Mikhaly4

Было уже довольно поздно, когда позвонил мой давний друг Семеныч.

Он тогда работал в обычной школе заместителем директора по правовому регулированию. Суть его обязанностей была в работе с трудными детьми, с пьющими семьями, сиротами и еще он вел уроки ОБЖ. Добрый и очень миролюбивый дядька, всю свою жизнь посветивший малолетним шалопаям.

- Что делаешь? – сходу спросил он. – Нужна твоя помощь!

Он описал ситуацию в двух словах и через пять минут я уже выгонял машину из гаража.

Проблема нарисовалась неприятная. Пропал ребенок из его школы.

Ну, как пропал? Вышел из школы и домой не вернулся, а уже девять вечера. Зима, темнеет рано.

Да и ребёночку уже пятнадцатый годик идет, вроде и не малолетнее дите, но не все так просто. Ситуация упиралась в то, что пацан был очень странный, если не сказать больше.

Алеша (имя изменено) был крайне замкнут, не имел друзей и вообще не любил общаться. Со слов Семеныча, мог не разговаривать с матерью неделями, общаясь с ней редкими записками прилепленными на магнит к холодильнику. Мать отвечала ему тем же способом. В школе на устный ответ к доске его не вытащить, но если писали контрольную работу, то результаты были блестящие. Особенно мальчику легко давались предметы математического цикла и рисование. Рисовал классно, хотя и не учил его ни кто.

Конечно, учителя пытались уговорить мать отправить его к медикам. Говорили, что с ребёнком что-то не так. Мать упиралась рогом, но к врачам не шла. Усугублялось все это откровенно плохой генетикой.

Старые учителя говорили, что отец Алешеньки был очень одарённым человеком. Окончив с золотом школу и с красным дипломом институт, работал на местном заводе конструктором, но прожил недолго. Повесился горемыка дома в туалете, успев перед смертью всех изрядно напугать своим нестандартным поведением. Короче, кукушка съехала у него капитально.

Мать мальчика погоревала и ударилась в религию. Пела в церковном хоре. Длинная юбка, платок, глаза в пол… Не запила, хоть и то спасение. Мальчонку таскала с собой. Он не сопротивлялся, привыкнув к службам с малолетства, да и выбора у него особого не было. Алеша очень плохо ориентировался в пространстве. Мать водила его за ручку в школу и церковь до восьмого класса. Потом вроде как стал ходить сам. Но не в магазин, не в центр города, даже к отцу на кладбище один не ходил.

В тот день вздумалось парнишке на уроке биологии изобразить на бумаге портрет своей учительницы. Занялся он этим с превеликим старанием и тщательным подходом. Портрет был почти готов, но соседка по парте нагло прервала творческий процесс и не дала нанести последние штрихи в работу. Вырвала противная девчонка листок с портретом и с возмущением передала учительнице. Та, оценив талант воспитанника - выпала в осадок.

С портретным сходством сделанный рисунок заставил ее покраснеть до корней своих крашеных волос. Было от чего. То ли тема урока подвела юного художника к ненужным ассоциациям, то ли слишком обтягивающее платье любимого педагога? Но изобразил он ее на портрете совсем без одежды и в такой замудренной позе, которую, не первой зрелости биологичка, не смогла бы принять, не повредив себе пару костей собственного опорно-двигательного аппарата.

Естественно - крик, шум, скандал. Ребенок был выставлен из класса с угрозой, что сегодня же продукт его творчества отдадут в милицию, а завтра он будет помещен на турецкие галеры и отправлен в Южную Америку на плантации, где естественно помрёт от цинги и отсутствия мамкиных пельменей.

Пацан молчком все выслушал и, повесив голову, отправился в раздевалку, откуда он вышел и больше его ни кто не видел.

Народ, а именно: взволнованные педагоги, несколько родителей и ребятня собрались около подъезда дома Алеши. Людей разделили на группы и дали задания. Розыскные мероприятия начались.

Были обшарены и облажены ближайшие развалины бывшего клуба, офицерской общаги и казармы, когда-то располагавшейся у нас воинской части. Искали в теплушках, пробежали дачные участки. Залезли на чердаки и подвалы соседних домов, куда был доступ. Сходили в церковь, где были посланы церковным сторожем. Парнишка как сквозь землю провалился.

Люди устали и стали подмерзать. К поискам подключилась милиция. Осталось только кладбище, которое находилось буквально в двухстах метрах от школы. Вдруг испуганный ребенок не нашел ни чего лучшего, как пойти к отцу на могилу. Кто вообще знает, что у него в его голове творится?

Народ отпустили по домам, мы с Семенычем и мамашкой пацана отправились на погост. Время перевалило за полночь.

Выйдя из машины, включили фонари и побрели среди могил. Наша задача была разглядеть свежие следы в снегу. Его за зимние месяцы навалило знатно, на много выше колена. Но ни на могиле отца, ни рядом снег был не тронут. Решили прочесать все кладбище, насколько это возможно. А оно у нас большое, несколько квадратных километров.

Фонари на морозе быстро сдохли, и мы шли средь могил и старых деревьев, практически в полной темноте. Спасал только лунный свет, освещающий нам дорогу, когда луна выходила из-за облаков.

Заплаканная мать парнишки, измотанная и уже отчаявшаяся начала его звать. Звучало это жутко.

- Алешенька! Сынок! Иди ко мне! Я мама твоя! Алешенька, иди домой! Неслось над ночными могилами.

Мы с Семенычем, вздрагивая от ее воплей перемежающимися рыданиями решили, что пора сворачивать поиски и выбираться из снежной целины.

Уставшие от ходьбы по глубокому снегу, и основательно промёрзнув, вывернули к центральной аллее. Туда, где светили редкие фонари. Так как старое кладбище находилось практически в центре города, то местные жители привыкли ходить через него, сокращая свой путь. После нескольких неприятных случаев со шпаной, администрация города была вынуждена тут хоть немного, но осветить дорогу. Где то в дали, в самом начале аллеи слегка пошатываясь, но довольно резво и целеустремлённо, поскрипывая снегом, шел по направлению к нам человек.

Притихшая было мамаша, топала за нами, сильно отстав. Мы почти выбрались на дорогу, оставалось пройти пару богатых захоронений с памятниками а-ля «Братку от пацанов» годов девяностых, как женщина, видно решив, что хватит отдыхать, заголосила с прежней силой и надрывом.

- Алешенька! Сынок! Иди ко мне! Я мама твоя! Алешенька, иди домой!

Семеныч тихо выругался. Нервы начинали давать сбой: «Ну, что так орать? Нет его тут!»

В это время мы заметили того мужика. Он стоял под фонарём и нервно оглядывался. Нас видеть за высокими памятниками данный товарищ не мог, а мы его видели хорошо.

Несчастная мать, вошла в лучшую свою голосовую форму и выдала свой зов, особо громко и с ярким эмоциональным накалом.

Мужик, настороженно вслушиваясь в ее слова довольно громко выдал: «Мама? Я иду! Иду.» и качнувшись двинулся в нашу сторону.

Мы с другом притормозили, ожидая, что будет дальше. Не дойдя до памятников двух метров, он остановился, возможно, увидев наши силуэты на фоне кустов. Было видно его белое от испуга лицо.

Догнавшая нас маманька набрала побольше воздуха и запричитала голосом убитой горем валькирии: «Алешенька! Сынок! Иди ко мне! Я мама твоя! Алешенькаааа! Алешенька, иди домой!»

Мужика откинуло назад. Упав на спину, он пытался отползти как можно дальше, но ноги не слушались и он просто барахтался как ленивец на плиточном полу. Наконец вскочив, он опрометью бросился бежать по аллее.

- Аааа! Б…дь! Домооой! – кричал он исчезая из виду.

- Алешенькаааа! – вторила ему мамаша.

Пацан нашелся утром. Вернее его привели в школу, какие то старики.

Сразу после уроков он вышел из здания и увидел, что напротив крыльца останавливается милицейский Уазик. За кем-то из малышей приехал отец. Алеша испугавшись, что это за ним и обещанные галеры совсем близко, развернулся и потопал не по знакомой дороге, а в другую сторону, прямиком к кладбищу. Пройдя кладбище на сквозь, перешел в парк, примыкавший к нему. Потом железной дорогой в лесок и в соседнюю с городом деревушку. Там он появился уже в темноте, пройдя почти пятнадцать километров. Просто уткнулся в первый попавшийся забор и стоял и плакал.

На его счастье дом был жилым, а не дачей. На лай собак вышел хозяин дед. Понял, что малец не в себе, завел домой. Отогрели, накормили и спать положили, а утром все расспросив, отвели до школы. Если бы не старики, то мог и погибнуть мальчишка.

Вывод из события мамаша сделала правильный. Ребенок был отправлен к местному психоневрологу, потом в область. Получил нужное лечение. Сейчас с ним все нормально. Окончил техникум (извиняюсь, колледж), стал программистом, работает на заводе, где когда-то блистал отец. Хотя я временами думаю: «Эх! Потеряла страна отличного портретиста! Видел я тот рисунок и биологичку ту я знаю»

Начитался я крипоты на pikabu, мистики, страшилок и вспомнилось мне такая давняя история.

Городок наш маленький и как многие старые городки вырос из нескольких деревень. Деревушки эти, за время советской власти, разрослись, обзавелись заводиками, пятиэтажками и превратились в своеобразные микрорайоны. Теперь только старожилы помнят и знают, где какая деревня стояла, да краеведы ещё. Кому это сейчас важно?

Но, так получилось, что посередине нашего городка было старое кладбище. Хоронили там ещё при старой власти жителей двух - трёх деревень. Потом в братских траншеях в спешке закапывали погибших бойцов красной армии и белочехов, но этих - уже за оградкой. Затем тех, кто с 1941 года санитарными эшелонами попадал в наши госпиталя и не переживал ранения. Позднее, ветеранов Отечественной войны и простой люд. За кладбищем в роще стоит надменный, чёрный крест над захоронениями пленных гитлеровцев и безликие могилы японских самураев. Многих замирило это кладбище, у него свой взгляд на историю, события и людей.

Сейчас оно спит. Не хоронят там, запретили. Ну, как не хоронят? Нет-нет, а глядишь, как среди тесных рядов отчаянно петляя, тащат на руках гроб с новым постояльцем. Подселяют, значит усопших в «свои могилки» - к бабкам и дедам...

А глядеть приходится, хочешь или не хочешь. Пятиэтажки вплотную к могилам подошли или могилы к домам? Нагло пялятся своими пластиковыми окнами жилые комнаты на таинство небытия и скорби. Люди выросли в этих домах. Привыкли к могилам и не замечают особо. Кладбище само по себе, люди своими делами занимаются. Только пацаны покурить сбегают тайком от родителей, да летом алконавты местные грациозно зайдут пропустить по боярке в благодатной тиши и покое. Так и живём.

Пришлось мне однажды работать в одной конторе, по ни разу, не нормированному графику выполнения должностных обязанностей. Трудился в центре, а жил, как вы поняли, в районе кладбища. Автобусы у нас, по тем временам были в списке недопустимой роскоши и поэтому ездили строго до 21-00. Такси было не в моде, да и денег на него не было. Короче говоря, конец девяностых со всеми их плюсами и колоритом провинциальной глубинки.

Иду я с работы. Время – первый час ночи. Осень ранняя и тёплая, только картошку на огородах выкопали. Комаров нет - это плюс, они у нас на Урале кусачие. В воздухе - запах жжёных листьев и ботвы. Тишина.

Из центра домой было два пути. Один через речушку, по старому деревянному мостику, но в обход и долго. Другая дорога – быстрая и короткая. Перескочить, через эту речку по железнодорожному мосту. Дальше, вдоль маленькой и заросшей кустами улочке, потом свернуть за овражком и пройтись по кладбищу, а там и до дома рукой подать. Маршрут обычный, можно сказать ежедневный, или как в этом случае, еженочный.

Зашёл на территорию кладбища, иду вдоль могилок. Привычно огибаю оградки, сокращая путь в сторону одного из боковых выходов. Там, перекрёсток двух аллей захоронений и домик ритуальной службы. Фонари висят, на них и ориентируюсь.

Вдруг, замечаю силуэт мужчины. Идёт тем же путём, что и я. Значит наш местный, домой торопится, чужие ночью тут не ходят. Мужик шёл легко, привычно огибая могилки, как вдруг резко остановился. Я бы на это и внимания не обратил, но то, что произошло дальше меня удивило.

Остановившись, он начал крутиться по сторонам. Лица его не видел. Далековато было. Потом схватился за голову и резко присев издал вопль. Он заорал так, что у меня ёкнуло внутри. Потом сорвался с места и на бешённой скорости выскочил за кладбищенскую калитку.

Я сам остановился, пытаясь понять увиденное. Что произошло? Кого он так испугался? Что это? Розыгрыш? Псих? Мысли крутились в голове. Но делать не чего, не стоять же истуканом?

Я медленно пошёл к фонарям, не забывая вглядываться в окружающую обстановку. Все было спокойно. Ни кто из кустов на меня не выскочил, куском гранита по голове не долбанул. В принципе успокоившись, набрал скорость и подошёл к избушке, где не так давно голосил испуганный мужик. Строение смотрело на меня остатками выбитых оконных стёкол и заколоченной дверью. Уже миновав его, почувствовал неладное.

Сначала я понял, что вспотел. Не просто как от бега, нет. Этот пот был холодным. Он был ледяным! Я почувствовал как тяжёлые, липкие капли катятся по моей спине и груди. Остановился и вытер взмокший в один миг лоб. Моё сердце выпрыгивало из груди, как будто я выскочил из раскалённой парилки и сиганул в прорубь. Мне было слышно, как гудят сосуды в руках, ногах и шее. Во рту пересохло. Причин своего испуга я не видел, и меня это сбило окончательно. Остановившись, чтобы перевести дыхание я услышал это.

Десятки или сотни голосов закричали одним разом. Это были крики без всякого смысла. Крики и зловещий хохот. Громкость потрясала. Я крутился по сторонам пытаясь сообразить, где спрятались те, кто орёт. Вопли отзывались дьявольским камертоном в каждой клетке моего тела. Но потом я все понял. Эти голоса звучали внутри меня. Они были в моей голове. А вокруг меня стояла гробовая тишина, и пахло осенними кострами.

Через долю секунды я стартанул. Вылетев за ограду кладбища, по инерции пролетел асфальтовую дорогу и выскочил на тропинку, идущую к моей пятиэтажке. Как только я преодолел шоссе, сразу наступила тишина. Я слышал только бешеный хрип своего дыхания и шум крови в ушах.

Подходя к своему подъезду, увидел на скамейке мужика, наверно того, что первым подошёл к кладбищенской избушке и сел рядом.

- Курить есть?- спросил он хриплым и сдавленным голосом.

Сигарету ему удалось прикурить не с первого раза…

В ту ночь я долго стоял с биноклем у окна, рассматривая освещённые фонарями кладбищенскую избушку и могилы рядом. Хотелось убедиться, что это был, чей то глупый розыгрыш, но движения под фонарями так и не заметил.

Вот и вся история, собственно. Смысла в ней нет. Вывод я тогда сделал один. Больше ночью на кладбище не хожу.

Екатеринбург. Один из торговых центров. Мой родственник проходит внутреннюю практику-обучение на кладовщика.

Обед или около этого. Достает, что мамка в пакет положила. Сальце, расстегайчики и тд.

Предлагает мужикам "кураторам". Те в испуге: - убирай давай!

- Что убирать?

- Сало убирай!

- Зачем?

В это время со всего центра на нулевой уровень склада, как тараканы начинают собираться все сотрудники охраны, грузчики из разных отделов, которым вход на склад запрещен и прочая-прочая. Со своими ковриками, картонками и прочими атрибутами.

Минуты Намаза и всей гурьбой обратно. Потом отстающие...

Короче. Сало они не поели, но ребята сплошь нормальные.

Как сказал, завскладом-немец: Уважать надо традиции, а то писеццц.