Я все время измерял длину носа. Признаюсь, с этим мне повезло. Нос был приличный. Пару знакомых говорили, что даже изящный. Но не в этом дело. Известно, что нос растет всю жизнь. Я боялся, что и мой может увеличиться. Но пока он оставался на месте.
Это хорошо, потому что на месте не оставался я. Иногда шел, иногда плыл, иногда летел. Но мне посчастливилось с носом — он являл статичную точку в пространстве, константу. Единственная вещь, которая ни разу не подводила и оставалась в этом мире всегда на одном и том же месте: между глазами, лбом, и ртом.
Когда в очередной раз я смотрел в зеркало, измеряя расстояние от одной ноздрицы до другой штангенциркулем, меня посетила мысль о браке. "Для того, чтобы природа достигла апогея в эволюции носовых частей, над этим надо трудиться", - сказал непонятный, глухой голос в голове.. И раз уж я был одобрен эволюцией (и голосом), мне суждено было продолжить ее традицию. В тот день мне исполнилось двадцать.
Сначала для этой цели я избрал Эмили. Её орлиный профиль внушал трепет как перед статуей Афины. Я благоговел, но со временем разочаровался — она жутко сопела во сне.
Джорджия. Носик как кнопка, другие части тоже ничего. Но на конце родинка, на которую так любила коситься её обладательница в момент размышлений.
Сабрина. Её я подобрал в оптике, подбирающую очки. На лице девицы меня встретил нос блистательных параметров. Все складывалось как нельзя лучше. Однако после нескольких лет встречаний, я стал замечать, как очки неприятнейшим образом оставляют отпечатки на ее крылышках. С каждым месяцем они становились все отчетливее и мало подавались влиянию сна. К отчаянью, на присутствие этих отметин мой желудок реагировал изжогой. А между тем нашим телесам стукнуло тридцать лет.
Дальше навстречу проплыли — и мимо — Евлампия, Саша, Эскадор, Карнелия, Лучия, Эмаретта, Софья, Елена, Молли, Себастьяна, Адель, Юки, Варвара, Зульфия, Деляфруз, Красная Река из резервации, Най-най, Олимпия и много кто еще. Все имена я скрупулезно записывал в телефонную книгу, чтобы дай бог не столкнуться с ними опять. Была даже Риккарда, на деле оказавшаяся биологическим мужчиной, что в итоге сподвигло сделать ей/ему ручкой. Хотя нос её/его, признаться честно, походил в профиль на Монику Белуччи — такой же итальянский и горячий как сопло дракона. На тот момент мне было за сорок.
Но моисеева пустыня закончилась. Настала Ия. Ах, моя бедная Ия. В другой реальности ты могла быть Мадонной. Но ты родилась просто Ией, любовь моя. Сколько носов мне пришлось познать и измерить, что бы открыть твое богатство — твою пустоту между глазами, лбом и ртом. Я понял, любезная Ия, что только тебя я смогу сделать своей женой, украв нос Венеры Милосской из Лувра или бесстыдно отпилив профиль у достопочтенный Нефертити в Берлине и прилепив его за место той дыры в середине твоего лица. Со мной все точеные анфасы мира когда-нибудь станут твоими. Если ты, конечно, захочешь. Я никогда не был скульптором, но ради тебя, милая, я причащусь долотом, пилой и молотком.
Встретились мы так нечаянно, неожиданно, предопределенно. Твой слуга переходил улицу в неположенном месте, путаясь в штанинах. Ты шагала в черном как будто мимо, а на самом деле ко мне — такая ты плутовка, Ия. Я увидел тебя крайним зрением, инстинктом выживания. Почуял, что ты приближаешься, как зверь. Теплая газель моя со вздымающимися боками. О, и я увидел отражение своего тела в твоих огромных вселенских зрачках. Распростертое, изломанное, такое прекрасное и земное. Оно сочилось чем-то красным из-под днища белого фургона (почему если фургон, то всегда белый?). Оно так сочилось, милая, что я заплакал. Мой статичный нос утратил функциональность вместе со смыслом всего. Он больше не будет расти, подумал я. Но ты не такая, не бездушная цыпочка на шпильках. Ты подошла, обняла, закутала в свое бездонное платье рыдающего, седеющего мужчину как несмышленого мальчика из средней школы. Нет, как школьницу в мужском теле, потому что не этого ли больного ощущения хрупкой, болезненной красоты мне не хватало всю эту пустую жизнь?
А дальше мы пошли на свидание, где я стал художником, у нас появилась семейная шкатулка с носами, которые мы смеясь прикладывали на бестелесные лица и швыряли их тут же за борт. И лодка уносила нас по течению вниз огромной реки — какой? Нил, Амазонка, Волга, Дунай? Куда — ты мне так и не сказала. Но, плывя в ней по сей день, я знаю, что в хорошее место. Ведь туда меня увозит сама прекрасная женщина в мире. Женщина, которой не нужен никакой нос.
