А куда делся @yuliansemenov?
Может еще пишет где? Так любил его посты читать, очень давно его не видел.. без рейтинга пожалуйста
Может еще пишет где? Так любил его посты читать, очень давно его не видел.. без рейтинга пожалуйста
Приветствую всех своих подписчиков. Как я уже упоминал, историй из воспоминаний бывшего следователя прокуратуры больше не будет. Причины этого я тоже уже объяснял, не буду на этом останавливаться. Поэтому всех, кто таких историй ждет, предупреждаю сразу – я не собираюсь обманывать ваши ожидания, отписывайтесь. Мне и так неловко, что столько народу еще чего-то от меня в этом плане ждет.
Однако у меня скопился небольшой архив рассекреченных и опубликованных документов времен Великой Отечественной войны с уклоном в правоохранительную деятельность. А чтение подлинных исторических документов — это мое маленькое хобби. Ну нравится мне читать их и пытаться делать какие-то свои собственные выводы, а не пользоваться готовыми интерпретациями других авторов. Так что попробую небольшой эксперимент, и выложу один текст. Зайдет читателям – буду выкладывать и другие документы, не зайдет – да и хрен с ним, не велика потеря, на этом эксперимент закончу.
Важно: я не профессиональный историк, и даже не историк-любитель. Все нижеизложенное – всего лишь мое субъективное мнение по поводу этих документов, и не более того. Если у кого-то будет другая точка зрения, то с интересом с ней ознакомлюсь.
В общем, хочу предложить вашему вниманию один достаточно интересный исторический документ, характеризующий некоторые особенности отправления правосудия в период Великой Отечественной войны. Да в принципе, и еще много чего характеризующий.
Расшифровка с сохранением орфографии и пунктуации оригинала:
ВОЕННОМУ СОВЕТУ 38 АРМИИ
Прошу ходатайства об отмене приговора «РАССТРЕЛЯТЬ» суда Военного Трибунала 38 Армии в отношении бывшего заместителя по строевой части 1 стрелкового батальона 705 стрелкового полка 121 Рыльско-Киевской Краснознаменной дивизии старшего лейтенанта БАРКАЗОВА Бек-Бая по делу допущения переправы противника через р. ДНЕСТР в районе Чернилица 22.4.44 года.
Приговор суда ВТ считаю несправедливым ибо он во-первых: считает достаточным наличие средств при отпоре врагу, как при наличии в батальоне 100 активных штыков возможно было дать отпор врагу. 100 человек несли посути дела не оборону, а патрулирование на фронте 18 километров, что составляет 5,5 человека на 1 километр фронта, а так как патрулирование осуществляется парными дозорами и по меньшей мере в 2 смены то получается, что на 1 километр фронта приходилось всего 2 человека.
Опорным пунктом считается район обороны взвода роты приспособленный к круговой обороне, батальон занимает узел обороны состоящий из большинства главных опорных пунктов рот по ширине фронта 2 километра.
Батальон же занимал 2 дивизионных полосы обороны, следовательно о каких-то опорных пунктах и узлах обороны и речи не может быть. Во-вторых суд совершенно не учел сильно пересеченную гористо-лесную местность, что безусловно затрудняло просмотр зеркало реки. В третьих суд также не учел условий темной, дождливой и ветреной погоды в ночь на 22.4.44 года, что также затрудняло своевременное обнаружение переправы противника. В четвертых БАРКАЗОВ обвиняется как трус и паникер, убежавший с поля боя. Это набор громких фраз. На самом деле это был выход из под удара численно превосходящего противника для того, чтобы с прибытием подкрепления уничтожить прорвавшегося врага, что и было сделано.
Учитывая вышеизложенное и положительную характеристику службы и поведения тов.БАРКАЗОВА в прошлом прошу Вашего ходатайства этот несправедливый приговор отменить. В противном случае за несправедливый расстрел нашего боевого офицера ответственность падет на нас, как на руководителей.
Приложение: боевая характеристика в 1м экз. т/адресату.
Командир 121 Рыльско-Киевской Краснознаменной дивизии
ГЕНЕРАЛ МАЙОР -Л А Д Ы Г И Н -
3.5.44
При чтении этого документа прямо чувствуются эмоции его автора, генерал-майор Ладыгина: 16-17 апреля 1944 года 121 стрелковая дивизия вошла в 38-ю армию и была передислоцирована через Залещики на р. Днепр в район Чернелица, где вела тяжелые оборонительные бои. Причем с 11 мая она находилась во втором эшелоне 67-го стрелкового корпуса, скорее всего потому, что к тому моменту была окончательно обескровлена. Понятно, почему в 1 батальоне 705 стрелкового полка на восемнадцать километров фронта оставалось 100 человек. С такими силами не то, чтобы оборонять эту полосу невозможно, но даже и обеспечить полноценное круглосуточное наблюдение ночью в горно-лесистой местности никак нельзя. При всем этом Барказова объявили трусом и паникером, но судя по всему, он сделал в тех условиях все, что мог. Как по мне, комдив прав, и его эмоции объяснимы.
Но кто-то из командования 38 армии решил найти крайнего в причинах прорыва противника, и этим крайним оказался старший лейтенант Барказов. Судя по тому, что события на переправе имели место 22 апреля, а 3 мая комдив Ладыгин уже ходатайствует об отмене расстрела Барказова, следствие и суд была весьма скорыми.
Все это как бы понятно и не слишком удивительно — поиск стрелочника это традиционная русская (да и не только русская, честно говоря) забава. Справедливости ради нужно отметить, что далеко не всегда эти самые стрелочники бывают совершенно не виноваты. Но речь сейчас не об этом, а о конкретном случае и о комдиве Ладыгине, который не побоялся написать шифровку Военному Совету 38 армии, изложить обстановку так, как она была на самом деле и тем самым попытался защитить своего боевого офицера. А вот это уже не столь традиционное дело, к большому сожалению. Причем что времена Великой Отечественной войны, что сейчас.
Мне стало интересно, насколько действенным в той ситуации оказалось заступничество комдива Ладыгина? На сайте «Мемориал» я нашел о старшем лейтенанте Барказове такую информацию:
Получается, что Барказова в мае 1944 года не расстреляли. Он погиб в бою 24 июля 1944 года, то есть через три месяца после приговора военного трибунала. Но на момент своей гибели Барказов снова был заместителем командира батальона 705 стрелкового полка, а значит, ходатайство генерала Ладыгина было принято во внимание и приговор трибунала был отменен.
Сам же генерал-майор Иван Иванович Ладыгин прошел войну до конца, но несмотря на то, что за время войны был награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, двумя орденами Суворова II степени, двумя орденами Богдана Хмельницкого II степени, орденом Красной Звезды, медалью «За оборону Ленинграда», а также был два раза персонально упомянут в благодарственных приказах Верховного Главнокомандующего, в 1948 году был уволен в запас с преподавательской работы. То есть какой-то большой карьеры в армии он так и не сделал. Мне кажется, что я знаю, почему так получилось.
И еще: при написании данного текста в голове у меня постоянно звучала строчка из песни Высоцкого: «Мой командир меня почти что спас...».
В СУ СК России по Ленинградской области подвели итоги конкурса среди представителей СМИ по формированию объективного общественного мнения о деятельности следственного управления. Да так лихо подвели, что среди победителей оказался корреспондент «Волховского телевидения», по совместительству обвиняемый по ст. 135 УК РФ - совершение развратных действий без применения насилия лицом, достигшим 18-летнего возраста, в отношении лица, не достигшего 16-летнего возраста.
Уголовное дело в отношении этого корреспондента с марта 2020 года рассматривается Волховским городским судом (следующее судебное заседание назначено на 22 октября). То есть руководитель СУ СК по Ленинградской области С.Т. Сазин собственноручно вручил награду обвиняемому в педофилии, да еще и сфоткался с ним на память.
Видимо поняв, какого косяка упороли, сотрудники СУ СК по Ленобласти удалили эту публикацию со всех страниц управления в соцсетях, но было уже поздно. К тому же, об этом награждении уже успело 17 сентября сообщить сетевое издание «ВолховСМИ». Хотя может и зря поудаляли: этот корреспондент победил в номинации «Лучшая работа по раскрытию образа следователя СУ СК России по Ленинградской области», а кто может раскрыть образ следователя лучше, чем обвиняемый?
Но вообще, в этом казусе с руководителем СУ СК по Ленинградской области Сазиным нет ничего удивительного. Так бывает, если вместо текущего руководства управлением только кичиться персональным доверием Председателя СК России, да душить подчиненных на совещаниях своими рассказами о подвигах времен СССР.
Конкурс мемов объявляется открытым!
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689
[Контент удален по обращению правообладателя]
Давненько что-то я не баловал своих читателей традиционной историей из воспоминаний бывшего следователя прокуратуры. Честно говоря, то лень, то дела, то еще что. Да и первоначальный запал, который у меня был при выкладывании первых историй, как-то заметно поугас. Но истории у меня, конечно же, еще остались, плюс мне тут в комментариях напомнили про необходимость написания юбилейного двухсотого поста. Тем более, что скоро четыре года, как я тут обитаю. Про данный случай я хотел поведать еще пару лет назад, когда один мой более молодой коллега, узнав о том, что я тут выкладываю свои мемуары, сразу спросил: «А про отрезанную голову ты уже писал?». В общем, привет Сереге и вот та самая история. Внимание: очень длинно и сложно!
В традиционной истории все традиционно: вторая половина 90-х, я старший следователь сельской прокуратуры за Уралом. 20 июля, семь часов вечера, сижу один в конторе, энджоюсь сайленсом и подшиваю уголовные дела. Звонок из дежурки райотдела: «За тобой пошла машина, у нас в лесу около Обмоткино труп девушки без головы». Сайленс закончился, я взял дежурную папку и вместе со следственно-оперативной группой поехал на осмотр места происшествия.
Этим местом являлась опушка лесного массива, метров через двести от которой проходила асфальтовая дорога. Она вела от областного центра мимо деревни Обмоткино дальше, в другой район. С другой стороны дороги был дачный кооператив, причем не из старых советских садоводчеств с пятью сотками земли и одноэтажными избушками площадью не более двадцати квадратов, а новый, уже постперестроечный: участки по десять соток и дома уже двухэтажные. Труп был обнаружен практически рядом со стихийной свалкой, куда владельцы новых дач сбрасывали разнообразные мусор. Труп сверху был прикрыт хворостом, явно из этого же леса, и с дороги не просматривался. Обнаружили его случайно проходившие мимо дачники (мусор выбрасывали, сто пудов). Труп представлял собой тело молодой девушки, без одежды и без каких-либо телесных повреждений. За исключением одного: у трупа отсутствовала голова. Совсем. Она была отрезана, причем явно где-то в другом месте – никаких следов крови поблизости от трупа обнаружено не было. Впрочем, как и самой головы, а также чего-либо относящегося к этому делу.
Закончили осмотр уже затемно, вернулись в райотдел и узнали, что 18 июля вечером в дежурку обращался житель областного центра Золотухин с заявлением о том, что без вести пропала его племянница – Ирина Червоненко, студентка двадцати лет. Она приехала из другого города к ним в гости на каникулы, и 17 июля вечером сказала, что пойдет на дискотеку со своей местной подружкой – Еленой Стольниковой и вернется под утро. Но под утро Червоненко не вернулась, Стольниковой дома с ура тоже не было. Ее Золотухин отыскал только вечером 18 числа, и она сказала, что они ночевали на даче у местного парня – Андрея Трешкина. А Ира Червоненко ушла с дачи пешком под утро, и куда она делась, не известно.
Далее Золотухин установил, что в ту ночь на даче, помимо самого Трешкина, Стольниковой и пропавшей Червоненко, были еще два местных парня – Рублев и Копейкин. Обычные парни, лет двадцати двух-двадцати трех. Рублев и Копейкин были студентами, а Трешкин работал в небольшом автосервисе своего отца. Золотухин переговорил со всеми и все в один голос сказали, что утром, когда они проснулись, Червоненко на даче уже не было. Видимо, ушла до автобуса на трассе пешком. Ну и дача у отца Трешкина была как раз в кооперативе у деревни Обмоткино.
Короче, сразу было понятно, что наш труп – это труп Ирины Червоненко. Поэтому на следующий день, 21 июля, опера с утра пораньше выдвинулись по адресам молодых людей (ну и девушки Стольниковой, само собой), притащили их в отдел, где растащив по отдельным кабинетам, принялись составлять с ними беседы. Выходило так: приехали на дачу вечером на «Ниве» отца Трешкина впятером – сам Трешкин за рулем, Рублев, Копейкин, Червоненко и Стольникова. Выпили взятые с собой две бутылки водки, веселились. Девушки пили меньше. Потом водка кончилась, и Трешкин с Рублевым на «Ниве» поехали в город за добавкой. Но по дороге в городе их тормознули гаишники, составили протокол на Трешкина и угнали машину на штрафстоянку. Парней это не остановило, они таки купили еще бутылку водки, тормознули левого мужичка на тачке и доехали до поворота на дачи. Оттуда дошли пешком и сели пить по новой. Копейкин начал срубаться и ушел спать. За ним ушла Стольникова. Потом спать ушел Рублев, но это только по его словам, потому что Трешкин говорил, что он ушел спать раньше, а на первом этаже оставались Рублев и Червоненко. Далее Копейкин и Рублев сказали, что проснулись днем, девиц уже не было. Трешкин рассказал им, что с утра сгонял на попутках в город, пытался вызволить со штрафстоянки машину, но ему ее не отдали. Причем Рублев и Копейкин говорили, что утром их будила Стольникова и предлагала вместе с ней добираться до города, но они отказались. А сама Стольникова утверждала, что еще раньше утром ее разбудила Червоненко и тоже предложила идти на трассу и добираться до города на попутках, но Стольникова предпочла остаться, так как сильно хотела спать. Получалось, что с дачи Червоненко ушла своими ногами.
После этих допросов я перешел к процессуальному формализму: провел опознание трупа Золотухиным, допросил его самого и его жену, изъял у них личные вещи Червоненко и ее прижизненные фотографии, и так далее. В СМЭ по результатам вскрытия трупа мне о причине смерти толком ничего не сказали, мол надо ждать гистологию, а в идеале представить еще голову, и тогда картина прояснится. В райотдел я вернулся уже после обеда, и там узнал, что приезжали парни с «убойного» (отдела по раскрытию умышленных убийств управления уголовного розыска УВД области), которые забрали с собой Рублева и Копейкина. Они показались им более перспективными в плане работы, потому как были явно понаглей, чем тот же Трешкин. А вот Трешкина они как раз оставили местным операм, и с ним пока все осталось на прежнем уровне – делов не знаю и ведать не ведаю.
Пока я переваривал и обсуждал с нашими операми все эти новости, прошел звонок с «убойного»: по «мокрухе» колонулся Рублев и готов показать место, куда он выбросил голову. Надо срочно делать «выводку», то есть осмотр места происшествия с его участием. Через час прибыли «убойщики» и принялись снисходительно похлопывать наших местных оперов по плечам со словами «Учитесь сынки убийства раскрывать!». Привезенные Рублев и Копейкин оба тряслись, как листы сухие на ветру, а Рублев даже поклацывал периодически зубами. Я спросил его, готов ли он показать, где голова, и он подтвердил это. Тогда я быстренько его допросил в качестве подозреваемого, причем Рублев рассказал, что когда все на даче уснули в комнатах на втором этаже, он ушел вдвоем с Червоненко в лес прогуляться, и изнасиловал ее, а затем с целью сокрытия этого преступления перерезал ей ножом горло. Потом раздел труп и отчленил ножом голову. Труп оттащил к свалке, а голову, одежду и нож отнес в глубину леса, где выбросил.
Если честно, мне эта версия изначально представлялась не очень правдоподобной, и я сразу подумал, что после «выводки» сразу повезу Рублева на судебно-медицинское освидетельствование на наличие телесных повреждений. Но тем не менее мы поехали на «выводку». На месте Рублев явно путался в показаниях, не мог толком указать место, где у свалки лежал труп. Место же отчленения головы, как и саму голову, он нам так и не показал. Мы ходили за ним кругами по лесу, он говорил: «Вроде здесь. А может, не здесь. Не помню точно», и так часа четыре кряду. В конце концов я понял, что это явная лажа, прекратил осмотр и сказал, что я поехал в райотдел. Тем более, что уже начинало темнеть. На возмущение оперов с «убойного» тем фактом, что я даже не буду закрывать Рублева в качестве подозреваемого, я ответил, что на такую ересь подписываться не буду – доказа нет вообще никакого. Так что Рублева я отпустил. Что характерно на мой вопрос о том, имеет ли он какие-либо претензии к сотрудникам милиции, он ответил отрицательно. Кстати, впоследствии никаких заявлений от Рублева о применении к нему незаконных методов дознания не поступило.
Однако в райотделе, куда я прибыл уже ближе в полуночи, меня ждал новый поворот событий: наши опера показали мне явку с повинной по убийству от Трешкина. Получил эту явку местный опер по фамилии Грошенко, старый опытный сотрудник лет тридцати семи, то есть по меркам «земли» практически пожилой. В силу преклонного возраста Грошенко сам уже почти не бегал ногами, а работал в основном в кабинете головой. Вот и в этот раз он сел с Трешкиным у себя в кабинете, налил чаю и начал неспешный разговор за жизнь. Разговаривали они в общей сложности часов шесть, и в итоге Трешкин сказал, что это он совершил убийство и даже собственноручно написал явку.
Согласно этой явке, когда все ушли спать, он остался с Червоненко наедине, и они по обоюдному согласию вступили в половую связь. Потом еще посидели, выпили водки и Червоненко стала говорить ему вроде бы в шутку: не боится ли он, что она заявит в милицию об изнасиловании? Они еще посидели, а когда начало рассветать, Червоненко засобиралась в город на попутках. Она сходила в комнату, где спала Стольникова, но сказала, что та остается, после чего пешком ушла с дачи в сторону дороги. Тут Трешкина перемкнуло на почве разговора о заявлении по изнасилованию, он догнал Червоненко почти у дороги, схватил ее руками за шею и задушил. Затем отнес труп подальше в лес и там забросал хворостом. Потом сам тормознул попутку, доехал до города, попытался забрать машину со стоянки, но ему ее не отдали. Тогда он вернулся на дачу, дождался, пока проснутся Рублев с Копейкиным, и вместе с ними потом доехал до города опять же на попутке. Вечером этого же дня он обратился к своему знакомому Четвертакову, у которого был «Москвич-412», и попросил у него машину, так как «Нива» была на штрафстоянке – мол, надо срочно съездить по делам. Четвертаков не отказал, и Трешкин на «Москвиче» уже затемно приехал в лес, нашел труп, раздел его, снял с трупа золото – серьги, цепочку и колечко. Затем большим обломком стекла перерезал мягкие ткани шеи, а позвоночник перерубил ударами обратной стороны молотка. Молоток и кусок стекла он прихватил с собой на даче. Потом завернул голову, молоток и часть одежды в платье, которое положил в багажник Москвича. Тело он дотащил до свалки, где опять же забросал хворостом, а сверток с головой выбросил в небольшой пруд по дороге в город. Сережки и колечко он выбросил в городе у одной автобусной остановки, а цепочку зачем-то оставил себе. Когда его доставили 21 июля в райотдел, то первоначально поместили на скамейку в фойе, где он выбросил цепочку за деревянное ограждение батареи отопления.
В общем, это выглядело вполне похоже на правду, тем более, что запросто проверялось. Я решил начать с осмотра фойе райотдела, где Трешкин выбросил цепочку. Когда мы с операми и Трешкиным спустились в фойе, там нас уже поджидали двое мужчин. Один оказался отцом Трешкина, а второй – адвокатом. Адвокат немедленно потребовал беседы со своим клиентом наедине, что и было ему предоставлено. Беседовали они минут десять, после чего Трешкин заявил, что вину он не признает и от дачи показаний отказывается на основании права, предоставленного ему статьей 51 Конституции.
Тем не менее, я тут же составил протокол задержания Трешкина по подозрению в совершении убийства Червоненко, допросил его в качестве подозреваемого (от дачи показаний он отказался), после чего препроводил в камеру. Больше разговаривать с ним смысла не было. Единственное, что я составил направление на судебно-медицинскую экспертизу Трешкина по поводу наличия у него телесных повреждений, которое отдал для исполнения конвою.
Потом мы в присутствии понятых сломали деревянную решетчатую загородку, отделявшую в фойе отдела батарею, и в пыли за батареей нашли золотую цепочку. Остаток ночи мы договаривались с дежуркой МЧС о выделении нам водолазов для осмотра пруда, и нам их пообещали. Как только рассвело, мы с операми и понятыми прибыли к пруду, туда же приехала и машина МЧС. Правда, водолаз был только один, но зато «тяжелый». Он хряпнул 200 грамм (традиция, видимо), одел свой скафандр и полез в пруд. Поднимался на поверхность он через каждые пятнадцать-двадцать минут, докладывал, что ничего не обнаружил и погружался снова. Пруд был относительно небольшой, метров пятьдесят в диаметре или около того. Бегая по его берегу в ожидании результата, я искурил с полпачки сигарет. Где-то часа через полтора водолаз вышел на поверхность, держа в руках сверток из ткани. Это было платье, и в него была завернута женская голова, молоток, плавки, бюстгальтер и босоножки. Не было куска стекла, но это уже детали. Главное, что слова Трешкина из явки с повинной подтверждались.
Была осмотрена территория у автобусной остановки в областном центре, где по словам Трешкина он выбросил кольцо и сережки. Нам опять повезло: мы нашли хоть и одну, но все-таки золотую сережку. При опознании жена Золотухина уверенно указала на цепочку и сережку как на вещи Червоненко.
Спустя время была получена судебно-медицинская экспертиза трупа Червоненко, согласно которой ее смерть наступила от сдавления органов шеи, не исключено что при удавлении руками. Отсечение головы от туловища произведено посредством рассечения мягких тканей шеи предметом с острым краем, не исключено, что осколком стекла. Перерубание позвоночного столба произведено несколькими ударами предметом с ограниченной ударяющей поверхность, к примеру, обратной частью молотка. Во влагалище трупа обнаружены сперматозоиды. По заключению судебно-биологической экспертизы, они могли произойти от Трешкина.
Вот, собственно, и все доказательства, которые были получены. Да, Четвертаков подтвердил, что давал Трешкину своего «Москвича», но тщательный осмотр багажника этого автомобиля ничего нам не дал: хозяин частенько возил в этом багажнике из деревни различное мясо, и выделить среди имевшихся там многочисленных биологических следов кровь человека не представилось возможным. Всякие мелочи, типа опознания молотка, платья и тому подобного, допросов гаишников и работников стоянки и так далее я не упоминаю. В принципе, о доказанности убийства можно было говорить запросто. Но, как обычно, все было сложнее.
Дело в том, что родственники убитой — Золотухины, которые были признаны потерпевшими (от родителей Червоненко было получено соответствующее согласие, так как жили они далеко) настаивали на том, что действия Трешкина надо обязательно квалифицировать по пункту «к» части 2 статьи 105 УК РФ — убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку, с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение, а равно сопряженное с изнасилованием. Мотивировали они это тем, что Трешкин явно сначала совершил изнасилование Червоненко, а уже потом с целью скрыть это преступление, убил её.
На уровне предположений можно было так рассуждать. Но у следствия не было ни одного доказательства факта изнасилования. Телесных повреждений на трупе Червоненко обнаружено не было. Кстати, и у Трешкина тоже. Одежда с трупа была целой, разрывов не имела. Анатомическое строение девственной плевы Червоненко позволяло совершение половых актов без нарушения ее целостности. В своей явке с повинной Трешкин ничего про изнасилование не говорил. В общем, кроме эмоций никаких объективных данных. Это была моя точка зрения, хотя с ней был согласен и прокурор района, и наш надзирающий зональник в прокуратуре области.
Поэтому уголовное дело по Трешкину пошло в районный суд по части 1 статьи 105 УК РФ (убийство без отягчающих обстоятельств) и 158 УК РФ (кража золотых изделий Червоненко). Интересно, что при предъявлении окончательного обвинения Трешкин от дачи показаний отказался, но вину признал частично.
Потерпевшие Золотухины писали на меня многочисленные жалобы, в которых говорили, что я неправильно квалифицировал действия Трешкина, не вменив ему изнасилование, и явно взял за это много бабла от его отца — владельца автосервиса. В суде они также настаивали на этой версии. В итоге судья районного суда не стал сильно заморачиваться, и вернул уголовное дело на дополнительное расследование с мотивировкой, что обвинение, предъявленное Трешкину, требует изменения в сторону ухудшения положения подсудимого.
Пришлось сидеть и выдумывать новую фабулу обвинения в изнасиловании, в традиционных мутно-юридических выражениях: в неустановленное следствием время при неустановленных обстоятельствах и тому подобных. Ну и проводить Трешкину судебно-психиатрическую экспертизу (она обязательно по преступлениям, за которые может быть назначена исключительная мера наказания). В итоге уголовное дело ушло в областной суд (а дела с ИМН подсудны ему) уже по изнасилованию, убийству с отягчающим и краже.
Трешкин был признан виновным в совершении этих преступлений, но в качестве наказания ему было назначено 12 лет лишения свободы. Поясню: по части 1 статьи 105 УК наказание от шести до пятнадцати, а по части 2 — от восьми до двадцати. Таким образом, хитрый областной суд назначил наказание в пределах санкции за простое убийство. Трешкин приговор не обжаловал, но его обжаловали потерпевшие, причем в Верховным суд, за мягкостью назначенного наказания. Однако срок Трешкину высшая инстанция не изменила. Насколько мне известно, он отсидел положенное и вернулся в город, где проживает до настоящего времени. Больше судим он не был. Чем Трешкин занимается сейчас, мне не интересно.
Вспомнилось тут по одному рабочему моменту: после того, как я доблестно свалил из не менее доблестных органов на пенсион, довелось мне снова поработать «на правительство». То есть в одной структуре, учредителем которой является то ли Российская Федерация, то ли что-то в этом же плане.
И была в той структуре своя система электронного документооборота. Обычная такая система, скорее всего, но для новичка совершенно непонятная: какие-то значки служебные, причем самые разнообразные. И главное, что нету четкого мануала с указанием, что они все означают.
Тогда я пошел эмпирическим путем, нашарил в настройках волшебную кнопку «Показывать подсказки» и поставил напротив нее галочку. Уже приободренный, навожу курсор мыши на первый же таинственный значок, и вижу всплывшую надпись:
«Интересно девки пляшут, по четыре ровно в ряд!» — думаю, но пытаюсь узнать значение других загадочных символов. Навожу курсор, и вижу:
Особенно впечатлили такие описания, как «Значок синей стрелочки вправо», «Значок неоткрытого желтого конверта» и "Значок очков на документе". Точность описания картинок просто зашкаливает. Зашибись сориентировали, вообще четко. Сразу все понятно становится, причем без лишних вопросов.
Со временем я, конечно же, разобрался в том, что означают эти иероглифы в той системе электронного документооборота. Но проработал я в этой конторе недолго, и свалил из того дурдома, унеся с собой тайну этого великого знания.
Продолжая цикл о побегах небольшая история о том, как дутый формализм и нежелание исполнять свои должностные обязанности со стороны отдельных исполнителей, а также легкомысленность со стороны других исполнителей могут негативно сказаться на общем результате.
Дело было в первой половине текущего десятилетия в небольшом областном центре за Уралом. В производстве следователя СО при ОМВД по Пролетарскому району находилось уголовное дело по краже. Что там украли я уже не помню, к данной истории это отношения не имеет. Как ни странно это звучит, но кража была раскрыта и по ней проходила подозреваемая — девушка лет девятнадцати от роду. По окончании проведения всех необходимых следственных действий следователь (тоже девушка, но уже лет двадцати пяти) подготовила документы в суд с ходатайством об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу.
Надо отметить, что в те годы в органах внутренних дел сложилась такая практика: руководство требовало, чтобы по всем делам следователи выходили в суд с ходатайствами об аресте подозреваемых, если по УПК имеются для этого основания. Подавалось это под таким соусом, что мол мы (следствие) сделали все, что могли, а если обвиняемого не арестовали, то это решение суда и мы тут не причем. Не очень толковая практика, если честно. Потому что по большинству дел следователи изначально понимали, что суд арестовывать никого не будет, но в силу вышеупомянутых требований руководства занимались бестолковой в сущности работой.
Вот и в этот раз следователь подготовила необходимые документы для ареста, но не без оснований полагала, что обвиняемую все равно арестовывать не будут. Толи она (обвиняемая) была ранее не судима, имела постоянное место жительства и учебы и так далее, то ли еще что — не помню. Суть в том, что следователь просто отрабатывала номер без всякой надежды на успех. В общем, следователь посадила жульманку в свой личный автомобиль, сама села за руль и таким порядком они выдвинулись в суд. Там, дождавшись своей очереди, они зашли в зал судебного заседания, где следователь оттарабанила свое ходатайство об аресте, а прокурор его дежурно поддержал. Судья удалился в совещательную комнату, и выйдя оттуда через непродолжительное время внезапно объявил о том, что ходатайство следователя удовлетворено: обвиняемая заключается под стражу.
Поскольку времени было уже часов пять вечера, то есть рабочий день в суде был закончен, все вышли из зала судебного заседания, и следователь осталась там вдвоем с уже как бы арестованной и с постановлением суда. Следователь пошла в кабинет конвоя, где сотрудники отдельной роты конвоирования подозреваемых и обвиняемых уже собирались уезжать для возврата этапированных на судебные заседания в СИЗО. Она показала старшему конвоя постановление суда и сказала, что нужно забрать еще одну арестованную.
Старший конвоя стал объяснять, что у него по квитанции корова рыжая одна из СИЗО этапировано двенадцать (условно говоря) арестованных, и возвращать он в СИЗО будет тоже двенадцать, чтоб не нарушать отчетности. Что характерно, для тех, кто в теме, мотивы его поступка были вполне понятны: сдавать в СИЗО нового арестованного — это дополнительно затраченное время. А так конвой простым возвратом отдает двенадцать арестованных, и разбегается по домам со страшной скоростью. Короче говоря, он категорически отказал следователю в приеме арестованной, предложив ей вызывать из своего райотдела нештатный конвой из оперов уголовного розыска.
Следователь позвонила начальнику уголовного розыска Пролетарского отдела, но тот сказал, что у него сейчас в отделе никого нет, все на выездах, и как только кто-то появится, он отправит их в суд.
Понимая, что ждать оперов вполне можно и до китайской пасхи, следователь посадила жульманку на переднее пассажирское сиденье своего автомобиля и поехала в сторону райотдела. Когда она притормозила по случаю красного света на перекрестке за пару улиц до ОМВД, арестованная открыла свою дверь и не прощаясь чухнула куда-то в туман. Следователь попыталась за ней побежать, но поскольку у нее при себе не было табельного оружия, да и бежать на каблуках дано не каждому, бросила это дело, доехала до конторы, где и доложила о чрезвычайном происшествии: побеге арестованной из-под стражи.
Немедленно для личного состава уголовного розыска всего города была сыграна тревога, и опера принялись к поискам. Задержать убежавшую удалось только на следующее утро в каком-то левом адресе, откуда она и была препровождена в СИЗО.
Параллельно уже шли кровавые разборки, устроенные силами подразделения собственной безопасности. После выяснения всех вышеизложенных обстоятельств о них было доложено начальнику УМВД по нашему субъекту. Генерал принял такое решение: старшего конвоя уволить, а следователю объявить замечание (самое мягкое дисциплинарное взыскание из всех существующих), ведь формально она тоже допустила нарушение, взявшись за конвоирование арестованной в одну каску. Старший конвоя со своим увольнением был категорически не согласен, обжаловал его и даже в судебном порядке, но получил везде отказ.
Резюмируя: каких только клоунов не увидишь за время службы в органах внутренних дел.
Небольшая история из воспоминаний бывшего следователя сельской прокуратуры за Уральским хребтом времен второй половины 90-х годов прошлого века. В принципе, ничего особенного, просто очередной пример неумолимого действия человеческого фактора на объективный ход событий.
В описываемое время и в вышеуказанном месте, прекрасным летним вечером заместитель начальника отделения уголовного розыска сельского райотдела Миша Цуценко (разумеется, по кличке Цуцик) заступил ответственным по отделу. Ответственный — это такой человек от руководства, который сидит всю ночь в подразделении и работает пугалом: бдит, чтобы наряд дежурной смены не потерял ключи от оружейки и не натворил тому подобных непотребств, а также выезжает со следственно-оперативной группой на наиболее значимые преступления. В общем, после девяти часов вечера Миша в своем кабинете сел за изучение поступивших служебных документов. И один из документов показался ему интересным.
Дело в том, что как раз в то время в нашей области проходило активное внедрение в практику автоматизированной дактилоскопической информационной системы, или по простому АДИС «Папилон». Вкратце, система работала так: в базу данных заносятся следы отпечатков пальцев рук, изъятых на местах происшествий, а также отпечатки пальцев различных лиц, попавших в поле зрения правоохранительных органов. Система все эти отпечатки «переваривала» и если попадались совпадения, то выдавала их оператору. И вот Мише пришло сообщение из Экспертно-криминалистического управления УВД о том, что следы пальцев рук задержанного райотделом за мелкое хулиганство некоего Очакова совпали со следами, изъятыми на недавнем квартирном разбое в областном центре.
Цуцик тут же позвонил в дежурку и узнал, что этот Очаков все еще находится в камере райотдела, где отбывает административное наказание (так называемые «сутки»). Тщеславие, гордыня и желание по легкому «срубить палку» вскружили Мише голову. Он спустился в дежурку, попросил вывести ему из камеры Очакова, и поднял его в свой кабинет на втором этаже, где стал проводить с ним беседу.
Очаков этот был молодым человеком чуть больше восемнадцати лет, по имеющимся данным ранее не судимым. Поэтому Миша, рассчитывая на то, что паренек еще мал и глуп, и не слыхал про Hyperloop шарит особо в способах защиты, стал убеждать его написать явку с повинной по разбою. Очаков внимательно слушал Мишу, но молчал. Цуцик продолжал витийствовать, вальяжно развалившись на своем кресле, как вдруг задержанный резво вскочил со стула, на котором сидел, запрыгнул на Мишин рабочий стол, а оттуда на подоконник, где не сбавляя хода выбил корпусом оконное стекло и сиганул в неизвестность со второго этажа.
Пока Миша звонил в дежурку, пока выбежал из райотдела сам, спустившись по лестнице, Очакова уже нигде не наблюдалось. Предпринятые поисковые мероприятия результата не дали, хотя по тревоге подняли личный состав уголовного розыска и участковых. Все было бесполезно - «бегунок» как в воду канул.
На следующий день опера посетили Очакова по месту его прописки в областном центре. Однако это был совсем не тот Очаков, которого они искали. Оказалось, что дерзкий побег из райотдела совершил приятель настоящего Очакова — некий Измаилов. Просто при задержании за мелкое хулиганство он представился данными своего знакомого, а поскольку других способов достоверно установить личность в те годы еще не было, то его так и записали под данными Очакова.
В общем, стали разыскивать уже не Очакова, а Измаилова. Нашли его только через два месяца, в областном городе. Выяснилось, что при падении из окна второго этажа он сломал лодыжку, но преодолевая боль сумел-таки бегом добежать до дома одного своего знакомого в нашем райцентре. Там он целый месяц отлеживался, наложив себе на ногу самодельную шину, поскольку идти в больницу он боялся по понятным причинам. В итоге нога у него срослась несколько кривовато и при ходьбе он немного прихрамывал. Однако это не помешало ему получить срок за разбой и заехать в места определенной отдаленности.
Вся эта история в очередной раз говорит о том, что соблюдение техники безопасности — это святое. Если бы Миша Цуцик предпринял надлежащие меры предосторожности, то и не было бы увлекательных, но весьма трудозатратных поисков сбежавшего злодея. Ну и еще данная история повторяет нам: никогда доподлинно не знаешь, что там у человека в данный момент на уме.