Anyuta2003

— Мы наш, мы новый мир построим, кто был никем, тот станет всем! — издалека донёсся отзвук песни, эхом метавшийся в ложбине.

— Фрол, режь сразу первых, а мы докончим с остатними, — стальным, не терпящим прекословья голосом отдал распоряженье командир и взвёл курок на нагане. Белки жестоких глаз сверкнули из-под казацкого вихра. Пулемётчик прицелился между прогалинами в кустах.

В сумраке показался небольшой отряд. Примерно два десятка молодых людей, почти подростков, маршировали по лесной дороге и громко пели. Два парня в первом ряду несли большой кумачовый транспарант с надписью «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» У некоторых было оружие. Дрянное, плохое... Охотничьи ружья, иногда наганы, браунинги. Но большинство вооружены вилами, дрекольем, какой-то дрянью... Среди парней маршировали две девушки, одетые по-городскому, как студентки-курсистки, в кожаных тужурках и красных юбках.

Сухой пулемётный треск прервал песню. Следом неровно забахали выстрелы трёхлинеек из глубины леса. Отряд комсомольцев, попавший в засаду, пробовал отстреливаться, но в скором времени многие были убиты. Раненые громко стонали, катаясь в пыли и пытаясь отползти по залитой кровью земле прочь, хотя бы в придорожную траву. Напрасно.

— В девок, та в девок-то не стреляйте уже, ироды! — визгливым бабским голосом орал рябой длиннобородый мужик, поправляя грязный рваный зипун, заправленный в вонючие штаны и стреляя куда попало. — Спытать охота кралю. Сколько уже без баб-то. Посильничать бы!

— В атаку, в атаку, бога вашу мать! — прорычал командир бандитов, вырвал шашку из ножен и, бешено матерясь, срубая ветки, полез через кусты напролом. Следом за ним, раздвигая прикладами заросли, ринулись засадчики.

Вся дорога завалена мёртвыми телами, остро пахло свежей кровью. Несколько раненых подняли вверх руки, впрочем, понимая, что лучше бы они умерли со всеми. Навряд ли их участь была лёгкой. Одна из девушек была убита шальной пулей. Вторая отступила к лесу, и пыталась отмахиваться вилами от жадных цепких рук, но мгновенно была обезоружена, повалена на землю и обездвижена.

— Вашьродь, энтот комсак командир у них, — к ротмистру подтащили раненого парня лет восемнадцати. Пули пробили ему руку и ногу. Впрочем, раны были нетяжёлые. Комсомолец с ненавистью смотрел в глаза атамана.

— Тьфу на тебя, кровопивец, утрись, падло, — плевок комсомольца попал прямо в лицо.

— А ты смел, — ротмистр пальцем коснулся слюны на своём лице и попробовал её на вкус. А потом тщательно собрал слюну с лица пальцем и обсосал его, холодно глядя в глаза красному командиру.

Это простое действие, но до крайности нелепое, внушило смертный ужас комсомольцу. Он вдруг понял, к какому безумцу попал в плен, и задёргался всем телом, пытаясь вырваться, но крепкие мужицкие руки держали как капкан.

— Посмотрим, такая ли смелая твоя подружка, — ротмистр едва заметно мотнул головой, и в то же время бандиты стали рвать одежду на кричащей девушке, а потом потащили её обнажённое тело в кусты.

— Мотри, Фрол, какая гладкая да ладная...

— Та городская поди с земского. Аль сросточка ещё... Ничёёё... Тихо, тихо, малая...

— Оставьте Варю в покое, сволочи! Сволочи! Сволочи! Гады! — комсомолец рвался из последних сил, стараясь преодолеть капкан удерживающих его рук, но все попытки освободиться были напрасны. В бессилии парень поник, опустив голову на грудь.

— Но и тебе скучать не придётся, — ротмистр острием шашки поднял голову комсомольца и посмотрел в его искажённые страшной мукой бессилия глаза. — Для тебя, мальчик мой, приготовлена не менее замечательная участь, красный орёлик...

2021 год. Западная Сибирь. Кемеровская область. Село Атаманово.

...К северу от нашего дачного посёлка местность становилась похожа на типично сибирскую. Постепенно из полей, засаженных картофелем и гречихой, как бы незаметно вырастали пологие холмы, поросшие высокой травой, бояркой, черёмухой и калиной, плавно переходящие в невысокие горы, тянущиеся грядами в одном направлении.

Горы эти сплошь поросли смешанными лесами. Островки берёз и осин чередовались с чёрными угрюмыми участками чернолесья, состоящего из ельника, лиственниц и сосен. Кое-где сквозь зелень леса проступали каменные осыпи — горы обнажали свой скелет через кожу и плоть почвы, перегноя и травы.

Место это было достаточно угрюмым в любую погоду, да и слава у него была дурная. Местные старожилы рассказывали, что в годы Гражданской войны здесь полностью погиб небольшой отряд комсомольцев, попавших в засаду к пьяным бандитам, называвшим себя партизанами, а на деле — дезертирам атамана Семёнова, временно обосновавшимся лагерем в этих лесах.

Что там случилось, неизвестно. Свидетелей и очевидцев, понятное дело, уже нет. Но тёмные слухи рассказывали, как чуть не поседели от увиденного ужаса крестьяне, проезжавшие на следующий день в соседнее село и вызвавшие отряд чекистов. И как бывалые бойцы, прошедшие огонь и воду гражданской войны и видевшие всякую жестокость и непотребство, курили одну за другой крепкие цигарки и отводили взгляд от места бойни. Впрочем, это всё была легенда, тёмная страшная сказка, которую никогда не рассказывали на ночь в этих краях. Лишь мой дед, большой затейник и балагур, любил пугать всякой всячиной. И этот рассказ входил в число его любимых страшилок.

...Я только сдала на права и понятное дело, наслаждалась новоприобретённым статусом чайницы и мощью своего новенького внедорожника, заботливо подаренного папой к этому знаменательному событию. Словами не описать эту свободу...

Сейчас ты здесь, а через полчаса за городом мчишь по ровному асфальту федеральной трассы, играючи обходя всякий автохлам, автобусы и грузовики. Мощный двигатель сыто урчит под капотом, хай-энд аудиосистема негромко запиливает любимый рок, летняя жара съедается климат-контролем, по краям дороги горы чередуются с лесами, поля — с сёлами, жизнь кажется сказкой.

Я решила съездить к родителям на дачу, благо сейчас там гостила и бабушка. Впервые на такое большое расстояние. Одна за рулём. До дачи восемьдесят километров по асфальту, и потом ещё несколько километров по частному сектору небольшого городка. Немного. И вот ты на месте, пьёшь чай и ешь мамины ватрушки. И дорога ведь относительно хорошая, езжай да езжай. Неожиданно я вспомнила про некий прямой путь, через гору, по которой ездили многие дачники, в том числе однажды и мы с отцом.

И я решила поехать по прямой дороге, чтобы поближе окунуться в природу. На хорошей-то новой машине — почему бы и нет? Свернула на совсем другую трассу. До крайности неразумный поступок, ибо перед тем, как выехать, я позвонила своим и объявила, по какой дороге поеду и во сколько часов меня ждать. Однако даже по только что выбранному маршруту ехать было относительно недолго, и мне лень стало перезванивать и сообщать, что я еду другой дорогой. Тем более не было уверенности, что родные одобрят мой дурацкий поступок.

Несколько километров по трассе, и вот знакомый съезд показался справа, на вершине перевала, среди густого леса. Я притормозила, повернула и въехала на пригорок по разбитому глинистому проселку. Впрочем, для внедорожника он не представлял никакого труда. Дорога шла через поля и горы, живописные еловые и сосновые перелески. Была она довольно оживлённой — несколько раз навстречу попадались дачные праворульки и один раз старый грузовик, доверху набитый сеном. В ржавой кабине сидели загорелые до черноты местные жители с лицами дегенератов, внимательно осмотревшие мою машину и меня за рулём, пока я съехала на обочину, в пыльную траву, и пропускала их разбитое корыто.

Осталась самая последняя гора на пути. Я въехала на вершину и замерла от восторга: в вечернем мареве, в свете садящегося солнца открывался великолепный вид на долину с рассыпанными по ней дачными домиками, небольшим селом и серебристо сверкающей лентой реки. Уже собиралась спускаться вниз, когда случайно повернула голову влево и в придорожной траве увидела нечто белое.

Грибы. Шампиньоны. Чёртовы шампиньоны. И как их много было... Во времена былые сюда гоняли пастись совхозное стадо, и на обильно сдобренной навозом земле выросли грибы. Причём их было столько, что куда ни кинешь взгляд, всюду виднелись белые россыпи. Недавно прошли дожди, потом были туманы, жара, и вот грибы вылезли в невиданном количестве. Ну что ж, можно нарвать и сделать сюрприз родителям. Да я и сама очень любила жареные шампиньоны с картошечкой, что уж тут говорить...

Ножа у меня не было. Зато были рабочие перчатки, заботливо брошенные отцом в багажник на всякий пожарный, и несколько пакетов, в которых лежала провизия, купленная на дачу. Всякая ерунда: чипсы, газировка, наггетсы... Вытряхнув это барахло на сиденье, я загнала машину подальше от дороги, в перелесок, надела перчатки, чтобы не испортить дорогой салонный маникюр, и пошла собирать грибы. Хорошо, что перед выездом на дачу я додумалась обуться в кроссовки. Ходить в босоножках по траве, в которой могли быть муравьи и всякие сикарашки, было бы занятием так себе.

Однако впечатление об обильности грибного урожая оказалось несколько преувеличенным. Грибы-то росли. Но, как оказалось, практически все они были дрянного качества. Червивые, гнилые, высохшие на солнце. Однако наросло их много, и выбрать было из чего. И чем дальше от дороги, тем больше попадалось хороших. А ближе к лесу стала попадаться и земляника. Лесная, душистая, сладкая...

Солнце склонилось далеко к западу, и пора было возвращаться домой. Ладно... Ещё пять минут... В прогале под деревьями я что-то увидела. Меж тенью и светом кто-то стоял. Человек. В городе данное обстоятельство не вызвало бы никакого страха, но здесь, посреди леса... Как обухом по лбу меня огрела вся абсурдность моего самовольного проступка. Прошло уже несколько часов с моего выезда из города, и до сих пор родственники не знали, где я и что со мной. Рука непроизвольно потянулась к карману шорт, где должен был лежать мой смартфон, но ощупала лишь пустой карман. Похоже, я где-то выронила гаджет. Точно пора домой.

С удивлением обнаружила, что ушла довольно далеко от машины. Около километра. Если прочёсывать всё это поле в поисках телефона, до темноты мне точно не успеть. Ладно, приедем завтра с отцом. Хотя я чувствовала, что не стоит рассказывать ему о том, где я сегодня пропадала весь вечер. Машины тогда мне точно не видать.

И тут я услышала знакомый звонок. Моя мелодия на смартфоне. И звонил он совсем не в той стороне, где я ходила. Звук слышался справа, в глубоком логу, среди зарослей высокого папоротника и молодого осинника. Но это точно был мой сигнал. Оглянувшись, я увидела, что в лесной прогалине более никого нет. Да и вообще та фигура могла оказаться лишь игрой воображения. Всё-таки я устала, проголодалась и совершенно выдохлась, ползая по траве в поисках грибов. Только сейчас я поняла, как утомилась. Ноги не шли, заплетались в высокой траве, комары и мошка набросились целым роем, а противомоскитного крема, само собой, у меня не было. Однако ж всё-таки надо найти смартфон.

С опаской я посмотрела вглубь лога. Корявые старые берёзы в какой-то муке тянули свои искорёженные ветви вверх, к солнцу. Всё пространство меж ними заросло высоким папоротником и иван-чаем вперемешку с борщевиком. В этой согре лежала глубокая темень. Только идиот стал бы спускаться туда в это время. И этим идиотом была я.

Цепляясь за жёсткие стебли папоротника, я поползла вниз. Спуск внезапно оказался более трудным, нежели казалось вначале. Почти отвесным. Растительность лишь сглаживала крутизну склона. Я уже подумывала плюнуть на поиски гаджета и возвращаться домой, как стебли папоротника, за которые я держалась, оборвались, и я полетела вниз, во тьму...

...Похоже, я недолго лежала в забытьи. От силы час... Но этого времени хватило, чтобы настал поздний вечер. Где-то над головой догорал рубиновый закат, окрашивающий листву деревьев в пурпурные цвета. Здесь, в ложбине, царила густая тьма. Впрочем, видеть всё-таки было можно. Перед глазами виднелись корни крапивы. И перегной, на который капала кровь. Моя кровь. Похоже, я рассекла лоб о что-то твёрдое, когда падала вниз. Наверное, о ветку или поваленный ствол дерева. Попытка встать вызвала жуткую боль в правой ноге, в районе ступни. Решившись, я всё-таки перевернулась на спину и с трудом села, опираясь о рыхлый перегной. Лодыжка опухла и почернела. Наверняка вывих. Как я получила такую жуткую травму, решительно не помнила. Но сейчас положение стало совсем уж отчаянным. Ночи у нас даже летом холодные, а я в лёгкой майке и шортах. Нужно срочно выбираться отсюда. Правда, с такой лодыжкой это довольно затруднительно.

Вокруг царила почти полная тишина. Лишь стрёкот ночных насекомых и комариный писк нарушали тишину угрюмого тёмного леса. И эту тишину разорвал громкий сигнал моего смартфона. Да вот он и сам светится экраном во мраке, освещая близлежащую траву. Превозмогая боль, я подползла к нему и взяла в руки. Странно. Совершенно белый экран. Похоже, смартфон разбился о падении, но всё же каким-то образом продолжал работать и принимать сигнал.

Я поднесла аппарат к уху и не услышала ничего. Потом как будто издалека, как сквозь вату, стал пробиваться жуткий звук. Какое-то жуткое булькание и помехи, сквозь которые пробивались крики. Похоже, кричали девушка и парень. Жутко и обречённо. Звали на помощь, но ответом им был лишь безумный страшный смех.

Перевернувшись на живот, я поползла вверх, к слабому свету и воздуху. Ломая ногти, до крови раздирая кожу рук и ног, не чуя осоки, острой, как бритва, режущей мою кожу до мяса. Квинтэссенция зла и боли в этой душной темноте, наполненной ужасом, достигла апогея. Я орала и лезла вверх. Вот и поле. Где ползком, где на коленках, где стоя, я пробиралась к машине в почти полной темноте. Вот и она. Завалившись внутрь, я завела мотор и выехала на просёлок, тёмной лентой уходящий вниз к мигающей огоньками деревне.

И тут немилосердно яркий свет фар краем выхватил их, стоящих за высокой придорожной травой. Боже... Боже!!!! Кто мог такое сделать с живыми людьми???? Что это такое???? Красный орёл... А девушка...

Это был сюрреализм. Чистый животный ужас. Вы живёте в современном мире, наполненном современными вещами, и в одночасье оказываетесь в долбанном средневековье, наполненном сказками и легендами.

Двести пятьдесят лошадиных сил моей машины взревели, и я вжалась спиной в мягкое эргономическое сиденье. Не помню, как приехала домой, честно. Как я гнала по отвратительной дороге, и умудрилась не слететь в лога, не врезаться в деревья на поворотах, осталось загадкой. Абсолютный провал в памяти. Хотя, наверное, мне всё это привиделось. Страшная лесная сказка, которую не стоило рассказывать маленькой девочке давно умершим дедом, знатоком местных страшилок...

...Наш разум имеет свойство искать самые здравомыслящие теории, объясняя всё сверхъестественное, что мы видим в нашей повседневной жизни. Но иногда таких объяснений просто нет. Потому что нашим глазам и ушам мы верим больше, нежели убогому рационализму, навязанному нам психиатрами и прочими апологетами «нормального» восприятия действительности. Однако ж где реальность, а где фантазм, порой не в силах определить самый утончённый разум, привыкший искать необъяснимое в царстве снов и теней...

Хриплый голос принадлежал несомненно кому-то из командиров Хтаа. Только у этих ублюдков были голоса такой тональности. Привыкшие к абсолютному подчинению. Привыкшие, что их боялись. Однако надо было поторопиться...

Превозмогая боль в избитом теле, Хрит встал. Сначала на колени, а потом, немного напрягшись, и на ноги. Тошноту удалось подавить немалым усилием воли. Что ж... Почти порядок.

В этом помещении их был десяток. Никого из пленных Хрит не знал. Наверно, они были из другого подразделения, а может, вообще не военные. Вдоль стен стояли вооруженные Хтаа в полном снаряжении. Эти подонки всё-таки боялись их. Боялись безоружных и слабых людей. Едва заметно Хрит улыбнулся.

— А ну пошли строем! По сторонам не смотреть! Друг с другом не разговаривать, мать вашу!

Снотворное. Они накачали их снотворным. Вот почему так долог был глубокий, без пробуждения сон, и вот почему так сильно болит голова. А может быть, в снотворное накачали наркотик.

Дверь с шипением растворилась в воздухе и впустила пленных вместе с их охранниками в обширное помещение, во всю стену которого светился тёмный дисплей. Вернее... Хрит вгляделся в дисплей. Конечно же, он не был тёмным. Кое-где по краям были видны какие-то всполохи. Чёрт... Это была чёрная дыра. Сверхмассивная чёрная дыра. Скорее всего, Стрелец А. Они в центре Галактики? Сколько же они добирались сюда? Год? Два? Сколько прошло реального времени? Тысяча лет?

Хрит решительно не помнил, на какой планете его пленили. И не потому, что сказывались проблемы с головой. Нет. Последнее время было столько боевых вылетов, что они складывались в дурную мозаику. Темный бесконечный сон. Да, он был уставшим. Потому и попал в плен. Иначе и быть не могло при его-то профессионализме...

На середину каюты вышел командир Хтаа. Самый здоровый и высокий из этих мразей. Хрит чувствовал, как через маску их оглядывают жестокие глаза.

— Долго я с вами разговаривать не буду. Я считаю вашу расу ниже червей. Однако мне надо рассказать о сути задания. Как вы видите, мы в центре нашей галактики. До горизонта событий чёрной дыры пять световых лет. Через тысячу лет Сарнат, красный карлик, на орбите которого мы сейчас находимся, упадёт на неё. Наверное, этот факт позволил вашей расе считать, что безымянная планета Сарната — самое надёжное место во Вселенной, чтобы спрятать вашего архистратига. Но это не так. Мы нашли. И ваша задача — убить его.

Командир Хтаа сделал паузу для значительности своей тирады, а потом продолжил.

— У вас нет выхода. Если хотите подохнуть как собаки — говорите сейчас, ваши гнилые черепушки будут отстрелены прямо здесь.

Мозг Хрита лихорадочно думал. Почему эти мрази сами не хотят лететь туда? Есть в этом какой-то смысл, какой-то подвох. Скорей всего, в воздухе безымянной планеты присутствует токсин, убивающий инопланетян, или ещё некое пассивное оружие защиты. Они могут подвергнуть планету тотальной орбитальной бомбардировке. Но и здесь всё не так просто. Почему-то они не делают этого. Или делали, но обожглись... Что-то тут не так...

— Вот. Я так и думал, что среди вашего стада есть благоразумные особи, — с удовлетворением отметил командир Хтаа. — Но вы ж не думаете, что мы отпустим вас просто так, без сюрпризов. Для стада нужен кнут. Или хотя бы некий мотиватор. Вроде этого. Эта неприятная штука — маяк вашего глобального местонахождения на планете и в то же время средство связи. Мы засунем их прямо в ваши мозги. Не пытайтесь их достать. Маяки будут надёжно имплантированы под подкорку вашего убогого мозга. Вам дадут снайперское автоматическое оружие. Оружие вашей расы. Вы устроите засаду и всех убьёте, на кого мы укажем. И да. Если что-то пойдёт не так, прямо с орбиты, с этого корабля, мы выстрелим в эту игрушку разрывной пулей. А сейчас пошли вон.

Хрит не успел дёрнуться, как мощный удар в затылок вырубил его напрочь. Сознание медленно провалилось в темноту.

Тряска и гул вынудили его очнуться. Небольшой орбитальный транспорт спускался к безымянной планете. У бортов, лицами друг к другу, сидели десять человек. Десять предателей, которые должны будут ликвидировать главный разум своей расы. Хрит посмотрел на дисплей. Корабль, с которого они спускались, был не один. Рядом с ним на орбите вращались гигантские обломки. Похоже, весь флот Хтаа был здесь. Кто-то играючи раскидал корабли в пространстве. Некая сила колоссальной мощности покончила с их флотом.

Но кто же потрудился так? Насколько Хрит помнил, в этом дальнем глухом секторе никогда не было крупных кораблей их расы. Да и про архистратига он слышал давно и мельком. Якобы это некий центральный разум, координировавший войну с Хтаа и причинивший захватчикам колоссальный ущерб. Возможно, старые сказки говорили и правду. Обломки кораблей на орбите были тому свидетельством.

Хрит задумался об их положении. Оно было незавидным, что уж там... Он физически чувствовал, как внутри его мозга сидела чертовщина, через которую кукловоды на орбите могли видеть и слышать то же, что видел и слышал он. Хорошо хоть, мысли не могли читать, хотя чёрт их знает. Возможно, и это было им доступно. Твари могли и не раскрыть сразу все карты. Интересно, сколько у него времени на всё про всё?

Солдат оглядел своих соратников. Самый отъявленный сброд со всей галактики. Дезертиры, мародёры. Такие за пару монет мать родную прирежут. Лица не вызывали доверия. Вполне возможно, придётся и биться. Насмерть.

Хрит посмотрел на оружие в руках. Штурмовая винтовка с оптическим прицелом, снаряжённая бронебойными пулями. Такие штуки легко бьют на десяток километров и прошивают двадцатисантиметровую броню навылет. Мощненькое оружие. Интересно, где Хтаа их взяли? Только у десантников было такое. Но десантники давно не попадались Хриту в его одиноких вояжах. Возможно, они давно сгинули в битвах и слились с великим космосом. Или потерялись во времени, неверно настроив хроногироскоп во время сверхсветовых прыжков.

Транспорт замедлился и вошёл в плотный слой облаков. Небо планеты, похоже, было туманным. Естественно, радары легко могли заглянуть и через пелену облаков. Однако слой облаков закончился, и Хрит восхищённо присвистнул: облачной поверхность планеты казалась лишь из космоса. С поверхности никаких облаков не наблюдалось. В центре неба завис громадный Сарнат, льющий унылый красно-оранжевый свет на округу. Тусклое сияние красного карлика не забивало небо. Звёзды в небе безымянной планеты сияли даже днём. А ещё ярче сиял аккреционный диск из раскаленного газа и пыли, падающий на чёрную громаду Стрельца А.

Хрит в качестве военного пилота много где бывал и много чего видел. Чёрные дыры, пульсары, нейтронные и магнитные звёзды, многокомпонентные системы, но величие этого зрелища поразило его. Жаль, что этот мир скоро сгинет в чёрной дыре.

Наконец, транспорт остановился и мягко опустился на поверхность планеты. Люк открылся, и наёмники один за другим стали выходить наружу. Хрит выбрался последним, на ходу оценивая боевиков. Если дело дойдёт до зарубы, придётся нелегко. Все тела здоровенные и хорошо тренированные. Сейчас Хрит уже понимал, что их никого не оставят в живых, если задание будет выполнено. Но наёмники этого, конечно же, не понимали. Они всеми силами будут стараться выполнить задание.

Аппарат спустился в окрестностях озера с чистейшей сине-голубой водой. Вода настолько прозрачная, что на многометровой глубине видно мельчайшие камни даже при тусклом освещении Сарната. Всё вокруг завалено битыми и ломаными скалами самых разных цветов. Куда ни глянь, везде нагромождение камней. Ни деревца, ни кустика. Но всё же какая-то растительность тут существовала. Кое-где меж камнями торчали пучки жёсткой сине-зелёной травы.

Летательный аппарат взвыл и за мгновение скрылся в сиянии светила. Уже одно это должно было насторожить боевиков. Но в их убогие мозги не пришла простая мысль, что вся команда останется здесь навсегда. Если что и могло спуститься сюда к ним, то только крупногабаритные разрывные пули, бьющие за сотню миль. Хрит с опаской посмотрел в ясное небо.

Он ещё не придумал, как избавиться от маячка в голове. Скорее всего, это вообще было невозможно. Конечно, он знал анатомию на приемлемом уровне. За сотни световых лет от ближайшей больницы зачастую приходится рассчитывать лишь на свои силы. Были бы какие-никакие хирургические инструменты, можно и попытаться самостоятельно достать маяк, накачавшись мощным обезболом и запустив автохирурга. Но здесь... Из всех инструментов был лишь армейский нож, да и тот самого дрянного качества.

Правда, имелся ещё один инструмент. Хрис с сомнением посмотрел на винтовку. Пожалуй, что она могла бы выбить маячок из его головы. Но только вместе с мозгами. Однако не факт, что он не истечёт кровью и не потеряет сознание. Или возможность ходить, например. Или говорить.

В общем, придётся действовать по обстоятельствам. Даже если оружие у Хтаа на орбите автоматическое, какое-то время ему будет нужно, чтобы настроиться на выстрел, особенно если поверхность планеты затянута облаками. Сколько? Секунда? Две? Если часто менять дислокацию, можно выиграть какое-то время. А если выбрать укрытие, пожалуй, что, можно ещё немного и пожить. Только вот запаса продуктов им не дали.

Нет, брат, похоже это дорога в один конец... С этими невесёлыми мыслями Хрит хотел пойти оглядеться по окрестностям, как вдруг в голове услышал резкий окрик предводителя Хтаа.

— Молчать, рабы, ваша цель близко. Занять позиции.

На счастье Хрита не его выбрали командиром смертников. Хтаа по своей привычке думали, что в иерархии людей действует такой же принцип, как у них: чем крупнее особь, тем более высокое положение в иерархии она занимает и тем большим интеллектом обладает.

Хрит расположился позади команды. Все они были у него как на ладони. Вернее, их спины. Ну что ж, это даже ещё лучше — стрелять в спины. По крайней мере не будет видно укоризненных взглядов.

Хрит стал поудобнее устраиваться, как вдруг его рука наткнулась на что-то в углублении меж камней. Он помнил, что ни в коем случае нельзя смотреть на этот предмет, иначе хтаа увидят то же, что и он. А предмет, похоже, был занятен. Что-то продолговатое. Явно оружие. Вот и нечто вроде пусковой кнопки. Стоп, стоп! Главное, не трогать! Слишком много мощного хтонического оружия было утеряно среди Тёмных веков или разбросало по вселенной в результате временных парадоксов.

Эта штуковина могла быть крайне опасной. Например, бронебойная винтовка с зарядом антиматерии. Такими легко можно в клочья разнести большой крейсер на орбите, причём прямо с поверхности планеты. Или ручная пушка с зарядами странных кварков.

Сбоку оружия Хрит нащупал механизм самонаведения. Эта штука могла сработать по трассирующему лучу. Например, по сигналу наведения на их маячки. Это уже был реальный план. Правда, выжить всё равно навряд ли удалось. Но отправить мразей Хтаа вместе с их корытом прямо за горизонт событий чёрной дыры было вполне возможным.

— Внимание, ваша цель в зоне досягаемости. Стреляйте! — истерически заорал командир Хтаа.

Не успели наёмники поднять свои стволы, как Хрит уложил троих. В спины-то что не стрелять? Они, кажется, так и не поняли сначала, что их предали. Когда поняли, ещё двое лишились жизни. Но всё равно расклад «пятеро к одному» не сильно нравился Хриту. Спасало то, что боевики не были профессиональными военными, о теории и тактике боя имели самые расплывчатые понятия.

Теперь надо было посчитать, за сколько времени наводится снайперская винтовка с корабля «Хтаа». Хрис вытащил базуку из-под камня и откатился в сторону, мысленно считая про себя. Раз... Два... Три... По истечении трёх секунд в место, где только что была, его ударила крупнокалиберная пуля, расколовшая крупный валун вдребезги. Три секунды... Да это вечность для профессионала.

Хрит высунулся из-за скалы, продырявил в нескольких местах командира их группы и опять сменил позицию. И вновь вышло так же: через три секунды снайперский выстрел с орбиты. Нужно было торопиться, иначе хтаа решат стрелять вслепую, очередями, и тогда шанс убежать от них снизится в несколько раз. Впрочем, вечно бегать он и не собирался... Сначала предстояло завалить четверых.

Короткими перебежками, постоянно уклоняясь и от стреляющих в него боевиков, и от огня с орбиты, Хрит обошёл боевую группу с фланга. Двое из оставшихся в живых охотились за ним, двое других, по-видимому, получили приказ Хтаа продолжать атаковать архистратига. Медлить никак нельзя.

Постоянно передвигаясь, Хрит сумел отрезать атакующих боевиков, постоянно долбивших в коридор меж скалами. Хрит под шквальным огнём буквально скатился в него. И застыл от изумления. Дети. Двое детей лет десяти. Мальчик и девочка. Босые, в каких-то то ли звериных шкурах, то ли старинных одеждах.

Изумление длилось недолго. Что ж, дети так дети... Значит, надо защищать детей. В этом месте проходила тропа, змеившаяся меж высоких скал, кое-где нырявшая в проёмы меж опирающимися друг на друга валунами. В таких местах выстрелы с орбиты не очень беспокоили Хрита, и он на некоторое время мог быть спокойным за безопасность хотя бы с этого направления. Хрит, подталкивая детей перед собой, заставил зайти их под навес из скал. Правда, безопасность эта была относительная. Тяжеленные пули с грохотом долбили в скалы. Рано или поздно их расколют. Но всё-таки перевести дух можно. Перевести дух и приготовиться к атаке на оставшихся наёмников. А вот и они. Выстрелы загрохотали совсем близко.

Хрит снял шлем и бросил в противоположную от себя сторону. Боевики бросились туда. Слишком лёгкая мишень для опытного бойца. Мгновенно все трое были убиты. На короткое время настала тишина. Хрит повернулся к детям. Какой-то внутренний огонь горел в их глазах. В этой дуальности существовал архистратиг. Тот, кого считали давней и забытой легендой. Легендой, которая постоянно и планомерно вела расу людей к победам. Хрит хотел сказать нечто величаво-торжественное, но не нашёл слов. Ничего не пришло на ум бывалому солдату, привыкшему воевать, а не разговаривать.

В этот же миг Хтаа изо всех стволов открыли огонь по скоплению скал. Возможно, у них было оружие и для орбитальной бомбардировки. Поэтому Хрит просто приобнял архистратига, оттолкнул его и вышел на открытое место, отсчитал три секунды и, перед тем как тяжёлые пули разорвали его на части, успел вскинуть ручную пушку с зарядом антиматерии и нажать на пусковую кнопку.

—Ну что, они убиты? —прорычал командир Хтаа. — Что это за дерьмо? О нееет!!!!

— Внимание, активное релятивистское оружие, внимание, активное релятивистское оружие, покиньте корабль, немедленно покиньте корабль!

Компьютер не понимал, что уже поздно. Бежать было некуда, да и незачем. Через две секунды заряд достиг своей цели и разорвал корабль на куски.

Как долго длится эта война... Без начала и без конца...

Ноне же жили мы на глухой лесной деляне, кою папенька трудами великими отвоевал у вековечной тайги. Достатком и утварью мало как отличались от окрестных мужиков и охотников. Однако папеньку все мужики звали «вашродь» и ломали шапку при встрече.

В раношние времена было не так плачевно. Предки мои огнём и железом воевали энти дикие земли, приводя их под властную руку самодержцев русских, за что им есмь великия почёт и слава вовеки веков и от Государя Российского и Господа Бога и апостолов его.

Основным напоминаньем о славном прошлом нашем была сабля темника, с серебряною рукоятию и пышным темляком с серебристой парчи в богато изукрашенных татарскою резьбою ножнах, поверх которой позднее была выбита напись «Во Славу Божию и Русь Святую». По родовой легенде предок наш, Серапион Тимофеич, добыл вооружие сие в честном бою у ногайского князька, чуть ли не потомка темужинова, во времена набега оного со своею ордою на наши земли, кои охраняла сотня казачков в воеводстве предка.

Давненько уж дела сии были, воспринимались древнею седою сказкою и лежала шашка в полном забвении в чулане вместе с попонами и всякою конскою упряжью. А за ненадобностью в житейской повседневности и все россказни, к ней связанные, почти позабылись. Однако ж, всему бывает начало и конец.

...

Папенька мой худо-бедно торговал скотиною, шкурами и хлебом, кои скупал в окрестных деревнях у тамошних мужиков, и продавал впоследствии на городской ярманке, обыкновенно проводимою по пятницам на городской площади.

Приезжали туда частенько из своих диких улусов и местные инородцы. Торговали шкурками зверьковыми, мясом, всякою битою дичиною, орехами, красною рыбою — всем, чем богата земля наша таёжная.

Расторговавши свои богатства, часто и за бесценок или штоф водки местным пройдохам, к числу коих, увы мне, принадлежал и папенька, сии простодушные дети лесов по обыкновению своему спускали свои жалкие наторгованные гроши в местном кабаке нашем, кабатчику Луке Фомичу, у коего имел привычку харчеваться и папенька мой, приговаривая перед отъездом на свою таёжную заимку чашку горячей мясной луковой похлёбки и полкраюхи аржаного, обильно запивая сию немудрёную пищу парой чарок беленькой казённой монопольки.

Не зная окороту, инородцы пили до зелёных соплей, пели, плясали, а потом за куреньем трубок рассказывали страшные лесные сказки, кои неблагоразумный папенька мой, развесивши ломаные ухи свои, запоминал самым тщательным образом, дабы впоследствии долгими зимними вечерами при свете сальной свечи пугать малых чад своих, будучи в благостном настроении и сытом благодушии.

Энти страшные истории тем более ужасными воспринимались в одиночестве и отчуждении нашем. До уезда прогон таков — свисти-не свисти, беги-не беги. Несколько вёрст по глухому лесу и долам. Жили мы в уединенье, ибо папенька решил, чтоб в будущем, при увеличении семейства, направить тут своё село або хоть хутор казачий.

В страшилках энтих чего только не было — и про страшного каменного идола Эххо-Горо, скрадывающего путников по лесным дорогам. И про малёхонького страшного зверька, который разговаривает по человечьи, расхаживая по стенам с потолками. И про мёртвую тундряную ведьму, коя приблаживается охотникам с зимовщиками, и пьёт с них соки и много чего чудного и страхоюдного, кое на ум православному и богобоязненному человеку не пришли бы никогда на ум.

Потрескивает пара сальных свеч, наполняя избу гарью и тенями, мятущимися по углам. За окошком вьюга и тьма. Маменька вяжет рукавицы да пимы, усмехаясь над страшною сказкою, и ни капли не веря оной. Но всё ж таки иногда криво усмехаясь, и осеняя себя крестным знамением. В печке жарко горят еловые дровишки. На широких лавках у входной двери сладко дремлют налитые водкою и мясною похлёбкою служивые молодцы. Под лавками заряженные пищали и вострые сабли на случай всего. В тайге всё может быть...

А хмельной папенька мой, сидючи хозяином под образами за широким столом, наливаясь чаем с душицею, и трубошным зельем, рассказывает свои подслушанные от инородцев легенды.

Много всякой страхолюдины рассказано было. Но страшней всего запомнилась байка про снежного дьявола, кою и сам папенька рассказывал, нервически оборачиваясь на дверь и тёмное окно, за коим шумела бураном зимняя тайга. Явственно он боялся энтой легенды, что уж говорить о нас, голопузыми птичками сгрудившимися на русской печи и внимающими оной жути.

Суть сей басни в том, что якобы в особо ветреные и холодные ночи из вечномёрзлой ямы вглуби тундряной тайги выходит страшный белый дьявол в обличии большого человека с козлиною рогатою головою и зубастою пастию, и шагая по снежному ветру, набредает на одинокую избу, вышибает двери, и обыкновенно съедает всех домочадцев вместе со скотиною, а потом пропадает в своей яме до следующей зимы.

И словами не передать ужас, что спытывала я, слыша сии безумные россказни из уст выпившего родителя. Однако оному наш страх казался лишь невинным развлечением долгими зимними вечерами.

Однако ж сии басни не были токмо развлечениями. За оными скрывался вполне себе зловещий смысл, и немалая толика правды, как показали последующие безумные события.

В какой-то из зимних вечеров, когда чрез буран не видно не зги, а стены усадьбы дрожали под порывами жестокой вьюги, сосновую дверь нашу сотряс мягкий, но сильный удар, чуть не сорвавший оную с кованых петель. Папенька побледнел, и снявши со стены ружьё, хриплым испуганным голосом велел служивым вставать в оборону. Четверо мужиков вскочили с лавок, достали пищали, и встали рядком пред дверью.

— Хто там? Иди отсюда с богом, мил-человек, — дрожащим, но уверенным голосом молвил папенька.

Ответу не было, но слышно было как по сеням ходит некто большой, тяжёлый и стучит копытами по дощатому полу, царапая когтями что ли по бревенчатым стенам. Дверь в сени с улицы не закрывалась, дабы путник аль ещё кто могли попасть в избу ночью аль при пурге, посему первым делом мы размыслили что случайно забрёл лось из лесу. Однако повторный удар заставил усомниться в сём предположении — у лосей нет огромных когтей, кои со скрипом царапают дерево.

С третьего удару дверь рухнула внутрь, и в клубах пара в дверь на четвереньках пролезло нечто огромное, белое, лохматое, вращая большою рогатою головою, и клацая большими зубами. Экую страшную рожу можно увидеть токмо в ночных кошмарах або сновидениях, отягощённых винным зельем.

Легенды инородцев стали не токмо страшною лесною сказкою, но и страшною лесною былью. Снежный дьявол пришёл к нам. Древний ужас не боялся ни образов с лампадами, не крестных знамений..

Папенька выстрелил в упор, следом бахнули из пищалей мужички. Всю избу заволокло сиреневым пороховым дымом. Казалось бы, никто не сможет устоять под таким градом пуль, но богомерзкое чудище не придав сему залпу ни малейшего внимания, бросилось на родителя, и откусило ему буйную головушку.

Надо отдать должное и служивым мужикам. Настоящие русские мужеские люди. Не побоясь чудовища, бросились оные дружинники на то исчадие мрака, кто с шашкою, кто с топором, кто с ножом. Но и этих верных слуг наших вмиг растерзал белошерстный диавол. Токмо груда дымящихся свежей кровью, человечины и кишок лежала пред чудищем.

Маменька пронзительно закричала, и бросилась к нам, закрывая чад своим дебелым телом. Более ей ничего не оставалось делать.

Чудище фыркало, ходило на четвереньках, доставая загривком до самого потолка и понемногу начало хрустеть человечиной. Несомая величайшим ужасом, я вырвалась из охапки маменьки, стуча голыми пятками по дощатому полу, юркнула в чулан, схоронилась за ларь с мукою, и сдёрнула на себя заскорузлую попону, пахнущую лошадиным потом. И тут на меня упало нечто тяжёлое, загрохотав по полу. Это была старинная шашка, выпавшая из ножен.

Сначала я не уразумела, что за предмет на меня свалился. И даже подумала, что это коса иль пила. Ан нет... Это ж старинная шашка, порезавшая мою руку, коей я нащупала хладное лезвие в темноте. Одно прикосновение к вооружию внушало силу и спокойствие. Наверное, и в самом деле сия сабля была вещью тимужиновой? Я уже никого и ничего не боялась. Кого бояться и стенаться дщери Божией, коя в любом случае во силу своей благочинности попадёт в рай, одёсную от Господа Бога нашего Иисуса Христа, Святаго Духа и Ангелов Божиих? Пусть хоть бессчётные мириады демонов и сил ночных встанут предо мной и великим Царством Божиим, сокрушу их в одночасье, пусть и самой придётся отдать душу во славу Божию.

Взяв вооружие в длань, я нежданно почуяла как слава и доблесть предков вошли чрез меня в сердце. Дух мой стал твёрд и востёр как энта сабля из времён древних. Страх пред злою судьбиною и лютою смертию пропал, и народилась бешеная злость и ярость на богомерзкого снежного диавола. Сие чудовище не должно жить в мире Божием.

Распираема жаждою мести и кровной мести я восстала, и с саблею наперевес быстро выбежала из чулана в избу, где диавол подступался уже к маменьке с братьями и сестрами. Чуяла я себя аки Архангел Михаил, порушающий змея. Великая сила и днесь великое мщенье горели в глазницах моих.

Рогатая тварь не успела ничего предпринять, как оказалась с отсечённою главою — вострый булатный клинок, с лёгкостию рубивший в древности времён как железную кольчугу, так и шёлковый плат, как сквозь масло прошёл сквозь толстую мускулистую шею чудища. Ничто не могло бы спасти его пред древним оружием из сказок и легенд.

Аки древняя валькирия я принялась рубить и кромсать жирное, бьющееся в припадке агонии тело твари, погружая глубоко меч, вытаскивая, и снова погружая в нечестивую плоть. В скором времени от чудища мало чего осталось.

А дальше события я помню весьма плохо, лишь мельком — плачущая маменька, ревущие братья и сёстры, растерзанное тело папеньки и служилых мужиков. Потом утром, как стихла пурга, оделась я в казацкое платье, невзирая на станотство маменьки, зарядила пищаль, воткнула волшебную шашку за кушак и пошла во двор посмотреть что там да и как.

Скотина вся оказалась убита и наполовину подъедена, так же как и трое лошадей наших. Пара свирепых косматых псов, размером с телёнка, давивших один на один волка, а вдвоём медведя, лежали перед избою растерзаны как мыши котами. Лишь позвонки, кости да черепа остались от них. Всё наше состояние оказалось порушенным вмиг и ничего хорошего не блазилось впереди. Лишь нищета, холод и голод. Села я посреди занесённого снегом двора и горько расплакалась, ибо понимала — прежней жизни не бывать...

Однако и унывать не следовало. Всегда можно заплакать, лечь и помирать... Однако Господь Бог оставил нас в живых, имея в виду некое божественное предназначенье, а значит, нам стоило жить и следовать Его завету.

С сиими жизнеутверждающими мыслями я зашла в кладовку, взяла большой кусок мороженого тайменю и крупы. Рыбная похлёбка самое хорошее блюдо для поддержки духа и плоти. Да и печь стоило растопить по новой в вымороженной избе. Кое-как направив вместо двери две хламиды, я затопила печь, притащив сосновых дров, жарко полыхнувших как серные спички. Маменька с детьми крепко уснули на печке от тепла и пережитых треволнений.

Пока я была занята сиими немудрёными делами, как-то вдруг не заметила, что исчезли рубленые куски туши снежного диавола. Да и тела папеньки и служилых приобрели странный замороженный вид. Некая тварь выпила из их мёртвых тел все остатние соки. С ужасом я смотрела на энти чудовищные преображенья и розумела, что столкнулась не токмо с простым животным али зверем, но и существом в большей мере принадлежащим к миру адскому, али колдовскому, напитанному мощью сил тьмы.

Прочитав молитвы, худо-бедно, трясясь от страха и возбужденья, сварила суп. Разбудив, накормила маменьку и братьев-сестёр, поела сама, и тут же совершенно впала в сон и беспамятство.

Наутро следующего дня разбудила меня сильная рука. С удивленьем обнаружила я себя спящею на полу пред входом в избу. В руках моих была всё та же сабля темужинова.

На собаках приехал в гости соседский охотник, кум папеньки, живший так же в тайге, за пару вёрст до нас. Казак, поставивши пищаль и шашку в угол, перекрестясь, выпивши чарку беленькой, недоверчиво качал косматой главой, слушая мой рассказ. И даже безглавое тело папеньки с растерзанными телами мужиков не принял он во внимание.

— То каторжане были. Я энтот сброд хорошо знаю, охочусь завсегды на них, — покровительственно улыбаясь бабской тупости, закурил трубку охотник. — Ну вас-то Господь Бог спас. Ни снасильничали вас, ни убили... Поехали к городовому, чё тут...

Следствие, учинённое городовыми властиями ни к чему не привело. Мои россказни к учёту не приняли, ибо была я несовершенногодним сростком по закону Российской империи. Маменька тоже мало что могла прояснить, ибо пребывала в состоянье прострации и меланхолии. Да и впоследствии вообще сгинула от некой тайной болезни. Похоронили её мы с братьями тут же, у свово хутора, под сенью сосен. Не было денег везти в церкву и городское кладбище.

А далее настали вельми худые времена. Ох и тяжко нам с братьями-сёстрами пришлось. И горемышничали и бывало, голодовали, и без копеечки сидели. Много работали, много охотничали, били зверька, дичину, ловили рыбу, зарабатывая денежку. С ранних годочков узнали мы нужду, и горести и тяжкий труд. Но всё-таки всегда мы старались жить и жили жизнью праведною, во славу Божию и по заветам его.

Иногда, выйдя посередь ночи во двор, я смотрела на ночную тайгу и думала, сколь много всяких тварей и сил тьмы таится в вековечном мраке. Сколь много порушенья, греха и боли приносят сии твари диаволовы в наш мир, который уж трещит от оных поползновений в наши невинные души? Так можем ли мы, православные, и не токмо православные человеки, удержать сиих демонов в их урочищах? Можем. Если презрим наши суеверья и протчие оные несогласья. Если примем равность и ценность всех человеков пред лицом Божиим.

Как приняла я мудрость темужиновой магометанской шашки. И поверила в оную силу и доблесть.

Отныне всегда живу я в страхе и бесконечной тревоге. Ибо познала бесконечные козни диавольские, и огромную силу его тёмную. Однако ж, други мои, сила та не безмерна. Найдётся на каждого зверька свой ловец, на каждого сынка свой отец, и на каждую тварь свой конец.

Доныне живу я в великом страхе и смятенье. Особливо в ясные морозные ночи. Выхожу во двор, смотрю на стылые небеса и божьи звёздочки. Почти воочию вижу снежного диавола, спускающегося за моею главою. Ведь эту богомерзкую тварь невозможно уничтожить вовек. И она знает, где живу я. И рано иди поздно придёт за мной.

Сие писала я, своей рукою, Ненила Фотина-Свиньина дщерь Ивановна, 17 годов от роду, в лето от рождества Христова 1826 года.

Да хранит нас Господь и ангелы его.

Однако тысячелетия назад не всё так мирно и благообразно было на благословенных богами просторах Азариаса. Истории поистине ужасные хранила земля предков наших... Да и кто мог бы ныне сказать, какие из сиих историй будут относимы к благодетельности, а кои — к злокозненности? Во все времена прихоти и чаяния человеческие времён прошедших неравны были и будут с прихотями и чаяниями времён нынешних. И то, что нам вполне естественным и благообразным кажется ныне, вполне дурным и злобным будет казаться ранее или позднее... Такова уж природа человеческая...

Однако рай земной и существовал, и существовать будет во веки веков. Пусть даже и скрыт за далью времён и пространств. Вы легко найдёте это место в ста десяти стадиях от Царства Македонского до самых древних границ Этолии, где во времена незапамятные Геракл бился с невежественными царями эллинов, выбравшими путь, исходящий во мрак и пустоту. И сии нечестивые деяния отразились на той божественной местности, под райским ликом коей с тех тёмных времён таилось вековечное зло.

Люди, жившие там, несли некую трудноуловимую печать тьмы. Пусть даже и невидимую под благообразными белоснежными одеждами. И поступки их первоначально казались благостными и добрыми, но при ближайшем рассмотрении посторонний наблюдатель явственно видел лишь лики зла и порока под оными. И сия мрачная легенда, что я вам расскажу, повествует как раз о них. Кто здесь прав, а кто виноват — неведомо самой Гекате...

В час, когда серебряный глаз Селены смотрел прямо в сердце мира, заставляя расслабленно биться сердца спящих, блуждающих в мрачных и прекрасных владениях Гипноса, молодой скульптор Эней вышел на террасу своего дома, утопающего в зелёном море деревьев, и зажёг небольшую лампаду, источающую тёплый свет и тонкий аромат. Постояв мгновение и насладившись ночной прохладой и тишиной, нарушаемой только стрекотом цикад и плеском вод в ручье, протекавшем у дома в заросшем саду, он обратил внимание на свою предстоящую работу.

Из глыбы белого мрамора, привезённой из каменоломен близ великого Калидона, сердца Этолии, он жаждал высечь статую Меланты, своей прекрасной возлюбленной, трагический образ которой уже несколько месяцев стоял перед его глазами. Меланты, несправедливо обвинённой в неверии в богов Олимпа, и по приказу тирана Андроникоса сброшенной со скалы прямо на острые камни в русле быстрого ручья, протекавшего на окраине города и служившего местом многочисленных казней.

Упрямая безжалостная память возвращала Энея за некоторое время до казни. Его любовь к Меланте была столь велика и всесильна, что он и дня не мог прожить без любимой. Скульптор бесконечные часы мог проводить в объятьях любимой, нежно касаясь её, как диковинное волшебное чудо, осторожно гладить пышные роскошные волосы, завитые в длинные косы, и целовать маленькие нежные ступни.

Любовь Энея к Меланте казалась настолько сильной, что даже всемогущие боги не могли разрушить её. Такая любовь должна и могла бы пережить века... Однако принесла ли она избавленье измученным сердцам? Могла ли она даровать счастье и усладу на всё оставшееся время, отмеренное всесильными богами для Энея и Меланты?

Сие никому было неведомо. Ведь даже и в раю случаются тёмные пятна.

Впрочем, в случае Энея и Меланты ничего такого и близко не было. Они казались идеальнейшими и совершеннейшими влюблёнными на земле, а их сильным, на грани безумия, чувствам мог бы позавидовать весь подлунный мир.

— Мы будем любить друг друга всю жизнь и умрём в один день, — когда-то шептала Меланта, устроившись в объятиях Энея, и смотрела прямо в его душу своими светлыми чистыми глазами. А скульптор в ответ целовал её нежные красивые губы и как бы невзначай касался крохотной девичьей груди... Красавица лишь кротко вздыхала и склоняла голову на плечи мужчины. Счастье казалось вечным...

Теперь, в нынешнее время, всё это казалось далёкой романтичной сказкой. Любовь оказалась перечёркнута навсегда. Так же, как и сама жизнь. Меланту убили. Жестоко и грубо.

Конечно же, никакого неверия в богов Меланта не выказывала. Просто однажды тиран обратил внимание на невинную девочку, славящуюся своим кротким, добрым характером и красотой. Буйные, похотливые фантазии овладели умом и сердцем старого фавна, и он решился похитить и обесчестить возлюбленную Энея.

Но Меланта отвергла все увещевания старого развратника и сказала, что скорее убьёт себя, чем отдаст своё юное чистое тело ему в усладу. Тиран воспылал гневом и приказал казнить своевольную гордячку на глазах горожан. Эней стоял в толпе праздных зевак, и в горле его застыл ком, а сердце сдавливала тяжесть. Он видел, как двое солдат схватили тело несчастной девушки и потащили её к обрыву. Меланта умоляюще посмотрела на Энея и громко вскрикнула, когда её швырнули вниз, с высокой скалы, на острые камни. Эней сжал рукоятку короткого меча под одеждами, но так и остался стоять нем и недвижим.

Умоляющий взгляд Меланты долго вспоминался Энею. Но что он мог сделать? Убить тирана, окружённого толпой воинов в бронзовых пластинчатых панцирях и гребенчатых шлемах, и вооружённых копьями и щитами? Самоубийство. Эней не прожил бы и минуты. Был и ещё один выход. Разве что прыгнуть вслед за любимой на скалы и найти вечный сон рядом с Мелантой? Ведь клятва умереть в один и тот же день так и оставалась клятвой. Но всё-таки ужас перед царством Аида поразил ум юноши, и он остался стоять в толпе зевак, глотая слёзы и свою печаль.

Меланта упала на камни, но неожиданно на них набежала большая изумрудная волна. Истерзанное, окровавленное тело девушки быстро скрылось в стремительных струях, на миг окрасившихся в красный цвет. И сколько ни старались рабы и воины тирана, так и не смогли найти казнённую Меланту ни в водах, ни на берегу ручья в густых запутанных зарослях ивы. Тёмная вода надёжно схоронила тело несчастной от поругания и возможного бесчестья.

Мрачные унылые дни потекли своим чередом. Эней потерянный проводил их за безучастным созерцанием красот Аполлинариса и своего сада. Все мысли и чувства покинули его отягощённый страшной драмой разум, и ни в чём убитый страшным горем скульптор не мог найти забвение и покой. Всё чаще мужчину навещали мысли о смерти. И, однако, как никогда, Эней боялся её. Ведь он был так молод... И так страшны демоны Аида...

Однажды, гуляя по своему запущенному саду, Эней набрёл на разрушенную временем беседку из белоснежного мрамора. В развалинах древних камней ему почудился облик любимой. Милая, милая Меланта... Да... Да, наверное, он мог бы изваять её такой, какой она была при жизни. Весёлой, но в то же время слегка печальной, как будто чувствующей всю трагичность своей судьбы.

Эта мысль моментально захватила разум Энея. Таким монументальным делом он хотел бы просить оправдание пред любимой и освободиться от клятвы, которую он так легко преступил. Да... Определённо, высечь статую Меланты стоило бы... Пусть на это даже уйдёт большая часть оставшейся жизни... А то и вся жизнь... Но всё-таки лучше провести остаток жизни за достижением пусть и практически недостижимой цели, нежели заранее сдаться и уничтожить себя...

Камни беседки, конечно, не годились для изваяния. Но теперь в их беспорядочных разваленных контурах он видел своё будущее творение, пусть пока ещё и несовершенное... Пусть пока лишь ещё и набросок, но отныне жизнь заиграла пред ним новыми красками и предстала с неожиданной стороны. Продав несколько золотых безделушек, доставшихся от матери, Эней поехал в каменоломни и лично выбрал глыбу белого мрамора, которая подошла бы ему. Больших трудов стоило доставить её за много стадий до дома. Но никаких преград теперь не существовало пред человеком, загоревшимся мечтой. Ибо мечта, какая бы она ни была, всегда побуждает нас двигаться дальше, к самому краю осуществимого. И вот глыба у его дома, на заднем дворе...

Эней вдохнул душистый ночной воздух и присмотрелся к мрамору, с одной стороны освещаемому лампадой, тёплый свет которой играл на сахарно-белых гранях, с другой стороны — Луной, чей серебристый свет придавал камню торжественную холодность. Этот двойственный свет был прекрасен. В голове скульптора уже складывался общий контур статуи Меланты, сидящей на камне, горестно опустив голову на правую руку. Творение должно стать шедевром. Гимном любви и скорби, который переживёт века, надёжно упрятанный в стенах этого роскошного сада.

Терпкое вино и свежий сыр с маслинами... Эней забылся в мечтах и грёзах. Но упавшие на мраморные плиты пола молот с резцом вывели его из забытья. Тягостные мысли об Меланте опять завладели разумом. Опять воочию скульптор увидел сцену казни. И в то же время множество трогательных сцен любви и нежности со своей возлюбленной. Меланта... Боль моей души...

Погружённый в тягостные мысли, Эней вдруг услышал в тиши сада какое-то тихое, на грани слышимости, пение где-то в темноте рядом с домом. Будто чей-то нежный девичий голос пробивался сквозь плотную пелену мрака и забвенья. Отринув разум и рациональное сужденье, сердце Энея забилось в доселе невиданном восторге. Хотя при здравом размышленье кто мог бы петь во мраке, куда не достигают лучи светильных сосудов? Лишь демоны тьмы и мрака могли быть там, которым претил яркий свет. Однако всё пустое... Эней в волненье и тревоге замер. Сердце его бешено забилось, стало жарко, несмотря на одежду из набедренной повязки. Скульптор узнал голос Меланты, которая в совершенной печали и тревоге звала своего любимого. Она призывала его к себе. Клялась в вечной любви и нежности. Тысячи мыслей закружились в голове скульптора. Мужчина отринул здравомыслие и осторожность.

Ужель всевластные боги Олимпа иль демоны Аида спасли его возлюбленную? Вернули ей жизнь, бережно пронеся чрез мёртвый мрак и ужас? А может, она просто выжила после паденья на острые скалы, и таинственная нимфа ручья Аелла сберегла её нежное тело, дабы дать возможность влюблённым соединить свои сердца под ночным небом райской Этолии? Да, такое вполне возможно, думал Эней. А раз было возможно сие чудо, значит, наконец-то пробил урочный час, дабы воссоединиться с возлюбленной.

Обуреваемый любовью, скорбью и надеждой, Эней вырвал торчащий из бронзового кольца в стене факел, поджёг его от лампады и быстро сбежал вниз, в тёмный сад по широким прохладным мраморным ступеням. Высоко поднимая факел над головой, Эней осмотрелся. Вокруг царили тишина и мрак, лишь нарушаемые стрёкотом цикад и криками ночных птиц. Но всё-таки она была где-то там, в этой густой тьме. Милая Меланта... Возможно, она заблудилась среди этого мрака и не могла найти путь к нему? Определённо, это было так...

Пробираясь чрез густые тёмные заросли фруктовых деревьев, Эней упрямо шёл вперёд. Но он ничего не видел в этих зарослях. Крикнув раз и другой, скульптор хотел уже возвращаться назад, к дому, как вдруг опять услышал тихий голос. И хоть он звучал тихо и приглушённо, как из-под могильной плиты, несомненно, это был голос его возлюбленной.

Будь что будет... Эней через заросли стал продираться на голос Меланты, звучавший откуда-то от ручья, не обращая внимания ни на колючие ветви, раздиравшие его тело и одежды, ни на брызги горячей смолы от факела, падавшие на волосы и спину. Мужчина стал бесчувственен к боли в своей смеси горя и надежды. И любви, конечно же...

Заросли кончились. Эней выбежал на небольшую поляну, освещённую скорбным светом Луны. Высокая трава вплотную подходила к ручью, за которым тёмными частыми колоннами возвышались высокие мрачные кипарисы. Под их тёмной сенью в неверном свете факела он увидел бледную, знакомую до боли и слёз фигуру, которую мог узнать из тысячи подобных. С этой девушкой он хотел умереть в один день.

Меланта пела и протягивала к нему тонкие обнажённые руки, стоя по пояс в воде. Это была она, такая милая, любимая, нежная. Тонкие окровавленные одежды спадали с её тонкого тела, обнажая небольшую грудь и белоснежные плечи. Эней вздохнул от радости и счастья, бросил зашипевший факел в траву и пошёл к возлюбленной, преодолевая сильное течение. Наконец-то он был счастлив после стольких дней горестей и боли. Наконец-то он нашёл своё счастье под тусклым светом Луны и мириадами глаз Астрейи.

Будет ли вам хоть когда-нибудь доступно сие счастье, что испытал Эней в тот радостный миг? Сомневаюсь. Даже прохладные быстрые воды Аеллы не охладили его разгорячённого любовью и нежностью тела. Да и могло ли быть иначе?

Подойдя к любимой, Эней обнял её, поцеловал в хладные губы и заплакал от любви и счастья, переполнявших его душу. И разве мог видеть обуреваемый любовью и счастьем мужчина, что целует он полуразложившийся труп, а руки его обнимают остов, сквозь ветхие одежды которого влюблённые пальцы ласкают не упругую белоснежную плоть, а лишь давно выбеленные водою и жаркими ветрами кости позвоночника?

Но всё ж он был счастлив... И пусть не нежная Афродита призвала его к себе, а могучая тёмная Адрастея, Эней был счастлив... Он получил то, что искал... Сумрак любви и забвенья окутал его разум.

Они долго танцевали и пели. И травы расступались пред ними, а воды Кровавого ручья останавливали своё течение. Злые ветра веяли над влюблёнными, и различные чудовища из царства Аида охраняли их спокойствие и их любовь. Да, они предавались любви в этом сумраке. Лишь воды ручья и кипарисы на берегу были тому свидетелями...

А потом они ушли. Ушли в смертный мрак, отделяющий наш мир от мира мёртвых, туда, куда не достанет свет Гелиоса, и где они будут счастливы, пусть даже и бесплотными тенями.

Иногда, в особо тихие и лунные ночи, когда серебряный глаз Луны смотрит прямо в сердце мира, заставляя расслабленно биться сердца спящих, блуждающих в мрачных и прекрасных владениях Гипноса, некоторые особо чувствительные люди, проходящие по дороге мимо разрушенного безжалостным временем и грабителями дома Энея, по древней легенде в безумии разорвавшего себе горло и утонувшего в ручье, слышали чудесное нежное пение, а иногда и танцующие в густой траве две туманные фигурки.

И это зрелище оставалось с ними на всю оставшуюся жизнь, а эта легенда останется с нами, даря нам толику надежды на справедливость и счастье, пусть даже и за горизонтом наших ничтожных жизней.

На материке я сделала неплохую карьеру. Конечно же, до должности директора по безопасности не дослужилась, но статус главного спеца по безопасности всё-таки получила. Хотя, по моему мнению, имелись и более достойные кандидатуры. Но иногда красивая задница и возможность лицезреть её каждый день, обтянутую узкой юбкой или штанами, давали определённые преференции. И возможность заглядывать сидящей коллеге в вырез блузки, подходя сзади якобы с важными документами.

Когда возникли определённые вопросы к этой лаборатории, сюда с проверкой послали, конечно же, меня, учитывая опыт прошлой работы. Я согласилась. И Ганс... Да что уж кривить душой, я хотела увидеть Ганса. Он до сих пор работал здесь. Педантичный, спокойный, милый Ганс. Когда-то я любила это нордическое спокойствие, казавшееся равнодушием. Любил ли он меня? Наверное. Но гордость никогда не позволяла ему выказывать и тени привязанности. А сейчас... Мне представилась возможность увидеть бывшего. Выпить ирландского эля вечерком... Или аргентинского вина... Потом... Ганс умел ухаживать и соблазнять. И трахать. Тонко, чувственно, эротично...

Чувствуя, что мысли принимают ненужный оборот, я отвернулась от насмешливо смотрящего на меня сопровождающего охранника и бросила взгляд в иллюминатор вертолёта. Бескрайний океан, сияющий бирюзовой гладью под солнцем. Уже два часа полёта. Наконец-то снижение. Под нами быстро пробежали берег с полоской белого песка, море сочной зелени, какие-то постройки, и, наконец, вертолёт завис в воздухе и стал снижаться. Мы прибыли на место. Это и был Арауа — одинокий островок в сотнях миль от побережья Австралии. Пожалуй, об этом месте не знал почти никто.

Вертолётная площадка находилась на высоком уступе и практически открыта всем ветрам. Великолепный вид открывался на океан и побережье. Я подошла к перилам и глянула вниз. Высота метров тридцать, внизу тропический лес, чуть далее великолепный пляж и океан. Бешено захотелось искупаться. Но здесь, конечно же, к воде не спуститься.

По центру площадки на турели установлен станковый пулемёт «Баррел» калибра 12,7 мм. Так и стоит старичок. Интересно, стреляли из него хоть раз? При мне — нет. Но то, что оружие исправно и хорошо смазано, было видно отчётливо.

— Идёмте, — сопровождающий сделал приглашающий жест, и я последовала за ним. От вертолетной площадки дорожка вела к проходу, вырубленному в скалах. Насколько я помнила, этот проход защищали две автоматические пулеметные системы, управляемые квази-искусственным интеллектом. К таким системам всегда относишься с некоторым опасением. Если с другой стороны монитора находится человек, с ним хоть как-то можно договориться, от этих же роботизированных систем не знаешь, чего ожидать...

Проход вывел к другой площадке, на которой нас ждал армейский «Хаммер» с водителем. Вокруг площадки простирался густой тропический лес. В воздухе сильно пахло дурманящими цветами, стрекотали цикады. Вечерело. Рай...

Дорога сначала вела по лесу, потом вынырнула из-под полога деревьев, и мы поехали по самому гребню невысокого хребта. По одну сторону виднелся океан с уже начавшим клониться к закату солнцем, с другой стороны — бескрайние ангары, лаборатории, казармы персонала. Ближе к главному корпусу обустроены еще несколько вертолётных площадок, на которые прибывали грузы и местные сотрудники. На той же, где высадилась я, обычно принимали неместных. Гостей, не имеющих отношения к острову. Или тех, во время полёта которых надо было еще хорошо подумать, стоит ли пускать их на остров вообще... Директор Хейнц показывал, что я уже не своя. Та, к которой следовало относиться с настороженностью. Что ж, чёрт побери... Он был прав.

Они занимались тут чёрт-те чем. В основном, конечно, новыми системами вооружения. Искусственным интеллектом. И всем вместе. Ходили слухи, что компания работала на Министерство обороны, и я даже видела в центральном офисе пару военных в чине полковника. Но все финансовые счета шли через различные частные фонды в оффшорах. Если Минобороны и было причастно к нашим исследованиям, то только на расстоянии, не желая марать руки и пачкать манишку грязью. Тем более всегда существовал риск, что Хейнц будет действовать на свой страх и риск, проводя запретные исследования. Мне, как главному специалисту по безопасности, предстояло всё осмотреть тут и выдать своё резюме — стоит или нет держать лабораторию. Впрочем, займусь всем завтра, торопиться мне некуда. Сначала нужно отдохнуть с дороги.

Машина подкатила к главному административному корпусу. У входа встречал сам Хейнц, стоя на белоснежных плитах входа. Зачем он всегда носит белый халат? Он управленец, а не учёный... Лицо директора изображало напускную веселость.

— Ирена, как хорошо, что прислали тебя, — его голос бы масляным и тягучим. — Ты нам не чужой человек. Даже не представляю, что бы мы делали. Пошли, пошли дорогая, ко мне в кабинет.

Стеклянные двери. Два вооружённых охранника у входа. Широкие мраморные ступени на второй этаж. Долгожданная прохлада.

— О, у вас новый кабинет, — удивлённо-утвердительно протянула я, оглядываясь вокруг.

— Да. Но ты ж знаешь мою страсть к комфорту и новизне,— рассмеялся директор. — Надеюсь, в конторе меня не сильно накажут за это.

Я прошлась по кабинету. Здесь действительно было хорошо. Хай-тек, как я всегда и любила. И который вошёл в моду. Стеклянные панели вместо наружных стен, светящийся пол и потолок. Громадные LCD-мониторы с бегущими символами...

— Ладно, присаживайся, — Хайнц указал на широкое кожаное кресло.— Как всегда?

Директор бросил в низкий четырёхугольный бокал кусочек льда, плеснул виски, протянул напиток, и жестом показал на открытую пачку сигарет.

— Так чем заинтересовалась контора опять? — его острые маленькие глаза в упор глянули на меня, как будто изучая.

— Ничего особенного, обычная плановая проверка, — я осторожно попробовала виски. А он был неплох. Довольно неплох. У Хейнца был вкус.

— Но я все результаты исследований регулярно посылал генералу, с видео отчётами. Мы идём в графике.

— Это так. Но... — нерешительно протянула я, потом отставила недопитый бокал. — Хорошо. Контора недовольна вашими последними экспериментами. С мозгом крысы. Они считают их опасными.

— Но позвольте, позвольте, бионика и биороботы сейчас в приоритете военных разработок почти всех стран. За этими технологиями будущее!

Хейнц вскочил и начал быстро ходить взад-вперёд по кабинету, бешено жестикулируя и споря. В первую очередь сам с собой, ибо я ему нисколько не возражала, и лишь внимательно слушала.

— Все эти эксперименты с дронами — полное дерьмо. Какой искусственный интеллект? Самые лучшие разработки компьютеров в этой области по эффективности чуть выше нуля. Танк с машинным разумом? Ерунда. Любая нестандартная ситуация, любой нестандартный противник, и мы получаем мёртвую груду железа, пытающуюся переварить поток информации, причём такой, к которому его не готовили. Мы решаем одну проблему, перед нами встаёт десять новых. Да. Стационарные системы вооружений можно использовать с электроникой. Распознавание «свой-чужой». Дешёвый древний принцип. То, что должно ездить, летать и плавать, мы никогда не обучим полностью автономным действиям. Мозг крысы. Грёбаной маленькой вонючей крысы в несколько раз умнее, чем самый продвинутый искусственный интеллект. Впрочем, увидишь сама. Пойдём.

Хейнц жестом позвал меня и вышел из кабинета. Чуть дальше по коридору находилась бронированная дверь с контролем допуска. Директор взглянул в датчик, и дверь неслышно скользнула в сторону. Внутри горел неяркий свет, стояло лабораторное оборудование, и прямо в центре лаборатории находилось устройство, отдалённо похожее на терминал для тренировки лётчиков.

— Иди, посмотри, — Хейнц включил оборудование. Большой дисплей медленно становился всё ярче. Так и есть. На дисплее отображался вид из кабины истребителя. — Вот тут находится крыса.

Я заглянула директору за плечо и чуть не вскрикнула от омерзения. В небольшом сосуде с физиологической жидкостью находилась большая крыса. К её голове был прикреплён пучок тонких проводов, а к телу крепились трубки с циркулирующей кровью и ещё какими-то жидкостями.

— Крыса сейчас в анабиозе. Что-то вроде сна или гибернации. Представь себе, что она находится внутри настоящего самолёта. Итак, я программирую боевой вылет. В пятидесяти милях от аэродрома движется колонна вражеской техники. Наша задача — её уничтожить.

Хейнц сел за столом с ноутбуком и принялся быстро печатать, вводя данные. На большом дисплее отображались символы. Что за язык программирования, я так и не поняла. Всё-таки я не спец в такого рода технике.

— Смотри. Я включаю аппарат. Сейчас мы это делаем вручную, однако в реальном самолёте это будет радиосигнал, — Хейнц щёлкнул каким-то тумблером, и картинка на дисплее стала меняться. Самолёт пришёл в движение. Вот он набирает высоту. Одна, две, три мили. Небольшое подрагивание, истребитель чуть кренится, но тут же выравнивается и, делая крутой вираж, летит по заданному курсу.

— Вот видишь, видишь, — увлечённо вскричал Хейнц, тыкая пальцем в экран. — Тут была воздушная яма, но пилот справился и выправил самолёт. Искусственный интеллект с различной долей вероятности промахивался с пилотированием, и в тридцати процентах случаев мы теряли аппарат. Сейчас стопроцентная надёжность. Дождь, снег, гроза, сильный ветер уже не преграда.

На дисплее среди деревьев на лесной дороге показалась колонна бронетехники. Бронированные машины пехоты, автоцистерны с горючим, зенитная установка. Вдалеке показался вертолёт воздушного сопровождения. Начался бой. Истребитель выпустил несколько самонаводящихся ракет, подорвал вертолёт, цистерну с горючим, потом из скорострельных пушек докончил уничтожение колонны. Всё это произошло в течении нескольких минут.

Потом самолёт повернул на базу. Вот и аэродром. Самолёт снизился, колёса застучали по асфальту взлётной полосы. В конце полосы стоял человек с автоматом в руках, целящийся прямо нам в лицо. Истребитель пушками взял на прицел человека, но тут же раздался сигнал тревоги и роботизированный голос произнёс:

— Адам Хейнц, инженер, стрельба запрещена.

Перед самолётом стояла виртуальная фигура Хейнца. Он смеялся и показал фак.

— Черт, Хейнц, вы запрограммировали машину, чтоб она не причиняла вам вред! — возмутилась я.

— Вот именно, дорогуша, вот именно. Эти дроны подчиняются только мне, — самодовольно засмеялся директор. — Как видишь, Ирена, это оружие будущего. Крысу натренировать не так уж трудно. Чистая физиология. Условные и безусловные рефлексы. Намного легче натренировать, нежели пилота. Но если использовать мозг более высокоразвитого животного, мы получим более впечатляющие боевые навыки. Вот Ганс, например...

Хейнц осёкся и как-то странно посмотрел на меня.

— Что Ганс? Он участвовал в этом проекте? Тренировал крысу? — забеспокоилась я. — Он же вроде был пилотом в иракскую войну.

— Ничего. Да, он участвовал в этом, — замялся Хайнц, чувствуя свою оговорку.

Я чувствовала, что директор врёт. Не стал бы он привлекать к такого рода секретным разработкам обычного охранника. С Гансом случилось что-то нехорошее.

— Ладно. Более мне показать тебе нечего. Завтра можешь осмотреть тут всё, что захочешь, но уверяю тебя, Ирена, остальное всё скучно-уныло. Я показал тебе самое интересное. Надеюсь на твоё понимание и протекцию перед офисом. Сейчас я провожу в твои апартаменты. Отдыхай, делай всё, что хочешь. Но по территории базы я всё-таки советую тебе передвигаться с сопровождающим.

Улыбка Хейнца, более похожая на восковую маску, стала зловещей.

Комната действительно более похожа на апартаменты. Широкая кровать, огромный телевизор, бар с напитками, душ, огромное зеркало. Я не сомневалась, что комната нашпигована видеокамерами и жучками. Слабая попытка поймать профессионала. Когда я ещё работала здесь в службе безопасности, то получила коды ко всем устройствам слежения и сигнализациям. Несмотря на многократные смены паролей, новые версии исправно приходили на моё мобильное устройство.

Я посмотрела в зеркало. Высокая брюнетка со стройной, но спортивной фигурой. Приятные черты лица, чёрный официальный брючный костюм, туфли на шпильке, делавшие меня ещё более высокой и подтянутой. Под правым коленом таился длинный тонкий кинжал эпохи Ренессанса. Не люблю армейские ножи, а тем более огнестрел. Это такое грубое оружие...

Я не отказала себе в удовольствии раздеться донага, зная, что за мной наблюдают, и сходить в душ. Единственное, что меня беспокоило — длинные нарощенные ногти ярко-красного цвета. При заварушке эти копыта могли и помешать... Но... Пару раз в год можно доставить удовольствие ощутить себя тупой самкой.

После душа, усевшись в кресло перед телевизором, я налила бокал виски, и позвонила по внутреннему телефону, заказав лёгкий ужин. Слишком наедаться не следовало. Хайнц нисколько не убедил меня. Сегодня ночью следовало выяснить, что скрывает этот хитрец.

Поужинав, я для виду поторчала в смартфоне, а потом якобы уснула, незаметно переведя камеры наблюдения своего номера в закольцованный режим. Около полуночи я почувствовала, что пора. Следовало делать свою работу.

Встав, я быстро оделась. Не стала надевать только туфли. Они только мешали миссии. Босиком так босиком. Вытащив кинжал из-под подушки, я заткнула его в ременную петлю брюк, и пошла к двери. Естественно, она была закрыта и поставлена на сигнализацию. Через программу доступа на смартфоне я открыла дверь. Следующими были коридорные камеры. Тут же поставив их в закольцовку, я выскользнула наружу из комнаты. Здесь было чуть прохладнее — каменный пол приятно холодил ступни.

Расположение всех лабораторий оставалось прежним. Но первым делом следовало посетить ту, где мы были с Хайнцем, и где его крыса произвела на меня впечатление. Ещё днём я заметила несколько дверей из этого помещения. Справедливым было предположение, что этот мерзкий проект, любимое детище директора, разрабатывался только там.

Дверь в лабораторию открылась так же бесшумно, как и ранее. Тот же самый тусклый свет. Видеокамер внутри не было. Ни к чему сохранять тёмные секреты Хейнца для истории. Вытащив кинжал, я крадучись обошла лабораторию. Вот и двери, привлекшие внимание днём. И тут я совершенно потеряла осторожность, что непростительно для профессионала. На дверях не было ни сигнализации, ни систем доступа. Осторожно открыв первую, я сразу же нашла, что искала. Хирургическая комната, больше похожая на пыточную. Ряд небольших дверец, как в морге. Все отсеки для трупов были пусты, кроме одного. Там под белым покрывалом лежал Ганс. Точнее, его тело. С удалённой черепной коробкой. Его мозга не было. Возможно, сейчас он находился в одной из их адских машин. Пилот, сражавшийся в иракской войне... Он-то был им и нужен.

— Ах, Ирена, Ирена, ты всё такая же любопытная тупая сука, — раздался сзади голос Хайнца. И быть бы мне оглушенной мощным ударом, если б инстинктивно я не подалась в сторону, и дубинка лишь вскользь задела плечо. Почему уверенные в себе подонки всегда так многословны в самый неподходящий момент, когда нужно молча действовать, а не точить лясы? Перекатившись в угол морга, я встала, и увидела своих врагов. Хайнц и два накачанных наёмника. У одного дубинка, у другого пистолет.

— Убейте её, идиоты, иначе она порешит нас! — визгливо заорал Хейнц.

Основная слабость и прокол Хейнца была в том, что настоящие профессионалы никогда не оставались здесь работать более года. В этой глухой дыре им попросту нечего было делать. Оставалось только тупое бычье, кому по нраву были ежедневная выпивка и лень.

Всё же громила успел выстрелить два раза. И даже попасть в рукав блузки. Потом мой кинжал прервал его жалкую жизнь, воткнувшись в глазницу. Обычный примитивный удар морпеха. Но качок и его не знал. Почти в это же мгновение я уклонилась от дубинки второго громилы, и воткнула своё оружие ему в горло. Горячая кровь брызнула на блузку и в лицо.

— Ах ты тварь! — заорал Хейнц и бросился на меня. С голыми руками. Уклонившись от его удара, я почти провела вертушку в голову, но этот подонок как-то умудрился схватить меня за ступню, и рванув за неё, повалить на пол. Кинжал отлетел в сторону.

— Ух ты, какие нежные тонкие пальчики, какой педикюрчик, — зловеще ухмыльнулся Хейнц, и сломал мне два пальца на ноге.

Заорав от острой боли, я лягнула искалеченной ногой директора прямо в рожу. Убить бы тебя... Но не было времени. Надо валить отсюда. Походя я со всей силы ткнула Железным кулаком в рыхлую тушу Хейнца, но почувствовала только жирную как желе плоть. Приём древних китайских мастеров боя не смог пробить это дряблое тело до костей. Да чёрт с тобой...

Ковыляя на искалеченной ноге и постанывая от боли, я кое-как выбралась из здания, благо оно небольшое. Джип стоял тут же. Охранников не было поблизости. Шухер не успел ещё распространиться. Но только я подумала об этом, как ночную тишину острова прервал громкий вопль сирены. Замигали красные всполохи света тревожных фонарей.

На моё счастье джип был простой колымагой, без электронной системы допуска. Вырвав пучок проводов из замка зажигания, я нащупала три самых толстых, и соединила их вместе. Машина завелась. Всё, пора валить. Вокруг засвистели пули. В темноте не видно кто и откуда стрелял.

— Ловите её, стреляйте, мать вашу, миллион баксов за её сиськи! — где-то сзади раздался визгливый голос Хейнца, и в это же время я нажала на газ. Колёса с визгом провернулись, и ускорением меня вжало спиной в сиденье. Дорогу я помнила. Даже в темноте. В лунном свете многое можно увидеть.

Вся надежда была на вертолёт. И он там стоял. Целых два. Правда, перед тем как добраться до них, следовало пересечь тоннель с системами автоматического огня. Над входом в тоннель горела зловещая красная надпись «ARMED».

Я помнила, где находились пулемётные турели. Зигзагами, прыгая из стороны в сторону, скача по стенам среди града пуль, я всё-таки прошла этот рубеж обороны. Зацепило... Горячее разливалось под блузкой. Плечо, мать твою...

Вот и вертолёт. В проёме двери на турели установлена тридцатимиллиметровая пушка. Что за дерьмо??? Где рычаги управления? Один большой дисплей. Коснувшись дисплея, я увидела как он понемногу посветлел, и в глубине появилось... Лицо Ганса. Мать твою! Что эти ублюдки сделали с ним???

— Здравствуй, Ирена, — грустно улыбнулся Ганс. — А я вот сейчас... Вертолёт... Извини уж, любимая.

Слёзы залили моё лицо.

— Что эти гады сделали с тобой? — истерически заорала я, и ударила рукой об обшивку машины.

— Плохое, Ирена... Они сделали со мной плохое. Но тебе нужно бежать. Летим до побережья.

— Эй ты, сучка, куда это ты собралась? — Хайнц разворачивал оборонительный пулемёт в сторону нас. — Поиграться не хочешь напоследок?

Из проёма выбежало несколько наёмников. Я подбежала к турели пушки вертолёта, нажала на гашетку, но на дисплее поверх лица Ганса появилась красная мигающая надпись «Адам Хейнц, инженер, стрельба запрещена».

— Ну что, Ирена, конец тебе, — зловеще улыбнулся Хейнц и нажал гашетку. Град крупнокалиберных пуль осыпал вертолёт Ганса, я отпрыгнула в сторону, иначе была бы сметена. На счастье, вертолёт бронирован. Но долго так продолжаться не могло. И тут я увидела толстый пучок проводов, подходящий к пушке. Ломая и выдирая с мясом грёбаные нарощенные ногти, я рванула провода. На дисплее загорелась надпись «Оружие неисправно. Включён ручной режим»

А потом я начала стрелять. И за минуту выпустила почти весь боезапас. Бронебойные снаряды с титановым сердечником. Я сама видела, как челюсть Хайнца улетела в море, а жопу оторвало в обратном направлении, прямо в тоннель. Потом рухнул и проход, погребя под завалами охранников.

Ганс и я полетели к побережью. Много разговаривали. И я сказала ему последнее прости перед тем, как прыгнуть в воду перед берегом.

А потом он задействовал систему самоуничтожения. Ганс не хотел существовать в таком обличье... Я сидела на берегу, давилась слезами и смотрела на дымящиеся обломки, медленно погружающиеся в воду. Любимый...

Впрочем, пора идти...

Осторожно сев в кабину, я включила задний ход и отвела машину на безопасное расстояние. В свете фар зиял пролом. Казалось, внутри него клубилась сама тьма. Я протерла глаза от налипшей пыли, вгляделась попристальнее, но, конечно же, ничего подобного не увидела. Захватив из комбайна фонарь помощнее, я решила хотя бы бегло исследовать пролом, несмотря на возражения Уилла. Конечно, по инструкции следовало немедленно сообщить о происшествии в центральный офис.

Несмотря на первое впечатление, каверна казалась не такой уж бездонной. Луч фонаря выхватывал что-то из абсолютной темноты. Чёрт! Что это? Лестница??? Приглядевшись, я точно увидела, что мимо проделанного в стене пещеры проёма спускается лестница. Спускается куда-то вниз, где видны смутные очертания циклопических фигур.

— Уилл, там чёртова лестница, — возбуждённо проговорила я, повернувшись к напарнику. — Что-то вроде храма или могильника. Внизу я видела то ли статуи, то ли ещё какую подобную хрень. Надо проверить.

— Кэт, у тебя все дома? — покрутил пальцем у виска Уилли внимательно посмотрел на меня, склонив голову. Наверное, так смотрит врач-психиатр на особо буйного шизофреника. — Ты посмотри на себя со стороны.

— Ты собираешься лезть в эту, — он ткнул пальцем. — Дыру, только что отрытую нами, без разведки, без кислорода, без снаряжения? Я тебе правильно понял?

— Да. Ты всё верно понял. И я полезу туда. Потому что не собираюсь за гроши гнить в этих шахтах, добывая элириум для толстосумов. Если там найдётся хоть что нибудь ценное, это будет нашим шансом свалить отсюда нахрен. Ты понял, дуралей? — я потрясла Уилла за плечи.

Я видела, что он готов согласиться. При его-то расходах и алиментах...

— Ладно, хрен с тобой, но давай возьмём хоть верёвку с крючьями, — неохотно согласился Уилл.

Верёвка так и не понадобилась. Подсвечивая друг другу фонарями, мы осторожно спустились из пролома и по ступеням пошли вниз. Ад ждал нас. Добро пожаловать. На лестнице лежал толстый слой пыли и мелких каменных обломков. Сколько сюда никто не заглядывал? Тысячи? Миллионы лет? В душу резко вполз страх. Ещё не поздно повернуть назад...

Спуск не оказался слишком долгим. После нескольких минут движения лестница закончилась. Перед нами простирался проход, по обеим сторонам которого находились огромные круглые колонны, покрытые непонятной резьбой. Ничего подобного я раньше не видела. В конце залы что-то замаячило. Статуи. Громадные, даже циклопические. Непонятно, что изображающие. Сумасшедшее сплетение непонятных тел, мастерски высеченных из камня. И этот камень неожиданно многократно сверкнул в свете фонарей, пока мы стояли с открытыми ртами и смотрели на эту невидаль.

— А ну пойдём посмотрим,— скомандовала я и пошла к статуям. — Уилл! Это алмазы! Алмазы, мать твою!

— Кэт, пожалуйста, пошли отсюда, тут опасно, — чуть не плача, заныл Уилл. — Мне тут не по себе. Нахрен эти алмазы? Чем ты их будешь выковыривать, руками?

— Нет. У меня есть это! — я показала напарнику геологический молоток, заткнутый за пояс. — Я, в отличие от тебя, хожу с экипировкой.

Статуи действительно инкрустированы драгоценными камнями. Понятно, что они неогранённые. Но я безошибочно определила дикие алмазы. Некоторые довольно приличных размеров.

Подойдя к статуе, я ещё раз оценила титанический размер изваяний, похоже, высеченных в глубокой древности. Совсем рядом блестел крупный алмаз. Потрогала. Вроде не слишком крепко сидит в породе. Показалось даже, что слегка пошевелился. Ну что ж... Размахнувшись, я с силой ударила молотком, стараясь попасть под низ, чтобы камень вылетел мне прямо в руку. Но удар получился намного сильнее, чем нужно. Как я и думала, алмаз слабо держался в гнезде, и мой удар буквально заставил его взлететь на несколько метров.

Пока я провожала блестящий алмаз взглядом, кожей лица почувствовала некое движение воздуха. Опустив глаза, увидела, что из дыры, в которой торчал алмаз, валит некий чёрный дым. Зрелище это повергло меня в шок, и я развернувшись, хотела уже бежать прочь, как чёрное облако накрыло с ног до головы.

Я чуть не лишилась чувств, почти потеряла зрение, дыхание остановилось. На неслушающихся ногах побежала к лестнице, за мной — вопящий от ужаса Уилл. Как мы выбрались, я не помню... Вернее, выбралась я одна. Уилл навеки остался там, под землёй... Узнала я это лёжа в палате интенсивной терапии городской больницы Гросстоуна. Впервые в жизни мне не хотелось открывать глаза и просыпаться каждое утро.

...

— Кэт, ты должна рассказать всё, что там произошло,—голос директора был мягок, но неумолим.

— Я вам рассказала уже несколько раз, — терпеливо, как ребёнку объяснила я. — Мы нашли какой-то провал на десятом горизонте, отогнали машину от него, но тут началось землетрясение, пласты сдвинулись, и нам пришлось срочно эвакуироваться. Больше я ничего не помню. Уилл бежал за мной. Вроде бы. По крайней мере, некоторое время он точно был за мной.

— Тебя нашли у входа в девятую штольню. И Уилла там не было. Вход на десятый горизонт полностью завален. Но маячок Уилла показывает, что он находится не на десятом горизонте, а гораздо ниже. Как будто... — директор сделал паузу. — В некой неизвестной части выработки. Вы не подходили к провалу? Не смотрели, что там?

— Нет, директор,— отозвалась я. — Правила мы знаем. Да у нас и времени не было бы спуститься туда.

— Ну что ж, придётся принять твой рассказ на веру. Иного выхода у меня.

— А что с Уиллом? — замялась я, старательно отводя глаза от директора.

— Десятый горизонт, несомненно, будет восстановлен. Но на это уйдут месяцы. Боюсь, к Уиллу мы пробьёмся не так скоро, как хотелось бы. Держись, Кэт, — директор на мгновение поддерживающе коснулся моего плеча и вышел из палаты, а я залилась горькими слезами, уткнувшись в подушку.

Больше я ничего не могла сделать. Что было, то было. Оставалось врать, выкручиваться и задумываться о себе. Уиллу сейчас всё равно ничем не поможешь.

Я прислушалась к ощущениям в своём теле, памятуя, что наглоталась в подземном храме какой-то чёрной дряни и даже чуть не откинулась от этого под землёй. Но вроде всё было как обычно.

Полностью вспомнив, что произошло под землёй, я поняла, какой дурой была. Лезть в глубины чужой планеты без кислорода, масок, изолирующих костюмов было самым настоящим самоубийством. А мной завладела самая настоящая жадность, стоившая жизни моему напарнику. И это никак уже не исправить.

С этими невесёлыми я хотела уже прилечь и немного поспать, как вдруг где-то рядом раздался громкий взрыв. Здание ощутимо тряхнуло, внутрь посыпались осколки разбитых окон. Одна рама, выбитая взрывной волной, чуть не припечатала меня к стене, благо я успела отскочить в сторону. Чёрт, что там происходит, война, что ли? Не успела я подбежать к окну и посмотреть, что там снаружи, как бомба взорвалась прямо на крыше здания. Больница сложилась, как карточный домик, и я полетела куда-то вниз, в тёмную пустоту, вместе с кроватями, тумбочками, обломками стен и перекрытий.

Сколько я лежала в беспамятстве под завалами, не помню. Мне чрезвычайно повезло: при падении конструкции здания легли надо мной домиком и чудом не раздавили, как муху. Удивительно, но я почти не была ранена, если не считать нескольких царапин. Где-то поблизости горело, но в целом вокруг было поразительно тихо для столицы планеты.

Кое-как, где ползком, а где и на четвереньках, я выбралась из развалин больницы. Вокруг виднелись бесконечные руины. Пока я была в отключке, скоротечная война прокатилась по нашей планете. Где-то что-то горело, всё ещё обрушивалось. Но в целом всё было закончено. Возможно, на планете, учитывая небольшое количество людей в колонии, осталась я одна.

Неожиданно вдалеке, почти за горизонтом, сильно засветилось, потом в воздухе вспух огненный шар. Ядерный взрыв! Похоже, ракета самообороны небольшой мощности. Но вспышка тут же погасла, как будто её засосала невидимая чёрная дыра. Над горизонтом что-то висело. Огромная чёрная масса, величиной с небольшой город. Скорей всего, космический корабль агрессора. Теперь всё ясно. По нам нанесли удар из космоса. Силы самообороны были относительно невелики, ибо на нашей планете не было ничего ценного. Обычная шахтёрская колония. Рабочий город-государство. Даже если бы кто-то из могучих соседей и решился напасть на Атрейну, скорей всего, о том, что мы захвачены другим государством, узнали бы лишь из новостных лент и пары строчек дальней связи, требующих платить налоги по новому адресу, принадлежащему победителю.

Однако реальность такова, что Атрейна разрушена. Если кто-то и остался в живых при такой атаке, наверняка скрывается под землёй. Шахта... Центр управления колонией... Наверняка кто-то лишь там остался жив, если ракеты до сих пор могут поражать врага.

В больничном халате, босиком, я пробиралась по разрушенным улицам. За всё время ни разу не попался кто-то из живых. Но не было видно и трупов. Непонятное, нелогичное явление. Хорошо, что Немезис, ночное светило Атрейны, заливал своим тусклым багровым светом поверхность планеты. Иначе в абсолютной темноте легко можно было бы переломать ноги.

Впрочем, я дошла. На окраине города, прямо посреди горного хребта, наполовину сточенного горными машинами, виднелся мощный нанобетонный вход в подземный бункер. Датчики среагировали на моё появление, и массивные ворота быстро распахнулись. Вот я и дома.

— Кэт, чёрт возьми, ты жива, но как? Там вместо больницы лишь груда развалин осталась! — не успев войти в бункер я оказалась в крепких объятиях Дэна, диспетчера шахты.

— Меня не так-то легко замочить, — усмехнулась я. — Для чистокровной лидианки требуется оружие помощнее, чем эти пукалки.

Мы поднялись на лифте в диспетчерскую. Пункт управления шахтой находился под горным кряжем и мог легко выдержать попадание ядерной бомбы. Более мощное оружие, конечно же, уничтожило бы цитадель, но никто никогда не мог предположить, что более укреплённый пункт может понадобиться на этой захолустной планете.

— Это какая-то квазиживая форма жизни. Что-то вроде биологических нанороботов. Мы не знаем, откуда они пришли. Ни с чем подобным цивилизация людей ещё не сталкивалась, — нахмурился Дэн и, помолчав, добавил. — И самое печальное, мы не знаем, как с ними бороться. Их биология протекает на атомарном уровне. Они могут становиться чем угодно — воздухом, водой, металлом, бронёй. Танком или звездолётом. На атомарном уровне могут копировать любые механизмы и живые существа. Становиться боеприпасами — камикадзе.

— Сколько я была в отключке?

— Два дня, Кэт... Тебя не было два дня. За это время наша планета превратилась в руины. Практически всё население истреблено. Инфраструктура разрушена. Силы самообороны подавлены. Сегодня мы запустили по их главному кораблю последнюю ракету, но похоже, она не принесла им значительного урона. Лишь ракетное оружие с антиматерией способно нанести им незначительный ущерб. Но у нас такого вида оружия было лишь две единицы, и мы их уже использовали. Тем более, ты ж знаешь, оно запрещено Женевской конвенцией. Я не знаю, что делать, не знаю, чёрт возьми!

Дэн закрыл лицо руками и откинулся на кресле.

— Мы бессильны перед ними. Эти организмы пришли из невообразимых межгалактических глубин космоса, и боюсь, всем нашим цивилизациям настали тяжёлые времена. Захватчики ни с кем не договариваются, никого не берут в плен, ни с кем не связываются ни по какому виду связи. Они просто лупят из всех стволов по всему живому.

— Ты понимаешь, Кэт, — шёпотом произнёс Дэн, придвинувшись ко мне. — Они пришли убивать. Истреблять всё живое. И мы никак не можем им помешать.

Я посмотрела в его глаза и отшатнулась — в них горело безумие. Нагруженный последними тяжёлыми событиями разум диспетчера не выдержал и треснул пополам. Жаль. Теперь приходилось полагаться только на себя.

Первым делом я переоделась в подобающую одежду. Выбрала армейский камуфляж и тяжелые берцы. Зайдя в оружейную, бросила взгляд на бесчисленные стеллажи с оружием. Не найдя ничего подходящего, выбрала мощный армейский дробовик с титановой дробью. Такими легко можно колоть на части большие гранитные валуны. Но вот будет ли он эффективным против захватчиков, я не знаю... Скорее всего, нет, но другого такого же по мощи я не нашла. Всё-таки шахта — не опорный пункт обороны, и кроме стрелкового оружия тут ничего не было.

В диспетчерской находились пять человек, включая меня и Дэна. Из почти двухсот шахтёров и охранников. Остальные или убиты или скрывались в разрушенном городе. Хотя скорей всего, самым верным был первый вариант. За двое суток люди давно бы уже догадались прийти сюда, самый защищённый пункт в радиусе ста километров.

На мониторах слежения ничего не видно в тусклом свете Немезиса. Но всё-таки не сказать, что тьма была абсолютной. При таком уровне освещения всё-таки можно было нечто разглядеть, если поднапрячься. Случайно глянув в крайний дисплей, я увидела какое-то движение в районе подъездных путей шахты.

— Ну-ка, ну-ка, что это там такое? — Я ткнула пальцем в экран. — Там что-то есть. Включите свет, хотя бы один прожектор!

— О да, слушайте, Кэт, она сохранит ваши жизни! — рассмеялся Дэн с истеричной ноткой в голосе. — Для тебя, может быть, невдомёк, что мы специально отключили освещение, чтоб не привлекать лишнего внимания?

— Я всё понимаю. Дэн, посмотри на себя, мать твою! Ты что творишь? Там наши соотечественники! Возьми себя в руки! — возмутилась я.

Но никакие мои увещевания не действовали на едва сдерживающегося от истерики диспетчера. Поэтому я просто подошла и ударом приклада в лоб оглушила безумца. Ещё тратить время на бессмысленные пререкания.

Когда свет зажёгся, я увидела двух детей. Мальчика и девочку, израненных, покрытых пылью и грязью. Чёрт, сколько они скитались в темноте и одиночестве по разрушенному городу... Мне следовало забрать их оттуда, и привести в бункер и ни один мудак, будь он хоть сто раз диспетчером или инопланетянином, не смог бы помешать мне.

Открыв ворота шахты, я шагнула наружу и подозвала детей. Было видно, как они обрадовались, увидев меня... И в то же время, когда ребятишки зашли в бункер, раздался низкий вой. Всё залил ослепительно синий свет. Одна из этих чёртовых машин вылетела из-за шахтных сооружений. Огромная летающая медуза с толстыми щупальцами и массой бегающих по чёрной поверхности синих огней, складывающихся в случайные, но не лишённые симметрии узоры.

На раздумья не было времени. Тут же я начала стрелять в пришельца из дробовика. Огромное оружие отдачей чуть не бросало меня обратно, но я как-то ухитрилась устоять на ногах, раз за разом вонзая мощные заряды в тело пришельца. И было видно, что какой-никакой урон дробовик всё-таки приносит. Робот пробовал ударить в меня каким-то подобием чадящей ракеты, но я легко уклонилась и продолжала перемалывать светящееся тело.

И тут пришелец не выдержал. Его тело рассыпалось брызгами, и на бетонные плиты упало около тонны воды, расплескавшись в разные стороны. Я помнила предупреждение Дэна, что роботы на атомарном уровне меняют свою структуру, превращаясь в обычные вещества. Скорее всего, они так делают для перегруппировки, и чтобы набраться сил, когда урон для их структуры становится слишком критичным.

Вода. Обычная вода. Я ходила по этой мелкой луже, расплескавшейся в радиусе десятка метров, и не знала, что делать дальше. По её поверхности бегали всё те же синие всполохи, складывающиеся в узоры. Всё ярче, всё интенсивнее... Похоже, робот скоро придёт в себя и всё повторится сначала. Только вот боеприпасов у меня почти не было.

Заорав от бессильной злости, я выстрелила из дробовика прямо в центр лужи. Конечно, же, не надо было этого делать. Мелкие частицы бетона разлетелись в разные стороны, попав в том числе и в меня, особенно досталось кистям, которые держали оружие. Не сказать, чтоб сильно, но кровь всё-таки закапала. Заорав от боли, я затрясла израненными руками, и тут же раздался низкий оглушительный вой.

Когда первая капля моей крови упала в лужу, поверхность воды вскинулась тысячами щупалец в бессильной агонии и тут же опала обратно. Огни, бегающие по поверхности воды, погасли. Сейчас это была просто вода. Пришельца убила ничтожная капля моей крови. Ведь она почему-то была чёрной, и словно источающей слабый чёрный дым.

Неизвестный токсин, которым отравилась я в давно забытом храме неизвестной цивилизации глубоко под землёй, помог выжить моему телу. Но одновременно он стал смертельным оружием для квазибиологических организмов пришельцев. Моя кровь — самое эффективное оружие против них. А это уже что-то. А это уже значит, что забрезжил лучик надежды в нашей борьбе.

А сбой подачи напряжения, приведший к столь катастрофичным событиям, вполне мог быть вызван включениями и отключениями мощных потребителей электроэнергии на нашем объекте, влияющими на всю местную энергосеть. И вполне возможно, совершал эти включения и отключения как раз таки Йорик Ольгоссон. Такой круговорот нелепых случайностей в природе, зацикливающихся, как Уроборос. Или неотделимых друг от друга, как Инь и Янь. Я тебя породил, я тебя и убью. Или что-то вроде этого, вы поняли, конечно же.

Но все эти рассуждения были уже неважными. Розовый освободился. Ему хватило доли секунды, чтоб выскользнуть из-под охранных систем и исчезнуть в неизвестном направлении. Бог знает, что могла натворить эта тварь, оказавшись на свободе. Вернее, предположить можно было только самое худшее. Представьте себе, что на Землю спустился один из демонов ада. Пусть небольшой силы, но умеющий искривлять пространство-время и нарушать привычный ход событий.

...Среди бесчисленных кошмаров меня разбудил резкий звук аварийной сигнализации. Я проснулась вся в поту, в скомканной мятой кровати. Рядом на полу лежала пустая бутылка от виски. В темноте что-то монотонно бубнил телевизор, сменяя картинки, как в калейдоскопе. Вся комната тонула в мечущихся тенях, которые время от времени перечёркивали красные всполохи аварийной лампы. Да чёрт вас дери... Как же это всё не ко времени... Пошатываясь и ощущая сильнейшую головную боль, я встала и побрела в душ, а через несколько минут, посвежевшая, уже откупоривала бутылку свежего холодного пива. Ещё через некоторое время жизнь показалась вполне сносной. Кроме бешеной злости на вот это всё. Раз в год решила немного расслабиться, и как раз в эту ночь в Центре случилось какое-то дерьмо.

Сигнализация резко стихла, но аварийный светильник продолжал мигать. Прямо как в фильме ужасов про Чужого. Впрочем, если б режиссёры фильма знали, чем мы тут занимаемся и какие субстанции изучаем, наверняка сняли бы фильм совсем с другим сюжетом.

В это время зазвонил мой смартфон, лежащий где-то глубоко под подушкой. Или под одеялом. Или ещё чёрт знает где. Под кроватью...

— Грейс, мать твою! Где тебя носит? — голос шефа источал яд и злость. — Мигом дуй в камеру. У нас тут ЧП. Розовый слинял. Как ты понимаешь, это очень большая проблема. Для всех нас.

По сути дела, Майкл, конечно же, был не прав. Не настолько большой была моя зарплата, чтобы я лично круглосуточно мониторила состояние постояльцев и всякого рода дерьма, содержавшегося здесь. Моя задача на объекте всегда заключалась в ликвидации возможных проблем. Любыми путями, любым способом. Но это лишь ликвидация проблем и последствий. Предотвращение их было совсем не моим делом.

Ай, ну вас к чёрту. Пойду в камеру. Сначала нужно получить вводные. В камере, как мы называли пункт общей безопасности объекта, было малолюдно. Лишь Майкл и дежурный оператор. Наше дело любит тишину. Камера была самым прочным и устойчивым к разрушению объектом нашей конторки. Наверное, даже прямое попадание ядерной бомбы осталось бы незамеченным здесь.

У Майкла был недоумённый и растерянный вид. Мятая рубашка, всклокоченные волосы, легкий запах перегара. Эээ, дружок, да ты сам сегодня весело проводил ночку...

— Знаешь... Это какая-то долбаная мистика, — развёл руками Майкл, увидев меня. — Я думал, такое может быть только в фильмах, но смотри-ка вот...

Несколько видеокамер позволяли сразу увидеть всю картину чрезвычайного происшествия целиком. На одном мониторе были Йорик, лежащий на полу с проткнувшим горло острым обломком гаечного ключа, и дымящаяся сгоревшая панель плазменной установки сдерживания. На другом мониторе виднелась камера сдерживания Розового. Развороченные стены, выбитая мощным ударом стальная дверь. Это дерьмо, почуяв отсутствие сдерживающих плазменных потоков, тут же сделало ноги. Мысленно я уже разработала план действий по ликвидации существа. Хотя внутренне понимала: задача эта не столь уж проста.

Далеко он уйти не мог, да и не захотел бы — зачем, когда вокруг море пищи и можно начинать расти? Однако всегда в уме надо держать вариант того, что соперник будет блефовать и идти на хитрость. Розовый был соперником. Хорошим соперником.

— Как его брать то? Живым или мёртвым? — я опять посмотрела в экран, на котором отображалась камера Розового с валяющейся рядом двухтонной дверью.

— По обстоятельствам, — Майкл проследил за моим взглядом и увидел, куда я смотрю. — А лучше всего пришей эту дрянь. Она слишком опасна. Яйцеголовые просили притащить её живой, загнав в электромагнитную ловушку. Но я думаю, это очень рискованная затея. Лучше её кокнуть. В общем, смотри сама. Я не буду требовать от тебя какого-либо геройства. Да и никто не будет.

— Ну, я пойду тогда? — изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал сдержанно-безразлично, спросила я.

— Иди. Не забудь взять дозиметр. Если помнишь, эта розовая мерзость фонит. И по фону её легко найти.

В оружейной комнате какого только дерьма не было. Некоторые имбы весили вполовину взрослого человека. Но на такую тварь, как Розовый, могли бы оказать лишь действие лёгкого приятного массажа. А вот пистолет на основе синего лазера вполне мог бы пригодиться, зная внутреннюю структуру этого существа. И обычную беретту на всякий пожарный. Взгляд упал на катану в чёрных лакированных ножнах, висящую среди массы огнестрела. Мелькнула мысль, не стоит ли взять это универсальное оружие. Но тут же подумала: зачем тащить с собой бесполезный груз? Пора идти.

Весна. Вокруг Центра простирался совершенно нетипичный для Японии лес, состоящий из гигантских старых берёз, только-только начавших распускать нежно-салатовую листву, источавшую тонкий смолянистый аромат. Под ногами кучерявилась едва проклюнувшаяся молодая трава. Тёплый майский воздух наполнялся щебетанием птиц и лёгким парением. Полное безветрие и гряды мрачных туч, заслонивших горизонт, предвещали грозу в скором времени. Мне нужно спешить.

Датчик радиации показывал, что Розовый недалеко, где-то за ближайшим холмом. Я вытащила лазер и прислушалась к своим ощущениям, но интуиция молчала. Всё было как-то не так. А точнее, всё было с похмелья, и опять понемногу начала болеть голова.

Как хорошо сейчас в моей уютной каморке, — с тоской подумала я и представила, как запускаю какую-нибудь олдовую игрульку, тот же первый Фар Край, и начинаю шустро мочить фрагов под холодное пивко с чипсонами. Или смотреть анимашки. Или... Вариантов прекрасного времяпрепровождения рисовались масса.

Я вдруг подумала, зачем мне эта работа в центре? Как хорошо работать где-нибудь в грёбаной забегаловке для дальнобоев, разносить им кофе и яичницу с беконом, выслушивать их грубоватые шутки и уворачиваться от шустрых рук, норовящих схватить за задницу. Или перекладывать в супермаркете колбасу, редьку и огурцы. А потом, придя домой, резаться в игрули под пивко и смотреть анимашки.

С этими невесёлыми мыслями я осторожно пробиралась через заросли. Это всё в будущем. А сейчас передо мной поставлена задача, которую нужно решить в кратчайший срок. Розовый был опасен. Крайне опасен для всего живого на Земле.

Впереди показался небольшой просвет: деревья расступились, и стала видна прогалина, в центре которой в земле зиял провал нескольких метров глубиной, вероятно, след от падения метеорита в незапамятные времена. Или большой авиабомбы во Вторую мировую. Что ж, Розового могли притягивать такие места. Странно, что яма, находившаяся в непосредственной близости от Центра, никак не была отмечена на карте. Я заглянула вниз, маскируясь за ветвями.

На дне, заросшем молодым прутистым березняком, что-то было. Приглядевшись, я увидела автомобиль красного цвета, к нему вела полоса свеже поломанной растительности. Похоже, машина туда скатилась совсем недавно, несколько часов назад. Осторожно, стараясь не дышать, я спустилась к ней, поминутно осматривая окрестности. Всё было тихо и безмятежно.

На боку автомобиля зиял длинный глубокий порез, начинавшийся с передних дверей и заканчивавшийся на боковой поверхности капота, как будто некий великан огромным мечом раскроил машину без малейших усилий. В салоне никого не было, на переднем сиденье сиротливо лежала маленькая женская сумочка коричневого цвета, в замке зажигания торчал ключ. Повреждений, кроме пореза, никаких не было, даже стёкла в дверях целы. Машина явно попала сюда с шоссе, проходившего метрах в ста отсюда. И машина эта была до боли и зубовного скрежета мне знакома.

Я осторожно открыла капот и поморщилась: прямо на меня из хитросплетений проводов, трубок и шлангов, откуда-то из узкого пространства сбоку от двигателя смотрело искажённое страшной мукой женское лицо, слишком, даже слишком мне знакомое. Я сглотнула подступивший к горлу ком. Милая Андре, самая безобидная и смешливая девушка из всего персонала. Как мы любили подшучивать друг над другом и смеяться, делясь своими похождениями. Или напиваться в баре соседнего городка. Или в этом автомобильчике. А сейчас всё её красивое стройное тело немыслимым образом уместилось в этих узеньких закоулках в моторном отсеке вокруг двигателя.

В этом как раз таки заключалась полная нелогичность и невозможность поступков Розового с человеческой точки зрения. Он мог делать то, что другим было недоступно. Как недоступно было переместить автомобиль Андре с шоссе, проходящего в трёх километрах от этого места, а саму девчонку расположить там, где с трудом поместилась бы лишь кошка. Не удивлюсь, если он и вытащил мою подружку из машины прямо через тот узкий разрез в ладонь шириной.

Была ли я зла или напугана? Нет, мне незнакомы эти чувства. Лишь лёгкая досада кольнула ум, что могла бы собраться и пораньше, не пришлось снова искать Розового по всему лесу. Что могла бы спасти Андре... Я потрогала двигатель. Он успел уже остыть. Всё-таки нет. Похоже, я не помогла бы девчонке ничем. Не хватило времени. Чему суждено было случиться, уже случилось. И сейчас следовало приложить все усилия, чтобы избежать последующих жертв.

Выбравшись из ямы, я прошла ещё несколько сот метров по лесу, ориентируясь по дозиметру. Розовый ощутимо фонил. Он был где-то совсем рядом.

Я увидела впереди развалившуюся хибару, совсем незаметно притулившуюся у склона холма. Непонятное каменное строение времён Второй мировой, судя по огромным полустёртым иероглифам на стенах. Возможно, это был наблюдательный пункт или блокпост на пути к предтече современного центра. И Розовый был точно там.

Моим тренированным глазам не нужно привыкать к царящему внутри полумраку, видела я превосходно в любой ситуации и при любом освещении. Но всё-таки зажгла фонарь и медленно стала осматривать помещение. Нет, это точно не блокпост. Никаких признаков людей тут не было. Ни мебели, ни посуды, ни остатков одежды или утвари. Скорее, обстановка напоминала склад какого-то дерьма в духе «Сайлент Хилла». Внутри хибары сквозь трещины в бетонном полу пробивались чахлые, полузасохшие растения. В углу виднелся сваленный в кучу непонятный мерзкий хлам. Сгнившие циновки, мешки, лесной мусор.

Розовый таился где-то здесь. Он стал невидим или ушёл частично в свой сектор измерения. Иди изменил обстановку в этом сарае так, чтобы его не было видно.

Сбоку раздался непонятный шорох. Мешок, которому по виду было не менее полусотни лет, шевелился. Холод пробежал между лопаток и ожёг сердце. А вот ещё один рядом. Это было невозможно. Такого не может быть в нашем глубоко нерациональном мире. Но тем не менее вот эта мерзость передо мной.

Мешок разорвался, и оттуда показалась костлявая рука трупа в сгнившей солдатской гимнастёрке. Да, это были трупы солдат, умерших бог знает когда, пролежавших в этих мешках десятки лет и сейчас внезапно ожившие. Или оживлённые Розовым. Можно представить, какой ужас начнётся везде, если монстр попадёт в людное место. Да мать твою, что я раскисла?

Вытащив Беретту, я в упор расстреляла мёртвые тела. Но это нисколько не помогло. Пули смачно вонзались в давно сгнившую плоть, но видимой реакции стрельба не приносила. Была бы катана, можно было бы их покрошить в капусту на маленькие вонючие кусочки, мелькнула запоздалая мысль из породы тех, которые приходят после всего. Но, так как отступать я не привыкла, то приготовилась к рукопашной. Несколько сильных ударов опрокинули трупы обратно на мешки, причём у одного внутри что-то сломалось и рассыпалось после железного кулака в грудную клетку.

Неожиданно я услышала тихий свист и резко развернулась, мгновенно вытянув руку с дезинтегратором в направлении свиста. Возможно, реакция спасла мне жизнь. Небольшое облачко неярко светящейся розовой плазмы выдавилось из какой-то незаметной трещины в стене и метнулось ко мне, мгновенно увеличившись до размеров огромного человека с ветвистыми рогами. Собственно говоря, мне оставалось только нажать на спусковой крючок, что я и сделала. Промахнуться невозможно. В то же время Розовый перестал существовать. Луч синего лазера с определённой частотой превратил его тулово в облако обыкновенных газов, которые медленно растворились в затхлом воздухе сарая. Незавидная участь пришельца из неизвестной части Ойкумены. Иными способами, без лазера, эту тварь убить совершенно невозможно. Хорошо хоть это в теории узнали яйцеголовые, держащие наш Центр. В тот же миг свалились на пол хибары ожившие трупы. Питавшая их гнилые тела злая воля исчезла.

Кем был Розовый? Анализы показали, что это газ, всего лишь розовый светящийся газ с уникальным составом, из таких глубин времени и пространства, которые и не снились рядовому человеку. Был ли этот газ разумен? Безусловно, да, но нам никак и никогда не удавалось наладить с ним контакт. Он не принадлежал нашему миру, а, возможно, и нашему измерению, потому что иногда датчики показывали полное его отсутствие в камере сдерживания. Это было странное, нелогичное существо, предвестник и слуга какого-то далёкого тёмного мира Хаоса, по отношению к которому мы как бактерии в своём развитии.

Возможно, такими Розовыми станем и мы через несколько миллиардов лет эволюции. А может, это и был один из будущих нас, решивший посмотреть на бактерий, породивших их расу.

А мне пора. У нас в Центре много всякого дерьма, чтобы я могла спокойно наслаждаться природой и думать о вечном...