Legulas

Приветствую всех моих горячо любимых подписчиков :)

Надеюсь, у вас все хорошо.

Ипотека, частая и тема на Пикабу, и для многих знакомая до боли. Может быть, прочитав этот пост, кому то станет легче...

Прошу не пугаться.. Сегодня глав будет гораздо меньше  :):):)

Вместо эпиграфа: – Рабинович, а где бы Вы хотели жить? – Важно – не где жить. Важно – с кем жить. – А с кем бы Вы хотели жить? – А вот это уже смотря где.

Первая серия. Коварство.

2006 год. В Британии и в континентальной Европе продолжает (или, как мы теперь уже знаем, заканчивает) надуваться мыльный пузырь на рынке недвижимости. Пузырь состоит из двух суб-пузырей: вторичный рынок (давно построено, пользуется спросом, стоит и дорожает) и первичный рынок (бешено строится в надежде быть проданным до момента сдутия пузыря).

Одно из самых горячих в любом смысле слова мест Европы – это Испания, на территории которой мыльный пузырь раздулся до немыслимых размеров: в 2006-08 годах средняя стоимость жилого квадратного метра в стране составляла 2100-2200 евро. Насколько эта цена была адекватна, можно судить по тому, что сейчас, 10 лет спустя, она составляет 1400-1500 тех же единиц за ту же единицу (согласно данным компании CBRE Group).

Значительное число покупателей испанской недвижимости составляли простые англичане, которые, не сильно думая об инвестиционной привлекательности новой собственности, бескорыстно тянулись к ласковому морю и теплому солнцу (или наоборот).

Одним из крупнейших застройщиков того времени и того места была испанская корпорация Metrovacesa (Metropolitana Vasco Central). Выручка компании, агрессивно продававшей в необеспеченный кредит много разной недорогой типовухи, была немалой и в 2005 году составила порядка 1,6 миллиарда евро.

Устав от собственных успехов по части надувания мыльного пузыря на отечественном рынке (там намечался спад), испанцы-экспансионисты решили сделать ставку на глупых и наивных англичан и взять их теплыми оптом на вторичном рынке по месту постоянной прописки. Короче, они задумали коварство и месть за Трафальгар.

За советом коварные испанцы обратились в мудрую брокерскую контору по имени Colliers. Хотя надежней было бы сходить к гадалке и к свахе – цыган в Испании полно везде.

Нетерпеливые испанцы никак не хотели создавать инвестиционный портфель: для этого пришлось бы тратить время и неестественно много думать. Они хотели сконцентрировать весь доступный им капитал в паре мега-сделок. Им нужна была мега-корзина для рекордного количества яиц.

Им хотелось настоящего успеха: разгонять облака над Сити, сидеть в цилиндре в ванне, заказывать время на «Биг Бен» и ходить к королеве на чай без приглашения. И давно уже нужно было показать русским и арабским пацанам, у кого «Адидас» круче. Наивных англичан они просто заранее жалели. Но что тут делать? Бизнес, ничего личного.

Жертва брака по расчету была подобрана изощренно: сваха из Colliers намекнула, что хорошо бы вложиться в дом работы Нормана Фостера, желательно постройки 2002 года, желательно в районе Canary Wharf (хорошее такое место, хорошо в аренду сдается), желательно высотой в 45 этажей, желательно по адресу 8 Canada Square.

Подходящее по всем признакам здание быстро нашлось по указанному адресу, но совершенно случайным, непостижимым и даже скандальным образом вышло вдруг так, что оно оказалось штаб-квартирой банка HSBC, для которого и было построено. HSBC любят заказывать штаб-квартиры у Нормана Фостера!

Но Colliers не были бы Colliers, если бы не смогли сделать досадное недоразумение приятным: они так быстро и с таким трудом уговорили невесту, словно действовали от ее имени и по ее же поручению.

Условия насильственной сдачи замуж были оглашены такие:

Наивная невеста потребовала за свой дом неслыханные 2,2 млрд долларов (1,09 млрд тогдашних фунтов) и отказалась его продавать. Но согласилась подписать договор лизинга сроком на 998 лет. Жених охнул и зашарил по карманам.

Пунктом 2 невеста сообщила, что проданное здание после продажи покидать не собирается. Жених опять охнул.

Пунктом 3 невеста предложила договор сублизинга (по сути – аренды) по цене 43,5 млн фунтов в год сроком на 20 лет с правом продления еще на 5 лет.

И тут жених прослезился: получалось, что за 25 лет аренды глупые англичане вернут коварным испанцам стоимость их же здания. И арендаторов искать не надо. Брак по расчету грозил перерасти в бескорыстную любовь.

Но было одно «но»: 1,09 млрд фунтов. Их надо было где-то взять. В наличии имелись 200 миллионов или около того. Рекламная пауза.

Не успели коварные мачо строго наморщить лоб, как наивные и добрые бриты снова первые сдались: они взяли 200 млн фунтов кэшом и предложили Metrovacesa краткосрочный кредит до заключения сделки (bridging loan) в 810 млн фунтов, чтоб свадьба (сделка) не сорвалась. Жених разрыдался, взял деньги и женился. Счастье обещало быть немыслимым. Брачные узы предполагали много любви и коммунальных удобств. Испанцы после всех волнений даже загордились. И стали жалеть обкрученных ими англичан. Конец первой серии.

Вторая серия. Любовь.

«Биг Бен» ударил незаметно. Год 2007 закончился, и начался год 2008. И началось. Или, правильнее сказать, продолжилось. Пока испанцы приучались пить чай в пять часов, срок пользования краткосрочным кредитом истек. Невеста вяло намекала то на выплату (repayment), то на реструктуризацию долга (refinancing).

Но ипотеку ушлым испанцам никто не давал: сумма страшноватая, сделка странноватая (не купля-продажа, а лизинг). И кредитор не слабый (он же собственник, он же продавец, он же лизингодатель/lessor, он же единственный арендатор на 20-25 лет по фиксированной ставке): на тот момент HSBC был крупнейшим банком планеты по объему капитала, и конкурировать с ним, рефинансируя закредитованную им же сделку по поводу его же собственной недвижимости (да еще и штаб-квартиры, на минуточку), решился бы только сумасшедший. Вот его-то испанцы и искали.

Сами англичане все это время пытались волноваться, но у них ничего не получалось. Не покидая родного дома и не теряя прав собственности на него, они его продали за количество денег, которое на трезвую голову нельзя себе представить ни купюрами по 20, ни купюрами по 50. Безумный покупатель сам напросился на одиозную сделку, и его не пришлось придумывать, искать и уговаривать (или?.. но нет!) Colliers получили комиссионные и ушли в запой (у англичан это вообще принято).

Мало того, кроме феерической сделки с очень специфической, абсолютно непродаваемой недвижимостью, банк нашел знатного клиента: у них под мыльный пузырь на немыслимую сумму и практически с радостью закредитовалась небезызвестная Metrovacesa, которая сама до этого надувала такие мыльные пузыри, что завидовал даже великий клоун Олег Попов.

Мало того, залогом по кредиту являлось родное здание выдавшего кредит банка, формальным собственником которого он быть не переставал. А также вся недвижимость Metrovacesa, если вдруг что.

Мало того, сумма арендной платы вкупе с коммунальными платежами прекрасно покрывалась выплатой процентов по кредиту.

Итого: англичане остались жить у себя дома (45 этажей, 13 000 рабочих мест) и перестали платить за коммуналку, а испанцы начали оплачивать их коммуналку и остались должны почти миллиард фунтов. Евреи курят, цыгане плачут. Конец второй серии.

Третья серия. Коварство минус любовь.

Пока испанцы искали кого-то богатого и сумасшедшего (редкое сочетание свойств), кто бы рефинансировал 810 млн фунтов кредита от HSBC, на них обрушилась кара божья (я бы сказал, что это энтропия). Короче, случился давно ожидаемый форс-мажор.

Шел знаменитый 2008 год. Недвижимость по всей Европе пошла дешеветь, продажи в Испании остановились, арендные ставки упали. У англичан под угрозой оказались коммунальные платежи. Они же – проценты по кредиту.

В одну секунду карета сделалась тыквой, кучер – крысой, а невеста – женой. Уперши руки в боки, новобрачная сообщила новобрачному сразу две новости: отсутствие обслуживания текущего долга она терпеть не намерена, а вторая новость касалась родного для всех дома: он уже стоил не 1,09 миллиарда фунтов, а 858 миллионов и из надлежащего залога по кредиту превратился в негодный.

Во спасение мира англичане сообщили, что готовы выкупить свое же здание обратно за эти самые 858 миллионов и больше испанцев не тревожить.

Развод оказался таким же полюбовным, как свадьба: стороны прекратили договор лизинга сроком на 998 лет, договор сублизинга на 20 лет, прекратили кредитный договор на 810 миллионов фунтов и подписали соглашение об обратном выкупе объекта недвижимости за 858 миллионов фунтов.

Казалось бы, живи да радуйся! Но в дело вкралась коварная арифметика (не путать с алгеброй). Испанцы продавали здание за восемьсот пятьдесят восемь миллионов фунтов стерлингов прописью. Но купили-то они его за один миллиард и девяносто миллионов… Если вычесть из первого второе, получается двести тридцать два миллиона фунтов. Полмиллиарда долларов на тот момент. Со знаком «минус». Как говорят в таких случаях пираты, гром и молния! Хотя на самом деле всегда сначала молния, а потом гром. Дураки пираты.

В тот же год Metrovacesa объявила о банкротстве, произвела делистинг акций и была расчленена. Трафальгар, дубль два. Конец третьей серии.

Четвертая серия. Коварство после любви.

Однажды результативно овдовев, наша невеста не на шутку вошла во вкус. В 2014 году HSBC продали свою штаб-квартиру суверенному фонду Катара. И опять за миллиард сто миллионов. Так что теперь «Биг Бен» бьет по ним и для них. Прямо хоть магазин открывай «Все по ярду сто». Конец четвертой серии.

Вместо эпилога.

Друзья и коллеги! Если вы едете на шоппинг в Лондон, остерегайтесь покупать штаб-квартиры тамошних банков, очень вас прошу. Даже не приценивайтесь! Фиксированный тариф – ярд сто. И помните: самый крутой «Адидас» – не у вас.

И еще: если у вас годовая выручка ярд шестьсот, не зарьтесь на объекты стоимостью два двести. И вообще, не ходите, дети, в Англию гулять.

В дальнейшем я попытаюсь рассказать вам о том, как испанцы (другие испанцы, не эти) решили купить аэропорт «Хитроу» и что у них из этого вышло.

Глава 15. «Звездные» войны. Эпизод третий. Империя пропускает удар.

Сейчас в Нью-Йорке на Times Square по адресу 1540 Broadway находится небоскреб Bertelsmann. А когда-то был один из роскошнейших кинотеатров сети Loew’s State Theatre. Именно там и решили устроить официальную премьеру Some Like It Hot.

Рекламная кампания была проведена, и 29 марта 1959 года, задолго до указанного на афише времени, на Бродвей начали стекаться толпы людей. У них не было билетов на премьеру, но они надеялись увидеть Мэрилин Монро. Вскоре количество желающих превысило все мыслимые и немыслимые пределы, и были вызваны наряды полиции, которым пришлось перекрывать движение как вдоль Бродвея, так и вдоль Пятой авеню.

Время шло, ажиотаж нарастал, гости прибывали, но Монро не было. А далее случилось вот что: Вильдер не был бы Вильдером, а Домнич Домничем, если бы по случаю премьеры они не попробовали еще раз жестко пошутить.

Любители «горяченького» не были разочарованы: под вой сирены и рев толпы к кинотеатру подъехала пожарная машина, верхом на которой восседала главная героиня второго плана, она же главная героиня первого плана. Вот теперь можно было начинать…

Утром все газеты вышли с названием фильма на первых полосах. Зрители, пресса и коллеги-киношники совпали во мнениях: фильм был экстраординарный по качеству, по масштабу, по смелости, по новизне, по жанру. Все было исполнено как задумано.

Голливуд выбрал крайне неудачный способ отреагировать – он отомстил. Но отомстил мелко. Если манифестом Сэма и Изи была блистательная работа, то ответным манифестом Голливуда стала неадекватная оценка этой блистательной работы.

Вручение наград Киноакадемии в тот год было демонстрацией по-настоящему местечковой мелочности. Не то чтобы Домничу и Вильдеру не хватало статуэток и номинаций – все у них уже было. Но индустрия показала масштаб своего солидарного испуга: 4 апреля 1960 года фильму был вручен лишь один «Оскар» – статуэтку получил Орри Келли в категории «Лучшие костюмы для черно-белого кино».

В номинациях «лучшая режиссура» (Билли Уайлдер), «лучший адаптированный сценарий» (Билли Уайлдер и Изи Даймонд), лучшая операторская работа (Чарльз Ланг), лучшее оформление (декорации Эдвард Бойл и художник-постановщик Тед Хаворт), лучший актер первого плана (Джек Леммон) фильм «пролетел». А точнее сказать, это Голливуд «пролетел».

«Оскара» за лучший фильм в тот вечер получила помпезная ультра-голливудская сага «Бен Гур», продюсером которой был киевлянин Сэм Цимбалист, а производителем – Metro Goldwin Mayer. Всего корпорация Гельбфиша (успевшего помочь и нашим двум друзьям) в тот вечер унесла домой 11 статуэток. Голливуд стоял горой за «Бен Гур».

Для протокола и для справедливости сообщим, что в тот вечер статуэтки получили и Симона Синьоре (лучшая актриса), и «Дневник Анны Франк» (лучший черно-белый фильм). Кстати, на звание лучшей актрисы Монро не была даже номинирована: компанию по номинации Симоне Синьоре составили Элизабет Тэйлор, Одри Хепберн и Кэтрин Хэпберн.

Но другие премии в тот год ушли точно по адресу: Сэм и Изя получили награду Гильдии сценаристов (за лучший комедийный сценарий, как можно догадаться), Билли Уайлдер, Мэрилин Монро и Джек Леммон получили в тот год статуэтки Golden Globe (ассоциация иностранной прессы при Голливуде) – лучший комедийный актер, лучшая комедийная актриса и лучшая комедия или мюзикл.

Национальный союз кинокритиков признал Some Like It Hot лучшей картиной года, а Британская киноакадемия признала лучшим актером года Джека Леммона. За саундтрек картины Мэтти Мельник и Адольф Дойч были номинированы на премию Grammy.

По итогам года фильм занял третье место по кассовым сборам в США и вырвался на лидирующие позиции за рубежом.

Проект продержался в массовом прокате около трех лет и собрал сорок миллионов долларов (из них в США – двадцать пять миллионов) при стоимости около двух пятисот. Шестнадцать к одному. Лучше, чем у «Звездных войн». Это примерно миллиард долларов в нынешних пропорциях. Для справки: «Криминальное чтиво» собрало в прокате двести тринадцать нынешних миллионов.

Леммон, Кёртис и Монро впервые почувствовали себя по-настоящему богатыми, а для первых двух это был еще и запуск на орбиту – теперь они оба из комедиантов второго плана стали звездами первой величины.

Большой голливудский будильник прозвенел вовремя, и теперь большие боссы сами должны были что-то решать – пить снотворное и успокоительное или просто пить. Люди они были серьезные и утешения в чтении многочисленных проклятий и обвинений фильма в пропаганде непристойности, разврата, гомосексуализма и прочего «изма» не находили.

Глава 14. Тщетная неосторожность.

Сложный график съемок, постоянный стресс, злоупотребление алкоголем и снотворными привели к тому, что беременность Монро не завершилась родами. Мэрилин была истощена, состояние ее не вызывало оптимизма. Но она выдержала и завершение съемок, и период работы в аудио-студии.

Вообще, терпению, доверию и уважению всех участников проекта друг к другу можно только поражаться. На фоне больших студий с их вечными интригами и сплетнями тот факт, что к концу 1958 года съемки были завершены (с немыслимым опозданием на 29 дней и перерасходом средств порядка пятисот тысяч долларов при плановом бюджете в два миллиона четыреста тысяч), оказался чудом.

К середине марта были завершены монтаж и озвучка, и создатели фильма разъехались лечиться по больницам. А фильму предстояло получить прокатный рейтинг.

За отзывом Вильдер обратился в организацию с ярким названием – National Legion of Decency («Национальный легион приличия»), ранее – Catholic Legion of Decency.

Глава Легиона монсеньор Томас Литтл написал рецензию, которую стоит привести полностью: «Некоторые элементы экранизации могут расцениваться как серьезное оскорбление христианских и традиционных норм нравственности и приличий. Ведущая тема фильма – тема трансвестизма. Естественно, она чревата сложными последствиями; в самом фильме присутствуют явные намеки на гомосексуализм и лесбиянство. Диалоги не просто двусмысленны, но открыто непристойны. Оскорбительность костюмов персонажей также не подлежит сомнению».

Сейчас, по прошествии десятилетий, после сотен постыдных скандалов и судебных разбирательств по поводу педофилии и иных форм не совсем святого поведения разновысокопоставленных служителей культов, мы понимаем истинное положение дел той поры, и такая пламенная и узконаправленная эрудированность «эксперта по приличиям» не вызывает ничего, кроме глумливой иронии. Но тогда его мнение и авторитет значили много.

Пришлось выпускать фильм в пробный ограниченный прокат без возрастного рейтинга, что могло приравниваться к категории «фильм для взрослых». Некоторые штаты задерживали выход фильма в прокат, не понимая, что делать с картиной без рейтинга. Все в судьбе этого фильма было впервые…

Глава 13. «Звездные» войны. Эпизод второй.

Весь реквизит теперь был покрыт «шпаргалками». Реплики Монро писались на бумажках и карандашом на всех предметах в поле ее зрения. Особенно хорошо это видно в сценах телефонных разговоров: партнера в кадре нет, и взгляд актрисы перебегает с бумажки на бумажку.

В одном эпизоде (сцена в поезде) ей нужно было на крупном плане произнести: “It’s me, Sugar!” Были произнесены все варианты: “It’s Sugar me”, “Me it’s Sugar”, “Sugar it’s me”. Кроме, разумеется, искомого. Вильдер предложил написать текст на шпаргалке. Монро отказалась. Количество дублей превысило тридцать.

Все разозлились, устали, и чтоб разрядить обстановку, Вильдер сказал: «Мэрилин, ты, главное, не волнуйся». Та ответила: «А что случилось?» И тогда Вильдеру понадобился укол. Врачу, который делал инъекцию, Вильдер сказал: «А у Вас точно есть диплом?» Понадобился ли укол врачу, мы не знаем.

Если с какого-то дубля удавалось снять попадание в большую часть реплик, переходили к следующему эпизоду.

Фигура актрисы «округлялась», и в качестве дублерши использовали девушку из оркестра – Сандру Уорнер. Сандра была выше ростом, но имела схожие пропорции и влезала во все костюмы Монро. Для съемки рекламных постеров с фото в полный рост использовали только Сандру. Саму Монро теперь можно было снимать только крупным планом или выше пояса.

Моментами обездвиженности Мэрилин в периоды ее алкогольного или медикаментозного сна пользовались, чтоб наложить грим: в другое время она находилась в состоянии двигательной расторможенности и «замереть» надолго не могла.

О состоянии Вильдера говорить не приходилось: он сидел на снотворных и обезболивающих.

Следующим в очереди на нервный срыв был Тони Кёртис. Он совершенно не был готов держать удар: из-за кульбитов партнёрши он должен был делать десятки лишних дублей, тратить время, ожидать часами, постоянно концентрироваться. Он тоже начал принимать успокоительные препараты.

Но что было удивительно: с одной стороны, для Вильдера такая ситуация была неприемлема. Он никогда не отклонялся от сценария, от графика и от бюджета. А Монро сровняла с землей все его принципы и все его профессиональные привычки. Вильдер происходящее описал так: «Мы в середине полета, на борту псих, и у него бомба». Многие на его месте поискали бы «стоп-кран».

А, с другой стороны, он говорил примерно вот что: «Я помню десятки случаев, когда актеры путали текст, терялись и не знали, что им делать в кадре. Монро постоянно забывает текст, но я не припомню ни единого случая, чтоб она не знала, что ей делать в кадре».

Потихоньку настала дата, которую запомнила вся съемочная группа: 24 октября 1958 года началась работа над сценой свидания на яхте. Нервы у всех были на пределе. Самочувствие у всех было скверное, а у Монро ко всем предыдущим проблемам добавился токсикоз.

Началось все с того, что чары Монро реально подействовали на Тони Кёртиса строго по назначению, и все человеческое оказалось ему настолько не чуждо, что это было видно и портило дубль за дублем. Теперь уже Тони был проблемой, лишние дубли были из-за него, а такого поворота никто не ждал. Фильма для взрослых Вильдер с Домничем не планировали.

Когда Кёртис, подобно Штирлицу, овладевал собой, Монро снова забывала текст, и все начинали по новой. Кроме того, ее теперь часто тошнило. Вильдер был в отчаянии, и не он один.

Неизвестно точно, сколько дней продлились муки любви, но эту длинную сцену сняли только с сорок второго дубля. Когда Кёртиса спрашивали о том, каково это – целоваться с Мэрилин Монро, он деликатно отмалчивался или произносил слово «Гитлер».

В Голливуде о происходящем тоже знали. И терпеливо ждали бунта на корабле бунтарей. Что-то должно было кончиться первым: то ли деньги, то ли терпение, то ли здоровье.

Глава 12. 1400 ударов.

Проблема с психическим здоровьем актрисы была давнишней и семейной: мать Нормы была помещена в психиатрическую клинику с диагнозом «параноидная шизофрения» и отношений с дочерью (да и с внешним миром) поддерживать не могла.

Сама Норма, ввиду нестабильного состояния матери, с девяти лет мыкалась по чужим домам, живя то у тети, то у бабушки, то в возрасте двенадцати лет попав в приемную семью, где сводный брат пытался ее растлить. Из приемной семьи ее забрала тетя (двоюродная сестра матери), и вскоре попытку растления Нормы предпринял и сожитель тети.

В те времена все проблемы такого рода решались за счет здоровья и жизни детей. Как итог, тринадцатилетняя Норма совершила первую попытку самоубийства.

После попытки самоубийства несчастную девочку забрала к себе бабушка. По свидетельству Монро, у бабушки она провела два самых спокойных года своей жизни.

Далее Норма попыталась сменить обстановку, устроиться на работу и уехать из Калифорнии, но законодательство запрещало несовершеннолетним покидать территорию округа без разрешения родителей или официальных опекунов.

Мать находилась в психиатрической больнице, отца своего девочка не знала даже по имени, а обращаться к официальным опекунам (приемной семье, в которой ее пытались растлить) было невыносимо, и тогда шестнадцатилетняя Норма решила выйти замуж – это был единственный легальный способ обрести хоть какую-то свободу и покой. И уже будучи замужем, она смогла уехать и устроиться на работу – сборщиком беспилотных летательных аппаратов…

Впоследствии Монро много интересовалась Достоевским и, увы, не без причин мечтала сыграть Грушеньку и Настасью Филипповну…

Стоит ли удивляться тому, каким кошмаром после такого детства была ее взрослая жизнь, ее работа и жизнь всех окружавших ее людей?

К началу сентября съемки практически застопорились: у Мэрилин возник страх перед камерой, и сгонять его она пыталась сеансами психоанализа, занятиями сценическим мастерством, снотворными пилюлями и алкоголем.

15 сентября Пола Страсберг прибыла на очередное занятие и постучала в дверь номера Монро. Ответа не последовало, и тогда дверь выломали. Актрису нашли на полу без сознания и отправили в госпиталь.

Почти все в ее состоянии было знакомо: острая алкогольно-медикаментозная интоксикация, клиническая депрессия, серии панических атак… Но была и новость: Мэрилин была на пятом месяце беременности.

Вильдер хотел фарса и гротеска на экране? Он получил настоящий трагифарс рядом с собой.

Что было делать? А что было делать? Съемки продолжились.

Глава 11. «Звездные» войны. Эпизод первый.

Одной из причин, по которой Мэрилин Монро сперва не желала принимать предложение Вильдера, была ее турбулентная семейная жизнь. Но она остро нуждалась в деньгах и по настоянию своего тогдашнего супруга, – знаменитого драматурга Артура Миллера, – согласилась на роль «тупой блондинки, которая не может отличить мужчину от женщины», – это ее слова, – да еще и без аванса, а только за будущий гонорар и процент от сборов. «Звездной» семье были нужны деньги.

Миллер был человеком настроения (в основном, плохого настроения). Он часто приезжал на съемочную площадку и, никого не смущаясь, устраивал жене сцены. На фоне крайне напряженного графика и тяжелейшей работы эти сцены быстро вывели Мэрилин из рабочего состояния и ввели в депрессию. От тревоги и усталости у нее начались проблемы со сном. Она не засыпала раньше четырех утра.

Это было плохим подспорьем для съемочной группы: актеры должны были прибывать на грим в 5:30 утра, а съемки начинались около восьми. После полутора часов сна, да еще и под воздействием снотворных, Мэрилин не могла работать, не могла вспомнить текст, у нее начались эпизоды дезориентации в пространстве: однажды она пропустила съемочный день, сообщив, что не могла вспомнить, где находится съемочная площадка.

День за днем, Монро теряла способность работать: она «сдавала» и морально, и физически, и психически. Теперь любая сцена была непреодолимым препятствием: текст Монро почти не запоминала, зато подолгу спорила с режиссером, непрерывно требовала пересъемок и дополнительных дублей. Сама она ни с кем не общалась, а все переговоры вела через своего репетитора – Полу Страсберг.

На нервной почве у Вильдера начались сильнейшие боли в спине. Каждый пропущенный съемочный день обходился ему и Домничу в круглую сумму: все деньги были свои.

На фоне болей в спине Вильдер и сам перестал спать и начал принимать обезболивающие и снотворные. Съемочный период затягивался, результата не было. Процесс заходил в тупик.

Началась масштабная переработка сценария. Убирались все длинные фразы. Эпизоды с участием Монро дробились на короткие части. Реплики либо изымались, либо укорачивались. Но если реплики Монро становились реже и короче, то реплики ее партнеров по кадру удлинялись и добавлялись, и все приходилось переучивать на ходу; нервозность нарастала.

В один день из-за непредвиденного отсутствия актрисы (ее теперь называли не Missis Monroe, a Missing Monroe) съемки сцены с песней I wanna be in love были под угрозой. Для массовки были наняты около 200 человек, а исполнительницы не было.

Когда ее все же нашли и привезли, она была в угнетенном состоянии, под воздействием алкоголя и снотворного и не смогла подняться с кресла и выйти из гримерной.

Понимая тяжесть ее состояния, Вильдер поговорил с Мэтти Мельником, и оркестр начал исполнение композиции, а вокальную партию исполняла солистка оркестра. По идее режиссера, услышав «свою» песню, Монро должна была все же выйти на площадку.

Как ни странно, этот трюк сработал, и со второго дубля блистательный музыкальный номер был снят. Душевное состояние героини полностью соответствовало подавленному настроению исполнительницы.

В удачные дни все прибывали на площадку в пять утра, гримировались до восьми и начинали работу. Мэрилин не выходила из гримерки раньше шести вечера. В удачные дни.

Ухищрения, к которым теперь приходилось прибегать, напоминали попытки накормить непослушного ребенка. И требовалось их все больше и больше. Ко всеобщему ужасу, состояние Монро ухудшалось стремительно.

Продолжение следует. Но.. завтра... :-(