Гордиев Узел
Гордиев узел
(рассказ)
Уже мороз щекочет нос!
Висит луна на небосклоне.
И вскоре,
В сладком перезвоне
Колоколов градских часов,
Сольются воедино горе,
И звон копыт,
И стук колес.
То горе было все в разлуке
Двух страстно любящих сердец.
Цветам на смену, пали в руки -
Винтовки штык и пуль свинец.
Война!
Она пришла из неоткуда,
Точь-в-точь, как снегом на чело!
Она обрушилась и сдула
Сынов отчизны так легко.
А что же там, в чертогах ада?!
Стоят под пушечным огнем
Герои! С виду лишь ребята.
Младые! Кровь прям с молоком!
- Красивые стихи – вздохнул Ефрем. – Складно пишите! У вас хороший… ммм, забыл слово…
Напротив Ефрема сидел мужчина в потрепанном офицерском мундире. Хоть и дело то было холодной январской ночью, взгляд, которым тот офицер смерил тогда ямщика был куда холоднее, чем самая лютая русская зима.
-Слог?
-Да, да точно! Слог! У вас хороший слог, Андрей Николаевич!
Лицо Ефрема расплылось в широкой улыбке.
- У вас, безусловно, есть талант, однако…
- Однако? – Перебил его молодой офицер.
- Однако, пишите вы уж больно замысловато. Красиво, талантливо, но не понять ведь ни слова. Что такое? Что случилось? О чем речь? Вы уж меня за честность мою Бога ради простите, может мне, сельскому мужику, искусство чуждо вовсе, но вы ведь для людей пишите, извольте ж тогда на их языке говорить!
Ефрем притих. Больше всего на свете ему хотелось сейчас провалиться сквозь землю. Вечно он так, язык за зубами держать не мог.
Над темным лесом, что окружал путников со всех сторон, нависла плотная гудящая тишина. Было так тихо, что можно было услышать, как снежинки падают одна за другой, укрывая землю теплым белоснежным одеялом. Где-то в дали одинокий волк выл на луну и вой тот, казалось, проникал сквозь одежду и плоть, касаясь всякой живой души, что слышала его. И душам тем не нужен был переводчик, или пояснительные сноски. Всему живому и так было ясно, о чем поет этот одинокий бродяга в свете холодной январской луны.
Андрей Николаевич прекрасно понимал это. Сказать по правде, его чертовски раздражало, что вой зверя смог так легко превзойти стихи человека, прошедшего войну. Человека, который своими глазами видел боль, ужас, и смерть. Человека, что против воли познал и горечь разлуки, и вкус чужой крови. Молодого офицера, коему судьбой предначертано было пасть на том поле боя. Однако, он тут. Жив и здоров. Сидит напротив костра, на опушке зимнего леса. Вдыхает полной грудью январский мороз, а ведь должен был лежать сейчас в сырой земле. Так бы оно и было, если бы не его друг и товарищ, ныне покойный А.П. Товрасов. И с чего этот идиот решил, что моя жизнь важнее чем его собственная?! Я тоже был готов умереть за него, но почему-то в результате жив я, а мертв он. Вздор какой-то!
-Ефрем, привал окончен! Поднимайся!
Критические замечания ямщика так и остались без комментариев со стороны молодого поэта. Мгновением позже, послышался щелчок вожжей и экипаж растворился в не на шутку разыгравшейся метели.
***
- Доченька моя, что ж ты все сидишь у окна, простудишься ведь.
- Надеюсь матушка, надеюсь так и будет. Простужусь, заболею и помру. Уж лучше так, чем сидеть и ждать.
- Ну что ты такое говоришь доченька, вернется твой, вернется вот увидишь, целехонький и здоровенький.
- Ахх, матушка! Ноет сердце мое, плачет все. Не случилось ли чего с ним? Мне ведь без него и жизнь не мила.
Авросия скинула с себя плед из теплой овечьей шкурки и скукожившись на краю подоконника, поморщившись от противного промозглого воздуха, спрыгнула на пол. Лицо ее скривилось и съежилось.
- Матушка, где же мои валенки?
- Я поставила их на печь, чтоб тепленькими были, когда надеть их изволишь.
- Маменька! – радостно взвизгнула Авросия и миниатюрные ножки затрусили в сторону печки.
Экстаз и блаженство осветили юное лицо Авросии в тот торжественный момент, когда на ногах ее оказались высокие прогретые валенки. Веснушки на ее лице будто зацвели с новой силой, а широко распахнутые глаза ее, цвета небесной лазури, заблестели от счастья. Расправив свои огненно-рыжие волосы, она подошла к дверце шкафа, которую украшало небывалых размеров зеркало. Обрамленное позолотой, то зеркало становилось еще более прекрасным всякий раз, когда в нем появлялось отражение юной Авросии. Во всяком случае, так считала сама Наталья Петровна.
- Ах матушка, как же я хороша и красива!
- Верно доченька, верно!
Авросия около минуты вглядывалась в отражение своих голубых, как ясное январское небо, глаз и утвердительно закивав сказала:
- Жив он матушка, жив! Я уверена!
- Верно, радость моя.
- Да ведь он от пули любой увернется и штык неприятельский об его мундир сломается,на осколочки разлетится! Ведь он помнит, что дома его жду Я. Ты только глянь на меня, матушка. – Авросия несколько раз повернулась перед зеркалом. – Да я бы ради такой, всю Европу, нет же, весь мир бы завоевала.
- Ох доченька! Ты красива, спору нет, но…
- Но что, матушка?
- Жив он Авросия, дело ясное. Я и свечку в храме поставила и помолилась Господу нашему. Нет здесь сомнений, вот только...
- Что, матушка? Не томи, говори же.
Наталью Петровну вдруг как будто подменили. Исчезли куда-то улыбка и румянец. На хмуром лицее ее проступили морщины.
- Нет! –завопила Авросия, уловившая к чему клонит мать. – Нет, он у меня не такой!
- Все они такие, дитя мое! Все как на подбор! Клянутся в верности и вечной любви, разбрасываясь словами. А какова цена этим словам? Помяни мое слово, чем раньше ты смиришься с этим, тем проще тебе жить будет!
- Я не хочу слушать!
- А зря! Вспомни хоть отца своего. Все они такие, Авросия, все! И этот Твой ничем не лучше. Он, как и все остальные солдаты ведь одним днем живет, а этих юные официанточки в трактирах так и слетаются на блеск офицерского мундира! Как мухи на варенье!
Но этих слов Авросия уже не услышала. Вся в слезах она бежала по лабиринтам коридоров своего огромного и вымерзшего, до последнего бревнышка, дома.
Он не такой! – твердила она, захлебываясь слезами
Он не такой! – твердила она, все сильнее и сильнее сжимая, снятое с безымянного пальца, кольцо.
***
Любовь любой войны сильней.
Любовь пройдет огонь и лед.
И всяк солдат всегда смелей,
Коль кто-то дома его ждет.
- Уже лучше, Андрей Николаевич! Уже намного лучше!
В ответ, молодой офицер, не проронил ни слова. Едва сдерживая радость от долгожданной положительной рецензии ямщика, он принялся смущенно сверлить своим взглядом пейзаж, мелькающий за окном.
Молодой офицер усмехнувшись подумал:
Ну и дела. Вы только поглядите. Видать долго уже мы едем. За столько дней пути ни единой души по дороге не встретили и тут на тебе. Для меня уже важно знать, что думает о моем творчестве деревенщина Ефрем. Да уж, что дальше Андрей Николаевич, что дальше?
Не долго удалось порхать в облаках! Молодого поэта быстро вернула на землю вторая часть рецензии бестактного ямщика.
- Лучше! Но… Я вот не понял и требую разъяснений! Кто именно ждет солдата дома? Не понятно. И еще. Очень важно, а что за солдат такой? Он за кого воевал? Как я могу сопряживать…
- Сопереживать?
- Да, верно! Сопереживать лирическому герою (Услышав такое словосочетание от ямщика, лицо офицера невольно вытянулось от удивления)
Как я могу сопереживать лирическому герою вашей истории, если я его толком и не знаю совсем? Каким человеком он был? Хорошим – ну тогда дело одно, но коль плохим – то ведь совсем другое!
- Довольно Ефрем! Гляди, вон трактир за поворотом! Высади меня у входа, а сам езжай в стойло. Распряги и накорми лошадей, пусть отдыхают. А я пока разведаю обстановку, встречаемся внутри.
В ответ ямщик лишь молча кивнул.
Одернув мундир и нервно поправив ремень, молодой поэт вошел в трактир. Словно по волшебству из страны холода и мрака он, вдруг, попал в зачарованный мир оазиса, что так кстати раскинулся тут, посреди бескрайней снежной пустыни.
Жизнь тут прям так и била ключом! Почти все столы были заняты. По залу летали, переплетаясь друг с другом, байки, фронтовые истории, хохот и какая-то странная, но все же приятная музыка.
- Будь здоров путник! – воскликнул полный усатый мужчина в заляпанном фартуке и, подбежав к нашему герою, добавил – Присаживайся вон за тот стол в углу и, я тебя прошу - спрячь деньги, они тебе сегодня не понадобятся!
- И вам здравия желаю – ответил поэт. – спасибо вам, за столь теплый прием, но, все же позвольте…
- Нет-нет, я настаиваю! Ведь даже если я накормлю вас и обеспечу ночлегом – я все равно не смогу расплатиться с вами за то, что вы вернули мир в наш дом!
Андрею Николаевичу не оставили выбора и ему пришлось согласиться. Ох и тяжела же была эта ноша победителя. Салат из свежих хрустящих овощей приправленный тертым сыром пармезан, был украшен россыпью кедровых орешков. Затем, ему принесли жирный наваристый борщ. Он очень кстати был подан с глиняным горшочком свежей сметаны! Основное же блюдо – свиные ребрышки, наш поэт брезгливо отдал Ефрему.
- Что так? – недоверчиво покосился на него ямщик, складывая тарелки перед собой в стопочку, дабы расчистить место для нового блюда.
- Знаешь, сполна я уже смертей повидал.
- Тык это же поросенок – непонимающе всплеснул руками ямщик.
- А чем он хуже то?
- Как угодно, дело ваше. – пробурчал Ефрем
-Да, мое.
За столом воцарилось молчание. Но еще через мгновение его нарушил теплый женский голос.
- Вы хотите десерт?
Офицер поднял глаза и вдруг обомлел! Он вдруг понял, что хочет этот самый десерт больше всего на свете. В руках официантка держала маленькую тарелочку с аппетитным вишневым штруделем, но вовсе не эта сладость всецело завладела рассудком нашего героя.
Волосы ее были будто бы водопады молочного шоколада. Острые черты лица своим оттенком напоминали нежный зефир. А выразительные глаза цвета янтарной карамели, наполняли ее взгляд каким-то невероятным теплом и уютом. Взгляд же офицера нежно скользил все ниже, мимо тонких губ, затем плавно спустился по шее и, чуть задержавшись на ключице, нырнул в декольте ее белого, как взбитые сливки, платья.
Не дождавшись ответа на свой вопрос, все так же держа маленькую тарелочку перед собой, она направилась в сторону кухни. Сложно сказать какое именно чувство тогда овладело поэтом, но он резко встал из-за стола и пошел следом.
Петляя между столиками, он пытался не упустить ее из виду, тем временем, девушка с тарелочкой в руке, пересекла зал и скрылась в темном коридоре, ведущем вероятно на кухню или в подсобку. Молодой офицер устремился туда же. Чуть позже, его глаза привыкли к темноте. Она стояла прямо за поворотом, как будто дожидаясь чего-то. Послышался звук бьющегося фарфора и два, еле различимых в темноте силуэта, вдруг, сплелись в один. Его руки нежно обхватили ее холодные плечи и губы их, найдя друг друга в полумраке, слились в сладком поцелуе. Затем, девушка вдруг оттолкнула офицера от себя. Не успел он выразить на лице своем непонимание, как вдруг из темноты ему прилетела крепкая пощечина. Опомнившись, он схватил ее за талию. Плотно прижимая хрупкую фигуру девушки к стене одной рукой, второй он крепко сжал ей горло. Их губы вновь нашли друг друга. Сложно было сказать со стороны - что происходит. Они то ли целовались, то ли кусали друг друга. Тем временем миниатюрные женские руки оказались под офицерским мундиром и, острые как бритва, то ли ногти, то ли когти, впились в широкую мужскую спину.
Спустя вечность (не меньше!) она прошептала:
-Знаешь, у меня тут есть комната на втором этаже…
Она недоговорила, и ее слова так и остались висеть в воздухе.
Эти слова будто бы отрезвили нашего героя. Перед его глазами появился образ одного человека, а в ушах зазвучала клятва, которую этому же человеку он и дал.
- Нет, я не могу…
- Это все из-за войны, да? – разочарованным голосом поинтересовалась она, глядя куда-то вниз.
- Что? Неет! – Он покраснел
- Тогда…?
- Я должен закончить одно дело! Я обязательно вернусь за тобой, даю тебе слово офицера, но сейчас мне нужно идти.
- Ну и проваливай! – бросила она ему вслед.
Офицер ничего не ответил и, вернувшись в светлый зал, направился к столику, за которым его ждал Ефрем.
- Нам пора.
- Даже толком и не отдохнули! – озадачено покачал головой ямщик.
- Давай быстрее, собирайся и пошли.
- Лааадно – нехотя промычал Ефрем и они направились к выходу.
Уже в дверях, офицера вдруг кто-то потянул за рукав. Он обернулся.
- Я вернусь за тобой, я вернусь за тобой! Бла-бла-бла! А имени моего так и не спросил!Эх ты. – с этими словами она отдала ему, сложенный несколько раз, платочек и игриво улыбнувшись, добавила. – Вот и посмотрим, чего стоит «слово офицера».
Едва трактир скрылся за поворотом, Андрей Николаевич расстегнул верхнюю пуговицу мундира. Обручальное кольцо, что повисло на серебряной цепочке мертвым грузом, как будто бы давило ему на грудь. Причем, давило так сильно, что молодому офицеру вдруг стало тяжело дышать. Сняв с себя цепочку и висящее на ней злополучное кольцо, Андрей Николаевич тихонько выругался. Затем выдохнул и, убрав все это добро в карман, сказал себе - Осталось чуть-чуть. Мы почти приехали. Один неприятный разговор, точно укол булавкой, и все. И я буду свободен.
Из другого кармана он достал сложенный платочек и прочитав то, что там было написано вздохнул и добавил
- Скорей бы уже…
***
Сидя у окна, Авросия наблюдала за уходящей Зимой. На улице таял снег, от чего все вокруг превращалось в однородную серую кашу. Такого же цвета и фактуры было небо ранней Весны. Унылое зрелище. Картину полной апатии идеально дополнял изредка моросящий дождь. В дальнем углу комнаты, Наталья Петровна, покачиваясь в кресле, что-то вязала. Она специально сидела там с самого утра. Материнское сердце почувствовало перемены в поведение дочери. Но Наталья Петровна была человеком знающим и начинать разговор не собиралась. Обстановка в комнате постепенно становилась напряженной и вдруг, словно сорвавшись с привязи, Авросия зарыдала.
- Что с тобой, доченька?
Но в ответ Авросия зарыдала еще сильнее.
Наталья Петровна подбежала к дочери и крепка ее обняла.
- Поплачь деточка, поплачь миленькая!
Миновав пик, плач Амвросии начал постепенно затихать, но на нет так и не сошел.
- Кто обидел мою девочку?
Авросия не отвечала.
- Послушай, тебе нужно выговориться! Мама тут, мама рядом!
- Я… - начала говорить Авросия, но очередной приступ слез, не дал ей продолжить.
- Что случилось, милая?
- Я изменила своему мужу - вывалила наконец она.
Наталья Петровна замолчала
- Я не знаю, что на меня нашло – ревела Авросия – я схожу с ума! Почему он мне не пишет? А что если… а что если он встретил другую, лучше, чем я.
- Дааа, видно плохо я тебя воспитала, девочка моя. – выдохнула Наталья Петровна – по пустякам ревешь всяким, я уж подумала случилось чего!
- Случилось!
- А что случилось, глупенькая? Твоего мужа здесь нет, он ничего не узнает. А если он об этом не знает – то это и не измена вовсе.
- Мама?
- Что мама, мама! Пора бы тебе повзрослеть уже!
Авросия словно ледяной водой окатили. Высвободившись из объятий матери, она сделала шаг назад
- Кажется я начинаю понимать, почему папа ушел.
- Что ты сказала?! Да как ты смеешь?! – Наталья Петровна взбесилась – и что ты собираешься делать, раз такая умная?
- Разведусь!
- Какая же ты эгоистка! Я столько лет заботилась о вас, счастье твое семейное строила, а ты вот так вот просто решила на моих трудах крест поставить, ага, еще чего! Ты живешь в моем доме, значит будешь делать, что я тебе говорю!
- Это ненадолго. – с этими словами Авросия достала из под кровати чемодан и, более ни слова не проронив, принялась собирать свои вещи
- Какая самостоятельная, вы только посмотрите. И куда ты пойдешь? Кому ты вообще нужна, кроме меня?
Авросия не отвечала, а вещей в чемодане становилось все больше.
- Ну и пожалуйста, иди хоть на все четыре стороны. Только ведь сама же знаешь, что через день уже обратно в теплое гнездышко попросишься.
Тем временем к дому подъехал экипаж.
- О, а вот, наверное, и муженек пожаловал! Давай, иди же к нему! Расскажи все, а я тут постаю послушаю, уж больно мне интересно.
***
- Вот мы и приехали, Андрей Николаевич – сказал Ефрем.
Из окна экипажа открывался мрачный вид на старый, слегка покосившийся деревянный дом.
- Да, приехали – повторил за ним офицер.
Но выходить из экипажа, он не спешил. –Что вообще говорят люди в такой ситуации? – думал он про себя, доставая из кармана обручальное кольцо.
- Ай ладно, войну пережил и это переживу!
С этими словами, Андрей Николаевич, распахнул дверь экипажа и решительным шагом направился в сторону дома.
***
Авросия застыла от страха. – Что вообще говорят люди в такой ситуации? – думала она про себя, снимая с безымянного пальца обручальное кольцо.
- А может сделать вид, что ничего не произошло? – Авросия повертела кольцо на пальце – А нет, к черту все, я так больше не могу!
Сделав лишь шаг за порог, Авросия, не справившись с нахлынувшими эмоциями, упала без чувств.
***
Подбежав к Авросии, Андрей Николаевич помог ей встать. Несколько минут он смотрел, не отрываясь, в ее огромные голубые глаза, не произнося ни слова. Они так и застыли в нерешительности.
- Ваш муж был хорошим человеком…
С этими словами он отдал ей обручальное кольцо, исполнив тем самым, последнюю волю, ныне покойного, А.П. Товрасова.
