LisaEnot

если видите, ребят — в слизи яйце-кладка —

знайте, это мило спят ксено-лицехваты.

если видите вон тех — кто добро без меры

распускает будто сеть — это лицемеры.

с лицехватом не дружи — он тебя без злости

расщепит на транс-жиры и залезет в кости.

с лицемером, тоже знай, дружбы нет в помине:

кто не ждет от туда зла — очень глупо сгинет.

лицехваты — есть и есть — что же тут поделать,

просто нафиг к ним не лезь, не дразни их телом.

лицемеров, как грибы — носит словно ветер:

им легко на свете быть — ты их не заметишь.

что опаснее из двух — не ответить так-то,

но признаюсь: коль прижмут —

бейте: ЭТО СПАРТАААААААА.

(с) мглистый заповедник

пароходы — слепые звери, — маршем стали, железным строем, —

беспощадно идут на север, беспощадно идут по морю —

дым струится под небосводом, оставляя узоры струпий;

пароходы не верят водам — и за это винтами рубят;

наступают на волны — режут — снова рубят, уходят в ямы;

море хочет найти их бреши, потому что оно — дьявол;

потому что оно — не берег, потому что оно — безбрежно;

пароходы ему не верят, потому что в нем нет надежды.

то, что раньше пускало корни — черной жизнью пылает в жерле;

море знает — его накормят — не сейчас, но когда-то, — жертвой.

пасть вопьется — она беспутна, об металл зубы лязгом чиркнут:

пароходы хрипеть не будут, но пойдут мишурой в пучину.

и никто не шепнет, не скажет — отпусти же их, не касайся…

ведь оно — водяные кряжи, ведь оно — белоснежный айсберг,

ведь оно — смотрит так влюбленно, ведь оно — смотрит так бескрайне,

потому что оно — ребенок, обездоленный, чем-то раненный,

потому что здесь нет игрушек — только мрак, темнота, пространство.

пароходы идут снаружи и воды под собой боятся.

море плещется, волны стелет — для него это — просто танец.

пароходы идут на север —

вместе с ними идет Титаник, —

маршем стали, железным строем — трубы небо как сеть цепляют, —

пароходы идут по морю,

ведь Титаник —

непотопляем.

Сашенька говорит — день рождения в мае,

в глазах — бригантины, как листики, тонут, —

они меня выследили, выцепили, поймали —

волокли по земле, по траве, по бетону —

в сторону, где кооператив, ну этот, гаражный —

разбили смартфон, порвали рюкзак и куртку.

я сжал кулаки и врезал, кажется, дважды,

пока не свалился лицом в окурки.

всё потому что я не такой — я слабый?

потому что не с ними? потому что я робкий?

я помню — тополь качал свои длинные лапы,

пока меня били, пинали по ребрам.

***

Юлия — любит гимнастику, мелких собачек,

зимою — мороженое, летом — купаться, —

шепчет надрывно — она до сих пор еще плачет,

а ей, между прочим, скоро пятнадцать.

шепчет охрипло — руки прижаты к коленям,

дергают джинсы, цепляясь за стразы:

в классе седьмом —

порвали тетрадку с оленями,

в классе восьмом —

держали над унитазом.

в нынешний раз — раздели и сняли на камеру

после физры — толкаясь, смеясь и гогóча;

а Юля рыдала, пытаясь закрыться руками;

было ужасно,

невыносимо ей —

очень.

директор цедит теперь:

что еще там за якобы травля?

будто жертва и есть тот самый воришка простынок;

а Юля не слышит — она как рыбешка на трале —

а Юля не смотрит — не может — ей стыдно.

***

стоит ли думать, как в этом мире нам выжить —

при этом, конечно, чтоб человечность не сдохла?

Дима считал, что скоро он станет повыше,

он вырастет скоро и будет не так уж и плохо.

он станет пожестче — он выкинет книжки

и бросит считать облака, воробьев и кошек.

но он почему-то по-прежнему выглядел лишним,

но он почему-то по-прежнему был непохожим.

руководитель вздыхала: на кой ей эта проблема —

его отправляли к психологу трижды за четверть.

Дима помногу читал любимого Шекли и Лема,

а в школе его поджидали глумливые черти.

лидеры, звезды, ауешники, альфы —

каждый по спинам пытается лезть повыше —

все как один срисованные по кальке.

но Дима не вырос,

Дима вообще от природы не вышел.

не получился — подумаешь, — эдакая пружинка —

мать-одиночка, вкалывает по-черному, —

слишком костлявый, слишком ошибка,

слишком мечтательный,

слишком никчемный.

***

сколько, ты видишь — боящихся, изувеченных —

сколько их в классах таких, знаешь, "лузеров"?

скольких ты встретишь сегодняшним вечером —

вяло бредущих вдоль окон и мусорок?

кто-то из них безоружен практически полностью —

у таких нет фундамента, даже не воткнуты сваи.

кто-то за сердцем скрывает растущую полость;

кто-то смирился — уже не скрывает.

взрослый прогнать их пытается — "брысями", "кышами" —

у взрослого мира проблемы, не к слову, похуже.

у взрослых без этого сносится хрупкая крыша —

какое им дело до девочки с кличкой "лохушка"?

деньги, реформы, бизнес, законы, финансы.

я рядом стоял: был мелким когда-то, пугливым.

оставил под деревом — странную, черную насыпь

и долго рыдал еще над хомячковой могилой,

пока этот мир давился протяжным лаем,

пока этот ветер выскуливал резво.

но есть поговорка — раз в год и палка стреляет —

так вот — кто-то заходит в столовку с обрезом,

кто-то затачивает ножи,

возможно в какой-нибудь Оклахоме,

кто-то увидел коробку патронов — целую россыпь.

а я просто, пугливый, прощался с хомой,

прежде чем стать

полноценным

обычным

взрослым.

и нас таких тысячи — устанешь в ладони хлопать.

спящий вулкан, легион,

воздух гудящий меж рубящих лопастей.

мир пытается нас подмять, пытается слопать.

а мы как-то живем, —

мы живем, —

и не лопаемся.

(с) мглистый заповедник

* Thoughts & prayers — музыкальная композиция исполнителя grandson, которая освещает проблему школьного насилия в Америке.

поведай мне, кто мы? соседи, подружки?

любители ла́кшери-блесток и стразиков?

мосты, что сводили нас, как бы — разрушены,

все черти и бесы — ну как бы наказаны.

всё просто и сложно, всё сложно и просто:

висит в атмосфере на предохранителе.

мне, знаешь, плевать, какого ты роста —

мы связаны более крепкими нитями.

мы — школьное фото, мы — лето, мы — слезы;

мы пара людей катящих на великах;

твоя — невесомость, моя — скрупулезность,

что хочется верить, но больше не верится.

ищу — пустоту, а тебя — может рыцарь,

— вот где-то сейчас под люминесценцией;

мне так надоело внутри себя рыться —

я, знаешь ли, наихреновейший цензор

и в целом мне пофиг, какого ты пола;

я узник, вобравший в себя помещение,

я клоун, танцующий в центре танцпола,

я честно пытаюсь смеяться и щериться.

лишь только с тобой — хоть в Лондон, хоть в Рио —

бежать и лететь — готова, — отчаянно;

но мы вырастаем, и вся эйфория —

предательски в спину, —

так скоро

кончается.

(с) мглистый заповедник

Прим. авт.: по сериалу "Эйфория".

Вот и настало время для десятого жуткого верлибра. Не забывайте: в нем нет рифмы и ритма, его цель - в другом.

______________________________

так красиво

это так чертовски красиво

хотя казалось обычный клуб

обычный жидкий неон

заливающий до боли

чувствительную

радужку

глаз

надо просто подумать почему

просто подумать и рассказать

очень тихо самой себе

как это произошло

как это началось

но очень тихо не получится

возможно никогда не получится

потому что вокруг теперь грохот

вокруг теперь только взрывы

и неоновый огонь —

им давишься глубже

чем алкоголем

но сейчас… очень важно сейчас…

очень нужно сейчас…

не отрывать горячей руки

с его сердца

которое — бум-бум —

и прямо в ладонь

обжигающим солнцем

так ужасно громко

они танцевали вместе уже несколько часов

она была мотыльком —

а он костром

иногда она плакала, иногда смеялась

и всё это — за гранью безумия

просто потому что было таким правильным

до невозможности

до истерики — правильным

он вел её свободно, легко

и вместе с тем — жестко

и властно

осторожно касался

как самого ломкого

самого беспомощного цветка

иногда, как будто случайно —

задиралась футболка

сминалась ткань

и тогда кожа соприкасалась

с кожей

мимолетно

почти незаметно

но она вздрагивала каждый раз

когда ловила эту волну —

такую обезоруживающую

разрушающую все на своем пути

волну —

прямо под самым горлом

так что оставалось

судорожно вдыхать

иначе воздуха —

его не хватало

словно не было его —

этого воздуха

он предательски отсутствовал

как будто они не в клубе

не в самом центре танцпола

а на другой

безжизненной планете

она тщетно — как ищут

потерявшиеся в сумке ключи—

пыталась понять

как это называется

как это, блин, называется

такое гигантское такое прекрасное

но вместе с тем уголки глаз

опять наполнялись

чем-то прозрачным

чем-то соленым

выдающим ее с головой

он был лучшим что с ней случалось

за всю жизнь

он был всем здесь и сейчас

а она даже не знала

его имени

и хотела от этого выть

хныкать в истерике как маленькая

девочка

топать и лупить кулаками вещи

потому что раньше она обходилась без него

но теперь ничего не получится

теперь все изменится

теперь все полетит верх дном

потому что наступил

момент

землетрясения

её личного, только её и никого больше —

катаклизма

он осторожно сомкнул пальцы

на ее запястье и пошел к выходу —

трезвыми, грациозными шагами

а она такая дурочка

как собачка — вприпрыжку

немного шальная

от выпитого джин-тоника

самую малость озверевшая

налившаяся жаром

и путаностью мыслей

за ним

конечно за ним

прямо под дождь

под эту всепоглощающую

кристальную завесу

громко хохоча

перепрыгивая через океаны луж

потому что как можно сдержаться

как вообще можно

прямо вот так — чтобы легко

и сразу в унисон

он

она

дыхание в дыхание

рука в руке

он шел

она бежала

и готова была — целую вечность

они вместе смеялись —

он ничего так ей и не сказал

но смеялся в ответ

улыбался

так что у нее внутри

в каждой крошечной клетке

раскалывались

и снова спаивались материки

наконец он остановился

так что она влетела

прямо в спину

где-то между

лопаток

а он подхватил с полуразворота

как пушинку и перетащил вперед

просто оторвав от земли

вот так — и никаких неловкостей

посмотрел наконец серьезно

своими оленьими

такими огромными

со стекающими каплями дождя

с ресниц

и она поняла

как тут не понять

сначала ладонь коснулась

кончиков мокрых волос

которые приклеились к скулам

потом пальцами пробежала по щеке

коснулась горбинки носа

подрагивающих тонких

век

которые он опустил

замерев

прочертила линию на лбу

он был прекрасен

просто невероятно

жалко — никогда и никакие

художники

никакие скульпторы

не смогут повторить

от этого хотелось

плакать

так больно

но он перехватил ладонь

и улыбнувшись уголками

рта

поцеловал

прежде чем отпустить

прежде чем обнять

накрыть полностью собой

со всех сторон

обхватить

всем своим

естеством

прижать очень крепко

так что не выберешься

да и не надо

опять поднял над землей

закружил

не отрывая взгляда

поставил как игрушку

обратно

и поцеловал —

сразу быстро и глубоко

как будто не мог

как будто сам уже скулил

как она

целую вечность

она поняла — до этого момента

в ней была пустота, ничего настоящего

а теперь взорвалась маленькая плотная точка

и вот уже — формируются галактики

звездные системы

летают кометы

это конец

она пропала

после этого — только в бездну

их языки сцеплялись иногда сталкивались зубы

они улыбались сквозь поцелуи

было капельку больно неловко стыдно

но так хорошо

иногда она отрыла глаза

и видела перед собой — его омут

этот бездонный колодец

и сама тянулась

чтобы поцелуй становился

еще глубже

еще пожирающе

чтобы она дышала его легкими

и наоборот

божебожебожебоже

этогопростонеможетбыть

этовсёсонэтовсёсон

невероятноволшебныйсон

он как будто понял ее

понял и захотел разбудить

чуть укусил губу

как иголкой кольнул

и она ощутила железо на языке

ее красное железо

потрясающе вкусно

он пил ее ранку

не переставая оставлять новые укусы

становилось на крошечку больнее

самую малость — сладость и боль

так необычно

рот наполнялся

все новыми и новыми каплями

и она так щедро ими делилась

ведь это игра

это такая интересная шалость

он ухватил ее язык и потянул зубами

она пыталась смеяться

получилось забавно

он закусил сильнее

вырвав из ее легких

новый стон

дождь обдавал их

всё новым и новым

теплым шквалом

или холодным

но они не чувствовали

он не отпускал ее язык

стало неудобно

она подалась вперед и снова

скрепила их губы

он поддался

все продолжалось

сказка не закончилась

но снова юркий кончик

языка был пойман в

зубной капкан

и на этот раз достаточно сильно

она вскрикнула

захотела отстраниться

сквозь губы наружу полилось что-то теплое

по ее по его подбородку

уже всерьез

она хотела закричать — но шквал дождя

но он — прижимал к себе

тут она осознала

что руки

она не может ими двинуть

они намертво зафиксированы по бокам

он сильный

он просто не даст ей шанса

он улыбнулся — кровь

зубы

ее глаза расширились

поцелуй продолжался

глубокий хищный вечный

как она и хотела

но не так

все было не так

он кусал язык

не давай вдохнуть

а она дрожала в его руках

билась как бабочка

на булавке

и могла скулить

только глазами

которые сейчас уже не видели из-за дождя

из-за боли

ничего не видели

как это глупо

мимо проходили какие-то одинокие

редкие люди

но они видели только целующихся

таких красивых

таких влюбленных

целующихся

она плакала где-то внутри

надрывно как раненый зверь

а он не прерывая контакт

откусывал кусочки от ее языка

и глотал не жуя — как самое

вкусное

самое изысканное

самое дорогое

как же долго

как же долго это все длилось

а он все откусывал

продолжая жадно

целовать

свою великолепную

свою невероятную

свою вкусную…

жертву

*

ее нашли утром

недалеко

от парка

между двумя

автобусными остановками

раскинувшую руки на встречу небу

отражающую серыми глазами

безмолвную пелену туч

с приоткрытым ртом, в котором поселилась пустота

вокруг собственной размытой водой

красной жизни

и никто не мог — ни детектив, ни криминалист, ни фотограф

ни кучка местных зевак, — понять

что же выражает собой это белое

безжизненное лицо

встречу с ангелом

или встречу

с дьяволом

(c) мглистый заповедник

Вот и настало время для девятого жуткого верлибра. Не забывайте: в нем нет рифмы и ритма, его цель - в другом.

________________________________

они как лица людей, смотрящие

в небесный сгусток, — не останавливаются

бездвижно переплывая тело

свинцовой непоколебимой реки

или они как корабли

потерявшие на пике эпидемии

капитана, старпома и штурмана —

свое сердце, легкие и глаза —

бесцельно плывут меж скальных

изломов и застенчивых рифов —

вдоль холодного течения

и вдоль горячего течения —

пока не становятся слабым

отражением

себя прежних

есть поверье, что город

окутанный туманом месяц

постепенно становится призраком —

выцветает как застиранное белье

исчезает с карт и указателей

перестает появляться на фотографиях

перестает

быть городом

перестает

быть

взяв рюкзак с вещами —

где вместилась безнадежно рваная

с пятнами бензина и мазута — спортивка

изжеванные ходьбой кроссовки

с росчерком черной улыбки

где потерялся в хилом пакетике

недоеденный бутерброд

с дрянной очень дрянной колбасой

лежащий на просаленной белой

столовской салфетке

где еще должна быть в потайном кармане

кажется очень должна

книжка Стругацких про звездолетчиков —

где навалена сверх того — масса других

совсем обычных, мало привлекательных

вещей:

например ключи

например проездной

например что-то еще —

он покинул проходную завода

чтобы исчезнуть в клубящейся густоте

и сразу узнал, как устал

как хотел нормальной еды —

отварных пельменей с майонезом

как хотел что-то посмотреть

хотел было принять еще душ

и всё это сразу

хорошо бы все это сразу

чтобы потом упасть

и не вставать до утра

чтобы потом опять — по будильнику

и в утреннюю смену на проходную

с грязным рюкзаком из которого он

даже не достанет измятый лепесток

вчерашнего бутерброда

с очень дрянной

задохнувшейся

колбасой

чтобы после этого опять — с проходной

и до дома

чтобы снова

чтобы снова

чтобы снова

спать и просыпаться

просыпаться и спать

он шел вдоль домов, цепляя глазами —

как безразличными ко всему

рыболовными крючками, у которых

на том конце лески — пьяный рыбак

не следящий за рыбой —

абрис домов, старых как его полузабытое

полуукраденное кем-то детство —

болезненно-голубые

облицованные мелкой плиткой

из чьих стыков грязь вымывается

только дождем

жалкие дворики с погнутым ограждением

антивандальными скобами

и редкими детскими площадками

пластмассовыми

обтекаемыми

как рыночные дешевые игрушки

он не любил их

и свой дом — а точнее

он не любил время

которое его превратило

как фокусник розу в белый платок —

из небесно-голубого дворца

в облупившуюся тюрьму

с заплеванными

разрисованными

подъездами

и очень древним

очень страшным лифтом

что был на самом деле пастью

воткнутого в каждый подъезд

несчастного чудовища —

ведь его техобслуживание

проходило всегда только

на бумаге

и вот он наконец-то

дошел до своей бетонной цели

где на против подъезда

заметил — сначала что-то желтое

желтое много много желтого

потом ярко-красное, горящее

немного насыщенного синего

пятна зеленого

и даже чуть-чуть оранжевого

эта палитра едва узнаваемыми

мазками проявлялась сквозь

пустырь двора

где готовились поставить

еще только готовились

только собрали подписи —

детскую китайскую площадку

безопасную

соответствующую гостам

и снилсам

ужасно дорогую

и кем-то спонсированную

еще такую глянцево-пластиковую — в которую

так и норовят всякие психопаты

вставить лезвия и иголки —

как говорят бабульки на скамейках

и вот там, на этом месте

он заметил очертания тонкоруких железных пауков —

качелей — всяких разных качелей

одна большая, железная, вкопанная на века

на тысячу веков — на которой катаются не в одиночку

а по двое, по трое и даже вчетвером

стояла указывающим маяком

рядом качели поменьше, с которых можно спрыгивать

можно так далеко спрыгивать, чуть ли не в другую

волшебную страну

проявлялись качели-весы, на которых можно сидя

можно по-смешному на животе

даже можно наоборот

что уже совсем небезопасно

и полукруглые качели беседки —

туда садиться и засыпать

как в колыбели

всего так много открылось ему

и он потянулся к этим железякам

вопреки всему

скинул рюкзак

осторожно присел на согретую

будто бы самим солнцем

седушку

и качнулся неуверенно

ботинками взрывая землю

— привет, как тебя зовут? — потревожил

голос слева, что пришлось

повернуться

это была девушка по голосу лет 20-ти

в синих артековских шортах, в белой рубашке

в красной пилотке

и с таким же платком на шее

— Слава, — ответил неуверенно

почти испугался

потому что не было этой девушки

на соседней качели

когда он сюда пришел

а теперь она появилась из пустоты

— а меня Динэра.

— странное имя.

— это сокращение от "Дитя новой эры".

— странное сокращение.

он всё пытался всмотреться в лицо

но оно уплывало как золотая рыбка —

губы глаза скулы и нос

не хотело становиться

целым

— давай уйдем отсюда, Слава.

— куда? — он снова испугался

и даже захотел убежать

— улетим.

— зачем и на чем?

— что бы было интереснее, —

и показала на огромную

огромную

огромную

ракету-снаряд —

по которой надо лезть

по обезьяньи

наверх

вверх

вверх

чтобы очутиться на самой вершине

и заорать, кажется громко заорать

"лечуууууууууу"

он встал и спешно схватил рюкзак

посмотрел на девушку, чьё лицо

так и не смог увидеть

и ушел

только когда уже вышел с площадки

подумал

а может

может действительно

может надо было

ну хотя бы вежливо

обернулся, чтобы всё-таки помахать

но площадки не было

был голый пустырь

покрытый туманом

*

разве можно забыть

теплое железо с подтеками краски

желтое красное

синее и зеленое

качели, горки, турники

пауки, радуги, кольца для метания

мяча

разве можно это забыть

разве можно забыть

беседки-домики

песочницы в виде кораблей

и грузовиков

разве можно

он всё возвращался к той

площадке и дорисовывал

всё новые и новые

детальки

придумывал

как могла выглядеть та девушка

которая ему приснилась

ведь она приснилась

она могла только присниться

десять лет он искал ее

вместе с площадкой —

ненавязчиво

как будто не искал

но искал

не находил и в конце решил

что это всё сон

странный ирреальный мираж

он купил дешевое пиво

и стоял на веранде подъезда

смотрел как пакеты и обертки

из опрокинутой урны

лениво шелестят по

асфальту

но туман развеялся

и вместо привычной разноцветной пластмассы

во дворе дома снова очутились

знакомые вещи — те самые качели

он поставил бутылку

и двинулся как лунатик

он опять сел на теплую седушку

обратил внимание что сквозь

налитые сталью тучи нет нет

но пролезают солнечные

лучи

и падают то там то сям

— привет, ты Слава? — тонкий голос

откуда-то слева

это была девочка лет 14

в артековских шортах, в белой рубашке

в красной пилотке

и с таким же платком на шее

— я Слава: а тебя как зовут?

— Динэра.

— красиво имя.

— это сокращение от "Дитя новой эры".

— красивое сокращение.

она сидела на соседних качелях

и болтала ногами

он увидел и запомнил глаза —

большие и серые

— давай уйдем отсюда, Слава.

— улетим?

— да, правильно, — и она,

как в тот раз, показала на огромную

огромную

огромную

ракету-снаряд

— давай попробуем, — ему стало смешно

ведь ему уже за 30

он давно не отжимался

не говоря уже о подтягиваниях

но она спешились с качелей

подошла к огромной ракете

и стала взбираться наверх

он последовал ее примеру

сначала было тяжело

но потом он как будто...

как будто снова стал мальчишкой

да он и стал

руки худели

ноги худели

голос становился тоньше

звоньше

пронзительней

он кричал, что лезет

что он ее догонит

а она смеялась и лезла вверх

но ракета была очень огромная

такая огромная, что они на ней — две песчинки

иногда он останавливался

и видел с высоты

как кругом играют дети —

шумят и галдят

стучат мечом

скакалкой

жмут велосипедным

гудок

он лез дальше

он почти долез до вершины

но перекладины становились скользкими

он не мог дальше

он соскальзывал

девочка протянула руку

давай мол

хватайся

но он не успел

он упал и…

он стоял посреди старой

пластмассовой площадки

вцепившись в цепи детских качелей

вокруг клубился туман

*

он дорабатывал последние месяцы

чтобы выйти на пенсию

он по-прежнему таскал залячканные вещи

с одной смены на другую

он ходил гораздо медленнее

свистя одышкой

и уже не знал, что город и туман — это две

разные сущности:

ведь в его понимании —

это одно и то же

и совсем нераздельное

в свой выходной

он спустился, чтоб выкинуть мусор

в новые сортировочные контейнеры —

где все отдельно: бумага, пластик и пищевые отходы

но куда сваливали почему-то все в одну кучу

а иногда даже запихивали доски арматуру

старую габаритную технику

и уже возвращался — с пустым ведром

когда снова увидел

ухватил краем глаза

где-то на периферии

качели

он понял, он всё понял

он оставил ведро на дороге

— привет, Слава.

— привет; а тебя как зовут?

она засмеялась — очень звонко

и мелодично — ей было лет 6

те же артековские шорты

белая рубашка

красная пилотка

красный платок на шее

он ясно увидел большие серые глаза

два хвостика вьющихся светлых

волос и россыпь веснушек

— Динэра.

— смешное имя.

— это сокращение от "Дитя новой эры".

— смешное сокращение; а давай улетим отсюда?

она улыбнулась еще шире и ничего не говоря

спрыгнула с качели так далеко

что обдала его брызгами влажного песка

светило солнце

кругом играли дети

много детей — в смешных панамках

кепках

самодельных газетных треуголках

кто-то пускал змея

кто-то укачивал куклу

кто-то кричал вопил

кто-то кого-то считал

и кто-то кого-то догонял

рядом за столиком

старики играли в шахматы

сушилось на веревке белье

вдалеке выбивали половики

он шагнул за ней

такой же шестилетний

чумазый и гибкий

чтобы наконец-то

забраться наверх

к звездам

они лезли — она, он

почти что наравне

слажено легко

как два паучка

он оглядывался

видел заросли крапивы

репейника

видел дворовые яблони

и груши

видел желтые одуванчиковые ковры

и лез дальше

даже когда перекладины стали опять скользкими

так что каждая секунда, каждая поднятая нога

и отцепившаяся рука — превращались в большой риск

около самой вершины

девочка

Динэра

ее зовут

Динэра

подала ему руку

он сказал, что помощь девчонок

ему не нужна

но сорвался

и в последнее мгновение

успел вцепиться

в тонкую ручку Динэры

она держала его

крепко и надежно

совсем не по-девчачьи

пока не втянула его

в след за собой

на самую вершину ракеты

как там надо было крикнуть

"лечууууууу"?

*

он открыл с трудом глаза —

такими тяжелыми были веки

и практически вывалился из камеры

замарав в охладительной жидкости

гладкий пол стазисной каюты

тело было слабым и неподатливым

как у новорожденного ребенка

рядом стояла голограмма бортового

компьютера в красной пилотке

на светлой голове и победно улыбалась

— с пробуждением, капитан.

— здравствуй, Динэра.

(с) мглистый заповедник

Вот и настало время для восьмого жуткого верлибра. Не забывайте: в нем нет рифмы и ритма, его цель - в другом.
________________________________________

оно дрéвнее как тектоническая плита

на которой стоит этот дом

древнее как остатки животных —

огромных и доисторических

которые вспухают шершавым узором

при ремонтных работах

если те проходят

рядом с этим домом

древнее, как раскидистый дубовый исполин

возле этого дома — пружинисто скрюченный

и не единожды целованный молнией

древнее древнее очень древнее

но не древнéе страха и надежды

с которой заходит в этот дом

пара людей

она — полноватая в поеденном

молью костюме, в старомодной шляпке

и тонких перчатках

сумка на удивление большая

потертая и столь нужная

в хозяйстве

если она сядет на диван —

руками схватится в сумку, прижмет к коленям

и животу как ценную вещь

ведь там — права и затасканные кредитки

там — обязательно, но не точно

ингалятор от приступов астмы

помутневший пластик таблетницы

и винтажный ридикюль

с дешевой косметикой

он, чопорно шагающий рядом с ней

комичен в сером костюме-тройке

хочет казаться свободным

спрятав ладони от мира

в карманы — в которых периодически

вселяются дырки, но прогоняются

ниткой и иголкой

пока он смотрит телевизор

а жена срастается с креслом

под тусклым цветом

старого абажура — доставшемся в наследство

ей

ему

или купленном на распродаже

за пустоту в их глазах

это никому не интересно

это никому не надо знать

но вот они как пыльные мешки — перед ним

на кожаном диване, на очень дорогом диване

и он

он

он уже знает

он видит, что их сюда привело в этот двор

в этот дом — что они сперва не решались

как мышки высунуться из норки

но потом стало голодно плохо кошмарно

и они продали — машину, какие-то

дешевые акции, взяли ссуду, чуть не заложили

дом

и пришли сюда

чтобы сначала не понять что плавает

в старинных банках с мутноватой жидкостью

чтобы подивиться стендам

с чучелами животных —

рычащих и равнодушных

чтобы взволноваться увидев

до мелочей воссозданную

брюшную полость человека

до мелочей воссозданный

мозг

до мелочей воссозданный

мышечный каркас

и, наконец, прийти в настоящий ужас

от лицезрения до мелочей воссозданного плода

на 6 месяце в до мелочей

воссозданной материнской утробе

о как они испугались

но все равно их как магнитом притянуло

в конец коридора с черной дверью

ведь все-таки деньги

ведь все-таки им не спится

ведь все-таки им надо…

он знал, что им надо —

он читал по их заеденным уголкам рта

покрасневшим от недосыпа глазам

по их неестественно прямым

практически до предела

практически не разгибаемым

спинам

и вот сейчас она охала на диване

сжимая хрустко накрахмаленный

платок

а он, который рядом с ней

по сценарию, заложенным еще в детстве

чуть стесненно приобнимал за плечи

— понимаете

он был… он был таким…

хорошим

— да да, очень хорошим

мальчиком

самым лучшим

— он любил гулять и играть

— да да, очень любил

гулять и играть

тут как будто она

испытала опять сомнение

недоверие

подняла глаза

и с толикой агрессии

сбросила пальцы мужа

— вы ведь понимаете

вы точно понимаете?

в ответ — размеренный

отработанный годами кивок —

даже если и не понимать —

этот кивок их все равно

удовлетворит

— он был… такой.. знаете…

иногда очень неуправляемый

его… если можно сказать…

иногда было не удержать

на поводке

вот такой он был, правда?

— да-да, непоседа

но хороший мальчик

самый лучший

— а еще очень умный

— блестяще умный

феноменально

— вот так бывало

посмотришь на него и…

он уже и так все знал

ему не нужно было смотреть

не нужно было слушать

— он у вас в машине?

— мы завернули его в одеяло.

— это хорошо; я обо всем позабочусь.

— а у вас точно получится? ну… сохранить его

как нужно?

— мэм, у меня сотня клиентов в год

и еще никто не уходил разочарованным.

— хорошо, да, наверное… а когда…

нам… ну… приехать за ним?

— всё зависит от него самого; я вам позвоню.

— ох мой мальчик мой хороший мальчик

— самый лучший

на этом завершился визит странных людей

в не менее странный дом

*

это древнéе проституции

наркотических веществ

и алкоголя

древнее колеса

письменности и

возможно даже

внятной речи

искусство сохранять

не хранить

не убирать

не прятать

искусство сохранять

оставлять

воздействовать

вырезать

сшивать

склеивать

промывать

пропитывать

и начинять

от первобытных времен

которые старались оставить частичку

своего врага в честь доказательства

храбрости и бесстрашия

до времен ацтеков, египтян и этрусков

с их папирусными мумиями смотрящими

сейчас пустыми глазницами

в музейный мрак

от зажатого в книге или спрятанного

в медальоне — может, романтичным юношей

а может не менее романтичной девушкой —

тусклого вьющегося локона

до парижских катакомб с легионом

иссушенных безобразных тел

расставленных вдоль стен

во всевозможных позах и одеждах

от первых чучел —

настоящих и фальсифицированных

кривых, смешных и действительно

пугающих

до тонкого, почти как наука

мастерства пластинации 20 века —

сохранения органов и тканей

со свойственным для них цветом —

красным

бурым

желтоватым

коричневатым

таково оно

искусство сохранения

искусство предотвращения

газов и гнили

искусство изгнания смерти

где смерть заменяется вечностью

оно с ним

оно в нем

оно в его руках

он достает то, что было в одеяле

разворачивает его как конфету

и критически смотрит

видит какие-то следы

догадывается о причинах наступления

небытия

но точно разграничивает порог —

где его компетенции

а где не его

в принципе, ему

даже все равно на то, что было при жизни

главное то, что — после смерти

если он сохранит

а он действительно сохранит

он всегда сохраняет

*

вот они снова сидят на диване

два старомодных голубка

умело скрывающие

личину хищников

уже не такие смущенные и взволнованные

они пришли забрать долгожданный товар —

как вазу с распродажи

или как совсем не подходящее для гостиной

кресло

пришли за своим

и без своего не уйдут

он размашистыми шагами

подходит к экспозиционному

углу, где что-то средних размеров

накрытое белым

ждет недвижимо и непостижимо

пара внимательно следит

за каждым его действием

но он не спешит

зачем спешить

когда время повсюду

и его так много

он отглатывает бренди

он рассказывает про средневековые

чучела, которые получались

смешными и нелепыми

потому что никто не знал

как должны выглядеть

настоящие живые

львы и тигры

это очень его смешило

он хихикал

пока клиенты сидели в кресле

и не знали что делать

пока глава семьи не треснул

по подлокотнику кресла

и тот не отозвался глухим

недовольным ударом

— до покажите нам его, черт возьми

— ах да, вы про это… он вас порадует.

и просто сдернул белую ткань —

как фокусник с ящика

в котором должна появиться ассистентка

— воаля.

пара замерла, вцепившись друг в друга

с близнецовым оцепенением

но потом она, как в тот раз, отцепилась от мужа

словно от чего-то неприятного

и глубоко вдохнув для храбрости

подошла к подиуму

чтобы рассматривать стоящее там

долго и тщательно, долго и тщательно

— какой-то он непохожий

— такое бывает; это в пределах нормы;

еще никому не удалось сохранить все 100%

от полученного.

— но он совсем не похож

— да да, он совсем не похож, —

это уже с дивана

— посмотрите получше; он ваш.

— ну хорошо… а когда он…?

— скоро, очень скоро, мы посидим,

попьем чаю и вы все увидите своими глазами.

и они действительно сидели и пили чай

муж с женой — на дорогом кожаном диване

он — за своим тяжелым столом

и вовсе не чай — тут он их обманул —

а все тот же изысканно выдержанный

бренди

он улыбался на фоне заходящего солнца

словно чем глубже оно погружалось

чем больше опускались сумерки

тем явственнее в нем проклевывался дьявол

но вдруг…

— о нет, он кажется… милый, ты только посмотри

она уронила чашку

и та звонко покатилась в сторону

она опять встала, опять начала кудахтать

что-то говорить невнятное

переводя взгляд то на мужа

то на экспозиционный угол

— обоже, обоже, он что-то шепчет

дорогой он что-то шепчет;

— ну так подойдите, послушайте.

оно подошла

— ничего не слышно, может…

он просто двигает губами?

— подойдите ближе.

она подошла

— еще ближе, он не укусит — ему нечем.

она подошла вплотную

заткнула нос накрахмаленным платком

чтобы не чувствовать формальдегида

и еще чего-то, что гораздо отвратнее

нагнулась
и наконец-то услышала

тоненька фигурка

лишь смутно напоминающая человеческую

перешитая как тряпичная кукла

но с ангельским, бесстрастным лицом

шептала здесь и сейчас

без пауз и интонации

без вдохов и выдохов

только одно и то же слово

ненавижу

ненавижуненавижу
ненавижуненавижу
ненавижуненавижу

*

он цедил бренди

вольготно развалившись за столом

и откровенно ликующе

безудержно

хохотал

(c) мглистый заповедник