Книгоиздание в аду
8 постов
В классической версии ада жарко, он пекло, по Данте — напротив, ад холоден, в центре его заледеневшее озеро, а по астрофизику Нилу Деграссу Тайсону, холода не существует: есть абсолютный ноль, и холоднее его не бывает, но верхнего предела теплоты нет, выходит, что любой холод — это лишь отсутствие тепла — значит, Данте прав, и в центре озера Коцит, в которое вмёрз сатана, должен быть абсолютный ноль, если же смотреть на рай и ад с точки зрения сугубо человеческой, то спектр температур, в котором человек может существовать, чрезвычайно узок, и любое, даже лёгкое отхождение от него как вверх, так и вниз по шкале превращает нашу жизнь в ад, и это касается не одних лишь температур, но практически всех аспектов яви, где людям отведён крайне скромный уголок для счастливой жизни, не говоря уже о квинтэссенции счастливой жизни — рае.
«Рай для слабаков, — понял я тогда, — мне необходим кусок пожирнее: научиться жить в аду как в раю».
Третий драфт моего романа-превосхождения «Сверхдержава» закончен. Ну, может, ещё по мелочи подредактирую и передам в Чтиво.
Держите пальцы клювом, росомахи, успевайте предзаказать по скидке.
Основополагающий движ: deadowitch.t.me
Однажды я совершил одновременно самый великолепный и самый неудачный подкат в истории человечества.
Она спросила:
— Что для тебя женщина?
Я ответил:
— Женщина — река. А мужчина — русло.
Она спросила:
— То есть мужчина задаёт направление женщине?
Я сказал:
— Да, если река не выходит из берегов.
Она спросила:
— А если выходит?
Я ответил:
— Тогда нужно эвакуировать близлежащие деревни.
Она спросила:
— А если это дикая река? Значит, никого эвакуировать не нужно?
Я ответил:
— А как же рыбы? Кто позаботится о них?
Она сказала:
— Рыбы уплывут. Или умрут. Мы же говорим метафорически.
Я сказал:
— Да, конечно, мы говорим метафорически. Рыбы — это тоже метафора. Надеюсь, не надо объяснять, чего.
Она сказала:
— Надо. Метафорой чего выступают рыбы?
Я не знал. Но подумал и сказал:
— Рыбы — это твои чувства.
Она сказала:
— Как красиво.
И она сказала:
— Чего ты хочешь? Какова твоя цель от коммуникации со мной?
Да, да, я не преувеличиваю, она именно так и сказала:
— Какова твоя цель от коммуникации со мной?
Я ответил:
— Мне нужно, чтобы ты текла.
На этом всё и закончилось. И оно, чёрт возьми, того стоило.
Почта страны Россия, отправляю письмо:
— Заказным, пожалуйста.
— Хорошо.
Пошебуршав в компьютере, щегол-сотрудник интересуется как бы невзначай:
— Первым классом?
Интонация его подразумевает, что это как бы само собой и мне нужно только кивнуть — про то, что это будет стоить в пару раз дороже, не упоминается ни словом ни эмоцией.
— Нет, обычное заказное письмо.
Поднимает глаза на меня:
— Первый класс быстрее дойдёт.
Ну нихуя себе, парень, не зря ты все экзамены сдал на отлично.
Убедительно молчу. Уводит глаза, больше ничего не говорит, оформляет.
Прихожу снова с той же целью — другая сотрудница, приятная дама в возрасте.
— Обычным заказным письмом, пожалуйста, — говорю, акцентируя на «обычным».
— А побыстрее не хотите?
Да что ж такое.
— Не хочу.
Оформила. После оплаты мимоходом:
— Лотереечку возьмите.
Ну, думаю, сейчас возьму лотерейный билет и подарю ей. Если выиграет, вдвойне охуеет, если нет, то хотя бы отчасти почувствует разочарование, которое продаёт.
— Давайте.
— Мгновенную или на воскресенье?
— На воскресенье.
— Выбирайте.
Выбрал. Оформляет.
— А к чаю что-нибудь хотите?
— Не хочу.
— А не к чаю?
— Не хочу.
Билет проходит через базу данных, терминал оплаты выдаёт незнакомые надписи. Долго.
— Что-то долго, — говорит она.
— Да, долго.
— Обычно быстрее.
— Наверное, денег много.
— Наверное!
Оплата картой не проходит. Дама проводит всё заново, снова не проходит.
— А наличных у вас нет?
— Нет. Выходит, не судьба?
— Да, видно, вам не везёт.
— Как знать.
Да, мэм, я мистер Джекпот.
Отвечаю на вопрос «Если ты такой умный, где твои деньги?» Умный человек понимает, что деньги — это далеко не всё, поэтому расходует на их заработок не всё своё время, а только ту его часть, которая даст необходимую сумму для жизни без развращающих излишеств. Остальное время он расходует на более важные вещи, например, здоровье и ремесло. Мои деньги там.
Ещё был книжный магазин, с которым мы начали сотрудничать не так давно, а закончили совсем недавно. Они взяли все товары Чтива на реализацию. По итогу первого месяца продали одну книгу. Перевели за неё на 200 рублей меньше, чем было оговорено. Спросил у директора магазина, почему. А у нас, отвечает, банк берёт комиссию 100 рублей. Я ответил, что тариф очень странный и его использование, возможно, стоит пересмотреть, потому что платежи между предприятиями обычно проходят без комиссии. А если и с ней, то её точно платит та сторона, которая такой тариф подключила, а не получающая. Но главный вопрос, который меня интересовал, заключался в том, почему мы получили на 200 рублей меньше, чем должны были, при комиссии 100 рублей. Я его задал, как есть задал по электронной почте. Через неделю пришёл ответ: мы оптимизируем пространство на полках, так что заберите, пожалуйста, все ваши книги. Я пришёл. Директора не было, но я узнал от продавца, что мы с ним, директором, поругались, поскольку я чего-то очень напористо требовал, и что никакое дальнейшее сотрудничество между нами категорически невозможно, и вообще наши книги не продаются. Кстати, я не книготорговец, но, возможно, они начали бы продаваться, если бы в соцсетях у магазина появилась о них хоть какая-нибудь информация, кто знает. Книги мне вернули, 200 рублей доплатили. Но почему всё же вычли 200, когда комиссия была 100, как бы напорист я ни был, похоже, навсегда останется тайной. Берегите окружающих от окружающих.
В «Ленте» передо мной на кассе супружеская пара. Пока пробивают покупки, она его за что-то люто и самозабвенно пилит. Он молодцом, воспринимает стоически, вообще ничего не отвечает, ни единого слова. Только когда тирада кончается, берёт со стенда у кассы и добавляет к покупкам лубрикант. Она, видя это, на несколько мгновений замолкает, но затем набирает воздуха и обрушивается на него с новой силой. Покупки ползут, кассир пикает. Выслушав её очень внимательно, всё с тем же внушающим спокойствием, мужчина берёт почти уже доехавший до кассы лубрикант и убирает его обратно на стенд. Она открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но воздерживается.
Если вы сняли фильм и хотите, чтобы его показали в кинотеатрах страны Россия, то фильмокопию необходимо отправить в Центральное Фильмохранилище данной страны. Там комиссия специально обученных людей фильм ваш просмотрит и определит, нет ли в нём следов экстрематизма или ещё какого-нибудь не комильфо.
Однако отправлять фильмокопию необходимо не с помощью электронной почты, телеграфа или других средств электронной передачи информации, а обязательно Почтой страны Россия или курьером, на физическом носителе – стало быть, на жестоком диске. На жестокий диск необходимо записать ваш фильм в особом формате DPX, где каждый кадр – это отдельный графический файл, изображение в высоком разрешении. Звуковая дорожка отправляется отдельно, в формате WAV (это для птиц, но о них позже, сначала о карликах).
В Центральном Фильмохранилище страны Россия, когда получат ваш жестокий диск, то поступят с ним следующим образом. Каждый кадр вашего фильма распечатают с помощью широкоформатного 2D-принтера на шкуре бизона. Шкуру натянут на раму, сделанную из костей ископаемых ящеров. Затем эти рамы с кадрами вашего фильма раздадут особым компетентным карликам, которых будет ровно столько же, сколько кадров в вашем фильме. Это если фильм короткометражный. Если фильм полнометражный, то карликов будет меньше (как происходит ритуал в этом случае, я опишу далее).
Когда всё готово, и луна полна, в главной зале Центрального Фильмохранилища страны Россия разводят ритуальный костёр. Комиссия специально обученных людей прибывает и располагается в резных креслах на почтительном расстоянии от пламени. Председатель комиссии трижды хлопает в ладоши, и тогда карлики с поднятыми над головами распечатанными на бизоньих шкурах кадрами вашего фильма начинают быстро-быстро бежать перед ритуальным костром, таким образом воспроизводя киноленту для комиссии. Если фильм короткометражный, то каждый из карликов пробежит всего один раз, а если полнометражный, то по несколько раз по кругу – с новыми и новыми кадрами.
Тем временем рассаженные в главной зале по принципу 5.1 surround sound птицы будут нащебётывать звуковую дорожку вашего фильма. Каждый вид птиц отвечает за определённый спектр частот:
16 – 60 Hz – страусы;
60 – 250 Hz – альбатросы;
250 – 400 Hz – лебеди;
400 – 800 Hz – грифы;
800Hz – 1kHz – пеликаны;
1 kHz – 3kHz – журавли;
3 kHz – 6kHz – пеночки;
6 kHz – 10kHz – вьюрки;
10kHz – 16kHz – колибри-пчёлки;
От 16kHz – летучие мыши.
Последние, конечно, далеко не птицы, но давайте сосредоточимся на главном. Карлики с высоко поднятыми над головами распечатанными на шкурах бизонов и натянутыми на рамы из костей ископаемых ящеров кадрами вашего фильма бегут мимо ритуального костра в главной зале Центрального Фильмохранилища страны Россия. Певчие птицы воспроизводят звукоряд, приводимые в действие посредством далёких от смертоносных по напряжению разрядов электрического тока. Комиссия внимательно смотрит вашу киноленту, чтобы выявить (либо не выявить) в нём следы экстрематизма или ещё какого-нибудь не комильфо. Если не выявит – дадут прокатное удостоверение, и фильм можно будет демонстрировать почтенной публике во всех кинотеатрах страны Россия. А вот если выявит – то не сносить вам буйной головы, уважаемый(ая). Ну или как минимум не миновать получения количества плетей эквивалентного количеству задействованных в ритуале карликов, помноженного на среднее количество раз, которое каждый карлик пробежал мимо костра.
Так что знайте: в ваших интересах снимать хорошее кино. Передайте эту установку вашим детям и детям их детей.
Воскресенская церковь у Смоленского кладбища, перед ней мужчина в инвалидном кресле окликает меня:
— Молодой человек! Докатите до меня до светофора?
— Да.
Подхожу.
— Вот только я тут дела свои закончу, подождите минуту.
Поднимает голову к золочёным куполам, крестится трижды.
— Ну, — говорит, — теперь поехали.
Мы поехали.
— Ещё, — говорит, — я вас попрошу сделать один телефонный звонок, потому что мобильным телефоном я не пользуюсь. Нужно будет позвонить в метрополитен, сказать им, что через полчаса на станцию Василеостровская прибудет мужчина в инвалидном кресле и поедет до Гражданского проспекта.
— Хорошо, отец, сделаем.
— А знаете, как любой путь пройти короче?
— Пройти его несколько раз?
— Нет.
— Пройти его с кем-то?
— Ну а как сделать путь короче, когда идёшь с кем-то?
— Как?
— Занять его беседой, вот как!
Мой спутник рассказал, что он поэт, у него есть канал на YouTube. Когда я спросил, что случилось с его ногами, он ответил:
— Смотрите глубже.
— Куда ж глубже-то?
— Глубже, глубже…
— Позвоночник?
— Совершенно верно, позвоночник.
Я верю не в ритуалы, а в бога, каким я его вижу, и не крещусь, потому что Иисус не крестился. Потеряй я способность ходить, сохранил бы я веру? Верил бы я настолько, чтобы показывать свою веру незнакомцам, крестясь перед церковью в своём инвалидном кресле? Смог бы я отыскать высшую справедливость в своей травме, чтобы продолжать верить? Или, может, получив её, я бы верил от страха, что если не буду верить, то мне будет ещё больнее? Возможно ли вообще верить от страха?
Мы докатились до светофора, я позвонил в метрополитен, передал информацию и мы попрощались с поэтом.
Поэта зовут Валерий Брошь, зацените его стихотворение про жопу.
Вы убиваете водоплавающих, кормя их хлебом — это вы, вероятно, знаете. А вот чего вы не знаете, так того, что сегодня я шёл по мостику через ручей в городской черте и увидел там даму, рядом с ней — коляску с трёхлеткой, и дама эта держала в руках батон, порезанный на ломти, крошила их и бросала стае уток под мостом. В таких случаях я обычно подхожу и вежливо объясняю, почему нужно прекратить этим заниматься. Как правило, люди удивляются, говорят: «Спасибо, мы больше не будем этого делать», — и перестают. Но сегодня особенный день. Когда я рассказал даме, что происходит, она ответила, не взглянув на меня:
— Я знаю.
В течение всей дальнейшей истории держите в уме, что они ни единого разу не взглянула мне в глаза. В ходе почти всего разговора я стоял и смотрел на неё, но у нас не состоялось ни одного — даже очень короткого — визуального контакта.
Она продолжает крошить батон и бросать его уткам. Я очень спокойно говорю:
— Если вы это знаете, то почему продолжаете это делать?
— Ну не пропадать же хлебу.
— Вы понимаете, что для них это яд?
— Но ведь это лучше, чем ничего. Ручей совсем мелкий, рыбы в нём нет. Смотрите, какие голодные.
— Как вы определили, что они голодные?
— Смотрите, как их много.
Она продолжает крошить батон и бросать его уткам. Они едят.
— Как их количество говорит о том, что они голодные?
— Слетелись поесть, значит, голодные.
— Но хлеб затвердеет у них в желудках, и они умрут, вы это понимаете?
— Понимаю.
— Тогда почему продолжаете?
— У меня маленький хочет кормить уток.
Маленький сидит в коляске, ещё даже не поняв, куда он родился. Она продолжает крошить батон и бросать его уткам. Они едят. Хочется вырвать батон у неё из рук, наорать. Это запомнится, но она ничего не поймёт, а я буду в её глазах злом, что укрепит её неосознанность. Не стратегично.
— Как бы вы отнеслись к тому, чтобы вас кормили чем-то, что для вас является ядом, хотя вы этого и не знаете?
— Ну, это, конечно, не очень приятно.
— Тогда почему вы это делаете?
— Ну, у меня батон, у меня маленький, мы специально приехали. Вот сейчас докрошу батон, и всё.
— И после этого больше не будете кормить уток хлебом?
— Больше мы сюда не приедем.
Считайте меня старомодным, но по её ответу мне стало очевидно, что она будет.
— Я хочу понять вас, хочу понять как вы мыслите. Вы говорите, что понимаете, что совершаете зло, но при этом продолжаете его совершать.
Молчит. Крошит батон. Бросает уткам. Утки едят.
— То есть, в чём соль? Разве это не то же самое, что делает наркоман, когда принимает ещё одну дозу, говоря, что завтра бросит?
— Ну да, наверное.
Крошит. Бросает. Едят. Остаётся полкусочка.
— Можете мне объяснить это? Пожалуйста. Мне очень интересно.
Она наклоняется к маленькому.
— Вот, может, ты немного съешь?
Она отламывает половину от полкусочка батона и даёт ребёнку, он берёт и ест. Остальное она продолжает крошить и бросать уткам. Утки едят. Я наблюдаю.
— Хорошего дня, — говорю, когда последняя крошка падает в воду.
— И вам, — отвечает она, так ни разу на меня и не посмотрев.