Oblako85

Привет, друзья. Сегодня день рождения Бильбо и Фродо Бэггинсов, в честь этого выкладываю самый "Толкинский" из моих рассказов. Рассказ самостоятельный, но по тегу "Ландшафты снов" есть другие истории про тех же персонажей.

Между небом и землей растет трава. Между небом и землей живут люди. Люди строят города, ссорятся, воюют, защищаются от кочевников, возводят укрепления. А потом война кончается, поколения сменяются, земляные укрепления порастают травой. В небе солнце, мягко перекатываясь в перистых облаках, неспеша клонится к закату. Между небом и землей, на поросшем травой трехсотлетнем земляном валу полулежа-полусидя удобно развалились двое подростков. Их зовут Андрей и Таня. Они похожи друг на друга – оба длинноногие, угловато-нескладные, оба в джинсах и кроссовках и с россыпью веснушек на некрасивых, в общем, лицах. Они устроились здесь, чтобы полюбоваться закатом.

- Время как трава, которая утром вырастает, утром цветет и зеленеет, вечером подсекается и засыхает, - говорит Таня. – Жалко дня. Был день, был свет – и вот, его скоро не будет. Хорошо, мы хотя бы на прощание посмотрим закат.

- Завтра снова будет день, - заметил Андрей.

- Обман, - нахмурилась Таня. – Он будет, конечно, но этот, прошедший день, уже не вернется. И вообще, дней у нас конечное число. Двадцать тысяч дней и ночей пройдет, человек родился, человек умрет. Когда я была маленькая, каждый вечер я капризничала, не хотела ложиться спать. Потом стала постарше и смеялась над собой, а теперь понимаю, что по-своему права была тогда, в детстве. Когда не хотелось отпускать каждый день, хотела задержать его подольше.

- Детство – прикольное время, - согласился Андрей. – Я тоже понимал, что оно скоро пройдет, и старался накопить побольше впечатлений, чтобы было что вспоминать.

- А мне не жаль детства, - сказала Таня. – О чем жалеть? О беззаботном времени? Мы не должны были работать, потому что за нас это делали родители, рассчитывая, что мы вырастем людьми. Мы как бы жили в кредит, а кредиты надо выплачивать, это логично. Жалеть о том, что тогда можно было смотреть мультики и кататься на велосипеде? Так и сейчас можно, если хочется. Вообще не уважаю тех, кто считает все виды отдыха детскими, кроме смотрения телевизора, хождения в рестораны и лежания на пляже. И мне наплевать, кем они меня считают.

- А люди? – спросил Андрей. – Кто-то постарел, кто-то стал скучным, кто-то вовсе умер.

- Людей жалко, - сказала Таня, – но наше детство тут не при чем. Это течение времени. Стареть и умирать люди вокруг нас так и будут. И мы сами тоже.

- Чувствую себя обманутым, - сказал Андрей. – Всегда мне говорили, что люди живут 70-80 лет.

- И что? – заинтересовалась Таня.

- Обманули. Оказалось, 23 года, максимум 24. Время ощущается по-разному. Мне говорили, что когда ты ребенок, каждый год считается за десять лет. Только я считаю наоборот, как раз те наши годы, в детстве, и были нормальные годы, а дальше десять лет как один. И вот, мы живем 18 лет до совершеннолетия, а дальше – 10 лет как один. Вот и получается, 23 или 24 года, не больше. И кажется иногда, что ничего не изменилось, что ты такой же, только смотришь на себя со стороны объективно – не узнаешь.

- А ты бы стал со мной дружить, если бы узнал, что наяву я – от всего уставшая сорокалетняя тетка с семьей и детьми? – вдруг спросила она.

- Тоже мне, удивила, - фыркнул Андрей. – Как будто у меня самого наяву нет лысины, пузика и двух разводов за плечами! Мы друзья детства, ровесники, забыла? Хорошо, что хотя бы здесь, во сне, мы можем выглядеть, как хотим.

- Но что-то от нас все-таки осталось прежним?

- Конечно, - уверил подругу Андрей. – Иначе мы не заснули бы сюда, в район нашего детства, в образе подростков. И держу пари, ты, как и я, до сих пор любишь Толкина.

- Как же без него, - улыбнулась Таня.

Он потянулся и уселся поудобнее. На какое-то время они перестали разговаривать. Солнце коснулось горизонта, перистые облака красиво подкрасились багровой краской. Чуть заметный ветер менял очертания облаков, смотреть было интересно. Когда солнце закатилось, в разрывах облаков на небе, постепенно теряющем багровые оттенки, одна за другой начали загораться звезды.

Крошечная искорка метеора прочертила на небе тонкую нить.

- Хочу найти эльфа! – загадала желание Таня.

- Эльфа? – удивился Андрей. – Давай попробуем найти. Я вспомнил одну книгу, которую читал. «Хроники Амбера» Роджера Желязны. Там было много параллельных миров, которые назывались «тени». И главный герой умел по этим мирам перемещаться. Для этого надо было идти, или ехать, и изо всех сил представлять себе, что из-за горизонта, или из-за поворота дороги должно появиться именно то, что тебе нужно. Но меняться ландшафты должны постепенно. Из леса можно попасть на лесную опушку, но не сразу в мегаполис. Чтобы попасть из страны с синим небом в страну с зеленым, по пути надо пройти бирюзовое небо. И так далее. Думаю, на Ландшафтах снов это должно сработать. Давай идти и представлять себе, какой должна быть страна, где живут эльфы.

Таня поднялась с земли, подхватила лежавшую рядом длинную палку, и они пошли на запад, вслед за скрывшимся солнцем. Сначала они шли по колее, оставленной на степи колесами автомобиля. На горизонте темнела лесополоса. Слева вдалеке протянулись провода от одной высоковольтной вышки к другой.

«Страна, где живут эльфы. Какая она?» - напряженно думала Таня. Дорога вела и вела путников по степи, закладывая широкие дуги. На горизонте возникали и прятались небольшие кляксы деревьев, колосились возделанные поля. Провода исчезли.

«Где живут эльфы?» Колея потерялась, теперь путешественники шли по еле заметной кривой тропинке в степи. Последние краски заката погасли, на темно-синем небе зажигалось все больше звезд. Тропинка исчезла совсем. Таня и Андрей переглянулись и пошли просто по степи. Трава становилась все выше и выше, ноги запутывались в ней. Местность спускалась ниже, путники спустились в небольшой овраг, перешагнули жалкий ручей, а когда они вышли на другую сторону, их ждала неприветливая холмистая земля, поросшая высокой травой и колючими кустами, без намека на тропинку.

Опасность потеряться в темноте друзьям не грозила – взошла полная луна, и света хватало. Они шли по дикой, странной местности, взбираясь на холмы, спускаясь в овражки. Руки поцарапались о колючки, джинсы порвались.

«Где живут эльфы? Где здесь живет хотя бы кто-нибудь?»

Очередной поворот наугад вывел их на более ровную местность, и они увидели впереди что-то, похожее на жилье. Путешественники направились туда, и вскоре за морем травы им предстала деревня. Старая, заброшенная, с полуразвалившимися деревянными домами с заколоченными окнами. Обложенный замшелыми камнями колодец тоскливо скрипел «журавлем».

- Куда-то мы не туда зашли, - подытожила Таня. Может, мы про разное думаем?

-А как ты думаешь, кто такие Эльфы? спросил Андрей. - Понятно, что вымышленный народ, но ведь художественная литература всегда отражает мир, так или иначе.

Таня задумалась.

- Думаю, это люди, какими бы они были без первородного греха. Нет, они могут сделать зло, чисто теоретически, помнишь, как Фродо предложил Галадриэли кольцо? Но нет в них вот этого внутреннего демона, как в людях, который так и толкает на зло, зло для них непривлекательно. То же самое у людей Полудня из книг Стругацких.

- У Толкина – действительно что-то такое, - согласился Андрей. – Только эльфы существовали в фольклоре задолго до Толкина. И они не были такими уж хорошими. Они похищали детей, они заманивали одиноких путников и заставляли плясать до упаду. Капризные, своенравные лесные существа, владеющие магией, которые могут кому-то помочь, могут и кому-то навредить. Лесной царь из баллады, который убил ребенка, тоже ведь эльф.

- Таких эльфов я не хочу находить, мне бы скорее Толкинских, - призналась Таня.

Андрей взял Таню за руку и повел в степь, обходя брошенную деревню стороной. Впереди была дикая природа без следов пребывания людей - степь с клочками леса. Ребята шли по степи.

- А давай, раз мы плохо себе все это представляем, пойдем с закрытыми глазами, - предложил Андрей, - и пусть Ландшафты снов нас несут.

Они взялись покрепче за руки, чтобы не потеряться, и закрыли глаза. Таня постукивала впереди себя палкой, а Андрей, повинуясь интуиции, время от времени тянул ее за руку в правильном, по его мнению, направлении. Сначала они еще спотыкались о кусты и камни, а потом их ноги нащупали удобную прямую тропинку. Послышалась трескотня кузнечиков и пение соловья, запахло цветами.

- Кажется, мы на правильном пути, - шепнул Андрей.

А потом они сквозь закрытые веки почувствовали свет.

- Может, это костры эльфов? – предположил Андрей. – Или их светильники? Давай откроем глаза.

Они открыли глаза – и увидели, что стоят во дворе обычной пятиэтажки, которая была родным домом для них обоих. Свет оказался светом уличных фонарей.

- Толкинские эльфы, в некотором смысле, здесь и живут, - философски заметил Андрей. – Мы оба жили здесь, когда впервые читали «Властелин Колец». Надо как-то по-другому искать.

- А я однажды читала статью, - сказала Таня, - там говорилось, что весь фольклор, так или иначе, основан на реальных событиях. Что, например, в голодный год, избавляясь от ненужных ртов, выгоняли в лес старух, которых уже не могут рожать, и они, конечно, чаще всего погибали там, но какая-нибудь могла соорудить себе избушку и перезимовать. И, конечно, особой любви к оставшимся в деревне людям такая изгнанница не испытывает, и вполне может, например, сожрать заблудившегося ребенка. Вот вам и баба-яга.

- Я на эту тему целую книгу читал, пока учился на журфаке, - сказал Андрей. – «Исторические корни волшебной сказки» называется. Там баба-яга считалась лесным божеством, матерью зверей, а еще – покойницей. Не просто так у нее костяная нога.

- А эльфы-то откуда? – спросила Таня. – Они, получается, действительно были? Или тоже какая-то мифология?

- Думаю, это какой-то древний народ людей, который был, и вымер, - задумчиво сказал Андрей. – Они живут в лесу, значит, дикари по сравнению с остальными людьми. Сочиняют чарующую музыку, готовят вино. Думаю, они были немного меньше людей ростом, и несколько стадий пересказа сделали их крошечными. Кстати, в английском фольклоре эльфы – это народ холмов. Когда раскопали холмы, где, по легенде, живут эльфы, оказалось, что это очень древние могильники.

- А что, если они еще остались? – задумалась Таня. – Что, если где-то в глубине лесов еще прячутся последние эльфы? Давай их искать?

- Древний народ, послуживший прообразом эльфов? Давай.

Они снова пошли на запад, за город, туда, откуда начинали путь. Через железную дорогу, мимо гаражей, мимо мусора, старой военной части и древнего земляного вала.

- А я песню вспомнила, - сказала Таня. – Я ее в юности придумала. На стихи Толкина. Прочитала в одном сборнике малоизвестное стихотворение Толкина. Перевод был кривой. Стихотворение называлось «Шаги гоблинов», в тексте упоминаются гномы, но по смыслу очевидно, что речь идет об эльфах. Давай спою? Поможет искать.

Андрей кивнул. Из воздуха послышалась мелодия – довольно простая, и Таня запела.

Мне вновь туда пора,

Где, разгоняя мрак,

Волшебные фонарики сверкают,

Где шелестит трава,

Колышется листва

И птахи меж деревьями порхают.

Жужжат в ночи жуки

И вьются мотыльки,

К огням чудесным издали влекомы.

Вот лепрехун извлек

Свой колдовской рожок:

Шагают по лесной дороге гномы.

Местность не изменилась, они все так же шли по пустырям в окрестностях города Т., но что-то напряженное повисло в воздухе, как ожидание чуда. Таня смущенно покосилась на Андрея, стесняясь своего творчества и своего слабого голоса.

- Пой дальше, - попросил он. – Мы на верном пути.

О! Мерцанье фонарей!

О! Круженье светляков!

О! Прозрачных, нежных крыльев трепетанье!

О! Как легок каждый шаг –

Легок, звонок каждый шаг!

О! Как сладко прикоснуться к тайне!

Между Летным полем и лесополосой Андрей заметил тропинку, которой наяву здесь не было. По краям этой тропинке росли грибы, которые слабо светились. Андрей уверенно повел Таню туда.

- Вот она! Это дорога эльфов, я чувствую! Пой!

Крадусь за ними вслед.

Вожатый – лунный свет

Манит, с пути мне не давая сбиться.

Чу! Сладостный напев

Звучит в тени дерев,

Где ручеек проворный серебрится.

Но нет, мне не успеть,

Фигур не разглядеть –

Исчезли за ближайшим поворотом.

Куда же вы, друзья?

На сердце у меня

Тоскливо так, признаться, отчего-то..

Темное небо прочертила еще одна падающая звезда. Луна поднялась выше, заливая степь и темнеющую справа лесополосу нереальным серебристым светом. В воздухе носились десятки светлячков. Тропинка сворачивала направо, в лесополосу.

- А ведь в этой полосе Эльдар живет, - вспомнила Таня. Эльдар был их общий знакомый, малолетний бродяжка.

- Не удивлюсь, если он знается с эльфами. Он странный, - заметил Андрей.

А Таня пела:

О! Тропа в лесной глуши!

О! Мгновенье волшебства!

О! Продлить его, продлить – да только нечем!

О! Как звонок каждый шаг –

Звонок, легок каждый шаг!

О! Как жаль, что мимолетна встреча!.

Ребят обступили деревья, но это были не березы и клены, которым полагалось быть в этой старой, знакомой лесополосе, а столетние корявые дубы, мохнатые живописные ели, падубы, которые Таня видела только на картинках в энциклопедии, и вовсе неизвестные сказочные деревья, место которым в Лотлориене или Ривенделле. У корней деревьев попадались благородные шляпки белых грибов. Светлячков в воздухе становилось все больше. Кое-где на деревьях висели стеклянные многогранники, дававшие свет, как у газовых фонарей. Издалека послышалась плавная музыка. Деревья расступились, путники вышли на залитую серебристым светом поляну.

- Надо остановиться, - сказал Андрей.

Они стали ждать на поляне. Прошелестел в кронах деревьев легкий ветер. Тихая музыка лилась и лилась откуда-то сверху.

- Мне кажется знакомой эта мелодия, - сказала Таня шепотом.

И тут из леса навстречу им вышел юноша. Он был небольшого роста, на голову ниже Тани. Полудлинные волосы красиво обрамляли темно-серебристыми кудрями бледное лицо. У него были заостренные уши, но не такие, как у эльфов на картинке, а такие заостренные уши, какие и у людей нередко бывают. На нем была просторная рубашка, подпоясанная веревкой, и темные штаны. Он двигался со странной, дикой грацией. Мелкие черты лица правильностью не отличались, но живые, лучистые синие глаза и нереально светлая, почти светящаяся кожа придавали ему нечеловеческое обаяние.

- Час нашей встречи осиян звездой, о странники, - сказал он.

Таня и Андрей завороженно уставились на него и потеряли дар речи.

- Друзьями эльфов нарекаю вас, - сказал он. А потом спросил: - Что еще я должен сказать, чтобы было как в вашей книжке?

И тихо рассмеялся. С Тани спало оцепенение.

- Эльдар?! Это ведь ты! Ничего себе!

- Серьезно? – спросил Эльдар, и сел на траву, скрестив ноги. – Ты серьезно называла меня Эльдаром все это время, и не догадывалась, кто я такой?

- Это твой настоящий облик? – спросил Андрей.

- Ну да. И мое настоящее убежище, между сдвинутыми слоями Ландшафтов снов. Вы застали меня врасплох. Впрочем, что я, - спохватился он, - пойдемте в мой дом, раз уж пришли.

Он повел их по еле заметной тропинке к небольшому шалашу, сплетенному из молодых берез. Березки были живыми, словно им приказали вырасти и переплестись именно так. Из мебели в шалаше было три толстых пенька, очевидно, игравших роль стульев, и большая охапка сушеной травы вместо кровати. Друзья сели на пеньки.

- Так ты, значит, эльф? – задумчиво спросила Таня.

- Да я сам не знаю, - пожал он плечами.

- Сам не знаешь, кто ты такой? – подозрительно спросил Андрей. С Эльдаром он предпочитал держаться поосторожней – странный бродяжка был другом городским подросткам, но нельзя полностью доверять тому, кто владет магией и не всегда контролирует себя.

- Сам не знаю, как я правильно называюсь на вашем языке, - уточнил Эльдар. – Мой народ сгинул много веков назад, речь сильно изменилась с тех пор. Ваши легенды сохранили смутную память о нас, легенды противоречивы, во всех есть доля правды, и во всех мы называемся по-разному. Мы и эльфы, мы и сиды, мы и хульдры, и нимфы, и джинны, и берегини, и нявки, и русалки – но не те, которые с рыбьим хвостом, а те, которые «русалка на ветвях сидит». Может даже, ведьмы, гоблины и черти – тоже мы, среди моих соплеменников всякие попадались. Считайте меня эльфом, если вам так нравится.

- А что вы вообще за народ такой? – спросила Таня. – Неандертальцы?

Эльдар вздохнул и задумался.

- Я сам задавался этим вопросом. И человеческие научные книги почитал, про неандертальцев, кроманьонцев и денисовцев. Мы не неандертальцы – те вымерли много тысяч лет назад, а мой народ тысячу лет назад, хоть и был в упадке, еще вполне жил. Думаю, мы все-таки подвид хомо сапиенсев – есть негроиды, монголоиды, европеоиды, а есть эльфы. Причем эльфы и европеоиды – как негроиды и австралийцы, похожи с виду, но очень дальние родственники. То есть, получается, вроде как мы люди формально, но я уже привык за тысячу лет, что есть люди, а мы другая раса, так что теперь не отвыкну. Еще про пигмеев читал. И про эволюцию. Неродственные друг другу существа, живущие в похожих условиях, делаются похожими. Так, еж похож на дикобраза, при том что еж – насекомоядное, а дикобраз – грызун, просто обоим понадобились иголки для защиты от врагов. Сумчатый волк в Австралии – хищник, и потому похож на волка, хотя генетически он, скорее, родственник кенгуру. Так же мы, эльфы, скорее родня европеоидным людям, но похожи на пигмеев, потому что, как и они, живем в диких лесах, и с маленьким ростом легче пробираться через густые заросли.

- А что это за музыка у тебя тут? – вдруг спросил Андрей. – Это ведь не эльфийская музыка, а какая-то дискотека восьмидесятых, я узнаю мелодию.

- Вы видите других эльфов здесь, кроме меня? Лютнистов, свирельщиком, певцов? – Эльдар картинно развел руками. – Есть только я, а я не музыкант. Плеер, вот, слушаю, который мне Таня подарила в день нашего знакомства.

Таня и Андрей заметили под потолком шалаша подвешенный на тонкой ветке старый плеер.

- Кстати, угадаете мою профессию? – хитро улыбнулся Эльдар.

Таня оглядела диковинные деревья вокруг, искусно сплетенный живой шалаш, и предположила:

- Ты – лесничий.

- Угадала! – обрадовался Эльдар. – Правда, тысячу лет назад это слово произносили как «леший». Леший – это профессия, а не раса. Как и домовой. Мы, эльфы, нормальных домов строить так и не научились, а в вашем климате в шалашах и землянках до старости не доживешь. А ваш народ сердобольный, престарелых, вконец ослабших и обмороженных эльфов часто забирали в избы. Эльфу – теплое место за печкой и тарелка молока, людям – кое-какая помощь по дому, уход за скотиной. В этом мы всегда были мастера. Именно эльфы первыми приручили козу и овцу. Но мы никогда не держали их взаперти и не забивали на мясо, просто дружили с животными, лечили их болезни, доили с них молоко и дергали шерсть себе на одежду. Молоко, простокваша, мед, вино, дикие фрукты, корешки и орешки – вот и вся наша еда. Кстати, вина хотите? Из клевера и меда. Вино тоже изобрели именно эльфы.

- По одной чашке, не больше, - строго сказала Таня. Она уже когда-то перепилась с Эльдаром и повторять опыт не хотела.

Эльдар достал из сена глиняный кувшин и налил всем вина в глиняные пиалы.

- Вино классное, - похвалил Андрей, попробовав. – Не обманул Толкин, в этом вы действительно мастера.

- А какой была настоящая эльфийская музыка? – спросила Таня. – Правда чарующая?

- Я бы так не сказал, - задумался Эльдар. – Мы просто чуть дальше ушли в развитии культуры, чем люди. Тысячу лет назад наша музыка была намного сложнее, чем у людей того времени, вот они и очаровывались. С тех пор, как эльфы вымерли, люди далеко шагнули вперед. Ваш Моцарт куда больше чарует.

Эльдар допил вино, вздохнул, вспоминая то-то грустное, и налил себе еще.

- А вообще, - сказал он, - зря вы судите об эльфах по Толкину. Не такие уж мы и хорошие, и людей заколдовывали из-за пустяковых обид. И детей воровали, когда нам грозило вырождение и нужна была свежая кровь. Жена моего дяди была человеком, ее украли в детстве и воспитали у нас. А Толкин слишком уж восторженно пишет – старшая раса, дивный род. Все эльфы, в той или иной степени, были шовинистами и сами про себя действительно думали именно так, но Профессор мог бы и проявить чуть больше критического мышления. Увы, он плохо соображал, смотрел на целую расу влюбленными глазами. Он был женат на эльфийке.

- В смысле? – удивился Андрей. – Эдит Брэтт была человеком! Из обычной человеческой семьи!

- Ага! – усмехнулся Эльдар. – Кто-нибудь видел, как она в этой семье родилась? Это у эльфов классический фокус – притвориться ребенком и сделать так, чтобы тебя усыновили. Вы, люди, почему-то очень не любите взрослых чужаков, пришедших неизвестно куда, а детям умиляетесь. Ее настоящее имя было Лютиень Тинувиэль, Профессор даже написал это имя на ее могильном камне.

- Вы были знакомы? – восторженно спросила Таня. – Вы не родственники, случайно?

- Не родственники, конечно, - сказал Эльдар. – Даже не принадлежим одному народу. Эльфы – это раса, внутри нее было много народностей. Лютиэнь – английский эльф, я – русский. А вот знакомы были. Когда эльфов по всему миру осталось считанные единицы, волей-неволей пришлось познакомиться. Мы особо и не дружили, между нашими народами в прошлом была вражда. Но в чем-то мы похожи – оба полюбили людей и ждали столетиями рождения своих возлюбленных. Только она всегда знала, кого именно ждет, а я имя и лицо своей любимой за тысячу лет забыл. Может, и не узнаю ее, когда увижу.

Эльдар, отвернувшись, украдкой утер глаза и опрокинул в себя еще чашку вина. Плеер, щелкнув кнопкой, выключился. Ветер зашелестел листьями, вдалеке заухал филин. Через прорехи шалаша Андрей увидел небо, совсем почерневшее, и яркие огоньки звезд. Обернувшись, он обнаружил, что Таня спит, по-кошачьи свернувшись на травяной постели. Его самого жутко клонило в сон.

- Эльдар, лешак недоделанный, что ты в вино подмешал, зараза? – пробормотал Андрей, сползая с пенька и ложась на сено.

- И ничего не подмешивал, - уже закрыв глаза, слышал Андрей обиженный голос Эльдара. – Просто вы много ходили, устали, и еще и выпили на голодный желудок. И сейчас глубокая ночь. Люди ночью спят.

Последнее прозвучало так, словно Эльдар считает это азбучной истиной.

- Когда мы проснемся, все это покажется нам сном. Так было у Толкина, - приоткрыв глаза, сказал Андрей.

- Это и есть сон, что же еще, - пожал плечами Эльдар, выходя из шалаша и завешивая вход старым клетчатым одеялом. Андрей окончательно провалился в пахнущую цветами темноту. С неба лукаво улыбнулась луна. Между небом и землей сонный лес устало шелестел листьями.

Это продолжение. начало вот: Дом с деревянными ставнями 1 часть

В девять утра я ждала Таню у дома с деревянными ставнями, и она пришла. Мы отправились в путь по длинной улице, мимо таких же частных домов, сначала в низину, потом на холм. День был жарким, но когда мы с вершины холма увидели военный городок, стало прохладнее, и, пока мы подходили ближе, все холодало и холодало. Небо было безоблачным везде, но над военным городком висела большая грязно-серая туча. У кпп дежурил молодой парень в форме курсанта летного училища. Таня попросила меня подождать у поворота, откуда было хорошо видно кпп, напустила на себя беззаботный вид и подошла к курсанту.

- Здравствуйте. Можно мне пройти в военный городок? – спросила его она.

- Тебе зачем?

- Навестить свою подружку. Марину К…ву, - она назвала мою фамилию.

- Девочка, в военный городок сейчас нельзя. А твою подругу временно переселили.

- А когда она вернется домой?

- Вот этого я не знаю, но могу сказать ее новый адрес.

Курсант зашел в караулку, вернулся с толстой книгой, полистал ее и назвал адрес дома с деревянными ставнями. Таня поблагодарила его и вернулась ко мне.

- Так и знала, что от них ничего путного не добьешься.

- И что мы будем делать? – спросила я.

- Пока понаблюдаем здесь. Если он ходит в обход, пролезем, пока его нет. Если не ходит, значит, ограда не патрулируется – отойдем туда, где он не видит, и через забор.

Мы стояли у угла целый час – курсант никуда не уходил. Тогда мы сделали небольшой круг по частному сектору, и я показала Тане, где подойти к ограде, чтобы никаких кпп поблизости не было. Мы попытались вскарабкаться по ограде, но не вышло, ограда состояла из вертикальных штырей, скрепленных горизонтальной полосой металла только в двух местах, внизу и на высоте двух метров, поставить ноги было не куда.

- Давай попробуем пройти вдоль ограды, - предложила я.

Пройдя немного, мы увидели старые ворота хозяйственного проезда. Ворота были обмотаны цепью и закрыты на замок, но створки примыкали друг к другу неплотно. Таня приоткрыла ворота, насколько позволяла длина цепи, покрутила звенья, выпрямляя запутавшуюся цепь.

- Давай попробуем пролезть в эту щель.

Вытянувшись в струнку, втянув живот и повернув набок голову, Таня пролезла, я вслед за ней.

И тут мы услышали шаги снаружи забора – курсант шел на обход. Мы спрятались за кустом.

- Кто здесь? – курсант вытащил пистолет.

Мы молчали. Он выстрелил в нашу сторону. Я зажала себе рот, чтобы не ахнуть. Курсант осмотрелся и ушел.

- Он хотел нас убить за то, что мы сюда забрались? – спросила я.

- Да нет же, - уверила Таня. – Он не знал, что это мы. Но это значит, что здесь есть что-то настолько опасное, что лучше сразу стрелять. Мы должны быть очень осторожны.

Я огляделась и только теперь заметила, что отсюда, из военного городка, все небо выглядело как затянутое тучами, синих просветов не было и в помине.

- Я покажу тебе наш дом, - вполголоса предложила я.

И мы пошли, неспеша, поминутно оглядываясь, неслышно ступая мягкими кроссовками по асфальтовой дорожке. Я уже забыла, в какой части военного городка был этот хозяйственный проезд с потрескавшейся дорогой, наземной теплотрассой сбоку от нее и густыми кустами по сторонам. Я вышла на центральную улицу, потому что оттуда точно найду дорогу. В военном городке много одинаковых пятиэтажек, и я всегда ориентировалась по нежилым постройкам – трансформаторным будкам, магазинчикам, гаражам. Я показала новой подруге дорогу к своему дому, мимо нашей почты, мимо спортплощадки, мимо детского сада. Видно было, что она боится, мне тоже здесь совсем не нравилось, но желание увидеть свой дом было сильнее. Вдобавок, почему-то очень хотелось показать все Тане, и я вполголоса рассказывала ей, где что находится в нашем офицерском городке, где кто жил из моих знакомых.

- А что это за пожарище? – спросила Таня меня, указывая на черное пятно, расползшееся по стене пятиэтажки вокруг трех окон.

Где-то далеко, в другой части городка, раздался полный ярости и отчаяния мужской крик. У меня подкосились ноги, я уселась на асфальт. В голове молотком стучало внезапно вернувшееся воспоминание.

- Марина, что с тобой? – Таня помогла мне встать.

- Дядя Боря, - сказала я.

- Кто?!

- Дядя Боря. Майор Борис Черемисский, наш сосед. Это его квартира.

Я схватила Таню за руку и увела ее в тенистый прогал между гаражом и густым кустом. Я напряженно вслушивалась в безветренную тишину, пока не решила, что поблизости никого нет, и только тогда шепотом рассказала Тане историю своего соседа дяди Бори.

- Майор Борис Черемисский был человеком надменным и строгим, все подчиненные его боялись. А еще он часто выпивал, а когда выпьет, становился совсем дурным, все соседи старались с ним не связываться. У него была жена и два маленьких сына. И вот как-то раз он с другими офицерами напился в профессиональный праздник и, вернувшись домой, схватил топор и начал ломать мебель. Жена стала его ругать, а он в ярости зарубил ее топором. И мальчишек тоже. Когда он, наконец, протрезвел, на него страшно было смотреть. А в военной части сказали, чтобы он задним числом уволился из вооруженных сил и уходил с миром. Тогда он окончательно свихнулся, схватил топор и начал бегать по военному городку, бросаться на всех. Он кричал людям, что это они виноваты в смерти его близких, что его должны были остановить. Все разбегались и прятались от него, кто куда, кто в своей квартире, кто в подвале. А Василий Иванович, другой наш сосед, старичок, попытался его образумить. Он его, Черемисского, с детства знал, с его отцом дружил. А Черемисский просто взял и зарубил топором Василия Ивановича. А как увидел его тело у своих ног, увидел лужу крови, что-то в его сумасшедшей голове переклинило, он схватился за голову, заорал и убежал в свою квартиру. Там он закрыл все окна, включил горелки у газовой плиты, подождал и зажег спичку. Квартира сгорела, и он сам сгорел. Пожарные только и смогли, что не дать огню перекинуться на соседние квартиры. И это он сейчас там кричал, я узнала голос, он после убийства семьи все время так кричал. Но как он может здесь быть, он же мертв?

- Мы на Ландшафтах снов, здесь смерть – понятие относительное, - туманно пояснила Таня. – Считай, что он призрак.

Мы сидели в кустах и ждали, не зная, чего. Часы у нас у обеих остановились, солнца не было видно, светлее или темнее не становилось, и казалось, что остановилось само время.

- Давай потихоньку выбираться отсюда, - предложила, наконец, Таня.

Мы на цыпочках пошли по главной улице, поминутно останавливаясь и прислушиваясь. Но не успели мы пройти и одного квартала, как из-за угла дома раздался топот и разъяренный рев: «Почему вы меня не остановили?»

Мы бросились бежать в разные стороны. Черемисский вылетел из-за угла, почти такой, каким я его помнила – высокий, толстый, лысый, только глаза стали красными, и изо рта капала слюна, как у бешеной собаки. Он остановился у угла, с шумом втянул текущие слюни, посмотрел вслед мне и погнался за Таней, размахивая топором: «Почему ты меня не остановила?!».

Я пошла в сторону, противоположную той, откуда мы пришли. Пока мы сидели в кустах, я вспомнила еще одно место, через которое можно было выбраться из городка, кроме неплотно прилегающих ворот – дырка в заборе в старом сквере, через эту дырку можно было попасть на территорию летного училища. Наш план был таков: мы должны были разбежаться в разные стороны, а потом та, за которой погони нет, должна была идти к выходу. Если это Таня, ее выходом были ворота, потому что она только этот путь знает, если я – дырка в заборе в сквере. А оказавшись рядом с выходом, я должна была кричать, шуметь, привлекать к себе внимание – чтобы призрак побежал за мной. Когда он появился бы, я бы выскользнула за территорию городка и оказалась в безопасности. За время, пока он отвлекся, Таня убежала бы через другой выход.

Я шла мимо одинаковых панельных пятиэтажек и с ужасом все яснее осознавала, что не помню дорогу к старому скверу. Я шла, напряженно вслушиваясь в звуки собственных шагов, мучительно силясь вспомнить, была ли я в этой части городка хоть когда-нибудь. Ориентиры были знакомы, но их расположение странным и чужим. Я помнила теплотрассу, но не помнила рядом с ней кирпичного гаража с провалившейся крышей. Помнила детский сад, но не могла вспомнить, с какой стороны от него росли эти кустистые рябины, точнее, на моей памяти рябин вообще не было, и где я тогда? А тучи нависали все ниже и ниже, предвещая дождь. У меня сначала немного, а потом все сильнее кружилась голова, казалось, что земля наклонена то в одну, то в другую сторону, а потом и вовсе стала вогнутой, как чашка. Я потеряла направление и вообще не понимала, где я и в какую сторону иду.

Я услышала шаги. Тяжелые шаги армейских сапог, это точно был Черемисский, а не Таня. Я побежала по тропинке, протоптанной через заросший газон. Шаги послышались слева – я свернула направо, мимо трансформаторной будки, в прогал между домами. Я старалась избегать открытой местности, где негде спрятаться, и, как мышь, шныряла по еле видным тропинкам и закоулкам. Шаги, казалось, слышались со всех сторон сразу.

И вот я снова увидела дом с обугленными окнами – дом Черемисского. Возле этого дома росла густая зелень, и, прячась в ней, я пошла вдоль самой стены дома, по отмостке. И вдруг в траве рядом я увидела что-то синее. Разглядев очертания детского тела в синих штанишках, я зажала себе рот, чтобы не вскрикнуть от ужаса, но в следующий момент рассмотрела его получше и немного успокоилась – это был не труп одного из убитых сыновей Черемисского, как я сначала подумала, а большая кукла, грязная и немного подгнившая – ее забыли здесь во время эвакуации. Я пошла дальше, надеясь, что сюрпризы на этом закончатся.

И тут я увидела собаку в кустах. И это была не игрушка, а действительно убитая собака, с разрубленной спиной. Вокруг трупа вились мухи. Я случайно наступила на палку, второй конец которой был под собакой, и мертвая собака покачнулась, мотнув безглазой головой. Тут я не сдержалась и взвизгнула от страха.

«Почему ты меня не остановила?!» - раздался рев сзади. Я побежала вперед, сломя голову и, шурша кустами, выскочила на дорогу. Надо было куда-то бежать. Плохо соображая от страха, я нырнула в гостеприимно распахнутую дверь своего подъезда, позабыв, что здесь не живет сейчас ни моя семья, ни кто-то из соседей. А когда вспомнила об этом, выбегать из подъезда и искать другое укрытие было бы поздно. Ища укрытие получше, чем просто подъезд, я пошла по этажам, дергая ручки дверей, ища незапертую.

Нашла. На третьем этаже, это квартира Василия Ивановича. Я тихо юркнула в квартиру и заперла за собой дверь, стараясь не очень громко щелкать замком. Только потом осмотрелась.

Здесь я бывала раньше, когда вместе с папой ходила в гости к Василию Ивановичу. Мне нравилась обстановка этой квартиры – бедно, но чисто, старомодно, но со вкусом. Теперь у квартиры был вид сиротливый и безнадежный. На полу кое-где лежали засохшие гвоздики, оставшиеся после похорон хозяина. Как же все-таки это нечестно, Василий Иванович и Борис Черемисский – оба мертвы, но Черемисский на Ландшафтах снов бегает по военному городку с топором, а Василия Ивановича даже здесь нет!

- Ну приветик, - вполголоса раздалось из кухни.

Я подскочила от неожиданности, но бояться было нечего, это была Таня.

- Я тоже здесь прячусь, - объяснила она.

Мы пришли на кухню и налили себе по стакану воды.

- Что теперь будем делать? – спросила я.

- Ох, не знаю, - пожала плечами Таня, - влипли. Извини, Мариш, втянула я тебя в авантюру. Жила бы в доме с деревянными ставнями и горя не ведала.

- Знать, чего боишься, – всегда лучше, чем не знать, - сказала я.

Мы ждали, напряженно вслушиваясь в тишину. Время не шло – в этой квартире тоже все часы остановились. По очереди мы выглядывали в окна, но Черемисского не увидели. Если бы он ушел в направлении, противоположном воротам, мы могли подождать и убежать через ворота, такой план предложила Таня.

- Ты знаешь, я не верю, что убежать получится, - сказала я, и рассказала про то, как почувствовала головокружение и потеряла направление, и что я уверена, что это не я заблудилась, а злая сила этого места вмешалась.

-Тогда попробуй проснуться отсюда, - предложила Таня. – В конце концов, это всего лишь страшный сон.

- А разве можно проснуться просто по своему желанию? – спросила я.

- Можно. Это делается так. Зажмурь глаза. Постарайся сжать веки со всех сил, вот так, - она показала, - а потом открой глаза. Только не два глаза открой, а все четыре.

- Четыре?!

- Я сама не понимаю как следует, - призналась Таня. – У нас есть тело, которое сейчас спит. Оно состоит из глаз, рук, ног и всего остального. А есть – то, что здесь. Душа, эфирное тело, астральное тело – фиг его знает, как оно называется, короче, вот это, - она сделала неопределенный жест вокруг своего туловища. – Закрой тутошние глаза – у тебя будут закрыты все четыре глаза. А потом открой все четыре.

Я последовала совету. Не с первого раза, но у меня получилось.

Я открыла глаза в темноте, не сразу понимая, где я. А была я у себя дома, в военном городке. В соседней комнате слышался храп отца – наяву он не был в командировке.

И тут я поняла, что реальность еще хуже сна. Во сне призрак Бориса Черемисского был видимым, от него можно было бежать, от него можно было прятаться. Здесь видимого призрака не было – в наш ядерный век они не появляются, но я всем своим существом чувствовала, что Черемисский здесь, везде сразу, его дух витал в воздухе. Стены дома впитали его агрессию, его горе и его безумие. Я почти слышала на пределе слышимости его отчаянный вопль. Ночные шорохи, черные тени по углам – все это были его воплощения, в каждом черном пятне мне виделось его искаженное лицо.

Разбудить родителей? Я твердо решила этого не делать. Мне уже скоро двенадцать лет, я не беспомощная дошкольница, чтобы будить маму и папу из-за страшного сна. Я просто лежала в темноте и старалась успокоиться. И все не получалось, всюду мне мерещился обезумевший призрак.

В конце концов, до утра было далеко, а завтра учебный день в школе, я поняла, что мне так или иначе нужно спать. А еще я поняла, что не боюсь сна, что хочу назад, к Тане, к неспящим маме и бабушке, к кошке Пушане, в чужой, но мирный и безопасный дом с деревянными ставнями.

И с этими мыслями я провалилась обратно в сон, и оказалась в квартире Василия Ивановича. Дверь сотрясалась от ударов топора – Черемисский как-то прознал, где мы, и рвался в квартиру. Таня сидела на подоконнике и деловито резала на полоски сорванную с окна шторку.

- О, Марина пришла, - сказала она не то мне, не то сама себе, - редко так бывает – чтобы человек проснулся, и заснул обратно в тот же сон. А я придумала, как отсюда выбраться. Здесь невысоко, всего лишь третий этаж. Когда дверь начнет ломаться, прыгаем и спускаемся по веревке. Ты со мной? Или снова проснешься?

- С тобой, - сказала я, и стала связывать полоски ткани между собой.

Мы привязали импровизированную веревку к батарее.

- Почему вы меня не остановили?! – проревел за дверью Черемисский.

Дверь слетела с петель. Мы кивнули друг другу и выпрыгнули в окно, крепко держась за веревку. Покачнулась у нас под ногами земля, затрещали ветки дерева, через крону которого мы летели. Натянулась веревка, и мы заскользили вниз.

Как раз в это время Черемисский ворвался в квартиру.

- Вы должны были остановить меня! – закричал он нам, высунувшись их окна.

А потом он схватил веревку и с нечеловеческой силой начал втаскивать нас обеих обратно в квартиру. Мы завизжали от страха, а Таня при этом еще и отпустила веревку. Она пролетела метра два, задев меня кроссовкой по голове, и ухватилась за мою талию. «Прыгай,» - сказала она мне в ухо. Я разжала руки – не потому что послушалась приказа, а просто не могла удержать и себя, и Таню. Мы полетели через крону дерева, обдираясь о ветки, и, почти не ударившись, оказались на земле, в полуметре от мертвой собаки. Я схватила Таню за руку и потащила к воротам.

Мы неслись со всех сил через военный городок. Сзади слышался топот и крики Черемисского, но он довольно сильно отстал, пока спускался с третьего этажа.

- Почему вы не остановили меня? Вы должны были меня остановить! – кричал он и размахивал топором.

Мы бежали напрямую, не прячась. Он бежал быстрее, но нашего выигрыша во времени хватило, чтобы добраться до ворот и проскользнуть в них. Призрак в ярости рубанул топором ворота и заорал что-то нечленораздельное. Мы поспешили уйти. Чем дальше мы отходили, тем теплее становилось, мрачный военный городок и серая туча над ним остались позади. Часы снова пошли.

- Что же теперь? – спросила я скорее сама себя. – Когда я попаду домой?

- Это все военные, - мрачно сказала Таня. – У них есть такое понятие, как честь мундира. Они не могут сами справиться с призраком, но ни за что не признаются никому в этом, и никого не позовут на помощь. Из-за этой чести мундира и произошла беда – скрутили бы сразу вашего Черемисского и отправили в милицию за убийство семьи, а лучше – еще до убийства, за пьянство и дебош. Так ведь нет, надо всем внушить, что наши офицеры преступлений не совершают, вот и заметают мусор под ковер.

- Что же делать? – спросила я.

- Знаешь что, полдела сделано – мы выяснили, что там, вынули скелет из шкафа. И ты здесь – пострадавшая сторона. Это ты вынуждена жить в чужом доме, это тебя чуть не убил Черемисский. Меня тоже, но меня в военный городок никто не звал, а ты там живешь и была в своем праве. Давай сделаем так – ты опишешь всю эту историю своими словами, начиная от эвакуации из военного городка и до этого момента. Мы предадим эту историю огласке, может быть, напечатаем в газете. Думаю, дойдет до кого-нибудь достаточно могущественного, чтобы избавиться от Черемисского, и ты вернешься домой.

Сейчас я пришла в дом с деревянными ставнями и пишу подробное описание случившегося. Мне немного страшно. Я вспомнила, что отец действительно говорил мне о чести мундира, из-за которой о пьяных выходках соседа нельзя никому рассказывать. Это было до убийства. Сейчас я собираюсь вынести сор из избы, и отец и его коллеги меня за это не похвалят. Но мне теперь уже все равно, я хочу, чтобы призрак исчез, я хочу вернуться домой.

Привет, друзья, вот вам мой новый рассказ. Писалось под песню Агаты Кристи "Щекотно"

Меня зовут Марина, мне 11 лет, и мы живем в доме с деревянными ставнями. Мы – это я, мама и бабушка. Еще у меня есть папа, но он уже месяц как уехал в командировку. Поэтому мы живем с мамой и бабушкой в доме с деревянными ставнями, так я его называю. Я не могу называть его своим домом.

С первого взгляда трудно понять, что с этим домом не так. Дом этот на окраине города, недалеко от военной части. Раньше мы жили там, в военном городке, потому что мой папа офицер. Мне нравился наш уютный двор, качели, турники и лесенки, у меня были подружки. Но однажды утром в нашу квартиру пришли солдаты и сказали, что нужно переезжать. Мама с бабушкой быстро собрали вещи, и мы пошли. Солдаты провожали нас, они крепко сжимали автоматы и нервно оглядывались на каждом шагу. Изо всех подъездов выходили жители с вещами, все очень торопились, и всех провожали солдаты. Люди с вещами вышли за кпп, и когда все прошли, солдат закрыл решетчатые ворота офицерского городка и запер на замок.

Все шли в разные стороны, куда вели солдаты. Мы шли недалеко, где-то полчаса, и я помню, как прийти обратно в военный городок. Нас привели в этот дом с деревянными ставнями. В нашем городе таких много – целые улицы частных домов, похожих на деревенские. Этот дом зеленый, у него есть чердак и веранда, и деревянные ставни на окнах, вокруг дома – сад, где растут мальвы, флоксы и лилии. Мне этот дом не понравился сразу. Нам сказали, что мы должны пока пожить здесь, что всеми вещами можно пользоваться, но по возможности, ничего в доме не стоит менять.

И вот мы вошли в этот чужой дом. Хозяев не было, но выглядело все так, будто они никуда не уехали, а только вышли за хлебом. В шкафу одежда, на кухне посуда, в холодильнике еда, кровати заправлены, но никого. В шкафу хватило места, и мама положила туда наши вещи. Так мы и поселились в доме с деревянными ставнями.

Мама и бабушка стали прибираться в доме, а мне сказали пойти погулять во дворе. Я взяла Барби и Кена и пошла во двор. Был солнечный августовский день, во дворе кругом цвели цветы, но мне все равно было страшно, мне казалось, что кто-то подсматривает за мной из дальнего угла сада, где ветви яблонь низко нависали над тропинкой, еле заметной среди кустов малины.

Я сказала себе, что это просто нервы, и что нечего бояться, и стала играть. Сорвала по несколько лепестков цветов, зачерпнула игрушечной тарелкой песок из небольшой кучи у завалинки дома, сорвала травы и стала готовить для своих кукол «вкусный салат».

Кусты странно зашелестели, послышался чей-то вздох. «Кто здесь?» - спросила я, вслушиваясь в тишину. По саду прошел легкий ветерок, и сквозь шелест листьев я услышала чьи-то неторопливые шаги по саду. Или показалось? Я хотела пойти туда, где затихли шаги, но боялась того, что могу там увидеть. Все-таки прошла, крадучись, несколько шагов, и нашла на дорожке старый резиновый садовый шланг для полива цветов. Шланг был дырявый, и из него капала вода. Я подумала, что приняла за шаги этот звук, и немного успокоилась.

Вечером, когда мы легли, я долго не могла уснуть. Дома, в нашей квартире на пятом этаже, по ночам было тихо, а тут ночную темноту наполнял шелест сада, трескотня кузнечиков, возня ночных птиц.

И среди этих безобидных звуков возник новый, встревоживший меня.

- Мяя!

Это явно было кошачье мяуканье, но странное, скрипучее и глухое. Обычная кошка так не мяучит, я лежала и раздумывала, не может ли быть, что кошка, которая так мяукнула, ранена и нуждается в помощи. Мама и бабушка давно спали, и мне не хотелось будить их, а выходить одной в темный незнакомый сад хотелось еще меньше. Я вслушивалась в ночные звуки, ждала, повторится ли мяуканье. Сон не шел.

Послышался новый звук, сначала едва различимый, потом все отчетливее и отчетливее. Шаги, и скрип половиц. Кто-то ходил по дому. Это не могли быть мама и бабушка – шаги слышались из кухни, маме и бабушке, чтобы попасть туда, пришлось бы пройти мимо меня. Я хотела разбудить маму, но подумала, что звук мне мог и показаться, а мама рассердится, если ее разбудят зря. Так и осталась я одна, наедине с чужим домам и странными звуками, пока наконец не заснула.

А на утро я проснулась раньше всех и сделала себе чаю. Когда встала мама, она отругала меня за грязные следы на веранде и за то, что я съела все пирожки в холодильнике. Я не выходила на веранду и не ела пирожков, но объяснить это маме не получилось.

- Дома только ты, я и бабушка, - сказала она. – И бабушка спит. Кто, кроме тебя, это мог быть?

Я не стала рассказывать про то, что слышала ночью, мама просто подумала бы, что я оправдываюсь.

А когда бабушка проснулась, они с мамой собрались на рынок.

- Этот дом надо привести в порядок, - сказала мама. – Эти обои с цветами на веранде слишком аляповатые, в наше время никто с такими не живет. А в саду, вон на той клумбе, где пока ничего нет, мы посадим розы.

- Нас просили ничего не менять, - сказала я.

- Не учи меня, - сказала мама. – Ты сама ничего полезного по дому не делаешь. Подмети, хотя бы, за собой эти следы.

Мама с бабушкой ушли. Я подмела веранду, заметив, что следы были большие, явно не мои, не бабушкины и не мамины. Как только мама этого не заметила?

В доме одной было очень неуютно, и я опять вышла поиграть в сад. Я играла со своими куклами, стараясь не обращать внимание на странные шорохи в саду и на неприятное ощущение чужого взгляда. Около часа ничего необычного не происходило, а потом поднялся холодный ветер, и из-за соседних крыш наползла черная туча. Я стала собирать игрушки, чтобы пойти домой, и вдруг снова услышала в кустах странное скрипучее мяуканье:

- Мяя!

Из кустов в кусты через тропинку в саду пробежала черная тень в форме кошки. Порыв ветра встряхнул старую яблоню, на меня посыпались листья и маленькие веточки. Я поспешила спрятаться в дом. Началась гроза – сухая, без дождя. Грохотал гром, порывы ветра налетали на стекла.

Когда мама и бабушка вернулись, гроза уже закончилась. Они купили новые обои для веранды и кусты роз для сада. Обои были бледно-зеленые и однотонные – мама сказала, такие сейчас в моде. Бабушка посадила в саду розовые кусты, а потом мы вместе поклеили обои на веранде. Всю веранду поклеить не успели, но мама все равно была довольна.

Второй ночью я заснула без проблем, но проснулась посредине ночи. Листья сада недобро шелестели на ветру, а со стороны веранды опять послышалось зловещее скрипучее мяуканье. Я решила, наконец, найти источник звука, и пошла на веранду. Свет включать не стала, этот дом я запомнила достаточно, чтобы дойти до веранды наощупь. На веранде было светлее, чем в доме – через большие окна проникал слабый лунный свет. Я хотела выйти в сад и посмотреть, что происходит там, уже взялась за дверную ручку, но решила сперва выглянуть в окно. Сначала я увидела только безлюдный сад, но через мгновенье…

Удар! На окно, в которое я смотрела, прыгнула ужасная тварь. На меня в упор смотрела неправильной формы морда с клочковатым мехом и оборванными ушами, один глаз затянут бельмом, другой злобно сверкает. Растопыренные лапы такие худые, что существо больше похоже на кошачий скелет, чем на живую кошку. Я отпрянула от окна, а чудовищная кошка, скрипуче мяукнув, наконец, упала с карниза в темноту сада. Я прошла еще два шала задом наперед и натолкнулась на стол, стол ударился о буфет, в буфете громко звякнула посуда.

Мама проснулась и пришла на веранду, сонно щуря глаза. С ее приходом мои страхи рассеялись, это была просто ветренная ночь и темная веранда.

- Что случилось? – спросила она.

- Я просто хотела попить воды, - соврала я.

Она налила мне воды, мы вернулись в спальню и легли спать. Мама уснула сразу, а я еще долго слышала сквозь дрему мяуканье странной кошки и размышляла о том, закрыта ли на веранде форточка. Что если это существо заберется в дом?

Утром мы увидели, что один из кусков бледно-зеленых обоев оторван, и под ним снова видны обои в цветочек, обезображенные обойным клеем и ошметками бумаги. Досталось опять мне, как я ни оправдывалась, мама и бабушка были уверены, что это я оторвала – «больше некому, больше никого в доме нет,» - говорили они, и, казалось, просто пытались убедить сами себя.

А в саду, на той клумбе, где бабушка посадила розы, рядом с ними выросли бархатцы. Бабушка посетовала, что они с розами совсем не гармонируют, но на этот раз, хотя бы, меня не обвинили, что это я тайком посадила цветы. Бабушка решила, что семена бархатцев уже были в земле, когда она сажала розы. Чего только не придумаешь, чтобы себя успокоить! Из семян, конечно, могут за одну ночь прорасти растения, но это будут просто зеленые ростки, а не вовсю цветущие пышные кустики.

Что именно произошло в следующие несколько дней, я не помню, да не так это и важно. Важно только, что дом не принимал нас, что на все, что мы меняли в доме, он отвечал своими изменениями. Мы каждый день что-нибудь сажали, переставляли мебель, переклеивали обои, а дом на следующий день менял что-нибудь свое, исчезала или появлялась еда, вещи перемещались с места на место. Днем, играя в саду, я слышала мяуканье странной кошки, иногда видела ее тень. Сама кошка показывалась только под вечер, и только в темных уголках сада. Перед сном я всегда проверяла, чтобы дверь на веранде и форточка были закрыты. Я слышала по ночам шаги неведомого человека и мяуканье кошки, и думала, что никто из них до меня не доберется, и что я в безопасности.

В одну из ночей все изменилось. Я проснулась среди ночи, услышав шаги на кухне, и почти не испугалась, просто сквозь сон следила за шаркающей походкой невидимого человека. Шаг, еще шаг, скрип старой половицы.

Скрип двери. Что бы это ни было, оно открыло дверь на веранду.

Я не знала, что оно умеет открывать двери. Я перепугалась и попыталась разбудить маму – она спала на соседней со мной кровати.

- Мама, вставай, в доме кто-то есть! – сказала я сначала тихо, потом закричала, пугаясь звука собственного голоса. Мама не просыпалась, она спала очень крепко, как мертвая.

Скрип шагов по веранде. Хлопок. Это открылась форточка! А следом послышался удар, царапанье когтей и хриплое мяуканье. Кошка забралась в дом!

Я встала и попыталась включить свет. Выключатель беспомощно щелкнул, свет так и не включился. Меня охватила паника, я забилась в промежуток между диваном, на котором спала, и стеной. Я слышала неторопливые, чуть слышные кошачьи шаги.

И тут я вспомнила короткую молитву, которой меня успела научить прабабушка с папиной стороны, пока была жива. Я зашептала молитву, повторяя ее много-много раз подряд. Кошачьи шаги прошли мимо нашей комнаты и затихли где-то на веранде. До утра я так и не сомкнула глаз.

Утро развеяло страх, но полностью в безопасности в этом доме я себя чувствовать не могла. Обои на веранде оказались подраны кошачьими когтями, на столе на веранде стоял свежевыпеченный пирог, которого ни мама, ни бабушка не пекли. Пирог, скорее всего, был вишневым, но мне его красный цвет показался кровавым. Под столом стояло треснувшее голубое блюдечко с куриными костями. Я нервно попятилась и поспешила выйти в сад.

В саду из-под куста смородины выглядывала одноглазая кошка, облизывалась и нагло улыбалась мне. Я от страха приросла к месту. Кошка оценивающе оглядела меня, повернулась и неспеша ушла вглубь сада. Нет, гулять в саду после такого тоже было невозможно. Я на цыпочках вышла за калитку на улицу.

Что делать на улице, я совершенно не представляла. Там была небольшая куча песка, оставшаяся после стройки, и можно было бы поиграть, но при своем поспешном бегстве из дома я не взяла игрушек. Идти назад было страшно.

Когда нечем заняться, время тянется невыносимо медленно. И как назло, день был чудесный, теплый и солнечный, в такой бы день играть с подружками во дворе настоящего моего дома. Я села на камень рядом с песочной кучей и сидела так до обеда, бессмысленно смотря на пустынную улицу, следя за движением солнца по небу, и думала о том, что же будет этой ночью.

Совершенно не помню, как меня позвали обедать и как после обеда я вернулась к песочной куче, но на этот раз со мной уже были мои игрушки. Впрочем, играть не хотелось. Я просто держала Кена и Барби в руках, смотрела на пустую улицу и ждала вечера, как казни.

* * *

Все изменилось в самую жаркую часть дня, когда солнце стояло выше всего, когда на дороге появилась девочка. Или, может быть, девушка? Она была старше меня, лет, наверное, тринадцати. Она не была похожа на нашу соседку, ее джинсы ниже колен были все в дорожной пыли – она пришла издалека. Она шла быстро, но походка у нее была веселая, и она все время глазела по сторонам – ясно, что она никуда не спешит, а просто прогуливается. Она сразу заметила меня и свернула ко мне.

- Привет! – сказала она. – Как тебя зовут?

- Марина.

Собственный голос показался мне странным, слабым и испуганным.

- Меня Таня. Ты гуляешь? Давай гулять вместе?

Она села рядом со мной прямо на землю.

- Здесь грязно, - предупредила я.

- Таньки грязи не боятся, - пошутила она.

Мы посмеялись и стали играть в Барби и в посудку. А через пару часов, когда наши куклы успели побывать и на балу, и в походе, и в ресторане, Таня предложила:

- Давай пройдемся по улице вместе?

- Мне не разрешают далеко уходить, - сказала я.

- А ты спрашивала разрешение?

Только сейчас я подумала, что действительно не спрашивала у мамы, где мне можно, а где нельзя гулять. Просто всегда считалось, что «гулять» означает «гулять во дворе», но это было еще дома, в военном городке, где во дворе были подружки и детская площадка, где просто не хотелось гулять где-то еще.

- Давай так, - предложила Таня, - ты спросишь у мамы, можно ли тебе пойти погулять, а куда идешь, не уточняй.

- А не опасно гулять одним далеко? – засомневалась я.

- Да что тут опасного, - улыбнулась Таня. – Это очень тихая улица, здесь даже машины почти не ходят. А если что, я защищу и себя, и тебя. Ха!

Она вытащила из переднего кармана джинсов складной ножик, открыла его и воткнула в землю между своих растопыренных пальцев. Ножик меня не впечатлил, но ее уверенность мне понравилась, и аргумент, что улица тихая, показался убедительным. Я отпросилась, как она сказала, и мы пошли гулять. Мы пошли вдоль нашей улицы, но не в сторону военного городка, а в другую сторону. Здесь было много таких же частных домов с деревянными ставнями, как тот, в котором мы жили, и несколько более новых кирпичных домов. Я, после всех событий, смотрела на дома с деревянными ставнями с неприязнью, но Таня вслух восхищалась этой провинциальной архитектурой, рассказывала об узорах, о сочетании цветов, и постепенно увлекла меня. Оказывается, дома с деревянными ставнями тоже можно любить.

- А ты сама в каком доме живешь? – спросила я.

- А в пятиэтажке, ничего интересного, - отмахнулась Таня, и показала рукой куда-то назад.

- В военном городке?

- Нет, туда, дальше, - показала она в сторону.

Мы свернули и прошли еще несколько живописных маленьких улочек. Было жарко. Когда нам захотелось пить, Таня предложила напиться из колонки. Я побоялась, что вода не кипяченая, но она сказала, что все ее друзья так пьют, и пока еще никто не заболел. Мы попили этой обжигающе-холодной, отдающей ржавчиной воды, порядочно забрызгавшись. Но я была рада, что не нужно идти домой.

Все когда-нибудь кончается, солнце клонилось к закату, и мне пора было домой. Мы подошли к дому с деревянными ставнями, и я снова уселась на камень, ожидая, когда мама позовет меня в дом.

- Ты не хочешь идти домой, так ведь? – сказала Таня.

Она села рядом со мной на корточки и заглянула в глаза:

- Расскажи мне, в чем твоя беда, Марина? У тебя слишком строгие родители? Они тебя часто наказывают? Почему тебе не хочется домой?

- Еще как хочется, - сказала я сквозь слезы.

И я, глотая слезы, рассказала ей все, и про то, как мы раньше жили в военном городке, и про переселение в этот дом, и про исчезающую и появляющуюся еду, и про бледно-зеленые обои, и про одноглазую кошку-скелет, и про шаги ночью, и про прабабушкину молитву. Таня сидела рядом и держала мои руки в своих.

- Ты знаешь, Марина, я попробую помочь, - сказала она. – Я знаю кошачий язык. Попробую поговорить с кошкой.

- С кошкой?! – от одного этого слова мне стало страшно. Солнце уже висело над самым горизонтом, длинные темные тени и оранжевые освященные участки земли создавали зловещий узор, в каждой тени мне мерещилась кошка.

- Можно я зайду в ваш сад? – спросила Таня.

Я подумала про ее нож, и мне стало спокойнее. Уж с кошкой-то она справился. Я открыла калитку, и мы вошли в сад.

- Кис-кис-кис, - позвала Таня.

- Мяя! – раздалось в ответ жуткое хриплое мяуканье.

- Здравствуй, - сказала Таня кошке, усевшись рядом с ней на землю.

- Мяя!

Кошка выбралась на свет и показалась мне еще ужаснее. Тощая, как скелет, грязно-серая шерсть клоками, облезлый хвост торчит вбок, как надломленный. Когда она мяукала, я заметила, что во рту у нее совсем нет зубов.

- Я пришла, чтобы помочь вам разобраться в вашем недоразумении. Расскажешь мне, что здесь произошло? Как тебя зовут?

- Мя! Мя! Мя! Мрр!

Кошка замурчала и влезла Тане на коленки, а она ласково погладила это чудовище. А потом стала мне переводить:

- Марина, тебе не стоило бояться кошки. Она не призрак и не черт, а просто обыкновенная кошка. Ее зовут Пушаня. Ей двадцать лет, поэтому она и выглядит так. Просто очень старая одноглазая кошка.

- Двадцать? Разве кошки живут столько? – удивилась я.

- Живут, если о них хорошо заботятся, - уверила меня Таня. – А в дом она рвалась, потому что это ее дом. Здесь живет она и ее хозяева. Пойдем, покажу.

На веранде Таня уверенно вытащила из-за тумбочки корзинку с ветошью и объяснила, что это спальное место Пушани, и что некрасиво было с нашей стороны не пускать кошку в дом.

- А что за шаги я слышала ночью? - спросила я.

- Вот это труднее объяснить, - нахмурилась Таня. – Вот как ты думаешь, куда делись настоящие хозяева дома, когда сюда поселили вас?

Я промолчала. Я уже думала об этом, но ответа у меня не было.

- Я когда-то смотрела фильм, - сказала Таня, - там мама и дети жили в доме, где водятся привидения. Им было очень страшно, но в конце оказалось, что привидения – это они сами, а те, кого они боялись, наоборот, живые люди.

- Ты хочешь сказать, мы привидения? – возмутилась я.

- Мы на Ландшафтах снов, здесь все, в некотором смысле, духи, - философски рассудила Таня. – Наши тела спят в постелях, а это все – сон. Я не знаю, как военные это сделали, но с тех пор, как вас поселили в доме с деревянными ставнями, твоя семья и настоящие хозяева этого дома живут здесь по очереди, один день вы, один день они. Ночью происходит смена. Пушане пришлось хуже всего, на нее эта очередность не действует, и она живет здесь и в ваши дни тоже, а вы ее не пускаете в дом. Настоящие хозяева этого дома, хозяева Пушани – старик и старушка, они хорошие, добрые люди. И им куда страшнее, чем вам сейчас, вы-то хотя бы понимаете, что живете не в своем доме, а они так и не поняли, кто меняет их дом, кто посадил розы там, где они хотели бархатцы, кто поклеил бледно-зеленые обои поверх обоев с цветами. Они пытались оторвать зеленые обои, но когда увидели, что их любимые обои с цветами безнадежно испорчены, оставили это дело. Вас просили ничего не менять, а вы забыли, что вы в гостях.

- Мяя! – сказала Пушаня и потерлась о мою руку.

Я с опаской погладила кошку. Ее клочковатая шерсть действительно оказалась мягкой, как пух, имя ей отлично подходило. Кошка замурлыкала. И я почувствовала, как у меня камень свалился с сердца.

- Пушаня спрашивает, ты будешь оставлять ей открытой дверь, или хотя бы форточку? – перевела Таня.

- Обязательно, - пообещала я Тане и кошке. – Спасибо, ты действительно очень помогла.

- Это еще не все, - задумчиво сказала Таня. – Вспомни, как вас выселяли из военного городка. Что такое там произошло, что даже солдаты с автоматами чего-то боялись? Настоящий враг, и враг вашей семьи, и враг хозяев дома – это тот, кто выгнал вас из офицерского городка. Вам так и не сказали, из-за чего вас переселили?

- Нет, - сказала я.

- Вот это меня и бесит, - она сжала кулаки. – Военные держат всех остальных за детей малых, ничего никогда не поясняют, но всеми командуют. Знаешь что, Марина, мы с тобой выясним, что за зло поселилось у вас дома.

- Это ведь опасно? – засомневалась я.

- Ты хочешь вернуться когда-нибудь домой? – вопросом ответила Таня. – Значит так, завтра в девять утра я зайду за тобой, и мы идем на разведку в военный городок. Договорились?

- Договорились, - кивнула я.

Это - продолжение. Начало вот:

На крыло - 1

Они собирали самолет весь день, дважды прерываясь на отдых. Более сильные парни – Андрей и Серый – по очереди били по заклепкам, более слабые члены команды – Таня и Бастер – подавали заклепки, давали отмашки и помогали по мелочи. Только эти двое быстро выдохлись и начали дурачиться. То бегали по степи, раскинув руки и изображая самолеты, то вдруг приложили ладони к ушам и стали изображать, будто говорят по рации.

«Небо, небо, я – земля, возвращайтесь на базу, погода нелетная!»

«Земля, земля, я – небо, возвращаться не могу, вижу самолет возможного противника! Как слышите, прием?»

Бастер держит у уха кулон со значком «анархии», не снимая с шеи, Таня - свой неизменный ножик. Странная девица, ни на минуту не расстается со своим ножиком, при том что даже кролика никогда бы не прирезала.

Леша без устали держит кувалду, переводя дух только тогда, когда уставют Андрей и Серый. «Каждый кузнец своей мечты,» - думает он, и продолжает работу, возвращая жизнь списанной «Чайке».

Таня и Бастер все играют в рации, пока другие работают. И осадить их нельзя, Бастер – командир. «Небо, небо, я земля!» - «Земля, земля, я небо!» так и раздается над степью. А вот они переглянулись и запели дуэтом песню «Иванушек»: «Ты – небо, ты – небо, ты – небо, а я земля!», и заплясали. Бастер пляшет пого, Таня – что-то навроде менуэта, и при этом они невообразимым образом танцуют вместе. Даже сердившийся на них Леша засмеялся.

В самую жаркую часть дня Андрей, умевший становиться невидимым, и Бастер с его ясновидением пробрались в военную часть и украли там ведро водопроводной воды, чтобы напоить друзей. А потом пошли второй раз за бочкой керосина, чтобы заправить их самолет.

- Не видели этого шпиона в сникерсах? – спросил Леша, когда они возвратились.

- Плохие новости, брателло, - мрачно сказал Бастер. – К ним туда генерал приехал. А старшина Дядькин представил ему этого ковбоя недоделанного как курсанта-отличника. Он уже не в сникерсах, а в нормальных ботинках и в форме курсанта, и черты лица у него плывут, я не разобрал, а для Дядькина он, видно, похож на реального курсанта. Да и я бы его не узнал, если бы не ясновидение. А Дядькин хвастался генералу, как этот хмырь летает, и предлагал показать. Чего он там сверху хочет высмотреть, не знаю, но он радостью светился весь.

- Мы все равно полетим, - решил Леша. – Столько усилий потратили.

- Не мы, а ты, - с улыбкой поправил его Бастер, дружески похлопывая по плечу. – Самолет одноместный, мы все это заметили.

- Может, по очереди? – смущенно предложил Леша.

- Ну нет, лети, ты один из нас разбираешься в самолетах, - ответил за всех Андрей. – Это была твоя мечта, вот и лети, потом расскажешь нам.

Все согласно закивали.

И когда тускнеющее оранжевое солнце коснулось горизонта, четверо парней и девушка, ухватившись кто как, покатили свой наспех собранный самолет по степи, через кочки и кусты, к взлетно-посадочной полосе. Когда Леша занял место пилота, остальные, подталкивая самолет, придали ему начальную скорость. Пока юный летчик разобрался, как запустить двигатель, самолет доехал до середины полосы. Он успел до конца полосы оторваться от земли, самолет, гремя кривыми заклепками, поднялся в воздух. Друзья, оставшиеся на земле, махали ему на прощание и улыбались.

Леша быстро разобрался с управлением и держал штурвал уверенно, словно всю жизнь летал. Сначала он боялся смотреть вниз и ориентировался только по облакам впереди, потом все-таки пересилил себя и взглянул на землю, расстилавшуюся под ним пестрым ковром. Летное поле осталось позади, он летел над пустырями, приближаясь к лесополосе и широкой дороге, ведущей из города.

Леша поднялся еще выше и повел самолет по кругу, чтобы еще раз посмотреть на летное поле. Его друзей с этой высоты уже не было видно. Он видел маленькие, словно игрушечные, самолетики, тарелки локаторов и спичечные коробки зданий. Далеко слева – любимый город, издалека выглядящий таким чистым и сказочным. Далеко справа, за темной линией лесополосы – тихая мирная деревня с маленькой церковью, высокой радиовышкой, по обширному лугу черно-белыми пятнами рассыпались коровы. Лешино воображение дорисовывало колокольный звон, позывные радио и мычание коров, которого он слышать не мог.

За военной частью степь пестреет цветами, разбросанные тут и там деревья и кусты отбрасывают причудливые тени в оранжевом закатном солнце. На мгновенье показалось, что тени, пятна зелени и цветов складываются в стилизованный женский портрет. Душа природы? Душа этого места? Степь преграждает земляной вал, построенный несколько веков назад для защиты города от татар. А дальше – то, что триста лет назад было Диким полем, полным кочевников, а теперь – все та же родная страна, деревни, поля и леса.

Лешина «Чайка» была военным самолетом, и он представлял себе, будто очутился во времени Великой Отечественной войны и летит на своем истребителе, чтобы сбить вражеские бомбардировщики. Найти и уничтожить – иначе на эти мирные деревни, на степи с цветами и на город посыплется дождь из бомб. Сверху он видел любимую землю всю сразу, и любил ее еще сильнее, чем обычно, и благодарил судьбу за мир, и любовался пейзажем, этот мир воплощавшим. И пусть на этом ландшафте есть и древний земляной вал, и сравнительно современный военный аэродром – это только подчеркивает мир. Хочешь мира – готовься к войне. Земля без военной части – не мирная земля, а беззащитный трофей, который в любой момент может кто-нибудь захватить и разжечь пожар войны, никто не будет в безопасности там, где нет на горизонте колючей проволоки, формы цвета хаки и простоватых солдафонов.

И тут Леша, собравшийся было возвращаться на аэродром, услышал выстрел. За ним летел самолет, почти такой же, как у него, но более новый. Летчик, одной рукой держась за штурвал, целился в Лешин самолет из винтовки. Лица врага под шлемом не было видно, но он мгновенно догадался, кто летит за ним. «Это точно не из военной части солдат, солдатня, конечно, козлы те еще, но никогда никто из них в нас не стрелял.»… «Дядькин хвастался генералу, как этот хмырь летает, и предлагал показать.» Леша развернул самолет, враг последовал за ним, стараясь встроиться в хвост. «Он ведь собьет меня, да еще и скажет генералу, что шпион – это я, и заслужит доверие!» - молнией мелькнула мысль. Леша нервно сглотнул и испуганно осмотрел свою приборную панель. Конечно, он сам собирал этот самолет, и прекрасно знал, что на нем нет никакого оружия. Даже при всей безалаберности девяностых ни один военный не позволил бы работающим винтовкам, пулеметам или реактивным снарядам просто так валяться в степи.

Леша лихорадочно рылся в памяти, ища и не находя способ спастись от истребителя безоружному самолету. Уйти в облака? над ними не было облаков. Пойти на таран и погибнуть вместе? Этого Леша не хотел. Он тянул время, закладывая вираж за виражом, опускаясь как можно ниже, пролетая в опасной близости от деревьев и столбов, отчаянно надеясь, что его враг ошибется и врежется в препятствие. Напрасно – у врага был нормальный самолет, а не собранный любителями из груды лома, и управлял он самолетом явно не в первый раз. Враг не стрелял, но продолжал тщательно целиться – может, патронов мало?

Вдруг Леша заметил на полу своей кабины блестящий предмет и зачем-то подобрал его. Это оказался Танин перочинный ножик, тот самый, который можно превратить в меч. «Вот и сбылась мечта, - криво усмехнулся Леша. – Хотел оружие – вот оно. И что теперь?» Он размышлял, не стоит ли попытаться превратить нож в меч и кинуть им во врага, как дротиком. В конце концов, его сверхспособность – большая физическая сила, что если силы броска хватит пробить обшивку самолета, или лобовое стекло? Он встряхнул ножик, вспоминая, как это делала Таня.

Результат получился совершенно неожиданным – все-таки сны не всегда логичны, и Ландшафты снов преподнесли очередной сюрприз. Может, дело в том, что для Леши ножик был не оружием а весточкой от друзей, но он ни во что не превратился, а из него, как из рации, выдвинулась антенна.

«Земля, земля, я – небо!» - сам не свой, крикнул Леша.

И послышались голоса остальных сталкеров.

- Небо, я – земля! Держись, мы с тобой! – тонкий голос Тани.

- Эй, Лех, я придумал, что делать! – картавая речь Бастера. – Опускайся пониже и лети на бреющем над Летным полем, там, где молодые деревья растут. Мы с Серым все сделаем!

А самолет врага подобрался пугающе близко, и Леша заложил крутую петлю, отрываясь от него. Получилось на удивление аккуратно, и соперник, не ожидавший от подростка такой прыти, немного отстал. А Леша спикировал вниз, вышел из пике и пошел всего в каких-то трех метрах над степью.

- Во даешь! Так держать, братан! – восторженно заорал Бастер.

Враг повторил Лешин маневр, и летел он быстрее. По степи прыгала Таня с пучком цветов, Андрей размахивал красной бейсболкой, - они указывали Леше, куда лететь. Мелькнул ирокез Бастера – командир что-то нервно кричал своим товарищам. Леша летел, куда ему показано, не видя разницы между этим местом и окружающей степью. Он ни на что не надеялся и уже был готов к тому, что сейчас его догонят, но краем глаза успел увидеть прямо у себя под крылом Серегу, стоящего возле молодого дерева с растопыренными руками и закрытыми глазами – Серый открывал временной портал.

А дальше все случилось в одно мгновенье. Деревце, под которым стоял Серый, моментально из тонкого ростка превратилось в огромный, многоствольный американский клен. Серый еле успел отскочить в сторону, как в дерево врезался самолет врага. Он ударился о дерево крылом, сделал кульбит в воздухе и с глухим стуком плюхнулся брюхом в высокую траву.

- Йес! - заорал в рацию Бастер.

А в военной части завыла сирена, старшина Дядькин что-то закричал в рупор, прямо по траве к месту крушения самолета поехала «буханка» защитного цвета.

- Братва, мотаем отсюда, - орал Бастер. – Леш, сажай самолет на объездной, она широкая и ровная, мы тебя там будем ждать.

Рассредоточившись, по степи, сталкеры удирали из военной части. Леша направился было на условленное место, но оглянулся на военную часть и, подумав, развернулся, чтобы зайти на посадку на той же взлетно-посадочной полосе, где и взлетал. Под темнеющим сумеречным небом самодельный самолет, гремя заклепками и скрипя неуклюжим шасси, осторожно приземлился в нескольких шагах от изумленных генерала и старшины.

- Кто это? – спросил генерал старшину Дядькина, глядя на вылезающего из кабины усталого Лешу.

Дядькин затравленно огляделся, посмотрел в честные глаза Леши и, вздохнув, сказал:

- Подросток-хулиган. Один из шайки, которая вечно лазит по военной части.

- Откуда у него самолет и чем он сбил Евсеева?

Приблизившийся к ним Леша выпрямил спину и отдал честь, стараясь выглядеть взрослее, и сказал:

- Товарищ генерал, разрешите обратиться. Вы бы лучше спросили, кем был ваш Евсеев.

И он рассказал, все, что знал о странном солдате, о его сникерсах и смит-вессоне, о стрельбе по сталкерам и поддельном лице. А сбитый самолет уклончиво объяснил «сверхспособностями Ландшафтов снов».

Тем временем подъехала «буханка», и вместе с солдатами из нее, хромая, вышел мнимый курсант. При падении самолета он отделался несколькими ушибами. Властным движением генерал провел рукой перед его лицом – черты лица поплыли, юноша превратился в смуглого небритого мужчину средних лет.

- Увести! Память стереть! – коротко распорядился генерал.

Шпион дернулся, его фигура было подернулась рябью, но генерал приложил к его лбу свои наручные часы, и его силуэт снова стал четким.

- Ну, ну, от меня просто так не проснешься! – усмехнулся генерал.

Шпиона увели. Леша стоял, вытянувшись, и ждал, когда про него вспомнят.

- Этому тоже стереть память? – спросил, наконец, старшина. – Он помог нам из баловства. А в следующий раз из баловства натворит беды.

- Леша, Леша, - задумчиво произнес генерал, поглаживая усы. – Сталкер Леша, Помойный Мыш. Герой Ландшафтов снов. Вот что прикажешь с тобой делать? Таким, как ты, мы обычно стираем память, но я не могу не заметить, что у тебя редкий талант. Ты собрал самолет из хлама, ты летал не хуже опытного пилота врагов, и, главное, сбив его, ты не скрылся, хотя мог бы, а вернулся к нам и доложил о шпионе. Мы не в том положении, чтобы разбрасываться такими самородками. Сейчас конец лета, скоро начинаются занятия в Летном училище Ландшафтов снов города Т. – ЛУЛСТе. Я прямо сейчас подпишу приказ о твоем зачислении. Ты станешь курсантом ЛУЛСТа, а потом – настоящим военным летчиком Ландшафтов снов. Но это будет нелегко, твои сны будут приносить тебе не отдых, а новые заботы и труды. Это ответственность за город, за гражданских, и я верю, что ты справишься. Если, конечно, согласишься, а не предпочтешь стирание памяти. Твоя дневная память не пострадает, мы сотрем только воспоминания о снах. Что ты выберешь?

- Что я выберу? – переспросил Леша. – Я всю жизнь мечтал быть летчиком. И от памяти о своих снах никогда не откажусь, это важная часть меня.

- По рукам! – улыбнулся генерал и пожал Лешину руку.

Они втроем с изумленным старшиной пошли в летное училище, чтобы уладить формальности. Генерал больше ничего не сказал, а Леша так и не посмел задать ему главные вопросы, из-за которого сталкеры и докучали военным – почему они, военные, зная, что находятся во сне, не развлекаются, а ведут себя как наяву? Кто их враги? За кого они отвечают и кого от кого защищают в мире снов, там, где нельзя умереть по-настоящему?

«Наверно, это тайна даже от своих. Но там, в училище, я докопаюсь до отгадок. Бастер и ребята будут довольны,» - думал Леша, и сам себе не верил, и сам себя считал уже не сталкером, а солдатом, не обсуждающим приказы. Но незаметно от генерала и старшины засунул глубже в карман нож-рацию.

Привет, подписчики! Не забыли меня? Вот и рассказ про угон самолета. Извините, что долго, пришлось дорабатывать текст.

Еще рассказы про Помойных Мышей и не только про них - по тегу Ландшафты снов.

Писалось под песню "На луче" Пикника и под "Что я стою" Теплой трассы.

Всю жизнь Леша провел бок о бок с самолетами. Его отец работал преподавателем в летном училище. Дома у них было много моделей и чертежей самолетов. Маленький Леша часами мог играть с игрушечными самолетиками. А потом семья переехала в этот провинциальный город Т. и поселилась на самой его окраине, в этом подзаброшенном районе с покосившимися деревянными частными домами и бело-серыми пятиэтажками. Но Леша любил этот район. По соседству, прямо напротив их дома, начиналась территория летного училища, с лесопарком, стадионом и спортплощадкой – в этом училище работал Лешин отец. А главное, сразу за городом, в пустырях, не скрываясь, расположился еще один квадрат земли, принадлежавший училищу – летное поле, над которым молодые пилоты тренировались летать. Были и «взрослые» самолеты, летавшие по своим неведомым делам. Леша часто просыпался и засыпал под гул летящего самолета и улыбался своим мыслям.

А сегодня на таинственном параллельном измерении Ландшафтов снов его ждали друзья, команда сталкеров под названием Помойные Мыши.

В этом сне светило мягкое солнце, и увядающие цветы конца лета грелись на солнышке, вынашивая будущие семена. Леша шел к пустырям, засматриваясь на чирикающих в воздухе птиц, размахивая длинноватыми подростковыми руками и пиная старыми кроссовками кучки дорожной пыли. Условленное место встречи находилось за железной дорогой, обозначающей границу города, в пустырях, но друзей Леша встретил раньше, чем зашел туда. Вот, с разных сторон огибая дом, нагоняют Лешу Таня и Андрей – они втроем живут в одном доме, но договоренности встретиться во дворе не было. Когда ребята встретились, поздоровались и ускорили шаг, торопясь в Пустыри, за ближайшим поворотом тропинки они увидели впереди товарищей из соседнего дома – очкастого длинноволосого Сережу и Дениса по прозвищу Бастер, командира их маленького отряда.

- Я ходил на разведку, - сообщил Леша остальным, когда все собрались, - и на Летном поле нашел кое-что интересное. Пойдемте, покажу.

И Мыши пошли по давно знакомой пыльной тропинке через пустыри к аэродрому.

Таня поет что-то народное о цветах и тропинках, она передвигается длинными прыжками, зависая на секунду в воздухе. Слишком взрослая, чтобы летать во сне, но на нее земное притяжение действует только наполовину. Бастер терпеливо дал Тане допеть и запел сам – что-то из русского рока, о свободе, верных товарищах, несломимой воле и борьбе с властью. Подпевают все.

- Давайте поднимем его на крыло! – в шутку предлагает Таня, заметив белеющий сбоку от тропы старый самолет.

- Поднимем. Но не его, в этом самолете нет двигателя, и он далеко от взлетной полосы.

- Ух! – она подпрыгнула метра на три, растопырив руки. Сегодня все хотят летать.

- Ну, даешь, - хмыкнул Серый.

- Что касается тебя, - сказал ему Леша, когда они приблизились к летному полю, – открой временной портал и отправь нас в 92-й год. Не раньше, не позже.

- А к чему такая точность? – полюбопытствовал Сережа, жестом остановив остальных и очертив в воздухе контуры портала.

- Объясняю, - четко, как военный, заговорил Леша. – Когда близился развал союза, летное училище начало загибаться. Никто ни за чем особо не следил, вышедшие из строя самолеты просто бросали в поле – образовалось самолетное кладбище. К нему мы сейчас и направляемся.

- А почему не позже 92-го года? – спросил Сережа.

- А дальше приемы цветмета открылись, и народ все самолеты растащил, - ответил за Лешу Бастер и сплюнул под ноги. – Такой уж у нас народ.

Будто они сами сейчас не собираются совершить преступление.

А Серый тем временем открыл портал, и все в него шагнули. Казалось бы, ничего не изменилось. Никто и не знал, в каком году ребята начинали свой путь, но теперь был точно девяносто второй. Впереди та же степь, тот же конец лета, сохнущие травы и колючие семена, та же колючая проволока вокруг. Но если приглядеться, с дальней стороны Летного поля, ближе к лесополосе, белеют и блестят на солнце разбросанные детали отслуживших свое самолетов.

- Я вижу, идем скорее! – позвал Бастер.

Пройдя несколько поворотов тропики, они увидели впереди фигуру идущего человека. Быстрый шаг, твердая походка – кажется, человек сюда пришел по делу, а не на прогулку. На нем что-то вроде военной формы, слишком далеко, чтобы разглядеть. Бастер сделал остальным знак замереть. Человек впереди остановился, прислушиваясь, но не обернулся.

- Чем-то мне этот солдат не нравится, - шепнул Бастер. – Давайте проследим за ним.

Они дошли до летного поля, осталось только свернуть с дороги налево и пройти через дыры в двойном ряду колючей проволоки – и они на территории летного училища, и они преступники. Солдат прошел через первый ряд колючей проволоки и пошел по узкой тропинке, протоптанной между двух рядов. Тропинка немного петляла, а по бокам ее росла очень высокая, почти в человеческий рост, трава – это позволило ребятам оставаться незамеченными, следуя за солдатом всего в каких-то нескольких десятках метров.

- А что не так с этим солдатом? – шепнул Андрей.

- Походка, - ответил Бастер. – Напряженный он, как будто он здесь не у себя дома. И обувь. На ногах у него что-то не то.

- Это сникерсы, - вмешался Леша. – В смысле, не шоколадки, а американские кроссовки такие. Откуда им быть на простом солдате в этом захолустье? И посмотри на его кобуру. Отсюда плохо видно, но там что-то вроде «смит-вессона», у наших солдат такого оружия нет.

- Мало ли, пожал плечами Андрей. – В конце концов, мы на Ландшафтах снов. Может, он эти сникерсы в кино увидел, вот они ему и приснились. Про оружие уже молчу – у нашей Тани, вот, перочинный ножик в меч превращается.

- А я среди солдат ни разу не видел человека со сверхспособностями Ландшафтов снов, - шепнул Бастер. – Они все до скучного обыкновенные, как на Дневных ландшафтах. Не наш это!

А солдат что-то услышал и обернулся. Сталкеры рассредоточились и почти бесшумно нырнули в растущие по бокам тропинки лопухи. Солдат вытащит пистолет и безмолвно наставил в заросли. Хоть ветер и колыхал бурьян, потревоженные ребятами растения раскачивались в другую сторону, выдавая сталкеров.

- Таня, голову ниже! Леша, перекат влево! Серый, подтяни правую ногу под живот! – зашептал Бастер.

А солдат спустил курок трижды, пули разорвали в клочья траву и землю совсем рядом со спрятавшимися Мышами. Кто-то точно был бы ранен или убит, если бы не предупреждение Бастера. Хорошо иметь ясновидящего в команде!

Они неподвижно пролежали в траве, пока шаги солдата не затихли вдали.

- Это точно не из военной части солдат, - подытожил Бастер. – Солдатня, конечно, козлы те еще, какие-то загадки у себя прячут, гоняют нас почем зря, даже палкой попадало как-то, но никогда никто из них в нас не стрелял.

- Шпион какой, что ли? – предположил Леша. – Надо предупредить их там!

- Как добропорядочные граждане? – шмыкнул Бастер. – Да брось! Будь мы добропорядочными гражданами, нас бы тут вовсе не было. Сами разберутся. Нам только пули поймать не хватало.

-Струсил? – подзадорил его Андрей. – А разве не интересно узнать, что этот черт задумал?

- То, что Леша придумал, еще интересней, обещаю, - заверил Бастер. Сам Леша промолчал. – Пойдем куда шли.

Подпорченное настроение у всех постепенно снова улучшилось – солнце, лето и приключение впереди делают свое дело.

Таня поскакала впереди всех своими десятиметровыми прыжками. Да и остальные не то плывут, не то летят по пояс в травяном море. Сегодня все хотят летать.

А Лешин оптимизм убавился, когда он увидел вблизи то, что осталось от старых самолетиков. Помятые, облезлые крылья, корпуса и шасси в беспорядке в высокой траве. Допустим, приличных колес тут хватает. Может, и удастся выбрать целый фюзеляж, хвост и пару крыльев, но где в этой груде металлолома найти нормальный авиационный двигатель?

Леша вспомнил, что на Ландшафтах снов важную роль играет вера, и решил этим воспользоваться. Он не мог так же умело убеждать людей, как например, Бастер, но решил попробовать. Кто из ребят самый доверчивый и больше всех, не считая самого Леши, хочет поднять самолет на крыло? Таня, наверно. Вот она, забралась на вершину небольшого холма и в восторге показывает друзьям находку – совершенно целое лобовое стекло.

- Эй, Таня, - крикнул ей Леша, – погляди вон на тот фюзеляж. Он с виду целый. Вдруг в нем и двигатель есть?

«Есть, в нем есть двигатель, - повторял Леша про себя. – Если я в это не поверю, мое неверие и ее вера компенсируют друг друга» .

- Двигатель или нет, но какая-то начинка в нем есть, - прокричала с другой стороны холма Таня.

Вся команда собралась возле нее. Рядом с девчонкой действительно покоился на траве немного помятый, но, в общем, целый фюзеляж. Двигатель у него оказался на месте. Не хватало крыльев, пропеллера и шасси. Лобовое стекло разбито вдребезги, но в руках у Тани как раз целое стекло.

- Ты что, хочешь его починить? – с недоверием спросил Андрей.

- Починим, - уверил Бастер, снимая со спины рюкзак.

В рюкзаке Бастра всегда оказывалось именно то, что нужно. Он достал суперклей и кувалду. Леша, как мог, выправил вмятины на корпусе и начал приклеивать стекло. Серега притащил хорошее целое крыло, но Леша покачал головой:

- Это крыло от самолета другой модели, его не получится сюда прикрепить. Наш самолет – истребитель «Чайка», и его крыло должно быть вот такое.

Он изобразил в воздухе контур, и Серый снова отправился на поиски. Андрей нашел пропеллер – именно такой, какой нужно, хотя и погнутый. Таня осторожно приволокла старое, скрипучее сидение – а Леша ведь и не успел заметить, что сидения у «его» самолета нет. Бастер несколько раз приносил разные шасси, но, когда они все оказались неподходящими, плюнул и сказал: «Ищи сам, умник». Шасси не нашлось, но нашлись подходящие колеса и прямые куски металла с отверстием для заклепки, из которых можно собрать опоры. Таня и Серый прикатили плоский камень, на котором Леша с Андреем с помощью кувалды выпрямили пропеллер. Страшный грохот потряс степь и распугал птиц. Таня испуганно посмотрела в сторону взлетной полосы и небольшого строения рядом с ней, но никто из военных не появился.

Самым сложным оказалось прикрепить к корпусу крылья. Пластиковый пакет с авиационными заклепками Бастер с победным видом вытащил из своего рюкзака, но никто не знал, как заклепать их без специального пресса. Леша и Андрей пытались одновременно ударить по заклепке кувалдами под Танино «три-два-один», но Леша, который бил снизу, на долю мнговения опоздал, удар Андрея вышиб заклепку из отверстия, а Лешин удар, как воланчик ракеткой, отбил заклепку в сторону.

- Давай я буду просто держать кувалду снизу, типа наковальня, а ты поставишь заклепку и сверху жахнешь по ней, - предложил Леша.

- С ума сошел? Как ты ее удержишь?

- Удержу. У меня сверхспособность во сне – физическая сила, забыл?

Они попробовали так. Таня снова взмахнула рукой и дала команду – Леша содрогнулся от удара сверху по кувалде, которую он держал, но заклепка сплющилась так, как нужно.

- Йес, - выдохнул Леша, утирая пот. – Давай дальше. Мы соберем этот самолет.

Друзья посмотрели на него с уважением.

Продолжение здесь: На крыло - 2

Это продолжение. Начало здесь: Мед из одуванчиков 1 часть

Он несколько раз провел растопыренной ладонью над кувшином и достал неизвестно откуда пару глиняных пиал. Заглянув в кувшин, Таня уже не увидела там одуванчиков – кувшин до половины заполняло золотистое густое питье. Эльдар наполнил пиалы. Мед из одуванчиков оказался сладким, ароматным и пьянящим. Когда девушка жадно осушила пиалу, Эльдар, едва притронувшийся к своей пиале, очень странно посмотрел на нее.

- Нет, нет, совсем не так, - сказал он. – Ни стихи, ни вино не пьют залпом. Давай я налью еще, а ты распробуй как следует аромат, вкус и ощущение. Со стихами так же – важно все, и их ритмика, и звучание слов, и сами слова – в прямом и переносном значении. Глотни вина. У него есть вкус. А когда уже проглотишь – остается послевкусие. И у хороших стихов есть несколько смыслов. Вот у баллады о вересковом меде есть и прямой смысл, который тоже по-своему завораживает, и переносный. Ты же понимаешь, что старик и мальчик не за рецепт вина отдали жизнь?

- Не совсем, - призналась Таня. – Но баллада тем и цепляет, что они поступили не логично. Плюнуть в лицо захватчику ценой жизни мальчика – по-своему понятно, но этот старик для меня не герой.

- Ты слишком рассудительна, - поморщился Эльдар, доливая в обе пиалы вина. – Логично, не логично, герой, не герой. Так оценивают рассказ, а не стихотворение. Ты думаешь, как бы поступила в той ситуации, но тебя там не было. Смотри снаружи. Как узоры, скажем, на ковре. Ты ведь не размышляешь о том, какого вида тот или иной цветок, и достаточно ли правдоподобно они изображены, а просто созерцаешь узор, сочетание цветов и форм. Так же и баллада. Представь себе коктейль из чувств и настроений. Ненависть. Ностальгию. Отчаяние. Гордость. Решительность.

Оба на какое-то время задумались. Солнце пекло, птицы продолжали щебетать, ветер утих, словно решил подремать в знойный полдень.

- А знаешь что, - предложил Эльдар, - пойдем, я кое-куда тебя отведу. Ты уже умеешь путешествовать по реке времени?

- Нет, но буду, - пообещала Таня, вставая с травы на нетвердых ногах. – А разве на Ландшафтах снов есть время?

- И есть, и нет, - пустился в объяснения Эльдар. – На Ландшафтах снов прошлое, будущее и настоящее существуют одновременно, и по ним можно путешествовать. Достаточно идти по дороге, думать о том, куда хочешь попасть, и позволить реке времени подхватить себя. В первый раз это страшно.

- Я не боюсь, - уверила Таня, - идем.

Они миновали притихшую лесополосу, вышли на полузаросшую проселочную дорогу и пошли на запад, прочь от города. С одной стороны от дороги дремало не слишком ухоженное пшеничное поле, с другой – новая лесополоса, изнуренная зноем и просвечивающая насквозь.

- Мы уже на дороге-реке? – спросила Таня. – Был ведь май, а сейчас июль.

Эльдар ответил стихами:

- Мы плыли в полдень золотой,

И я один не бросил

Нависших над речной водой

Отяжелевших весел.

Нас все равно река несла

И без руля, и без весла…

Эту местность Таня знала, здесь должны сменять друг друга возделанные поля, лесополосы и дачные поселки. Но попали они в какое-то другое время и место. Чахлые травинки по сторонам дороги незаметно разлились в величественную бескрайнюю степь, среди цветов все чаще попадались сухие головки с семенами. Лето кончалось. Самым бесстыдным образом проигнорировав закат, жаркий день сменился звездной ночью, а затем – снова днем. Наползли облака.

- Хорошо под небесами,

Словно в лодке с парусами

Вместе с верными друзьями

Плыть, как облака летят,

- промурлыкала Таня, и снова отпила из пиалы. Эльдар тоже прочитал стихи:

- Всё облака над ней,

всё облака…

В пыли веков мгновенны и незримы,

Идут по ней, как прежде, пилигримы,

И машет им прощальная рука…

Навстречу им — июльские деньки

Идут в нетленной синенькой рубашке,

По сторонам — качаются ромашки,

И зной звенит во все свои звонки,

И в тень зовут росистые леса…

Как царь любил богатые чертоги,

Так полюбил я древние дороги

И голубые

вечности глаза!

Толи повинуясь ему, толи сама по себе дорога снова изменилась. Степные травы по сторонам поднялись еще выше, стали встречаться кустарники и куртины леса. Снова поднялся ветер, шумно всколыхнул травы и улетел за горизонт. Клонящееся к закату солнце заливало степь золотисто-рыжеватым светом, тягучим, как мед из одуванчиков, и это придавало пейзажу торжественный, былинный вид. Низко пролетел степной орел, надменно прокричав что-то путникам. Это была уж не их территория, и даже казалось чуть ли не оскорбительным, что вековую пыль этой величавой дороги топчут две пары совсем молодых ног, одна – в растоптанных кроссовках, другая – в огромных мужских шлепанцах, явно побывавших на свалке.

- Куда мы идем? – спросила, наконец, Таня.

- В деревню, где живут стихи, - сказал Эльдар.

- Край ты мой заброшенный,

Край ты мой, пустырь,

Сенокос некошеный,

Лес да монастырь.

Уж не сказ ли в прутнике

Жисть твоя и быль,

Что под вечер путнику

Нашептал ковыль?

- Сам сочинил? – поинтересовалась она.

- Нет, это мой знакомый, - пояснил ее спутник. – Мы идем на его родину. Кстати, почти пришли.

Дорога взобралась на пологий, поросший разнотравьем холм. Какой вид открылся с этого холма? Берега реки, заросшие ивами. Луга в пестрых цветах. Перелески. Несколько пологих холмов, перевитых полосами дорог. Деревня вдалеке. Эти обычные слова, вроде бы, точно описывали пейзаж – но совсем не описывали его. Вид с холма, как картину, хотелось просто стоять и рассматривать, и есть десертной ложкой, прислушиваясь к своим ощущениям. Небо казалось не высоким, а близким и простым, как потолок в собственном доме. Издалека, словно прямо с неба, раздавались удары колокола. Деревня вызывала легкую, ностальгическую грусть, - хотя Таня и не была здесь раньше. Было в ней что-то типичное, она олицетворяла то, за что Таня и любила свою страну, ее природу и деревенские дома. Какими словами выразить это настроение? Какое вино сварить из цветов, зацветающих в душе, обретшей красоту, которую так искали, ради которой проделали длинный путь? Таня просто села на землю и стала смотреть, понемногу прихлебывая мед из одуванчиков. Эльдар сел рядом, долил ей вина и прочитал стихи:

- Край любимый! Сердцу снятся

Скирды солнца в водах лонных.

Я хотел бы затеряться

В зеленях твоих стозвонных.

По меже, на переметке,

Резеда и риза кашки.

И вызванивают в четки

Ивы — кроткие монашки.

- Именно так, - согласилась Таня. – Это стихотворение ведь про это место? Слова, в которые облечено настроение?

Эльдар только коротко кивнул. Они сидели на холме и любовались пейзажем в лучах заходящего солнца. Каждый новый луч солнца, каждая новая удлинившаяся тень дерева придавали открывшемуся виду новый оттенок.

- Спасибо, что привел меня сюда, - сказала Таня.

Эльдар вздрогнул и почему-то насторожился. А она продолжала:

- Это совершенно волшебное место. Такое обычное – и такое особенное. Природа – но нисколько не грозная, послушная и дружная с человеком. Быт людей, но не рутинный и не скучный. Прошлое – но не такое, которое прошло, а которое навсегда остается с нами, и остается не как мертвый музейный экспонат, а как неизменное русло реки. Настоящее, но не оглушительное и не сметающее прошлое со своего пути. И это небо, такое близкое и мирное, как перевернутая чашка из-под молока. Думаю, я бы тоже стала поэтом, если бы выросла здесь. Расскажи еще стихотворение!

-Алый мрак в небесной черни

Начертил пожаром грань.

Я пришел к твоей вечерне,

Полевая глухомань.

- Это ведь Есенин, твой знакомый? – вдруг спросила Таня. – Я тоже кое-что помню:

Гой ты, Русь, моя родная,

Хаты — в ризах образа…

Не видать конца и края —

Только синь сосет глаза.

Как захожий богомолец,

Я смотрю твои поля.

А у низеньких околиц

Звонно чахнут тополя.

Эльдар ответил стихотворением:

- В том краю, где желтая крапива

И сухой плетень,

Приютились к вербам сиротливо

Избы деревень.

Там в полях, за синей гущей лога,

В зелени озер,

Пролегла песчаная дорога

До сибирских гор.

Солнце неспеша уползло за горизонт, краски природы одну за другой начал поглощать синий цвет. Таня взяла кувшин и снова налила вина – себе и Эльдару. Он заглянул в пиалы и вдруг заволновался:

- Пойдем назад. Нам надо идти.

Он встал на ноги и подал руку Таня. Она встала, опершись на его руку, покачнулась и еле устояла на ногах. На небе одна за другой засветились звезды, задул холодный ветер. Отыскав глазами дорогу, по которой они пришли, Таня нетвердо, по дуге, двинулась к ней. На ходу она опрокинула в себя пиалу и потянулась было к Эльдару за кувшином.

- Ну-ка стоп, тебе больше нельзя – строго сказал он, пряча кувшин.

- У, зануда! – притворно обиделась она и рассмеялась, глядя на звездное небо. Впервые на Ландшафтах снов она ощутила себя настолько свободной.

- Что с тобой? – тормошил ее Эльдар. – Что ты чувствуешь?

- Чувствую, что наконец-то могу попасть, куда хочу, - улыбнулась Таня. – Словно я раньше ходила через сны впотьмах, а теперь могу видеть. Пойдем!

Она пошла вперед быстрым размашистым шагом, то по дороге, то рядом с ней, закладывая широкие дуги на нетвердых ногах. Эльдар еле за ней поспевал.

- Что ж ты так бежишь? – спрашивал он. – Быстрота не поможет тебе лучше ходить через сны, притормози!

Таня замедлила шаг, но ландшафты по сторонам полетели, словно в ускоренной перемотке.

- Смотри, я расправляю крылья, - сказала она, и раскинула руки пошатываясь. На ее руках появились длинные перья – тонкие, призрачные, появились и тут же исчезли – она была слишком взрослой, чтобы летать во сне. Но это ее нимало не смутило. – Сны подчиняются мне. Я могу попасть, куда захочу –

Я пела золоту листвы — и лес сиял листвой;

Я пела ветру — он летел, ласкал убор лесной.

За царством Солнца и Луны, по берегам морским,

У Илмарина льется свет над Древом Золотым.

Теперь она вела Эльдара за руку, а сны вокруг них сходили с ума. За несколько шагов солнце сменяло звезды, а закат сменял рассвет. Они шли мимо деревень, лесов и берегов рек. Резко налетел порыв ветра, принеся живописно порхающие лепестки цветов. С веселым писком пролетела им навстречу стая птиц. Маленький самолет пронесся низко, заложил петлю и улетел. Таня напевала что-то, и трава по обочинам становилась все более нежной и юной, с каждым шагом распускалось все больше одуванчиков и незнакомых золотистых цветов.

- Стой! Притормози! – увещевал ее Эльдар. – Ты уверена, что вообще понимаешь, что происходит?

- Я знаю, куда иду, - сказала Таня, но непослушные ноги опять увели ее от дороги в сторону. Она споткнулась о камень.

Эльдар ухватил ее за плечи и развернул к себе.

- Таня, приди в себя. Смотри на меня, а не на эту путаницу вокруг. Возьми себя в руки. Ты на Ландшафтах снов. Твоя плоть сейчас лежит у тебя дома, в кровати, и у тебя ни грамма алкоголя в крови. Ты не пьяна, пойми это. Все это – только самовнушение. Пойми это и протрезвей уже, ради всего святого.

- А зачем? - с трудом фокусируя взгляд, спросила Таня. – Что в этом плохого, я так и не понимаю. Мои сны вырвались на волю из клетки реальности. Пойдем!

Теперь они шли по петляющей узкой тропинке через вековой дубовый лес. Одежда у обоих изменилась – на девушке теперь было длинное платье из простой льняной ткани с вышивкой у горловины, на ее спутнике – из такой же ткани просторная рубаха и штаны, подпоясанные веревкой. Таня шла, пританцовывая, обнимая деревья, и пела:

О Лориен! В твоих краях минуло столько лет,

Что эланор в моем венце утратил прежний свет.

Когда спою о корабле — придет ли он на зов,

Умчит ли за Море народ угаснувших лесов?

Лес становился, все загадочнее, все сказочнее. То тут, то там показывались развешанные на ветвях бумажные фонарики. «Целься в луну, даже если промажешь, окажешься среди звезд» - только, кажется, в этот раз Таня попала точно в луну, тропинка вела ее в самый настоящий Лориен. Вдалеке послышалась чарующая музыка, и путешественница пошла на звук. Вместо дубов все больше вокруг попадалось незнакомых, нездешних деревьев с крупными цветами.

Девушка шла, напевая, кружась и пританцовывая. Она шла навстречу музыке. Тропинка заложила поворот, и, не вписавшись в него, Таня налетела на дерево и остановилась, обняв ствол. Впереди, за поворотом тропинки, она увидела позолоченные ворота, а за изящной оградой сада - полянку, на которой расположилась компания, трое юношей и две девушки. Люди? У них была старинная одежда, на удивление правильные черты лица, в руках – лютни и свирели.

- Эльфы! Я нашла вас! – вздохнула Таня.

И тут ее нагнал взволнованный Эльдар и опять развернул к себе лицом.

- Очнись же ты наконец! Ты не в себе! – и влепил ей пощечину.

И тут же отскочил, вскрикнув, как будто это ему больно:

- Ай, прости, прости пожалуйста!

Ну и жалким он выглядел! Поджатые плечи, виноватый взгляд. Кажется, он даже хотел упасть на колени, но передумал – Таня уловила начатое движение.

А потом она посмотрела вокруг, мгновенно трезвея. Как можно было сюда забрести? Как можно было принять это место за Лориен? Кажется, они очутились где-то в центре Москвы, или другого очень большого города. Она стояла, обнимая толстый ствол лиственницы, на разделительной полосе широкого проспекта. Бумажные фонарики оказались слепящими уличными фонарями и фарами проносящихся по проспекту машин. На той стороне проспекта, куда направлялась было Таня, был городской парк, а в парке на траве – подвыпившая молодежь. На них действительно была старинная одежда, а в руках – лютни и свирели. А еще у них на ушах были пластиковые заостренные кончики. Толкинисты!

- Я не сержусь, Эльдар, - серьезно сказала она. – Если б не твоя пощечина, я бы уже угодила под колеса. Конечно глупо было принять это место за Средиземье, но я все равно рада, что мы сюда забрели. Здесь толкинисты. Пойдем познакомимся?

- Пойдем, конечно, - проворчал Эльдар. – Заберись в парк ночью. Познакомься с этими пьяными шутами. Спой с ними, выпей с ними водки – вместе с моим вином выйдет жуткая смесь, и ты окончательно опьянеешь. Парня поцелуй – вон того, с бородкой, у него нет девушки. Ты ведь этого хочешь? Самые типичные пьяные приключения.

Тане стало стыдно, и вдвойне стыдно от осознания, что Эльдар чувствует ее эмоции.

- Извини. Если ты не хочешь, не пойдем. Давай вернемся в твою лесополосу, ведь там должна когда-нибудь объявиться твоя девушка.

Эльдар смущенно спрятал глаза, но протянутую руку взял. Теперь опять вел он. С проспекта на узкую улицу, из ночи в день, из лета в весну и обратно, из города в лес, из леса в лесостепь.

- Тебе не за что извиняться, - мрачно говорил он на ходу. – Во всем, что случилось, виноват я и только я. Это я тебя напоил и втянул во все это. Я слишком тебя идеализировал. Тебе пятнадцать лет, а мне тысяча, я мог бы и приобрести какой-то опыт. Я общался с сотнями людей из твоего племени и прекрасно знаю, как вы все склонны пьянеть. И каждый, каждый раз, когда у меня появляется новый друг, я думаю: «Вот человек, который не такой, как все, к которому грязь не липнет». И угощаю вином, восторженный глупец. И каждый, каждый раз происходило примерно то же, что и сегодня. Кстати, ты знаешь, что от стихов тоже можно опьянеть и потерять голову, если с ними переборщить?

Таня ответила стихами:

- Когда горячий летний день согреет юный плод

И в жарком улье у пчелы созреет светлый мед,

Когда зальет цветущий луг златой полдневный сеет —

Я не приду к тебе, мой друг. Прекрасней края нет!

- Ну вот, - кивнул своей догадке Эльдар. – Похмелье. И полная голова стихов.

- Я не в обиде, - сказала Таня. – Серьезно. Наоборот, спасибо и за вино, и за стихи. Ты мне здорово помог.

- Помог? У тебя была проблема? – удивился Эльдар.

Ответить она не успела. Прозвеневший будильник выбросил ее на Дневные ландшафты.

Пять утра. Достаточно времени до выхода из дома, чтобы успеть дописать сочинение. В голове роились стихи, которые она рассказывала во сне. Стихи, которые прочитал Эльдар, она не запомнила, так всегда бывает со стихами, которые услышишь во сне. Стихи ушли, но оставили после себя настроение, как послевкусие меда из одуванчиков. Теперь ей было совершенно ясно, что такое поэзия. Настроение, облеченное в слова, чувства и образы, которые можно есть десертной ложкой. Безумные путешествия через сны отпущенной на волю души. Похмелье и стыд. Она села за стол и собралась было описать все это в сочинении, но остановилась на полуслове. Мысли, собранные на Ландшафтах снов были чем-то глубинным и личным, по ним можно было бы написать рассказ для друзей, но никак не сочинение для строгой и не особо любимой учительницы русского и литературы. Таня собрала вчерашние наброски и переписала на чисто строгое, безупречное сочинение, перефразированные чужие мысли о ритме, рифме и средствах выразительности.

С днем России, дорогие подписчики. Это снова я, со своими снами. Предупреждаю, этот рассказ скорее созерцательный, кто хочет экшна и приключений - через две недели будет рассказ про ребят, угнавших военный самолет.

В рассказе использованы стихи Есенина, Рубцова, Толкина, Кэрола и много других (все не мои).

Из открытой форточки дул легкий ветерок, неся в комнату запах цветущей сирени, одуванчиков и мокрой от дождя травы. Таня лежала на спине под легким одеялом и прислушивалась к звукам, которые ветер доносил с улицы. Прямо под окном росли березы и густые кусты сирени, они приглушали каждый звук, и голоса людей, и мяуканье котов и гул моторов редких машин слышались будто из радиоприемника, который по ошибке выкрутили на низкую громкость вместо того, чтобы выключить. Все перекрывал шорох листьев. Листья шептались на своем языке, рассказывая Тане неведомые секреты, которые знает только майская сирень. Таня даже, кажется, понимала их язык, но можно ли выразить услышанное языком людей?

Днем она готовилась к сочинению и целый день писала короткие наброски, анализируя стихи. «Что такое поэзия?» - обширная, но и сложная тема для сочинения. Как объяснила учительница, можно было просто написать о своих любимых стихах. Таня не хотела идти по легкому пути: во-первых, она претендует на медаль, и ей нельзя делать облегченный вариант задания. Во-вторых, она была уверена, что стихи, которые ей нравятся, не понравятся учительнице. Таня писала общие слова о стихах, о стихосложении, о метафорах и звукописи, о ямбах и хореях. Все, что ей удалось написать – все не то. Был май, всюду цвели одуванчики, сирень и яблони, хотелось гулять, а она должна сидеть дома и писать, может, поэтому то, что получалось, ей совсем не нравилось. Одно дело – понять стихотворение, и совсем другое – описать в скучной прозе, «что же хотел сказать автор». Ведь автор уже сказал именно то, что хотел. Да и сами стихи поэтов-классиков далеко не все Тане нравились. Она любила стихи, у которых, как у рассказов, есть сюжет, которые можно, при желании, переписать прозой, в которых красивые слова не составляют саму суть стиха, а только помогают рассказать историю. «Вот, например, это, - подумала она,

- Из вереска напиток

Забыт давным-давно.

А был он слаще меда,

Пьянее, чем вино.

В котлах его варили

И пили всей семьей

Малютки-медовары

В пещерах под землей…

Тихий порыв ветра осторожно влетел в комнату, раздувая занавески. Шурша шинами, проехала по далекой дороге машина.

Таня открыла другие глаза на другой земле, на другой стороне реальности –на Ландшафтах снов. Она оказалась за городом, в пустырях, среди тропинок, пригорков, полян, мусора и разваливающихся заброшенных построек. Здесь был день, солнце грело ей спину через цветастую рубашку, высоко в безоблачном небе щебетали жаворонки, тут и там цвели голубые колокольчики и желтые одуванчики.

- Класс. Хотя бы здесь нагуляюсь, - сказала девушка, щуря глаза на солнце. И пошла по тропинке, ведущей на запад – вглубь пустырей, спиной к утреннему солнцу, спиной к серой окраине города, лицом к природе. Веселая походка, растоптанные, но идеально удобные кроссовки, жаворонки в небе, на земле – цветы, дорожная пыль и немного мусора – все вместе складывается в самую лучшую майскую прогулку.

- Благословляю вас, леса,

Долины, нивы, горы, воды!

Благословляю я свободу

И голубые небеса!

Она поет старинный романс, который служит ей вместо гимна природе. Он писался для настоящих певцов, и многие ноты обычная школьница, пусть даже и окончившая музыкальную школу, вытянуть не может. Ну и ладно, пой, будто никто не слышит. Особенно там, где действительно никто не слышит, кроме жаворонков. А уж они привыкли выступать в неслаженном хоре.

Тропинка ведет привычным прогулочным маршрутом мимо разрушенных заборов, мимо мусорных куч, мимо отгороженной колючей проволокой военной части к темнеющей впереди лесополосе. Чем дальше в пустыри, чем дальше от города, тем меньше мусора и больше цветов, деревьев и птиц. Это давно знакомая тропинка, но почему бы здесь, на Ландшафтах снов, ей не привести в какое-то другое место? Например, прямиком в Средиземье, в Ривенделл или Лориен?

Сольются тысячи дорог

В один великий путь,

Начало знаю, а итог

Узнаю как-нибудь.

Таня шепчет стихотворение, словно заклинание, надеясь, что тропинка подчинится, и поведет ее в неведомые дали. Она – довольно опытный путешественник Ландшафтов снов, но в вымышленные миры ей удается попасть редко, чаще, как в калейдоскопе, в ее снах перемешиваются и сталкиваются места, которые она видела на Дневных ландшафтах. Средиземье она видела всего пару раз, и то в неосознанном сне, Средиземье так и остается манящей мечтой, недостижимой морковкой перед носом. Но Таня не унывает. «Целься в луну, даже если промажешь, окажешься среди звезд». Мечтая о Средиземье и аккуратно, чтобы не разбудить себя, направляя прогулку во сне, можно попасть в другие интересные места.

Но пока прогулка остается до скучного нормальной, тропинка ведет туда же, куда и на Дневных ландшафтах. Вот и военная часть, вот и выстроившиеся маленькие самолеты, вот и лесополоса, подзаброшенная, заросшая подлеском, как настоящий лес. Тане хочется зайти в полосу и прогуляться по майскому лесу, но путь преграждает гигантская, разлившаяся на ширину всей полосы лужа – то, что осталось от зимних снегов. Пожав плечами, путешественница обходит лужу и идет по лугу, по высокой траве, вдоль полосы.

-Колокольчики мои, цветики степные,

Что глядите на меня, нежно-голубые!

Я бы рад вас не топтать, рад проехать мимо,

Но коня не удержать бег неукротимый.

«Хорошо, что я не на коне, а иду пешком, и могу обойти колокольчики. Хотя другие травы тоже жалко», - думает Таня. Ищет глазами тропинку, не находит, идет дальше по траве, наконец, решается и, продравшись через кусты орешника и мокрый от росы подлесок, входит в лесополосу.

Тень, зелень, прохлада, сырость. Хорошей, протоптанной тропинки девушка не нашла, но здесь трава после зимы еще не разрослась, и можно спокойно идти по сыроватой упругой земле, шурша прошлогодними листьями.

- В леса-чудеса мы поедем с тобой,

Там бродит у озера лось голубой,

Там чащу хвостом подметает лиса,

Чтоб чистыми были леса чудеса.

Она здоровается стихами, березы отвечают шелестом листьев. Выстроившиеся ровными рядами деревья направляют прогулку, ведут вдаль. Полоса длинная, деревья похожи друг на друга, ландшафты долго не меняются, и это завораживает.

- Дорога без конца, дорога без начала и конца –

Всегда в толпе, всегда один из многих,

Но сильнее многих ты любишь песни и цветы,

Любишь вкус воды и хлеба, и подолгу смотришь в небо,

И никто тебя не ждет.

А вот Таню, кажется, кто-то ждет. Она чувствует за живой стеной леса чей-то любопытный взгляд, и прекрасно знает, кто это может быть. В этом месте только один ее знакомый может неожиданно появится.

Его зовут Эльдар, хотя это не настоящее имя. Он подросток-бродяжка, который живет в этой лесополосе. И не только это. Эльдар явно не человек, он владеет странной магией природы и обладает эмпатией – чувствует чужие эмоции. Что он за создание, Тане и ее друзьям он так и не сказал. Если задуматься, больше всего похож на вампира: очень худой, бледный, не ест нормальную человеческую еду, имеет привычку спать по несколько месяцев, зарывшись в землю, и говорит, что ему тысяча лет. Но он не прячется от солнца и, вроде бы, никогда никого не кусал. Этого чудика Таня не боится.

- Эй, Эльдар, подглядывать нехорошо. Выходи, поговорим! – прокричала она зеленой стене леса.

От дерева бесшумно отделилась худая фигура подростка в настолько обтрепанной одежде, что его можно принять за пугало. Рваная соломенная шляпа довершает сходство.

- Кто еще за кем подглядывал, - улыбнулся он. – Ты у меня дома. Да шучу я, шучу, знаю, что лес общий. Я услышал твои стихи и пришел послушать.

- Эльдар, а что такое поэзия? – вдруг выпалила она тему своего сочинения. Останавливаться она, тем не менее, не стала, и Эльдару ничего не осталось как следовать за ней по лесополосе, подлаживаясь под ее длинные шаги и веселую походку.

- Ну и вопрос. Это и легко, и просто сразу.

- Только не говори о ямбах и хореях. Я прекрасно знаю, что поэзия не в этом.

- Я и не собирался, - уверил он. – Ритм и рифма – вещи приятные, но по сути – это просто украшение. Главное в стихах – это настроение. Хочешь, покажу?

- Конечно, - сказала Таня, останавливаясь и пропуская приятеля вперед. – Веди.

Эльдар свернул с тропы влево и повел девушку к опушке лесополосы, заросшей колючим орешником. В этот раз оба прошли легко, ни разу не зацепившись одеждой за ветки, словно опушка пропускала их. Они очутились на лугу, который казался золотым от множества цветущих одуванчиков. Эльдар шел вдоль лесополосы в том же направлении, в котором до этого они между деревьев. Впереди виднелся пологий холм, поросший травой.

«Я боюсь, что слишком поздно

Стало сниться счастье мне.

Я боюсь, что слишком поздно

Потянулся я к беззвездной

И чужой твоей стране..»

Он бормочет стихи будто бы сам себе, но Таня слышит. И травы слышат, раскачиваются в такт. Или это ветер?

- Почему ты любишь прогулки? – вдруг спросил Эльдар.

Девушка задумалась. Когда она гуляет по городу, больше всего ей нравится чувство самостоятельности и собственной силы. Она не зависит от маршрутов и расписания автобусов, идет куда хочет, и не боится устать и натереть ноги. Но прогулки на природе – это другое.

- Мне нравится любоваться природой, - сказала она.

- Любоваться природой можно и на одном месте, - возразил Эльдар. – Садись на траву и любуйся хоть до вечера. Но ты ходишь, причем довольно быстро.

- На одном месте можно любоваться одним и тем же ландшафтом, - подумав, сказала Таня, – а во время прогулки они меняются. А еще мне нравится искать новые дороги и тропинки, где я еще не была, и разведывать, куда они ведут.

Тем временем они дошли до поросшего густой травой подножья холма. Эльдар разлегся на склоне холма, потягиваясь и щуря глаза, как греющийся на солнце кот.

- Ложись, - сказал он, и примял рукой траву рядом с собой. Помедлив секунду, Таня вытянулась на траве. Положение оказалось необычным – склон холма приподнимал ее над травяным озерцом луга и позволял видеть округу – луг с одуванчиками, лесополосу, дорогу и село вдалеке. В небе, едва видимый на фоне облаков, трепыхал крыльями жаворонок, высвистывая свою простую песенку. Таня заложила руки за голову и прилежно разглядывала окружающийся пейзаж, который, честно признаться, уже начал наскучивать.

- Рассказ в прозе, повествование – это как прогулка, - заговорил Эльдар. – Ландшафты меняются, и интересно, что будет дальше. А стихи, поэзия – это, в первую очередь, настроение, переданное словами. Это как лежать и смотреть. И наслаждаться. Ты наслаждаешься?

- Самый обычный пейзаж, - призналась Таня. – Но он мне нравится.

- А что больше всего тебе нравится в этом пейзаже?

- Одуванчики. Каждый – как маленькое солнце. Как обещание лета, как капля меда.

- Вот и ты говоришь стихами, - улыбнулся Эльдар. – Не торопись. Смотри и смакуй настоящий момент. От этого и рождаются стихи.

Таня смотрела и думала об одуванчиках. Легкий ветер пролетал над лугом, колыхал травы, шевелил волосы созерцателям, не давая уснуть. Солнце грело все жарче. Таня почти ощущала, как на ее щеках проклевываются новые веснушки.

- Чувствуешь настроение? – спросил Эльдар, приподнимаясь на локтях.

- Скучновато, - призналась Таня. – Красиво. Но ничего не происходит.

- Как бы объяснить... А что ты любишь из еды? Такое, что можно не спеша кушать десертной ложкой?

- Мороженое, - ответила Таня.

- Отлично, мороженое. Когда ты ешь мороженое, ничего интересного ведь не происходит? Но тебе ведь не скучно. Попробуй так же смотреть на природу. Ешь настроение десертной ложкой.

Таня снова смотрела на белые облака, на зеленый луг в одуванчиках, впитывая всеми открытыми порами души солнце, весну и луг. Кивали желтыми головками одуванчики, красная бабочка села на лицо неподвижной девушки. Она уже чувствовала себя одуванчиком – солнечным, медовым. Слышала жужжание пчел. Лежащий рядом Эльдар тоже казался одуванчиком, только поседевшим, легким и хрупким. Они не замечали, сколько времени прошло.

- Теперь чувствуешь, - утвердительно сказал Эльдар, и сел на траву, обхватив руками тощие колени.

Таня тоже села, потягиваясь.

- А причем тут стихи? – спросила она.

- Как тебе объяснить, - задумался Эльдар. – Сам я не поэт. Но представь себе, что тебе хочется не только самой созерцать этот пейзаж, но и поделиться с кем-то, кого ты любишь. Как это сделать?

- Привести сюда? – предложила Таня.

- Можно, - согласился Эльдар. – Но это даже на Ландшафтах снов не так уж легко. А на Дневных ландшафтах? А если вы далеко? А если ему некогда? А если это утро давно кончилось и сейчас вовсе осень или зима? Как передать это настроение через время и расстояние?

- Нарисовать?

- Тоже хороший способ, - согласился он. - А еще как?

- Рассказать, - сказала Таня. - Облечь настроение в слова. Но ведь для этого не обязательны стихи?

- В некотором смысле, стихи и получатся, - объяснил Эльдар. – Стихи – это настроение, облеченное в слова. Послушай:

Гляну в поле, гляну в небо —

И в полях и в небе рай.

Снова тонет в копнах хлеба

Незапаханный мой край.

Таня встала и прошла несколько шагов, разминая ноги. А Эльдар догнал ее, держа в руках неизвестно откуда взявшийся глиняный кувшин с водой.

- Талант состоит в том, чтобы выжать из настроения то, что важно, что усвоят те, кому ты хочешь рассказать. Я вот не умею сочинять стихов, но умею варить вино. Сейчас попробую этот луг сделать… питьевым.

- Из вереска напиток

Забыт давным-давно.

А был он слаще меда,

Пьянее, чем вино.

В котлах его варили

И пили всей семьей

Малютки-медовары

В пещерах под землей

- вспомнила стихи Таня и измерила Эльдара взглядом. – Это не про твоих соплеменников стихотворение? По росту подходишь. Всегда хотела попробовать вересковый мед из стихотворения.

- Не знаю, про кого думал поэт, в любом случае, вереск здесь не растет, - заметил Эльдар. – Я сварю вино из одуванчиков. Помогай мне! Нужны только головки цветов.

Они нарвали на лугу желтых солнечных одуванчиков и сложили в кувшин, который оказался до середины наполнен водой. Эльдар добавил один почти распустившийся цветок клевера, несколько листов мяты, щепотку странных пряностей, которые носил в кармане в маленьком мешочке. А потом он сделал в воздухе странное движение рукой, просвистел короткую мелодию и подставил ладонь лодочкой. На его руку стали садиться налетевшие со всех сторон пчелы, и каждая оставляла капельку меда. Полная пригоршня меда тоже отправилась в кувшин.

- Май, цветы, лето, солнце, мечта и мед, - перечислял Эльдар. – Остались два последних ингредиента. Время и тепло. Дни, часы брожения одуванчиков в тепле, наедине с медом и водой. Но мы не будем долго ждать, немного магии Ландшафтов снов – и мед из одуванчиков готов.