Здравствуйте, моя фамилия Кривошеев.
Мне было наверное лет девятнадцать когда я осознал себя опытным взрослым мужчиной. Прожившим многое и многое могущим рассказать. Для полноценного осознания своего почти векового опыта, судя по наблюдениям за другими опытными мужиками, мне не хватало одного - какой-нибудь хронической болячки. Не сильно страшной, но такой, что бы о ней можно было бы рассказать кому угодно, и такой, с помощью которой можно прикрываться от всяких дел, противоречащих моей натуре (как то: копать огород, таскать шкафы, опускать банки в подвал...). Каюсь, грешен в мыслях, но не в делах - больным я никогда (со времён пятого класса) не притворялся. Только в мыслях иногда подумывал "Эх, вот у брата спина радикулитная, он картошку не окучивает". Так я думал не из жалости к себе (вру), а истекая потом в саду, с тяпкой растопырив ноги над грядами, с ужасом ожидая вечера. Вечером нужно было взвалить на велосипед Урал сто мешков яблок и катиться в город, через поля, в горы с уклоном 90 градусов, против ураганного ветра... Кто там вспоминает девяностые? Вот так вот жили - огородами и велосипедами.
Так вот, мечтал я стать немного хроником (дурная голова думала - тебе девятнадцать! Пора! Пора!) и немного стал. Как-то вечером что-то хрустнуло в шее, хорошо, раскатисто. Будто-то зуб коренной выдрали, только не зуб, а позвонок. Хрустнуло и шея моя зафиксировала умную голову в положении "смотрю на всю вашу жизнь сбоку из под лобья левым глазом в правую сторону". Шевелиться шея отказалась, а если начинал напрягать, то снова будто зубник позвонки выдирает клещами. Спать пришлось сидя. Так я прожил дня три, а потом умер.
Решил "Ну хватит, не могу так больше, без сна, с этой вселенской тоской и болью жить" и пошёл в травмпункт. Вечер, захожу в приёмный покой, там кто-то без глаза, кто-то без пальца, кто-то так просто не поймёшь - толи не хватает чего на теле, толи лишнее что-то. Собрание редкостей, где я не самый интересный экспонат.
Дождался очереди, зашёл в палату, там человека четыре докторов. Крупная женщина в маленьком белом халатике мне сразу понравилась. Несмотря на то, что моя шея, голова и частично спина были явно не совсем в человеческом положении (примерно как в фильмах, где в кого-то вселяется демон и зачем-то начинает колбасить своего носителя), милая ста-двухсот килограммовая медсестра, уточнила у меня: "На что жалуешься?".
Я начал было рассказывать про картошку, про велосипед, про Чечню и мировое влияние США на политику, но вспомнил вовремя о главном: "Шею скрутило, повернуть не могу, вот так только, боком держится".
Медсестра что-то быстро писала в тетрадь, несмотря впрочем на страдающего меня, стоящего в дверях. Потом таки подняла взгляд и толи спросила, толи обрекла: "Шея значит... Как фамилия?".
Я немного встревожился и негромко сказал "Кривошеев". Медсестра посмотрела на меня уже как-то более внимательно и переспросила: "Как-как фамилия?". Я чуть громче, уже чувствуя нехорошее, повторил: "Кривошеев".
Тут все врачи, а громче всех милая медсестра в халатике, который смотрелся на ней как простыня на атомной бомбе, захохотали. Под халатом от смеха перекатывались довольно объёмные груди, кажется в колличестве трёх пар штук.
Покраснев, провалившись под кафель, мысленно четко решив прыгнуть с ближайшего моста, я выбежал из покоя и долго ещё, до самого подъезда, меня преследовали раскаты хохота. Так стыдно, мне, опытному девятнадцатилетниму мужику ещё не было.
Сейчас, когда мне под сорок, я бы посмеялся вместе с ними и попросил об эвтаназии, но тогда я в серьёз подумал о смене фамилии. Хотел взять фамилию отца (мать после развода записала меня под своей девичьей). У отца фамилия была Попов... Передумал - а вдруг что-то и с этой важной частью тела приключится?
А шея прошла сама через несколько дней, помогли растирки "Звёздочкой" и бабушкина колючая козья шаль.
