autoradarnews
Ну как тут не помочь!
Будут в шоке...
Mercedes-Benz C111: концепт, который не собирался уходить. 55 лет знаменитому суперкару, так и не ставшему серийным
Mercedes-Benz C111 нарушает все правила концепт-каров. Ведь обычно они существуют в единственном экземпляре, едва способны самостоятельно передвигаться и спустя полвека появляются в нашей рубрике «Забытые концепты». Но легендарный «сто одиннадцатый» имел тираж, сравнимый с малой серией, установил сравнимое с тиражом число рекордов скорости и… никогда не был забытым.
Да-да, как можно забыть это угловатое желтое зубило, если C111 то разъезжает по улицам Амстердама, то красуется в Гудвуде и Пеббл-Бич, а то и вовсе резвится на снегу возмутительно стильного мероприятия ICE. К 55-летию рекордного суперкара мы публикуем архивный материал Алексея Олефиренко и дополняем его фотографиями, которые появились в открытом доступе сравнительно недавно.
Премьера C111 на автосалоне во Франкфурте, сентябрь 1969 года
Восхищение, которое потом неизбежно сменяется забвением – таков обычный удел концепт-каров. Но Mercedes C111 никогда не был забыт или недооценен. Линейка С111, состоящая из четырех версий и шестнадцати автомобилей, известна каждому, кто хотя бы немного увлекается историей старейшей немецкой марки. Сегодня мы вновь вспоминаем об этом спорткаре, установившем более 10 рекордов скорости.
Публикации о C111 в европейской прессе, 1969–1970 год
История этого суперкара началась аккурат после выхода на пенсию культового W198, «Крыла чайки». В начале 1960-х дизайн-студия Mercedes-Benz получила задание подготовить проект спортивного двухместного автомобиля, который стал бы идейным продолжателем 300 SL. До сих пор неизвестно, зачем Mercedes-Benz понадобилась такая машина (возможно, немцы хотели компенсировать суперкаром превращение модели SL в роскошный прогулочный родстер), но проект официально стартовал, и у его руля оказался легендарный Поль Брак.
Среди всех предложенных вариантов Брак выбрал эскиз своего ровесника, Бруно Сакко — того самого, который впоследствии подарил миру культовые W126, W140 и W201. Уже к 1966 году дизайн Сакко нашел свое воплощение в металле, и машина получила неофициальное имя — SLX.
Дизайнеры Mercedes-Benz Джованни Батистелла (слева) и Поль Брак у макета «суперспорткара» SLX, 1965 год
Элегантное купе отличалось среднемоторной компоновкой и взвешенными пропорциями, однако долгое время оставалось секретным проектом. Первая информация о нем стала просачиваться лишь с 1969 года, после дебюта С111.
Апрель 1966-го: полноразмерный макет несостоявшегося SLX продувают в аэродинамической трубе
SLX до сих пор неофициально называют C111 Design Study, и в этом имени немало правды. «Проба пера» Сакко стала отправной точкой для проекта, который стартовал в 1967 году. Только целью этого проекта было не создание нового суперкара, как думали журналисты и состоятельные клиенты Mercedes-Benz, а постройка высокомощной «лаборатории на колесах», которая могла быть базой для обкатки технологических решений будущих серийных моделей.
Тем не менее, когда на Франкфуртском автосалоне 1969 года состоялся дебют первого С111, в Штутгарте реально задумались над серийным производством модели. Ведь еще до выставки компанию начали засыпать письмами и телефонными звонками, в которых толстосумы грозились выплатить любую сумму за новинку, которую еще даже не представили — уж больно сладки были прогнозы издания Auto Motor und Sport касательно машины. А уж после Франкфурта количество писем и звонков увеличилось многократно.
Проект C101 (так изначально называли С111) мог стать совсем другим. Этот компоновочный эскиз Йозефа Галлицендорфера датирован 1968 годом и показывает компактный спорткар с роторным двигателем за сиденьями
Новаторский дизайн концепта имел мало общего с SLX. Бруно Сакко серьезно поработал над внешностью машины — сразу и не скажешь, что SLX и С111 принадлежат к одной эпохе. Новое стремительное купе получило более строгие, геометричные линии, фирменные пятиспицевые колесные диски, двери типа «крыло чайки» и яркий цвет — оранжевый металлик, который официально именовали «розовое вино».
Это фото 1969 года скорее всего постановочное. Команда дизайнеров работает над полноразмерным макетом C111, довольно близким к реальному концепту, а на переднем плане — один из промежуточных макетов в масштабе 1:5
Под стать дизайну были технические решения. В основе С111 лежала оригинальная рама со стальной «ванной» секции пола. Сверху ее покрывали стеклопластиковые панели: инженеры не только хотели уменьшить массу (в итоге она составила 1100 кг), но и выяснить, насколько композит пригоден для повседневной эксплуатации… которая включает регулярные поездки по автобанам на скоростях за 200 км/ч.
Даже фотографий первой версии C111 осталось мало. Она слева. А справа ещё менее известный ранний прототип под названием Hobel. В середине — С111-II
С111 действительно был способен развивать высокие скорости. За спинами седоков был установлен трехсекционный роторно-поршневой двигатель мощностью 280 л.с. Учитывая, что кузова всех прототипов, начиная c Design Study, продувались в аэродинамической трубе, С111 образца 1969 года получился очень обтекаемым, и это помогло достичь высокой максимальной скорости — 260 км/ч.
Тесты C111 на Хоккенхайм-ринге
К началу 1970 года построили целых семь прототипов оригинального С111, который впоследствии получил имя С111-I. Самый первый прототип с изготовленным наспех кривоватым кузовом, был отправлен на слом, еще один был разбит при испытаниях на Хоккенхаймринге, две машины утилизировали после тестов, один автомобиль был конвертирован в С111-II, а последние два экземпляра живы до сих пор и находятся в музеях.
Берлинский скульптор Михаэль Саилшторфер вооружился сварочным аппаратом и сделал из старого 190-го Мерседеса скульптуру первой версии C111. Её даже выставляли в музее Mercedes-Benz в Штутгарте
Если ажиотаж вокруг С111 был огромным и проект мог стать коммерчески успешным, то почему суперкар так и остался «лабораторией на колесах»? Здесь вновь сложилась сумма факторов. Первый — безопасность: в 1970-х вступала в силу новая программа краш-тестов, и С111 справлялся с ней не очень хорошо. Не сказать, что результаты были провальными, но явно не отвечали высоким стандартам Mercedes-Benz.
Трехроторный «ванкель» M 950 F собирали вручную
Второй причиной стал мотор. Несмотря на отличные мощностные характеристики, малую массу и низкий центр тяжести, трехсекционный роторный двигатель имел несколько врожденных недостатков. Это перегревы, неполное сгорание топлива, высокий расход бензина и масла — всё это не только шло вразрез со стандартами Mercedes-Benz, но и ставило крест на сертификации машины в США, где вступили в силу новые экологические нормы. И это еще грядущий топливный кризис не показал свои зубы — иными словами, в Штутгарте, пожалуй, правильно не решились запустить С111 в серию.
В дальнейших своих вариантах С111 старался стать быстрее и экономичнее, соответствуя вызовам времени. Так и возник феномен суперкара, который прочно поселился на испытательных полигонах.
Руководитель разработки легковых автомобилей Mercedes-Benz Рудольф Уленхаут и трехроторный мотор M 950 F
Столкнувшись с капризами двигателя Ванкеля, который в 1960-е годы казался мотором будущего, инженеры Mercedes-Benz начали искать решение возникшей проблемы. Над проблемой пассивной безопасности после ужесточения норм немцы тоже работали, хотя и, возможно, с меньшим усердием. И в 1970-е это не вызывало вопросов — в ту эпоху спорткары и гоночные машины убивали пилотов нередко.
Приоритетным вариантом силовой установки оставили роторно-поршневую — тогда в Mercedes-Benz еще верили, что все ее недостатки со временем удастся побороть. В конце января 1970 года компания завершила работу над второй версией Mercedes-Benz C111, которая тоже оснащалась двигателем Ванкеля.
Март 1970-го: трековые испытания четырехроторного С111-II
Новая версия спорткупе была похожа на первую, но имела ряд существенных отличий. Прежде всего, изменились обводы кузова, особенно в передней его части — благодаря этому уменьшился коэффициент лобового сопротивления (до 0,325), а также улучшилась обзорность. Но главным образом изменился двигатель.
Версию С111-II оснастили новым роторным двигателем на четыре секции, отдача которого составила 350 л.с. и 393 Нм. Мотор грелся гораздо меньше, чем у первой версии, но побороть его аппетит к маслу и бензину, равно как и очистить выхлопные газы, инженерам так и не удалось. Зато повышение мощности улучшило динамику: разгон до «сотни» у С111-II длился всего 4,8 секунды, а максимальная скорость доходила до 300 км/ч.
Поскольку ни один автомобиль в то время не мог предложить подобных характеристик, после Женевского автосалона 1970 года, где и представили С111-II, телефоны Mercedes-Benz снова разрывались от звонков. Ответ немцев был всё тем же: «Это экспериментальный автомобиль, в продажу он никогда не поступит». Следующую пару лет инженеры бились над проблемами роторного мотора, но тщетно. Как вспоминал доктор Курт Облендер, главный специалист по силовым агрегатам проекта С111, «тот четырехсекционный двигатель был разумным пределом концепции роторного мотора».
А вскоре в дверь постучал топливный кризис 1973 года. И вопрос экологичности и экономичности стал еще более насущным. Все проекты по роторным моторам были свернуты — стало ясно, что на текущем этапе перспектив нет. Их место заняли привычные поршневые двигатели на бензине и дизеле. Но тоже весьма не простые.
А это уже С111-II с поршневым V8
Если считать одно шасси С111 первой версии, на которое надели кузов С111-II, было изготовлено 7 машин второго поколения, большая часть которых жива до сих пор и оснащена дизельными двигателями. Но были и модификации, которые славы не снискали — например, одно купе вооружили 3,5-литровым V8 с электронными системами впрыска и зажигания. За основу был взят двигатель М116 от Mercedes 350 SE (W116).
При мощности 230 л.с. машина с V8 развивала более 210 км/ч. В 2016 году нескольким журналистам крупных автомобильных изданий вроде Top Gear, Evo и Auto Bild позволили проехать за рулем именно этого С111 — и те отметили, что купе производит впечатление «товарного» автомобиля: у него мерседесовская плавность хода, в меру отзывчивые органы управления, качественная проработка деталей.
Однако основные инжиниринговые силы проекта С111 были брошены на то, чтобы подружить спорткупе с дизелем. За основу был взят пятицилиндровый трехлитровый мотор ОМ617, который за счет доработок и турбонаддува Garrett с интеркулером вместо 80 сил стал выдавать 190. Основные работы по C111-II D были окончены зимой 1976 года, а 12 июня того же года автомобиль вывели на испытательный трек Нардо, где началась 60-часовая сессия тестов.
Полигон Нардо, C111-II D во время 64-часовой рекордной попытки. Июнь 1976 года
За эти 60 часов машина установила 16 мировых рекордов, из них 13 — для машин с дизельными двигателями, 3 — абсолютных. Средняя скорость в ходе сессии составила 252 км/ч — не максимальная, а именно средняя. Машина показала наивысшую среднюю скорость для «тяжелого топлива» на дистанциях от 10 километров до 10 тысяч миль, чем в Mercedes-Benz гордятся до сих пор.
К моменту проведения испытаний 12 июня 1976 года топливный кризис уже закончился, мировая экономика и автомобилестроение потихоньку восстанавливались после нанесенных ударов. Теоретически мерседесовцы могли вернуться к роторному двигателю и попробовать еще раз. Либо же попросту закрыть проект. Но инженеры пошли дальше — они хотели понять, насколько эффективным, насколько быстрым может быть автомобиль с дизельным двигателем. Модель С111 стали готовить к третьей фазе.
Конец марта 1977 года. Дизайн C111-III было решено подчинить аэродинамике. В центре Петер Пфайфер — утвердили именно его версию экстерьера
Инженеры поставили перед собой амбициозную цель — заставить С111 на всё том же треке Нардо показать среднюю скорость более 300 км/ч. Техническое задание отдел дизайна получил в январе 1977 года, и уже к осени машина была завершена. Она копировала многие технические решения своих предшественников, но получила удлиненную колесную базу и совершенно новый кузов. Именно кузов стал ключевой особенностью С111-III — практически рожденный в аэродинамической трубе, этот «клинок» обладал выдающимся даже по сегодняшним меркам коэффициентом лобового сопротивления: 0,183.
Mercedes-Benz C111-III, 1978 год
Для большей аэродинамической эффективности колеса прикрыли обтекателями. Изменился и салон: место пассажирского сиденья занял толстенный тоннель, подводящий воздух к расположенному сзади интеркулеру. Ну а поверх тоннеля располагалось измерительное оборудование и компактная радиостанция для работы на треке.
Программа испытаний стартовала 30 апреля 1978 года. На трек в Нардо компания Mercedes-Benz привезла два автомобиля, которые были слегка изменены по сравнению с изначальной версией С111-III – купе получили стабилизирующий плавник над моторным отсеком и удлиненный «хвост». Поскольку тестовая программа должна была длиться несколько часов кряду, машины также оснастили самой мощной светотехникой, которая только была у Mercedes-Benz на тот момент. При этом отдача турбодизеля была доведена до 230 сил.
Mercedes-Benz C111-III во время рекордного заезда. Нардо, апрель 1978 года
Как и в предыдущих сессиях, С111 двигался по трассе против часовой стрелки (чтобы в случае аварии машина влетела в отбойник на внешней бровке правой стороной, обезопасив водителя). Дневная сессия прошла без эксцессов, а вот ночью начались приключения: сначала С111 чуть не сбил ежика, перебегавшего дорогу (инцидент удалось предотвратить — пилота предупредили по радио), а под утро на машине взорвалась правая задняя покрышка. Пилот не пострадал, но правая сторона прототипа оказалась сильно повреждена. Счетчики обнулили, и погоня за рекордами началась с нуля — благо была запасная машина.
Если не считать повреждение переднего сплиттера, который был заменен на пит-стопе за 2 минуты, вторая попытка прошла без осложнений. Дизельный монстр смиренно выдерживал до 67 кругов на одном баке, после чего заезжал на дозаправку и смену пилотов. В среднем пит-стоп длился от 15 до 20 секунд.
Благодаря длинной главной паре пятиступенчатой «механики», экономичному мотору и продуманной аэродинамике С111-III установил 9 мировых рекордов для дизельных автомобилей. Средний расход топлива за 12-часовой заезд составил менее 16 л на 100 км, а средняя скорость — 316 км/ч. Максимальная же скорость С111 доходила до 322 км/ч.
Mercedes-Benz C111-IV перед очередным рекордным заездом, 1979 год
С111 выполнил все поставленные задачи и заслуживал ухода на пенсию. Но инженерный состав во главе с доктором Гансом Либольдом уговорил руководство Mercedes-Benz на последний подвиг для их детища. Идея была простой — установить новый рекорд скорости для трека Нардо. На тот момент достижение принадлежало гоночному прототипу серии Can-Am — он разогнался в 1975 году до 355,9 км/ч.
Mercedes-Benz C111-IV
Поскольку никакой регламент не связывал мерседесовцам руки, последняя итерация С111 выглядела сугубо как машина для рекордов скорости — такие на дорогах точно не увидишь. Аэродинамический пакет стал еще более совершенным: появились развитые передний и задний сплиттеры, стабилизирующие плавники… И был заменен двигатель — место 5-цилиндрового дизеля занял 4,8-литровый бензиновый V8 с парой турбин ККК. 500 л.с. и 600 Нм приводили заднюю ось через механическую коробку передач с трехдисковым сцеплением.
Mercedes-Benz C111-V так и не состоялся. От проекта остался лишь эскиз 1980 года
Испытания С111-IV состоялись солнечным днем 5 мая 1979 года. В ходе заезда последняя версия С111 установила новый рекорд скорости кольца Нардо: 403,978 км/ч. Параллельно пали еще более 10 мировых рекордов скорости, но это, как признаются сами мерседесовцы, было уже следствием, а не самой целью.
Mercedes-Benz C112
Mercedes-Benz C112
На том проект и был завершен. В общей сложности было построено 16 автомобилей С111, и каждый из них по-своему отметился в истории компании. Спустя десятилетие с небольшим легендарный концепт-кар получил наследника в лице С112, но его жизнь оказалась куда менее насыщенной.
Need for Speed нашего детства
«Утилизация»
От «колдуна» до «гранаты»: как гаражный жаргон стал новым языком водителей
Какие слова должен знать наш современник, чтобы, путешествуя на машине времени, не «запалиться» в прошлом? Прогресс не стоит на месте, и вместе с ним уходит в небытие и прежняя шофёрская терминология.
Совет «Сливай воду!» утратил первоначальный смысл, однако до появления охлаждающей жидкости «Тосол» представлял собой вполне конкретную рекомендацию при зимней эксплуатации. Иначе разморозишь блок цилиндров. На снимке: авария с «Москвич-407» в парке Каупунгиноя в финском городе Оулу, 21 ноября 1962 года.
В старину шофёры желали друг другу «доброго зажигания», потому как на первых автомобилях электрика доставляла больше всех хлопот. Техника совершенствовалась, порождая новые заботы и новое меткое шофёрское словцо. Кто ж будет описывать проблему цитатами из учебника Анохина, если, скажем, «застучал кардан»? А это распространённое в прошлом явление. Отмечено даже в оскароносном фильме «Москва слезам не верит» (режиссёр Владимир Меньшов, «Мосфильм», 1979 г.).
Крутишь ли баранку или гайки в гараже, меньше всего задумываешься о философии языка. Почему технические термины подменяют прозвищами? Трудно запоминать? Они просто короче или лучше доходят? Пример с карданом не самый показательный, поскольку и хрестоматийное «крестовина» вполне прижилось в гаражах. Простое, доходчивое определение для детали, имеющей крестообразную форму. А вот рулевое колесо превратилось в хлебобулочное изделие.
Герой Олега Табакова героине Веры Алентовой: «А у тебя кардан стучит!». Кадр из фильма «Москва слезам не верит», режиссёр Владимир Меньшов, киностудия «Мосфильм», 1979 г.
Шофёрский жаргон развивался по двум направлениям. Первое — ёмкое и доходчивое описание детали, технической неисправности, поломки. Здесь лексика менялась по мере того, как совершенствовалась конструкция автомобиля. Кто сегодня станет продувать жиклёр? Да и вообще, что за зверь такой, этот жиклёр? Пропала искра, забросало свечи, перелил карбюратор, выдавило масло: большинство из современников не то, что таких бед не знают — попросту не поймут, о чём речь.
Второе направление развития жаргона автомобилистов, куда более занимательное с точки зрения филолога, это прозвища.
Всё реже сегодня цилиндры двигателя называют горшками, хотя это определение — настоящий долгожитель. Как говорится, сто лет в обед. У двигателей ранних самодвижущихся экипажей цилиндры отливались порознь и не имели разъёма у камеры сгорания. То есть, не было головки, и действительно, цилиндр напоминал формой перевёрнутый горшок.
Слово «покрышка» продолжает оставаться синонимом шины, хотя на легковых автомобилях сплошь и рядом используется бескамерная резина, то есть, покрывать шине нечего.
Понемногу уходит из употребления остроумное «кривой стартер». Для тех, кому не приходилось слышать — так в просторечии именуют рукоять запуска двигателя (например, в вазовском каталоге деталь 2101‑3901215). В премии «Золотой Остап» впору вводить отдельную номинацию «профессиональный жаргон». Безусловно одарённый человек назвал буксирный трос «галстуком», ручки стеклоподъёмников — «вёслами», а компактное запасное-колесо не просто «докаткой», а «желтком». Изобретательно!
Длинному термину обязательно подбирался более ёмкий, хлёсткий заменитель. Так, световой указатель поворота становится просто «поворотником». В 1960‑е годы в институте НАМИ эту деталь называли «моргАс». Прерывистое включение светового сигнала вызвало ассоциацию с морганием глаза.
По схожести тех или иных признаков изобретены «гаражные» заменители названий и других автомобильных частей. Электронный блок управления стал «мозгами», шины — «резиной» (причём зимние бывают «на гвоздях», то есть, шипованными, либо ламельными, «липучками»), стеклоочистители — «дворниками», рукоять переключения механической коробки передач — «мешалкой», центральная консоль приборной панели — «бородой», стойки стабилизатора поперечной устойчивости — «косточками».
Конечно, свой особый язык, «профессионализмы», существуют не только у автомобилистов, но и в других сообществах — от бандитов до стоматологов. И если уж специальная терминология непонятна посторонним, что говорить о слэнге! Более того, в разных речевых сообществах одно и то же слово может различаться значением и нести отличающиеся смыслы.
Простой пример: мольбу «мотор барахлит» врач-кардиолог поймёт иначе, чем механик в гараже. Более того, на заре ХХ века эта фраза означала бы неполадки транспортного средства целиком. Именно так, «мотором», чаще всего называли тогда автомобиль! Французское слово «автомобиль» ещё не успело стать именем существительным, а оставалось причастием: самодвижущийся.
Башмаком чего только не называют, помимо самой обуви. В автомобиле есть башмак натяжителя цепи привода газораспределительного механизма, есть башмак рессоры, есть башмак противооткатный. От башмака тормоза ещё на заре автомобилизации осталась сперва подошва, а потом и вовсе колодки.
Или взять бегунок. Это ротор прерывателя-распределителя — очень ломкая, надо сказать, была деталь в «Жигулях». А на жаргоне работников отдела кадров любого предприятия СССР «бегунком» называли обходной лист. Его полагалось заполнить перед увольнением с работы, иначе не рассчитают и не отдадут трудовую книжку. Помню, сколько пришлось побегать, когда перед армией увольнялся с ЗиЛа. Не был записан в библиотеку, но отметиться там обязан! А она — в Доме Культуры, в двух километрах от завода. Да и по самому заводу (а он немаленький) носился, собирая закорючки: не был, не состоял.
Ляпнешь вот так, невпопад… Курьёзы случались. В журнале «За рулём» машинистка, перепечатывая авторский текст, допустила описку: «напряжённая головка шатена». Видимо, далеко не шатуны двигателя в тот момент занимали машинистку.
Отечественную автомобильную терминологию, как официальную, так и гаражную, пополняли иностранные словечки. Заимствования приходили к нам вместе с достижениями прогресса, в котором мы, увы, постоянно отставали от Запада.
Мы жмём на газ, даём газу, газуем вовсе не потому, что «Газпром» — крупнейшая корпорация нашей страны. Gas — так американцы называют бензин. Интересно, что это тоже слэнг, производное от полного термина gasoline. Известно даже, когда слово «гэз» впервые вошло в обиход — в 1897 году.
В 1920‑е вместе с шинами низкого давления (Balloon Tyres) в наш язык проникло слово «баллон». Стукнуть по баллону ногой — так шофёрА со стажем определяли, хорошо ли накачена шина. В наши дни слово баллон чаще услышишь не в гаражах, а у пивного ларька, зато жив его «рудимент» — баллонный ключ.
«Бендиксом» мы называем инерционный механизм (муфту), разобщающий шестерню стартера и венец маховика. Называем даже не задумываясь, кем на самом деле был этот Винсент Хуго Бендикс, и чем он там занимался в Чикаго, в своей Bendix Corporation. Уж точно, не выпускал стартеры — своё изобретение в 1914 году мистер Бендикс продал фирме Eclipse Machine Company.
По такому принципу закрепилось в языке слово «феродо», обозначающее запечённую в фенолформальдегидной смоле медно-асбестовую оплётку. Накладки из такого материала приклёпывали на диск (а прежде — на конус) сцепления и на колодки тормозов. Британец Герберт Фруд придумал этот материал ещё в конце XIX столетия, а фирма Ferodo жива по сей день. Но сам материал запрещён, как канцерогенный. Да и слово «феродо» никто больше не употребляет — изношенные колодки и диски сцепления не ремонтируют, а утилизуют.
Один из патентов Миллера Риза Хатчинсона на звуковой сигнал типа «Клаксон».
«Клаксоном» мы зовём любой старинный автомобильный звуковой сигнал, хотя изначально это был вполне определённый источник звука под торговой маркой Klaxon. Принадлежала марка фирме Lovell McConnel Manufacturing Co. из Нью-Джерси (США). Источником служила дисковидная стальная мембрана, на которую нажимало вращающееся фасонное колёсико (волнистое либо храповое). Возникающие под нажимом колебания рождали характерный скрежещущий звук: «Ахуга, ахуга!». Изобретатель Миллер Риз Хатчинсон получил в начале XX века с добрый десяток патентов на разные устройства клаксонов. Запатентовал мистер Хатчинсон и сигнал с электромагнитным воздействием на мембрану, но его клаксоном не называют.
И уж точно, что изобразил наш выдающийся иллюстратор Александр Николаевич Захаров в качестве эмблемы автомобильной газеты «Клаксон», таковым не является.
Торговая марка Klaxon была настолько популярна, что стала именем нарицательным. Ну, а Миллер Риз Хатчинсон был принят на работу главным конструктором к самому Эдисону (на снимке — электрический доставочный фургон фирмы Detroit Electric).
Когда в 1949 году в СССР поднялась змеиная по своей сути борьба с космополитизмом и низкопоклонством перед Западом, эти и другие западные термины пропали из учебников автодела. При этом фундаментальный труд профессора Зимелёва «Автомобиль» издания 1952 года «похудел» на треть по сравнению с изданием 1946 года.
Впрочем, остракизму подверглись в основном «-измы», вошедшие в оборот в 1920–1940 годы. Заимствования же, осевшие в языке в период «до исторического материализма», употреблялись, как ни в чём не бывало. И продолжают использоваться по сей день. Тут также прослеживаются занятные терминологические превращения. Так, лимузином в обиходе зачастую величают любой дорогой многоместный автомобиль, а кабриолетом — любое авто с открытым верхом. Хотя Limousine и Cabriolet — вполне определённые типы кузовов. Более того, в ходу несколько иностранных слов из доавтомобильной эры. Например, искажённые заимствования из польского языка: драндулет, рыдван, таратайка (Drynduta, Rydwan, Taratajka). Всё это — названия тех или иных гужевых повозок. Сегодня в них вкладывается уничижительный и даже презрительный смысл (лингвисты говорят: пейоративный или дерогативный). Дряхлость, ветхость автомобиля подчёркивается древностью слова. Происхождение близких по смыслу слов «колымага» и «тарантас» пока не установлено. Впрочем, и без заимствований в русском языке хватает гаражных эпитетов автомобилю в плохом техническом состоянии: «корыто», «помойка», «ведро с гайками», «баржа»…
Характерную выпуклость заднего крыла по фасону 1950‑х наши автомобилисты окрестили «собачьей ногой» (именно ногой, а не лапой!). Ну а для хромированной декоративной накладки на крыло ЗИМ горьковчане придумали свое: «секира».
Вызываемые ассоциации понятны. Но вот кто объяснит происхождение названия «колдун»? Речь о регуляторе давления в приводе тормозных механизмов, с которым наши автомобилисты впервые познакомились на ВАЗ-2101. Поначалу у нас даже не знали, как устройство величать. Так, в журнале «Автомобильная промышленность» № 10, 1966, описывается «система, автоматически изменяющая усилие нажатия на колодки передних и задних колёс в зависимости от распределения веса по осям автомобиля». В оригинале, у Fiat-124, устройство называлось corretore di frenata, «регулятор тормозов». Более дотошные немцы перевели подробнее: Bremskraftregler, «регулятор тормозной силы». Ещё дальше шагнули англичане: braking effort proportioning valve, «клапан распределения тормозного усилия». Попробуй, выговори!
Регулятор тормозных сил жигулёвской «классики».
Большинство прозвищ, прозваний, кличек, погонял, погремух, рекло, дериватов, никнеймов даётся по ассоциации с чем-то. Механизм их возникновения исследует целый раздел филологии — ономастика. Люди диссертации защищают! Впрочем, филологи призывают не применять к неодушевлённым предметам определение «прозвище». Но придумать взамен ёмкого названия гаражному жаргону не могут! Им бы позвать мужиков из гаражей…