Такая сладкая месть
"Дьявол" - пробормотала Тинкербел, оглаживая смятую на бедрах юбочку. Когда-то ярко-зеленая, она стала грязно коричневой под цвет мертвой листвы Дерева Висельников. Его корне, вывороченные взрывом, унесшим жизнь Питера, так и не оправились, живительная влага перестала питать могучий ствол, волшебная листва скукожилась и пожухла, оставаясь на безжизненных ветвях, не в силах упасть.
Со дня их смерти прошло более пятидесяти лет. Тинкербел умерла вместе с Пэном, но теперь стояла возле его могилы, яростно переминаясь с ножки на ножку.
"Клянусь, Пит, я убью эту гадкую тварь, я скормлю ее глаза воронам и брошу умирать в сточной канаве. Я заставлю ее пожалеть о каждом прожитом в Неверландии дне, о каждом идиотском поступке, что привели тебя к смерти. Боже, Питер, как бы я была рада просто лежать рядом с тобой вечно... мы погибли в один день, и это было правильно,но вот я здесь... снова... а ты, по-прежнему, в могиле. Фея не может умереть, пока в нее верят... Какое лицемерие, Пит!
Разве можно назвать жизнью то, что происходит со мной сейчас??? Посмотри на меня, Питер! Лицо бледное с глубокой синевой, глаза в ореоле черных провалов подернуты белесой матовой дымкой, тело местами начало разлагаться, кожа висит унылой рождественской мишурой. Я не могу больше производить волшебную пыль, и сил хватит только на один полет до Лондона, если, конечно, можно назвать полетом ту неловкую возню, на которую способны мои новые крылья. Как тебе они, Питер?!"
Тинкербел повернулась: рваные, серые, словно сшитые паутиной из погребального савана, крылья безжизненной тряпкой висели за спиной. Фея потянулась к поясной сумке и зачерпнула со дна горсть золотистой пыли. "Прощай, Пэн".
Тинк вскинула руку в небо и осыпала себя пыльцой, тяжелые рваные крылья нехотя подняли в воздух маленькую фею, густая ртутная слезинка скатилась по ее щеке. Звезда уже взошла, пора было делать переход. Уже к утру Тинк будет в Лондоне и поквитается с убийцей Питера, а пока лететь, лететь, лететь, махать непослушными, тяжелыми, словно свинцовыми крыльями, сильнее, быстрее, выше... только бы добраться до звезды вовремя и преодолеть барьер междумирья.
Тинкербел тяжело дышала, стоя на легком, невесомом облаке. Вокруг нее рассеялась серебряная дымка - полоса перехода. Неверландия осталась позади, отныне навсегда недоступная.
Барьер пропустил ее не сразу, долгие и долгие часы билась она в пустоте, как мотылек об стекло, ладони были рассажены, платье порвано,но в глазах маленькой феи горел торжествующий огонек почти свершившейся мести.
"Фея не может умереть, пока хоть один ребенок в нее верит... Ты пожалеешь об этих словах, мишка Уолтер, маленький ты ублюдок. да знаешь ли ты, что это за жизнь?!
Первые несколько лет я просто лежала, тело было мне неподвластно, только щемящая тоска заполняла все мое естество. Я слышала как плотоядные личинки пытались прогрызть скорлупу моего гроба и добраться до живой, ноющей от вечной боли, но парализованной плоти.
Потом пришли чувства: первой была жажда, истончающая нестепримая жажда, а потом и голод, всеобъемлющий тянущий жилы голод. Когда руки стали двигаться, я пыталась отгрызть себе пальцы, чтобы хоть как-то его усмирить, и теперь, малыш Уолт, на мизинце левой руки у меня нет фаланги.
В тот момент, когда я рвала собственное тело зубами, оно вдруг откликнулось неистовой болью. Видимо, ты сделал что-то, отчего и другие дети поверили в меня. Я вырвалась из могилы, толстый мишка Уолтер, и я лечу к тебе, лечу, чтобы как следует отблагодарить за вторую жизнь, жизнь без него...
Но сначала... сначала эта сука Вэнди"
Лондон встретил ее на пороге рассвета, часы Биг Бена пробили четыре раза. Стальное небо окропляло город мелким дождем, дающим улицам больше тумана,чем влаги, в свете фонарей мерцали мутные очертания луж, утреннего зарева не было видно за пеленой черного городского смога.
Знакомый коричневый дом в викторианском стиле встретил Тинкербел неестественно яркой иллюминацией, слишком хрупкую радужку глаз обожгло светом. "Дьявол" - вновь пробормотала фея и, оторвав полоску от грязной юбки, замотала потекший глаз на манер боцмана из команды капитана Крюка. Глаз ее больше никогда не прозреет, но, возможно, она сумеет замаскировать бельмо. Тинкербел жадно прильнула к стеклу окна на втором этаже. Сука Вэнди была там.
"Да, годы тебя не пощадили, проклятая мразь - думала фея, пытаясь найти подходящую щель - сидишь тут в своей синей ночнушке, на своем чертовом сундуке с игрушками и щуришь одслеповатые глаза на луну. Кого ты ждешь, сука? Питера?! Ты убила его, тварь, убила, продала чертову капитану за дерьмовое место на его дерьмовом корабле, сука, тупая продажная сука!"
Тинк, наконец, нашла щель между рамами и протиснулась в комнату. Очередной кусок кожи остался висеть на оконной щепке, но это было уже не важно, она долетела, дело за малым. Фея достала из углубления декольте крохотный кинжал, смоченный в русалочьей желчи, крови мертвеца и соке ядовитой фиалки и подлетела к самому лицу старухи, одиноко сидящей в детской.
- Тинк? Тинк, это ты? - раздался взволнованный старческий голос - я слышу шелест твоих крыльев, но глаза меня уже не слушаются как раньше...а Питер? Где он?Он с тобой?
- Был бы со смной, если бы ты его не убила
- Но, Тинк, я же открыла клетку и послала тебя предупредить Пэна о бомбе...
- Ага, именно так ты и сделала, вытреся из меня предварительно всю волшебную пыльцу на ваш чертов корабль, вытрясла и кинула за борт, лети,фея,лети...Когда я добралась, часы в коробке тикнули последний раз...
- Но ты, Тинк, как же ты...
- Как я выжила?! Ну, чтож, у меня осталось немного магии на последнее чудо... узри же плоды своих сказок. Фея не может умереть, пока в нее верят...
Тинкербел взмахнула руками, и страшная катаракта, не один год мучавшая старую Вэнди, отступила, открыв ее взору бледное бездушное подобие прекрасной когда-то феи. Тинк несколько раз прокрутилась вокруг себя, злобно усмехаясь, показывая полуистлевшее тело, отвесив в конце пируэта шутовской поклон.
- Боже, Тинк, прости, мы не знали. Уолтер... он любил тебя, он поэтому и снял свою ленту, чтобы дети всего мира помнили отважную фею, прости нас, Тинкербел. Питер все исправит, исправит, исправит - бормотание старухи становилось громче, слезы текли по морщинистому лицу, тело качалось из стороны в сторону
- Питер мертв, сука, и ты сейчас умрешь
***
- Что с ней, доктор?
- Сердечный приступ, скорее всего, вскрытие покажет точнее, но пока я предполагаю остановку сердца, вашей бабушке было почти сто лет...
- О, я столько раз говорила ей не подниматься в детскую, но она была не в себе... воображала себя той самой Вэнди, из мультика, и все ждала, что тень заберет ее в Неверландию
- Я не думаю, что ваша бабушка мучилась...
"Мучилась, эта сука мучилась, еще и как. Яд русалочьей желчи убивает мучительно больно, кровь мертвеца вызывает ужаснейшие видения... глупый доктор, посмотри на ее глаза... видишь в правом блестит соринка? Это мой меч, мой кинжал правосудия, пусть горит в аду, подлая тварь".
Тинк сидела на краю стрелки часов и смотрела на Звезду, там, за ней была Неверландия, страна фей и могила Пэна, единственного, кого когда-либо любила дочь колокольчиков.
"Я иду к тебе, Питер. Фея не может умереть, пока в нее верят, но фея и убивать не может. А я могу. Я больше не фея, Пит, слышишь меня?! - Тинкербел достала пузырек сока ядовитой фиалки и опрокинула его залпом - Я иду к тебе, Пэн"...