Nabadangas

В попытке тебя забыть

Себя совсем запустил.

Стихи для того, чтоб ныть,

О всяком, о чём грустил.

Я даже завёл кота,

Но всё ж для моей тоски

Место найдётся всегда

И разум зажат в тиски.

Котёнок в коробке спал

На радость ораве блох.

Случайно о нём узнал,

Поэтому он не сдох.

А сколько осталось мне?

Кому такой нужен я?

Устал искать свет во тьме,

Ну где же любовь, семья?

Теперь мы вдвоём с котом,

Он кушает, спит и срёт,

Я стану таким потом,

И не поползу вперёд.

С другой попробую быть,

Но будет всё как всегда.

Она - перестанет любить,

А я - заведу кота.

P.S. Кота зовут Коннор Маклауд.

За несколько минут до начала мероприятия зал уже был заполнен до отказа самой разной публикой. Вот кавалеры, облачённые в прокатные смокинги, вальяжно разгуливающие в сопровождении своих прекрасных дам, которые, по-видимому, соревновались, чья губная помада ярче, а платье – неудобнее. А вот и рабочий класс в своих костюмах-двойках на все случаи жизни: от выпускного школьного бала до самых похорон. Были даже подростки, которых привычнее было бы увидеть на концерте какой-нибудь популярной группы.

– Дженнаро, познакомься с мистером Крикетом. Он директор этой площадки и мой давний друг, поэтому согласился помочь с продвижением твоего творчества, – Уэйн подвёл парня к невысокому бритоголовому мужчине средних лет, – Разумеется, для этого сегодня ты должен отыграть безупречно.

– Райдер Крикет. Очень рад знакомству с вами, пресловутый мистер Дженнаро. Говард много рассказывал о вас и ваших амбициях, - Райдер улыбнулся и протянул руку для рукопожатия.

– Надеюсь узнать о вас как минимум столько же, сколько вы уже знаете обо мне, – пианист улыбнулся в ответ и крепкое рукопожатие состоялось.

– А я надеюсь сегодня услышать множество великолепных мелодий в не менее великолепном исполнении моего нового знакомого. Дорога к светлому будущему часто начинается именно с таких вот концертных залов.

– Надежда умирает последней, но, могу вас заверить, я в своих способностях уверен.

– Уверенность, конечно, вещь замечательная, – мистер Крикет громко хлопнул в ладоши, – Что ж, настало время удивительной музыки, пройдёмте за кулисы!

Все слушатели заняли свои места в зале, лампы в узорчатых люстрах погасли и щёлкнул переключатель прожектора, который озарил сцену конусом яркого белого света. За фортепиано уже сидел мистер Уэйн, который считал, что не нуждается в представлении.

Впрочем, так оно и было: зал тут же зааплодировал. Дождавшись, пока утихнут эти приятные слуху звуки доброй тысячи резко соприкасающихся друг с другом ладоней, старик похрустел костлявыми пальцами и безукоризненно отыграл подряд две симфонии Бетховена. Гвоздём программы, всё же, был именно седовласый музыкант, а не никому не известный юноша, поэтому, когда старик закончил играть, встал и поклонился залу, конечности восхищённых зрителей уже изрядно подустали от аплодисментов, но их заряда вполне хватило на ещё один шквал оваций. Искупавшись в лучах прожектора и ощутив на себе тень былой славы, Говард скрылся за кулисами и начался небольшой антракт.

– Превосходно, мистер Уэйн! Не представляю теперь, как заставить публику не разбежаться хотя бы до середины моего выступления, – иронично подметил Дженнаро, – Впрочем, если бы только Эльза осталась довольна...

– И ты готов свой дар вручить на блюдечке одной-единственной девушке, которая этого даже не достойна, вместо того, чтобы подарить его каждому, кто имеет уши? Ты в своём уме? – вспылил маэстро.

– Как это понимать? Только она и достойна. Мы знакомы не так давно, но я чувствую в ней что-то родное, ради неё хочется творить, становиться лучше. Неужели вам не знакомо это чувство? – не понимал негодования старика Дженнаро.

– Слишком хорошо знакомо, потому и предостерегаю тебя, – Уэйн замялся, не хватало лишь щепотки решимости, чтобы выложить всё как есть.

– Что вы можете знать, если всё, что вы любите – это выпивка и какие-то шлюхи? – в сердцах перешёл на крик парень.

И тут разум мистера Уэйна затмила та самая, неизвестно откуда взявшаяся, щепотка решимости, подкрепленная злобой и горечью мрачных воспоминаний.

– Я не хотел говорить сейчас, думал рассказать после концерта, но ты же меня просто вынуждаешь! – старик заскрипел зубами, – Тебе твоя ненаглядная, может быть, и не даёт, но мне она отдалась вполне охотно и довольно недорого!

– Да что ты несёшь, полоумный! Сейчас же забери свои слова обратно, ты не смеешь говорить так о моей девушке!

– Иначе что? Ты лишь сопливый щенок, не готовый к тому, чтобы стать поистине великим. Размениваешься на каких-то шалав... Иди, сыграй своего Шопена, посмотрим, что у тебя получится.

– Она не стала бы спать с вонючим старпёром ни за какие деньги... – Дженнаро попытался возразить.

– Хоть прямо сейчас могу сходу тебе перечислить все те дни, когда её мамаше внезапно нехорошо становилось, да только эта дамочка ничем не болела уже года два, весь дом на себе тащит, цветы выращивает, кошек разводит. Какой же ты всё-таки дурак, парень! – мистер Уэйн горько усмехнулся.

– Не хочу в это верить. Зачем вы всё это устроили, Говард? Объясните мне, чем я заслужил всё это безумие? – на глаза будто ошпаренного такими новостями юноши навернулись слёзы.

– Чтобы ты понял, наконец, что все они такие. Но ты, видимо, совсем тугодум, – разочарованно вздохнул тот.

Дженнаро в сердцах оттолкнул старика в сторону и выбежал на сцену. Зал вновь успел заполниться людьми после антракта и все ждали лишь новых зрелищ. С мокрыми очами, ослеплённый прожектором, пианист стоял и смотрел на эту толпу сидящих людей, среди которых была и Эльза. Она улыбнулась и помахала ему рукой.

По плану сейчас Дженнаро должен был произнести небольшую приветственную речь в честь своего дебюта, но не стал. Он молча уселся на этот стул, уже нагретый задом этого дряхлого, мерзкого, ненавистного ему старикашки, и музыка тут же заполнила это замершее помещение. Каждый человек, смотревший на пианиста, казался ему мёртвым, а Эльза продолжала улыбаться. Как бы он хотел, чтобы она умерла прямо сейчас: схватившись за своё ледяное сердце сползла с кресла и покинула этот мир в мучительной агонии, которая сейчас терзала его собственную душу.

Разумеется, этого не произошло. Случилось нечто более невероятное: сознание, всё это время болтавшееся где-то снаружи этого измерения, вдруг вернулось к музыканту, а руки, сами по себе отыгравшие все запланированные композиции, словно налились свинцом, но на последнем издыхании рывком захлопнули крышку фортепиано.

Зал разразился бурными аплодисментами, даже более звонкими, нежели после выступления Уэйна. Анна действительно искренне заплакала впервые за шесть, нет, даже семь лет. Лицо Стэна расплывалось в улыбке: он не так уж и хорошо знал своего племянника, но всё равно гордился его успехами, видя в нём сына, которого у него самого никогда не было. Что касается Эльзы... Она тоже улыбалась, тоже отбивала свои хрупкие ладошки в неистовых овациях, но Дженнаро, глядя на неё, понимал, что, скорее всего, это настолько же наигранно, насколько и все её чувства к нему, все её слова, объятия и поцелуи, поэтому от такой улыбки пианист затосковал лишь ещё глубже.

Но теперь, в минуту триумфа, ни в коем случае нельзя было дать слабину: музыкант встал и поклонился залу. «Похоже, теперь всё будет иначе. Если и не этому старому упырю, то уж сам себе я точно доказал, что чего-то стою. Что же это, если не успех?» – с этими

мыслями Дженнаро спрыгнул со сцены и быстрым шагом направился к выходу. Свежий воздух был необходим ему как никогда.

Уже на улице его нагнал мистер Крикет. С таким настроем, конечно, парню едва ли было до разговоров, но отказать столь важному человеку он не мог даже сейчас. Особенно сейчас.

– Вижу, молодой человек, вы и сами весьма ошарашены своей, полагаю, первой значимой победой над залом, – начал директор.

– Победой? – как-то безучастно переспросил пианист.

– Именно! Здесь ведь как всё происходит: либо вы одерживаете верх над залом и получаете их души, либо же проигрываете и зал ломает вашу. Сегодня безоговорочная победа за вами, друг, но почему же тогда вы такой хмурый в час своего триумфа?

– Признаться, я немного удивлён, что выступление получилось настолько ошеломительным, как бы хвастливо это ни звучало. Понимаете, у меня появились некоторые личные проблемы, которые я хотел бы поскорее решить, поэтому, простите мне мою дерзость, но прямо сейчас я должен бежать.

– Но куда, мистер Дженнаро? – изумился мужчина.

– Не знаю, куда, но точно знаю, откуда.

Музыкант почувствовал, что вот-вот разрыдается вновь и поспешил скрыться, заметив, что из зала начинают выходить дослушавшие какую-то невнятную речь конферансье посетители концерта. Не хотелось пересекаться ни с Говардом, ни с его новой потаскухой, которая когда-то казалась наивному юноше девушкой лишь самых чистых помыслов.

До вечера Дженнаро просидел дома один, заперевшись в своей каморке и изо всех сил старался уснуть, чтобы забыть обо всём этом. Сон упорно отказывался посещать эту унылую обитель, словно боясь растерять здесь все свои цветные сны, которые он нёс другим, более жизнерадостным людям.

Уже ближе к ночи домой вернулся изрядно подвыпивший Стэн. Уэйн рассказал ему за пивом после концерта о том, что произошло за кулисами, поэтому дядя чувствовал себя виноватым перед племянником ещё более, чем раньше. Желая наказать себя, Стэн решил спать в коридоре на полу. Особых мук он не испытал, так как уснул довольно быстро: алкоголь своё дело знал. Под утро домой вернулась Анна, споткнулась о храпящее тело и крепко выругалась, после чего тоже отправилась спать. Не спал только герой вчерашнего вечера, о котором все понемногу стали забывать.

Утром Стэн, мучаясь угрызениями совести, всё же рассказал племяннику о том, что задумал Говард. Конечно, было уже поздно, но Стэну стало немного легче, чего не скажешь о Дженнаро, который, в ярости дав дяде не самую лестную характеристику,

решил собрать вещи и покинуть этот дом, не дожидаясь, пока проснётся мать и начнётся очередная заварушка. Вещей было не так уж много, поэтому сборы заняли считанные минуты.

Вариантов, куда можно было бы пойти, почти не было: учитывая, что в доме, который он уже начал считать родным, обитали лишь редко появляющаяся мать, из-под излишней опеки которой хотелось, наконец, сбежать, а также дорогой дядя Стэн, столько времени скрывавший отвратительные планы своего закадычного друга от родного племянника – возвращаться с каждым шагом хотелось всё меньше. Добравшись до концертного зала, Дженнаро решил разыскать Райдера Крикета и попытаться с его помощью решить вопрос со своим будущим, которое, несмотря на недавние достижения, почему-то снова стало казаться беспросветным.

Не успел парень переступить порог вестибюля, как к нему подскочил тощий невысокий человечек с густой рыжей шевелюрой. Со спины его можно было бы принять за ребёнка, но довольно солидный возраст выдавали проступающие морщинки и небрежная щетина. В его глазах словно горел огонь безумия: они были широко распахнуты и смотрели будто бы сквозь лицо собеседника. В сочетании с пугающей сардонической улыбкой смотрелось это всё довольно жутко, но в намерения человечка, казалось бы, ничего злого не входило.

– Ой, а вы знаете, мистер Крикет совсем вас заждался, совсем заждался! – пронзительно запищал медноволосый.

Дженнаро удивился тому факту, что его заждался человек, о встрече с которым он даже не договаривался. Но огорчать коротышку не хотелось, да и вид его всё ещё немного напрягал, поэтому музыкант невнятно извинился за опоздание и отправился вслед за рыжим, которого трясло то ли от волнения, то ли от радости, хотя явной причины ни тому, ни другому, казалось бы, не было.

– Добрый вечер, мистер Крикет, – начал разговор Дженнаро, вошедший в директорский кабинет вслед за необычным проводником, который тут же юркнул обратно за дверь и исчез.

– Привет-привет, дружище! Заглянул, значит, ко мне, – Райдер набросился на музыканта с радушными рукопожатиями.

– А вы, значит, ждали меня? Мне ваш сотрудник так сказал, странный он какой-то, – Дженнаро почувствовал необычное напряжение в воздухе, а из шкафа, стоящего слева от входа, определённо тянуло холодом.

– Ждал, разумеется, ждал! Вот чудесное кресло, садись, пожалуйста. Сейчас я всё тебе расскажу.

– То есть, даже не выслушаете, зачем я пришёл? – в голове пианиста стало возникать всё больше сомнений, стоило ли вообще сюда приходить.

– Не переживай так, у старика всё равно сифилис, помрёт на днях, – улыбка с лица мистера Крикета, судя по всему, пропадала разве что во сне.

Дженнаро шлёпнулся бы на пол от неожиданности такого заявления, если бы не это мягкое кресло, любезно предложенное директором.

– Говорю же, не переживай. Я ведь обещал всё объяснить, этим и занимаюсь, – продолжил мужчина, – В общем, я в курсе похождений нашего с тобой общего знакомого. Естественно, я в курсе похождений и твоей, надеюсь, уже бывшей девушки. Даже разговаривать не стал бы с ней после такого на твоем месте, тьфу!

– Откуда? Какой сифилис? – Дженнаро показалось, что в его зеницах сейчас царит тот же необъятный хаос, что и во взгляде того странного рыжеволосого мужичка.

– Самый обыкновенный, – беззаботно ответил мистер Крикет, – Симптомы, правда, не очень заметны: Говарду ведь уже лет ого-го, нос отвалится – он и не заметит! Впрочем, сам виноват, нечего было с девицами распутными лобызаться, жил бы как все нормальные пенсионеры и чай с молоком пил. Терпеть не могу алкоголиков, – мужчина недовольно поморщился, а улыбка немного потускнела.

– Всё ещё ничего не понимаю. Я сюда пришёл, чтобы... – попытался вставить слово музыкант.

– Помолчи хоть немного, договорить ведь не даёшь! – разозлился Райдер.

В кабинете повисла тишина, а напряжение сменилось явной тревогой.

– Так вот, о чём это я? – спохватился мистер Крикет, – Мне всё известно о твоей беде, о твоём отчаянии. Ты, кстати, тоже сифилитик теперь.

– Но мы с Эльзой даже не спали! – музыканта затрясло.

– А целовались очень даже достаточно. Не самый везучий ты парень, Дженнаро, – с огорчением в голосе промолвил директор, – Всего лишь пара дней, а столько новой и неприятной информации будто из ведра на тебя вылили, не завидую.

– Да что же такое происходит, это бред какой-то, откуда вам всё известно? – осипшим от шока голосом прошептал пианист.

– Открой, – Райдер Крикет снова улыбнулся и указал рукой в сторону необычного шкафа.

Дженнаро не стал даже пытаться спорить, хотелось просто закончить этот балаган и, скорее всего, свести счёты с жизнью. Помогать ему оправиться от множества потрясений, очевидно, никто не собирался. Поднявшись с кресла он открыл шкаф, оказавшийся холодильником причудливой конструкции, а из холодильника на него смотрели

остекленевшие зрачки его бывшей возлюбленной, голова которой лежала на полке ровно на уровне головы парня.

Пришёл в себя Дженнаро всё в том же уютном кресле, которое стояло на том же самом месте. Напротив сидел Райдер Крикет и с абсолютно невозмутимым выражением лица попивал чай с молоком. Около двери стоял тот самый странный помощник директора, казавшийся ещё более рыжим, нежели при первом своём появлении.

– Зачем ты убил Эльзу? – язык пианиста с трудом поворачивался.

– Это не я, это он, – мистер Крикет указал на своего подручного, – Давай его накажем, а?

Не дожидаясь ответа, мужчина щёлкнул пальцами и несчастный человечек запылал синим пламенем, надрываясь от леденящих душу воплей. Взгляд его был так же безумен: вероятно, с рыжим этот трюк проделывали уже не в первый раз. Огонь совершенно не касался ни ковра, ни стен, ни даже книг, стоявших на стеллаже рядом. Директор встал, остановил ногой катающегося по полу человека и тот мгновенно потух, вскочил с пола и скрылся за дверью. Дженнаро успел заметить, что никаких следов на погорельце не осталось, даже костюм был цел.

– Вот доказательство того, что я не лгу, отвечая на следующий твой вопрос, – довольно прищурился мистер Крикет.

– Кто вы такой? – не раздумывая спросил пианист.

– В глупых религиозных книжках меня обычно называют Хабарил. Думаю, тебе достаточно знать, что Ад – это не сказка, а конкуренция между демонами, одним из которых я, как ты мог догадаться, являюсь, довольно суровая. Мои сподвижники, как и когда-то твои друзья, отвергли моё дружелюбие и обернулись против меня. Тот дурачок, – мужчина махнул в сторону двери, – Он мой единственный верный помощник, которого мне удалось вырвать из Преисподней сюда, когда мне потребовалось скрыться от преследователей и набраться сил. Здесь меня не найдут, пока я нахожусь в человеческом обличии и не сильно выделяюсь, поэтому собирать души сам я, к сожалению, не могу.

– Собирать души? – после такого пламенного зрелища Дженнаро не мог усомниться в правдивости слов Хабарила.

– Ага. Трескаю их, прямо как ты свою любимую яичницу с беконом на завтрак, но за последние дней пять удалось полакомиться только твоей ненаглядной Эльзой, а через недельку загляну к Говарду, он как раз будет при смерти, никто и не заметит, что я вытяну из него душу раньше, чем она отправится во всё то же пекло. Сосчитать все до одной там всё равно никто не успевает, так что не заметят. Иногда позволяю себе так побаловаться.

– Стало быть, тебе нужна моя душа?

– Я думал, что ты немного дальновиднее. Душонка твоя не сильно мне поможет, а вот тело может быть кое-чем полезно. То, что ты желал своей девушке смерти, я чувствовал, потому и приказал Крештебалю придумать, как бы тебя порадовать. Вероятно, он решил, что оторвать ей голову и положить в морозилку – идея на миллион. Тело, кстати, никто не найдёт, не беспокойся насчёт этого.

– Говори прямо, что тебе от меня надо? – Дженнаро собрал всю волю в кулак и попытался выглядеть немного менее напряжённым. Голова гудела и пульсировала, руки страшно тряслись, а всё тело ниже пояса, казалось, весило больше, чем самый тяжёлый на свете рояль, поэтому одними лишь словами эмоции скрыть было проблематично.

– В тебе, наконец-то, проснулся деловой малый! Похвально, – демон, хихикнув, потёр ладони, – Смотри, что я предлагаю: можешь забыть о своих болезнях, потому что болеть ничем подобным ты больше никогда не будешь – это в моих силах. Более того, ты сможешь продолжить заниматься любимым делом, талант у тебя, вижу, имеется, а с организационными моментами с радостью помогу. Как видишь, я неплохо здесь устроился, покинув свою родину. Но ещё тебе понравится мой замечательный бонус, с которого я и буду иметь выгоду.

– Бонус? – переспросил Дженнаро.

– Именно! Хочешь, чтобы тебе отдавалась любая женщина, которую пожелаешь?

– Неужели кто-то отказался бы? – парень начал вливаться в беседу.

– Великолепно, дружок. Конечно же, тебе интересно, в чём тогда мой выигрыш? – Хабарил не стал дожидаться ответа, – Каждая, с кем ты переспишь, ровно через четверо суток уйдёт из жизни. С тобой это никоим образом не свяжут, погибать они будут по разным причинам, моя забота, в общем. Твоя работа – трахать.

– Проясним, на всякий случай: всё, что от меня требуется – это заниматься сексом с как можно большим количеством понравившихся мне девушек? – уточнил музыкант.

– Ну совсем уж геноцид устраивать не нужно, мы ведь не хотим излишне светиться ни перед людьми, давая им лишний повод для паники, ни перед моими собратьями. Но и голодом меня морить тоже не стоит. Ты не представляешь, как мне хочется вернуться домой во всем своём великолепии и навалять всем этим выскочкам!

– Так запутанно... Мне нужно время, чтобы переварить весь этот поток дикой нелепицы, – начал было Дженнаро.

Демон вновь щёлкнул пальцами. Пианист вдруг почувствовал, что в голове перестало гудеть, разум полностью вернулся в строй, а страдания по Эльзе канули в Лету.

– Я ведь обещал вылечить. Только не отпиливай себе конечности и головой об стенку не бейся, – Хабарил расхохотался, – быть смертным человечишкой ты всё ещё не перестал,

уж извини. Нервная система у тебя тоже на месте осталась, не злоупотребляй сильно, но от венерических проблем ты защищён на все сто.

– Значит, могу идти и просто развлекаться с девушками, продолжая играть? – ещё раз переспросил Дженнаро.

– Так ведь вся жизнь – игра! Кстати, есть неплохой шанс прославиться за пределами этого захолустья. Неподалёку от столицы намечается крупный фестиваль, если интересно, то могу рассказать, в чью койку нужно запрыгнуть, чтобы поучаствовать.

Музыкант молча кивнул в ответ.

– Крештебаль, хочу ещё чая с молоком! И пареньку тоже принеси, – Хабарил пристально посмотрел на пианиста, – Отличный чай, для потенции полезно. Мы ещё немного побеседуем, – демон высосал остатки содержимого чашки.

Через пару мгновений его щуплый приспешник явился с двумя чашками чая и разговор продолжился, а холодильник, всё это время остававшийся открытым, но чудесным образом не разморозившийся, наконец, захлопнул свою дверцу, навсегда оставив голову красавицы в своих ледяных владениях.

– Серьёзно, Дженнаро? Боюсь спросить, как же тебя называют друзья. Надеюсь, не Дженни? – учителям не положено глумиться над своими будущими учениками, поэтому престарелый пианист и легенда всех питейных заведений в радиусе пяти миль с трудом, но сдержал ехидный смешок.
– Мне очень жаль, что вас так забавит моё имя, мистер Уэйн. При всём моём уважении, но ведь я не смеюсь над вашей фамилией, – не очень удачно попытался съязвить юноша с мелодичным итальянским именем, которое в двух случаях из трёх становилось поводом для шуток при знакомстве.
– И что же такого смешного в моей фамилии, сынок? – улыбку на лице старика сменило недоумение.
– Вы комиксов ни разу не читали?
– Мне уже перевалило за семьдесят, Дженни, как ты думаешь, я читаю комиксы? – мистер Уэйн догадался, что речь идёт о каком-то персонаже этих нелепых журналов с кучей хаотично перемешанных картинок и решил, что обижаться тут не на что.
– Пожалуйста, не нужно называть меня Дженни. Мне хватило этих шуток в школе, слышать их и впредь я не хочу, - парень нахмурился. Грубить уважаемому в этом городишке человеку ему не хотелось.
– Да ладно, не бурчи. У меня был как-то знакомый, уж не помню имени его, но в переводе с какого-то там языка оно «козёл» означало. Не в именах счастье, а твоё тебе, может, ещё и удачу принесёт. Рассказывай, как тебя занесло в это захолустье в столь яркие для больших городов семидесятые? – поинтересовался мистер Уэйн.
– Мать после развода решила вернуться в родные края, намерен на первое время составить компанию. Никогда здесь не бывал, почему бы не открыть для себя какие-то новые места в Европе? У вас здесь довольно живописно, полезно для вдохновения.
– А как же старые друзья? – у старика проснулся интерес к беседе.
– Здесь у меня друзей ровно столько же, сколько было и там. Я имею в виду, что их количество можно сосчитать на пальцах пингвина. Нисколько, понимаете?
– Понимаю. Теперь я понимаю и то, почему тебе посоветовали учиться именно у меня, хоть и человек, за тебя поручившийся, прекрасно знает, что уроков я больше не даю. У нас с тобой много общего, – мистер Уэйн снова позволил себе немного улыбнуться. - Более того, ты напоминаешь мне меня самого добрых полвека назад, но при всём моём почтении к твоему дяде Стэну, я никого не обучал уже очень давно.
– Как вы лихо завернули. Не очень понимаю, по какой причине вы предпочитаете растрачивать свой талант на то, чтобы лупить по клавишам расстроенных инструментов в дешевых кабаках. Честно говоря, и сам неплохо учусь, справлюсь без педагога, но дело в том, что ваше имя могло бы открыть передо мной многие двери, которые вы намеренно закрываете сами для себя, – Дженнаро старался говорить уверенно, хотя дрожало у него всё: начиная с голоса и заканчивая коленками.
– Я вполне удовлетворён тем, что имею. Большего мне и не нужно, да и чего мне хотеть? У меня уже есть уютный дом, вкусная еда, отличный алкоголь. Если совсем скучно, то всегда могу организовать себе неплохой досуг в обществе продажных, но красивых молодых девушек, благо, здоровье пока позволяет. А чего хотел бы добиться ты? – старик бойко перехватил инициативу в споре.
– Мастерства и славы. Но в последнее время довольно часто задумываюсь, что, быть может, мне нужен человек, с которым мне хотелось бы разделить свой успех.
– Женщину? Плохая затея.
– Отчего же?
– Так, давай начнём с того, что к успеху, как таковому, ты ещё не пришёл. И, возможно, не придёшь никогда. В конце концов, творческие личности – существа ранимые, ты не можешь знать наверняка, что судьба не преподнесёт тебе такой сюрприз, после которого тебе не захочется даже просыпаться по утрам – в глазах мастера промелькнуло что-то мрачное, будто бы он вспомнил что-то недоброе, о чём не вспоминал уже давно.
– Не думаю, что подобное возможно, мистер Уэйн. Жизнь, конечно, штука сложная, но и музыка не на одном только мажоре держится, знаете ли.
– Скажи мне одно: ты уверен, что музыка для тебя превыше всего остального? Смог бы ты принести в жертву всё, что у тебя есть, чтобы стать лучшим в любимом деле? С мастерством придёт и слава.
– Конечно же, я уверен, иначе не пришёл бы к вам, - встрепенулся Дженнаро.
– Мы с тобой вот как поступим: я поговорю с одной местной шишкой и в следующем месяце у тебя будет возможность сыграть на большой сцене. Городишко наш, конечно, не больно-то и огромен, но если отыграешь как надо, то я помогу тебе пойти дальше. Связей у меня осталось немало, в этом ты прав.
– Без проблем, прямо сегодня же начну готовиться. Надеюсь, в этой дыре любят Шопена.
– Что ж, думаю, в таком случае тебе пора, - мистер Уэйн похлопал парня по плечу. – Я кое-кого жду сегодня вечером, нужно прибраться. И не отвлекайся на женщин, они не приведут тебя к славе.
– Всего хорошего, мистер Уэйн, - Дженнаро крепко пожал руку старику.
– И тебе не хворать, малец.
Парень уже собрался было к выходу, но пожилой пианист наигранно кашлянул.
– Кстати, Дженнаро, - мистер Уэйн всё с той же лёгкой ухмылкой поправил очки. – У пингвинов есть пальцы, аж по четыре. Быть может, и у тебя всё не так плохо?
Но тот промолчал.
В душу молодого человека закралось странное чувство, будто бы сегодня он совершил, а может, наоборот, не совершил нечто важное, что вызвало перелом в его сознании. Но от этого ощущения музыкант просто отмахнулся: отныне было не до раздумий. Даже здоровому сну теперь не было места в плотном графике подготовки к дебюту на, как выразился старик Уэйн, большой сцене.
Дома по-прежнему царил аромат уныния. Гнетущая атмосфера насквозь пронизывала когда-то уютное жилище некогда счастливой семьи, в которой росла мать Дженнаро – Анна. Хорошим человеком назвать эту истеричную инфантильную особу можно было, разве что, с очень большой натяжкой. Сперва можно было подумать, что она всю молодость посвятила сыну, пеклась о его школьных оценках больше, чем о собственной красоте, а с каким остервенением она сцепилась с педагогом сына по музыке, когда тот сообщил ей, что мальчик никогда не станет по-настоящему талантливым из-за своей лени. Стоит заметить, что лень из Дженнаро в школьные годы активно выбивалась всем, что попадалось Анне под руку. Конечно, регулярные побои принесли и положительные плоды: страх перед ещё большей болью оказался сильнее лени и молодое дарование, пусть и с подачи матери, решительно ступило на путь музыканта.
Клавишные инструменты всегда привлекали мальчика своими сложными конструкциями. Если гитара была для Дженнаро куском деревяшки с металлическими струнами, то фортепиано представляло из себя целый удивительный мир, в котором каждый молоточек внутри подчиняется определённой клавише, нажатой снаружи. Можно было даже почувствовать себя королём, который через своих черно-белых генералов отдаёт приказы этим маленьким молоточкам, которые, в свою очередь, подчиняясь, бьют по той или иной струне.
Но, всё же, Анна желала для своего отпрыска только счастья. Другой вопрос, что счастье было её, а не его. Отец мальчика пытался повлиять на скверный характер супруги, но каждый раз это заканчивалось громкими ссорами и рукоприкладством, причём жертвой, по большей части, обычно становился сам мужчина. Дальше как по нотам: запои, измены, развод.
И вот ещё относительно молодая сорокалетняя Анна со своим двадцатилетним сыном перебралась в небольшой европейский городок, где она когда-то росла со своим старшим братом Стэном, который в своё время отказался от возможности попытать счастья за океаном и остался перестраивать освободившееся жилище в святую обитель одинокого алкоголика. Впрочем, быть одиноким он перестал после знакомства с мистером Уэйном, который, завершив свою карьеру на большой сцене, решил осесть в этом тихом и спокойном городке в доме через две улицы. Было у этих двоих что-то общее, кроме тяги к алкоголю, что объяснению не поддавалось.
– А вот и наш будущий Бетховен пожаловал! Рассказывай, чего тебе там втирал этот старый маразматик? – Стэн не стал дожидаться, пока племянник разуется и пройдет в зал, поэтому решил поинтересоваться об успехе визита к мистеру Уэйну криком через весь дом.
– Вполне неплохо. Без твоего звонка эта встреча не состоялась бы, так что спасибо тебе, Стэн, - у Дженнаро всё так и не поворачивался язык назвать дядей человека, которого он знал от силы полтора месяца, - Думаю, в следующем месяце у тебя будет отличная возможность лицезреть мою игру перед значительным количеством публики, да ещё и из первых рядов. Ведь вы с мамой придёте?
– Если там будут роскошные дамы в вечерних платьях, то, разумеется, я приду, а с матерью своей это ты сам вопросы решай, я уже выслушал от неё не одну порцию словесного поноса сегодня утром, - дядя соизволил покинуть продавленное кресло, чтобы пообщаться с роднёй.
– По какому поводу на этот раз? – теперь под горячую руку Анны зачастую попадал и её брат, поэтому ничего удивительного в утренней перепалке, скорее всего, не было, но любопытство, всё же, себя проявило.
– Не хочет она, чтобы ты с ним связывался. Говорит, мол, нечего тебе с алкашами всякими якшаться. А то, что я тут о будущем твоём пекусь не меньше, чем она, мать твою не волнует. Ты же в одиночку-то чего добьёшься? Вот старик Уэйн тебе и поможет в люди выбиться, осуществишь свою заветную мечту.
– Эта мечта стала моей только тогда, когда от неё отказалась мама. Кстати, она же сейчас не дома? – с опаской поинтересовался Дженнаро.
– Она с новыми подружками своими кулинарный клуб организовала или что-то в этом роде, теперь часто с ними время проводит. Кстати, раз уж о бабах речь зашла, что у тебя там с Эльзой? Ты говорил у вас свидание сегодня.
– Точно! Совсем из головы вылетело. Сейчас в порядок себя приведу и помчусь, мы на площади договорились встретиться к шести часам. У нас месяц со дня знакомства, решили как-то это дело отметить, - парень усмехнулся, - Мистер Уэйн вон говорит, что нечего мне на девушек время тратить. Наверное, по его мнению, я в подвале должен запереться и играть день и ночь.
– Я ж говорю, он там совсем уже из ума выжил. Надо бы с ним пересечься, давненько не виделись, - Стэн вздохнул и принялся чистить своё пальто.
– Удачно вам посидеть. Только ты матери потом на глаза не попадайся, знаешь же, чем это закончится.
– Эй, я, вообще-то, всё ещё на шесть лет старше, чем она, - дядя задумался, - Впрочем, наверное, у Говарда и переночую. От греха подальше.
– Мне одному кажется, что «Говард» и «Уэйн» – сочетание не очень?
– Не тебе одному, но ты, главное, ему этого не говори. Бесится жутко: виду не подаст, но потом от души напакостит. Я однажды дошутился и проснулся после попойки в собственной ванной, наполненной... впрочем, неважно. С чувством юмора у него дела так себе.
Через час дом опустел: Стэн решил проведать своего собутыльника, а его племянник отправился на свидание со своей ненаглядной Эльзой. Да, за какой-то там месяц она уже успела стать девушкой его мечты, понравиться ему всем, чем только можно, а все очевидные минусы её характера меркли в глазах влюблённого парня на фоне довольно-таки привлекательной внешности.
День продолжал быть на удивление солнечным: в этих краях подобная погода была редкостью. В назначенный час Дженнаро пришёл на площадь и уселся на лавочке напротив фонтана. Дама сердца, как обычно, опаздывала, к чему её кавалер уже привык. К половине седьмого в толпе замелькала её точеная фигурка.
– Почему ты всегда опаздываешь? – молодой человек был немного раздосадован, хоть и старался выглядеть максимально дружелюбным.
– Не всегда, а только на свидания, – кокетливо парировала Эльза, – Сам хотел, чтобы мы встречались, так что тебе грех жаловаться.
– А ты, стало быть, не хотела? – во взгляде Дженнаро читалось некоторое недоумение.
– Не хотела бы, то и не пошла бы сегодня никуда. Кстати, какие у нас планы? Я свободна только до десяти, а потом мне дома нужно быть, мама не очень хорошо себя чувствует.
Время пролетело незаметно. К десяти часам молодые люди распрощались и, проводив девушку до дома, молодой человек отправился к себе репетировать. Мать, должно быть, ночует у подруги, а дядя собирался просидеть всю ночь в баре в компании мистера Уэйна и крепких спиртных напитков. Всё складывалось довольно неплохо, но что-то, всё же, не давало покоя душе паренька со звучным итальянским именем.
До самого утра пальцы юноши скользили по клавишам фортепиано. Когда Дженнаро жил в Штатах с матерью у него была девушка, с которой несколько раз ему удавалось провести ночь, когда её родителей не было дома. Постельные страсти и женское внимание не были, в общем-то, новинкой для пианиста, но даже прекрасное тело своей американской подруги сердца он никогда не ласкал так нежно, как ласкал своими пальцами клавиши любимого музыкального инструмента.
Тем временем, изрядно подвыпившие мистер Уэйн и дядя Стэн вовсю горланили песни, причём каждый свою. Попытки переорать друг друга закончились невыносимым кашлем, поэтому оба уселись выпить ещё по стаканчику и продолжили беседу.
– Ты на кой чёрт моему пацанёнку про баб эту свою тираду завёл-то? Я его к тебе послал, чтобы ты ему с делами всякими музыкальными помог, а тут такое. Решил из него слепить женоненавистника по своему образу и подобию? – ухмыляясь, поинтересовался Стэн.
– Я так понял, что он хочет стать знаменитым пианистом, а не сраным Казановой, так что не учи меня, ты же в музыке разбираешься ещё хуже, чем я в устройстве атомной бомбы.
– Да у него баба первая красотка этого долбаного городишки, ходят себе, лобызаются. Станет он отличным пианистом, одно другому не мешает.
– Мешает. Мы говорим не об отличном, а лучшем, - мистер Уэйн нахмурился.
– Как ты, что ли? Хотя, чего уж. Посмотри на себя сейчас. Неужели всё так резко изменилось из-за твоей...
– Дружище, - перебил Стэна старик, - Давай-ка я на примере подружки твоего племянника докажу и тебе, и самому сопляку, что все прекрасные представительницы этой вагинобратии одинаковы. Что, спорим на бутылку моего любимого рома? Ты в курсе, какой я люблю.
– Почему сразу твоего любимого? Сам знаешь, какой люблю я. Проставляться-то всё равно тебе придётся. Как доказывать собираешься? – Стэн в предвкушении лёгкой победы потирал руки.
– А очень просто: заплачу ей столько, сколько она попросит, да и отымею во все щели. Но, так как человек я честный, парню всё сам расскажу, – невозмутимо ответил старик.
– Иногда мне становится страшно, когда я представляю, что за разврат царит в твоём доме, а ведь выглядишь как божий одуванчик. Ладно, делай как знаешь, но я вот слабо верю, что эта краля тебе даст.
– Поверь, Стэн, такие девочки хорошими не бывают, – Уэйн на секунду задумался о чём-то и, словно стараясь поскорее вытряхнуть эту мысль из головы, тут же осушил ещё один бокал.
– Сколько их вообще у тебя уже было? – полюбопытствовал собутыльник.
– Девок? Как волос у меня на голове, – начал шутку старик, заранее зная, какой встречный вопрос его ожидает.
– Да брось! То есть так мало? – Стэн разразился громогласным гоготом.
– То есть не меньше пары сотен, – выдержав паузу, ответил тот, сдерживая в себе позывы улыбнуться собственной остроте, да и некоторые другие позывы, которые принято сдерживать в общественных местах, тоже.
Уже следующим же вечером, когда старый Говард Уэйн пришёл в себя после предшествующих той ночи возлияний, Эльза пересчитывала хрустящие купюры, которые тот ей вручил. Разумеется, не за просто так, да и чего греха таить: пожилой пианист был не первым, с кем она согласилась переспать за деньги. Разумеется, мистер Уэйн знал об этом, потому и был так уверен в своей правоте как минимум насчёт этой девки. И, разумеется, мама Эльзы вовсе не была больна, поэтому Говард позволил себе обладать молодым и жарким телом девушки четыре ночи подряд. После четвертой ночи, хорошенько оттраханная, утром она вновь отправилась на свидание с Дженнаро, который даже не догадывался, насколько широко разрослись его рога.
– Как здоровье у твоей матушки, радость моя? – совершенно искренне поинтересовался парень.
– Идёт на поправку. Столько ночей от неё не отходила, но сегодня утром ей стало получше, сразу к тебе вот и примчалась, а ты не ценишь.
– Я ценю всё, что касается тебя и меня. За то время, что мы вместе, ты стала будто бы частью меня, понимаешь? Я уже не могу представить свое существование без тебя, – искренне, но с некоторым смущением признался Дженнаро.
– Что ж, я тебе верю. Раз такое дело, то, думаю, сегодня мой кавалер заслужил поцелуй, – Эльза поцеловала парня раньше, чем тот успел понять, что происходит. Впрочем, он смог осознать всё в процессе: длился поцелуй довольно долго. Время засечь ему не удалось, да и летело оно уже как-то иначе.
«Наверное, это и есть счастье» - думал молодой пианист, не представляя себе, что эти прекрасные, словно розовые лепестки, губы вытворяли каких-то пару часов назад.
В обшарпанной комнатке Дженнаро не было почти ничего, кроме пианино, стула, хаотично развешанных на стене старинных фотографий в деревянных рамках, довольно сносной, хоть и старой, кровати и большого платяного шкафа. Стола не было, поэтому все свои заметки, исписанные нотами листы бумаги, документы и письменные принадлежности были свалены в кучу на подоконнике. Пианист усердно репетировал каждый день, хоть и умудрялся уделять, как ему казалось, достаточно времени своей возлюбленной. Изредка в его каморку заглядывали мать и дядя. Эти внезапные посещения, чаще всего, без стука, раздражали Дженнаро, так как они будто бы вырывали его из мира музыки, королём которого он чувствовал себя, когда играл.
До обещанного мистером Уэйном концерта оставалось всего двое суток: афиши были расклеены по всему городу, а билеты раскуплены, ведь и сам Говард впервые за много лет решил сыграть пару любимых мелодий перед началом выступления своего протеже. Разумеется, Дженнаро удалось раздобыть три билета в первый ряд для матери, Стэна и Эльзы, которая тоже обещала прийти. Какое-то недоброе предчувствие одолевало парня, но это лишь заставляло его играть ещё усерднее. Комнатные мухи, казалось, замирали в полёте, чтобы своим жужжанием не перебивать мелодию, а один из столпившихся на окне голубей, вроде бы, даже прослезился. В ночь перед самым концертом музыкант решил выспаться как следует, считая, что его подготовка к мероприятию и так на должном уровне, а предложение прогуляться по ночной набережной было отклонено Эльзой, ведь старик Уэйн старался держать девушку подальше от её друга очевидным способом.
– Доброе утро, мой мальчик. Надеюсь, ты не собираешься проспать свой дебют? – на пороге комнаты стоял сам Говард, а с ним, уже зачем-то нарядившийся за шесть часов до концерта в нелепый клетчатый костюм, Стэн.
– Я как раз собирался вставать, – зевнув, пробормотал Дженнаро, – Который час?
– Почти два. Мы с твоим дядей собираемся обедать, присоединяйся, когда придёшь в себя. Кстати, если не возражаешь, поедем все вместе на моей машине.
– Но я обещал своей девушке, что зайду за ней. – после этой фразы в комнате повисла неловкая пауза. Стэн спешно развернулся и скрылся в направлении кухни, а мистер Уэйн постарался изобразить удивление на своём лице.
– Девушке? Говорил же, не будет тебе от них добра. Ладно, заедем за твоей девушкой, не переживай, - старик нервно почесал затылок и отправился вслед за Стэном.
Единственной фразой, произнесённой за обедом, была просьба дяди передать ему соль. Дженнаро был полностью погружён в свои мысли о предстоящем концерте, поэтому почти не притронулся к еде и, немного поковыряв вилкой недостаточно прожаренный стейк, вернулся в свою комнату одеваться и заниматься прочими приготовлениями к появлению на публике.
За час до выезда домой вернулась Анна. Ночевала она уже в который раз не дома, а где именно – никто и не интересовался, да и чрезмерный интерес к её личной жизни мог обернуться не только словесной перепалкой, но и рукоприкладством. Удивительно, но этого часа ей вполне хватило, чтобы привести себя в порядок и вновь выглядеть довольно эффектно после, очевидно, бессонной ночи.
Наконец, всё семейство погрузилось в машину мистера Уэйна, а сам Говард сел за руль. Неспешным, но верным ходом автомобиль приблизился к дому Эльзы. Дважды прогудел клаксон и нарядная красотка уселась на заднем сидении рядом со своим молодым человеком, в то время как тот, кто действительно обладал ею, когда заблагорассудится, управлял транспортным средством и изредка ухмылялся. Конечно, как тут не ухмыляться, когда юнец отвешивает нелепые комплименты продажной девке в надежде на её улыбку, а она лишь морщит носик, строя из себя недоступную непорочность.
Через несколько минут машина остановилась неподалёку от ступенек красивого здания с белоснежными колоннами. Судя по его размерам, зал внутри был довольно внушительным для этого городка, и именно там в этот вечер должна будет зазвучать музыка.

Не хотелось ни есть, ни пить, ни дышать: настолько сильно спать хотелось.

Спалось жутко: снова снился тот же сон. Стою я, весь такой нарядный, в дорогом костюмчике, в пальто, а в руке – пистолет. Простенький такой, вроде «Макаров», во сне и не разберешь.

Передо мной – человек. На коленях стоит, плачет, молит о пощаде то меня, то Б-га.

Кругом – снег, очень много снега, метель не даёт собраться с мыслями. Смутно представляю, кто этот парень передо мной, какого хрена я делаю на этой заснеженой пустоши и откуда этот пистолет в моей руке. Ай, чего уж, совсем не представляю.

Произойди такое в реальной жизни, я, конечно, удивился бы, но хитрый Морфей не позволяет вывести на чистую воду эту иллюзию. Разумеется, мне кажется, что всё так и должно быть, когда я направляю ствол в сторону этого бедолаги. Сон по-прежнему не даёт осознать нереальность происходящего, поэтому всё проходит довольно гладко.

«Пора решить этот вопрос. Раз и навсегда" – произношу я будто бы не по своей воле.

Выстрел.

Просыпаюсь на полу, скомканное одеяло кое-как прикрывает ноги. Увиденное по ту сторону сознания понемногу забывается. Такое часто случается со снами, не так ли? Далее – утро, душ, кофе: всё как обычно.

Пора в путь, ведь сегодня до приёмной комиссии нужно добраться, документы в вуз подать. Всегда мечтал быть каким-нибудь высокопоставленным лицом, большим человеком. Поступлю в универ, а когда диплом получу – будет у меня рабочее место. Будет у меня рабочее место по распределению или как там это называется, после чего сделаю всё возможное и невозможное, чтобы достичь тех самых высот, о которых грезил всю свою сознательную жизнь. Дорогая иномарка, дача с бассейном, итальянский костюм…

Костюм. Пальто. Пистолет.

Всё прошло довольно неплохо, документы у меня приняли, сказали, что у меня хороший балл, есть неплохие шансы поступить, но… впервые я задумался: надо ли мне оно? Чего могут стоить мне мои мечты? У всего есть своя цена, готов ли я заплатить её?

Листаю новости в интернете, наткнулся на очередного убитого чиновника. Наверное, какой-нибудь другой чиновник и завалил, мотив, думаю, понятен. Деньги. Те самые деньги, которых я так жажду.

Да гори оно всё! Сдались мне все эти управленцы, бизнесмены, госслужащие… Хотя, бизнес можно построить с нуля, небольшой такой бизнес, честный и прибыльный. Ресторанчик, например, или парикмахерскую. Государство, говорят, даже субсидии какие-то выделяет на открытие малого бизнеса и курсы бесплатные проводит. Стану директором небольшой парикмахерской и никому не буду мешать своим существованием, а на хлеб с маслом прибыли уж хватит.

Субсидии действительно выделяют, но их недостаточно, чтобы без собственного стартового капитала вырастить что-то стоящее. У меня одноклассник на экономиста поступил, вроде в каком-то банке практику проходит. Нужно с ним договориться, поможет замутить кредит на выгодных условиях, как-никак он у меня домашку по истории списывал.

Сашка, конечно, молодец. Помог, всё как надо сделал. Помещение под аренду я уже нашёл, затраты прикинул, пора реализовывать свой бизнес-план.

Всё как-то катится в говно. Клиентов хватает, но затраты себя не окупают. Стоимость услуг особо не повысить: все убегут в соседний салон красоты, мы у них только засчёт небольшой разницы в цене и выигрываем. Зарплату работницам тоже не понизишь: выпускницы парикмахерских колледжей и так за копейки работают, дешевле не найдёшь. Может, в цифрах чего-нибудь нахимичить? Я же сам себе бухгалтер.

Прикопалась налоговая, мол, так и так, плати деньги, не хочешь государству – захоти мне, крутому всемогущему налоговику, а то у дочки скоро день рождения, хочу ей «Бэнтли» подарить. Он дочке тачку дарит, а я тут еще с банком не расплатился. Санёк и так руками уже разводит, что не может ничего сделать со сроками выплат, через неделю начнут капать пени.

Нужно срочно что-то предпринять. Откатил бабла налоговику – совсем без денег остался. С банком всё никак не расплатиться, только в ещё большие долги влезаю. Продал свою однокомнатную квартиру, поживу у девушки.

Не поживу. Девушка меня бросила, сказала, что не хочет жить с неудачником и махнула за границу к какому-то финну, с которым ещё во время наших отношений по скайпу флиртовала. Друзья, того и гляди, загрызут. Спрашивают, когда деньги возвращать буду. Да, те самые деньги, которые банку отдавал за кредит, думал, что друзьям вернуть проще будет. Оказалось нет. Оказалось не друзья.

Нужно поставить на ноги парикмахерскую, расшириться, взять ещё один кредит и погасить старый. Нужно что-то сделать, но так много всего навалилось… Слишком много.

Заместо старого налоговика пришёл новый. Тоже требует свой откат, они там с ума все посходили, что ли? Где я столько денег возьму? Работаю себе в убыток, банку денег должен, знакомым денег должен, квартиру продал, даже «десятку» свою старую продал, на работу зимой чуть ли не в трусах хожу. Может, хоть бутылка сорокаградусной меня как-то подогреет…

Продал фамильные украшения, купил ствол. Сейчас закончу со второй бутылкой и пойду к налоговику, нет ему в этом мире больше места. Я этого так не оставлю.

Вышел на улицу, а надо мной какой-то пацан смеётся. Мамку свою за руку дёргает, говорит: «Мам, смотри, дядька пьяный! Я, когда вырасту, таким ни за что не стану!»

Вот и я думал, что не стану. Даже как-то стыд проснулся. Какого хрена произошло? Я, бухой в дупло, иду убивать человека. Ничего не напрягает? Пару лет назад напрягло бы.

Вспоминается тот сон, который я видел шесть лет назад. Забавно, в кармане моего старого пуховика сейчас такой же «Макаров». Не пустили в метро, говорят, нельзя в нетрезвом виде.

На такси денег у меня, разумеется, нет. Может, это знак? Не стоит сегодня никуда идти, нужно просто вернуться домой, протрезветь, взвесить всё. Да, так и сделаю.

С очередной бутылкой какой-то менделеевки забрался на крышу. В апреле, оказывается, бывают потрясающие закаты. Снег еще не сошёл, а солнце уже начинает немного согревать.

Закаты. У каждого свой закат.

Достал пистолет, повертел в руках. Да тут даже ребёнок разберётся, а я давно уж не ребёнок, хотя, это скорее минус, чем плюс. Был бы я ребёнком – сидел бы дома с мамой и пил малиновый чай перед телевизором. Сейчас, наверное, как раз воскресные мультики показывают. А нет же, их показывали по утрам...

Но теперь я взрослый. Не хотелось ни есть, ни пить, ни дышать.

«Пора решить этот вопрос. Раз и навсегда" – произношу я будто бы не по своей воле.

Выстрел.

Наткнулся на пост про двух таких разных должников https://pikabu.ru/story/pro_dolzhnikov_dve_raznyie_istorii_6... и вспомнил про одного своего старого товарища.
Дружили мы с ним почти четыре года, было дело несколько месяцев он безвозмездно жил в моей комнате, которую я на тот момент снимал, потом вместе с ним снимали квартиру, вместе увлекались всякими там косплеями и даже ездили в икею (no homo).
Но на все эти годы дружбы он благополучно забил болт, одолжив у меня пару косарей и пропав с моих радаров. У нас была одна общая знакомая, я написал ей и она сообщила, что Аркадий жив и всё у него вроде в порядке, с деньгами разве что не очень. Объясняю, что дело не в том, что он не может их вовремя вернуть, а в том, что меня он при этом начисто начал игнорить. Но она овтетила, что "Я бы тоже стала морозиться, если бы заняла денег, а потом что-то факапнулось и я бы не могла отдать в срок".
Так я понял, что нихрена не разбираюсь в людях и не умею выбирать себе друзей. Потому что в моём мире данное поведение ни разу не норма, а вот в их - очень вполне.
А сообщения Аркадием до сих пор не прочитаны, хотя аватарки одна жизнерадостнее другой, пока мне вот например прям щас даже пожрать не на что, это ещё одна причина, по которой я о нём вспомнил, но это уже совсем другая история.