Kirovskiy

Растаял серый день. Усталые трамваи
Спешат в своё гнездо всё громче и быстрей.
Доходные дома за стылой дымкой тают
И ты идёшь на свет далёких фонарей.

Скрываясь от дождя у мокрых старых зданий,
Забывших, как и ты, о тёплом ветерке,
Неумолимость лет прекрасно понимаешь
И чувствуешь себя песчинкою в реке.

У медного Петра и на мостах каналов,
Промокнув без зонта, замёрзнув будто пёс,
Так ясно видишь ты, как жить осталось мало,
Как путь твой неказист, беспамятен и прост.

С грехами и бельём в потёртом саквояже,
Туда, где прочат свет, где вечная весна..
Но что там, впереди, никто тебе не скажет,
Пока дни долгих зим не выпьют нас до дна.

Люди едут на море на разных блестящих машинах

По загруженной трассе, где Солнце жжет мысли до дна.

Море - прямо, налево - холмов безымянных вершины,

А направо, за час до негаданной смерти - война.

Кто-то там, где-то там мнëт в умишках мыслишку простую -

НАМ-БЫ-ВЫЖИТЬ, а здесь жизнь горит негасимым огнём,

Рады дети, и мамы им что-то так нежно толкуют,

И довольные папы мечтают о пляжах за гладким рулëм.

Их ждëт время чудес, прочь хандру и крамольные мысли!

Нерушима вовеки веков здешних мест благодать,

Над огромной страной как сова над мышонком зависло

Первобытное счастье - не думать, не видеть, не знать.

Вы доили когда-нибудь коз?
У козы гуттаперчевый нос,
Попадает трава через рот
Прямо в козий молочный завод

Где работа в три смены кипит,
Нет у коз затаённых обид
И волнительно, если коза
Вам внимательно смотрит в глаза.

Для защиты от сил сатаны
Ей рога на макушке даны,
Ну а если в вас видит врага,
Можно шланги надеть на рога.

Прочь гоня древнерусскую грусть,
Козы делают яблочком "хрусь",
В общем так же, как жизнь без кота,
Жизнь без коз совершенно не та.

Сев на камень в грязи придорожной,
Стиснув зубы, отбросив испуг,
На картонке блаженный художник
Рисовал всё, что видел вокруг..

Поле спит и не скоро проснётся,
Только изредка, скромно, тайком
Подмигнёт беспокойное солнце,
Будто в страхе прослыть дураком.

Дым из труб в пропасть неба клубится,
За окошками старых домов
На кормушке щебечут синицы,
Развлекая домашних котов.

Ветры с севера неутомимы
И с годами всё жёстче и злей
Бесконечные тёмные зимы,
Незнакомые лица людей.

Им как-будто не хочется лета,
Взял художник тягучую тушь,
Рисовал дыры чёрного цвета
Вместо тёплых потерянных душ.

Они сказали прийти с вещами,
Себя в повозку Перуна впрячь,
Нас было много, нам вслед кричали
Родные что-то под детский плач.

Они всегда говорили много,
Рождая толпы войной больных,
Здесь каждый шёпотом вспомнил Бога,
Ко всем чертям посылая их.

Они сказали не стоит шума,
Мечты и цели - ничто, балласт,
Они сказали не надо думать,
Уже подумано всё за нас.

Потом всё просто - чужие дали,
Солёный пот, пресный вкус земли,
Они - останутся. Нас - не станет.
Они сказали. И мы пошли.

Эй, Ассоль, расскажи, дождалась любви?
Говоришь не такого совсем ждала?
Этот Грэй - глупый лжец, эта селяви
Без оттенков - чёрная злая мгла.

Из зеркал повылазил бессмертный враг,
За победу стойкому наливай!
Мир в окне всё быстрее летел в овраг,
Мы с улыбками пили вечерний чай.

Эй, Ассоль, где же алые паруса?
В головах мхом покрылся покорный бред,
Вместо папы и мамы глядят в глаза
Ржавый робот и бабушка-людоед.

Лишь очки, сквозь которые розов мир
Всё на месте, другое - помножь на ноль,
Переносицы стёрты до смрадных дыр,
Время снять их, дурашка. Прощай, Ассоль.

Говорят, что все псы попадают в рай,

Даже злые, о добрых и речи нет,

Там тепло и задорный собачий лай,

Завались костей и полно котлет.

Обитателям рая неведом стыд,

Как неясен нам смысл бегущих дней,

Обняв сучья собой беспробудно спит

На огромной яблоне старый змей.

Кто-то сбит, кто-то болен был, эскулап

Приоткрыл незримую дверь небес,

Бег по радуге резвых мохнатых лап

Без сомнений будет закончен здесь.

Рай встречает собак перекличкой сов,

Океаном, в котором живут моржи,

Вовсе было бы солнечным счастье псов,

Но хозяев нет

Ни души.

На белой берёзе зелёные листья,

По тоненькой ветке ползёт муравей,

Пронзительно небо и ветер неистов,

Так было и будет, а в мире людей

Вождями на картах всё чертятся стрелки,

В конвульсиях боя трясёт автомат,

Ребята стреляют за чьи-то хотелки

В таких же стреляющих грустных ребят.

Трава то и дело становится красной

От крови споткнувшихся юных бойцов,

Им снятся мгновения жизни вчерашней,

Внутри этих ставших реальностью снов

Не слышно салютов и пафосной прозы,

Их тихо в свою принимают семью

Зелёные листья на белой берёзе

И взвод муравьишек в парадном строю.