Только уважение. Забота.

Очевидно, Тал видел в Кирине все то, чего не было в нем самом. Возможно, главной ее чертой была смертность, а не только образ сожженной Монархии, который она олицетворяла. Разумеется, они были полными противоположностями. Я уже процитировал слова Кхарна, который акцентирует внимание на фальшивой улыбке Аргела. Кирена совсем другая – она всегда прямолинейна и искренна. Вероятно, поэтому в разговорах Кирены и Тала Аарон Дэмбски-Боуден показывает нам, что Тал, несмотря на свои сомнения, по-прежнему предан Империуму. Вот, что он отвечает девушке, когда та спрашивает, за что был уничтожен очередной мир из истории Аргела:

Потому, что так пожелал Император. Остальное не имеет значения. Империум прав и потому могуч.

Но так ли все очевидно? Ведь этот вопрос в самой первой книге серии «Возвышение Хоруса» Дэна Абнетта перед Гарвелем Локеном ставил Кирилл Зиндерманн. Старый итератор спрашивал Локена: Империум прав, потому что силен, или силен, потому что прав? Для Гарвеля ответ был ясен, но лишь в начале его пути. С Аргелом Талом все сложилось точно также.

По той же причине Тал сумел сблизиться с Кустодиями, которых Император приставил к Несущим Слово после Монархии. В частности, он наладил отношения с Аквилоном, с которым они постоянно спарринговались. В дальнейшем капитан без тени сомнений назовет Кустодия другом, и именно Аквилона я считаю третьей душой Тала. Потому что он определяет Аргела в не меньшей степени, чем Кирена. Оба эти персонажа следуют за Талом с Монархии и будут с ним вплоть до трагического финала. Их финала, а не его.

Стоит отметить, что Тал первым понял суть Кустодиев, их концептуальное отличие от Астартес:

Они не братья. Посмотри, как они двигаются. Каждый ведет свой собственный бой без поддержки других. Они не такие, как мы. Они воины, а не солдаты.

Думаю, дать более точное и емкое определение сложно. И это в очередной раз говорит нам об уникальных качествах Аргела Тала – о его наблюдательности и невероятных аналитических способностях. Вероятно, именно поэтому большую часть пути, которую мы проходим вместе с этим персонажем, он сомневается. Потому что видит многое. Потому что видит противоречия.

Именно во время спаррингов с Аквилоном Тал понял, что не знает, во что теперь верит. И вновь его сомнения великолепно отражают состояние Лоргара и легиона в целом – примарх тогда тоже сомневался во всем, а легион просто шел за отцом по инерции.

Но для Тала его сомнения становятся проблемой идеологического плана. Например, когда Лоргар после Колхиды хочет сообщить своим воинам, что они отправляются в Паломничество, он пытается отослать Кустодиев. Но Аквилон непреклонен, у него приказы. Аргел Тал, глядя на эту ситуацию, «не знал, смеяться или стесняться происходящего». То есть у него с одной стороны генетический отец, с другой – Кустодии, воплощающие волю Императора.

Возвращение на Колхиду для многих стала поворотным моментом. Лоргар наконец обратил внимание на Тала, вспомнив, как он повел себя на руинах Монархии. Аврелиан попросил (именно попросил!) присоединиться к Ордену Зазубренного Солнца во время путешествия к Кадии. Разумеется, отношение примарха подкупило Аргела, хотя едва ли он при любых других обстоятельствах отказал бы своему отцу. Одновременно Лоргар назначил Кирену Валантион Исповедницей. По сути, она стала делать для всего легиона то, что раньше делала для Аргела и Ксафена, – слушать их истории, узнавать об их переживаниях и сомнениях.

Интересно и то, что, увидев Лоргара, точнее – ощутив его ауру, Кирена слово в слово произнесла то же, что сказал Аргел в день знакомства с примархом: «Я хочу служить ему». Безусловно, так могли бы сказать многие смертные, но я не думаю, что Дэмбски-Боуден случайно вложил одни слова в уста двух столь тесно связанных персонажей. Полагаю, это сделано для того, чтобы подчеркнуть связь между ними.

Паломничество

Аргел Тал и Ксафен были ближайшими посредниками между мной и миром, который я более не могла видеть, и Паломничество изменило их на уровне, лежащем куда глубже, чем простые физические отличия. Их бременем стало знание: они и их братья по легиону Несущих Слово должны вернуться в Империум с этой ужасной правдой.

Это слова из личных записок Кирены Валантион, обнаруженных после ее смерти. Разумеется, она права в своей оценке. Но ее формулировки едва ли в состоянии передать то, что пришлось испытать Аргелу Талу.

На Кадии, когда туземцы начал проводить колдовской ритуал с жертвоприношениями, Лоргар не воспрепятствовал им. Во-первых, он был заворожен происходящим, ощущая, что это не просто представление. Во-вторых, к тому моменту он если не был уверен в Старых Путях, то всерьез рассматривал вероятность того, что они лгут. Иначе он просто не отправился бы в Паломничество. Но Тал был к этому не готов:

– Вы позволили им совершить это? – он сделал шаг вперед, проявляя больше неуважения к генетическому сюзерену, чем когда бы то ни было в жизни, положив руки на убранные в ножны мечи. – Вы смотрели, как они приносят человеческие жертвы?
…
– Это отвратительно, – Аргел Тал придвинулся еще на шаг.

Обратите внимание – Тал, по сути, обвиняет отца в бездействии и кладет руки на рукоятки клинков. Я затрудняюсь сказать, кому он верен в этот момент – Лоргару или Империуму. Потому что позиции отца он явно не доверяет. Вполне вероятно, сказалось общение с Аквилоном, которого, как Тал сам потом утверждает, он начал уважать.

И все же, когда появляется Кустодий и начинается бой, Аргел выхватывает клинки и сбивает болты, летящие в Аврелиана. При этом сам Аврелиан не двигается с места, будучи абсолютно уверен в своих сыновьях. В итоге, Тал добивает Вендату, но его потрясло произошедшее и он не согласен с этим:

– Отличная работа, брат.
Аргел Тал ударил без предупреждения. Кулак капитана врезался в челюсть Ксафена и опрокинул того наземь.
– Брат? – лежа на каменному полу, капеллан смотрел на ярость Аргел Тала.
– Мы только что убили одного из личных стражей Императора, а ты говоришь по этому поводу: «Отличная работа, брат»? Ты с ума сошел? Мы стоим на грани ереси против Империума.

Жаль, Аргелу не хватило прозорливости, чтобы увидеть – ересь уже началась. Дальше Тал защищает тело Вендаты и никого к нему не подпускает. Он отходит только после того, как Лоргар внезапно взрывается, обещая убить сына, если тот не отступит. Чуть позже Тал скажет:

Мы прибыли сюда в поисках свидетельств существования богов, сир. Никакие заслуживающие поклонения боги не потребуют такого от верующих в них.

Прав ли был Аргел Тал? Я снова затрудняюсь ответить, ведь Астрономикону ежедневно «скармливают» по тысяче душ, но делается это ради благой цели. С другой стороны, Раум, демон Тала, и его уже четвертая душа, потом скажет Лоргару:

Разница между богами и демонами главным образом зависит от стороны, на которой вы находитесь.

И вот с этим поспорить гораздо труднее. Так или иначе, Тал остался верен Лоргару, поэтому отправился по его указанию в Око Ужаса. Причем Аргел, как обычно, предвосхитил события, сказав:

Это разобьет ему сердце, но он отправит нас в Око.

Там Ингефель покажет Ордену Зазубренного Солнца падение эльдар и варианты будущего человечества. В определенном смысле Паломничество Тала предвосхитит Паломничество самого Лоргара, описанное в новелле «Аврелиан» Дэмбски-Боудена. Но Аргелу и его людям пришлось, на мой взгляд, куда труднее. Ведь они были убиты Ингефелем и другими демонами, а потом возвращены к жизни уже с двумя душами в одном теле. Для флота Несущих Слово, воины Зазубренного Солнца пробыли в варпе меньше минуты, но для Тала и остального экипажа «Песни Орфея» прошло семь месяцев.

Кстати, название корабля в данном случае говорящее, ведь Орфей – персонаж древнегреческих мифов, который спустился в Аид и сумел вернуться. Но Орфей не достиг своей цели, тогда как Талу это удалось. Он и выжившие воины Зазубренного Солнца ели трупы смертного экипажа, но не чтобы выжить. А чтобы принести Лоргару истину, которую они узнали, ведь в этом заключалась цель их путешествия. Они прокляли себя, дабы исполнить волю отца. Думаю, здесь к их верности не может быть вопросов.

Но ключевым в Паломничестве Тала стал эпизод, когда они оказались в Лаборатории Императора, где находились капсулы с примархами. Многим кажется, что до «Сатурнина» еще можно было поспорить, являлось ли это путешествие иллюзией или Тал с подачи Дэмбски-Боудена задал вселенной Вархаммера невероятную рекурсию. Теперь мы знаем, что Эрда «рассеяла» своих сыновей. Но что это значит?

Эрда никак больше не описывает свои действия. Не значит ли это, что она каким-то образом впустила Ингефель? Ведь когда Тал и остальные оказались в Лабораториях, Поле Геллера работало. Позже, в «Предателе» Аргел скажет любопытную фразу:

Поля Геллера оберегают металл и плоть. Но ничто не в силах полностью защитить человеческую душу.

Так что для меня это далеко не факт. Я вполне допускаю, что Ингефель действительно привел Аргела Тала к генератору Поля Геллера в Императорских Лабораториях времен Объединения (вероятно, не без помощи Эрды, которую, может статься, тоже обманули). Да и мечи капитана пропали после этого события. Но в действительности для нашего сегодняшнего разговора это не имеет никакого значения. Была это иллюзия или нет – она заставила Аргела сделать окончательный выбор. Он окончательно предпочел своего отца Империуму:

Оба меча взорвались у него в руках, клинки разлетелись, словно разбитое стекло, оставляя на неприкрытом лице кровоточащие порезы. И один единственный ужасающе-знакомый миг Аргел Тал видел лишь пылающее психическое золото.

Обратите внимание – «ужасающе-знакомый» миг. Почему знакомый? Потому что уже видел Императора? Но тогда почему еще и ужасающий? Не потому ли, что это действительно рекурсия и все уже случалось? Подробнее эту мысль я раскрываю во втором подкасте про Лоргара и Ингефель.

После Паломничества

Аргел Тал вернулся с Истиной, которой так жаждал Лоргар. И принес с собой демона. Напомню, что истинное имя демона дает власть над ним. Например, именно так Зарду Лайак подчинил себе Фулгрима. Так вот демон Тала сразу назвал ему собственное имя – Раум. И нужно сказать, что Раум, уже четвертая душа Тала, составил с ним идеальный симбиоз, они даже никогда особенно не противоречили друг другу. С Раумом Аргел стал… целостным. Это хорошо видно в его разговоре с Лоргаром после возвращения из Ока, вот фрагмент:

– Ты ненавидишь меня, сын мой. Я слышу это в твоем голосе.
– Я думаю, что тебя ослепило отчаяние, отец. Быть может, тебе и чуждо садистское наслаждение, но жажда истины довела тебя до порочности.
– И из-за нее-то ты и ненавидишь меня, – Лоргар уже не улыбался. Голос звучал низко и язвительно, в глазах было столько же тепла, сколько в трупе на поле боя.
– Я ненавижу то, что ты вынудил меня увидеть. Ненавижу истину, которую мы должны принести Империуму Людей. И более всего я ненавижу то, чем я стал, служа твоему замыслу.

Тал говорит откровенно – он ненавидит истину, но принимает ее. Это несколько меняет его отношения с Киреной. При следующей встрече они долгое время молчат, и Исповедница отметила это – раньше им никогда не приходилось подбирать слова для беседы. Эта тишина казалась ей «неловкой и тревожной». Потом, когда Тал все рассказал ей, она ответила:

Я не уверена, есть ли тебе прощение.

Разумеется, она имеет ввиду не то, что случилось в Оке. Кирена говорит об убийстве Вендаты. Она говорит, что Тал убил друга и тот лишь молчит в ответ. Он пошел на жертву ради истины и своего отца, и он был вправе это делать, распоряжаясь собственной жизнью. Но был ли он вправе распоряжаться жизнью Кустодия? Думаю, Тал не раз задавал себе этот вопрос. Здесь, как и всегда, в своем решении он опирался на две вещи – «здравый смысл и вера». Точно так же, как было в пепле Монархии. Вот ключевой момент в их с Киреной диалоге:

– Ты все еще отдашь жизнь за Империум?
На этот раз ответ последовал без колебаний.
– Я отдам жизнь за человечество. Но никогда не пожертвую собой во имя сохранения Империума.
А потом он встречается с Аквилоном и врет ему в глаза насчет случившегося с Вендатой. Но едва ли эта ложь далась ему легко:
– Желаю тебе успешного выздоровления. Я рад, что в конце Вендата был рядом с другом.
В сознании Аргел Тала вспыхнула картина последних секунд Вена: раздетый кустодий подергивается и давится, его тащат и насаживают на деревянную пику.
Не в силах солгать еще раз, Несущий Слово просто кивнул.

Важно, что Раум в этом эпизоде не пытается вмешаться. Видимо, считает, что с этой проблемой Тал должен разобраться сам. И это справедливо, ведь он, безусловно, ощущает вину за свой поступок, хотя просто не мог поступить иначе. Не мог не защитить отца, который доверился ему. Что касается Аквилона, он сам высказывает свое отношение к Талу в разговоре с другим Кустодием:

– Нет, –произнес он. – Я тоже не доверяю.
– Даже Аргел Талу?
– Одному воину во всем Легионе, – Аквилон отошел от ограждения, отвернувшись от Кустодиев. – Он единственный, кому я доверяю. В этом-то и проблема.

Аргел Тал продолжил возглавлять Орден Зазубренного Солнца, точнее – то, что осталось от него после Паломничества. Их стали называть Гал Ворбак, что с колхидского переводится как «Благословленные Сыны». Как я уже говорил на предыдущем стриме, они первыми перекрасили доспех из серого в алый, за это Тала прозвали Багряным Владыкой.

Ограничение по знакам. Продолжение здесь.

В мрачной тьме далекого будущего Священные Ордены Императорской Инквизиции – последний оплот человечества в нескончаемой войне за собственную душу. Среди инквизиторов-пуритан есть суб-фракция, называющая себя Последователи Тора или торианцы. Хотя номинально эта суб-фракция следует заветам легендарного Себастиана Тора, своим происхождением она обязана кровавому финалу Ереси Хоруса.

Торианцы владеют многими тайными искусствами. Их знания в области манипуляций с варпом невероятны и они ревностно хранят свои секреты. Одна из наиболее примечательных психических дисциплин этой суб-фракции называется теософия (или теософамия). У нее нет аналогов среди дисциплин других фракций. Иногда теософию называют обратной стороной демонологии, куда более популярной психической практики.

Сила за гранью

Как и многие психические дисциплины, теософия основана на двух константах – ритуал и контроль. Четкое соблюдение правил манипуляции с психической энергией и ее абсолютное подчинение воле инквизитора позволяют торианцам свершать невиданное – силой мысли закрывать варп-разрывы любой величины или заставлять их коллапсировать внутрь психического пространства.

Разумеется, столь тонкое овладение психическими энергиями (в противовес откровенно «грубой» демонологической дисциплине) открывает перед инквизитором беспредельный потенциал по искоренению порождений варпа. Торианцы, достигшие успехов в теософии, могут разрывать каналы, связывающие демонов с Морем Душ. Это ослабляет Нерожденных и в конечном итоге изгоняет их.

Но если торианец может изолировать демона от варпа, способен ли он сделать то же самое с человеческой душой? Безусловно. Ведь, как в «Когте Хоруса» писал Аарон Дэмбски-Боуден, «души не существуют в варпе, они и есть варп». Поэтому теософия позволяет торианцам отрезать людей от Имматериума. Следствие такого ритуала нетрудно представить. Человек буквально лишается души, он становится подобен парии.

Окружающие мгновенно это понимают и начинают сторониться человека, будто он действительно «психический нуль». И в каком-то смысле он им является, потому что процесс необратим. Душа навсегда отрывается от тела и исчезает в Эмпиреях. Но в отличие от урожденных парий отверженные, созданные в результате теософического ритуала, не приобретают их способностей. Они не подавляют психическую активность вокруг себя и не доставляют проблем демонам, хотя их «инаковость» очевидна для всех.

Темное прошлое

Теософия наряду с демонологией и биомантией составляет триединую основу психической мощи инквизиторов-торианцев. Нет никаких официальных сведений, откуда берет начало их уникальная дисциплина. С языка разоренных микенских земель Старой Терры слово «теософия» переводится как «божественная мудрость». Торианцы фанатично верят, что Императора можно вернуть к жизни в физической оболочке, отыскав или скорее создав ему новую аватару. Они десять тысяч лет проводят свои изыскания, о методах и сути которых можно лишь догадываться.

Торианцы смотрят в бездну с отчаянием и надежной, и конечно бездна отвечает им. Например, мы знаем, что Мориана, одна из тех, кто стоял у истоков торианского учения, исследовала силы варпа столь истово, что этот привело ее к Абаддону Разорителю. Мориана стала проклятой провидицей Хаоса и, разумеется, была изгнана из рядов зарождающейся инквизиции. Ее история учит нас тому, что торианцы, по крайней мере в начале своего пути, считали себя вправе заглядывать дальше, чем следовало.

Однако в лоре вселенной есть эпизоды, позволяющие нам с определенной уверенность проследить истоки теософии. Или, возможно, нам лучше этого не делать? Ведь чтобы вырвать душу человека нужна не только великая сила, но и великая жестокость…

Крупицы истины

В «Справочнике Фракции Торианцев» Гэва Торпа упоминается, что основателем этого учения помимо Морианы был еще один персонаж – Промей. Его настоящее имя – Лемюэль Гамон, он был летописцем 28-го Экспедиционного флота. Его психические способности обнаружил Магнус Красный и поручил Азеку Ариману, Главному Библиарию Тысячи Сынов, обучать Гамона.

После Сожжения Просперо Лемюэль оказался в Камити Соне, имперской тюрьме для псайкеров. Затем его душа была связана с одним из осколков Магнуса, но Ариман извлек этот осколок. Рунный жрец Бёдвар Бьярки сказал, что Гамон стал вюрд-призраком и ни один демон теперь не сможет поселиться в его душе.

После этого Гамон взял имя Промей в честь Диона Прома, Главного библиария Ультрамаринов, позже – агента Малкадора Сигиллита. Лемюэль тоже стал агентом Регента. Осколок Магнуса явно повлиял на псайкера, его психический потенциал сильно возрос. В последний раз мы видим Промея в «Ярости Магнуса» Грэма Макнилла, где он вскрывает тот факт, что Алый Король сумел проникнуть в Императорский Дворец.

В последующие годы Промей был погружен в исследования, пытаясь отыскать возможность вернуть Императора в физический мир. Именно он открыл, что Мориана отравлена варпом. Промей сразился с ней и изгнал ее вместе с учениками в Око Ужаса.

Утверждается, что сумму своих изысканий Промей заключили в один монументальный труд – Книгу Промея. Эту книгу в М35 сумела найти инквизитор Сталия фон Дрессен. Сначала она была фанатично предана идеям Промея, но когда они вместе с Ардланом Байгданом наконец отыскали Книгу, все изменилось. Сталия уничтожила труд Промея и отказался от его учения, начав тотальную чистку в рядах инквизиции.

Кто знает, какие тайны открылись человеку, в котором когда-то жила частица самого психически-одаренного примарха. Учитывая, что он искал возможность воплотить дух Императора в физической аватаре, псайкер должен был многое узнать о связи Материума и Имматериума. Он изучал религии Старой Земли, учения о реинкарнации и сути человеческих душ. И конечно он должен был рассуждать о том, как сделать тело подходящего смертного пустым, разорвав его связь с Эмпиреями для предполагаемого вселения.

Эта последовательность умозаключений ведет нас к тому, что корни теософии лежат в историях, которые в 41-ом тысячелетии неизвестны большинству людей. А просвещенное меньшинство считает их не более чем мифом, подоплеку которого все давно забыли.

Аллюзия образа

В реальном мире теософия – это религиозно-этические учение, разработанное Еленой Блаватской, одним из ведущих оккультистов второй половины XX века. Вместе с Блаватской у истоков Теософского общества стояли полковник Генри Олкотт (масон, первый американец, принявший буддизм) и Уильям Джадж (юрист, оккультист, о котором почти ничего не известно до основания Теософского общества).

О теософии сложно рассказать в двух словах. Основа этого учения изложена в многотомных работах Блаватской «Тайная доктрина» и «Разоблаченная Исида». Причем упоминание доктрины здесь не случайно. У теософов, хотя их общество имело во многом религиозную подоплеку, никогда не было догматов, только доктрины, определяющие отношение к миру, но не нормы поведения. Это действительно позволяет дистанцировать теософию от традиционных религий.

Учение Блаватской имело множество аспектов, один из них – вера в реинкарнацию, во многом основанная на самобытных интерпретациях индуистских и буддистских постулатов. Теософия также впитала в себя идеи неоплатонизма и западной мистической традиции (так называемый западный эзотеризм).

Но вера в реинкарнацию – не единственное, что сближает Теософию Блаватской с инквизиторами-торианцами и лором Вархаммера как таковым. Согласно теософическому учению, исконно у человеческой цивилизации была одна общая религия, объективно отражающая мироустройство. Понимание и принятие этой религии наделяло людей прошлого сверхъестественными (с нашей точки зрения) способностями. Все последующие религии – лишь ее извращенные осколки, хотя некоторые крупицы удалось сохранить.

Сама Блаватская в своих трудах всегда заменяла слово «религия» словом «истина», именно так позиционируя теософию. Девиз ее общества гласил: «Нет религии выше истины». Изначальная цель Теософического общества заключалась в поисках эзотерических истоков, которые, как считала Блаватская, сохранили некие Учителя (они же Мастера Древней Мудрости или Вознесенные).

На мой взгляд, это сильно напоминает концепцию Старых Путей из Вархаммера, в частности – позицию Лоргара, воспринятую от Ингефель: что все человеческие культуры, поклоняющиеся Пантеону в разных уголках галактики, лишь осколки некоей пра-веры человечества, которое прежде не разделяло физический мир и Эмпиреи, существуя в рамках союза двух начал.

Не могу не упомянуть понятие «христианская теософия», его еще иногда называют мистическим богопознанием. Суть учения сводится к постижению божественности. По Парацельсу, цель теософии – не только познание бога, но также раскрытие тайн природы. Безусловно, теософия торианцев в аспектах пересекается с христианской теософией, но гораздо больше она восприняла от теософии Блаватской.

Заключение

Гэв Торп не случайно назвал уникальную дисциплину торианцев теософией. Вера в реинкарнацию и поиски древних тайн из прошлого человечества, которое, может статься, и правда связано с варпом теснее, чем мы готовы признать, действительно похоже на близкую интерпретацию учения Блаватской. О котором мы обязательно поговорим подробнее, но – в другой раз…

Ютуб-канал

Группа в ВК

Дзен-блог

Телега с анонсами и чатом

(Почти)бесспойлерный анализ основных мотивов романа «Лев Эль’Джонсон: Повелитель Первого» Дэвида Гаймера. С ретроспекцией к другим произведениям о Темных Ангелах из серии «Ересь Хоруса».

Львиная спесь

Нам известно, что Первый легион стоял у истоков… всего. Темные Ангелы были первыми буквально, они создали военные доктрины, которые позже лягут в основу «Принципия Белликоза», кодекса Легионес Астартес, с которого будет начинать каждый из остальных девятнадцати.

Воинства, на которые был разделен терранский Первый по приказу Императора, во многом отражали специфику будущих легионов и межлегионных формирований. Например, Воинство Пентаклей действовало так, как потом будет действовать Пятнадцатый, а за ним – Библиариум. Воинство Кости представляло собой идеальных диверсантов, которые виртуозно сеяли семена страха в сердцах врагов, как потом это будет делать Восьмой. А Воинство Камня, мастера позиционной войны, во многом предвосхитили стратегию Четвертого.

В период Объединения Терры, при покорении Солнечной системы и позже, в первые годы Великого крестового похода ни один легион не мог сравниться с Первым по численности, огневой мощи, опыту и соответственно – по количеству побед. Великий Магистр Гектор Тране стоял по левую руку от Императора. Сначала между ним и Повелителем Человечества находился лишь Сигиллит, потом добавился Хорус. Но даже когда Шестой и Шестнадцатый воссоединились со своими примархами, будущие Темные Ангелы и без генетического отца были… всем. Это не могло не оставить на воинах отпечаток (цитата из «Крестового похода» от Forge World):

Легион, чья гордость была выстроена на основе чувства авторитетности, или, как сказали бы некоторые, превосходства, теперь оказался всего лишь одним из многих, и этот факт сотряс его устои.

Именно так, спесь, давно пестовавшаяся нескончаемыми победами Первого и его тотальным превосходством над другими легионами, расцвела среди доблестных воинов губительным цветком, который наполнился ядовитым соком, когда другие тоже стали побеждать и завоевывать, делая это с не меньшим успехом, чем будущие Темные Ангелы.

Спесь очень скоро превратилась в злобное упрямство, которое достигло своего апогея в кампании Канис-Балоре, где Магистр Тране повел воинов в бой без предварительного изучения противника. Это привело к поражению и катастрофическим потерям, в которые Тране просто отказывался верить. Абсолютное превосходство ксеносов было очевидно, но Тране снова и снова вел легионеров на штурм, снова и снова теряя своих лучших воинов.

В финале кампании планету подвергли Экстерминатусу, а Тране погиб. Как и тысячи легионеров, которые отдали свои жизни без всякого смысла, из чистого упрямства, порожденного нежеланием признать, что невозможно победить каждого противника. Что иногда нужно отступать, перегруппировываться, просить помощи у братьев. Что поражение – единственный враг, которому рано или поздно уступает каждый.

Любопытно, что новый Магистр Первого Уриан Вендрейг, герой первой кампании против Рангды, пошел по стопам Тране. Он доказал это при Каркасарне, где Ультрамарины под командованием Жиллимана более месяца держали вражеский город в осаде. Решив посрамить прославленного примарха, Вендрейг повел 10 тысяч легионеров в лобовую атаку. Робаут не мог оставить Первый без прикрытия и двинулся следом.

Уриан Виндрейг захватил город, но цена была непомерна. Многие воины Первого пали, включая их Магистра. Владыка Ультрамара тогда сказал (цитата из «Крестового похода» от Forge World):

Тщеславие – скверный стратег, ибо оно делает триумф горьким трофеем и пустой наградой. Сегодня вы доказали силу вашего Легиона, но не его мудрость.

На Каркасарне будущие Темные Ангелы поняли, что Ультрамарины смотрят на них, как на равных братьев, а не как на наставников, которыми они себя считали. После этого Первый начал все стремительнее скатываться в пропасть, на дне которой ждало забвение. Эти воины стремились во что бы то ни стало доказать очевидную для них (но не для других) истину: они – лучшие во всем.

Самоубийственные штурмы, бессмысленные жертвы, битвы, которых вообще не должно было быть, – Первый продолжал побеждать, но нес невероятные потери. Терра разбила остатки легиона на множество малых групп, чтобы они просто не могли бросить вызов какому-нибудь действительно сильному противнику и погибнуть в полном составе. Спесь и тщеславие почти уничтожили легион. Первый спас их примарх, которого Император отыскал на Калибане.

Лев собрал своих воинов вместе и реорганизовал структуру Первого, модифицировав Гексаграмматон (о котором мы поговорим ниже). Эль’Джонсон даже переименовал легион, назвав своих сыновей Темными Ангелами. Это символическое перерождение должно было в корне изменить воинов Первого, в том числе – заставить легионеров забыть о губительной спеси, которая едва не погубила их.

Считается, что Рыцарь Калибана сумел достичь своих целей. Но как было на самом деле? Мог ли искоренить тщеславие тот, кто сам всегда стремился к славе? Или это неправда, и Первый примарх всех переиграл? Возможно, «Лев Эль'Джонсон: Повелитель Первого» Дэвида Гаймера даст нам ответ. И не только на этот вопрос…

Но начать хочу с «Падших Ангелов» Майка Ли, потому что для меня (как и для многих) именно эта книга стала первым знакомством со львиной спесью. Речь идет о заключительном эпизоде книги, где на орбите над Диаматом встретились два флота – Темных Ангелов и Железных Воинов. Лев к этому моменту виртуозно одолел Сынов Хоруса, не позволив им захватить уникальные осадные машины, которые были произведены полвека назад по заказу Луперкаля для кампании на Тетонии.

Тогда машины так и не понадобились, но они понадобились теперь. Лев понимал, что они будут нужны Хорусу для Осады Императорского Дворца, а Осада будет, если Луперкаля не остановят на Истваане V. Пертурабо к этому моменту уже принес клятву верности Хорусу и направлялся на Истваан в составе второй волны. Но Лев не знал, кому принадлежала верность Железного Владыки, поэтому не торопился отдавать ему осадные машины. Поэтому Пертурабо пришлось бросить затравку, рассуждая о том, как Повелитель Первого одолел воинов Шестнадцатого на Диамате:

– Это был ловкий ход, брат. Действительно, вместо того, чтобы противостоять Хорусу напрямую, ты победил его лишь горсткой войск. – Он хитро улыбнулся. – Я начинаю думать, что знак Воителя был возложен не на то чело.
Джонсон улыбнулся комплименту.
– Услышать это от тебя, брат, много значит. Спасибо.

Затем Лев говорит, что не пойдет к Истваану, а закончит кампанию в Щитовых Мирах, чтобы собрать легион и двинуться к Терре для ее защиты. Эль’Джонсон просит Пертурабо не распространяться о его планах, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов по поводу мотивов Первого примарха. Вот продолжение диалога:

– Предусмотрительное решение и очень скромное к тому же.
Джонсон подался вперед вместе с креслом.
– Естественно, – сказал он. Его лицо посерьезнело. – Я поступил так не ради почестей, брат, или власти. Нет, действительно. Я поступил так для пользы Империума. Только по воле судьбы Хорус стал любимым сыном нашего отца. Если бы я был первым, кого он нашел, то сегодня Воителем был бы я.

Слова Льва звучат двояко и его реальные мотивы здесь абсолютно неясны. С одной стороны, он говорит, что в нем нет тщеславия и все его действия – лишь для блага Империума. С другой стороны – он тут же заявляет, что Хорус получил свой титул по чистой случайности, а на самом деле владеть им должен он, Лев. Само это утверждение, на мой взгляд, весьма спорное, учитывая абсолютное отсутствие у Льва харизмы и дипломатичности (о чем, кстати, говорится в его сольнике, но об этом позже).

Но взгляните внимательно на его слова – что это, если не тщеславие? Пертурабо, не будучи глупцом, отлично это видит, поэтому дальше их диалог складывается следующим образом:

– То есть, когда время придет, я смогу рассчитывать на твою поддержку? Если Великий Крестовый поход должен продолжиться, я чувствую, что Императору потребуется выбрать нового Воителя уже очень скоро.
– Само собой, разумеется, – согласился примарх.
– Итак, мы договорились?
Примарх торжественно преклонил голову.
– Договоренность полезна нам обоим.
– Превосходно, – сказал Джонсон. – В том случае, охотно передаю осадные орудия в твое распоряжение.

Всего одно предложение из уст Эль’Джонсона и уникальные осадные машины достались предателям, как и хотел Луперкаль. А Лев так и не получил вожделенный титул Воителя. То есть доблестного Рыцаря Калибана обвели вокруг пальца по всем фронтам. И это удивляет, ведь Лев однозначно не глуп. А Пертурабо даже не пришлось напрягаться и придумывать что-то оригинальное, чтобы обмануть брата. И тут я вижу два возможных объяснения – либо Повелитель Первого вел какую-то хитроумную игру, либо он действительно был ослеплен жаждой славы, хотя обычно умело это скрывал.

Мне не известен ни один факт, который мог бы подтвердить первый вариант – что у Льва был какой-то план, что он намеренно отдал орудия предателю, сделав вид, что Пертурабо его купил. Но можем ли мы подтвердить второй вариант – насчет львиной спеси? Вполне, и в этом нам поможет «Альфарий: Голова Гидры» Майка Брукса.

Когда во время второй Рангданской кампании примарх Двадцатого встречает Льва в облике простого легионера, он видит Эль’Джонсона впервые. На стриме с анализом этого произведения я подробно рассказывал, насколько уникален Альфарий, ведь он буквально чувствует ложь, но также он чувствует правду. Его невозможно обмануть, и он сам признает, что Лев тоже обладает развитой способностью читать оппонента. Тем не менее, Эль’Джонсон не понял, что перед ним стоит его брат. Альфарий же, следуя собственным целям, присоединяется к флоту Темных Ангелов. О Льве он подумал следующее:

Лев Эль’Джонсон желал славы и признания, он хотел быть в авангарде. Гордость и долг удерживали его здесь, а вовсе не преданность благу Империума в целом.

Понятно, что вся история из книги Брукса может быть ложью, на это дважды указывает сам Альфарий (закольцованная формула «это ложь» – «это была ложь»). Но если мы допускаем, что это правда, у меня нет причин сомневаться в способностях и искренности Альфарий, поэтому я не сомневаюсь и в его оценке Льва. Льва, который позволил присоединиться к своему флоту кораблям Двадцатого легиона, о котором вообще ничего не знал. По той же причине Эль’Джонсон не понял, кто перед ним и чего он на самом деле хочет. А причина в том, что Лев опять был ослеплен тщеславием, о чем Альфарий и говорит.

Это уже второй эпизод, где Повелитель Первого ошибается из-за своей спеси. Только если… это не его очередная уловка. Возможно ли, что Лев знал об Альфарии и его намерениях, поэтому позволил ему участвовать в Рангданской кампании? Это объяснило бы, почему Альфарий так легко обманул его. Вот только мы снова никак не можем подтвердить это предположение. Поэтому, наконец, обратимся к «Повелителю Первого» Дэвида Гаймера.

Начнем с самоидентификации Темных Ангелов, которых Лев Эль’Джонсон по общепринятому мнению изменил, лишив гордыни, которая однажды едва не убила легион. Вот рассуждения Дариила с первых страниц книги:

Все суда несли свежие шрамы войны с Рангдой. И не только они. Одному лишь Льву известна истинная цена, уплаченная легионом во время третьего и последнего ксеноцида. Это бремя примарх решил нести в одиночку.
Дариил вздохнул.
Они всегда будут Первым, которым все восхищаются и которому все завидуют, но теперь Десятый, Тринадцатый, Шестнадцатый и даже Семнадцатый, несмотря на все свои неудачи, угрожали превзойти Темных Ангелов в силе и подвигах.

Во-первых, то, что Дариил принимает за факт, является ложью. Из «Крестового похода» мы знаем, что к этому моменту Первым восхищались далеко не все и вообще мало кто завидовал этому легиону (разве что Луперкаль, хотя тот даже к Руссу отца ревновал). Но важнее то, что мысли Дариила явно показывают нам – тщеславие Темных Ангелов никуда не делось, они по-прежнему мнят себя лучшими из лучших. Альфарий говорит, что помимо гордости Львом в не меньшей степени движет долг. Вполне вероятно, но давайте посмотрим, как сыновья видят своего отца:

Он производил величественное впечатление отнюдь не только мощной статью – одним своим присутствием мрачный примарх заставлял повиноваться себе целый зал гордых рыцарей-сверхлюдей. Эль’Джонсон возвышался над любым другим воином. Пусть он и имел еще семнадцать братьев, но примархи не могли считаться и близко равными друг другу по способностям, а Лев с Калибана был самым необыкновенным из них.

Кажется, что в этом нет ничего удивительного – для сына естественно воспринимать отца лучшим из всех, вне зависимости от его реальных качеств. Вспомните хотя бы Абаддона, который при Осаде Терры отлично понимал, что Хорус уже не то(р)т, но все равно оставался беззаветно предан ему. Вот только с Темными Ангелами все иначе, и это нам показывают мысли Аравейна, когда он рассуждает о том, почему другие легионы отправились на Улланор, а Первый ушел воевать на задворки галактики:

Темные Ангелы не были Шестнадцатым или Третьим, чье благосклонное отношение к новому указу, судя по всему, говорило о дурном тоне и бестактном желании, чтобы их достижения чествовали за пределами братства Астартес. Тем не менее, это не останавливало горстку упорных и самоуверенных летописцев от попыток попасть в легион Льва.
Шарм Первого, как полагал Аравейн.

Насчет «шарма Первого» вряд ли получится поспорить – окутанный едва проницаемой завесой тайны этот легион вполне закономерно привлекал летописцев, несмотря на то, что их здесь не жаловали. Поэтому реакция некоторых смертных закономерна:

Она восхищалась Темными Ангелами. Это естественно, ведь ими, по слухам, восхищался даже Хорус. Кем надо быть, чтобы не восторгаться Первым легионом?

Но сейчас важно другое. Еще раз внимательно прочтите рассуждения Аравейна – следование приказу Императора со стороны других легионов он называет «дурным тоном» и определяет как тщеславие. И уже поэтому ставит свой легион выше остальных. Притом, что Темные Ангелы даже в своем символизме не чужды гордыни и стремления к славе:

Короткий пролет лестницы поднимался полуспиралью к небольшому алтарю – одному из многих скрытых помещений, предназначенных для рыцарей, чьи деяния и скромность воспрепятствовали их погребению в основных променадах усыпальницы.

Выходит, были алтари скрытые, для скромных братьев, и те, что стояли «в основных променадах усыпальницы», для братьев, которые славы не гнушались. Обращаю внимание – я не отказываю Темным Ангелам в заслуженной славе. Они выиграли бессчетное множество кампаний и достойны славы как никто другой. Но недостойным мне видится лицемерие, с которым они отрицают свое тщеславие. А вот мысли самого Льва из воспоминаний о встрече с Императором:

– Ты не первым из братьев занял свое место подле меня, но по количеству побед тебе нет равных. Даже Хорус тебе завидует.
– Хорус вдохновляет, – сказал примарх. – Магнус посвятил себя наукам, Лоргар же несет свет заблудшим душам. Робаут ваяет миниатюрный Империум, где его имя славят наравне с твоим. Я оставил позади вдвое больше миров, чем любой из них, но каким будет мое наследие? Пепел и мрак?

И снова рассуждения Первого примарха можно было бы трактовать двояко, если бы о себе он не думал следующее:

Когда-то Император сотворил двадцать полубогов, шедевров генной алхимии, но первым Он создал Эль’Джонсона – шаблон и идеальный образец, с которого снял девятнадцать обычных копий.

Это мысли Льва в момент, когда он сражается с кравами. Согласитесь, выглядит как «О, я чертовски хорош!» А легионеры Льва под стать своему отцу, ведь вскоре они понимают, почему оказались здесь, на задворках галактики, вместо участия в Улланорском триумфе:

– Вот почему вы проигнорировали призыв наступать на Улланор и отправились к Северной Окраине, – произнес Дариил.
– Чтобы выманить паразитов, которые терзали аванпосты человечества со времен Золотой эпохи экспансии, и сокрушить их, – подтвердил Аравейн. – Этот триумф посоперничает с уничтожением Улракка Урга. Победа, принадлежащая лишь нам, напомнит братским легионам, что Темные Ангелы всегда будут Первыми и что мы вновь можем стать силой, коей были до Рангды.

Тут мы могли бы предположить, что это легионеры так поняли ситуацию, а в планах Льва никакого стремления к славе не было. Вот только Лев в этом эпизоде стоит рядом и не отрицает слов Дариила и Аравейна. А ведь он должен был сделать это, если действительно боролся с тщеславием в рядах легиона.

Тем не менее, в книге Гаймера есть три эпизода, которые этой концепции противоречат. Первые два – это слова и мысли легионеров. Вот первый такой эпизод:

Он поставит своих воинов на стену. Он будет держать оборону. В отличие от многих других, Первый легион не жаждал славы. Победа не была чем-то вроде оленьих рогов, которые вешались бы на стенах крепостей Темных Ангелов и убеждали других в воинской доблести сынов Льва. Легионерам Первого достаточно знать, что они выполняют свой воинский долг на службе Императору.

Вот второй:

– Мы – Первый легион, – произнесла стоявшая ближе всех фигура. Рыцарь излучал тусклую ауру, а эхо его судьбы долетало призрачным шепотом лесного ветра. На шее воина поверх рясы висел серебряный с перламутром талисман. – Мы всегда побеждаем, даже если об этом больше никто не знает.

А вот момент, когда Лев сражается с лидером кравов:
Империум никогда не отдаст должное этому врагу, а история не сохранит причин его истребления, но Лев счел справедливым отсалютовать достойному неприятелю перед его гибелью.

То, что среди личностных качеств Повелителя Первого присутствует истинно рыцарская честь, я отрицать не могу. Например, после кампании на Дулане он никому не рассказал о тайне Волков (имеется ввиду Проклятие Вульфена). Хотя там же, на Дулане, Эль’Джонсон совсем не по-рыцарски атаковал смеющегося Русса со спины. Но это уже другая история. Тут важнее, что Лев понимает – о его победе над кравами в этом регионе космоса скорее всего никто никогда не узнает. И вроде бы он действительно не переживает по этому поводу.

Своего апофеоза эта линия достигает в заключительной части книги, где описан еще один фрагмент диалога Льва и Императора перед Улланорским триумфом:

– Империум торжествует, но эта победа пуста. Один великий триумф Хоруса еще не вернул нам Галактику.
– Вспомни мои слова, сын. Улланор – всего лишь очередной наш успешный шаг.
– Тогда зачем вся эта напускная пышность?
– Затем, что некоторые без нее не могут. Они не способны принять конец одной эпохи и вступить в следующую без пафосного празднества, которое должно придать значимость моменту. Героям нужно раздать венки по заслугам, генералов осыпать медалями и высокопарными титулами… Некоторым хочется признания, им важно видеть себя частью чего-то большего.
Вокруг трона Императора сгустились тени. Однако за пеленой неопределенности, глубоко под мириадами личин этого поистине непостижимого существа, Лев ощутил гордость отца своим перворожденным сыном.
– Другим же, – закончил Владыка Людей, – нет.

Думаю, этот диалог расставляет все точки. Пертурабо и Альфарий были правы и не правы одновременно. Они не ошиблись, увидев спесь и тщеславие Льва, – Эль’Джонсон, как и его легион, всегда обладал этими качествами в избытке, что я наглядно показал выше. Вот только это была не жажда всеобщей славы. Не для Льва.

Похоже, Повелителю Первого действительно не было нужно, чтобы его все любили (об этом, кстати, Альфарий тоже говорил). Ему было нужно, чтобы его любил отец. Чтобы он видел достижения сына и гордился ими. Для Эль’Джонсона было критически важно знать это, знать, что для отца он Первый не только по номеру.

На мой взгляд, это несколько сглаживает впечатление от «львиной спеси». Ведь мы не можем винить сына в том, что он хочет быть лучшим в глазах отца. Хотя это определенно не преимущество, а недостаток. Потому что в отсутствие фактов, подтверждающих обратное, получается, что и Пертурабо и Альфарий обманули Льва, сыграв на этом его странном тщеславие. И если обман Альфария не принес проблем, то ситуация с Пертурабо потенциально стоила десятков тысяч легионерских жизней и сотен тысяч, а может и миллионов жизней простых смертных. Хотя как раз цена победы Эль’Джонсона никогда не волновала.

Львиная суть

До книги Гаймера многие задавались вопросом – а какой психический потенциал у Льва? Ведь все примархи были пси-активны, в этом нет сомнений, даже Русс, когда входил в боевой транс, истончал границу между реальностью и варпом, распространяя вокруг себя ауру психического холода. Но со стороны Эль’Джонсона подобные финты раньше не были замечены. Гаймер дал намек:

Эль’Джонсон сощурился, как охотник, сужая поле обзора, и заметил след потусторонних энергий, возникший при телепортационном скачке через зал.

Эта мысль развивается дальше во время противоборства с кравом – Лев действительно видит психические проявления в Материуме. Даже те, что не связаны с направленным агрессивным воздействием на него, как в примере выше, где он замечает следы телепортации. Также он видит психические потоки, направляемые на его воинов. Он «ощущает рябь в эфире», когда враг использует варп. Но это еще не все:

Инерция вышвырнула его из образовавшейся воронки и протащила по полу. Эмпирейные оковы все еще крепко стискивали Льва, но слабели с каждой секундой, уступая сосредоточенному натиску его разума.

Дальше крав проникает в сознание Льва и… Эль’Джонсон не просто подавляет волю существа, которое старше человеческой расы. Примарх отгораживает крава от варпа и сам проникает в разум врага, а затем прослеживает его путь через галактику по психическому следу. Причем Эль’Джонсон своим способностям не удивляется. Он действует уверенно и создается впечатление, что он с самого начала планировал именно это. То есть о своих психических талантах примарх определенно знал.

Похоже, одна из «Глориан» Первого не зря называется «Непобедимый разум». Потому что разум Льва именно такой, а его воля в полном смысле слова непоколебима. Полагаю, это и есть его психический дар – способность не просто видеть проявления варпа, но противостоять им и даже отрезать их от источника. При этом факт путешествия по психическому следу другого пси-активного существа через галактику на моей памяти беспрецедентен. И получается, что если Лев об этой своей способности знал, можно лишь догадываться о том, насколько многоуровневые игры он мог вести.

Другой немаловажный момент – место Эль’Джонсона и его легиона в планах Императора. Одно дело – узнать это из книг от Forge World (если конкретнее – из девятого тома «Крестовый поход»). Но совсем другое – когда назначение легиона озвучивает сам Император в личном разговоре со Львом. Этот эпизод я процитирую полностью:

– Во времена древнего Гипта жила императрица по имени Хатшепсут. Судя по уцелевшим источникам, она была неординарной личностью и сильным правителем. Она возродила свое царство после кровавой войны и вражеской оккупации, при ней возводились прекрасные монументы, а народ процветал. Хатшепсут заново собрала гиптский флот и с его помощью сначала вернула захваченные земли старой империи, а затем сама выступила против наций-угнетателей.
– Параллели трудно не заметить, – хмыкнул Лев.
– Однако пришедший после нее к власти Тутмос Третий сделал все, чтобы искоренить наследие Хатшепсут. Ее имя свели со всех памятников, ее деяния и триумфы вымарали со страниц летописей. Даже ее тело вынесли из императорской гробницы.
– Почему, если ее правление было таким успешным?
– Потому что преемники завидовали ей, жаждали ее славы. Порой прошлое несет слишком много проблем, чтобы увековечивать его в камне, восславлять статуями… или золотыми аквилами имперского знамени. Порой его лучше уничтожить, чтобы не осталось ничего, кроме пепла и мрака.
– Но история все же помнит эту императрицу.
– Потому что у Тутмоса Третьего не было своих Темных Ангелов.

Вряд ли для многих это станет откровением, что Темные Ангелы – легион Разрушителей в абсолютном смысле. Легион, созданный, чтобы не просто победить врага, но не оставить от него даже памяти. Хотя, согласитесь, для воинов со столь специфическим назначением спесь и тщеславие в генах опасны, чем бы они ни были обусловлены. Но эту проблему Лев для себя решил точно так же, как для себя аналогичную задачу решил Император:

Хотя Лев требовал многого, а давал совсем мало, он от всех сердец любил каждого сына – и как повелитель, и как отец. Он искренне гордился их подвигами, но тут же строго приказывал им совершать еще более славные деяния.

И дальнейшие рассуждения:

Его братья считали, что калибанец безотказно соглашается творить жестокие дела, – и были правы. Они думали, что, ведя войны за Империум, Эль’Джонсон не пожалеет ничего, даже жизней своих сынов, – и были правы. Они утверждали, что Лев ни разу не пролил ни слезинки после таких потерь, даже при истреблении рангданцев, когда его легион лишился половины бойцов, – и снова были правы.

Вероятно, Лев действительно гордился достижениями своих сыновей, но не показывал этого, считая подобные демонстрации излишними (тут вспоминается Феррус, у которого отношение к сыновьям было аналогичным). Его право, не нам судить. И уж тем более не Императору, который к собственным сыновьям тоже относился… спорно, скажем так.

Эль’Джонсона мы вправе назвать жестоким, но вместе с тем – эффективным. Он умел побеждать, не считаясь с жертвами. Это вовсе не значит, что он не переживал. Вполне вероятно он испытывал боль по погибшим сыновьям, но не показывал этой боли даже самому себе, чтобы не терять концентрации. Отвлеченно подобная выдержка достойна уважения.

Что касается призвания Темных Ангелов, Лев его отлично понимал. В одном из эпизодов он рассуждает о том, что Русса принято называть «отцовским палачом». Эль’Джонсон не согласен с этим, вот его размышления:

Роль, которую исполнял для своего родителя Эль’Джонсон, не имела столь выспреннего названия, ведь если Русс являл собой предупреждение, то Лев – решение. Окончательное. Во имя Императора он не просто убивал, но истреблял.

С Великим Волком связано достаточно историй, которые подтверждают истинность утверждения Льва. Леман, безусловно, заслужил титул палача, он был создан для этой роли во всех отношениях (см. блиц-обзор Русса). Но он не был хладнокровным убийцей. А вот Лев определенно им был.

Полагаю, именно поэтому в рамках Ереси Хоруса Темных Ангелов столкнули лбами именно с Повелителями Ночи. Потому что и те и те были убийцами, для которых цель всегда оправдывала средства. Но вот кому действительно не нужна была никакая слава, так это Восьмому легиону. И, конечно, они отличались методами – тех, в кого Конрад вселял страх, Лев просто истреблял. Сам он отлично это понимает, продолжая рассуждать о себе и Руссе:

То, что Леману запретила бы сделать честь, Эль’Джонсон исполнил бы без колебаний. В войнах его братьев попадались как враги, которых еще можно было принять в Империум, так и неприятели, чье бессмысленное, но благородное сопротивление хотя бы заслуживало увековечивания в истории. Но если на недругов наводил орудия I легион, то их ждало абсолютное искоренение – изничтожение до самой последней точки в записях. Именно с такой целью создали Темных Ангелов, и именно поэтому Он сотворил их первыми.

Оговорка насчет чести уместна в свете упомянутых событий на Дулане. Когда Льву показалось, что Русс смеется над ним, Первый легко наплевал на свою рыцарскую честь. Но потом, успокоившись, он честно сохранил тайну брата, пусть и не любил его.

Единственное, что для меня остается загадкой, – почему Император не указал Льву на его проблему. В сольнике Эль’Джонсона прямо сказано: «Одинокое детство в лесах Калибана научило его ценить собственные мысли и во всем полагаться на свои силы». Первый действительно всегда действовал именно так – полагаясь только на себя. И это имело свои плюсы, но был и критический минус. Ведь нельзя в одиночку завоевать галактику. Есть враги, которых невозможно сокрушить без помощи союзников. Лев сам познал это в кампании с Рангдой, в которой он победил, но ценой половины легиона.

А мы ведь уже где-то встречали это, правда? «Я понял, что должен напомнить тебе о смирении, Мортарион. Некоторых врагов тебе не победить в одиночку». Это цитата из «Света Лампиона» Фрэнча. У Мортариона была та же проблема – он всегда полагался лишь на себя и Император преподнес ему урок, спровоцировав выступить против Некаре. Льву он такой урок почему-то не преподнес, при той же проблеме. Тот факт, что Дитя Смерти в итоге предал, вряд ли может тут о чем-то сказать, ведь из «Света Лампиона» мы знаем, что Дедушка положил на Мортариона глаз, едва тот оказался на Барбарусе. Его предательство было практически закономерным, хотя, на мой взгляд, урок Императора получился, мягко говоря, странным.

Так или иначе, именно замкнутость стала причиной спеси Льва. Он привык действовать в одиночку, у него этого получалось и он уверился в том, что знает, как лучше. Тут уже его история напоминает историю Магнуса, с той лишь разницей, что у Алого Короля высокомерие не было разбавлено тщеславием. Однако же Лев остался верен, и это много стоит.

Львиное оружие

Многоуровневая иерархия Темных Ангелов – уникальное явление среди легионов Астартес. На мой взгляд, именно в книге Гаймера она описана самым наглядным образом, вот один из таких моментов:

Его звали Кай, и это имя было выгравировано филигранью, чьи узоры изгибались на краях пластин доспеха. Смазанная маслом пласталь брони сверкала, будто темное зеркало. Хитроумная иерархия символов позволяла идентифицировать его как рыцаря Пятнадцатой роты Третьего ордена и командира тактического отделения «Мартлет».
На нагруднике Кая была вытравлена эмблема Крыла Грозы, а рядом с обозначениями подразделения на правом наплечнике виднелись менее заметные субординантные знаки, расположенные в определенном порядке и нарочито сделанные сложными для восприятия. Они указывали на ранг Кая в параллельных эшелонах Гексаграмматона.
Чем пристальнее Аравейн изучал доспех сержанта, тем больше он обнаруживал геральдических символов секретных орденов, еще более неясных, чем те, что украшали наплечник. Все они были заключены в узоры с мотивами листьев и венков.

Ограничение по знакам. Продолжение здесь.