Olifantoff

К океану вышли перед рассветом. Воды ещё не было видно, но уже слышался шум, набегающих на берег волн, а лёгкий ветерок посвежел и наполнился запахом гниющих водорослей.

- Привал, - Старик сбросил с плеча армейский мешок. – Отдыхай, а я пока осмотрюсь.

Старуха молча кивнула и, сняв рюкзак, села на песок. Рядом, вывалив лиловый язык, прилегла Собака.

Старик, проверив, полон ли магазин винтовки, дослал патрон и направился к дюне, закрывавшей их от океана. Не доходя нескольких шагов, лёг и пополз. Собака привстала, но Старуха опустила ей на спину ладонь, приказывая оставаться на месте.

Лишь первые лучи солнца брызнули из-за морского горизонта, мир вокруг ожил. Пролетела, чайка раскинув покрытые пятнами мазута крылья. Бесшумно засновали неведомые длинноногие муравьи. Шурша песком, скользнула мимо тощая ящерица с полупрозрачным телом. Старик всё лежал на гребне дюны, рассматривая берег в оптический прицел винтовки. Снизу Старухе были видны ребристые подошвы его военных ботинок. В одной застрял зеленоватый осколок стекла.

Наконец Старик, не разворачиваясь, сполз вниз и присел на корточки рядом со Старухой.

- Хижина, - прошептал он. – Кажется брошенная.

- Идём?

- Не спеши. Подождём, пока солнце не будет за спиной. Тогда пустим Собаку. Если там кто-то есть, то застрелю его.

Старуха согласно кивнула и достала из рюкзака плетёную флягу с водой. Дала отпить мужу, глотнула сама и плеснула немного в ладонь для Собаки. Затем, расстелив на песке кусок брезента, легла, подложив под голову мешок. Собака сладко зевнув, пристроилась рядом. Старик достал было из кармана куртки коробку с табаком, но передумал и пополз обратно на пост.

Когда Старуха проснулась, солнце уже было в зените, а пекло так, что одежда на ней промокла насквозь. Старик сидел рядом и курил.

- Никого нет, - сказал он, заметив, что жена проснулась. – Чуть не ослеп, битый час таращась на эту халупу.

Старик поднялся, взобрался на вершину холма, опустился на одно колено и прицелился.

Старуха потрепала Собаку по голове.

- Вперёд, - приказала она. – Ищи чужих. Ищи.

Собака легко вскочила и, опустив морду, побежала в сторону моря. Легко преодолев сотню метров, оказалась у хижины. Сделала круг, на минуту скрывшись за домом. Вернувшись, села у двери.

- Чисто, - облегчённо выдохнул тот, встал во весь рост и двинулся к воде.

Старуха, подобрав поклажу, поспешила за ним. Старик тем временем был уже у хижины. Держа винтовку на уровне живота, ногой открыл дверь.

Внутри дома оказалось на удивление чисто, если не считать песка, ровным слоем покрывавшего доски пола. Вдоль стен лежали соломенные тюфяки, а в центре стоял грубо сколоченный некрашеный стол. В углу приткнулась самодельная печка из нержавейки. На вбитых в стену гвоздях висели прорезиненные комбинезоны.

- Похоже на рыбаков, - заглянула внутрь Старуха.

- Похоже.

Старик, оставив на столе винтовку, вышел во двор.

Обойдя хижину, обнаружил колодец, прикрытый листом жести. Снял крышку и осторожно заглянул внутрь.

- Смотри-ка! – обрадовался он. – Вода!

Снял с пояса счётчик Гейгера и сунул в колодец. Прибор молчал.

- Может быть, сели батарейки? – спросила подошедшая Старуха.

Старик, подмигнув жене, поднёс счётчик к подошве своего армейского ботинка. Послышалось редкое щёлканье.

- Чистая. Ни одного паршивого рентгена!

Старуха, сходив за флягой, зачерпнула из колодца. Вода оказалось солоноватой, но вполне сносной.

- Вот и всё, - обнял жену за плечи Старик. – Крыша над головой есть, вода под боком, а океан всегда прокормит. С отливом наловим крабов и закатим пир горой.

- Гляди, - всплеснула руками Старуха.

К ним бежала Собака, держа в зубах здоровую рыбину. В солнечных лучах чешуя отливала золотом.

- Умница наша, - Старик отобрал у Собаки изгибающуюся добычу.

Та забилась в руках, судорожно открывая рот.

- Сказать что-то хочет, - засмеялась Старуха.

- Говорит «съешьте меня скорей», - и Старик одним махом разбил голову рыбы о край колодца.

Только сели, как супруга замечает, что повар холодец звёздочками из моркови украсил.

— Давай, — говорит мужу, — уйдём отсюда. Тревожат мне эти звёзды-пентаграммы.

— Да ты в своём уме? – спрашивает муж.

Берёт вилку, накалывает морковку и в рот отправляет.

— Ешь один, — упрямится супруга. – Я же к печати Бафометовой не притронусь.

— Ох и дура, — посмеивается тот. – Глядите на неё, моркови испугалась!

Режет ножом холодец и ест. Режет, ест и приговаривает, — Дура. Ох и дура.

— Прекрати, — сердится жена.

Тот же никак не уймётся. Заладил, мол, «дура, да дура». Отправит в рот кусок и опять, — Ох, и дура же!

Не выдержала жена, схватила стальную вилку и мужу прямо в темя вбила. Тот сразу головой сник, на стуле обмяк.

А супругу официанты полотенцами связали и полицию вызвали.

***

Одна девочка решила сварить повидло. Натёрла варёных яблок, засыпала сахаром и давай перемешивать. Вдруг, видит, из повидла будто бы человеческое лицо смотрит.

— Убей, — говорит повидло, — отца и мать.

Девочка взяла нож, пошла в комнату, где папа с мамой спали, и зарезала их. Вернулась на кухню, а повидло, — Теперь иди и убей учителя географии.

Делать нечего, отправилась девочка в гимназию. Но, учитель, как только ученицу с ножом увидел, сразу догадался, что дело нечисто. Распахнул рубаху, а у него на груди наколка со Спасителем. Оцепенела девочка, нож выронила. Тут её одноклассники подхватили и бегом в церковь.

В храме девочка в себя пришла и горько-горько расплакалась.

***

Жил в деревне старик. Денег у него было мало. Хватало только на креплёное вино и семечки. И так он эти семечки наловчился грызть, что шелухой мог целую картину наплевать. Хочешь русалку, а хочешь, профиль академика Вернадского выложит.

— С таким даром, — говорили соседи, — надо в Москву ехать и оттуда наш край на всю Россию прославить.

Старик сначала отшучивался, но потом загорелся. Принялся умение шлифовать и оттачивать. Года не прошло, а он уже в объёме творил. То метровую Кутафью башню Кремля выложит, то трактор Т-130.

И ходить бы ему в знаменитостях, не замахнись старик на скульптурную группу «Рабочий и колхозница». Подмёл он двор, на земле контур будущего монумента разметил и первую семечку в рот забросил. Тут-то беда и приключилась. Лопнул в голове важный сосуд. Не выдержал дедов ум подобного замысла. Умер старик.

***

Один мальчик очень любил пастилу. И не какой-нибудь один сорт, а всю вообще. En masse! С одинаковым удовольствием ел Коломенскую, Белёвскую, «Шармель» фабрики «Ударница» и невзрачную яблочную с рынка.

— За пастилу, — говорил, отправляя в рот очередной кусочек, — мать родную продам.

— С ума сошёл?! — возмущалась Мать. – Говори лучше «Родину». Мол, Родину продам, а не мать.

— Алло! – встревал Отец. – Осторожней там с Родиной. Ты, сынок, отечеством не разбрасывайся. Продавай то, что в наличии имеешь. Жизнь! Или полжизни. Полжизни за пастилу.

— Да, что вы о жизни знаете? – саркастически вздыхал Дед. – Видели её настоящую-то?

— Почку пусть продаст, — успокаивала всех Бабушка. – Она у него здоровая, целёхонькая.

— Почку мне! — кричал из соседней комнаты Брат. – На почку, чур, я первый.

Мальчик согласно кивал и ел пастилу.

Разметав снежные сугробы, сорвав сохнущее на верёвке бельё, перепугав оленей в загоне, у стойбища приземлился вертолёт. Из открывшейся кабины на землю спрыгнул Лётчик.

- Кто к нам пожаловал! – воскликнул Дядя, раскрывая объятия.

Из дровника, радостно крича, спешили родители со Стариком Назаром.

Маленький Вылка во все глаза рассматривал спустившегося с небес гостя. Короткая кожаная куртка на медвежьем меху имела с десяток карманов, застёгнутых на серебристые молнии. Высокие песцовые унты поднимались до колен, а на голове красовалась сдвинутая на затылок фуражка, отороченная гагачьим пухом. Не было у Лётчика ни усов, ни бороды, ни даже волос на голове. И рост! Дядя едва доставал тому до плеча.

Из чума вышла Бабушка и, охнув, схватилась за сердце.

- Чаю хочешь? – помахал ей рукой Лётчик.

Бабушка, вскрикнув, бросилась гостю на шею.

- В дом заходите, - хлопотала Мама. – Как раз к обеду поспели.

- Милости просим, - радовался Отец.

- Как долетели? – солидно интересовался Старик Назар, уважительно трогая край кожаной куртки Лётчика.

Гость, одной рукой придерживая сидящую на плече Бабушку, второй достал из кабины картонную коробку.

- Гостинцы к чаю, - пробасил он.

***

За обедом, приняв от Мамы миску с запечёнными оленьими языками, Лётчик снял с головы фуражку и Маленький Вылка восхищённо уставился на его блестящую голову. Старик Назар, с годами изрядно облысевший, тщательно лелеял сохранившиеся волосы. Смазывал на ночь нутряным жиром, а снимая капюшон малицы, доставал из кармана гребень, распределяя уцелевшие пряди так, что бы скрыть проплешины. Лётчика же, казалось, наоборот, совершенно не тяготила отполированная лысина. Во время разговора он изредка проводил ладонью по голове, словно проверяя на гладкость.

- Догадался, кто наш гость? – шепнула Мама.

- Тот, кто привёз Бабушку, – так же шёпотом ответил Маленький Вылка.

Дядя, тем временем, открыл коробку с «чайными гостинцами» полную невиданных богатств.

- Ореховые вафли с шоколадной крошкой, - читал этикетки Отец, бережно рассматривая очередное сокровище. – Цитрусовый мармелад. Пастила.

- Смотрите-ка что тут, - Старик Назар тоже достал из коробки пакет, - сладкая африканская ягода финик. Выращивается неграми в местах, называемых оазисами.

- Угощайтесь, - кивал гость.

Мама раздавала кружки с горячим чаем, а Старик Назар упрашивал Лётчика ещё раз поведать историю чудесного появления Бабушки.

- Для песни надо, - пояснял он. – Тут каждая мелочь важна.

Гость легко согласился и рассказал, как однажды попал над морем в пургу. Дотянув до берега, посадил вертолёт у самой кромки воды, где стоял чум, в котором жила Бабушка.

- Поздоровался с ней. Не отвечает! Интересуюсь, где остальные люди? Молчит. Давно одна пребываете? Опять молчит. Смекаю, видно в одиночестве разучился человек говорить, - развёл руками Лётчик. – Спрашиваю, чаю хочешь? Смотрю, заулыбалась и головой кивает.

- За душу берёт, - застонал Старик Назар. – Сейчас, прямо вживую, вижу.

- Сбегал к вертолёту, - продолжал гость, - принёс банку чая. Так дней пять, пока пурга не унялась, и чаёвничали. А пришло время улетать, решил с собой Бабушку забрать. Не дело, думаю, пожилой женщине в одиночестве жить. Сгрёб в охапку, посадил в машину, и запустил мотор. Летим час, другой, третий. Вижу - стойбище внизу, а между чумами на верёвках пелёнки сушатся.

- Твои пелёнки, - подмигнул Дядя Маленькому Вылке.

- Прикидываю, - сказал Лётчик, - вдруг здесь бабушка нужна? При каждом младенце непременно бабушка должна быть.

- Божий промысел, - назидательно заметил Отец. – Ничто просто так не происходит.

- Приземлился. Передал. Вот и весь рассказ, - закончил гость.

- Так бы и слушал, - всхлипнул Старик Назар, украдкой вытирая глаза.

***

Расставались затемно. Каждый, по очереди, пожал огромную ладонь гостя, а Бабушка подарила ему шапку из собачьей шерсти. Лётчик, сняв фуражку, надел. Завязал тесёмки под подбородком и его суровое лицо внезапно стало таким родным и близким, что у Старика Назара вновь навернулись слёзы.

- А почему Бабушка жила совсем одна? – спросил у Отца Маленький Вылка, когда вертолёт поднялся в небо.

- Никто не знает, - ответил Дядя. – Так получилось.

- Кстати, - обрадованно заговорил Старик Назар, - есть древняя легенда о том, как стая волков похитила на стойбище ребёнка и воспитала. И всё бы хорошо, кабы не старый злобный медведь Ханза, решивший, во что бы то ни стало, съесть мальчика. Отправился ребёнок за советом к мудрому Моржу Каби…

Маленький Вылка не слушал. Он смотрел на удаляющиеся огни вертолёта, в кабине которого сидел Лётчик в вязаной шапке. Человек, подаривший ему Бабушку.

В конце весны Бабушка взялась за выращивание рассады, и стоило сойти снегу, разбила грядки, высадив бруснику и морошку. Теперь каждое утро, ни свет ни заря, Семья просыпалась от грохота, сопровождаемого шёпотом «Чаю хочешь?». Это Бабушка, то налетая в утренних сумерках на печь, то сшибая пустым ведром стоящие вдоль стен хореи, собиралась на озеро за водой для полива,

- Объясните мне, - негодовал за завтраком Отец, - зачем она так рано встаёт? Боится, что взойдёт солнце и иссушит тундру? Выжжет лучами проклятые грядки?

- Не сердись, - вздохнула Мама. – У старых людей сон краток.

- Хотите расскажу притчу о коротком сне? – немедленно встрял Старик Назар и, не дожидаясь согласия, продолжил. – Давным-давно на берегу моря обитали древние люди, звавшиеся тавусами. И жила средь них женщина по имени Ябтане, которая спала так мало, что ей для сна достаточно было одного шага. Подняла ногу, опустила и, глядишь, уже выспалась.

- Знавал я одну такую Ябтане, - ухмыльнулся Дядя. – С этим же умением, только наоборот. Суток трое могла проспать. Родом бабёнка была с Каратайки, что уже само по себе смешно…

Договорить Дядя не успел. Распахнулась входная дверь и в чум ворвалась запыхавшаяся Бабушка.

- Чаю! – закричала она, размахивая руками. – Чаю хочешь!

- Что случилось? – всполошился Старик Назар.

- Чаю хочешь? – приложила та растопыренные веером пальцы к затылку.

- Олени? – догадалась Мама. – Что-то с оленями?

Бабушка обрадовано закивала.

Толкаясь и тесня друг друга, вывалились во двор, бросились к загону, а добежав в растерянности остановились. Ничего с оленями не происходило. Одни лениво ели из кормушек; другие дремали, привалившись к ограде; третьи – удивлённо разглядывали появившихся людей.

- Чаю хочешь! – Бабушка, стоя на пороге, указывала куда-то вдаль.

Дядя, по приставной лестнице, взобрался на крышу чума. Приложив ладонь козырьком, закрутил головой, пытаясь разглядеть, что так взволновало Бабушку.

- Вижу, - наконец сообщил он. – Олени. С десяток будет.

Старик Назар, сбегав к себе, вернулся с театральным биноклем.

- Дикие, - наведя резкость, констатировал Дядя. – А вожак у них, просто загляденье.

Спрыгнул вниз, довольно потёр руки и объявил, - Похоже, намечается охота.

Подобрав из костра уголёк, нарисовал на стене чума несколько маленьких кружков.

- Олени, - пояснил Дядя.

Ниже изобразил треугольник.

- Наше стойбище.

Затем, справа и слева от кружков поместил два квадрата, пометив один буквой «М», а второй «О».

- Мама зайдёт справа, а Отец слева.

- По схеме получается, что внутри Отца олень, - немедленно съехидничал Старик Назар.

- Хорошо, - согласился Дядя, стирая букву «О». - Пусть будет крестик.

- Что за намёки? – обиженно прищурился Отец.

- Так всех устроит? – разозлился Дядя, заштриховывая квадрат.

- А я где? – спросил Назар.

- Вот тут, вместе с Вылкой, - Дядя нарисовал квадрат наверху. – Ваше дело, как охота начнётся, приняться шуметь, что бы зверь в тундру не утёк.

- Выполним, - сурово ответил Старик Назар. – Не впервой.

- Сам же, - Дядя поставил стрелку, - пойду в лоб на стадо.

Он сделал шаг назад, любуясь получившейся схемой сражения.

Бабушка достала из сундука оленью шкуру и оклеенную шерстью строительную каску с привинченными рогами.

- Как живой, - засмеялась Мама, помогая Дяде облачаться.

Бабушка, сходив в загон, принесла ведро с навозом. Помогая друг другу, натёрлись, дабы отбить запах.

Присели «на дорожку».

Маленький Вылка с Назаром, сделав большой крюк, обошли стадо и, таясь, залегли на пригорке.

- Главное, вожака изловить, - объяснил шёпотом Старик Назар. – Схватим, считай остальные у нас в кармане.

- Дядя справится, - уверенно ответил Вылка.

- Надеюсь, - задумчиво пробормотал Назар. – Смотря кто попадётся. Олени, малец, на три типа делятся. Первые - «кормовые», что на шкуры, да мясо идут. Таких пруд пруди и цена им копейка. Вторые – «ездовые», те, что в упряжке готовы ходить. Этих, поди поищи. Дай бог, из десятка голов один найдётся. Но, порой в тундре третьи рождаются – «скорокопыты». Сядешь на него верхом, оглянуться не успеешь, а уже с десяток вёрст отмахал.

- Что такое «вёрстотмахал»?

- Далеко уехал, значит.

Со стороны стойбища заухала сова. Тотчас справа и слева откликнулись две другие.

- Сигнал, - выдохнул Старик Назар. – Началось.

Вылка увидел, как со стороны стойбища, идя на четвереньках, появился Дядя. Рогатая каска время от времени сползала набок, шкура оказалась великоватой и её края волочились по земле. Стадо, заметив приближающегося Дядю, насторожилось.

- Догадаются, - встревожился Маленький Вылка.

- Ни в жизнь, - успокоил Старик Назар. – Запомни, малец, что бы обмануть оленя надо себя поставить на его место. Что тот видит? Рогатого зверя на четырёх ногах. Что унюхивает? Запах навоза. А теперь отгадай загадку – кто рогатый по тундре на четырёх ногах ходит и оленьим дерьмом пахнет?

- Олень.

- Точно, - довольно заключил Назар.

Вожак, тем временем, отделился от стада и, осторожно ступая, двинулся к Дяде. Тот же вёл себя как заправский олень. Почёсывал брюхо задней ногой и беззаботно пощипывал ягель.

Не дойдя десятка шагов до охотника, вожак остановился. Принюхавшись, угрожающе опустил голову. Чуть присел, и внезапно, в один прыжок оказался перед Дядей.

- Скорокопыт! – взвизгнул Назар.

Вожак, взревев, поднялся на дыбы и ударил передними копытами охотника, сбив рогатую каску. Дядя, поняв, что раскрыт, выпрямился и замер, ожидая следующего нападения. Однако стоило оленю во второй раз встать на задние ноги, как охотник, пригнувшись, ринулся вперёд и боднул вожака головой в живот. Тот охнул и завалился на бок. А справа и слева, вопя во всю глотку, уже мчались Мама с Отцом.

- Вяжи его! – тонким голосом закричал Старик Назар, бросаясь на подмогу.

- Вяжи! – подхватил Маленький Вылка.

***

На обед, чтобы отметить удачную охоту, Мама напекла блинов, а Отец открыл банку консервированных абрикосов.

Дядя, поминутно бегающий к загону «глянуть, как там скорокопыт», наконец успокоился и присоединился к пиршеству.

- Обязательно сложу песнь о сегодняшнем дне, - объявил Старик Назар. – Об отважном охотнике и его верных друзьях, вступивших в схватку с диким зверем. О том, как бесстрашие и отвага помогли победить в неравном поединке.

- О Бабушке не забудь, - подсказала Мама. – Она первая оленей заметила.

- Чаю хочешь? – смутилась Бабушка.

В самый канун Нового Года Дядя взялся обыскивать свой чум, да с таким рвением, словно в него бес вселился. Перерыл скопившийся хлам в сундуке. Высыпал на стол картонки с блёснами и крючками для рыбалки. Перебрал коробки с патронами и дробью. Обшарил карманы развешенных на стенах летних малиц. Не теряя надежды, вынес на снег напольные шкуры и вытряхнул каждую. На всякий случай даже проинспектировал пустой холодильник.

- Что ищет? – спросила Мама у стоящего неподалёку Старика Назара.

- Насадку для дрели.

- У него есть дрель? – удивилась Мама.

- У каждого уважающего себя мужчины должна быть дрель, - невозмутимо ответил Старик Назар.

Вконец отчаявшись, Дядя залез по приставной лестнице на чердак чума, где и обнаружил искомую жестянку с насадками.

- Ремонт затеваешь? – поинтересовался Отец.

- Это для рогов, - туманно пояснил Дядя.

Усмехнулся, видя удивлённые лица Семьи.

- Я вот что придумал. Соберу оленьи рога, что с весны за дровником горой свалены, и в основании каждого просверлю большую дырку.

- Отверстие, - поправил Назар. – Правильно говорить «отверстие».

- Возьму сначала несколько ветвистых рогов, потом помельче, потом совсем маленькие и надену на хорей. Сообразили, что получится?

- Сушилка для одежды, – предположила Мама.

- Ёлка! – обиженно воскликнул Дядя. – Новогодняя ёлка.

- Не стойбище будет, а сатанинское капище, - нахмурился Отец. – Но раз уж так хочется, то съездим в Салехард и купим на рынке живую.

- Поздно ехать, Новый Год на носу. Да и самодельная не хуже настоящей получится. А как праздник закончится, разберём ёлочку, и пусть на чердаке лежит. Опять же, не надо будет каждый год на новую тратиться.

– Лишние траты нам ни к чему, - тотчас согласилась Мама. – Покрасим рога, повесим игрушки, вот и весь сказ.

Дядя, подмигнув Маленькому Вылке, запустил генератор и взялся за дрель…

К вечеру чудо-дерево было готово. Старик Назар, перепачканный зелёным акрилом, несколько раз обошёл ёлку, подкрашивая кистью одному ему видимые изъяны, и остался доволен. Мама сварила брусничный морс и разлила по принесённым Дядей формочкам из холодильника. Тот сунул их в морозилку, предварительно опустив в каждую ячейку по верёвочной петельке.

- Замёрзнут, - объяснил Дядя Маленькому Вылке, - повесим на ёлку вместо шариков.

Бабушка украсила рога разноцветными лентами, а Отец вырезал из консервной банки Вифлеемскую звезду.

За трудами не заметили, как стемнело. Сели ужинать, и Старик Назар взялся рассказывать историю об Охотнике, которому шаман предсказал смерть от любимого оленя. Поразмыслив и погоревав, мужчина отдал верного скакуна в стадо, попросив не пускать того на мясо. Однако пастухи не послушались и съели оленя. Охотник, узнав о приключившемся горе, пришёл на стойбище и отыскал череп друга. Рыдая, пал на землю, где и был укушен энцефалитным клещом. Так сбылось мрачное предсказание шамана.

- Умеешь ты создать праздничное настроение, - саркастически заметил Отец.

- Ёлкой из оленьих рогов навеяло, - взялся оправдываться Старик Назар. – Сам посуди…

- Время! – оборвал Дядя, показывая на висящие на стене часы с кукушкой. Стрелки приближались к полуночи.

Он скоро сбегал в свой чум и вернулся с упаковкой пива. Роздал каждому по банке. А как только кукушка высунулась из домика, сообщая о наступлении Нового Года, все открыли пиво и принялись поздравлять друг друга.

Маленькому Вылке пиво показалось горьким, и он отдал банку Маме.

- Ты заглядывал под ёлку? – спросила Мама. – Говорят, что под неё колдун Мороз кладёт подарки послушным мальчикам.

- И под нашу может положить?

- Сходи, посмотри, - подмигнул Дядя.

Маленький Вылка, набросив на плечи малицу, вышел за дверь и не поверил глазам. Под ёлкой стоял деревянный ящик обклеенный звёздами из фольги. Он опасливо приоткрыл крышку и обомлел. Внутри лежали подарки для «послушного мальчика»! Тёплые носки из собачьей шерсти, коробка цветного пластилина, плетёная удавка для песцов и настоящий охотничий нож с костяной рукояткой.

- С Новым Годом, малыш! - на пороге чума стояла улыбающаяся Семья с банками пива в руках.

Мерцала, озарённая светом луны, жестяная Вифлеемская звезда на ёлке. Покачивались на ветру розовые ледяные кубики. Шуршали ленты в зелёных рогах.

- С Новым Годом, - прошептал Маленький Вылка.

К празднованию Рождества в Ясной Поляне начинали готовиться уже в конце ноября. Софья Андреевна покупала в Туле полную корзину деревянных куколок-скелетцев, которых, затем вместе с детьми раскрашивала и наряжала в самые невероятные платья. Золотили грецкие орехи для ёлки, складывали из цветной бумаги цветы, вырезали флажки для гирлянд. Портниха шила костюмы для рождественского маскарада, в которые наряжалась вся семья, включая дворовых. Вместе придумывали сценарий предстоящего праздника, и на Рождество дом превращался то во дворец турецкого султана, то в подводное королевство, а однажды, даже, в скотный двор с козами, свиньями и коровами.

Лев Николаевич в приготовлениях участия не принимал, но и не осуждал, лишь изредка замечая, что «сей день правильнее отметить рассказами о добрых поступках, совершённых за год, а не безудержным разгулом». Впрочем, вскоре вихрь приготовлений увлекал его и граф брался за сочинение меню для угощения многочисленных гостей из окрестных деревень, которые валом валили в усадьбу на рождественскую ёлку.

Особая роль в хлопотах отводилась Мартынову, старому солдату, воевавшего под командованием графа ещё в Крымскую кампанию, а сейчас состоящего в должности ключника. Отставной воин, с присущим ему усердием, занимался покупкой к празднику свечей, бенгальских огней, шутих и хлопушек. Нанимал в Туле музыкантов с бубнами, тарелками, дудками, сопелками. Привозил из леса ели, устанавливая ту, что повыше, во дворе «для гуляний», а вторую, «семейную», в доме. Следил, что бы мужики расчистили лёд на замёрзшем пруду для столь любимого в семье Толстых катания на коньках. Помогал плотнику в создании декораций к домашнему спектаклю. Украшал крыльцо гирляндами из сосновых веток, готовя усадьбу к встрече Рождества.

- Notre ange de Noël (наш рождественский ангел), - называла Мартынова в эти дни Софья Андреевна.

Всё это так, если бы не отвратительная привычка старого солдата мгновенно и безбожно напиваться в разгар веселья. Залив же за воротник, Мартынов становился неукротим. Неуклюже плясал, расталкивая окружающих и налетая на стулья. Громовым голосом требовал уважения к себе. Выкрикивал частушки. Пытался ходить колесом. Куражился, как умел, пугая безудержным буйством гостей.

- Не так должно справлять, - выговаривал ему на следующий день Лев Николаевич. - Именинник Христос, а ты празднуешь дьявола. Не пьянства и распущенности господь ждал, а смиренья и чистоты.

- Бес попутал, ваше сиятельство, - глотая слёзы, бил себя кулаком в грудь Мартынов. – Поверь в последний раз, отныне капли в рот не возьму.

И, ведь, не врал! Весь год не притрагивался к спиртному. До самого Рождества…

***

В этот год случилась такая тёплая и снежная зима, что решено было справлять праздник на дворе. Софья Андреевна с детьми налепили снеговиков, выстроив их вдоль дороги, ведущей от ворот усадьбы к дому. Лев Николаевич, велел плотнику сколотить стол для угощений такой длины, что за ним могло без стеснения уместиться до сотни гостей. Для крестьянской детворы поставили в саду качели, снежные горки и pas de geant (гигантские шаги). Однако и в этот раз Мартынов всех потряс, построив из снега крепость с воротами, фортами и бастионами. С зубчатых стен свешивались разноцветные флаги. Из бойниц выглядывали пушки со стволами из берёзовых колод.

- Такую твердыню приступом враз не возьмёшь, - уважительно цокал языком Лев Николаевич.

- Пушечки почитай взаправдашние, - гоголем расхаживал Мартынов. – Подсыпь пороха, заряди мочёным яблоком и пали в своё удовольствие.

Рождество удалось, как никогда. При свете горящих факелов водили хороводы; прыгали гурьбой со стен крепости в сугробы; лакомились варёной в меду репой; хохоча, скатывались с горок; играли в снежки; хором пели «Ночь тиха, ночь свята».

- Можно на праздник и выпить в меру. Плохого тут нет. Веселье любезное богу дело, - приговаривал граф, угощая знаменитым яснополянским сидром.

- Благодарствуйте, барин, - степенно кивали мужики.

Расходились гости уже за полночь.

- Посмотри на Мартынова, - шепнула Софья Андреевна супругу.

Лев Николаевич, заранее предчувствуя неладное, отыскал того глазами и, о, диво! Старый солдат, трезвее трезвого, помогал горничной убирать со столов.

- Рождественское чудо, - обнял Софью Андреевну граф. – Вот уж подарок, так подарок.

***

На следующий день двумя тройками с бубенцами покатили в Тулу. Затем принимали гостей, сами ездили с визитами, веселились до упаду на домашнем маскараде. Новый год же решили встретить в семейном кругу, пригласив лишь самых близких из друзей. Приехали Оболенские, князь Урусов, Николай Страхов. Смотрели кукольный спектакль, устроенный детьми. Играли в лото, музицировали, танцевали, а ближе к полночи сели за стол. Высокие старинные часы, стоящие на втором этаже пробили двенадцать раз и все принялись поздравлять друг друга, чокаться бокалами с шампанским.

Лев Николаевич, со стаканом морса в руке, поднялся с места.

- Хочу сказать несколько слов об искре божьей, - начал он. – Той самой, что зажжена господом в каждом из живущих ныне людей. У многих она еле тлеет, у других же разгорается ослепительным…

В этот миг во дворе полыхнуло, взметнув к ночному небу столп оранжевых искр. На окнах гостиной, отражаясь и множась, заплясали огненные сполохи.

- Браво, Leo, – зааплодировал князь Урусов, но взглянув на изменившееся лицо Льва Николаевича, сконфуженно смолк.

Граф, не одеваясь, выбежал на крыльцо. Перед домом, у гигантского костра, подбоченясь, отплясывал пьяный Мартынов.

- С новым Годом, господа! - завопил он, заметив высыпавших вслед за Львом Николаевичем гостей.

Скрестил руки на груди и пошёл по кругу вприсядку.

- Не велите казнить, - выбрасывая вперёд то правую, то левую ногу, хохотал Мартынов. – Душа радости требует.

- Подлец, - простонал Толстой и скрылся в доме.

- Невозможно человеку без праздника! - донеслось до него со двора.