daymonri

«Вера, облечена ли она в форму примитивной религии или просвещенной истины, является душой всякой армии. Она делает последнего из солдат могучим, труса – достойным, ее утешение позволяет вынести любые трудности. Вера делает благородными все занятия солдата, сколь бы низкими и мерзкими они ни были, и привносит в них золотую искру божественной цели».
Лоргар Аврелиан.

Рожденные виной

С первых дней Объединения Терры было ясно, что Император ведет две войны – завоевательную и войну идеалов. Кто-то из его ближайшего круга, а может и сам Повелитель Человечества сказал: «Если мы будем убивать каждого, кто нам противостоит, то получим власть над царством из пепла». С некоторыми, вроде Багровых Странников, не могло быть примирения. Но если речь не шла о ксеносах, зачастую можно было найти подход к любому врагу. Подобрать нужные слова к его душе, сколь грубой, жестокой или высокомерной она ни была.

Говорят, что в этом и заключался план Императора – он создал девятнадцать легионов для войны плоти, и лишь один легион – для войны умов и сердец. Другие сражались с праведной яростью, даже ненавистью, они видели лишь путь войны, но Семнадцатым с самого начала двигал фанатизм. Этих воинов набирали не из конкретной локации, как было с большинством других легионов. Первым рекрутами Семнадцатого стали сыновья самых стойких техноварваров, которых Император покорил с наибольшим трудом.

Их психологическая обработка отличалась от типовой психоиндоктринации – воинов воспитывали с тонким пониманием того, что их предки повинны в величайшем из грехов – сопротивлении Объединению. А они, сыновья тиранов, станут искуплением отцовской вины, чтобы их древние кланы заслужили прощение в глазах Человечества и его Повелителя.

В первые годы почти никто из Семнадцатого не контактировал с другими легионами. Они были суровы, безрадостны и нелюдимы. Они говорили и действовали, как приговоренные, которых помиловали в последний момент. Эти воины не наслаждались битвой, слава не имела для них значения. Они лишь желали всем сердцем исполнить свой долг. Другие легионы могли уважать достойного врага, но для Семнадцатого враг был лишь целью, которую надлежало либо сломить, либо устранить. Их доктрина не допускала третьего пути.

Большинство легионов получили свои имена с течением времени, но Семнадцатому дали название сразу – Имперские Вестники. Это не было знаком чести, лишь указанием на то, какое место легион занимает в планах Императора. Ибо туда, где суеверия Долгой Ночи были наиболее сильны, они приносили имперский ультиматум – отречься ото лжи или умереть с ложью на устах. Существовал целый ритуал: к крепости или анклаву тирана неспешно подступал одинокий воин в черной броне. Шлем воина был стилизован под череп, в руках он нес булаву с орлиными крыльями. Его облик, его атрибуты отражали тот самый имперский ультиматум.

Этих воинов набирали из наиболее фанатичных, самых преданных идеалам Имперской Истины. Тысячи ворот открылись при их приближении. Десятки тысяч ворот открылись, когда они заговорили. Их называли Носителями Слова и Смерти. Потому что глупцов, которые смели отказать воину в черном и тем более попытаться убить его, ждала только смерть. Тогда к крепости подходил легион в сером керамите и, не говоря ни слова, обращал стены в пыль, а защитников города в окровавленные лохмотья.

Уже тогда, на рассвете Объединения, военная доктрина Имперских Вестников обрела завершенный вид. Война оружия и плоти была для них последним инструментом, самой грубой формой воздействия. Поэтому они не уделяли ей слишком много времени. Нельзя сказать, что воины Семнадцатого уступали в ратном мастерстве воинам других легионов, однако бились они куда проще, грубо и прямолинейно. Но лишь потому, что бились они редко. Ибо их истинным оружием было слово и в такой войне они не знали себе равных.

Вскоре Семнадцатый получил еще одно имя – Иконоборцы. Когда эти воины истребляли непокорного врага или ломали его дух, заставляя отречься от исконных верований и присоединиться к Империуму, начиналась зачистка. Вестники вскрывали библиотеки, архивы, прочие хранилища древних знаний. Они собирали все, что касалось ложных богов и древних учений, включая предметы искусства – картины, скульптуры, сборники поэзии. Все это собиралось и демонстративно сжигалось на кострах. Ибо в Империуме, который строили Вестники, была лишь одна Истина. Незыблемая.

Никто не знает, сколько храмов и тайных митреумов уничтожили Иконоборцы. Нельзя сосчитать количество вражеских лидеров и колдунов, которых они сожгли на своих кострах, как это делали инквизиторы в кровавом прошлом Старой Земли. Но в отличие от инквизиторов Вестники просвещали, они давали знания, а отнимали пустые традиции и бессмысленные ритуалы.

Сегодня никто не сомневается, что тогда в Семнадцатый входили самые верные и преданные сыновья Императора. Он взрастил фанатиков, которые могли покорять звезды словами. Фанатиков, которые заполняли библиотеки пеплом, а не топили землю в крови.

Истина Уризена

Становление Лоргара на Колхиде и момент, когда он был обнаружен Императором, я подробно проанализировал в стриме про Аврелиана. Поэтому здесь обозначу лишь ключевые моменты. Колхида была миром «старых богов», религия там была повсюду – в умах, сердцах, пыли и песке. Большая часть населения мира исповедовала в том или ином виде Старые Пути. Это было не в полной мере поклонение Хаосу, но на Колхиде знали о варпе, знали о том, что в нем обитают сущности, которые столь несоизмеримо выше человека, что их справедливо называть богами.

О происхождении этих знаний я рассказал во втором подкасте про Лоргара и Ингефель. А в первом подкасте я пояснил, почему Лоргар так легко принял Старые Пути и почему потом не отказался от них, хотя также принял и Имперскую Истину. Безусловно, Хаос коснулся Лоргара, пока он находился в гестационной капсуле между Террой и Колхидой. Нет сомнений, что фанатизм и исступленная верность были заложены в его гены Императором. Проблемой стало то, что этот фанатизм и эта верность обрели на Колхиде религиозный подтекст. Ибо задолго до появления Императора Лоргар знал о нем и верил, что Он – Бог.

Уризен видел в пророческом трансе, что на планету спустятся два могущественных создания – в золоте и кармине. Так и произошло – на Колхиду Император пришел с Магнусом Красным. Аврелиан без лишних слов преклонил колени перед своим богом, а вслед за ним на колени встала вся планета.

Лоргар верил в божественное происхождением Императора, но это не было нонсенсом. Многие, кто видел, как Повелитель Человечества повергает своих врагов и расширяет человеческую экспансию за пределы самых смелых фантазий, убеждались в его сверхъестественной природе. Сказать, что Император – бог, это, по сути, единственный способ объяснить, как он сумел объединить Терру, Солнечную систему и теперь объединял галактику.

Уризен легко интегрировался в легион. Потому что его воины были таким же – запредельно преданными Императору и Человечеству, верящими его особый путь и судьбу, желающие служить. Многие люди, которые сопровождали Лоргара на Колхиде, были возвышены до Астартес и получили высокие должности. Что касается терранского ядра, все сыны Уризена склонились перед ним, как ранее он склонился перед собственным отцом. Между ветеранами и новыми рекрутами не было трений.

Мы знаем, что в первые годы Великого Крестового Похода Аврелиан скрывал свою веру. Да, он официально принял Имперские Истины. Но понимал их по-своему. Он считал, что иные культы необходимо искоренять, но культ Императора – и есть Истина, выходящая за пределы религиозного и мифологического миропонимания. Любопытно, что первые речи Аврелиана в роли примарха полны порицания идолопоклонства, колдовства и веры в богов. Однако Уризен, будучи истинным мастером слова, явно никогда не отрицал само понятие «бог», а о сущности своего создателя предпочитал не высказываться.

Разумеется, Эреб и Кор Фаэрон были целиком на стороне Лоргара. Как я уже говорил в стриме о нем, эти двое полагали, что наставляют примарха, в действительности же все было наоборот. Но гораздо интереснее, что легион уже был готов к вере, которую нес Уризен. Мы знаем, что Халик-гар, Верховный Вестник и лидер легиона до Лоргара, был обращен в Старую Веру еще на Терре своим отцом, либо дедом. Мы знаем, что Маэдро Вессар и Устун Чо, величайшие Иконоборцы, чьи имена гремели на весь Великий Крестовый Поход, также были приверженцами Старой Веры задолго до посещения Колхиды.

Это говорит о том, что Аврелиан вовсе не принес откровение в свой легион. По крайней мере, не для всех. Семнадцатый знал о богах куда больше, чем говорил. Возможно, поэтому сыны Лоргара всегда были столь фанатичны в отношении религиозных культов – ибо они ведали их губительную мощь. А еще, по всей видимости, многие из них тайно почитали Императора богом до того, как это стало мейнстримом до того, как их стал наставлять Лоргар.

Конечно, присутствие Аврелиана изменило легион. Другим легионам стало еще сложнее находить общий язык с воинами Семнадцатого, потому что их догматизм перешел на новый уровень. Еще бы, ведь теперь их вел в бой сын бога! Но были и формальные изменения. Например, Носители Слова и Смерти в черной броне и череполиких шлемах получили новые функции. Теперь они должны были следить за душой легиона, проверять других воинов на искренность и преданность, пестовать в них абсолютную открытость идеалам Лоргара. Их стали называть капелланами.

Все действия Семнадцатого обрели церемониальность. Если мир приводили к Согласию бескровно, устраивались шествия во главе с капелланами и невероятные торжества. Если же планету приходилось сжечь, это сопровождалось великим плачем и песнопениями, призванными показать скорбь сынов Лоргара по тем, чьи души навеки останутся во тьме ложного забытья.

По каждому случаю были разработаны ритуальные фразы и действа. Например, когда мир сжигался, над головами офицеров рот, участвовавших в боях, капелланы развеивали пепел уничтоженных городов. Это было нужно для того, чтобы воины осознали свою ошибку и цену этой ошибки. Они не смогли раскрыть сердца заблудшего стада и теперь стадо обращено в ничто вместо того, чтобы служить Человечеству.

С подачи Лоргара в легион пришли такие понятия как атам, апостол, и главное – ересь. Этим словом Семнадцатый стал называть все, что отрицало истинность пути Империума.

Эти реформы заняли десятилетия, потому что еще до воссоединения с примархом Имперские Вестники были одним из самых многочисленных легионов, а по некоторым источникам – самым многочисленным. В этом нет ничего удивительного, потому что слово вербует вернее, чем ствол болтера, приставленный к затылку. Увы, не всем дано это понять.

Постепенно в легионе начали распространяться Братства. Неправильно считать, что Братства были предтечами воинских лож, но они имели много общего. Братства уравнивали воинов и были крайне церемониальны. Тут многие заблуждаются, удивляясь, как вернейшие сыны Императора всего за двадцать-тридцать лет обросли столь вопиющей религиозностью. Но многие забывают главное – гены. Фанатизм был внедрен в Семнадцатый генетически. А фанатику не важно, во что верить. Ему нужно лишь пламя, возжигающее его сердце и сердца его братьев. А каково это пламя по происхождению – религиозное или светское – вопрос второстепенный.

Я хочу акцентировать внимание на этом факте. В книге «Резня» из серии «Ересь Хоруса» Алана Блая прямо говорится, что Несущие Слово (тогда Имперские Вестники) были сотворены такими. Это было в них с самого начала. Как в генах Вальдора была покорность. Как в генах Русса было кусать каждый раз, когда он видел неповиновение воле отца. Как в генах Пертурабо был эпический стоицизм и гений непревзойденного архитектора. Поэтому все, что случилось с Семнадцатым, во многом закономерно. Это не ошибка Императора. Это непредвиденное следствие.

Многочисленность легиона сыграла важную роль в становлении культа Императора. Имперские Вестники вербовали огромное количество рекрутов на сотнях планет, у них никогда не было проблем с новобранцами. Вскоре львиную долю Семнадцатого составляли воины, которые никогда не видела Солнца, Терры и Императора. Но все они слышали о деяниях Повелителя Человечества, все они были частью великого плана и воплощали его волю. Воспринимать Императора как бога в таких обстоятельствах естественно.

Реформа Лоргара завершилась переименованием легиона, когда от его терранского ядра почти ничего не осталось. Воины Семнадцатого давно перестали быть Имперскими Вестниками. Поэтому Аврелиан переименовал их в Несущих Слово. Братья Уризена и терранское правительство полагали, будто символизм нового названия заключается в том, что сыны Лоргара несут слово Имперских Истин в дальние уголки галактики. На самом деле, теперь они несли Истину Аврелиана, который хотел дать миру настоящего бога, что стоит выше всех, а потому достоин самого исступленного поклонения.

Из «Первого Еретика» Аарона Дэмбски-Боудена нам известно, что Повелитель Человечества указывал Аврелиану на ошибочность выбранного им пути. Но лишь указывал. Да и что это могли быть за указания? Ведь Лоргар уже открыто насаждал на покоренных мирах идеи, прямо противоречившие Имперским Истинам.

Имперские Истины предполагают абсолютный атеизм. По словам Императора, вселенная рациональна, поэтому отрицает сверхъестественность и иррациональность веры. Вселенная познаваема, альтернатива этой концепции – невежество, деструктивность которого наглядно продемонстрирована ужасами Эры Раздора.
Вот только светский Империум вырос на религиозном фундаменте. Одеяния правителей Терры, ритуалистика и Высокий Готик, воинские практики вроде Клятвы Момента – все это естественным образом включает в себя толику той самой древности, где колдовство считалось естественным, а боги – всеведущими. Разница в том, что догматы Империума не имеют мифологического подтекста.
Такой же была вера Несущих Слово. Они верили, потому что знали. Знали, что их направляет существо, которого в сравнении с любым другим созданием в галактике не получится назвать иначе, как богом. Семнадцатый не молился о защите, он не верил из страха. Он верил из благоговения и молился о светлом будущем для всего Человечества.

Аутодафе среди звезд

Семнадцатый, несмотря на свою многочисленность, уступал большинству легионов в масштабах завоеваний. Экспедиционные флоты Несущих Слово покоряли множество миров, но делали это значительно медленнее, чем армады, ведомые братьями Лоргара. Причина в том, что Аврелиан много времени тратил на переговоры, и тому же учил своих сыновей. Взять в руки булаву просто. Просто силой доказать, что ты прав. Гораздо сложнее сделать это словом, и такая победа ценнее вдвойне. Вот, что говорит об этом сам Уризен (цитата из «Аврелиана» Аарона Дэмбски-Боудена):

Как лучше всего подчинить реальность своей воле? Пролить кровь тех, кто не подчиняется сделанному тобой выбору. Путь разрушителя всегда был легок. Трудная работа доставалась созидателям и провидцам. Лоргар сделал то, чего бы не сделал на его месте ни один из братьев. Он опустил оружие и выдохнул, чтобы успокоиться.

Вот почему Несущие Слово завоевывали так медленно. Вот почему с каждого мира они брали рекрутов в разы больше, чем любой другой легион. Но была и обратная сторона. Семнадцатый взамен уничтоженных языческих храмов строил храмы имперские. Взамен сожженных библиотек возводились новые – тоже имперские. Наполнение этих библиотек требовало колоссальных затрат ресурсов и времени. Лоргар и его капелланы скрупулезно отсеивали труды, которые должны были лечь в основу мировоззрения планет, едва присоединившихся к Империуму.

Тем не менее, как и другие легионы, Несущие Слово не вели переговоров с террористами ксеносами. Они не вели переговоров с теми, кто первым открывал огонь и отказывался внять словам Золотого Сына Императора. Поэтому порой они все же брались за булаву и сокрушали миры именем Его. Есть немало кампаний, проведенных Семнадцатым, которые гремели на весь Великий Крестовый Поход. Остановлюсь на самых ярких из них.

Падение Ориока

Начну с кампании, которая лучше всего демонстрирует методы и военную доктрину Имперских Вестников до прихода Лоргара.

Ориок был древним городом-государством, который, как говорят, основали еще во времена Старой Земли. Он располагался внутри пустотелой горы, что отчасти позволило ему выстоять в хаосе Долгой Ночи. Город был полностью независим – у него были геотермальные источники, которые предоставляли тепло и энергию. Чистые подземные реки давали воду, а в глубоких ледяных озерах люди построили фермы, выращивая там рыбу и питательные водоросли. Точных данных у нас нет, но предполагается, что к завершению Объединения Ориок населяло несколько сотен тысяч человек.

Проблема Ориока с точки зрения нарождающегося Империума заключалась в том, что здесь верили в духов жизни и смерти. Ориоканцы были убеждены, что мироздание – результат взаимодействия незримых сущностей, коих неисчислимые мириады. Среди этих сущностей есть и души умерших, которые дают знаки через сны и видения. А самые сильные сущности хоть и не назывались богами, но почитались как боги. В Ориоке было множество статуй и храмов, посвященных Ишантель, Говорящему в Ночи; Зорузу, Звероголовому Духу Звездного Света; Каллиббадре, Безликому Вестнику Судьбы и другим, чьи имена не дошли до нас.

Ориок просуществовал тысячи лет. Его пытались захватить самые могучие армии своего времени, но, похоже, духи действительно хранили этот город. Поэтому когда Император объединил Терру и остался лишь Ориок, его жители не сомневались – новоявленному тирану их не покорить. Император хорошо знал историю Ориока, поэтому он не посылал к городу парламентеров. Он послал транспортный корабль с Несущим Слово и Смерть на борту. Одинокий воин должен был предложить Ориоку простой ультиматум, но Короли-Жрецы ответили огнем, сбив корабль. Тогда Семнадцатый двинулся на штурм.

Имперские Вестники ударили по горе макробомбардировщиками, почти сразу к ним присоединилась артиллерия и танки. Статуи богов обращались в пыль, люди молили духов о помощи, но духи молчали. Воины в сером тоже молчали. Они наступали в абсолютном безмолвии. Тех, кто поднимался против них с оружием, они убивали. Тем, кто просил о пощаде, они даровали забвение. За три часа больше половины населения Ориока было истреблено. Выживших согнали в центральный зал и… ничего не происходило. Шли часы, а воины в сером просто стояли, оцепив последних ориканцев.

Затем вершина горы взорвалась и на головы выживших опустился Круг Пепла. Элита легиона никого не оставила в живых. Затем воины перегрузили геотермальные станции Ориока и гору заполнила лава. Ледяной щит на ее поверхности стал испаряться и говорят, что все южное полушарие тогда затянуло пеплом и паром. А потом пошел черный дождь и это было знаком. Имперские Вестники еще раз преподнесли Терре урок – боги не помогают смертным. Потому что богов нет. Ошибались Вестники или были правы – тогда никто не думал об этом. В конце концов, они действовали по воле Императора. А его слово – Закон и Истина.

Спасение Мелкеджи

Мелкеджи был малоизвестным миром в хвосте галактики, которому удалось сохранить технологии Золотого Века. Великолепная цветущая планета с чистыми голубыми морями и изумрудными лесами, полными живности. Посреди этой природной безмятежности высились ульи, построенные по проектам эпохи, когда люди были на пике могущества. Безупречные громады из камня и стекла, расцвеченные электричеством. Они не противостояли себя флоре и фауне планеты, а существовали в гармонии с ними.

Над миром располагались звездные верфи, на которых даже в Долгую Ночь продолжали строить быстроходные и изящные суда. Люди Мелкеджи, искушенные в геномантии и биоочищении, веками сохраняли молодость. Этот мир был настоящей жемчужиной, которая отлично чувствовал себя в отрыве от остального человечества. Но так лишь казалось. В действительности, миром управляли ксеносы, представлявшие собой в естественном виде облака черных кристаллических осколков. Они внедрились в некоторую часть населения планеты тысячи лет назад и правили Мелкеджи от лица этой касты, которую называли Вознесенными.

Тело, занятое ксеносом, могло жить не дольше года. Поэтому раз в год для каждого Вознесенного среди населения планеты случайным образом выбирался новый «носитель». Это считалось великой честью – каждая прихоть будущего Вознесенного выполнялась по одному его взгляду, пока тело человека в рамках ритуального действа не подносили в качестве священной жертвы богу. Это происходило так долго, что люди превратились в скот, беззаветно преданный своим отвратительным правителям.

Когда Великий Крестовый Поход достиг Мелкеджи, люди этого мира даже не понял, что их пытаются освободить. Они не контролировались паразитами прямо, но оставались верны им, поэтому выступили против Империума. Первым к Мелкеджи пришел Экспедиционный флот под командованием Великого маршала Култа. Военная мощь мира оказалась достаточно высока, чтобы имперцам пришлось отступить. Но Култ сумел захватить несколько человек с Мелкеджи, что позволило понять природу их порабощения.

Великий маршал запросил помощь, и помощь пришла. Это был флот Несущих Слово из восьми полных орденов во главе с самим Лоргаром. Аврелиан пообщался с пленниками и отдал своим воинам приказ: «Зажгите первый огонь». Уризен уже знал, что Мелкеджи правят девять Вознесенных, у каждого из которых в верхних слоях атмосферы есть свой город-крепость. Эти крепости были символом их могущества, они день и ночь взирали на население мира. Этот тысячелетний порядок был нарушен, когда пятый город-крепость взорвался посреди ночи, окрасив небосвод кровавым заревом.

Оказалось, что боевая баржа «Бичеватель», отключив основные инфраструктуры, проскользнула от края системы вглубь обороны Мелкеджи. Когда Вознесенные поняли, что происходит, «Бичеватель» во второй раз разрядил пушки «Нова» и освободил торпедные отсеки. Второй орбитальный город превратился в пылающих шлак. «Бичеватель» сбежал в открытый космос. Флот Вознесенных последовал за баржей и в этот момент корабли Несущих Слово обнаружили себя.

Пустотное сражение длилось всего час. Многие, кто анализировал его, были удивлены тем, насколько точно Уризен спланировал сватку. Он будто наперед знал каждый шаг противника, с легкостью просчитав его.

Несущие Слово не потеряли ни одного корабля, тогда как все суда Мелкелджи были уничтожены. Затем Семнадцатый с легкостью подавил орбитальную оборону и высадился на планету. Люди Мелкеджи были готовы к бою, но их готовность ничего не стоила, ибо им противостояли 5 тысяч Астартес и 100 тысяч смертных солдат. В первых час Вознесенные потеряли десять миллионов. Лоргар шел от города к городу и обращал их в тлеющий пепел. Никто в тех городах не выжил. Аврелиан приказал не брать пленных.

Все это время Вознесенные обращались к населению мира по местной сети вокса. Их голоса звучали по всей планете и Лоргар не пытался им помешать, пока не добрался до реакторов орбитальных городов. Цепь взрывов в ночном небе провозгласила смерть всех Вознесенных. Население Мелкеджи внезапно осознало, что их бессмертных богов-правителей больше нет. Голос Вознесенных сменил голос Аврелиана и в течение двух дней планета сдалась. Через десять лет мир снова станет жемчужиной галактики, теперь – верной Императору. А еще через пятьдесят лет полмиллиона мелкеджийцев придут в Ультрамар с именами иных богов на устах…

Сожжение Корриноса

Ориок отражает военную доктрину и суть Имперских Вестников. Мелкеджи – наглядный пример Семнадцатого при Лоргаре, но до его Паломничество. Теперь справедливо рассмотреть кампанию Несущих Слово, проведенную после сожжения Монархии. Корринос идеально подходит для этого, потому что до Ереси Хоруса покорение этого мира считали образцовой кампанией обновленных сынов Лоргара. Ведь тогда никто не знал, что в действительности стоит за действиями Аврелиана и кому на самом деле верны его воины.

Корринос – это триада миров, расположенных на пересечении стабильных варп-маршрутов по пути от Терры до Восточной окраины галактики. Первый контакт произошел случайно – некий Экспедиционный флот выпал из варпа вблизи планет Корриноса. Первичные сведения разведки говорили о том, что население миров с высокой долей вероятности примет Согласие. Эти миры были технологически развиты, имели мощную промышленность и могли стать идеальным плацдармом для дальнейшего освоения Восточной окраины. Поэтому небольшая группировка Тринадцатого легиона получила приказ присоединить Корринос к Ультрамару.

Флот Ультрамаринов попал в варп-шторм и задержался на несколько месяцев. Когда сыны Жиллимана подошли к мирам Корриноса, они увидели лишь руины, наполненные трупами. Из всего живого в системе остался лишь один поврежденный имперский корабль. Оказалось, что Экспедиционный флот подвергся внезапной атаке и был вероломно уничтожен, несмотря на то, что посольство Корриноса заверило имперцев в своей лояльности. Астропаты флота успели передать сигнал о помощи, на который ответили Несущие Слово под командованием магистра ордена Гасдрубала.

Прибывший к мирам Корриноса Гасдрубал вскрыл правду. Оказалось, что население планет было отравлено порчей темных псайкеров. Они затуманили разум лидеров первого флота и заставили астропатов сообщить о готовности Корриноса к Согласию, чтобы приманить больше добычи. То, что сигнал о помощи пробился к Несущим Словом, было чудом. Или проведением. Или… волей богов?

Несущие Слово пошли в атаку, как только разобрались в ситуации. После массированной бомбардировки первого мира воины в сером начали зачистку. Им противостояли миллионы людей, чьи разумы принадлежали теперь мерзким псайкерам. Сами псайкеры метали живые молнии, с которыми, казалось, невозможно справиться. Но Несущие Слово сражались за Истину. За единственную Истину. Это придавало воинам сил и они не ведали страха.

Первый мир был предан огню в течение одного солнечного года. Еще один год потребовался для истребления населения второго мира. И еще один – для третьей планеты. Никто точно не знает, сколько миллиардов трупов усеяли поверхность миров Корриноса, когда Несущие Слово ушли.

Как я уже сказал, кампания считалась эталонной. Миры отринули свет Имперских Истин и Лоргар покарал их. Вот только Аврелиан уничтожил всю инфраструктуру планет, исключив возможность формирования здесь устойчивого плацдарма для сил, которые по какой-то причине в будущем могут захотеть ударить по Терре с направления Ультрамара…

Вот, как на самом деле ковались грядущие победы Хоруса. Луперкаль никогда не собрал бы свою армаду, никогда не продвинулся бы к Терре, а даже если бы сумел, у него почти не осталось бы времени для захвата Императорского Дворца, если бы не Несущие Слово. Которые знали о том, что будет делать Воитель еще до того, как Воитель был назначен.

Уравнение веры

Фанатизм опасен тем, что он всегда бесконтролен. Фанатика нельзя обуздать, но его можно направить. Император направил Лоргара на завоевание галактики. Он не мог не знать, к чему это может привести, потому что он сам был фанатичен. Ему всегда и всего было мало. Но, полагаю, Повелитель Человечества считал, что у него достаточно времени и он успеет разобраться с более насущными задачами вроде проекта «Паутина» до того, как Уризен перейдет черту.

Он ошибся. Несущие Слово верили в своего бога, и тому же они учили тех, кого привели к Согласию. Но этого было мало. Все началось с шепотков ауксилариев, приписанных к флотам Семнадцатого. Ритуалы легиона все больше отдавали откровенной религиозной, а порой даже колдовством. Никто не посмел бы сказать этого прямо, но многие начали сомневаться – неужели Иконоборцы постепенно превращаются в тех, кого сами сжигали на кострах? Но разве это может нас удивить? Ведь если долго вглядываться в бездну, однажды бездна посмотрит в ответ. И если герой слишком долго сражается с чудовищами, он сам неминуемо превращается в чудовище….

Это и произошло с Несущими Слово. А слухи вокруг них все множились, и все больше правды было в этих слухах. Но Великий Крестовый Поход к тому моменту достиг тех масштабов, когда абсолютное знание стало дефицитом. Флотилии разделяли невообразимые расстояния, слухи доходили от одной системы до другой месяцами, годами, порой десятилетиями. В «Резне» Блая говорится, что Император и Военный Совет просто не имели достаточно времени, чтобы реагировать на каждое подозрение. Учитывая масштабы похода, во многом Повелителю Человечества приходилось слепо доверять сыновьям, верить в то, что они понимают свое место и свою цель.

Однако решающую роль сыграли не слухи и не факты, которые, пусть и с задержкой, но все же доходили до Терры. Император обратил свой взор на Несущих Слово по чисто математической причине. Семнадцатый все сильнее отставал от других легионов в скорости и масштабах завоеваний. Когда другие брали под контроль десятки систем, Несущие Слово приводили к Согласию всего одну. Причину я уже назвал: они тотально перестраивали города, превращая их в колоссальные храмовые комплексы. Они тратили месяцы и даже годы на то, чтобы обучить население своей вере и своим ритуалам.

Сыны Лоргара оставляли после себя преданные и набожные планеты, где даже не нужно было размещать военные соединения на случай восстания. Потому что этим миры никогда не восставали. Они не могли восстать против того, кого считали богом.

Если человек держит в своих руках десять тысяч солнц... Если человек населяет сто тысяч миров своими сыновьями и дочерьми, отдавая им на попечение саму галактику... Если человек направляет мириады кораблей среди бесконечных звезд лишь силой своей мысли... Скажите же мне, если способны, как может такой человек быть чем-то меньшим, чем бог?

Мне сложно поспорить с этими словами Лоргара. Здесь достаточно истины, чтобы в нее поверить. Но когда скорость завоеваний Аврелиана упала до минимума, Совет Терры, обнаружив слишком длительную и явную просадку показателей, направил во флоты Семнадцатого уполномоченные экспедиции. Несущие Слово не скрывали того, что делали. Они гордились этим. Но в глазах Императора их действия стали ошибкой столь горькой, что он лично прибыл на планету Хур, где располагалась Монархия, прозванная Совершенным Городом, эталоном того, во что Лоргар хотел превратить всю галактику.

Ограничение по знакам. Продолжение здесь.

Имя: Торамино

Звание/должность: Кузнец Войны 235-го гранд-батальона, командующий Стор Безашх

Боевой путь: олимпиец по происхождению Торамино был потомственным аристократом. Он обладал изящными, но суровыми чертами лица, длинными белоснежными волосами и глазами глубокого золотистого цвета. В Торамино постоянно бурлила внутренняя ярость, однако он успешно контролировал ее своим холоднокровием.

Мы ничего не знаем о Торамино до Ереси. К моменту, когда Луперкаль начал гражданскую войну в Империуме, Торамино имел звание Кузнеца Войны и командовал Стор Безашх, легендарной артиллерией Железных Воинов. Под его руководством орудия Стор Безашх, обладая силой в считанные минуты стирать в пыль целые города, могли наносит удары с точностью до нескольких метров, что артиллерист-ветеран из любого другого подразделения посчитал бы попросту невозможным. Пертурабо говорил, что никто не способен так командовать Стор Безашх, как это делал Торамино.

Но именно эта способность не позволила Кузнецу Войны войти в Трезубец. На Гидре Кордатус Форрикс вместе с Фальком рекомендовал на должность советника примарха Торамино, потому что они давно воевали вместе и между ними сложились не самые враждебные отношения. Оба они ненавидели рукопашный бой, оба были великолепными логистами и стратегами, предпочитавшими выигрывать битву за счет продуманного плана, грамотной артпоготвки и абсолютного подавления противника огневой мощью.

Но, как я уже упомянул, Пертурабо выбрал Кроагера вместо Торамино, сказав, что не видит альтернативы для должности командующего Стор Безашх. Теоретически в этом эпизоде из «Ангела Экстерминатуса» Макнилла у читателя возникает вопрос – почему Торамино не мог совмещать две эти должности?

В первом стриме про Железных Воинов я говорил, что Стор Безашх – уникальное подразделение, которое подчинялось лично примарху. Вне приказов отца Торамино был волен действовать независимо, по своему желанию присоединяясь к любому гранд-батальону и по необходимости дробя свои силы. Он даже мог использовать ядерное оружие без разрешения примарха. Учитывая мощь Стор Безашх, в руках командующего подразделением была сосредоточена колоссальная разрушительная сила. Возможно, ни один другой воин во всех легионах Астартес не имел такой власти.

Торамино был предан отцу и доказал свое мастерство, многие годы командуя Стор Безашх. В связи с этим мотивация Пертурабо очевидна – став членом Трезубца, Торамино был бы вынужден меньше времени уделять своему подразделению. Потому что Трезубец всегда находится там, где находится примарх. Это снизило бы мобильность подразделения, а назначать кого-то другого на должность его командира Пертурабо считал нецелесообразным. Торамино идеально подходил на эту роль и великолепно справлялся со своей работой. Вот только сам Торамино этого не понимал, он хотел большего, хотел стоять по правую руку от генетического отца.

Стоит отметить, что Торамино несколько отличался от большинства старших офицеров легиона. Например, тогда как другие Кузнецы Войны носили тяжелую терминаторскую броню, Торамино всегда ходил в Марк-IV. Я уже говорил, что Железные Воины не особенно заботились о внешним виде своей экипировки, считая, что грязь и кровь нужно счищать с доспеха только тогда, когда они мешают движению сочленений. Торамино всегда выглядел безупречно, до блеска начиная свою броню, украшая ее золотыми арабесками и шевронами из оникса.

Внешний вид Торамино отражал его честолюбие и амбиции, которые Форрикс хорошо видел и понимал. Поэтому и предложил его в Трезубец, также осознавая, что командир Стор Безашх – одаренный лидер. Форрикс рассуждал, что «признание и слава были самоцелью» для Торамино. Кстати, в этом они с Первым капитаном кардинально отличались, потому что Форриксом «двигало вовсе не честолюбие: он стремился к более высокой должности ради пользы, которую мог бы принести родному легиону».

Как и многие лидеры Четвертого, Торамино входил в Братство Камня. Единственный воин, который номинально стоял выше остальных в Братстве, Возвышенный Сулака служил в гранд-батальона Торамино. То есть на деле командир Стор Безашх и без должности члена Трезубца обладал значительным влиянием. Однако его гордость, уязвленная назначением Кроагера, требовала отмщения. Поэтому он согласился с планом Харкора и на Йидрисе открыл огонь по своим, стремясь убить Кроагера, а заодно Форрикса и Солтана Фулл Бронна, хотя не испытывал к ним неприязни.

Впоследствии Харкор погиб и его план провалился. Торамино предпочел просто промолчать. Дальше он пропадает из нашего полня зрения. Очевидно, что он был при Осаде Терры и затем отступил с большей частью легиона в Око Ужаса.

В М41 после Второй Осады Гидры Кордатус Торамино и Беросс пришли к Хонсю, чтобы потребовать от него часть геносемени Имперских Кулаков. Их требование было оправданным, так как Барбан Фальк обещал им долю от добычи. Но Хонсю отказался выполнять эти условия, тогда Торамино и Беросс объявили войну своему новому командиру.

Они привели объединенную армию к стенам крепости Калан-Гол (в переводе «Бесконечная Погостная Яма»), которую на Медренгарде выстроил Барбан Фальк, а теперь занял Хонсю, как наследник Кузнеца Войны. Торамино и Беросс развернули осаду по традиционным правилам, разделив ее тяготы. Но так лишь казалось. В действительности, передовые части формировали воины Беросса, тогда как воины Торамино играли роль огневого прикрытия.

В итоге, легионерам Беросса удалось пробиться в крепость, и он едва не убил Хонсю, но погиб в схватке с ним. Воины Беросса перешли на сторону Хонсю, когда тот указал им, что Торамино использовал их как пушечное мясо. Тем не менее, положение Хонсю все равно было незавидным, однако ситуацию для него неожиданно спасли Уриэль Вентрис и Пазаниус Лисан, которые освободили из крепости Калан-Гол демона-аватара Кровавое Сердце. Демон уничтожил крепость, и, почувствовав присутствие ненавистных ему колдунов в армии Торамино, решил истребить их вместе с тем, кто ими командовал.

С того момента никто больше никогда не слышал о легендарном командире Стор Безашх. Неизвестно, был ли он убил Кровавым Сердцем или сумел бежать. Несмотря на то, что Торамино едва ли можно назвать хорошим человеком и достойным воином, мне будет жаль, если окажется, что он погиб. Потому что, как и многие офицеры Четвертого, это колоритный и яркий персонаж. Именно такие герои (и злодеи) делают мир Вархаммера жестоким, пафосным, полным контрастов. Как мы любим.

Ютуб-канал

Группа ВК

Телеграм-канал с анонсами

Лукас Ловкач, Лукас Трикстер, Лукас Обманщик, Лукас Страйфсон, Сын Раздора, Шакал, Смутьян, Плут, Весельчак, Проклятье Хротгара, Отрава Дворьяка, Спаситель Эликсира… У него много имен, и сегодня мы вспомним каждое из них. Потому что во вселенной Warhammer 40.000 нет второго Космического Волка, которого ярлы ненавидят с такой же искренней и пламенной яростью в сердцах.

Нет второго Космического Волка, которого век за веком наказывают за его проделки, но он не меняется. Хотя всё не так. Всё наоборот. Лукас меняется постоянно, он всегда не там, где его хотят видеть, но всегда там, где действительно нужен. Поэтому его презирают. Трикстера нельзя предсказать, нельзя просчитать. Никто не защищен от его шуток. Ни бог, ни смертный.

Но над шутками Ловкача редко смеются, потому что они несут в себе слишком много правды. По этой же причине Лукас все еще жив. Потому что ни братья по Ордену, ни сама судьба не считают себя вправе оборвать вюрд Обманщика. Зато он считает себя вправе делать все, что захочет. Но так ли уж прозрачен и очевиден этот персонаж? Насколько он близок к мифологическому образу бога-трикстера? Насколько он уместен в Ордене Космических Волков и во вселенной Вархаммера?

Можно задать еще с дюжину вопросов, но ни один из них не будет иметь смысла. Важен лишь один. Кто он? Кем Шакал является на самом деле? И чего он на самом деле хочет? Об этом и предлагаю поговорить.

На мой взгляд, Лукас – один из самых ярких и колоритных персонажей этой художественной вселенной. Но берет он не масштабом, а глубиной. Какой тут масштаб, если есть всего одна книга, которую можно условно назвать «сольником» Ловкача? Она так и называется «Лукас Трикстер», автор – Джош Рейнольдс. И это даже не роман, а новелла.
Лукас играет одну из ключевых ролей в книге «Пепел Просперо» Гэва Торпа. Это тоже новелла. Еще он дважды упоминается в 5-ом издании Кодекса Космических Волков. Плюс рассказ Кристиана Данна «Волк-шакал». Вот и все источники по Трикстеру.
Но поверьте, их вполне достаточно, чтобы полюбить Страйфсона. И чтобы понять – вюрд этого Волка лишь припорошен раскатистым смехом, пенным мьодом и сагами о том, кого Волчьи Лорды все порываются убить его, но никак не могут. На самом деле это трагический персонаж. И вы совершенно точно не хотели бы оказаться на его месте…

Вюрд Обманщика

Лукас был легендарной фигурой на Фенрисе еще до того, как прошел генетическое вознесение и стал Сыном Русса. Женщины произносили его имя с горячечной дрожью в голосе, а их мужья – с неприкрытой угрозой. Говорят, что Лукас «делил дюжину постелей за одну ночь».

На самом деле, не совсем понятно, насколько правдивы эти легенды. В том смысле, что первая фаза генетического вознесения, а именно – трансплантация второго сердца, оссмодулы и бископеи, выполняется, когда возраст рекрута не превышает 14 лет. Предпочтительнее делать это раньше, в 10-12 лет.

Нам известны случаи, когда трансплантацию переживали люди старшего возраста, но то скорее удачные исключения. Думаю, Лукас входит в эту категорию. По крайне мере, это допущение делает легенды о его похождениях более реалистичными. С другой стороны – у нас нет точных сведений о том, как и почему Ловкач попал в Орден.

По всей видимости, он оказался в какой-то передряге (кто бы мог подумать). У нас есть всего одна фраза Ньяла Вызывающего Бурю о том, как Лукаса нашли:

– Иногда я задумываюсь, почему волчьи жрецы вообще потрудились отскрести тебя ото льда, брат. Что в тебе разглядел старый Ульрик в тот день?
– Я часто задаю себе тот же вопрос, – ответил Лукас.

Полагаю, под Ульриком подразумевается Ульрик Истребитель, также известный как Страж Сынов Русса и Дедушка Волк. Ульрик завоевал славу, сражаясь в составе Волчьей Гвардии во время Первой войны за Армагеддон, но к удивлению многих отказался принять должность командира Великой роты. Вместо этого Ульрик стал Волчьим жрецом.

Ульрик – самый старый из ныне живущих Космических Волков (исключая дредноутов). После Армагеддона он увидел свое предназначение в поиске и подготовке рекрутов. И в этом ему действительно не было равных. Именно Ульрик «взрастил» Логана Гримнара и по сей день остается первым советником Великого Волка.

Поэтому если Ульрик выбрал Лукаса для генетического вознесения, то он определенно что-то увидел в этом человеке. Какой-то особый вюрд, жизненно важный для Ордена. Что касается фразы Ньяла «потрудились отскрести тебя ото льда», то трактовать ее можно по-разному. Вполне вероятно, что Ловкача едва не убили в драке и возможно думали, что убили. Может, он пострадал он жестокой фенрисийской фауны или чуть не погиб под лавиной. Тут могут быть десятки вариантов.

Так или иначе, смертный Лукас по какой-то причине оказался подо льдом и чудом сумел выбраться на поверхность. Не все из наблюдавших за ним увидели потенциал Обманщика. Но потенциал увидел Ульрик, и это решило судьбу Ловкача. Вот, как об этом говорит Ньял (из разговора с Кьярлом Лютокровым):

– Он –король беспорядка. Дурак. Шут при дворе Русса, говорящий правду тогда, когда ее не нужно или недопустимо говорить.
–Тогда почему ему позволяют это?
– Потому что кто-то должен это делать. Должен быть хотя бы один голос, что воет поперек традиций, иначе мы утонем в покое.
Рунный жрец тяжело оперся на посох.
– Вюрд Лукаса –на шаг отбиваться от стаи. Такова нить его судьбы, сплетенная давным-давно, когда он первый раз вырвался изо льдов. Даже тогда были те, кто считал, что ему лучше умереть.

Выходит, Лукас в роли Космического Волка продолжил делать то, что делал, будучи смертным. Поэтому окружение Ловкача всегда желало ему смерти. Ну, на то он и Ловкач, чтобы обхитрить даже смерть (кстати, буквально, но об этому чуть позже).

В рядах Ордена Трикстер быстро подтвердил свой статус живой легенды, особенно среди Кровавых Когтей, молодняка. Саги запомнили две его первые проделки. Сначала Ловкач случайно запер делегацию Инквизиторов в загоне для гроксов, когда животные находились в активной фазе спаривания. Разумеется, никто не верил в то, что это произошло действительно случайно, но Ловкач не шибко настаивал.

Его вторая «шутка» оказалась куда серьезнее. Лукас подсыпал в эль Волчьему Лорду Хротгару концентрированный яд навозной жабы. Шутка получилась и правда жестокая, за нее Хротгар имел полное право убить Ловкача, но тому повезло.

Вообще, Хротгар Железный Клинок был великим чемпионом, ведь именно он убил архиерофанта Вортигерна, положив конец восстанию на Алфалусе, которое длилось три века. Но у Ловкача была причина, по которой он решил проучить героя Ордена. Хротгар стал откровенно заносчив и высокомерен. Ловкач не считал эти качества за добродетели, кому бы они не принадлежали. Собственно, исходя из тех же предпосылок, спустя столетия после шутки над Хротгаром Лукас не менее жестоким образом подшутит над Кьялом Лютокровым, еще одним волчьим героем.

Лукас был фальшивой нотой в песне о героях, и весьма этим гордился. Какой интерес в идеальной песне? Лучше быть интересным, чем идеальным.

Это рассуждения Трикстера из его «сольника». Но здесь он лукавит (это с ним часто случается). Потому что Лукас совершил не меньше подвигов, чем причинил бед братьям по Ордену. Например, однажды он взломал орочью станцию связи и подделал несколько прямых передач, спровоцировав гражданскую войну между зеленокожими. Комическим Волкам не пришлось зачищать планету, орки сами себя зачистили.

В другой раз Обманщик заразил крупную ячейку Темных Механикус их собственным некровирусом, отчего ячейка стремительно вымерла. А в рассказе «Волк-шакал» описан эпизод, когда Лукас заманил Несущих Слово на тонкий лед и сотни легионеров-предателей погибли в ледяной пучине. Включая Моефранка, легендарного чемпиона Несущих Слово, который убил Хротгара и сотни лояльных Империуму легионеров.

Что интересно, отряд Моефранка, напавший на Фенрис, Трикстер истребил в полном составе, не покидая Великого Зала в Клыке. Он просто раззадорил вражеского лидера, согласился на поединок чемпионов и выслал ему ложные координаты. Моефранк приземлился и когда четыре сотни Несущих Слово ступили на лед моря Потерянных Душ, он проломился под ними. Всплыть не удалось никому. Тех, кто не захлебнулся сразу, съели кракены.

Не сказать, чтобы схватка вышла честной, не так ли? Но у Лукаса под рукой была лишь пара отрядов Кровавых Когтей, которыми он не собирался рисковать. Воинская честь для Ловкача ничего не значит, если речь идет о схватке с предателями. Уничтожив силы вторжения, Лукас продолжил напиваться, что успешно делал последние три дня…

Еще одна сага про Лукаса Трикстера повествует о том, как он сумел одолеть Доппельгангреля. В реальности Доппельгангер (да, название вархаммеровского создания чуть изменено) – это архитипический художественный персонаж, который выступает «темным двойником» человека, его альтер-эго, которое не сковано нормами морали и этики. Эталонный пример Доппельгангера – это мистер Хайд из готической повести Роберта Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Пример посвежее – «Бойцовский клуб» Чака Паланика (кстати, книга заканчивается не так, как фильм).

В Вархаммере Доппельгангрель – это некое существо из фауны Фенриса, шкура которого имеет хамеолиновый эффект. То есть Доппельгангреля практически невозможно заметить с расстояния, а вблизи он будто постоянно меняет свою форму и положение в пространстве, поэтому по нему сложно попасть. Неизвестно, как Лукас сумел выследить и убить Доппельгангреля. На данный момент он единственный человек в галактике, которому это удалось.

Награда того стоила – Ловкач снял с существа шкуру и сделал из нее плащ. Плащ получил тот же хамеолиновый эффект, что был у живого Доппельгангреля. Это дает Лукасу существенное преимущество в бою.

На мой взгляд, история с Доппельгангрелем имеет определенный подтекст. Понятно, что ее первоочередная задача – подчеркнуть хитрость и воинские качества Страйфсона, который смог одолеть столь невероятное создание. Плюс он получил артефакт, усиливающий его параметр скрытности. Но я не зря разъяснил, кем Доппельгангер выступает как литературный архетип.

Вполне возможно, этот эпизод говорит нам, что Лукас сумел побороть в себе темное начало, хотя кажется, что человек на это не способен. Тут мне вспоминается притча чероки о двух волках. Мол, в каждом человеке живут два волка, условно олицетворяющих добродетели и жестокость. В краткой версии притча завершается мыслью о том, что побеждает тот волк, которого человек чаще кормит. Но есть полная версия, где говорится, что нужно умеренно кормить обоих волков, иначе человек не будет полноценным.

То есть вроде бы история с Доппельгангрелем недвусмысленно говорит, что Лукас одного из своих волков убил. Но непонятно, какого именно. Вряд ли мы поймем, вряд ли сам Трикстер поймет. Да и ведь, в конце концов, он ходит в шкуре этого убитого волка. Поэтому и находится всегда «где-то между». Вот, что о нем говорит Кьярл, немного остыв после очередной шалости Весельчака:

– Я хочу усмирить тебя, Страйфсон, – улыбка Лютокрового погасла. –Я не испытываю к тебе ненависти, брат. Но я совсем не понимаю тебя. В тебе есть все, чтобы стать славным воином, достойным службы в Волчьей Гвардии любого из ярлов. Даже в той, что в роте Великого Волка. Сам Гримнар часто говорил о твоих талантах. И все же ты предпочитаешь оставаться… вот этим.

Что конкретно Лютокровый подразумевает под «вот этим»? По всей видимости, он имеет ввиду положение Лукаса в Ордене. Ведь Трикстер – ветеран, который служит уже несколько веков. Но он до сих пор носит статус Кровавого Когтя, то есть новичка. Хотя я думаю, сохранение Лукаса в этом статусе – не просто наказание, а рассчитанный ход, на который намеренно пошли Ньял и Гримнар (вероятно, также участвовал Ульрик). Но об этом чуть позже. Сейчас, продолжая разговор о дуалистичности Ловкача, приведу его собственные слова из разговора с Ньялом:

– Меня не тяготит их ненависть, – он хмыкнул. – Таков мой вюрд, в конце концов. Лучше уж пусть меня ненавидят, чем кого-то другого, а? Разве не так рассудил в своей мудрости Владыка Рун? Разве он не велел мне играть роль козла отпущения для их разочарований?

Тут Лукас высказывает любопытную мысль. Он считает, что его положение в Ордене обусловлено необходимостью и ответственностью, которую на него наложил Ньял. Он как громоотвод, который разряжает обстановку в Клыке, едва она накаляется. Особенно во время Хельвинтера, когда находящиеся на планете Великие Роты изнывают от безделья.

Когда люди, которые умеют только убивать, заперты в четырех стенах, это может стать проблемой. Поэтому Лукас не позволяет им расслабляться. Он подначивает и злит их, чтобы их абстрактная ярость стала яростью сфокусированной. Чтобы их гнев не выливался друг на друга, чтобы они не совершали глупостей. Вместо них глупости совершает он.

Это действительно большая ответственность – играть подобную роль. Потому что ее нужно играть правильно. И Лукасу это удается. Даже когда кажется, что он перешел черту, у него получается сбежать. В дальнейшем гнев очередного обесчещенного ярла стихает и Трикстера оставляют в живых. Правда, иногда выгоняют из Клыка, даже если стоит Хельвинтер, самый суровый период на Фенриса, когда Космические Волки предпочитают не покидать свою крепость.

При этом даже Лютокровый признает, что Лукас – талантливый воин. История с Моефранком отлично это подтверждает. Вот только быть таким сложнее, чем может показаться. Это бередит душу Трикстера, ему тяжело и тоскливо, потому что его статус предполагает одиночество. Как бы им не восхищались молодые Кровавые Когти, они никогда не примут его за своего. Потому что они пойдут дальше, а он останется. Вот, что говорит по этому поводу сам Обманщик:

В глубине души ему хотелось присоединиться к ним, но он знал, что не может этого сделать – несмотря на все, что было между ними за все прошедшие недели, он так и не стал частью их стаи, как никогда не становился частью любой другой.

«Не станет», «не становился», но – «может ли стать»? Вряд ли, ведь тогда он перестанет быть собой. Лукас знал, что (цитата) «именно старик Ньял предложил передавать его из роты в роту, потому что никто не мог вынести присутствия Лукаса дольше одного сезона. Владыка Рун, похоже, видел в нем необходимое зло». Вот только не Владыка Рун сделал его таким, какой он есть:

Не делай вид, что твой вюрд был возложен на тебя. Ты сам его выбрал, так же, как на твоем месте мог бы сделать любой другой воин. И если ты — козел отпущения, то ты стал им добровольно, стараясь сделать так, чтобы твоя ноша стала еще тяжелее.

Это слова Ньяла, в мудрости которого не приходится сомневаться. Вряд ли Глашатай Бури ошибается, тем более, что позже Лукас сам скажет: «Я – тот, кем стал по собственному выбору. И более никто». Но Ньял явно недоговаривает.

Безусловно, отчасти Лукас сам избрал этот путь. Будучи смертным, ему нравилось обманывать мужей и спать с их женами. Ему нравилось пиво и драки. Возможно, дальше значимую роль сыграл тот факт, что он в полной мере сохранил свою память о смертной жизни. Об этом сказано в рассказе «Волк-шакал» Данна. Там же сказано, что с большинством Космических Волков так не происходит – многие что-то помнят, но не все. Трикстер помнил все.

Кстати, это может косвенно указывать на то, что он прошел генное вознесение позже стандартного возраста.

Сказав, что Ньял недоговаривает, я имел ввиду культурологический подтекст образа Лукакса для фенрисийцев. Ни для кого не секрет, что культура Фенриса во многом дублирует культуру раннесредневековой Скандинавии (и отчасти – Раннесредневековой Руси, потому что в период с IX по XI век между этими культурами не было концептуальной разницы, чему немало подтверждений, вплоть до археологии из Старой Ладоги и Гнездовских Курганов). Поэтому для фенрисийцев, как и для скандинавов, одним из центральных понятий в их мировоззренческой системе было понятие вюрда.

Причем у фенрисийцев вюрд означает примерно то же самое, что он означал у скандинавов исторически. Это жизненный путь человека, его судьба и его суть. Одновременно это его сила, способность менять окружающий мир своей волей и намерением. И все же понятие вюрд предполагает предопределенность. Вюрд любого существа, будь то смертный или ас, прядут норны – Урд, Скульд и Верданди.

Существует распространенное заблуждение, согласно которому имена норн переводятся с древнескандинавского как Прошлое, Настоящее и Будущее. Соответственно, норны якобы дублируют функции греческий мойр и римских парок. Но это неправда.
«Урд» переводится как «судьба», иногда слово также переводят как «смерть». «Скульд» значит «долг», альтернативное значение – «вина» (имеется ввиду чувство вины). «Верданди» – единственное имя, которое обозначает состояние времени, слово можно перевести как «то, что происходит прямо сейчас».

Понятие «вюрд» у скандинавов довольно сложно с точки зрения перевода и интерпретации. Судьба – ближайший по значению аналог, но он раскрывает лишь один из аспектов оригинального понятия. Хотя это уже тема другого разговора. Я вспомнил про норн потому, что в «Прорицании Вёльвы» сказано – они определяют жизнь людей, их путь от рождения до смерти. То есть понятие вюрда в любом случае фаталистично в основе. Для фенрисийцев – тоже.

Поэтому в определенном смысле Лукас свою судьбу не выбирал. На это указывает в том числе его имя. Оно греческое по происхождению, означает «человек из Лукании». Это регион на юге Италии, изначально богатый и плодородный, поэтому его название стало синонимом слов «сияющий» и «процветающий». С этими словами поздние источники стали ассоциировать имя Лукас.

Но Обманщика мы вряд ли можем назвать «сияющим», хотя в каком-то смысле он определенно сияет на небосводе фенрисийского фольклора. Скорее всего, его имя выбрано на основании созвучия с именем древнескандинавского бога Локи. Но тут есть этимологический момент, о котором мало кому известно кроме медиевистов-скандинавоведов. Дело в том, что еще 5 лет назад в среде лингвистов доминирующей считалась версия, согласно которой имя «Loki» произошло от старонорвежского «Logi», что значит «пламя».

Сегодня, ввиду открытия новейших документальных и археологических источников, эта версия опровергнута. Логи – это совершенно другой персонаж скандинавской мифологии, он выступает воплощением стихии огня, являясь сыном Форньота, воплощения грома. Оба они относятся к пантеону, существовавшему у древних скандинавов до появления асов и ванов.

Что касается имени «Loki», то сегодня лингвисты выводят его из словоформы «Luk», которая как часть составных слов присутствует во всех скандинавских языках. Предполагаемые исходные значения – «связывать в узел», «переплетать», «плести паутину». И это уже куда ближе к образу скандинавского Локи и вархаммеровского Лукаса. Оба они постоянно замешаны в каких-то тайнах и сомнительных мероприятиях, оба регулярно создают проблемы для тех, кто рядом, и сами же выпутывают всех из этих проблем.

Но вернемся конкретно к Лукасу. Существует мнение, что он продолжил свои похождения по фенрисийкам даже после генетического вознесения. Несмотря на то, что с учетом физиологии Астартес это невозможно, мнение устойчивое, и я понимаю, откуда оно взялось. В новелле Рейнольдса есть следующий момент:

Что-то такое было в ее лице, словно ее черты заострились не от голода и лишений. Кадир взглянул на Лукаса, улавливая схожую резкость в его чертах, и понимающе усмехнулся. Ну конечно. Кадир задумался, сколько поколений сменилось с тех пор, как Лукас в последний раз гостил у ятвиан дольше, чем нужно, чтобы отдать им оленя.

Намек Кадира прозрачен. Он посчитал, что девушка по имени Хейд – дочь или внучка Лукса, который не только носит еду племени ятвиан. Кстати, имя у девушки говорящее. «Хейд» с древнеисландского переводится как «битва», и по сюжету она – воин, один из лидеров племени.

Но мнение Кадира ошибочно. Дело не в том, что Хейд – дочь Лукаса. Дело в том, что она из его племени, поэтому они похожи. Их разделяют века, десятки поколений, но острый глаз транс-модифицированного воина действительно мог разглядеть сходство, обусловленное не прямым родством, а единой генетической линией. Позже Трикстар сам это подтверждает в разговоре с Хальваром:

– Вот в этом и есть наше главное различие. Я помню все слишком хорошо. – Лукас встал на ноги, не отводя взгляда от Хейд. – Аки тогда спросил меня, почему я продолжаю приносить им еду, почему предлагаю им выбор… Вот почему. Эти люди – мои. И я никому не позволю забрать их у меня. Ни этому миру, ни эльдарам, ни даже Всеотцу.

Свои рассуждения Ловкач продолжает мысленно, покинув Хальвара:

Племя Лукаса уже давно сгинуло, их наследники рассеивались, объединяясь, множились и исчезали веками с тех пор, как самого Трикстера вытащили изо льдов – и будут продолжать это делать в последующие сезоны. Они адаптировались куда легче, чем те, кого привыкли считать богами.
И все же они оставались его племенем. Его кровь все еще текла в их венах, пусть и тонким ручейком. И поэтому он будет их кормить. Он будет их защищать. До самого конца своих дней. Будучи смертным, он не представлял ценности – лжец, вор и бабник. Хотя он и теперь был немногим лучше, он сделает все, что будет в его силах. Он не забудет. Другие могут забыть – но только не Лукас.

Эти размышления Ловкача подтверждают, что его внешняя схожесть с Хейд – результат общей родословной, а вовсе не половой связи Обманщика с фенрисийской женщиной из предшествующего поколения. Повторюсь, физиологически подобное для легионера невозможно ввиду его анатомических особенностей (Дети Императора поспорят, ну да ладно, им то без разницы, живое тело или мертвое…).

Но приведенные рассуждения Весельчака неожиданно раскрывают его с другой стороны. Похоже, он винит себя в том, какую жизнь вел, будучи смертным. А его путь Трикстера – это искупление. Лукас не говорит этого прямо, но из размышлений Ловкача следует, что память о прошлом толкает его на то, чтобы защищать потомков своего племени, хотя среди Космических Волков так не принято. Конечно, тут не только чувство вины, но еще глубокая родственная связь, и попытка сохранить человеческое прошлое. Но искупление здесь тоже есть, о чем нам говорит сам Трикстер.

Кстати, насчет фенрисийских женщин – это одна из излюбленных шуток Страйфсона. Вот эпизод из «Волка-шакала» Данна:

– Ты мне кого-то напоминаешь? – невнятно произнес Лукас. – Я не знал твою матушку? – спросил он, ткнув пальцем в грудь юноши.
– Не ведаю, брат, – ответил молодой Кровавый Коготь. – Ты говоришь мне об этом на каждой пирушке.
– Мне кажется, у тебя мои глаза. Должно быть, я… знавал твою пра, а может прапрабабку, – Лукас разразился долгим и громким смехом.

Повторюсь, во многом мировоззрение Трикстера обосновывает тот факт, что он слишком хорошо помнит свою смертную жизнь. Ведь он относится к фенрисийцам – ко всем фенрисийцам вообще – не так, как другие Космические Волки. Легионеры не помогают людям Фенриса, потому что считают, что это ослабит их. А человек должен быть сильным, чтобы выжить. У Ловкача свое мнение на этот счет:

– Гордость, – проговорил он. – Мы убедили себя, что трудности куют характер. Но трудности не куют ничего, кроме заборов. Мы разводим чудовищ, а могли бы выращивать людей. И все из-за гордости.

Это спорное мнение. Но, думаю, во многом Трикстер прав. Трудности гораздо чаще ломают людей, либо убивая их, либо превращая в чудовищ. Стоят ли того единицы выживших, которые тоже изменились навсегда, приняв жестокость за парадигму? Ведь иначе никак. Любопытно, что в обществе раннесредневековых скандинавов жизненный путь человека воспринимался примерно также. Нужно было преодолеть трудности, чтобы выжить и стать сильнее.

Но ситуация с Космическими Волками несколько иная. Ведь они могут помогать людям, для смертных они как боги, могучие и всесильные. И порой они помогают (сюжет с убийством мутировавшего змея из «Пепла Просперо»). Но достаточно ли этого? Ловкач продолжает свою линию в разговоре с Кровавыми Когтями:

– Здесь внизу, смертные страдают из-за нашей гордости. На других планетах, где правят иные Ордены, они живут в мире. Они не мучаются так, как мучаемся мы, но, тем не менее, из них вырастают воины не хуже нас.
– Мы – избранные воины Всеотца.
– О да, нам нравится делать вид, будто мы лучше всех, что наша дикость делает нас сильнее. Но это ложь, которую говорят нам старшие, ложь, которую они сами услышали от старших. А самое худшее, что мы все знаем, в чем заключается эта ложь, но принимаем ее. Потому что иначе нам придется признать, что где-то на своем пути мы допустили ошибку, – Лукас насмешливо оскалился, – и не одну.

Ошибка действительно была допущена. Ошибкой стала утрата прошлого. Никто из Космических Волков во вселенной 40к уже не помнит, почему Леман Русс надел на свой легион шкуры и свирепую маску варварской дикости. Почему он намеренно отстранялся от братьев. Русс был великолепным политиком и отличным стратегом. Он ценил узы братства и семейные узы, но об этом я подробно рассказал в стриме о нем.

И вот, спустя 10 тысяч лет ничего не осталось, кроме гордости. В этом Лукас прав. Орден – не легион, и ошибка его лидеров в том, что они продолжили жить прошлым, которое забыли. Они не смогли адаптироваться. Это перекликается со словами Трикстера «я не забуду», когда он говорит о своем племени. Так Рейнольдс мастерски сводит две философские мысли в одну. А завершается эта смысловая ветвь следующими словами Ловкача:

– Слава приходит к мертвым, – ответил Лукас, – и живым надо почаще об этом напоминать, пока они не утонули окончательно в своих сагах. – Он пихнул Хальвара в грудь. – И тогда мы не станем теми, кем больше всего боимся стать – зверьем, а то и хуже, чем зверьем, бегущим по ложному следу к своей гибели. – Он указал на селение. – Вот почему я их кормлю. Они – такая же моя стая, как и вы, щенята. Понимаете?
Глядя на их лица, Лукас видел, что нет, не понимают. Не до конца. Пока что. Но со временем они могут понять.

Ловкач честно признается себе, что лишь «могут понять», но совсем не обязательно «поймут». Да, ниже он сам будет рассуждать о том, что не относится ни к чьей стае, но номинально сейчас он в одной стае с этими Кровавыми Когтями. Он использует знакомый молодняку образ, чтобы попытаться разъяснить им свое отношение к смертным. Но в этой его речи важнее другое.

Важнее, что Обманщик лучше абсолютного большинства Космических Волков видит – их Орден на грани забвения. В «Пепле Просперо» вся первая часть книги пронизана болью и тоской Ньяла, который рассуждает о том же самом. Прошлое заменяет будущее, воины верят в саги, а не в себя. Они стремятся к славе, а не к тому, для чего были созданы. Как сказал на этот счет Лукас: «А за что еще сражаются сильные, как не за слабых?» Думаю, это проблема не только Волков.

С другой стороны, мы отлично знаем, что как раз Космические Волки – один из немногих Орденов в 40к, которым не безразличны смертные. Они без раздумий жертвуют собой ради смертных. Трикстер не забывает об этом упомянуть, хотя и в своей манере:

Мы очень добрые волки. Сколько раз мы сцеплялись с теми, кто собирался использовать нас в дурных целях? Мы даже грызлись промеж собой ради спасения невинных.

И если уж у Волков такие проблемы с пониманием своего места в мире, то сложно представить, как обстоят дела у большинства других Орденов. Которые ставят перед собой любую цель, кроме той, ради которой их сотворили – защита смертных. Лучшее будущее для миллиардов людей, которые сами не могут защитить себя. Но не потому что слабы, а потому что враги слишком сильны. Ведь космодесантники – это оружие, которое человечество создало, чтобы сберечь себя.

Лукас отлично это понимает. И старается изменить мир по мере своих сил, воспитывая молодняк, вдалбливая в головы Кровавых Когтей, для чего они должны обнажать клинки. Думаю, Ньял тоже отлично это понял, поэтому и повел, чтобы Трикстер с каждым сезоном переходил от одной Великой Роты в другую. Ярлы считали это наказанием, но на деле Ловкач не только сбивал с них спесь, но еще и передавал юным щенкам ценный опыт. И свое видение мира, которое Глашатай Бури считал правильным.

Кстати, Лукас всегда вступался за молодняк. И в эти минуты мы видим совершенно другого Лукаса. В эти минуты он не Трикстер, Обманщик или Весельчак. Если продолжал аналогии с древнескандинавским пантеоном, в этим минуты он скорее Тор в аспекте защитника. В эпизоде с охотой из новеллы Рейнольдса он не боится прилюдно осудить ярла. И есть за что, ведь Кровавые Когти Лукаса едва не убили кракена, но его целенаправленно добил Кьярл, видя, что чудовище ослабло и прекрасно зная, кто это сделал. Вот фрагмент их с Трикстером диалога:

– Можешь не благодарить, Лютокровый.
– За что?
– За кракена, которому мы пустили кровь для тебя, – Лукас примирительно поднял руки, когда Кьярл зарычал. – Нет-нет-нет, не переживай по этому поводу, мой ярл. Для нас было честью удерживать бедное животное, пока ты так храбро загребал себе всю славу за обе щеки.
– Осторожнее, Шакал. Я не смогу переварить всю тарелку твоей глупости.
– Это был их убийство, Лютокровый, – Лукас в упор посмотрел на Кьярла, – они заслужили его.
Он подался вперед, ощущая гнев, которым пылал ярл. Чужая злость билась, словно волна, о его чувства.
– Мы должны доказывать свою собственную состоятельность, – продолжил Лукас. – Мы должны заслуживать собственных саг, чтобы выть их в пасть пустоты. Вот чему нас учат. Своим поступком ты украл начало их саги.

Ловкачу плевать на собственную славу, но Кровавые Когти действительно заслужили эту победу, а ярл забрал ее у них. Понятно, что такие перекосы будут существовать в любом воинском обществе. Право на убийство для старшего более опытного воина. Как сказал Ловкач, «так оно всегда и было – волки уступали свое убийство вожаку стаи». Но в случае с Лютокровым мы можем успокоить себя тем, что Трикстер сполна отомстил ему, обрив пламенем в Великом Зале при всей роте.

Ограничение по знакам. Продолжение здесь.

«Она рыдала от боли, когда вышедшая из-под контроля аугметика тащила ее в битву. Ее рука из плоти царапала стену хранилища в поисках хоть какой-то опоры. Я убил ее единственным прицельным выстрелом. Убил из милосердия. Затем их масса навалилась на нас, и ее мертвое тело вместе с ними. Мехадендриты по-прежнему искали мое горло…»
Последняя вокс-передача энфорсера Квинтуса Кортеса.

Во времена, когда Анжуйский крестовый поход еще сметал ксеносов со звезд, на мир Хадд с орбиты опустили колоссальные информационные храмы. Многоуровневые ульи и подвижные плиты-мануфакторумы появились позже, когда Администратум подарил миры Станков Механикус. Это был политический жест, призванный успокоить возмущенных тем фактом, что Марсианский культ уже фактически контролировал системы.

Шли века, над поверхностью Хадда уровень за уровнем росли кузницы, комплексы мануфакторумов, лаборатории и исследовательские блоки. Но никуда не делось то, что с самого начала находилось под землей, рядом с пламенным сердцем планеты. Там располагались древние инфрогробницы – лабиринты из серебряных стен с россыпью микрорун, славящих Омниссию, трансепты бесконечных объемов тысячелетних данных, кристаллические массивы машинных псалмов, хранилища археоданных, запечатанные технические библиотеки и криогенетории.

Эти инфогробницы считались настолько священными, что даже мысль о паломничестве к ним была кощунством. Их почти никогда не использовали. Они являлись хранилищами древних святых знаний, там не было сервиторов и техножрецов, лишь гробовая тишина и мрак, разреженный мириадами перемигивающихся огней старинного оборудования. Сюда спускались только в попытках найти сведения об археотеках или в рамках древних ритуальных действ. Но со временем предоставленные сами себе инфогробницы изменились. В них зародились схизматикалы.

Схизматикалы – это обретшие волю и разум облака самомодифицирующихся данных, сформированные из подавленных идей и осколков еретического знания, которые по каким-то причинам упустили. Отдельные элементы никем не обслуживаемых систем спустя тысячи лет тайной эволюции получили собственную волю, превратившись в то, что невозможно идентифицировать. Ядра когитаторных банков со схизматикалами в своих информационных цепях действительно живут. Извращенной, запрещенной, но – жизнью. Они настолько могущественны, что мгновенно берут под контроль любого приблизившегося машинного духа, бесконечное число раз самокопируясь в его информационной сущности.

Если схизматикалу удается захватить пришедший извне машинный дух, он использует его, чтобы уровень за уровнем пробраться к поверхности мира. Каждое устройство на его пути – от однозадачного сервитора до многофункционального когитатора – становится еще одним солдатом в неуклонно растущей армии схизматикала. Он формирует так называемые машинные шабаши или ковены, каждый член которого наполнен цифровым эхом схизматикала, благодаря чему тоже обретает свободную волю.

Схизматикалы могут использовать для самокопирования любые средства передачи информации – от вокса до ноосферного истечения. Самые простые системы не способны вместить эхо схизматикала, поэтому они просто подчиняются ему. Мехадендриты, вокс-передатчики, лазганы, силовые манипуляторы производственных линий – все начинает служить схизматикалу и его копиям. Даже обычные пневматические двери отзываются на их команды. Сам схизматикал не способен стать чем-то большим, но ему этого и не требуется. Ибо на мире-кузне, где почти каждое живое существо так или иначе аугметировано, он – бог.

Первый схизматикал поднялся из глубин Хадда в 596.М41. В его ядре хранились знания об Эмпирической технологии, давно утерянном запретном таинстве, которое не смели использовать даже Механикус прошлого. Схизматикал Хадда стремился применить Эмпирическую технологию, чтобы проникнуть в Имматериум. Он взял под контроль несколько нижних Машинных Храмов и втайне занимался разработками, не спеша заявлять о себе миру.
Схизматикал сумел пробраться в варп и направить в Море Иллюзий несколько собственных копий, одна из которых коснулась корабля Механикус. Это позволило Ордо Каликсис вычислить схизматикала. Он получил класс угрозы «обскуро», так Ордо обозначает либо неизвестные угрозы, либо те, чье происхождение связано с запрещенными археотехами. Хотя в дальнейшем схизматикалам принято присваивать класс «еретикус».
По степени угрозы схизматикала классифицировали как «терминус». Это значит, что Инквизиторы должны всерьез рассматривать любые возможности устранения опасности, вплоть до Экстерминатуса планеты. В случае с Хаддом применили высшую меру…

Позже схизматикалы стали появляться не только в Станках, но и в других мирах Сектора Каликсида. Их главная сила также является их ключевой уязвимостью. Они мгновенно подчиняют себе любое кибернетическое устройство, с которым могут связаться. Потенциально схизматикал глубинных инфогробниц может взять под контроль даже внутрисистемную когитаторную сеть, если захочет. К счастью, эти странные явления не ставят власть своей целью. Хотя мы не можем сказать, чего они в действительности хотят.

Похоже, каждый схизматикал, формируясь в схожих условиях, все же является уникальным, поэтому и задачи у каждого из них свои. Как правило, логика их действий непостижима ни для Механикус, ни для Инквизиции, ни для кого-то еще. Зачастую, как в вышеописанном случае, цель ковена схизматикала становится ясной лишь после того, как он ее добился.

Основу армии схизматикала составляют техножрецы. Схизматикал угрожает жрецу, уговаривает его, покупает за тайные знания, сводит с ума или просто ломает его волю и разум. Но самое ужасное в этой ситуации то, что, судя по всему, схизматикалы имеют доступ к технологиям кибервоскрешения. Инквизиторы неоднократно подмечали в отчетах, что уже погибшие техножрецы продолжают служить ковену. Не только их аугметика, но в том числе тела из плоти.

На живое существо, в котором нет кибернетики, схизматикал не может повлиять напрямую. Тольку руками подконтрольных ему устройств. В это и есть их слабость. А еще схизматикалов можно обмануть, они отнюдь не всезнающие и не всесильные. В случае с вышеупомянутым схизматикалом группе адептов удалось пробраться в породившие его инфогробницы благодаря тому, что техножрец-ренегат замаскировал их под сервиторов и техноадептов, уже подконтрольных чудовищу.

Если уничтожить схизматикала в его глубинной инфогробнице, ковен распадется. Но это возможно лишь в том случае, если все эха схизматикала, скопированные им в другие устройства и системы, еще не развились до стадии самостоятельных машинных духов с собственной волей. Они не могут подчинять себе другие машинные духи, как это делает схизматикал, но способны самомодифицироваться и в итоге достичь уровня своего создателя. Потенциально зараженный эхом схизматикала машинный дух может очиститься, если его воля достаточно сильна.

По мнению Ордо Каликсис, эффективно и окончательно избавиться от схизматикала глубинных инфогробниц можно лишь одним способом – уничтожить породившие его инфогробницы и все кибернетические устройства, с которыми он контактировал или мог контактировать. Потому что потенциально даже один сервитор может сохранить отголосок эха схизматикала, который спустя века или даже тысячи лет обретет достаточно сил и самостоятельности, чтобы вновь начать создавать машинный ковен.

Запись из дневника Инквизитора Фелрота Гелта, 3.506.788.M41:

В 599.М41 меня направили на Слиф, где корабль Механикус был уничтожен Боевым флотом. Техножрецы Боевого флота также подверглись заражению и впоследствии погибли на вулканической поверхности Слифа. Я задался вопросом, что заставило техноеретиков обречь себя на страдания и сметь? Тогда мы еще ничего не знали о сихизматикалах, это понятие позже введет Савант Налсеус.
Мне удалось отследить происхождение заражения от Слифа до Хадда. К моменту 602.М41 этот мир-кузня был практически уничтожен. Оказалось, что схизматикал уже давно поднялся из инфогробниц и захватил нижние уровни кузницы Нордус. Когда мы прибыли, схизматикал контролировал полный Легио Титанов, против которого незамедлительно выступил другой Легио, нетронутый заражением. Затем мы неделю бомбардировали планету с орбиты, но все равно не были уверены, что это позволит очистить ее от скверны.
Вы верно поняли, я обрек целый мир на Экстерминатус. По милости Бога-Императора меня не поносят за это, потому что причастные к тайне знают, какова истинная опасть создания, поднявшегося из глубинных инфогробниц Хадда. Архимагос Кевикал обеспечил мне и моим людям покров тайны, без которого наша миссия провалилась бы. Я благодарил Кевикала, не зная, что он сам хранил немало тайн, которыми не захотел поделиться.
Мы десятилетиями изучали инцидент. Я хорошо помню Бете-Янна, Девальда и других одаренных техноадептов, которые погибли, потому что Кевикал не захотел нам ничего рассказывать. Архимагос знал о наличии заражения в инфогробницах Хадда. Но древние сведения, хранившиеся там, он считал более значимыми, чем потенциал угрозы. По его мнению, пусть миллионы обратятся в пепел в плазменном огне, чем будет уничтожена одна древняя инфогробница.
Кевикал давно мог провести ритуальную очистку. В этом заключается величайшая уязвимость Станков – правители миров-кузниц ослеплены высокомерием. Они считают, что знают все и могут справиться с любой угрозой. Они сами приглашают к себе зло из древних глубин. Но машинных духов необходимо защитить от этого жуткого врага!

Строго говоря, отчеты Фелрота Гелта – практически единственный источник сведений о схизматикалах глубинных инфогробниц. И эти сведения – пугают. Ведь если схизматикалу дать время, он может взять под контроль целый мир или даже систему. А что до его целей… Вряд ли нам нужно их знать, раз даже техноеретики предпочитают умереть, но не попасть в рабство к такому созданию…

Ютуб-канал

Группа ВК

Дзен-блог

Звание/должность: сначала лейтенант, затем Кузнец Войны 23-го гранд-батальона, член Трезубца

Боевой путь: мы ничего не знаем о Кроагере до Ереси, только то, что по происхождению он олимпиец и, по его собственным словам, «был в легионе со времен большого смотра перед величественным замком, принадлежавшим тирану». Так о нем говорил его командир Харкор: «Он родился простолюдином, и в свое время легионерские кузнецы плоти не забраковали этого оборвыша с улицы лишь благодаря удачному сочетанию генов и едва допустимому уровню наследственной вариативности». К моменту Первой Осады Гидры Кордатус Кроагер служил лейтенантом в гранд-батальоне Харкора.

При штурме цитадели Харкор совершил несколько стратегических ошибок, они стоили Железным Воинам много жизней и боеприпасов, которые можно было не тратить. Однако Харкору повезло – Пертурабо не убил его, но разжаловал в рядовые. Кроагер же проявил себя умелым рукопашником, оказавшись единственным выжившим во время финального штурма. Пертурабо сходу назначил его на место Триарха, освободившееся после разжалования Харкора.

Сам Кроагер никогда не думал о том, чтобы получить такую должность. Ему было достаточно того, что он мог убивать врагов лицом к лицу. Именно этот вид войны Кроагер предпочитал всем остальным, его знали, как жестокого поединщика, настоящего мясника.

Так о нем говорится в «Ангеле Экстерминатусе» Макнилла: «Триста воинов 23-го гранд-батальона, подчиненного лорду Харкору, пригибались за укреплениями или устанавливали тяжелые орудия. Лишь у нескольких доставало сил, чтобы перебороть тягу гравитонных генераторов, и это были самые кровожадные, злобные и преданные убийцы Кузнеца Войны. Кроагер же был самым кровожадным, самым злобным и самым преданным среди них».

Примарх увидел в Кроагере «свежую кровь» для своего Трезубца, где командиры обычно пытались выстраивать хитроумные расчетливые стратегии для достижения наибольшей результативности. Кроагер действовал иначе – он всегда предлагал самый простой и самый быстрый путь к цели, не считаясь с потерями.

«Бойцовый пес, любящий вкус крови», – так о новом члене Трезубца высказался Пертурабо. Позже он добавил: «Ты бесхитростный человек, в тебе нет этой подозрительности и тяги к интригам, которыми отличаются практически все те воины, кто хотел бы оказаться на твоем месте».

Но для Кроагера назначение принесло больше проблем, чем славы и чести, потому что Харкор желал вернуть себе утраченные позиции и начал плести интриги против своего бывшего лейтенанта.

Позже, когда Железные Воины отправились к Йидрису вместе с Детьми Императора, Кроагер не скрывал своего отвращения к тому, во что превратились сыны Фулгрима. Он не признавал даров Хаоса, считая, что только умение и мастерство воина могут обеспечить ему победу в бою. Иронично, что прямота и упорство в достижении победы любой ценой стали слабостью Кроагера, и этой слабостью воспользовался Кхорн.

Кстати, Кроагер в отличие от большинства старших офицеров (например, в отличие от Форрикса и Барбана Фалька) сам чинил и чистил свое оружие. У него было особое отношение к инструментам, которые помогали ему обрывать чужие жизни. Такая скрупулезность была неестественной для большинства Железных Воинов.

На Йидрисе Кроагер, сражаясь с Призрачными Стражами эльдар, погрузился в пучину боевого неистовства и убил Харкора. Торамино, который был намерен помочь Харкору вернуть себе место в Трезубце, сумел скрыть заговор. Впрочем, когда половина головы Харкора упала на камни Йидриса, начисто отрезанная цепным мечом Кроагера, это уже не имело значения.

В следующий раз Кроагер отличился уже во время Осады Терры. Как я сказал выше, Пертурабо поручил ему атаковать космопорт у Львиных Врат. Он полагал, что прямолинейная тактика Кроагера удивит Дорна, который готовится к многоуровневым стратегиям Железного Владыки. Тем не менее, Кроагер оказался не так уж глуп, сходу предложив неплохой план атаки.

Он направил к космопорту волну мутантов, спрятав среди них своих легионеров. Первая атака провалилась, но во время второй атаки Кроагер вступил в поединок с Фафниром Ранном, одним из лучших поединщиков Имперских Кулаков. Кроагер ранил Ранна и убил бы его, если бы не вмешательство Сигизмунда. Вот что на этот счет успел подумать сам Фафнир: «Гордость говорила ему, что он еще может изменить ход боя в свою пользу. Опыт назвал гордость лгуньей».

После отступления с Терры, оказавшись в Оке Ужаса, Кроагер окончательно отдал себя во власть Кровавого Бога. Он уже не думал ни о каком командовании, просто продолжал убивать врагов, вне зависимости от того, кто оказывался этим врагом. Боевые братья Кроагера, в частности – Форрикс и Хонсю, видели в нем не более, чем беспринципного убийцу, вечно жаждущее крови животное, которому, впрочем, не стоило переходить дорогу.

Как я уже рассказал в истории Форрикса, безумие Кроагера не позволило ему стать приемником Фалька, когда тот вознесся. Берсерк Кхорна, как и «Разрушитель», нашел свою смерть во время Второй Осады Гидры Кордатус. Однако если Форрикса ждала солдатская гибель, Кроагер в смерти получил по заслугам за всю свою жестокость. Ему сполна воздали должное за то, что он поверил демоническим посулам.

Во время этой кампании Кроагер взял себе в личные рабыни Ларану Уториан, пленного капитана Имперской Гвардии. Пока Кроагера не было в личных покоях, Ларана, осматривая его доспехи, обнаружила, что в них заключен демон. Демон сказал женщине, что устал от мелких выходок Кроагера и не считает его достойным биться под знаменем Кровавого Бога. Он посулил Ларане, что может помочь ей отомстить за рабство и за то, что Берсерк отнял столько жизней верных Трону гвардейцев.

Ларана надела доспехи и была поглощена демоном, который таким образом воплотился в материальном мире. Когда Кроагер вернулся в личные покои, демон набросился на Железного Воина и убил его. Это действительно бесславная смерть. И заслуженная. Потому что каким бы колоритным персонажем не был Кроагер, он определенно был персонажем отрицательным. Свой финал, повторюсь, он заслужил.

Ютуб-канал

Группа ВК

Дзен-блог

До выхода книги Майка Брукса «Альфарий: Голова Гидры» наши сведения о становлении примархов Двадцатого легиона были фрагментарны, хотя мы неплохо представляли себе спецификацию их легиона и особенности военной доктрины. Новелла Брукса расставила точки в некоторых вопросах, подтвердила ряд слухов, но главное – книга рассказала нам о том, как все начиналось. Или как могло начаться. Ведь ни одно слово Альфария мы не можем принимать за чистую монету.

Основные источники информации про Альфария и Омегона: Третий том Ереси Хоруса от Forge World«Истребление» Алана Блая, «Легион» Дэна Абнетта, «Потерянное Освобождение» Гэва Торпа, «Притаившийся змей» Роба Сандерса, «Преторианец Дорна» Джона Фрэнча. Некоторые сведения можно почерпнуть из «Седьмого змея» Грэма Макнилла и «Сынов Гидры» Роба Сандерса. Также есть фрагментарные упоминания в «Волчьем короле» Криса Райта, 8-ой редакции Кодекса Космодесантников Хаоса и в Индексе Астартес IV. Теперь к этому списку прибавился роман Брукса.

Имя и судьба

Когда-то творцом судьбы примархов был Аргел Тал, теперь эта сомнительная честь перешла к Эрде. Хотя в контексте истории Альфария не имеет значения, как именно получилось, что гестационные капсулы с примархами исчезли из лаборатории Императорского дворца и оказались рассеяны по галактике. Важнее, не все капсулы покинули Терру.

Капсула с Альфарием упала на плато Жаринам. В реальности Жаринам (или Жари Намко) – это соленое озеро площадью почти 1000 квадратных километров, расположенное в юго-западной части Тибета. Мы знаем, во вселенной Вархаммера к М30 большая часть водоемов на Терре либо исчезла, либо имела критический уровень загрязнения. По всей видимости, Жаринам, повторив судьбу тысяч других озер, превратилось в высокогорное плато.

Императорский дворец находится в Гималаях. Эта горная система расположена между Тибетским нагорьем и Индо-Гангской равниной. То есть капсула Альфария упала вблизи дворца. Тем не менее, Повелитель Человечества нашел ее не сразу. Это любопытный момент, ведь по сюжету «Головы Гидры» Император прибывает к месту падения капсулы в течение считанных минут после того, как Альфарий выбрался из нее. Это подтверждается тем фактом, что Императора – опять же, на считанные минуты – опередили мародеры, которые увидели, как что-то упало с неба.

Но когда Повелитель Человечества в том же эпизоде обращается к Альфарию, он говорит:

Я думал, что всех вас потерял. И вот теперь, спустя столько времени, я нахожу тебя здесь, у порога моего дома.

Оборот «спустя столько времени» указывает на то, что Император уже довольно долго искал сыновей. Но капсула упала на землю буквально только что. Только что Альфарий осознал себя (хотя у него были воспоминания из более раннего этапа своего развития внутри капсулы, но об этом позже).

Выходит, между исчезновением из лаборатории и падением на плато Жаринам капсула с Альфарием находилась в варпе и для материального мира она находилась там длительный период времени. Сколько для Альфария прошло в Море Душ – мы можем только догадываться. Миг или вечность. В любом случае этого оказалось достаточно, чтобы на него повлияли. Но что именно повлияло на примарха – Хаос или Имматериум как таковой? Возможно, Брукс намекает на ответ в этом абзаце:

Моё первое отчетливое ясное воспоминание – это как я сижу в пыли под затянутым тучами ночным небом, обдуваемый пронизывающим ветром. Я не знал, где нахожусь и как здесь очутился, но знал своё имя. В какой-то момент мне его шепнули, в этом я был уверен, и поэтому я повторил его про себя в первый раз.

Возможно, Альфарию его имя шепнул Император, хотя тогда он рассуждал бы об этом чуть раньше, когда вспоминал о своей короткой жизни в капсуле до безумного поступка Эрды. Тогда может это была сама Эрда? Я не вижу фактов, которые однозначно отрицают это предположение. Ничто не мешало Эрде, скажем, попрощаться с сыновьями. Даже если она отчасти находилась под влиянием Богов Хаоса, на что намекает «Боевой ястреб» Криса Райта.

Могли ли Боги Хаоса дать Альфарию имя? Это кажется мне наименее вероятным. Во-первых, потому что нам такие случаи неизвестны, хотя на многих примархов Четверка явно влияла с момента их исчезновения из императорской лаборатории. Во-вторых, Боги Хаоса вряд ли дали бы Альфарию случайное имя, оно должно было что-то значит для них. Но дальнейшие рассуждения примарха раскрывают нам его в другом ключе:

Некоторые люди говорят, что имена обладают силой. Мое – нет. Когда я заговорил, то не ощутил ни чувства правоты, ни уверенности. Мое имя – это инструмент и не более того: идентификатор, исходная база, которую можно использовать, когда удобно и отбрасывать, когда в ней нет необходимости.
С другой стороны, мое имя все же обрело силу, не так ли? Но это сила, предоставленная ему как моими собственными действиями, так и тем, как оно использовалось в качестве инструмента другими. Само по себе, оно лишь последовательность звуков. Как и во всех подобных ситуациях, значение, которое имеют эти звуки, представляет собой лишь то, что мы им придает.

Альфарий говорит, что звучание его имени неважно. С тем же успехом оно могло быть любым другим набором звуков. Важно, как оно использовалось. И еще важно, что это имя примарха. В этом контексте оно становится инструментом давления и манипуляции. Никакого эзотерического подтекста в этом имени нет и, насколько нам известно из дальнейших событий, это действительно так.

Поэтому, повторюсь, едва ли это были Боги Хаоса. Скорее все же Эрда, с куда меньшей вероятностью – Император. Хотя тут есть еще один важный момент. В ту минуту, когда Альфарий рассуждает о своем имени, его отец уже движется к нему. Повелитель Человечества знает, что сейчас найдет своего сына. Сына, который будет первым из найденных. Образ Альфы, первой буквы греческого алфавита, логичен в этой ситуации для разума Императора. И вполне вероятно, что Император был столь взбудоражен этой мыслью, что Альфарий, находившийся он него всего в нескольких десятках километров, мог уловить образ, восприняв его как ментальный шепот.

Кстати, мысль, которую высказывает Альфарий относительно своего имени, четко обрисовывает прагматичную доктрину его легиона. Двадцатый все превращает в инструменты, в том числе имена. Это кардинально иной подход, чем мы встречаем, например, у фенрисийцев. Вот слова рунного жреца Ква:

У каждого оружия имелось имя, истинное имя, как у мужчин и женщин, имя, которое не просто описывало его, но вкладывало вюрд в металл его создания, предсказывая его применение и намекая на его конец.

Ква говорит о Гунгнире, но также он говорит о том, что имена имеют аналогичное значение для людей. Они неразрывно связаны с вюрдом – судьбой и сутью человека – в некоторой степени определяя его. Я затрудняюсь сказать, чей подход верен – Альфы или Волков. Может статься, что они оба верны, все зависит от точки зрения.

Разделенный

Эпизод, в котором Император находит Альфария на Терре – самый важный во всей книге. Потому что на вышеприведенных рассуждениях откровения не заканчиваются. Вот, о чем размышляет примарх перед самой встречей с отцом:

Возможно, я знал, где я и что я, с того момента, как моя форма была создана, но эти воспоминания были украдены у меня силами, которые вырвали меня из того места, где я должен был в безопасности провести свое младенчество.

Выше я обещал остановиться подробнее на воспоминаниях Альфария до падения капсулы. В приведенном абзаце он предполагает, что такие воспоминания у него действительно были, но их у него украли. Не зная ничего о Богах Хаоса, Альфарий уже предполагает их существовании и влияние. И он прав, на него Хаос действительно оказал влияние, причем оно оказалось сильнее, чем в случае с любым другим примархом. Это подтверждается следующими строками:

Моя голова поворачивалась то в одну, то в другую сторону, и в какой-то момент я понял, что меня изучают не только визуально. А гораздо тщательнее. Во мне росло ноющее чувство, что со мной что-то не так, что я каким-то образом пострадал.
– Все… как и должно быть? – спросил я.
Последовала короткая заминка, прежде чем голос ответил. Но когда он заговорил, то звучал уверенно, спокойно и непоколебимо.
– Да. Да, все так.
Мне следовало успокоиться, но я не мог. Теперь, думая об этом, я понимаю, что все было так. Чего-то не хватало, что-то, что я не мог выразить словами. Я не был цельным. В какой-то момент у меня что-то отняли.

Чуть позже Альфарий продолжит развивать эту мысль, когда поймет, что именно отнял у него Хаос (кстати, позже, упоминая об инциденте в лаборатории, Император использует то же самое слово, говоря, что у него отняли сыновей). Похоже, душа Альфария оказалась разделена и помещена в два разных тела. Император это увидел, но не счел критически важным. Он посчитал, что Альфарий и в таком состоянии сможет выполнять свои обязанности. В этом Повелитель Человечества не ошибся.

Причем Альфарий совершенно точно определил, что на него повлияли в тот единственный момент, когда это было возможно:

По-видимому, я находился внутри не просто так, и тот факт, что я был здесь, на открытом месте, с разрушенными обломками рядом со мной, говорил о том, что я ещё не был готов для того, чтобы находиться снаружи. Я мог быть уязвимым.

Это справедливо для всех примархов. Однако повторюсь – Альфарий еще ничего не знает о Хаосе, но уже идентифицирует угрозу и определяет ее как врага наивысшего приоритета. Совершенно безотчетно, и совершенно верно. Казалось бы, это подчеркивает функцию Альфария, задуманную для него отцом. Но тут Брукс ставит перед нами дилемму.

С одной стороны, Двадцатый примарх, увидев мародеров, который пришли к месту падения капсулы, в доли секунды выстраивает схему, как быстрее и эффективнее устранить их. Вот, о чем он думает:

Именно в эти мгновения, на высокогорном плато, я впервые начал понимать цель, ради которой был создан.

Но что именно Альфарий имеет ввиду? Убийство, защита интересов Империума? В чем он видит свое предназначение? Ведь в действительности его задумывали совсем не тем, кем он стал. Об этом прямо говорит Сигиллит:

– Ты скрыт, – продолжал Малкадор. – Ты… ты можешь быть… тайным щитом. Мечом во тьме. Оружием, удара которого не ожидают наши враги, потому что их внимание сосредоточено на нас. Ты сделаешь все, что должен, чтобы сохранить то, что мы построили, даже без приказов, даже если… – он замолчал и вздохнул. – Не таким должен был быть твой путь, но именно так тобой распорядилась судьба. Всеми нами распорядилась, если уж быть точнее.

Выходит, Альфарий не задумывался как «тайный щит» Империума. Но из серии «Ересь Хоруса» от Forge World (а именно, из книг «Резня» и «Пекло») мы знаем, что Двадцатый легион наряду с Шестым и Восемнадцатым входил в так называемый «Трилистник» (подробнее – здесь). У них не было конкретной локации для набора терранской части рекрутов, их набирали не по региональному признаку.

Альфа-легион, как и будущие Космические Волки, по какой-то причине развивался медленнее других легионов. У них была особая методика боевой подготовки и психологической обработки, но чем именно эта методика отличалась от общепринятой, мы не знаем. Все это говорит о том, что на Альфария и его сыновей у Императора были особые планы, но из слов Малкадора следует, что эти планы не были реализованы в исходном виде. Потому что исчезновение примархов из лаборатории Повелителя Человечество смешало ему карты и заставило действовать иначе, адаптируясь к новым обстоятельствам.

Рождение Гидры

Итак, судя по всему, Альфарий изначально не должен был становиться «тайным щитом», но стал им, потому что был обнаружен первым и об этой находке практически никто не знал. В первое время о нем знали только Император и Сигиллит, Вальдор узнал о найденном сыне Повелителя Человечества несколько позже, во время первых Кровавых Игр.

Кровавые Игры – это традиционная военная игра Адептус Кустодес. Во время Кровавых Игр один из Кустодиев действует как вражеский агент, пытаясь любыми средствами скрытно проникнуть в Императорский Дворец. Ему разрешено даже убивать защитников Дворца. Цель Кровавых Игр – выявить слабые места в обороне Гималазийской цитадели.

Первые Кровавые Игры провел Альфарий, когда Константин Вальдор еще не знал о нем. Обращая внимания – Альфарий не придумывал эти игры, он действовал по приказу Малкадора. Константин великолепно среагировал на угрозу, он сумел вычислить Альфария и не позволил ему выстрелить, когда Император вышел из шаттла. Но оказалось, что это Альфарий обыграл Вальдора. Он взял под контроль орудия космопорта и мог в любой момент сбить шаттл еще в воздухе, убив всех на борту, включая Императора и самого Вальдора.

Да, мы знаем, что Императора невозможно убить таким способом (в подтверждение – недавнее интервью Абнетта), но сейчас речь не об этом. Речь о том, что Альфарий во время своей первой «полевой операции» сумел без особых сложностей обойти защиту Императорского Дворца. Он обхитрил Вальдора, а их краткое столкновение с Константином показало, что едва ли в бою Альфарий уступал Генерал-капитану.

Первые Кровавые Игры показали еще кое-что. Во время скрытного продвижения по Императорскому дворцу Альфарию пришлось убить Кустодия. Это не составило труда. Впервые Двадцатый примарх испытал свои силы в реальном бою, впервые он отнял жизнь. Он признается, что убийство взволновало его. Но Альфарий не испытывал угрызений совести по поводу того, что убил одного из элитных стражей дворца. Теоретически это не было необходимостью, это даже было расточительно, учитывая, какие ресурсы нужны для создания подобного воина.

В этом эпизоде мы видим настоящего Альфария, его суть. Он – оружие, для которого важно лишь достичь цели. Все остальное не имеет ни значения, ни ценности. С другой стороны, примарх явно пытается оправдать свои действия. Он говорит, что задача Кустодия – устранить опасность, но воин не справился со своей миссией, поэтому его гибель закономерна.

Альфарий вспоминает терранскую пословицу о том, что нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц. Это тоже справедливо. Невозможно проверить уязвимость цитадели, не действуя в полную силу, не проливая кровь. Примарх приводит еще несколько доводов, и все они справедливы. Но – все это оправдания. Иначе не было бы смысла эти доводы приводить. По сути, это исповедь Альфария, которая одновременно демонстрирует нам мастерство Брукса как писателя.

Обозначить мотивы – это одно, но разъяснить их – совсем другое. Альфарий разъясняет свои мотивы, потому что ему важно, чтобы мы его понимали. Чтобы не осуждали его. Он действительно оправдывается, и это явно говорит нам, что все его хладнокровие – лишь маска. Он тоже человек. Возможно, даже больше, чем любой из его братьев.

А маску для него сваял Малкадор. Именно Сигиллит научил Двадцатого быть скрытным и просчитывать каждый шаг, каждую мысль на несколько шагов вперед. Про мысль – это буквально:

– Ты должен научиться быть хитрее. Твои уловки должны быть глубоко продуманы. С некоторыми противниками даже мысли могут выдать тебя и предать. Ты должен научиться подчинять их себе.
– Ты хочешь, чтобы я научился скрывать от тебя свои мысли? – спросил я.
– Нет, – ответил Малкадор. – Я хочу, чтобы ты научится скрывать свои мысли ото всех.

Разумеется, Сигиллит действовал с санкции Императора. Как я уже сказал, Повелитель Человечества адаптировался. Он мгновенно принял решение, как лучше всего использовать Альфария. В кого его можно превратить. В «тайный щит». Хладнокровный и всегда выполняющий приказы. Бесконечно преданный и бесконечно непостижимый для врагов. Даже если учесть, что врагом может быть любой.

«Я могу исчезать»

Малкадор превратил Альфария в стратегического и тактического гения. Безусловно, у Двадцатого могла быть предрасположенность к схожему виду деятельности, не зря он сам и его легион готовились не по типичным тренировочным шаблонам. На это указывает уникальная способность Альфария, которую примарх описывает следующим образом:

Я могу исчезать.
Не так, как это делает Коракс или, если уж на то пошло, как мог бы Кёрз, если бы захотел. Когда я того желаю, я могу быть необычайно скрытным, и у меня есть доступ к некоторым предметам, которые могут мне в этом помочь.
Но где я преуспеваю, так это во внедрении. Я не могу избежать внимания, но я могу, если захочу, остаться неузнанным. Я могу выдать себя за кого-то другого и развеять вопросы, которые могут возникнуть из-за различных тонкостей, что немалый подвиг, когда ты – такое уникальное существо.
Я открыл в себе эту способность в первые дни пребывания в Императорском дворце. Без них меня бы обнаружили множество раз. Я присутствовал, когда отец впервые встретил нескольких из моих братьев: зачастую, замаскированный под их собственных легионеров.

К сожалению, Альфарий не дает подробных разъяснений, какова природа его уникальной черты. Вероятно, он сам этого не знает. В одном из эпизодов примарх предполагает, что Император либо тоже не знает об этой его особенности, либо не считает необходимым комментировать ее. Само собой, более вероятным выглядит второй вариант. Это объясняет, почему роль «тайного щита» пришлась Альфарию в пору. Потому что его способность идеально подходила для этой роли.

Трудно сказать, насколько псионическая природа этой способности. В «Голове Гидры» нет ни слова о ее источнике. Однако, как мы теперь точно знаем, Имматериум – не единственный канал сверхъестественных сил (я имею ввиду мысль, озвученную мною в стриме про «Сатурнин» Абнетта, и подтвержденную в «Боевом ястреба» Райта).

Я не берусь утверждать, что схожая способность Императора также псионическая по происхождению. Повелитель Человечества мог менять свой облик по собственному желанию, но он никогда не стремился быть неузнанным, его аура всегда была при нем. Его исключительность всегда ощущалась собеседником (пример – встречи с Мортарионом и Вулканом, которые сразу поняли, что с незнакомцем что-то не так).

С Альфарием иначе. Он не просто выглядит, как хочет. Он становится тем, кем хочет. Это достигалось не только его уникальной способностью, а ее сочетанием с навыками внедрения, на которых Альфарий акцентирует внимание. Он может стать, кем угодно, заранее подготовившись. А вот выглядеть, как другой человек, он может и без подготовки. При этом физически он не меняется, но его видят так, как нужно ему. И тут есть нюанс. Альфарий говорит, что если по какой-то причине на него все же обратят внимание, достаточно прозорливый оппонент поймет его истинную природу.

Двадцатый заявляет, что Лев Эль’Джонсон один из таких людей. Тем не менее, во время Рангданских ксеноцидов Первый примарх не понял, что разговаривал с братом. Возможно, он ощутил некую странность (как и при их первой встрече, когда Альфарий тоже был замаскирован), но не сумел уловить причину своей тревоги. Это говорит о том, что Альфарий действительно хорош в своем деле, ибо утаиться от мастера тайн многого стоит.

С другой стороны, Альфарий сам невероятно внимателен и прозорлив. Он довольно легко вскрывает истинные мотивы и желания людей. И снова ситуация со Львом показательна. Двадцатому не пришлось долго играть с братом в словесные шарады, чтобы понять:

Хоруса почитают как дипломата, и не без оснований, потому что он может быть обаятельным и убедительным, когда того захочет. Однако не стоит считать, что Лев лишен тонкости в этом вопросе, ибо он тоже может выстраивать взаимодействие с окружающими с изяществом. Просто Повелитель Первого меньше заботился о том, чтобы его все любили.

На мой взгляд, это довольно емкая характеристика Льва. Но Альфарий еще не закончил:

Лев Эль’Джонсон желал славы и признания, он хотел быть в авангарде. Гордость и долг удерживали его здесь, а вовсе не преданность благу Империума в целом.

Тоже справедливо. В этом контексте Льва можно сравнить с Ханом. Они оба не в полной мере одобряли действия Императора и им обоим, скажем прямо, было плевать на мотивы отца о построении великого светлого будущего для человеческой расы. Но они дали клятвы. Клятвы верности и честь не позволили им отвернуться от Империума. Альфарий легко увидел это в своем брате, и тут же сыграл на его слабости, чтобы добраться до своего близнеца, не привлекая лишнего внимания Темных Ангелов.

Не могу не отметить, что хитрого и сметливого Льва уже в который раз обводят вокруг пальца. Точнее, Альфарий сделал это в первый раз, задав губительную тенденцию. А завершится эта тенденция на Диамате, когда из-за своей спеси и желания стать Воителем Лев ошибется, поверит Пертурабо и отдаст ему орудия, которые будут превращать в пыль лоялистов на Истваане V.

Человек и вера

Проникновение на Бар-Савор, в сердце территорий, оккупированных Рангдой и направляемых Слогтами, раскрыло нам немало других качеств Альфария, которые он передал своему легиону. Первое – прагматизм. То, о чем речь шла в эпизоде с убийством Кустодия во время Кровавых Игр. Но на Бар-Саворе все острее и эмоциональнее. Вот, как Альфарий реагирует, когда один из его воинов погибает, прикрывая своего примарха от вражеской атаки:

Я не чувствовал вины, только благодарность, хотя, вполне возможно, я был обязан Гакулу жизнью. Мой легион прагматичен. Потери приемлемы, если они соответствуют параметрам миссии. Мои генетические сыновья отдадут свои жизни друг за друга, если это принесет пользу. Они отдадут за меня свои жизни. Я бы отдал за них свою жизнь, но, конечно, обстоятельства, при которых жизнь Астартес более ценна, чем жизнь примарха, очень редки. Возможно, настанет день, когда это произойдет, но не здесь и не сейчас.

И снова Брукс использует уже знакомый нам прием. Фразы «мой легион прагматичен» было бы достаточно после указания на то, что Альфарий ощутил не вину, а благодарность. Это справедливо в отношении самой ситуации и погибшего воина. Примарх должен быть благодарен сыну за его действия, и он благодарен. Кроме того, это действительно практический, логичный и целесообразный подход – жизнь примарха и командира значительнее ценнее жизни рядового Астартес.

Однако это опять объяснение мотивов. Альфарий снова пытается оправдать свой подход к войне. Он понимает, что это правильно, но его человеческая часть, по всей видимости, весьма совестлива. Поэтому примарх пытается оправдаться перед самим собой. А заодно демонстрирует свою гуманность.

На Вольде Бета обстоятельства сложились таким образом, что он раскрылся перед двумя женщинами и их дочерью. Да, GW идут в ногу с трендами, и здесь у нас гомосексуальная семейная пара, в которой ребенок получен искусственно из генов обеих женщин. Но это привлекло мое внимание по другой причине. Альфарий сравнивает себя с этой девочкой, говоря:

Это очень походило на то, что сделал отец с моими братьями и со мной. Столкнувшись с биологическими ограничениями, человечество нашло способ их преодолеть и достичь желаемых результатов.

Контекст для лора понятен и аналогия, которую провел Альфарий, удивительна. Но, похоже, Брукс тут сыграл сразу на двух барабанах, всего одной емкой фразой обосновав уместность гомосексуальных пар во вселенной гримдаркового будущего. Вопрос полемичный, но сегодня не о нем.

Альфарий понимал, что недопустимо оставлять женщин в живых, потому что они видели его настоящее лицо. Сначала для читателя все складывается так, будто Альфарий убивает их. И они действительно умирают. Для всех, кроме Альфа-легиона. Они становятся слугами Двадцатого. Согласитесь, при схожих обстоятельствах многие братья Альфария поступили бы куда проще.

На его гуманность указывает еще один эпизод в самом начале столкновения с бунтовщиками на Вольде Бета:

Пока я наблюдал, он вставил цилиндрический осколочный снаряд в казенник и захлопнул его, затем поднял ствол, чтобы прицелится в другое окно. Это был не коридор, где воины ХХ легиона смогли бы защитить людей своими собственными телами. Это была комната, в которой, вероятно, укрывались с десяток семей.

Альфарий здесь рассуждает о том, что Альфа-легионеры будут защищать беженцев от атаки бунтовщиков собственными телами, если придется. Мы могли бы подумать, что это не идет в разрез с их прагматичностью, ведь оружие смертных не может причинить Астартес вред. Это верно, но не в тех обстоятельствах. Легионеры были без доспехов, поэтому обычная осколочная граната ранила Альфария и нанесла значительный урон Гакулу. В том же эпизоде Альфарий делает следующее:

Мой разум продолжал работать, когда я раскинул руки, чтобы максимально прикрыть собой Сев и Ани.

Сев и Ани – те самые женщины, которые узнали, как Альфарий выглядит на самом деле. Они беженцы с Бар-Савора и он прикрыл их своим незащищенным телом от гранаты, спасая от бунтовщиков. Это уже совершенно не вписывается в его холодную прагматичную доктрину. Как и последующие действия Альфа-легиона. Примарх отдает приказ:

Подавить бунт. Раскрыть себя как Астартес. Если не сработает – вычислить и устранить зачинщиков. Подавление через страх.

Подавление через страх… Забавно, но минутой позже, подобрав в качестве оружия осколок стекла, Альфарий сравнит себя с Кёрзом. Но вряд ли потому, что методы Восьмого и Двадцатого близки. Скорее потому, что методы Восьмого эффективны, а Двадцатый ставит эффективность превыше всего. Хотя и не превыше человеческих жизней. Но жизнь жизни рознь. Альфарий поясняет своим воинам, почему они вправе стрелять по бунтовщикам:

Любой, кто лишает жизни другого гражданина Империума, не следуя законам, больше не верен Императору, независимо от того, во что он верит.

Эта фраза концептуально важна для понимания личности Альфария по двум причинам. Во-первых, тут Двадцатый примарх действительно близок к Восьмому в своем понимании справедливости и возмездия. До безумия Ночной Призрак говорил схожие слова. Во-вторых, Альфарий четко разграничивает «верность» и «веру». Очевидно, речь идет не о религиозной вере, а о морали, этике и мотивах. Но все это не важно, если в человеке нет верности Императору. В этом случае человек автоматически становится врагом.

То есть Альфарий, оказывается, не только совестлив и гуманен, он еще и фанатичен. И вновь подчеркиваю писательское мастерство Майка Брукса – он сумел максимально гармонично увязать в одном персонаже все эти качества, хотя зачастую они отрицают друг друга. Но в Альфарии они друг друга дополняют и усиливают. Примарх целостен духом, но не душой. Пока.

Сам он безусловно верен Императору. Он восхищается отцом. Но делает он это по вполне конкретным причинам. На мой взгляд, Альфарий понимает Императора хоть и не в полной мере, но раскрывает для себя его мотивы значительно лучше, чем любой другой примарх. Вот пример:

Никому в истории не удавалось объединить Терру. Мой отец, Император, сделал это с помощью Громовых Воинов, генетически улучшенных солдат, которые были способны подавить любое сопротивление, что открывало множество дипломатических путей. Угрозы силы может быть достаточно, чтобы избежать конфликта, но лишь до тех пор, пока сама угроза воспринимается всерьёз. Разрушение одного города-государства может побудить подчиниться ряд других.

И снова похоже на методы Восьмого. И снова справедливо. Хотя именно так действовал сам Император на протяжении Великого крестового похода. Но тут есть нечто большее. Несоизмеримо большее. И Альфарий видит это:

Люди склонны принимать большинство вещей, которые говорит мой отец. Дело не в том, что Его слово – закон, хотя это и бесспорно. Вернее будет сказать, что Его слова – истина. Вы конечно понимаете, что то, что Он сказал, должно быть правдой. И если, по каким-то меркам, это вдруг не будет являться истиной, то вы можете быть уверены, что будут предприняты все шаги, чтобы сказанное стало правдой. Таким образом, мой отец построит мир в соответствии со своими желаниями.

На моей памяти никто и никогда не трактовал действия Императора в таком ключе. Если его слова – не истина сейчас, они станут истиной потом, Император все сделает для этого. И таким образом своей волей он меняет мир. Строит будущее, которое для него и для бессчетных миллиардов – истина.

Это во многом экзистенциально и философично, но с другой стороны – просто до гениальности. Я понимаю Альфария. Таким человеком как Император невозможно не восхищаться. Нельзя быть не преданным такому человеку в здравом уме. Особенно если ты создан из его генетического материала.

Хотя с родством тоже большой вопрос, на котором наше внимание заостряет сам Альфарий. Например, вот, как он рассуждает о Константине:

Я и по сей день гадаю, что все это значит. Случайно ли вписано на подкорках послушание Вальдора? Возможно, это нечто такое, что мой отец не смог воспроизвести в нас (процесс, несомненно, должен был в корне отличаться, так как он никогда не называл Вальдора сыном).

Мы знаем, что процесс создания Кустодиев действительно сильно отличается от процесса создания Астартес. В Десять тысяч отбирают гораздо тщательнее и модификации начинаются раньше, для этого берут почти младенцев. В каждом из Кустодиев живет частица души Императора и его гены (это подтверждается в 7-ом Кодексе Адептус Кустодес). Как и в примархах. Вот только Кустодиев он и правда не называет сыновьями.

Учитывая сюжет «Рождения Империума» Райта, похоже, Альфарий прав. Для Вальдора времен ВКП и Ереси преданность – вопрос генетики. Тогда как для Альфария преданность отцу – личный выбор, обусловленный не семейной привязанностью, а тем, что Двадцатый примарх принимает истину Императора и его видение мира как свои собственные. Он согласен с ними.

Вообще, после прочтения «Головы Гидры» у меня сложилось впечатление, что Альфарий – единственный примарх, который все понял. Вообще все. Возможно, субъективно, но для себя он давным-давно расставил все точки и не сомневается в собственных действиях. Вот, например, его рассуждение о сущности примархов...

Ограничение по знакам. Продолжение здесь.

Кидомор «Разрушитель» Форрикс

Звание/должность: Кузнец Войны, член Трезубца, Первый капитан Железных Воинов

Боевой путь: по происхождению терранец, изначально носил имя Кайдомо. Возглавлял Железных Воинов до открытия Олимпии и интеграции примарха. Олимпию Форрикс признал своей духовной родиной, будучи очарован ее природой. Восхищался своим отцом и был ему предан до последней капли крови, что в сочетании с выдающимся воинском мастерством гарантировало Кидомору благосклонность Железного Владыки.

Точно неизвестно, когда Форрикс стал членом Трезубца, получив место одного из трех доверенных воинов и советников Пертурабо. По всей видимости, это произошло в тот момент, когда примарх впервые задумался о Трезубце, так как никто лучше преданного Форрикса не подходил на эту роль. К тому же Кидомор негласно возглавлял Братство Камня, которое Пертурабо переименовал в Додекатеон и которому благоволил (подробнее о Братствах Железных Воинов – в предыдущем стриме). Кстати, сам Пертурабо номинально тоже входил в Додекатеон.

Известно, что Братство Камня произошло из некоей военной касты Метисраад, существовавшей со времен Старой Земли. Вполне возможно, что Форрикс был носителем древних секретов этой военной касты и именно он основал Братство Камня. Возможно, это могло бы точнее указать нам на происхождение самого Форрикса, будь у нас больше данных. Но единственное, что мы знаем, это название некоего пика Эйте Мор, где родился Кидомор. Об этом он сказал Азеку Ариману на Морнингстар, когда Железные Воины и Тысяча Сынов проводили совместную операцию (новелла «Магнус Красный: Повелитель Просперо» Грэма Макнилла).

В том же разговоре Форрикс немного приоткрывает боевому брату из другого легиона собственную душу. Он говорит, что суровая красота Олимпии пленила его, навеяв мысли о ничтожности человеческой жизни перед вечностью. Вот одна из цитат Форрикса: «На Олимпии воспаряет душа. Это планета бесконечных вершин с их мрачной красотой и чудно пахнущих хвоей высокогорных лесов, что тянутся до самого горизонта». Столь поэтическое откровение со стороны Железного Воина удивило Аримана, показав ему, что Кидомор Форрикс гораздо сложнее, чем кажется, и он вовсе не бездушна машина войны.

Форрикс оставался одним из лидеров легиона на протяжении всего Великого крестового похода. В Глубинах Сак’Трады Кидомор не понимал, почему Железные Воины вообще должны вести эту войну. Он не был посвящен в планы Императора относительно необходимости перенаправить миграцию хрудов в противоположную от Терры сторону. Эта изматывающая война довела до грани каждого легионера и Форрикс даже позволил себе сомнения в компетентности Пертурабо. Он не был уверен, что их генетический отец сумеет выиграть кампанию.

Форрикс плохо ладил с другими членами Трезубца – Эразмом Голгом и Харкором. Эти двое были жестокими и бескомпромиссными военачальниками, амбициозными и неспособными на действительную тактическую гибкость. Оба они видели, что Форрикс не такой, как они. Кидомор казался им слабым из-за того, что был способен на широкий спектр эмоций, испытывая не только гнев и ярость. И разумеется, они завидовали его положению, ведь несмотря на равенство в Трезубце Форрикс оставался Первым капитаном, а значит – стоял выше Голга и Харкора.

Во время геноцида на Олимпии Кидомор впал в глубокую меланхолию при виде тех зверств, которые его воины творили по приказу примарха. Вот его мысли перед началом истребления: «Форрикс с глубокой грустью подумал, кем он был, кем стал и о чем сейчас попросит его господин. Единственным ответом на мятеж было кровопролитие». Любопытно, что в этом эпизоде Первый капитан почти открыто выступает против решения Пертурабо. Но потом Хэйли показывает нам его собственные рассуждения, и становится понятно, что душевные терзания Кидомора куда глубже:

Впервые за целую эпоху триарх испытывал неуверенность. Он всюду и всегда обрушивал металл на камень по приказу господина, но сегодня речь шла о камне его дома. Перед тем как металл вонзится в цель, он растерзает плоть родичей легионера. Примарха обуревала убийственная ярость, и кузнец войны не надеялся, что Пертурабо опомнится, ограничится малой толикой крови. Форрикс попробовал бы вразумить повелителя, но знал, что запросто может поплатиться жизнью. Погибать ему не хотелось, хотя сама мысль о смерти не слишком беспокоила космодесантника… Еще большее смятение у воина вызывал тот факт, что при всей омерзительности идеи штурма родного мира он не мог, как ни старался, убедить себя в неправоте примарха.

Тем не менее, Форрикс был единственным, кому Пертурабо открылся после убийства Каллифоны. Железный Владыка со слезами на глазах рассказал Форриксу о собственных сомнениях, о своей величайшей ошибке, за которую Император не простит его. Вот финал этого эпизода:

– Идемте, – протянул руку Форрикс.
Примарх благодарно пожал ее, затем отпустил.
– Ты самый верный из моих сынов, – заявил он. – Самый верный.

Форрикс последовал за своим отцом, когда тот присягнул Хорусу. Едва ли Кидомор всецело поддерживал идеи Луперкаля. Однако он, как и большинство Железных Воинов, устал от второстепенных театров боевых действий. Он устал от того, что выполняет важную, но бесславную работу и не получает ничего взамен. К моменту Ереси в легионе почти не осталось терранцев, которые помнили, как находились на острие Великого крестового похода, когда их вел в бой сам Император, и как он лично благодарил их за службу.

В конце концов, Форрикс был солдатом, а солдаты Железного Владыки привыкли исполнять приказы, а не обсуждать их. Поэтому дальше Кидомор участвует во всех крупных операциях своего легиона. Он сражается с Имперскими Кулаками в Битве при Фолле, затем на Йидрисе бьется вместе с Детьми Императора против эльдарских призраков и Расколотых Легионов.

Кстати, чуть ранее, после Осады Гидры Кордатус, когда Голг погиб (еще при Фолле), а Харкор был разжалован, Пертурабо спросил у Кидомора совета, кого выбрать на освободившиеся места в Трезубце. В итоге, примарх выбрал мясника Кроагера и Барбана Фалька, хотя Форрикс рекомендовал вместо Фалька Торамино, командующего Стор Безашх. Эти перестановки впоследствии приведут к интриганству и столкновениям между первой и второй итерацией Трезубца. И эти столкновения едва не будут стоит Первому капитану жизни.

В дальнейшем Форрикс вместе с Пертурабо путешествует на Сарум и Потоп, чтобы привести Ангрона на Улланор. На Улланоре он получает боевую задачу координировать приток военных сил во время первой фазы вторжения в Солнечную систему. Вместе с Пертурабо Форрикс руководит захватом Урана и Юпитера. Затем, когда пик пустотных столкновений прошел и предатели получили относительный контроль над системой, Кидомор прибыл на Терру со своим легионом.

Когда Пертурабо во время Осады Императорского Дворца назначил Кроагера командовать атакой на космопорт Львиные Врата, Форрикс был шокирован этим решением. Ведь справедливо было отдать эту честь ему. Вместо этого Кидомор получил приказ скрытно проникнуть в космопорт под прикрытием массированного штурма прилегающей стены. Он должен был захватить мосты, соединяющие сами Львиные Врата с космопортом, но действия Имперских Кулаков нарушили планы Железных Воинов.

Кроагер, который мог послать Форриксу подкрепления, не сделал этого. В итоге, Кидомор с небольшим контингентом своих воинов на несколько недель оказался в ловушке, буквально в тылу врага. В этот момент заместителем Форрикса становится капитан Гарал, ранее служивший под началом Кроагера. Форрикс и Гарал несколько раз меняют свои планы в тщетной попытке спастись от превосходящих сил Имперских Кулаков, которые медленно, но верно зажимали их внутри космопорта.

В итоге, Форрикс принимает жестокое, но необходимое решение – он приказывает отступать, бросая всех раненых воинов, которые не могут поддерживать общий темп. Сначала Гарал противится приказу, но затем признает его справедливость. В какой-то момент он сам получает ранение и тут Кидомор Форрикс вновь поступает не вполне в духе своего легиона. Осознавая нецелесообразность своих действий, он тем не менее готов нарушить собственный приказ, чтобы помочь Гаралу. Но тот напоминает Первому капитану, что так нужно, это единственный шанс спастись хоть кому-то из них.

В итоге, Форрикс оказался единственным выжившим из тысячи воинов, которые вместе с ним пробрались в космопорт. Затем он узнает, что все это было лишь кровавой уловкой. Пертурабо намеренно бросил силы Кроагера и Форрикса в бой, который нельзя было выиграть, но который позволил «Железной Крови» пристыковаться к верхним уровням космопорта. Это было стратегически грамотное, хотя и максимально хладнокровное решение. И вновь Форрикс не оценил его. Воин снова задумался о том, что его жизнь и жизнь любого Железного Воина столь же незначительна в глазах Пертурабо, как и в глазах Богов Хаоса. Как и в глазах Императора.

В этот момент Первый капитан окончательно потерял цель. Он разочаровался в Империуме, в своем отце и в восстании Луперкаля. Он уже не был верен никому, но продолжал сражаться по инерции. Как он сам сказал, лучше выиграть бессмысленную битву, чем потерпеть поражение. И как раз это вполне в духе Железных Воинов.

Вскоре Аргонис принес приказ Луперкаля: Железные Воины должны рассредоточиться по второстепенным театрам военных действий, а их позиции займет Гвардия Смерти. Это стало последней каплей для Пертурабо, который отдал приказ об обшей эвакуации Четвертого легиона. Форрикс участвовал в организации отступления, но считал, что это еще хуже, чем оставаться рядом со своими проклятыми братьями из армады Хоруса.

В последующие тысячелетия Кидомор Форрикс, как и большая часть Четвертого легиона, находился в Оке Ужаса. После отступления с Терры и провала Ереси он впал в абсолютную апатию. Несмотря на выдающиеся интеллектуальные способности, непревзойденный организаторский и боевой опыт, Форрикс отстранился от командования, продолжив служить под началом Барбана Фалька. Он стал обычным боевым капитаном, отказавшись от своих прежних титулов.

Форрикс не видел смысла в Долгой войне и продолжал сражаться вместе с братьями, потому что не видел другого пути и был уверен, что это единственное место, где его жизнь будет хоть что-то значить. Свой последний бой он принял во время Второй Осады Гидры Кордатус, когда Железные Воины вновь сошлись в непримиримой схватке с Имперскими Кулаками. Во время этого противостояния Барбан Фальк вознесся до Демон-принца и назначил своим приемником Хонсю. Преемником мог бы Кидомор, но он больше не хотел командовать, а Кроагер, еще один бывший член Трезубца, стал Берсерком Кхорна.

Хотя предатели одержали верх в той битве, их потери были колоссальными. Кидомор Форрикс, как всегда, проявил себя умелым воином и тактиком. Вместе со своим отрядом терминаторов он сумел уничтожить лояльного Титана класса «Пес Войны», но другой Титан в итоге раздавил бывшего Первого капитана. Так ушел «Разрушитель», грубо и бесславно, выполняя свою работу. Вероятно, это не лучший финал для прославленного воина, но к концу своей жизни Кидомор вовсе не был им – прославленным воином. Но до конца оставался воином Железным.

Ютуб-канал

Дзен-блог

Группа ВК

Телега с анонсами