HeRcbITb

В школьные годы был у меня один воздыхатель, которому не светило даже домой меня проводить после школы: просто мне тогда было лет 15, а Васе (назовём его так) всего 12. Это сейчас разница в какие-то три года ничего не решает, а тогда 12-летний Вася мог рассчитывать только на поджопник от своей 15-летней возлюбленной.

А потом прошли годы.

Аж 10 годов прошло с той поры. И мне было уже 25, когда в одном ночном клубе я внезапно встретила того Васю. Ну, не то, чтобы встретила... Я его в принципе и не помнила вообще - он сам подошёл, и освежил мне память. А заодно напомнил и про своё, когда-то разбитое мною вдребезги, сердце.

Видимо, хотел подавить на жалость. Но в 25 я была безжалостна как наш школьный стоматолог Ирина Сергеевна, и дать Васе я по-прежнему могла только поджопника.

И снова прошло ещё 10 лет.

Когда мне уже перевалило за 35, Вася отыскал меня ВКонтакте и предложил как-нибудь выпить вместе по чашечке кофе, повспоминать Брежнева, Ельцина и динозавров, ну и вообще - мы ж скоро станем соседями: Вася купил квартиру в доме напротив моего. На жалость он больше не давил, даже наоборот: как бы невзначай, в каждом сообщении он ронял фразы типа "Это было ещё до того, как я купил дом в Ницце" и "Мне Газпром до сих пор торчит то ли два, то ли три миллиона - точно уже и не помню, у меня для этого есть свой бухгалтер". Мол, проебала ты, Лида, своё счастье. Не разглядела в своё время в маленьком Васе перспективного будущего олигарха, а теперь вот плачь-плачь, танцуй-танцуй, беги от меня - я твои слёзы.

Тут, конечно, я неприлично громко взоржала, но Васе написала: "Уже изнемогаю от желания предаться с тобой воспоминаниям, поэтому предлагаю не тянуть с кофеём, и испить его прям вот сегодня вечером!"

Вася мгновенно ответил: "Сегодня вряд ли смогу найти для тебя время - ужинаю с Серёгой Галкиным, замминистра по экономике", а через три секунды дописал: "Хотя, с ним-то я каждый день вместе ужинаю, разочек как-нибудь уж без меня пожрёт, а с тобой мы ж лет десять не виделись. Чо, где, во сколько встречаемся?"

Встретились через час в каком-то кафе у нас в Отрадном. Причём, когда я пришла, Вася там уже сидел. И сидел он там, судя по четырем пустым стаканам на столе, как раз вот где-то уже около часа. Увидев меня, Вася нервно вскочил и зашипел: Давай быстрее чонить заказывай - у них до семи часов действует акция: минус 50% на всё меню, и любое бухло идёт 1+1: заказываешь одно бухло, а второе такое же тебе бесплатно приносят! А время уже без двух минут семь!

Вася, - говорю, - сядь и успокойся. Есть я не хочу, а два бухла всё равно в меня и не влезет. Закажи мне один мохито, и давай уже поскорее предадимся воспоминаниям, а то у меня тоже сегодня еще ужин с нашим завхозом Михалычем.

Ну, - говорит Вася, - чо мы всё обо мне, да обо мне? Давай о тебе лучше поговорим? Ты чо щас как? Чем занимаешься, сколько денег в месяц поднимаешь?

Да всяким, - говорю, - занимаюсь. На жизнь хватает.

А Вася не унимается. Не, - спрашивает, - ну а примерно, сколько в среднем у тебя в месяц выходит? Тыщ триста-то хоть наскребётся?

По-разному, говорю, бывает. Иногда и наскребается.

Для девочки неплохо. - Снисходительно похвалил меня Вася. - Хотя, канешна, я в баре за одну ночь больше оставляю. А живёшь ты всё там же, на Бестужевых? Я говорил уже, что прикупил недавно квартирку рядом с тобой? Ну, давай, рассказывай: куда тут в вашем Отрадном можно сходить тусануть?

Ну, - говорю, - нехуёво тусануть у нас можно в Дикси, например. Там по вечерам очередь в кассу всегда меньше, чем у соседней Пятёрочке, но зато пакеты у них говно: стоят аж 5 рублей, а рвутся прям сразу. Так что в Дикси ходи со своей авоськой, понял?

Сидит, смеётся. Я, говорит, в Дикси не хожу. Там не продаётся туалетная бумага Ламби. А я только ею пользуюсь.

Ничо, говорю, будешь на Бестужевых жить - будешь и в Дикси ходить. Азбуку Вкуса у нас пока не построили ещё.

Тут к нашему столику подходит официантка и Вася просит у неё счёт.

- У вас есть наша скидочная карта?

- Дадите - будет.

- Карта выдаётся бесплатно, при заказе на сумму от 2 тысяч рублей. А у вас счёт на тысячу шестьсот пятьдесят. Будете что-то ещё заказывать?

- Чего???!!! От двух тысяч??? Да нахуй тогда не нужна мне ваша карта! Давайте несите сюда счёт и терминал для безналичной оплаты. Так, где тут у меня моя золотая кредитка? Это чо вот за карта? А, это карта ЦУМа, мне её дали, когда я там какого-то шмотья у них купил на лям. А вот это ещё чо? А, это ж старая карта из Мерседесовского автосервиса! Всё забываю её выкинуть - Майбах свой я в прошлом году ещё разъебал, и больше на таком говне не езжу.

Кстати, давай я тебя сейчас до дома подкину, или куда тебе там ещё надо? Пойдём на улицу - угадаешь, какая из машин на парковке - моя?

Ну? Поняла уже? Как это "нет"? Ты слепая совсем, что ли, или прикалываешься? Как можно не заметить мою машину?? Ну она ж одна такая на всё ваше ссюшное Отрадное! Походу, тебе и одного мохито много было. Да вон же стоит моя красавица - жёлтый Опель!

Не, вы только не подумайте, что я презираю иномарки, стоимостью меньше пяти лямов - я вообще могу и в прицепе от вишнёвой девятки с радостью прокатиться, но вот прям не в данном конкретном случае, чесслово. Поэтому от покатушек на жёлтом Опеле по ссюшному Отрадному я отказалась, и уехала домой на такси. А когда я уже входила в свой подъезд - Вася прислал мне в Ватсапе хуй, с вопросом: "И как мне теперь вот с этим домой ехать?"

Не знаю, даже, Вася. Как-нибудь уж доедь. Тем более, что этот фотохуй ещё и не твой вообще, а какого-то дяди Гургена: ну нет у тебя таких волосатых пальцев, Вася, нет!

Не случилось, короче, у этой истории романтичного хэппи-энда. А сегодня я видела Васю в нашем Дикси. Покупал там томатный сок и туалетную бумагу Мягкий знак. От пакета на кассе отказался - со своим пришёл.

Вот. Правильно, Вася, старших надо слушать - они тебе плохого не посоветуют.

© Лидия Раевская

Серёгин дом напротив нашего - окна в окна. Сосед. Мы так и звали друг друга "Эй, сосед", "Эй, соседка"

Сосед из Серёги неплохой. Спокойный. Всегда готовый помочь, а за малую мзду способный на твоем огороде вкалывать старательнее, чем на собственном. Главное - не давать денег до конца работы. Как бы он не просил. Иначе он пропадет, и деньги пропадут.

Рядом с Серёгиным домом - изба бабы Маши. Всю жизнь проработала в леспромхозе учетчицей. Мужа похоронила, дети разъехались. Обычная история. Осталась на старости лет одна. Не спешите судить детей - они звали и уговаривали. Но у бабы Маши - куры, как она их оставит? Куры - это бабы Машино всё. В одиночестве человек ищет, кому отдать заботу, особенно если заботиться привык. Баба Маша все отдала курам. Каждую свою курицу, а их у неё два десятка, знала в лицо и по имени. Говорить о них могла часами

- Вон вишь, Мохнушка пошла, да вон, лапы-то у ей мохнатые. В прошлом году потеряла я её, уж под осень... Думала, собаки подрали, или вон Серега съел, а она выходит с цыплятами. А октябрь на носу и куда я их? Думаю, переловлю и в доме зиму передержу. А она ловить не дает, кидается, как собака, Все руки поисклевала - баба Маня вытягивала полные руки, будто предлагая разглядеть места куриного злодеяния. Но руки были без синяков, прежние

- привычные, огрубелые, крестьянские руки.

- И что выловили?

- А то? Не пропадать же им. Всех в коробку усадила, пока на крыльцо поставила, думаю надо ж место им там определить. А она, мать - есть мать, к коробке уселась рядом, и квохчет - вроде как успокаивает. Ну, что так ведь и её забрала,до тепла считай держала. Вся изба провоняла. А потом сама она от них отбилась. Куры - они умные, понимают, от взрослых детей отбиваться надо. Чего им жизнь портить. Сами пусть живут.

Баба Маня вздыхала, верно уже не о курицах, а о том, что вот и она отбилась от взрослых детушек....

- Хоронитьь меня приедут - продолжала вроде и не в тему. - Вы им, если что сообчите.

Адреса и телефоны детей она раздала всем соседям, и все мы обещали "сообчить"

Смерти она не боялась. Она боялась града, помня, как выпал град с яйцо размером и побил кур и цыпляток.

- Прибежала, а наседка лежит, крылья распластала, махонькие под ей. Шестеро живехонькие, а пяток-то уж мертвые, побитые градом. И она мертвая.

А еще боялась баба Маня коршунов, кошек, ворон и соседа Серёгу. Он периодически воровал кур и пускал на закусь. Хотя нет, Серёгу она люто ненавидела.

- Он, ить, хуже Гитлера. Вот молодку упер. Ну чего молодку, только нестись начала, если б старую, нет молодку.

- Может не он?

- А куда делась? Он - сволочь. Житья нет от него. И носит же земля такого.

Периодически баба Маня ходила к участковому, просила соседа приструнить. Участковый из уважения к бабе Мане беседы вел, а потом махнул рукой. Потому как проводить расследования из пропавшей "молодки" смысла не видел. А Серёга себя пяткой в грудь колотил, что кур не трогал. И как тут понять, кто из них врет?

Баба Маня не сдалась - моталась в район, писала заявления уже в милицию. Впрочем и там, её выучили наизусть, потому вежливо выпроваживали. И баба Маня горестно уверовала, что властям она не нужна. И что есть силы ругала Серёгу через забор. Тот отругивался беззлобно. Потому, как хоть и был алкашом, злобы в нём не было. Соседская холодная война - явление привычное...

Большая вода пришла в мае. В сыром, не в меру раннем и дождливом мае. Лило весь месяц. Есть у наших наводнений одна черта - если просто раздурится река - полбеды. А если к ней добавится коренная, то есть от снегов, растаявших в горах - совсем беда. Обычно нашу деревню боги миловали - подурит вертлявая Сейка, подтопит пару огородов апреле, в конце июня сойдет и коренная, и все- малой кровью обошлись. Мы в районе даже и в числе паводкоопасных не числимся. Но тут Сейка и горы объединили усилия. И рванула коренная в мае-месяце.

Нам повезло, наш сторона улицы стояла на взгорке, а вот огороды и стайки на другой стороне улицы все попали в зону затопления. Вода прибывала страшно, еще с ночи ничего беды не предвещало, а к утру уже полсела оказалось в воде. К счастью, что домов особо не затопило, а вот стайки, огороды, погреба и подполья пострадали. Мы и проснулись в пять утра от криков и шума на улице. Муж почти сразу же кинулся помогать затопленцам выводить перепуганную скотину из стаек. Животину, чьи хозяева уже и двора лишились под натиском стихии выводили просто за ворота. Улица вскоре напоминала один большой скотный двор, в перемешку коровы, овцы, лошади, свиньи, мы погнали их всех скопом на поляну за село. Там же хозяйки и доили своих настрадавшихся буренушек.

В этой суматохе, про бабу Маню никто и не вспомнил. У неё кроме кур - хозяйства никакого. А в выборе кого спасть коров или куриц - у коров приоритет.

Уже окончательно вступило в свои права мутное, белесое утро, чтобы уступить место такому же мутному и холодному дождливому дню, когда кто-то из пацанов сообщил, что баба Маня в воду полезла.

- Куда, дура старая! - взревел Иван-лесничий, привычно руководивший спасательной операцией и выдернул бабулю из бурной и мутной воды , как репку

Баба Маня вырывалась со слезами, и вырвалась так, что держали её уже в две мужских силы:

- Ох, курочки мои, курочки! - голосила она и вскидывала глаза на "конвоиров" - Ребятушки, спасите, то хоть не всех, кого можно, ребятушки...

- Своих отдам - ревел Иван.

- Да куды там своих, твои несутся раз в месяц и яйца по крапиве сеют. - всхлипывала баба Маня.

А мы понимали, что в холодную воду лезть смысла нет. Курятник торчал более чем наполовину в воде.

-Они там все равно вверх на насест забились - заметил муж - Можно вытащить

Я молча вцепилась в руку, готовая не пустить его в воду.

- Да возьмешь с пенсии несушек или цыплят, вырастишь. - утешали бесполезно бабы.

Баба Маня обвисла на руках мужиков и всхлипывала в неприкрытом и откровенном горе.

- Ванька, болотки дай! - вдруг раздалось Серегино негромкое, но такое, что все услышали.

-Иди ты - отмахнулся Иван, с каким-то удивлением в голосе - Утопишь сапоги, а они денег стоят.

- Да и хрен с тобой! - нецензурно ответил Серёга и отчего-то принялся скидывать с себя одежду

- Яйца застудишь! - съехидничал кто-то

- Кому они нужны? Лучше мешок дайте.

Мешок ему дали. И Серёга полез в желтушно-коричневый поток в трусах и калошах на босу ногу.

- Серёженька, родненький, - опять запричитала баба Маня - Хоть кого-то спаси. Хоть не всех. Я ж за тебя молиться всю жизнь буду-у-у-у!

-Ты ему лучше курицу ежемесячно пообещай, - хмыкнул Иван.

Никто не рассмеялся, все следили за беспощадно-белой, голой Серёгиной спиной, невольно ежась и вздрагивая. А он брел, по грудь в воде уже брел...

Дошёл...Тяжело открыл дверь...И через пять минут уже появился неся на голове шевелящийся мешок. Теперь идти ему было сложнее... живой и беспокойный груз норовил съехать в воду и Серьга беспрестанно подхватывал мешок и поправлял... Дождь не унимался. И зрители поклацывали зубами от его ледяной немилосердности, но не расходились

- Куда их? - спросил он, дыша часто и неровно.

Баба Маня кинулась к мешку.

- В сенки, в сенки выпущу сейчас, ой хоть четыре курочки, хоть четыре.

- Мешок вынеси! - крикнул ей в спину Серёга.

Вынесла, мешок и бутылку водки с хлебом и вкусно-белым куском сала.

- Налейте ему мужики! - скомандовала враз оживевшая бабуля, - А то в дом пошли.

- Какой в дом? Вода-то все прибывает, мужики. Пока ловил, вот на столько - показал пальцами Серега сантиметров пять - прибавилось.

Опрокинул в себя полстакана водки, крякнул схватил мешок и опять полез в воду.

Он тогда вытащил шестнадцать кур за четыре ходки.

Промерзший, отогревался в бабкиной избе, выпивал, неторопливо закусывал яишенкой... и живописал свой подвиг. Мужики поддерживали компанию. Бабка Маня суетилась то возле стола, то возле мокрых кур и все твердила:

- Сереженька-то, Серёженька - вот человек... Вот же человек!

И гладила Серёгину спину, прикрытую заботливо бабкиной пуховой шалью

Вода же, продержавшись трое суток, прежде чем позорно отступила, оставив после себя заваленные ветками и корягами огороды, снесенные стайки. Курятник бабы Мани устоял.

А через месяц всё вернулось на круги своя...

© Записки провинциалки

— …Таким образом сторона обвинения просит признать гражданина Эдуарда Брэгга виновным в умышленном убийстве гражданина Эдуарда Брэгга и осудить по статье 131…

Судья тяжело вздохнул. Рабочий день обещает быть длинным.

— Спасибо... Подсудимый, Вам понятна суть обвинения?

— Да, Ваша честь, — устало ответил интеллигентный мужчина лет пятидесяти.

— Вы признаёте вину?

— Я признаю, что умертвил копию своего организма, которая появилась на свет в результате ошибки. С предъявленным обвинением не согласен.

Нет, очень длинным.

— Сторона защиты? Господин адвокат?

— Ваша честь, мы настаиваем на том, что обвинение абсурдно. Профессор Эдуард Брэгг жив и стоит сейчас перед вами. Нельзя обвинить в убийстве человека, если убитый жив.

— Благодарю, — отозвался судья в тревожном предвкушении, — судебный процесс объявляется открытым… Подсудимый, начнём с начала, расскажите нам всем, что произошло.

— Да, Ваша честь, — Эдуард неторопливо встал, поправляя воротник рубашки, — я работаю в научно исследовательском центре имени Пьера Эрнеста Вейса, заведую кафедрой Квантовых процессов управления. Моя научная группа занимается разработкой методов телепортации тел макроскопических размеров.

— Каких размеров? – поинтересовался прокурор.

— Макроскопических. Это значит, относительно большие тела. Не просто четыре атома. Мы телепортировали в том числе живые организмы: бактерий, насекомых, крыс, собак.

— Сколько собак было убито в ходе ваших экспериментов? – снова встрял прокурор.

— Когда мы дошли до собак, технология была уже отточена. Все собаки были телепортированы из точки А в точку Б успешно. Полгода назад мы подали заявку для экспериментов над людьми. Но до сих пор заявка на рассмотрении. Меня крайне возмутил тот факт, что бюрократия оттянула научный прорыв на полгода, и я предложил коллегам провести эксперимент над собой. Попробовать меня телепортировать.

— Расскажите, как это происходит? – попросил адвокат.

— Стоит для начала рассказать, как устроена установка, — ученый говорил чётко и размерено, — Точка А и точка Б – это два больших цилиндра, капсулы, из химически чистого никеля, куда может поместиться человек в полный рост. Они находятся на расстоянии 10 метров друг от друга. В разных комнатах с разным оборудованием. В точке А происходит расщепление образца, который вы поместили в эту капсулу. Одновременно с этим – сканирование. В точке Б происходит воспроизводство этого образца с помощью квантовых связанных частиц. Таким образом происходит телепортация.

— Как отреагировали коллеги на ваше решение? – поинтересовался судья.

— Резко негативно, Ваша честь. Им это грозило реальным сроком. Но я всегда работал больше остальных и часто оставался с оборудованием наедине. 20 октября ранним утром я в тайне от своей научной группы запустил все элементы системы и совершил первую в истории науки телепортацию человека.

— Что же пошло не так? – спросил прокурор.

— Я мгновенно оказался в точке Б, как и было задумано. Травм и искажения сознания не произошло. Я пешком отправился в исходный пункт. В точку А. И увидел, что расщепитель не сработал. В капсуле, где я находился минутой назад, по-прежнему стоял я сам. Меня это крайне сильно поразило. Согласно нашей модели, сканирование и воспроизводство возможно только в случае полного расщепления образца. Здесь же телепортация произошла без уничтожения образца в точке А.

— Как вы увидели самого себя в этом вашем цилиндре, если он из чистого никеля? – прокурор снял очки, потому что они мешали ему думать.

— Химически чистого… Извините. Я увидел это через встроенную в цилиндр камеру: он пытался выбраться из капсулы. Для начала я попытался найти неисправность. Попытался запустить расщепитель отдельно от остальных элементов системы. Сверкнула искра, и моему клону оторвало руку. Так не должно было быть. Судя по всему, для массы тела человека нужны другие мощности. Инициировать новую искру мне не удалось.

— Что в это время происходило с убитым?

— Он начал громко кричать от боли. Тогда я открыл установку, вытащил оттуда тело. Скальпелем для препарирования нанёс несколько ударов, несовместимых с жизнью.

В зале суда на несколько секунд повисло молчание. Адвокат кивал головой. Прокурор сверлил взглядом Эдуарда.

— Скажите, подсудимый, зачем вы это сделали? – спросил судья.

Эдуарду Брэггу этот вопрос явно не нравился.

— Эксперимент заключался в телепортации, а не в клонировании. Получившийся клон – это ошибка.

— Что было потом?

— Услышав крик, в лабораторию прибежала Инга (она работала на этаже) и увидела меня, труп и кровь. Инга не поняла, что произошло, и вызвала полицию до того, как я успел ей всё объяснить.

Адвокат поспешил вмешаться.

— Хочу заметить, что слова моего подзащитного полностью согласуются с материалами на изъятой видеозаписи и с показаниями Инги. Также мы хотим прикрепить к делу документы из роддома, согласно которым у подзащитного нет однояйцевых близнецов, которые могли бы быть на месте клона.

Справку отнесли на стол судье.

— Скажите, Эдуард, — нахмурился прокурор, — что вы почувствовали, когда переместились в пространстве?

— Лёгкое жжение по всему телу. Больше ничего. И смену картинки.

— А что в это время чувствовал ваш «клон»?

— Я могу только догадываться. Скорее всего, то же, что и я. Только он остался в том же месте, откуда я телепортировался.

Прокурор наконец зацепился за мысль, которая могла сместить чашу весов в его сторону.

— Так, получается, это Вас следует считать копией Эдуарда Брэгга, а не наоборот, не так ли?

Адвокат вскочил.

— У нас есть конкретный ответ на этот вопрос. Ваша честь, ходатайствую о прикреплении к делу заключение генетической экспертизы, которая подтвердила, что генетический материал моего подзащитного на 100% соответствует личности Эдуарда Брэгга, зарегистрированной под идентификационным номером NER32R221. Биометрические данные также полностью совпадают. По всем юридическим нормам Эдуард Брэгг жив и стоит перед вами.

— Прошу прощения, — парировал прокурор, — я тоже хочу прикрепить к делу результат генетической экспертизы, которая показала, что найденный в лаборатории труп тоже на 100% является Эдуардом Брэггом. И по тем же юридическим нормам Эдуард Брэгг мёртв.

В зале суда сидело порядка 20 человек, но никто из них не заметил, как губы судьи произнесли едва заметное, но безысходное «п.здец».

— Давайте опросим первого свидетеля, — сказал он с надеждой в голосе, — Иоганн Каримов.

Пригладив густую бороду и поправив очки, к трибуне подошёл мужчина сорока лет.

— Представьтесь пожалуйста.

— Каримов Иоганн. 2005 года рождения. Старший научный сотрудник в научно исследовательском центре имени Эрнеста Вейса.

— Вы знаете подсудимого?

— Да, Ваша честь. Работаю с ним в одной научной группе.

— Скажите, Иоганн, — начал прокурор, — из чего состоит подсудимый?

— Извините, не понял вопроса.

— Ну, откуда берётся телепортированный объект в точке Б, если он остался в точке А?

— Вопрос понятен. Строго говоря, объект в точке Б собирается из запаса частиц, которые особым образом комбинируются в атомы, затем молекулы, клетки, ткани, наконец в целостный организм. То, как именно они будут комбинироваться, определяется объектом в точке А, который мы обычно расщепляем и сканируем.

— Агаа, значит с научной точки зрения, подсудимый всё-таки является копией убитого Эдуарда??

— Я считаю, что некорректно использовать понятия копия и оригинал в данном случае, — упёрся Иоганн Каримов.

— Но от этого зависит жизнь подсудимого! – воскликнул прокурор.

— Это не с научной точки зрения, а уже скорее с философской. Мы неоднократно подчеркивали в своих статьях, что телепортированный объект не только сохраняет свои свойства, но и свою структуру в микроскопическом масштабе. Наше человеческое понимание слова «копия» не уместна в данном случае.

— И что? Ведь это уже другие атомы. Вы так сказали!

— А как вы, интересно, оцениваете подлинность атомов? – вспылил научный сотрудник, — десять лет назад ваше тело полностью состояло из других атомов углерода, кислорода, водорода и так далее, из-за того, что клетки организма обновляются. Понятия копии и оригинала здесь неуместны. Профессор Брэгг в результате форс-мажора получил два абсолютно идентичных организма, которые начали отличаться с момента самосознания.

— Ваша честь, — не сдавался прокурор, — хочу заметить, что, если два организма идентичны, значит, что они и равноправны. А это значит, что подсудимый нарушил право на жизнь убитого!

— Протестую, Ваша честь, — вмешался адвокат, — не существует юридических норм, которые бы регулировали права клонов. Или прокурор их уже написал?

— Вы слушали свидетеля? – воскликнул прокурор, — он же сказал, что нет никаких клонов. Есть два идентичных Эдуарда Брэгга…

Судья громко постучал судейским молотком:

— Господа, попрошу вас сохранять рабочий порядок.

— …а это значит, что у обоих Брэггов было право на жизнь согласно статье Конституции.

— Господин прокурор, — едко ответил адвокат, — вы забыли о том, что два идентичных человека думают одинаково, а значит, и решение одного из них можно считать коллективным решением обоих голов. Получается, это максимум самоубийство!

— Чёрт возьми, убитый пытался выбраться, а не повеситься! У нас была одна душа, а потом их стало две! И теперь каждая душа может принимать решения только за себя!

— Душа?? Господин прокурор, вы хотите поговорить о религии?

Спустя 5 часов судья сидел в совещательной комнате. Жарко. В последний час обсуждение превратилось в фарс, а он не мог его остановить, потому что фарс уже давно сидел в его голове. При любом его решении он будет прав и не прав одновременно. Адвокат дошёл до того, что вызвал в зал суда сына подсудимого, который подтвердил, что «новый» Эдуард Брэгг всё еще его отец. Прокурор тоже молодец: вызвал к трибуне доктора философских наук. Не такого безобразия судья ожидал от последнего в его карьере заседания. А сейчас все ждут его последнего вердикта перед выходом на заслуженный отдых. Если признать подсудимого виновным по статье умышленное убийство, значит приговорить к смертной казни. Хотя убитый Эдуард чисто физически должен был быть расщеплен в той капсуле. И коль он в неё залез, значит шёл на это добровольно. Значит невиновен? Но прецедент то не в этом! Прецедент в трёх ножевых ранениях от «нового» Эдуарда. Если признать Эдуарда невиновным, значит узаконить убийства «клонов» друг друга, хотя у каждого из них своё самосознание. И прокурор прав. Коль убитый тоже человек, то никто кроме суда не имел право отнять у него жизнь. И кроме себя самого. Так. Надо перестать смеяться.

Прокурор настаивает на персональной ответственности каждого клона. Адвокат – на том, что личность одна и та же. Со стороны обвинения красной нитью идёт факт убийства данным живым существом. Со стороны защиты значение имеет лишь конечный результат – был один Эдуард, и остался один Эдуард. Одна мысль закралась к нему в голову. «Да нет...», — подумал он. А потом снова засмеялся.

Спустя полчаса судья вошёл в зал суда для оглашения приговора. Усталый взгляд из-под седых бровей был снисходителен, но серьезен.

— Прошу меня простить за нарушение порядка судебного заседания. Я хочу обратиться к подсудимому. Подсудимый, Вы в состоянии повторить ваш неудачный эксперимент, никого не убивая?

— Да, Ваша честь.

— Прекрасно. Я признаю Вас виновным по статье 131 уголовного кодекса, умышленное убийство, части второй, и приговариваю вас к смертной казни. Перед этим я попрошу Вас зайти в капсулу в точке А. И снова «телепортировать» себя в точку Б. Эдуард Брэгг, вышедший из капсулы «Б», может идти на все четыре стороны. Эдуард Брэгг, оставшийся в капсуле «А», будет казнён через введение в кровь смертельной инъекции. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

© Илья Монгилёв

– Эй, трёхпиздоблядская мандопроёбина!

Я потянулась и скинула благоухавшее цветочным мылом хрустящее одеяло. Вспотевшая за ночь кожа моментально покрылась пупырышками: в открытую дверь тянуло лёгким сквозняком.

– ...Что, не сдох ещё? А я тебе говорю, скоро ты сдохнешь. Вот-вот уже. Немного осталось!

Комната была залита светом. Судя по всему, я проспала до обеда. Одеяло обнимало, как родное, вставать не хотелось совершенно.

Раньше, ребёнком, я каждое лето безвылазно проводила у маминых родителей. Но после смерти деда мы с мамой перебрались в другую страну и уже не могли часто посещать их уютный домик. Сейчас, прилетев к бабуле на пару недель, я с восторгом окунулась в забытый запах выпечки по утрам, щебетанье птиц на сливовом дереве, врывающемся в окно, в беззаботную…

– ... Готовь гроб, трахопидра ты ебохвостая! А я спляшу на твоей могиле и плюну в твоё остывшее унылое мохноблядское ебло. И ты мне наконец ничего не сможешь ответить. Твою душу черти будут вилами тыкать!

Широко зевнув, я уселась на кровати. Такую брань от неё я слышала впервые. Бабушка была человеком не самым воздушным и поэтичным, но чтобы она с утра кричала на весь дом десять минут кряду – это что-то из ряда вон. Ответных реплик я не слышала, что вызывало кучу вопросов. Но вмешиваться в разборки взрослых я не была приучена, а потому сидела, вдыхая запахи сада и сдобы и дожидаясь конца свары.

– У-у, глухомань. Закрой свой говноприёмник, когда я с тобой разговариваю! Шамкает стоит. Мандаёбище пиздоглазое. Фу, аж досюдава изо рта разит. А всё почему? Потому что сдохнешь скоро. Труп ходячий. Ха, неходячий даже. Давай, давай, катись. Умолкни, я сказала, распидрыть твою кукурузу. Шамкает мне. Говорить по-человечьи не научился, а всё туда же. У, когда ж ты сдохнешь!

Вскоре крики стали совсем непечатными; пару фраз я придержала в памяти, восхитившись слогом. Потом раздался резкий хлопок, задребезжало оконное стекло, а дом слегка качнулся. Шлёпая босыми ступнями по нагретым солнцем крашеным доскам, я осторожно выглянула из своей комнаты.

Бабушка, покачивая головой в такт какой-то неслышимой мелодии, неспешно расставляла чайные пары на круглом столе с вышитой льняной скатертью. На печке пузырился, шкворча, необъятный омлет с колбасой, в углу меланхолично умывалась кошка.

– Ба-а?

– А, проснулась, рыбка моя. Как спалось? — Бабушка тепло улыбнулась, от чего лицо её стало похоже на перестоявшее печеное яблочко.

– Ништяк спалось. – Я от души потянулась, едва не снеся косяк. – У тебя что случилось?

– Разбудила лапочку мою? Ты это, не обращай внимания. Сосед мой, Пашенька, чтоб ему на том свете икалось, опять помидоры мои сглазил. Вон что. Бочки какие нездоровые.

Я уставилась на огромный ящик под столом, в котором, едва не лопаясь от собственных габаритов, теснились тугие, клубнично-красные плоды.

– А, ну понятно, – я хмыкнула и полезла носом в горячую духовку, схлопотав цветастым полотенцем по заднице. – Слушай, а почему ты не женишься заново?

– Дурында, женятся мужчины. Отойди, горячо.

– Ну да. Не, серьёзно. Ты же, ну, это… Вполне ещё…– Я, смешавшись, окинула взором статную фигуру бабули, на торчащие из-под пёстрых бриджей мускулистые шоколадные икры, на обширную грудь, утянутую белым фартуком, не обвисшую до пупа вопреки шестидесятилетнему возрасту и троим детям, на уложенные в тяжёлый небрежный узел волосы цвета соли с перцем. – В общем, тебя любой возьмёт.

– Возьмилка отсохнет, – фыркнула бабушка, лихим взмахом закинув полотенце на плечо и негодующе покосившись в окно, под которым осел лёгкий налет осыпавшейся штукатурки. – Ну-ка, умываться бегом!

***

Две недели подряд я просыпалась под матерную побудную песнь. Потом привыкла – соскучившись в разлуке, мы с друзьями детства гуляли ночи напролёт, научившись спать, наверное, даже под артиллерийскую канонаду. Павел Егорович, оказавшийся одиноким интиллигентным старичком на каталке, шустрым и сухоньким, переехавшим в дом напротив бабушкиного пару лет назад, не уступал бабушке в изысканности речи, и другие соседи уже давно не реагировали на ежедневный ритуал приветствия этой сладкой парочки.

Днём бабушка, нахлопотавшись по дому, непременно садилась отдохнуть перед работой в огороде, брала в руки телефон, подслеповато щурясь, выбирала из быстрого набора один и тот же номер и, не дожидаясь приветствия абонента, радостно вопила в трубку:

– Эй, старая калоша! Ты почему ещё не сдох? Я т-те говорю, я т-тя доканаю. Задержался ты на этом свете. Хорош кислород переводить зря. Сдохни уже, тухлая мандопиздятина, я твой забор уродский снесу наконец. От одного его вида у меня огурцы желтеют. Чево? А вот хрен тебе во всю каталку, старый ты пиздюк, а не отодвинуть поливалку. Я сейчас душевую насадку на шланг нацеплю и пойду тебя лично поливать. Ой,ой, ой, напугал, пидор очкастый.

И так по несколько раз на дню.

***

– Ох-ох. Что-то меня сморило. Пойду прилягу. Юленька, ты пролей кабачки пока. Что-то солнце сегодня совсем сумасшедшее. Я прилягу пойду, ладно? А капусту польешь? Хорошо. Так. Куда я шла? А, кабачки. Ой, то есть прилечь. Юля, не забудь про огурцы.

На следующее лето я приехала к бабушке на все каникулы. Болезнь подтачивала её крепкий жизнерадостный организм, и та сдавала с каждым днём. Ночью я часто просыпалась, прислушивалась к визгу пружин старенькой кровати, к хриплому постанывающему дыханию, сжимала губы зубами и глотала слёзы, не зная, чем ей помочь. Рак диагностировали слишком поздно, от лечения гордая праправнучка татарских завоевателей отказалась, не позволив сушить химикатами свою, как казалось нам всем, бессмертную тушку.

– Ёбаная ты гнида, цистерну аммиака тебе в сраку, ты всё ещё не подох?! В аду давно котлы нагреты, имей совесть, восьмикрылый ты семихуй!

Каждое утро неизменно начиналось с бодрых бабулиных выкриков. Ничто не могло заставить её расстаться с любимой привычкой. Простуженная, с тремя переломами, вялая после бессонной ночи, полуживая – в любом состоянии бабуля подползала к окну, уже шатко державшемуся в стене, и поливала улицу отборным матом. Ей истерично-радостно вторил мелкий кабыздох, купленный для приободрения слабевшей старушки, оказавшийся на редкость беспокойным и тусовавшимся исключительно на привязи у калитки.

– Верно, верно говоришь, Тузя, так его, пидораса гнойного, разьёбись его душа! – веселела бабушка от бурной поддержки и не давала родственникам избавить её от назойливого пустобреха.

***

– Юлька, тварь тупорылая, заебала истерить! Я сказала, не реви, мудаёбина ты жироносная! Завяжи в узелок ебло, чтоб я соплей не видела. Щас вылечат твоего мелкого, будет как новенький. Завали хуеприёмник, кому говорю. Заткнись сама, и ребёнок замолчит. Вон, не орёт уже.

– А… Аг-г… Ага… Он…П…Про…Про… Сто…Ус... Тал… Ему… Б… Боль…

– Хуй вынь изо рта, когда говоришь! Продышись! Успокойся! На меня смотри! На. Водяры ебани. Успокойся. Он уснул. Уснул, ебанашка. Всё. Сейчас жаропонижающее подействует, проснётся огурцом. Так блять! Какого хуя опять? Я сказала, огурцом проснётся! Пиздуй поспи уже. Заебала. Во. Закуси, да. Давай, бабёха моя. Держись.

Я сидела у подруги третий час, взмокшая, взвинченная, оглохшая. Непонятная инфекция, свалившая полуторамесячного кроху и уж двое суток мотавшая его родителей, набирала обороты и никак не желала уходить. Утешения, советы, припарки, растирки, тонны лёгких лекарств, – эффекта не было ни от чего, и когда я, наконец, смогла вырваться с работы, Юлька уже была похожа на икающую от рёва гнилую картофелину с красными глазками. Пока я вела умные рассудительные речи, рассказывая о развитии ротовирусных инфекций и их воздействии на малышей, меня заглушали двусторонние вопли матери и сына, не смолкавшие ни на минуту. Чем помочь в такой ситуации – было непонятно, я уже совсем отчаялась, озверела и влепила подруге леща. Удивительно, но лишь после длительной матерной тирады мать и сын наконец утихли, один за другим забывшись глубоким восстанавливающим сном.

А я устало откинулась в кресле предалась размышлениям.

У моей бабушки любая, даже самая неразрешимая, проблема, решалась быстро, шумно и весело. Неприятности бежали от её закрученных бранных словечек.

Я не раз слышала рассказы мамы о том, как тяжело им приходилось жить в развалившемся совке. Дедушка, рано получивший инвалидность на производстве, получал от загибавшегося государства жалкие гроши, не способные содержать внушительное семейство, и все заботы легли на плечи его невысокой тихой супруги. Не знаю, как она ковала свой характер, но нам, внукам, она запомнилась уже такой — яростно-весёлой, беспардонной, сумасбродной. Наверное, её житейская философия не самая правильная, и при жизни мы не раз упрекали бабушку в неприличном поведении, пытались влиять на него, стеснялись такой колоритной родственницы. Но теперь, в двадцать с лишним лет, я наконец осознала её мудрость.

Бабулин мат, словно волшебное заклинание, легко превращал любую проблему в фарс. Поэтому болезни, нищета, смерть близких не могли сломить её позитивно-грозный настрой. Не знаю, что она ощущала внутри, но внешне она всегда держалась молодцом.

...Павел Егорович опередил мою бабушку на две недели, тихо и незаметно скончавшись в одну ночь от банальнейшего инфаркта.

Я помню всё как сейчас. Мы с мамой тогда проснулись к обеду, сморённые сном лишь в пять утра после дежурства у метавшейся в жару бабушки. Попросив довести её до окна и покричав в привычной манере, голосистая старушка впервые не услышала отклика на пароль. Она потемнела лицом и дрожащей рукой нащупала телефон на подоконнике. Ответили бабуле родственники покойного, уже несколько часов находившиеся в районной больнице в ожидании результатов вскрытия.

На бабушкином лице не дрогнул ни единый мускул. Свесившись из окна, она бодро гаркнула в строну молчаливого осиротевшего дома заклятого соседа:

– А говорила я тебе, залупогнойная мудоблядень, переживу я тебя!!!

©Ю_Фе

Дядю Володю Пешкова направили в большой город для обследования сердца. Вот билет в руках, и автобус уже отправляется. Только на душе у дяди Володи как-то неладно, кошки скребутся. Он не покидал родной деревни двадцать с лишним лет. Тетя Тася, провожая мужа, даже всплакнула немного.

— Ты там поосторожнее, Володя, — утирая слезинки тыльной стороной ладони, сказала Таисия и передала мужу пакетик со свежими, еще горячими, пирожками с ливером. — Ни в какое такси не садись там, а то случаи бывают. Вон по телевизору такое. Еще в лес увезут куда, по башке дадут, да ограбят да бросят.

— Да ладно тебе, Тася, — отмахнулся Володя, принимая пакет.

— И деньги при всех не доставай, а то мало ли, — не унималась поучать Таисия.

Автобус посигналил. Дядя Володя обнял жену, поцеловал ее в раскрасневшуюся от жары щеку и двинулся на посадку.

— Да все будет хорошо, не волнуйся. Я позвоню, как устроюсь в больницу.

Дверь автобуса закрылась.

— С вокзала сразу в больницу езжай, никуда там не шляйся! – бросила тетя Тася уходящему автобусу.

Дядя Володя прошел на свое место, сел и утер пот со лба платочком. Ну и жарища сегодня! Настоящее пекло! Автобус медленно полз по грунтовке. Дядя Володя достал пирожок из пакета, принялся лениво его жевать, пялясь в окно. На тело накатилась дремота, дядя Володя задремал.

Проснулся уже когда автобус заезжал на городской автовокзал. Вот он – город. Автобус остановился, двери открылись, дядя Володя вышел.

Областной Диагностический Центр, куда направили дядю Володю, находился почти в самом центре города, от автовокзала надо было ехать на общественном транспорте. Полчаса ходил он кругом рядом с автовокзалом, пытаясь у прохожих выспросить как добраться до улицы Ленина 43, но все без толку: половина приезжие, сами не знают, некоторые отмахивались, мол, некогда, другие просто не обращали внимание на просьбу, а один нагловатого вида паренек просто и лаконично послал его на три буквы. Обидно до глубины души, его, ветерана труда, послал какой-то сопливый мальчишка! Он посмотрел на часы, было уже без четверти час. Достал из кармана брюк носовой платок и утер им пот со лба и шеи. Торопиться надо. Он еще раз осмотрелся, на другой стороне дороги увидел автобусную остановку и двинулся к ней.

Напугал дядю Володю светофор – когда загорался зеленый свет для пешеходов, светофор начинал говорить приятным женским голосом: «Движение пешеходов разрешено». «И додумаются же до такого!» — удивлялся про себя дядя Володя.

Когда добрался до остановки, он совсем растерялся – столько автобусов, каждые десять секунд по три штуки! Сначала дядя Володя пытался заглядывать в каждый автобус и спрашивать, доедет ли до Диагностического Центра, но потом оставил эту затею, потому как просто не успевал объяснить, что ему нужно: контролер либо требовала зайти в салон автобуса, либо просила его покинуть, потому как автобусу нужно отправляться. Спустя полчаса выяснилось, что диагностических центров пять в городе, все они в разных его концах, и не до всех можно доехать с этой остановки, но более конкретной информации дать дяде Володе никто не мог или не хотел. Он уже почти совсем отчаялся, как вдруг, к нему подошла молодая девушка:

— Здравствуйте! Вам помочь?

— А? Мне-то… Да… — рассеянно начал дядя Володя, — мне в диагностический центр надо, я тут из деревни, по направлению… Куда садиться-то?

— А адрес у вас есть? – казалось, девушка не из этого города вообще, потому как вела она себя спокойно, не орала, не дергалась, и притом при всем еще и мило улыбалась.

— Да, улица Колхозная 6, село Поспеловка, — просиял дядя Володя: у него появилась надежда! Он даже не понял вопроса.

— Да не ваш адрес, а адрес Диагностического Центра, в который Вас направили, – засмеялась девушка.

— А, адрес Центра-то, — дядя Володя со всего размаху хлопнул себя по лбу рукой и немного покраснел от того, что сразу не понял вопрос девушки и сообщил ей свой адрес. — Ленина 43.

— Вам надо либо тридцать пятый автобус, либо десятый троллейбус, — улыбнулась девушка, — вон, кстати, десятка едет. Садитесь в нее, попросите кондуктора сказать вам, когда будет остановка парк Победы. Выходите из троллейбуса и прямо через парк идете, никуда не сворачивая, там будет диагностический центр.

— Вот спасибо тебе, дочка, дай Бог тебе мужа хорошего, — заходя в троллейбус, поблагодарил девушку дядя Володя, та расплылась в улыбке. Двери троллейбуса закрылись, троллейбус повез его к парку Победы.

В половине третьего дядя Володя наконец-таки добрался до Областного Диагностического Центра. Зашел внутрь. Внутри оказалось приятно прохладно, как летом в подполье. О существовании кондиционеров дядя Володя никакого понятия, естественно, не имел, в деревне их никто не ставил. Он решительно прошел к стойке с надписью «Регистратура». Хоть и в холле было много народа, у окошка стоял всего один мужчина. Дядя Володя встал в очередь за ним. Когда мужчина отошел, девушка в окошке регистратуры громко заорала:

— Номер пятьдесят три!

— Девушка, здравствуйте! У меня вот, направление… — Дядя Володя сунул направление в окошко. Девушка в окошке перевела взгляд с экрана монитора на него.

Сзади подошла весьма тучная женщина, бесцеремонно отодвинула дядю Володю в сторону и подала девушке в окошке небольшую бумажку с номером 53.

— Женщина, вы что, не видели, я занял очередь?! – возмущенно воскликнул дядя Володя.

— А вы, что, не слышали, «номер 53»? Номер пятьдесят три у меня! – сурово сказала она и посмотрела на дядю Володю надменно сверху вниз.

— Я очередь занял! — дядя Володя потихоньку начинал заводиться. – Я не видел, чтобы вы стояли за мужчиной. Он тут один стоял! Я подошел….

Рядом открылось еще одно окошко регистратуры. Девушка, занявшая свое рабочее место, негромко выкрикнула:

— Номер пятьдесят четыре!

Дядя Володя посмотрел на открывшееся окошко. К этому окошку направлялась девушка с ребенком на руках.

— Ничего не понимаю, — вслух размышлял дядя Володя.

— Подвинься, ты мешаешь! – тучная женщина толкнула дядю Володю. Тот было открыл рот, чтобы выяснить отношения, но тут к нему подошла девушка и протянула бумажку с номером, как у тучной женщины.

— Вот, это будет ваш номер. Теперь тут такая система, электронная очередь называется. – Девушка кивнула в сторону аппарата, похожего на банкомат, молча протянула дяде Володе бумажку с номером 71 и вернулась на свое место на диване напротив регистратуры.

— Ого! – воскликнул он. — Семьдесят один! Во дела. Электронные очереди, придумают же! Но у меня направление!

— Сиди ты со своим направлением! – негромко сказал кто-то из сидящих рядом в очереди.

Дядя Володя хотел было ответить, но смолчал. Он прошел и сел на освободившиеся после суровой тучной женщины два места, на одно из них, разумеется. Дядя Володя был низкий, худой с простым морщинистым обгоревшим на солнце сельским лицом, с небольшой плешью на макушке и седеющими светло русыми волосами. Когда-то он был первым парнем на деревне. Все бабы с его села, да с окрестных сел бегали за ним, а он умудрился влюбиться в крутую нравом Тасю Грошеву, молоденькую акушерку, приехавшую на ПМЖ в деревню, где дядя Володя работал на тракторе. Таисия всем давала от ворот поворот. Целый год дядя Володя ухаживал за ней, и вот, в лунную летнюю ночь девичье сердце оттаяло, Таисия позволила себя приобнять. Дядя Володя улыбнулся, вспоминая этот момент. Затем он посуровел. Вспомнил, как сегодня послал его на три буквы сопляк малолетний. Обида захлестнула дядю Володю, и он погрузился в размышления о непростой городской жизни.

Вот взять, например, его собственных детей, которые жили в городе, но в другом, еще больше и более далеком. Они, когда приезжали домой, в первые пару дней все время нервничали, дергались, ходили быстро, сбивали всех и вся на своем пути, будто жизнь куда-то убегает от них, и им срочно надо ее догонять. Но эта суета большого города. В деревне не так. В деревне все размеренно, незамудрено. Все просто и легко. Люди простые и общаются без нервозности. Потерялся кто приезжий – тебе сразу помогут найти дорогу, а то и проводят до самого дома, а тут всем некогда, всем на тебя наплевать. Ну и как тут люди вообще живут-то…

— Номер семьдесят один! Семьдесят один есть? – донесся голос девушки из окошка регистратуры, возвращая дядю Володю в реальный мир.

— Да есть! – спохватился дядя Володя, подскочил с места, держа замусоленную бумажку с номером 71 в руке, и ринулся к окошку регистратуры.

— Здравствуйте! – холодно поздоровалась девушка из окошка. — Чем я могу вам помочь?

— Меня тут к кардиологу направили, вот направление, – дядя Володя передал направление девушке. — На обследование направили, вот. Из деревни.

Девушка приняла направление, потыкала кнопки на клавиатуре, отсутствующим взглядом посмотрела в монитор, потом попросила паспорт, снова постучала по кнопкам, снова уставилась на экран.

— К сожалению, прием окончился полчаса назад. Врач будет завтра с 12 часов до 18 часов, — так же холодно отчеканила девушка из окошка и протянула документы обратно дяде Володе. — Вот вам талон на прием. Шестое июля, тринадцать десять, кабинет номер четыреста двадцать три. Приходите пожалуйста заранее, за пятнадцать минут. Номер семьдесят три!

Дядя Володя внимательно выслушал холодный голос девушки из регистратуры, его словно окатили ведром ледяной воды – такое впечатление оставила четкая, как будто заученная речь этой девушки. Возражать он не стал, поблагодарил девушку из окошка, торопливо сложил все документы в карман брюк, перебросил через плечо старенькую спортивную сумку и быстренько направился к выходу.

Жара буквально сбила его с ног. Так хорошо было в этом центре, прохладно, свежо, а тут, на улице, просто седьмое пекло. Дядя Володя медленно поплелся вдоль аллеи, дошел до середины, сел на скамеечку и закурил папироску. Врач рекомендовал бросить, тетя Тася ругалась, а он все никак не мог расстаться с этой вредной, столь любимой, привычкой закурить папироску.

Если врач будет только завтра, значит, надо будет искать где-то ночлег. По напутствию жены дядя Володя стал опасаться такси, мужиков в кепках «бандитского вида» и гостиниц. В городе у него жил троюродный племянник Андрей. Дядя Володя забычковал, достал из кармана брюк старенький мобильник, надел очки, нашел номер племянника.

Прежде чем нажать на кнопку вызова, дядя Володя замер, уставившись куда-то сквозь телефон. Он вдруг подумал, а удобно ли звонить племяннику и проситься на ночь? Его жена Наталья, та еще пила, этому не обрадуется. Он знал, что она не любила гостей, особенно гостей из деревни. Но ведь Андрей же племянник, сын его родной сестры. Коснись такая ситуация, что Андрей с семьей приедет в деревню и попросится переночевать, да дядя Володя с радостью пустит его. Постелет на своей кровати, накормит, напоит, баньку затопит.

Дядя Володя набрал номер племянника, из старенького динамика раздались гудки вперемешку с шипением. Племянник не сразу поднял трубку.

— Алло! Кто это? – раздался из мобильника голос племянника. – Говорите быстрее, я занят.

— Але, Андрюша, это дядя Володя Пешков. Узнал? Тут такое дело… — в трубке послышалось шипение. — Але, але!

— Я не …шшшшш… Вас? Кто…шш…то? – из-за шипения половину было не разобрать.

— Але, Але, — кричал во всю глотку дядя Володя. Орать в телефон, подсознательно уверенным в том, что тебя так лучше слышно, это у всех деревенских людей так. – Дядя твой Володя говорит! Мне переночевать у тебя нужно. Я могу у тебя сегодня остановиться?

— Не могу...шшшш…нять кто…шшш…рит? – в трубке угадывалось явное раздражение. – Поч…шшш….фон и перезвоните позже.

Племянник бросил трубку, а дядя Володя еще несколько секунд кричал в трубку «Але», потом, когда понял, что племянник положил трубку, опустил руку с телефоном на колени и грустно посмотрел на своего старичка-мобильника. Сын подарил ему новый мобильный телефон в этом году, но дядя Володя так и не понял, как можно звонить по телефону, у которого нет кнопок. Он перезвонит племяннику позже, видимо, Андрей слишком занят сейчас.

В животе заурчало, дядя Володя понял, что очень голоден, стал искать пирожки, и тут его осенило: он оставил целый пакетик вкуснейших свежайших пирожков с ливером в автобусе. Волна обиды захлестнула его и подкатила к самому горлу. Ну что за день такой? К врачу не попал, был послан на три буквы сопливым юнцом, пирожки в автобусе забыл, жизнь не справедлива к нему.

В животе опять заурчало. Дядя Володя осмотрелся по сторонам, заметил киоск возле шестиэтажки, располагавшейся рядом с парком. На лавочке напротив сидел мужичок в очках интеллигентного вида, он с любопытством смотрел на дядю Володю, тот смутился, быстро подхватил сумку, сунул телефон в карман брюк и направился к киоску.

К великой радости дяди Володи киоск оказался продуктовым, «Мясной ряд» гласила вывеска. Изучив витрины, он постучал в окошко. Не сразу, окошко открылось:

— Слушаю, — послышался голос с ноткой гонора.

— Здравствуйте! А котлеты вон те свежие? — робко спросил дядя Володя.

— Вчера привезли, — пожала плечами продавщица.

— Можно пару штук пожалуйста, молока вон того и хлеба булочку серого за двадцать рублей, — дядя Володя пальцем указывал на продукты.

Продавщица взвесила котлеты и подала остальное. Дядя Володя расплатился и пошел обратно на лавочку. Сел, положил сумку рядом, откупорил молоко, сделал большой глоток, потом достал котлету из пакетика, она была ледяная. Он с трудом откусил кусочек, котлета не поддавалась. «Ну надо же! Такую дрянь продают за такие деньги! Холодная, да еще и зубы сломать можно! – ругался про себя дядя Володя. — Ну все, мое терпение лопнуло! Ну это надо же так народ обманывать-то! Сейчас я разберусь. Пойду, разберусь!» Подхватив сумку и пакет с купленными продуктами, он направился к киоску.

— Это что такое? – кинул он котлету перед продавщицей.

— Котлета. Не видишь, что ли? Что не так? – все таким же гонором ответила та. К киоску подошла краснолицая толстушка в самом расцвете.

— Да это черти что, а не котлета! – дядя Володя схватил из пакетика вторую котлету и повернулся к подошедшей женщине, тряся котлетой перед ее лицом. — Да вы только посмотрите на эту котлету! – он обращался по переменке то к продавщице, то к толстушке. — Да ее же невозможно есть, она же как камень твердая! Чуть челюсть у меня не выпала, когда сейчас кусочек откусить попытался! Да это же так нельзя… обманывать-то… — он замолчал на полуслове, удивленно уставившись на продавщицу, которая повалилась на прилавок от смеха. – Да что это такое? – дядя Володя еще сильнее разозлился от поведения продавщицы. — Что вы себе позволяете?

— Хахаха, ты чей, ахаха, будешь? Ахахахаха… Откуда такой? Ахахаха… Ой не могу… ахахаха… – на глазах продавщицы выступили слезы. – Нет, ахаха, ты посмотри на него… ахахаха.

Толстушка поняла над чем смеется продавщица и тоже начала ржать, схватившись за огромный живот. Дядя Володя понял, что смеются над ним и разозлился еще сильнее.

— Да вы че, рехнулись, бабы? – заорал он.

— Замороженные котлеты… ахаха… ой не могу… щас описаюсь… — не унималась продавщица, — не качественный товар… ахахаха… есть замороженные котлеты невозможно… ахахаха… ой, — наконец вздохнула она, вытирая с глаз слезинки, тем самым размазывая по щекам туш.

— Да вы… — начал было дядя Володя, но тут до него дошло, — замороженные? – переспросил он.

Продавщица только кивнула. Толстушке рядом, казалось, сейчас будет плохо, она не переставала смеяться. Дядя Володя покраснел. Ему стало стыдно и одновременно противно: он, по незнанию, купил замороженные котлеты, по незнанию, а над ним смеются.

Дядя Володя резко развернулся и пошел в сторону остановки.

— Котлеты-то свои забери, — высунувшись из окна крикнула продавщица.

— По дороге догрызешь, — взвизгнула толстушка, и обе снова принялись смеяться.

— Спасибо, не надо, — себе под нос бурчал дядя Володя, — обойдусь без ваших котлет, без вашего центра, и без электронщины в очередях. Злыдни!

Возле остановки стоял десятый троллейбус. «Раз сюда приехал, то и до вокзала на нем же опять доеду», — подумал дядя Володя и сел в троллейбус.

Уже в сумерках он медленно шел по улице родной Поспеловки. Дома его неминуемо ждал скандал, но дядю Володю это не пугало. «Пусть лучше умру, но не сунусь больше в никакой город», — подумал дядя Володя, подходя к родному дому.

©Ли Расен

Винни Пух медленно шел по тропинке меж Шести сосен, спотыкаясь и постоянно оглядываясь. Весь его вид вопил о крайнем изумлении, если не сказать - шоке. Когда он в очередной раз остановился, из-за деревьев, навстречу ему вышла необычная процессия: впереди скакал Пятачок, держа в лапе две огромных надувных шарика: красный и синий. Шарики неумолимо тянули его вверх, земное притяжение вниз, и в этой напряженной борьбе потихоньку начинали побеждать шарики - с каждым шагом Пятачок зависал в воздухе все дольше и дольше. Тогда радостно скачущий рядом Тигра хватал Пятачка за лапку и дергал его вниз. Прямо на глазах Винни Пуха тигр не уследил за их общим розовым другом, и того едва не унесло в стратосферу. Но положение исправил неспешно шествующий Кристофер Робин, несущей здоровенный торт, обильно украшенный розочками. Бросив в этот момент взгляд поверх своей ноши - Кристоферу Робину приходилось постоянно отслеживать Тигру, так и норовящего отхапать кусок выпечки, мальчик успел заметить болтающиеся между небом и землей свиные копытца и все остальное, прилагавшееся к ним. Едва успев пристроить торт на пенечке, Кристофер ухватился за исчезающие в небесах поросячьи рульки и с помощью подскочившего к ним медведя, спас Пятачка.

- Куда это вы намылились? - вежливо поинтересовался Винни Пух, слегка отдуваясь - стремительный прыжок в сторону борющихся с невесомостью друзей, и возвращение поросенка на грешную землю без предварительной подготовки не были приняты его откормленным организмом благодушно.

- Так на день рождения Иа! - отозвался Кристофер Робин, с горечью разглядывая ополовиненный-таки Тигрой, за время спасательной операции, торт.

- Это я рассказал Кристоферу Робину про его праздник! – похвастался дрожащий, как первоклассник перед манту, Пятачок, с облегчением провожая взглядом красный шарик, который Винни Пух предусмотрительно у него забрал, и наконец-то, твердо стоя на ногах.

-Да, и мы хотим подарить ему этот торт! - добавил Кристофер Робин. - То есть, половину торта... Мои родители его заказали на свадьбу сестры, но раз такое дело... Все равно у них еще есть - здоровенный такой, я слышал, папа говорил, что туда целая тетка влезет. Правда, я не понял, зачем такой шикарный торт какой-то теткой портить..

- Лучше бы меня туда засунули, - прекратил облизываться Тигра. - Нечего такой шедевр всякими тетками пачкать... Еще сожрет.

- А давайте, вы поздравите Иа в другой раз? - неожиданно взволновался Винни Пух и даже, на всякий случай, встал поперек узкой тропки. – Например, завтра... Или послезавтра...

- Почему это? – поразились все трое одновременно.

- У него же сегодня день рождения! – добавил Кристофер Робин, крепко удерживая значительно полегчавший торт и загораживая его от Тигры спиной.

- Ну, ему сегодня не до гостей, - неуверенно отозвался Винни Пух, с тревогой поглядывая, как неумолимо наступает на него Кристофер Робин. – Он пьян... То есть – он спит! Он обожрался чертополоха! К нему нельзя!

- Вот еще – нельзя! – возмутился Пятачок, запережевавший, что его честь всеобщего деньрожденного глашатая будет посрамлена – что за радость явиться к Иа на день рождения и привести с собой гостей на следующий день?! – Мы сейчас пойдем! И разбудим его! А если плохо себя чувствует, то наше поздравление и подарки значительно улучшат его самочувствие!

- Точно – точно! – поддакнул Тигра, незаметно слизывая розочку с торта. – Только давайте, мы еще немного тут постоим, отдохнем, и пойдем к Иа!

- Если он болен – его надо полечить! – решил Кристофер Робин и, подняв торт так высоко, насколько мог, решительно подвинул Винни Пуха плечом в сторону. – Мы должны быть с ним в трудную минуту! Особенно, если эта минута пришлась на его же день рождения!

- К нему нельзя! – чеканя каждую букву, выговорил Винни Пух, обходя мальчика и вновь преграждая ему дорогу. – Он сейчас остро нуждается в уединении! Очень остро! – добавил он, со значением глядя на Пятачка, и строя ему какие-то, только им двоим понятные гримасы, делая, заодно лапами некие странные, возвратно-поступательные движения.

- А... – начал, было, Пятачок, но приглядевшись и расшифровав эти знаки, густо порозовел. – О-о... Винни Пух прав, Кристофер Робин! – зачастил он, и принялся помогать медведю в перегораживании тропинки. – К Иа сейчас нельзя! Никак нельзя! У него такая болезнь...

- Самоуд... Самоуединение! – помог ему Винни Пух. – Он должен сейчас быть один, и прерывать его одиночество никак нельзя! Иначе ему станет гораздо хуже! А если он сейчас побудет один, покур... Поспит, как следует, отдохнет, то завтра он проснется, как новенький... Вот тогда и поздравим, правда же, Пятачок?

- Именно, Винни! – пискнул, полыхая ушами, поросенок.

- Ну, если вы так считаете... – сдался Кристофер Робин. – Надеюсь, Иа не обидится, и торт до завтра не пропадет...

- Проводишь его, Тигра? – с надеждой спросил Винни Пух.

- Конечно! – с готовностью отозвался тот. – И его провожу, и торт... А то мало ли, что с ними по дороге может случиться...

- Мамочки мои... – прошептал Пятачок, всовываясь обратно в кусты к Винни Пуху. – Я себе и представить не мог, что Иа на такое способен. И что у него такой... Такой... Ох! Какой ты молодец, что не пустил сюда всю нашу группу в полосатых купальниках!

- Входит... И выходит... И-а-а! И входит... – перебили его откуда-то со стороны опушки, на которой жил ослик. – А-а!

- Вот и я не смог... – грустно сказал Винни Пух. – Представляешь, пришел я домой, взял горшок с медом, хотел просто пару раз лизнуть, и не смог. Сразу перед глазами эта картинка стоит. Кто же знал, что обычный горшок можно использовать вот так?! У тебя случайно бочонок не завалялся? Буду теперь мед в бочках хранить. Надеюсь, уж их-то подобным образом Иа применить не сможет?

- Кто знает, друг мой, кто знает, - задумчиво отозвался Пятачок и покраснел еще сильнее.

Rasstegaj ©