Oblako85

Он вытащил из кармана старого пуховика пакет и аккуратно переложил в него часы. С часами в пакете он неспеша пошел к себе в подвал.

- Встретил кого из наших? – спросил рыжий Денька.

Борька покачал головой. Он показал Деньке часы.

- Жалко их, - сказал Денька. – Еще ходят.

- Я их починю, - сказал Борька.

И уселся за стол чинить. Он достал скотч и ножницы и, как мог, скрепил отваливающиеся детали между собой. Часы не выглядели целыми, но, по крайней мере, можно было не бояться, что они развалятся на куски. Борька нашел подходящий гвоздик на стене и повесил часы. От их тиканья в подвале стало уютней, а их поломанный вид странным образом гармонировал с остальным интерьером подвала. Пружинные матрасы от кроватей, лежащие прямо на полу. Кособокий стол и электрочайник на нем. Хромые табуретки, ящики из-под овощей в роли тумбочек. Подплесневелый, но старательно вычищенный ковер, пестрые покрывала на матрасах, да эти часы – и вот уже у жилища двух подростков-бродяжек и вид стал почти домашним.

Борька услышал хруст снега и поспешил к выходу из подвала. Он очень хотел встретить кого-то знакомого, кого-нибудь из тех ребят, с кем он и Денька так хорошо играли летом. И хотел увидеть знакомое лицо – и одновременно опасался. В летних снах действовала омолаживающая магия каникул, все их друзья были юными, беззаботными и счастливыми. В каком возрасте и в каком облике он увидит друзей здесь? А вдруг он их и вовсе не узнает?

Двор, где стоял Борька, был проходным. Четыре пятиэтажки, в подвале одной из которых жили ребята, образовывали квадрат, и через диагональ этого квадрата ранним зимним утром многие люди шли по своим делам. Вот прошел интеллигент с портфелем, вот работяга в кепке и фуфайке ругает сквозь зубы погоду, вот прошаркал старик в ушанке и с тростью. Что если кто-то из них – один из Борькиных знакомых? А это что за фигура? Горбатая бабулька, или солдат с ранцем? Нет. Школьница в длинной шубе с рюкзаком, ее зовут Таня. И она узнала Борьку.

- Пойдем к нам с Денькой в подвал, пригласил Борька. – поболтаем, чаю попьем. Лето вспомним.

- А что это вы в подвале живете? – удивилась Таня. – Вы раньше жили у Вадимоза.

- К нему родители пришли, - объясним Борька. – Это сон такой, в нем у всех все дома, и все со своими домашними не очень ладят. Какого школьника ни спроси, родители замучили, придираются, за оценки ругают. У тебя-то все нормально должно быть, ты ж отличница.

- Как бы не так, - горько посетовала Таня. – Мне за четверку достается, как из-за двойки не каждый из наших выслушивал. И стыдно им за меня, и огорчаю я маму с бабушкой, и разговаривать со мной, с двоечницей, не о чем. Я за все свои косяки из взрослой жизни столько упреков не слышала.

- Чего? – не понял Борька.

- Того, - сказала Таня. – У меня на Дневных Ландшафтах сейчас две тысячи двадцать третий, я давно взрослая тетя с семьей. И я знаю об этом, и сон все равно продолжается, удивительно, да?

- А почему просто не проснешься? – спросил Борька.

- Очень уж спать хочется. Да и в этом сне есть свои приятности. С вами, вот, чаю попью.

Пока они говорили, Борька вел Таню в подвал, где Денька уже заваривал чайные пакетики.

- Не раздевайся, у нас холодно, - сказал он Тане, потянувшейся к застежке шубы.

- Бедные вы, в подвале живете, - посочувствовала Таня. – Поискать для вас квартиру?

- У нас же есть дома, - сказал Денька. – Но далеко, а нам надо быть здесь, чтоб за Вадимозом приглядывать.

- Да нормально все, не переживай, - уверил ее Борька. – По крайней мере, мы сами по себе и ни с кем не ругаемся. И у нас хорошо по-своему. Вот на часы хотя бы эти посмотри.

Таня глянула на часы, улыбнулась было, но вскочила с табуретки и направилась к выходу.

- В школу опоздаю! Уже семь двадцать. Я завтра зайду.

Надевая рюкзак, она нечаянно зацепила часы. С оглушительным грохотом они свалились со стены. Трое подростков грустно смотрели на разлетевшиеся по полу кусочки.

- Мне так жаль! Я могу чем-то помочь?

- Ты не виновата, - уверил подругу Денька. – Это Борька сдуру их скотчем склеил, не держится совсем. Тут бы клей момент. Принесешь завтра? И почитать что-нибудь.

- Конечно, принесу. А сейчас я побежала.

Таня помогла мальчикам сложить осколки часов в картонную коробку и ушла в школу. Борька вернулся на свой пост в проходном дворе, но так никого и не встретил.

Серый день прошел, будто его и не было. Черным вечером Денька точно так же, как Борька утром, стоял у подъезда Вадимоза, надеясь встретить его по пути из школу, узнать, как дела у мелкого. Хотя мог ли он чем-то помочь? Но Вадимоз не появился, а из подъезда вышла его мама. Денька зашел за трансформаторную будку, чтобы его не заметили. А Вадимозова мама была заплаканная. Она, нервно оглядываясь, утирала слезы перчаткой, смотрела в черное беззвездное небо и спрашивала:

- Господи, почему так? Господи, почему так?

А понурый Вадимоз шел из школы, шаркая худыми ногами, и мама сразу увела его домой. Тут не поговоришь. Интересно, он тоже с родителями ссорится?

А ночью двое подростков-бродяжек вышли на улицу с заварочным чайником и искали звезд на небе. А звезд все не было и не было, только снежинки время от времени падали. Только под утро три звездочки выглянули из облаков, заглянули в чайник и снова спрятались. Хватит ли этого для звездного чая?

Они вернулись в подвал, холодный, но уже по-своему уютный. Часы ждали их, упрямо тикая из коробки. И показывали правильное время.

В шесть пятьдесят пришла Таня. Она принесла клей момент и печенье к чаю. Борька сел за стол клеить часы, а Денька разлил на три чашки чай, в котором, если приглядеться, тускло сияли три звездочки.

- А мама не заметила, что ты вышла из дома раньше? – спросил Денька.

- Заметила, конечно. Но она всегда так боится, что я опоздаю в школу, что только обрадовалась. Она все время боится. Что я опоздаю в школу, что получу плохие оценки, что попаду в беду, что кто-то про меня что-то плохое подумает. А я вроде и понимаю, какая это ерунда, но заряжаюсь этой глупой нервозностью.

-Почему люди не могут просто позволить другим людям быть самими собой, а все пытаются перекроить всех под себя? – вздохнул Денька.

- Ты про меня или про себя сейчас? – спросила Таня.

- Про Вадимоза.

А Борька зашипел, словно от боли, и попросил:

- Давайте говорить о чем-нибудь веселом.

- А чего веселиться-то? – проворчала Таня.

Денька бросил взгляд на ее рюкзак.

- А книгу ты принесла?

- Да, конечно.

И Таня вытащила из портфеля «Хроники Нарнии».

- Ура, - сказал Борька. – Давайте читать. Кто-нибудь из вас пусть читает, я клею часы.

Таня и Денька читали по очереди. Борька доклеил часы и повесил их на стену.

А Денька читал, как Люси вернулась из волшебной страны в тот же момент, как ушла туда, и как братья и сестра не верили ей. Таня следила за стрелками часов. Семь ноль семь.

- Мне пора в школу, - сказала Таня. – В следующий раз продолжим. Хотела бы я тоже иметь такую дверь в Нарнию.

- Чтоб были приключения? – спросил Борька.

- Приключения – потом. Для начала – просто выспаться. И вернуться в то же мгновенье.

Часы странно скрипнули и пошли дальше как обычно.

А когда Таня была в школе, на перемене между пятым и шестым уроком, в окно заглянуло нашедшее прогал в тучах солнце. Таня посмотрела на часы – было 12:34, она считала это счастливым временем. «Пусть сегодня ночью будут звезды» - загадала Таня.

По пути домой, проходя мимо унылой пятиэтажки с поломанными скамейками во дворах, Таня встретила Вадимоза. Она пыталась с ним заговорить, но он только опустил глаза и прошаркал мимо, бормоча «Ну ты же понимаешь, нельзя».

А потом ее закружили дела. Она ходила в школу, учила уроки, спорила с родителями, читала книги, запершись в комнате – попасться родителям за любым занятием, отличным от уроков, грозило скандалом. Хотя нет, были еще другие занятия. Например, смотреть вместе с мамой мамин любимый сериал. Это называлось «отдохни от своих уроков, развейся».  Недочитанная «Нарния» безбилетным пассажиром ездила в Танином портфеле в школу и обратно. Зайти в подвал к ребятам никак не получалось – то времени совсем не было, то Деньки и Борьки дома не было, а подвал оказывался заперт.

А однажды Таня в очередной раз вышла из дома пораньше, чтоб навестить друзей, и нечаянно зашла не в тот подъезд. Подвал был не заперт, заброшен, и Таня умудрилась заблудиться в лабиринте из дырявых матрасов, висящих на крючках пальто, тронутых плесенью, чьей-то сломанной мебели и подшивок старых газет.

Сама она не заметила, как оказалась уже не в подвале, а в чужом подъезде. Ей надо было вниз, на улицу, но она машинально пошла вверх. Подъезд был грязный и с облезлой краской, на белом потолке – черные подпалины. Чем выше поднималась Таня, тем хуже была лестница. Ступени были совсем узкие и без перил. Она шла боком, прижавшись к стене, а когда она поднялась на крошечную лестничную площадку на последнем этаже, целый лестничный пролет у нее за спиной пошел трещинами и с глухим стуком обвалился. Дальше идти можно было только в единственную квартиру на этом этаже.

Дверь была не заперта, и в квартире никого не было. Это была уютная старомодная квартира, где все стены завешаны узорчатыми коврами, а кровати накрыты плюшевыми покрывалами. Там можно было просто немного поспать. Просто улечься на мягкую кровать, прямо поверх покрывала, и просто поспать, пока нет хозяев.

* * *

А один раз все взяло и получилось. Таня застала друзей дома, а Денька заварил звездный чай. Борька разливал чай, Таня читала вслух «Нарнию», а Денька слушал и обстругивал страшненького вида палку, чтобы сделать из нее новую ножку для хромого табурета. На стене уютно тикали отремонтированные часы.

- А что мы будем делать сегодня? – спросил Борька.

- Будем светить ночью в облака фонариком. Свет будет отражаться вниз, послужит людям вместо луны, - сказал Денька. – Таня, ты в школу опоздаешь. На наших часах восемь.

Таня оттянула рукав шубы и посмотрела на часы. Экран погас – батарейка, что ли, села?

- Ну ее, школу, - сказала Таня. – я ее лет двадцать как окончила. А родители в любом случае найдут, к чему придраться. Опоздаю, так опоздаю. Но сейчас я пойду, действительно. Завтра приду.

* * *

И назавтра она тоже пришла.

- Ребят, можно я у вас тут просто посплю где-нибудь? Пол-утра контурные карты делала. Сегодня сдавать.

- Ты хотела сказать, полночи? – спросил Борька.

- Пол-утра. Я по ночам не соображаю совсем, я жаворонок. И с мамой поругалась опять. Маму послушать, так лечь спать в 9 с несделанными контурными картами – это разгильдяйство. А встать в четыре утра – чтоб их сделать – это безумие и порча своего здоровья. И ей не объяснишь, что от перестановки слагаемых сумма не меняется.

- Лифт бы сюда, - сказал Борька.

- Что?

- Лифт, - пояснил Борька. – Был у нас такой, в нашем НИИ. Заходишь в лифт, нажимаешь нужные цифры – и он отправляет тебя на день в прошлое, на неделю в будущее. Куда угодно, в пределах месяца. Мы этим лифтом пользовались, чтобы все успевать. До середины восьмидесятых примерно.

- А дальше? – спросила Таня.

- А дальше мастер приехал из Москвы, менять устаревшее оборудование. Сказал, приборная панель у нашего лифта закоротила и искрит иногда, пожар может быть. И починил.

- И что?

- Новую приборную панель поставил. Кнопочки красивые, новенькие. И лифт работал хорошо. Ну как хорошо, как обыкновенный лифт, и все. Никаких чудес. А что мы будем делать сегодня, Денька?

- Аккуратно выкопаем из снега следы людей и разложим их на свежем снегу на большом газоне, как будто там кто-то водил хоровод.

- Так поспать у вас можно, ребят?

- Ох, можно, конечно, но условия у нас тут… матрас продавлен, и холодно, не раздевайся.

- Мне сгодиться, честное слово. Кстати, представьте себе, в тот раз я не опоздала в школу. Аномалия у вас тут какая-то.

Она улеглась на матрас в обнимку с рюкзаком, ворча себе под нос: «Это как надо не выспаться, чтоб и на Ландшафтах снов так сильно хотелось спать»…

Борька сидел за столом и решал прошлогодний кроссворд на пожелтевшей газете, поглядывая на спящую гостью. Денька вышел на двор. Вплотную к дому, на отмостке, намерз лед от капающей с сосулек воды. Денька шел по этому льду, аккуратно ступая по самому хребту маленькой ледяной горы и стараясь не соскользнуть. Он обошел так вокруг дома и увидел выходящую из подвала Таню.

- А что ты так рано? – окликнул он ее. – Ты вроде хотела поспать.

- Рано? – удивилась она. – Я больше трех часов проспала по вашим часам с кукушкой. В школу опоздаю в хлам, ну и ладно с ним.

- И двадцати минут не прошло.

Денька встряхнул рукав и посмотрел на свои часы. Он забыл, что они уже много лет не ходят, и что стекло их разбито, и стрелок даже не видно. И зачем он только все еще продолжает их носить?

Денька вернулся в подвал. Борька решил уже третий кроссворд. Часы с кукушкой на стене весело тикали и показывали под-одиннадцатого.

- Я придумал, что мы будем делать, Борька! Мы откроем свое дело.

* * *

А следующие две недели Таня не приходила в подвал к друзьям. Будь все это на Дневных ландшафтах, она бы решила, что проболела это время и не выходила их дома. Но это были Ландшафты снов, а там, где времени нет, отрезку этого самого времени ничего не стоит просто так взять и потеряться. Просто в очередной раз она вышла в школу, как всегда, затемно, с четким ощущением что ее здесь уже давно не было. И, едва отойдя от своего дома, увидела изменения в знакомом жилом квартале. На стене дома красовалась надпись, написанная крупными буквами углем: «Бесплатная гостиница там. Приходите поспать!» И стрелка, указывающая направление. В сотне метрах дальше – еще одна надпись: «Поспать там! И пусть все дела подождут.» - и еще одна стрелка. И народ, уныло бредущий этим ранним утром по своим делам, теперь явно придерживался одного направления.

«Оба-на!» - только и смогла выговорить Таня, увидев, что люди стекаются к тому самому подвалу, где жили Денька и Борька. Крадучись, поминутно оглядываясь, словно идет в чужой дом, зашла она в подвал.

Все было под-другому. Ни стола, ни табуреток, ни самих Деньки и Борьки в подвале Таня не увидела. Только часы с кукушкой, победно и уверенно тикая, висели на стене на прежнем месте. А пол весь был застелен старыми матрасами, дырявыми одеялами, подплесневелыми коврами – видно было, что в ход пошло все, что юные бродяжки смогли найти на местных свалках, и что может хоть как-то послужить постелью. И везде спали люди. Они спали прямо в одежде – в подвале было холодно – посапывали и похрапывали по сне. Толстый усатый дядечка обнимал свой портфель, бабушка в пуховом платочке поставила рядом накрытую полотенцем корзину. Спали, повалившись друг на друга, трое небритых работяг в фуфайках. Аккуратно обходя спящих, Таня прошла во вторую комнату. Там тоже все было готово для сна, но места были еще не заняты, а в уголке Денька и Борька пили чай за столом.

- Садись к нам! – громким шепотом позвал Борька.

- Спасибо, я лучше посплю, - ответила Таня, садясь на цветастый спальный мешок рядом со столом. – Как вы все это устроили?

- Это ведь ты придумала, - ответил Борька. – Останавливать время, чтобы выспаться. Спасибо тебе. У нас теперь есть свое дело.

- Что же вы имеете с этого? Гостиница же бесплатная?

- А мы имеем положительные эмоции людей. Это самое главное. Такие, как мы, питаются положительными эмоциями.

Этого Таня уже не слышала, она уже уснула на цветастом спальном мешке, обнимая свой портфель. Рядом с ней уже улеглась усталая девушка в джинсах с короткой стрижкой, а около нее – интеллигентного вида предпенсионер с седыми усами. А в соседней комнате бабушка в платочке поднялась с дырявой перины, взяла свою корзинку и побрела к выходу. Ее место тут же заняла другая бабушка в фетровой шляпке. Тишину нарушало только тиканье часов и посапывание гостей. Борька налил чаю себе и Деньке и шепотом спросил друга:

- А что мы будем делать завтра?

- Сделаем самодельный дельтаплан, будем на нем летать с крыши пятиэтажки. Снимем это на камеру, выложим на ютюб и будем собирать лайки.

- Денька, ты чего? Какой тебе ютюб, сейчас же две тысячи первый год!

- А все равно. Здесь времени нет. Нет и не будет.

Кристина не была так весела, как я.

- Знаешь, Макс, раз церемонию проводят досрочно, значит, с Витей что-то не так, - сказала она.

Кристина когда-то была моей девушкой, но потом полюбила моего лучшего друга Виктора и ушла к нему. Мне было сначала больно, но потом я смог отпустить ее и радоваться за них. Теперь они женаты, и она ждет его с годового дежурства.

На следующий день мы пошли в мэрию. Там уже играла музыка, у входа чиновники из мэрии, наряженные в яркие церемониальные костюмы, встречали счастливых детишек. Мы с Кристиной пошли через служебный вход, предъявив позолоченные приглашения очкастой секретарше. В Зале Выбора нас встретил сам мэр в золотом фраке и цилиндре, в удобных креслах ждали другие кандидаты в годовые дежурные. Их было трое. Секретарша сверилась со списком и кивнула мэру:

- Пора начинать.

- А как же мой муж? – всполошилась Кристина. – Где Виктор? Вы разве проведете Церемонию Выбора без Старого Дежурного?

- Он немного задерживается, - сказал мэр, отводя глаза. – Проблемы со здоровьем. Небольшие.

Кристина ахнула.

- Не беспокойтесь, Леди Дежур, с ним сейчас работают лучшие врачи. К Церемонии Передачи Дежурства его поставят на ноги.

- Но Церемония ведь уже началась, - сказала Кристина. – Ему скоро идти к детям.

- Не скоро, - возразил мэр. – В этом году вместо Краткой Церемонии Передачи Дежурства мы проведем Полную. Это выиграет время, и Церемония пройдет как надо.

Я вспомнил время, когда участвовал в Церемонии Передачи Дежурства не как Кандидат, а как обычный ребенок. На моей памяти Полную Церемонию проводили всего один раз. Она была очень долгой, мы все жутко устали ждать появления Старого и Нового Дежурных, а тех, кто были помладше и уже не могли держаться на ногах, увели родители. Но Церемония была яркой, не чета Краткой. Она представляла собой театрализованное представление, изображавшее историю человечества от Третьей Мировой войны и до появления первых Годовых Дежурных. Сейчас, скорее всего, чиновники заставили детей рассчитаться на первый-второй, разделили на команды, и теперь эти команды под музыку топают ногами и поочередно, стенка на стенку, наступают друг на друга, отступают и повторяют фразу «Вы нам не нравитесь». Там был еще рассказ про то, что это были за две страны и из-за чего они развязали войну, но я все это забыл. Какая разница, если сейчас уже никаких стран не осталось, а есть только отдельные города-государства посреди радиоактивной пустыни.

Церемония Выбора началась. Мэр пригласил кандидатов в дежурные за свой стол и показал им четыре маленьких листа бумажки с нашими именами. Как под гипнозом, я читал и читал несколько раз подряд свое имя. Пусть выберут меня!

Я и другие кандидаты кивнули мэру в знак того, что мы убедились, что все правильно. Бумажки мэр положил внутрь четырех церемониальных шаров, сложил шары в свой цилиндр и с поклоном протянул его Кристине.

- Выбирайте, Леди Дежур. Вы сегодня замещаете вашего мужа.

Вздохнув, Кристина запустила руку в цилиндр. Пожалуйста, Кристиночка, выбери меня! Кандидатов всего четверо, у меня хороший шанс!

Кристина достала шар. Такой же желто-оранжевый, как все остальные.

- БАХ! – раздалось из Главного Зала, где проходила церемония для детей. – БАХ! БАХ! БАХБАХБАХБАХБАХ!

Это рвались петарды, изображающие ядерную войну. А за взрывами – визг напуганных детей.

Кристина тоже испугалась взрывов и уронила шар. Неловко извинившись перед всеми, она подняла шар и открыла его.

- Максим, - и посмотрела на меня. А потом вспомнила, что она на Церемонии, и сказала громко. – Новый Годовой дежурный – Максим Оппенгеймер!

Остальные кандидаты пожали мне руки и сели на места. Мэр тоже пожал мне руку, а потом снял со своей шеи цепочку с золотым церемониальным ключом и повесил на шею мне.

Я застыл от волненья. Это был мой звездный час. Я просто стоял столбом и слушал, как за несколькими стенками в Главном Зале чиновник кричит в микрофон детям: «А теперь играем в бункеры! Кружочки на полу – это бункеры! Пока музыка звучит, вы просто танцуете в зале, а когда музыку обрывает звук взрыва, нужно встать на кружочки – спрятаться в бункеры. Но помните, бункеров меньше, чем вас. Кому не хватило места в бункере, тот выбывает из игры!» Дети радостно завизжали.

А меня тем временем уже переодели в церемониальную одежду – красный нарядный костюм, лишь отдаленно напоминающий противорадиационный скафандр, в котором мне предстоит провести свой год Дежурства. Ох и надоест мне под конец этот скафандр! Я старался не думать об этом, а думать о своей почетной должности, космическом гонораре и о санаториях на Счастливом острове, где я буду жить всю жизнь после Дежурства на полном довольствии. Кристину тоже переодели в церемониальный костюм, похожий на мой, но синий с серебряными блестками. Синий цвет символизировал ее печаль от разлуки с мужем, в то время как красный цвет моего костюма намекал на опасность профессии.

Мы вышли на балкон Главного Зала, и их-за кулис могли видеть Церемонию, в то время как дети пока не видели нас.

-Где же Виктор? – тревожно спросила Кристина. – Скоро его выход.

- Не так уж и скоро, Леди Дежур, - успокоил ее мэр. – Не забывайте, это Полная Церемония, не Краткая. Сейчас – Ядерная Зима.

И действительно, в Главный Зал под грозную музыку вбежала пожилая толстая чиновница, с ног до головы закутанная в белый балахон и с метлой.

- Уууу! Заморожуууу! – закричала она.

Дети с визгом разбежались по залу. Те, кого Зима коснулась, должны были застыть и не шевелиться от конца игры.

- А почему Ядерная Зима – с метлой? – тихо спросила меня Кристина.

- До Третьей Мировой в культуре изображали смерть в виде старухи с косой, - шепотом разъяснил я ту часть истории, которую помнил. – Ядерная Зима – это смерть. Только белая, потому что зима. А с метлой – потому что смела большую часть человечества.

- Дорогие Друзья! – крикнул в микрофон ведущий. – Чтобы спастись от Ядерной Зимы, нам надо построить город, защищенный от окружающей среды прочным стеклянным куполом.

Последовала игра, символизирующая строительство. А потом дети «сажали» Древо, символизирующее дающие пищу оранжереи купольного города. Под веселые песни детей из отверстия в полу зала «выросло» механическое Древо, гордо расправив зеленые ветви. А дети стали наряжать его игрушками – стеклянными яблоками, бананами, мандаринами и конфетами, и пели песню о том, как много разной еды к праздничному столу дает Древо.

И только тут мы с Кристиной увидели Витю. О Боже, я бы не узнал его, если бы не твердая уверенность, что Годовой Дежурный – это именно он. По традиции, с первого дня и до конца вахты Дежурный не бреется – это подчеркивает его «одичание» от одиночества. А от работы с реакторами волосы и борода у него седеют. Но Витя выглядел не просто как Старый Дежурный с седой бородой, он превратился в настоящего столетнего старика. Худой, согнутый в три погибели, он еле ковылял, опираясь на церемониальный стеклянный посох, тяжело дыша. Мы с Кристиной бросились было к нему, но он только кивнул нам и жестом отстранил:

- Потом… поговорим… мне… к детям, - прошептал он и поехал на лифте в зал.

- …но смотрите, друзья, - говорил в микрофон ведущий, - наше Древо не работает! Оно не может приносить плоды без энергии. Ребятки, кто знает, что дает Древу энергию?

- Ядерные реакторы! – раздался хор детей.

- Молодцы, какие умные дети! А кто следит за ядерными реакторами, чтобы они давали энергию?

- Годовой Дежурный! – закричали дети.

- Давайте вместе позовем Годового Дежурного, который обеспечивал нас энергией, которому наш город обязан жизнью в этом году. Ну-ка, хором! Дед Дежур!

- Дед Дежур! Дед Дежур! – звали дети.

Из-за занавеса к ним потихоньку ковылял Витя, опираясь на посох. Традиционного мешка с подарками он не нес, подарки на тележке катил за ним чиновник, одетый оленем.

- А что олень символизирует? – спросила Кристина мэра.

- Леди, ваш супруг просто не может поднять мешок сам. Извините, - ответила за мэра одна из чиновниц.

- Здравствуйте, дети! – громогласно поздоровался Витя усиленным колонками голосом.

Еще два «оленя» поставили под Древом красивое кресло, похожее на трон. Витя с облегчением уселся в него и продолжил речь:

– Еще один год прошел, и наш город продолжает бороться с Ядерной Зимой. Я рад вас всех видеть здоровыми и сытыми. Но что я вижу! Ваше Древо не подключено к энергии и не приносит плоды! Давайте все вместе произнесем волшебные слова: «раз, два, три, реактор, гори»!

И хор детей дружно повторил: «Раз, два, три, реактор, гори!»

Мэр нажал кнопку, и на Древе под радостные крики детей засветились сотни разноцветных огоньков.

- Спасибо, Дед Дежур, - кричали дети.

Они подбегали к Вите и целовали его в щеки.

- А где же моя верная жена? – Витя задал традиционный вопрос. – Где Леди Дежур? Давайте вместе ее позовем: Де-жу-ро-чка!

- Де-жу-ро-чка! – позвали дети.

Из- за кулис вышла Кристина, сияющая в серебре церемониального костюма.

- Я ждала тебя весь год, длинной в жизнь, - ответила она церемониальной фразой.

- И она – его жена? Больше похожа на внучку! – пискнул недалеко от меня детский голос. Остальные дети зашикали.

А потом дети читали стихи, выражавшие, так или иначе, благодарность Деду Дежуру за подаренный год жизни. Я заметил, что хотя Церемония и была полной, ту ее часть, в которой должен был участвовать Виктор, сократили до совершенного минимума. Даже подарки детям вручали они с Кристиной вдвоем, и явно второпях.

И тут вдруг, как гром, меня поразила мысль: «Анализы! О Господи, анализы! Это ведь я виноват!». Год назад Витя очень хотел стать Дежурным – Кристине очень нужны были деньги на искусственные легкие для младшей сестренки Кати, больной муковисцидозом. Но стать кандидатом Витя никак не мог из-за больных почек, и я помог ему обмануть систему, сдал анализы за него. А ведь эти строгие требования к здоровью Кандидатов придуманы не просто так, Виктору просто нельзя было с его почками становиться Годовым Дежурным! Поэтому он и не дотянул срок своей вахты, поэтому ему и так плохо теперь.

А в зале тем временем часы начали бить. Мой выход! Я взял церемониальный посох и направился в зал.

- Вахта дежурного Виктора Ландау окончена! – объявил ведущий.

Неизвестно когда оказавшийся в зале мэр пожал Вите руку и поблагодарил за службу.

- Реакторы не останутся без присмотра! – сказал ведущий. – К нам идет Новый Дежурный! Новый Дежурный – Максим Оппенгеймер!

И я вышел из-за ширмы к детям.

- Ура! Новый Дежур пришел! С новой вахтой, с новой жизнью! Да здравствует Новый Дежур! – кричали все.

Дети, мэр и чиновники обнимали и поздравляли меня и друг друга. Я говорил положенные традициями фразы. Я много раз представлял себе это миг и думал, что буду счастлив, но теперь мне было грустно. Только сейчас, увидев старого и больного Витю, я понял, что Годовой Дежурный – это не столько почетная и денежная должность, сколько жертва во имя остальных жителей города. И что гонорар, почетная церемония, санатории на Счастливом Острове – все это придумано лишь для того, чтобы каждый год находился хотя бы один доброволец.

Когда церемония кончилась, мэр снова привел меня в зал Выбора и сказал:

- Дежурный Максим, ваша вахта начинается. Реакторы нельзя надолго оставлять без присмотра. У вас есть традиционные два часа на прощание с близкими. С кем вы пришли сюда, кого пригласить в зал?

- Мои близкие – Виктор и Кристина Ландау, - уверенно сказал я.

- Старый Дежурный и Леди Дежур? – удивился мэр. – Странный выбор.

- У меня нет других близких, - ответил я. – Родственников нет в живых, невеста ушла к другому. Единственные близкие люди – мой лучший друг и его жена.

- Хорошо, я позову Леди Дежур, - сказал мэр, отводя глаза, и вышел из зала.

- И Виктора тоже! – крикнул я ему в спину.

Кристина пришла одна. Ее пушистая церемониальная шапочка потерялась, блестки с костюма осыпались, а волосы растрепались. Она всхлипывала и размазывала по лицу слезы.

- Витя умер в машине скорой помощи, - ответила она на мой немой вопрос. – Его не довезли до больницы. Он не увидит Счастливого Острова.

Я обнял ее и дал выплакаться на моем плече.

— Это все ужасно, ужасно, - тихо повторял я, гладя ее по спине церемониальной красной рукавицей.

- А знаешь, что ужасней всего? – сказала Кристина, заглянув мне в глаза. – Что мы не сможем купить искусственные легкие Кате.

- Как же так? Ты ведь по праву получишь его гонорар! Ты – Леди Дежур!

- Гонорар-то я получу, - всхлипнула Кристина. – но не двенадцать миллионов, а только одиннадцать! Витя ведь не выдержал полный срок вахты. А твоя вахта продлится тринадцать месяцев, тебе – тринадцать миллионов. Легкие стоят двенадцать, недостающий миллион моей семье и за пять лет не скопить. А Катя столько не проживет. Больные муковисцидозом столько не живут.

Кристина продолжила рыдать, а я продолжил гладить ее варежкой по спине.

- Не плачь, Кристина. Я помогу. Будут Кате легкие.

Кристина снова подняла на меня заплаканное лицо.

- Ты поделишься гонораром? Макс, ты не должен! Гонорар – твой по праву, тебя ждут тринадцать месяцев ужасной и опасной работы, ты превратишься в старика. Эти деньги – для тебя!

-… и для моей верной Дежурочки, которая будет меня ждать. Выходи за меня, Кристина!

- Ты серьезно? Ты же знаешь, я всегда буду помнить Витю.

- Я тоже. Он был моим лучшим другом. Подумай сама, что меня ждет после возвращения с вахты? Дежурочка-контрактница, про которую я точно буду знать, что она со мной только ради денег? Я никогда ни с кем не встречался, кроме тебя. У тебя ведь остались ко мне чувства, хотя бы небольшие?

- Я.. обещала… Ви..Вите, - всхлипывала она, - что рожу ребенка от его замороженного семени.

- Ну конечно, - сказал я. – Все Дежурочки так делают. Рожай. А когда я вернусь с вахты – еще одного, от моего замороженного семени. Будем растить их вместе на Счастливом Острове!

- Старые Дежурные живут в среднем десять лет, - всхлипнула Кристина.

- Не так уж и мало, - хорохорился я. – А рекорд – двадцать. А у меня здоровье знаешь, какое, я, может, и новый рекорд установлю. И, к тому же, наука не стоит на месте, противорадиационные скафандры совершенствуются с каждым годом. Все у меня будет в порядке. Выходи за меня.

- Ты замечательный, Макс, - сказала Кристина и поцеловала меня.

А когда вернулся мэр, мы попросили его провести краткую свадебную церемонию и подписали нужные бумаги.

Я переоделся в не церемониальный, а настоящий противорадиационный скафандр, спустился на лифте в подземелье и ушел за свинцовую дверь.