Correnti

Результат первой игры это не показатель.

Глава 1

Никогда не задумывалась, что меня делает мной, но последнее время эта мысль не покидает мою голову. Что же такое показывает и характеризует меня? Мои поступки, совершенные при тщательном планировании, либо спонтанные и не взвешенные. Может мои мечты и желания? А быть может, я, это я, потому что так ощущаю. Что же такого я совершаю, либо когда-нибудь совершу, что непременно войдёт в историю моей жизни, или не войдет. Нужно иметь достаточно сильный и стойкий характер, что бы запомниться, отличится от миллиона людей, и выделится жирным курсивом из многоликой толпы. К сожалению, своему такового я не имею, а в голове метаются мысли, я одинаковая, мне не нужно выделяться, я лишь промчусь на невысокой скорости по дороги жизни, и скроюсь за поворотом, что и определит мой конец. Все конец. Занавес! Значит это, делает меня мной, глупое проживание, без надежды на великие приключения.

Очередное трудное утро, трудного дня и бесконечно трудного существования. Вот так можно описать мою жизнь, заключив в несколько унылых строчках типичного подростка-самоубийцы. Нет, нет, лишать себя жизни я точно не собираюсь, и глупости по типу, меня никто не любит, не пропагандирую в своей голове, просто я реалист, который прекрасно понимает свое будущее, которое к моему разочарование не выглядеть радужным пони, оно довольно скучно и обыденно. Я лишь часть пирамиды нового мира, мира жестокого к таким как я, но давай те все по порядку

Казалось бы, типичное утро в самой обыкновенной семье, суета, наспех заваренный кофе и тарелка с дымящими тостами, но это лишь поверхностное явление, которое создано моим отцом, канцлером резервации « Гранд грота», входящую в большое объединение. Такое чувство, что его жестокий характер не отдыхает вообще, и находиться в постоянной готовности показывать все границы двадцать четыре часа, и сейчас он сидит во главе прямоугольного стола, сердито сдвинув брови на переносице, и что- то увлеченно читает на своем планшете. Я же сижу по левую руку, за мамой и боюсь дышать, мои движение настолько отрепетированы за много лет, что, кажется, я могу с легкостью слиться с дубовым столом, и меня никто не заметить. Хотя этого и добиваюсь, как можно меньше контактировать с отцом, так как его ненависть может попросту сжечь меня дотла.

Сегодня крайний день выходных, и уже через несколько часов я и моя сестра окажемся в стенах академии «Эндвуд», а вместо вкуснейших маминых оладьев, прейдет серая и совершенно безвкусная овсянка, и да, таких запахов, которые разносились по всей столовой, увы, не встретишь в нашей академии, да и добродушных взглядов тоже.

Моя старшая сестра, Изабель как, всегда не обращая внимания на все эти вкусности уплетала свой сухпаек, в виде странных безвкусных хлебцов, и стакана сока, а вот весь незатейливый завтрак моей сестры, которая была помешана на своей фигуре и здоровом питание. Хотя можно отдать ей должное, все ее жертвы благосклонно отвечали взаимностью, в виде безупречной фигуры. Я же не могла себе отказать во всяких вкусняшках, не упуская возможности полакомиться, на что, постоянно ловила недовольные взгляды Изабель, и проповеди о том, как я гроблю свое здоровья.

Закончив этот завтрак, который напоминал минуту молчания, так как отец терпеть не мог болтовню за столом, я стояла и складывала тарелки в посудомоечную машину.

- Ана, детка, ну что случилось? - спросила мама, обняв за плечи. В нос ударил знакомый с самого детства запах духов, легкий, немного сладковатый, он так подходим ей, что я уже не представляла маму с каким -то другим запахом, либо кого то постороннего с ее.

- Мам... – протянула я, закатив глаза. Она прекрасна, понимала, как мне не хотелось возвращаться в академию, как надоели эти насмешки и издевки, чувство, что ты третий сорт никогда не покидала меня, и даже в стенах родного дома, я ощущала себя в системе этой градации, всех этих бредовых разделений на слои.

- Ну, все! Хватит слезы лить, тебя что, там пытают? - отец грозно посмотрел на меня, а от его голоса мне перехотелось дышать. С самого детства, как я себя помню, он меня ненавидел, и эта ненависть простиралась повсюду, а всему виной я, та, что каждый день напоминает Брайену Стайросу о том, что его идеальная реформа, дала сбой. И то, что он начал много лет назад, не так и идеально.

заселение государства чистыми, совершенными людьми и продвигает по сей день, мой отец канцлер государства и входить в состав тех, кто проводить реформы уже много лет. Еще его отец, мой дед, когда произошло перенаселение земли, и ресурсов стало не хватать, начал работать над решением этой проблемы, ломая головы, выводя идеальный вариант без рисков и жертв. Выход пришел довольно быстро, который повлек естественно множество споров, но все же был запущен, и мысль, брошенная моим дедом, разрасталась как снежный ком.

Реформа «Первых» так ее ознаменовали, при которой, все жители резервации которые явились первыми на свет, признались чистокровными, идеальными, носителями лучшего гена. Особо предприимчивая кучка умников, в которую входили ученые, богатейшие люди мира и высшие правители стран смотрели на сложившуюся ситуацию под особым углом, считая, что поступают правильно и справедливо.

Все остальные подверглись гонению, считаясь дефектными, отправлялись в так называемые слои, на те территории, которые уже много столетий считались непригодными для жизни. Большой процент младенцев просто не выживал в тех условиях нищеты, разрухи, и просто погибал, остальные же до конца своих дней боролись за существования. Но со временем семьи понимали, что заводить второго ребенка ни к чему хорошему не приведет, и процент второродящих падал с каждым годом, что и привело сокращая популяцию человеческого рода.

Поделив мир на высшие сословие, в которое входили те, кому посчастливилось родиться первыми, и низшие слои, куда входили все остальные, те, кто не устраивали совет. Слой вынесли за границы города, который обнесли высоченным забором и пустили по нему напряжение, полностью предотвратив какие либо вторжения отбросов. А для пущей уверенности, сотни солдат патрулировали круглосуточно возле стены, и стреляли на порождения, если кто либо, приближался хотя бы ближе, чем на десять метров. Жестокость и желание обеспечить себе спокойную жизнь толкала на такие координатные решения, и не важно, что там, за стеной живут обычные люди, которых без суда и следствия нарекли дефектными, должны проводить свою жизнь в нищете, болезнях и страхе. И все, что им остаётся - это создавать виделось жизни, хотя это нельзя так назвать. Но, как известно, благими намерениями, выстлана дорога в ад, была и вторая сторона медали, те, кому не посчастливилось родиться, и каким - то чудом выжить в условиях слоя, терял всякую человечность, у таких людей злость преобладала над всеми другими чувствами. Непонимание, обида двигала на восстания, на грабежи и разбои, людей просто разделила на два лагеря. Бесчинства, насилия и отсутствие закона разлагала их, заставляя наплевать на этические нормы, просто скатиться до инстинктов животных, бороться за место под солнцем.

Правительство раз в год отправляла дефектным, так называемое пожертвование, а по мне просто плевок в стороны бедолаг, в виде самых примитивных медикаментов, ненужной одежды, предметов обихода, дабы показать, что они не равнодушны, и считают своим долгом помочь ущербным. Но это лишь жалкая насмешка, ведь то, что отправлялось туда, капля в море, и делая якобы доброе дело, лишь разжигали ненависть и кровопролития между жителями за жалкие подачки. А то, что они называли реформой, я же считала как хладнокровный расчет, избавлением от им неугодных, то, что сделала таких как мой отец превосходными.

" Мы избавляем землю от слабого генофонда"- твердили они, приговаривая людей на верную смерть.

Отправке в слой были подвержены все, кто числился второрожденными, и не важно, сколько лет тебе, какую должность ты занимаешь, есть ли семья у тебя, разлучали сестёр и братьев, матерей и детей, не смотрели на боль, которую принесли тысячам жителей. Лишь некоторое часть тех неугодных смогла спастись, те, кто откупился огромными деньгами, приобретая для себя либо для своего родственника заветное место в элите, и те, кто считался супругом члена великого совета нового света. Моей маме, женщине, которая была рождена второй, у которой стоял страшный диагноз шизофрения, посчастливилось остаться внутри, но это была далеко гарантии того, что ее признали полноправным членам общества НОВОГО СВЕТА.

Так же существовал особый вид населения, который мог находиться как на вверху, так и в низших слоях, это люди со сверх способностями, например, такие как наша семья. Отец считался сильнейшим щитом для государства, его магическая сила заключалась в том, что он закрывал резервацию магическим куполом, и полностью контролировал все вторжения из вне, мама была его энергетической поддержкой, так сказать источником, от которого он черпал энергия, и мог на протяжении двадцати лет держать купол. Таких людей как моя мама осталась очень мало, и их ценность превосходила даже ценность совета, если бы не истоки, так их называли, все щиты бы сгорели, в прямом смысле этого слова. Отец продолжал начатое дедом дела, так же считая всех первенцев совершенны и чистые, собрав в себе только исключительное, а последующие дефектные, с примесями, и да, так звучала речь на его первом открытом выступление, когда ему было всего восемнадцать лет, и что толкнула на такую жестокость молодого человека, для меня остается загадкой.

Я родилась восемнадцать лет назад, когда карьера моего отца была на пике, и любая тень, брошенная на его честное, а главное чистое имя просто могла разрушить всю его судьбы. А зная его честолюбие, с взрослением задавалась только одним вопросом, почему я нахожусь здесь, на верху, в числе первых? По рассказам мамы, отец не мог допустить, что бы его великую фамилию каким либо образом ассоциировали со слоем, и поэтому было решено оставить меня в семье, рисков было конечно больше, но решение все же было озвучено на совете. Не знаю, какие аргументы были выдвинуты, но малышка Анабель Стайрос осталась рядом с семьей, правда навсегда приобрела незримое пятно дефектной.

Я себя никогда не считала какой-то грязной и ни такой, так же считала моя мама, подарив мне все тепло мира и заботу, Изабель так же всегда хорошо относилась ко мне, я ни разу не почувствовала от нее негативных чувств. Но вот отец просто кипел, когда видел меня, из раза в раз он сжигал меня взглядом, но ничего не мог сделать, те решение, которые были приняты им много лет назад нельзя было откатить, но смирение так и не нашли. Я его дочь, дочь великого канцлера, вторая, дефектная, в которой так же присутствует его кровь.