Ответ на пост «Иллюзия научности»
"Десять заповедей" - от Ричарда Докинза
"Десять заповедей" - от Ричарда Докинза
И вновь о книге британского автора Ричарда Докинза «Бог как иллюзия». Докинз — ученый-биолог, но гораздо большую известность он приобрел как страстный проповедник атеизма. Но Докинз интересен в еще одном отношении: он излагает то, что можно назвать «ортодоксальным атеизмом». Существуют очень разные атеисты, но в целом мы можем выделить некий набор взглядов и аргументов, характерный для атеистической критики христианства. Эти взгляды и аргументы высказываются раз за разом, из них сложилось что-то вроде «атеистического канона», и Докинз излагает этот канон достаточно последовательно. В этом каноне можно выделить три линии аргументации: во-первых, христианство (и религию вообще) объявляют вредоносной в социальном плане; во-вторых, говорят, что современная наука сделала христианство интеллектуально несостоятельным; в-третьих, утверждают, что Библия не может служить моральным авторитетом.
Коротко рассмотрим все три линии аргументации, как они представлены у Докинза, и начнем с науки.
«Красные авиаторы по небу летали...»
Люди склонны искажать взгляды, которые они не разделяют; в этот интеллектуальный грех могут впадать как верующие, так и неверующие люди. Популярный атеизм — в частности атеизм Докинза — построен на искаженном образе христианства; в основании всей его научной аргументации лежит фундаментальная (хотя, возможно, и неосознанная) подмена. Докинз провозглашает (и это принципиально для всех его рассуждений), что бытие Божие может быть предметом рассмотрения естественных наук: «Наличие или отсутствие мыслящего сверхъестественного творца однозначно является научным вопросом, даже если практически на него нет — или пока еще нет — ответа. И это также касается подлинности или ложности всех историй о чудесах, при помощи которых религии поражают воображение верующих толп».
Здесь мы уже можем остановиться, поскольку все его дальнейшие рассуждения вытекают из этой посылки — а она просто ошибочна, и это, пожалуй, главная ошибка «научного атеизма». Существует естественно-научный метод, основанный на повторяющихся наблюдениях и воспроизводимых экспериментах. Этот метод — вполне почтенный, достоверный и полезный в своей области.
Однако то, что проповедуют «научные атеисты», — это уже не наука как таковая, а определенная философия, зависшая где-то между вульгарным материализмом и сциентизмом. Философия эта полагает, что естествознание является единственным мерилом истины и единственным источником наших представлений о том, кто мы такие, каково наше место в мире и как нам поступать. Весь «научный атеизм» (и в исполнении советских пропагандистов, и в построениях авторов, подобных Докинзу) исходит из предпосылки, что естественные науки правомочны выносить суждения о бытии Божием, о морали, о предназначении человека; более того, только их суждения и стоит принимать во внимание.
Является ли такое мировоззрение в собственном смысле слова научным? Позволяет ли научный метод как-то обосновать его притязания? Можем ли мы установить его истинность путем каких-либо наблюдений и экспериментов? Никоим образом. Даже на уровне личного опыта мы отлично понимаем, что истина не равна естественно-научной истине. «Бах — великий композитор» — истина, но к естествознанию она не имеет отношения. Это эстетический опыт, который вы можете пережить (или не пережить, если предпочитаете, скажем, Верку Сердючку). Или возьмем другую истину: «N — мой старый верный друг». Можно ли доказать эту истину научно? «Надлежит поддерживать слабых» — истина, опять же лежащая за пределами науки. Можем ли мы обосновать различные истины в рамках научного метода? Очевидно, нет. Есть вопросы, на которые наука вообще и естествознание в частности не отвечает. Наука, например, не может рассматривать действия личностных агентов — выйдет ли Марья за Ивана или предпочтет ему Петра либо вовсе бросит мир и уйдет в монастырь. Таким образом, на вопрос вполне осмысленный, а для Ивана, надо думать, животрепещущий, наука никак не отвечает.
Отказываясь признавать что-либо, выходящее за рамки науки, мы поступаем, как персонаж романа японского писателя Кобо Абе «Человек-ящик»: воспринимаем реальность через узкую щель. Если мы будем смотреть на реальность через эту щель, Бога мы в нее не увидим, но не увидим и массы других вещей. Например, поскольку наши знания об исторических событиях не могут быть основаны на наблюдениях и экспериментах (естественные науки тут могут помочь нам лишь косвенно), мы не увидим всего, что относится к нравственному или эстетическому опыту, опыту личных отношений и многому другому.
Естественные процессы указывают на то, что мы живем в высокоупорядоченном мире, который развивается по определенным, рационально постижимым законам, причем эта упорядоченность именно такова, чтобы обеспечить существование жизни и, таким образом, самого субъекта, способного познать эти законы (этот факт получил название «антропный космологический принцип»). Однако Бог — это не один из естественных процессов. Бог не является явлением природы в ряду других явлений. Мы не можем ставить над Ним эксперименты или заставить Его проявить Себя помимо Его воли.
В первые годы большевизма был популярен забавный атеистический аргумент: «Красные авиаторы по небу летали и нигде ни Ангелов, ни Бога не видали». Мы, наверное, только посмеемся над таким доводом, однако когда подобная аргументация излагается с упоминанием «радиотелескопов» и «новейших достижений современной науки», это нередко воспринимается всерьез — как будто люди действительно ожидают, что при помощи особо мощного телескопа можно будет наконец-то застать врасплох Бога, который худо-бедно увернулся от аэроплана.
Бога, Каким Его описывает Библия, нельзя «застать врасплох», «поймать», когда Он этого не хочет. Он открывается людям так, как хочет Он, в целях, которые преследует Он. А Его цель — вернуть людей к спасительным отношениям с Ним, к отношениям доверия и любви, в которых не может быть места наблюдениям или экспериментам.
«Научные доказательства» бытия Бога, очевидно, не могут быть добыты помимо Его воли; Бог, давший нам многочисленные свидетельства о Себе, не дал каких-то неуязвимых, «к стенке припирающих» доказательств.
Он дал нам достаточно свидетельств, чтобы мы могли принять обоснованное решение. Однако эти свидетельства являются принципиально непринудительными. У человека есть возможность (при желании) отвергать любые аргументы и любые свидетельства. Любое чудо можно объявить фокусом, любой опыт — иллюзорным, любое свидетельство — фальсифицированным.
Почему Бог не принудил нас к вере? Потому что Он создал нас для доверительных, близких отношений с Ним, которые могут быть только невынужденными; именно поэтому у нас есть возможность не замечать Его или вообще отрицать Его бытие. Но перейдем ко второй линии аргументации атеистов — предполагаемому социальному вреду религии.
«Корень всех зол»
Именно так (Root of all Evil) назывался сериал ВВС с участием Докинза. В своей книге он предлагает нам вообразить мир без религии: «Представьте: не было террористов-самоубийц, взрывов 11 сентября в Нью-Йорке, взрывов 7 июля в Лондоне, Крестовых походов, охоты на ведьм, Порохового заговора, раздела Индии, израильско-палестинских войн, истребления сербов, хорватов и мусульман, преследования евреев за “христоубийство”, североирландского конфликта, евангелистов, опустошающих карманы доверчивых простаков. Представьте: не было бы взрывающих древние статуи талибов, публичного отрубания голов богохульникам, кнутов, полосующих женскую плоть за то, что ее узкая полоска приоткрылась чужому взгляду».
Вообще-то можно согласиться, что в мире без религии никакие талибы не рушили бы буддистских статуй — за неимением буддизма — и никто бы не преследовал евреев — за неимением самих евреев, как и других народов, цивилизаций и культур, созданных религиями. Однако, вероятно, автор думает немного не об этом, а о том, что религия является источником всего этого зла. О том, что «убийства чести», территориальные конфликты или воинствующий национализм превосходно обходятся безо всякой религии, автор не знает; похоже, он склонен приписывать вообще все зло, происходящее в неатеистических обществах, именно религии.
Можем ли мы найти в истории примеры злодеяний, совершенных во имя религии? Несомненно; уже в Евангелии Господь говорит: даже наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу (Ин 16:2). Является ли вера в Бога причиной этих преступлений? У нас есть вполне научный способ это проверить. Есть очевидный способ установить, ответственен ли фактор Х за явление Y, — это выяснить, продолжается ли данное явление по устранении этого фактора. Если мы арестовали «врачей-убийц», а пациентам стало только хуже, мы, пожалуй, напрасно грешили на врачей; если обвиняемый пойман и казнен, а серийные убийства продолжаются, значит, схватили мы кого-то не того; если, наконец, мы избавились от религии и верующих, а бедствия и злодеяния, ранее приписываемые религии, не только не прекратились, но и приобрели еще больший размах, следовательно, дело было не в религии.
Аргумент «об исторических злодеяниях» звучал довольно внушительно в устах, например, деятелей эпохи Просвещения. Им (и их слушателям) было не с чем сравнивать. Но вскоре Европа увидела ничуть не менее впечатляющие преступления, совершенные под знаменами Просвещения и Разума. «Адские колонны» генерала Тюрро занялись франко-французским геноцидом в Вандее, а революционные солдаты принялись расстреливать монахинь за отказ отречься от своих обетов. С тех пор опыт французского, испанского, мексиканского и особенно русского атеизма показал, что фанатичные преследования, резня, тирания и охота на ведьм совершались под антирелигиозными знаменами в еще больших масштабах, чем под религиозными.
Это не клерикалы расстреливали атеистов на Бутовском полигоне — дело обстояло ровно наоборот. Историческая реальность такова, что атеистические фанатики убили гораздо больше народу, чем исламские экстремисты и католические инквизиторы вместе взятые. Я не хочу этим сказать, что все атеисты сплошь кровожадные фанатики (это не так!), но предлагаю лишь обратить внимание на тот факт, что самые разрушительные формы фанатизма были атеистическими, а не религиозными. Считать ненависть, фанатизм и преследования порождением религии, а тем более рекомендовать атеизм как средство от всех этих бедствий — значит объявлять всю русскую (и не только) историю ХХ века как бы не бывшей.
Как на эту историческую реальность реагирует Докинз? Казалось бы, преступления атеистических диктатур еще не доказывают бытия Божия— можно быть атеистом и признавать их. Но Докинз поступает по-другому: он не видит их в упор. Хотя это и странно для человека, красноречиво восхваляющего научную и интеллектуальную честность, но это так.
Он пишет: «Не думаю, что в мире есть атеисты, готовые двинуть бульдозеры на Мекку, на Шартрский собор, кафедральный собор Йорка, собор Парижской Богоматери, пагоду Шведагон, храмы Киото или, скажем, бамианских Будд». На фоне истории ХХ века (особенно российской, но не только) эти слова звучат крайне издевательски. Я не думаю, что Докинз сознательно лжет, и не думаю, что он пребывает в честном невежестве. Судя по отзывам на форумах ВВС, его оппоненты наверняка подробно просветили его относительно фактической стороны дела, да и напомнить о ней не упускают возможности. Несмотря ни на что Докинз верит, что в мире не найдется атеиста, способного сносить исторические памятники, — и верит искренне, с пафосом, с глубокой убежденностью, с чувством искренней правоты и полным осознанием того, что уж он-то — в отличие от некоторых — интеллектуально добросовестен. Люди бывают склонны к вопиющему самообману — и, как видим, атеизм от него нимало не спасает. Людям удобно верить, что они наконец открыли источник всех невзгод и всей беды, а когда факты не вписываются в такую удобную и простую картину мира, то их просто не замечают. Трудно не заметить снесенные церкви в России, Испании, Мексике, многих других странах; трудно не заметить монастыри, превращенные в концлагеря; трудно не заметить тысячи и тысячи мучеников, убитых именно атеистами и именно за веру в Бога, но Докинз и его последователи вполне успешно их не замечают.
Библия атеиста
Еще одна линия аргументации Докинза (и это тоже довольно типично) — критика Библии как морального авторитета. С его точки зрения, многие библейские повествования подают нам пример вопиющей аморальности. Перед тем как рассмотреть это подробнее, обратим внимание на одну интересную особенность. Соотечественник Докинза Уильям Уилберфорс вместе со своими друзьями в XVIII веке на протяжении десятилетий боролся за то, чтобы парламент Великобритании запретил работорговлю, — и победил. Что вдохновляло этого человека, по его собственным словам? Библия. Что вдохновляло доктора Фридриха Гааза посвятить свою жизнь заботе о заключенных? Библия. Что побуждало богатых русских купцов вкладывать деньги не в яхты и футбольные команды, а в больницы и приюты для бедных? Все та же Библия. Мы можем умножать и умножать примеры: очевидно, что для множества людей Библия послужила моральным авторитетом, обратившим их жизнь к добру, которое и неверующие не могут отрицать. Если в точно той же Книге атеисты усматривают всякое зло и варварство, значит, они читают ее как-то совсем по-другому.
Как и в других случаях, проблема тут в том, что они критикуют то представление о Библии, которое им удобнее критиковать. Несколько обобщая, это представление можно описать так: «Библия есть сборник моральных прописей, действия некоторых ветхозаветных персонажей ни в какие моральные прописи для современного человека не годятся; а следовательно, Библия не может быть моральным авторитетом». В чем здесь ошибка? Библия не есть сборник прописей; она вовсе не предлагает нам любоваться идеальными героями, которые совершают идеальные поступки в идеальных условиях. Такого рода сахарно-сиропные книги для юношества бывают — но их главная беда в том, что они не имеют отношения к реальной жизни. Библия повествует о драматической истории взаимоотношений живых, реальных людей с Богом. Эти люди грешны; многие из них принадлежат к архаичным и, на наш взгляд, варварским культурам — но других людей у Бога нет, Он пришел спасать именно этих. Человеческая история глубоко трагична, а нередко и отвратительна — но Бог входит именно в эту историю. Поразительная правдивость Библии — в том, что она никогда не приукрашивает людей, которых Бог пришел спасать. Тот, кто ищет в Писании примеры покаяния и веры, найдет их; тот, кто ищет, чем бы соблазниться, тоже найдет, причем нередко — у тех же библейских фигур. Что вы ищете в Книге — это вопрос не к Книге, это вопрос к читателю.
Нельзя не признать, что люди, подобные Докинзу, приносят определенную пользу. Христианской вере противостоит не атеизм — вере противостоит равнодушие. Человек, который яростно нападает на Евангелие, исполняет очень важное дело: он побуждает людей задуматься о том, существует ли Бог, реально ли вечное спасение (и гибель), есть ли смысл и предназначение у человеческой жизни. Пути Промысла иногда неожиданны, и нередко христиане свидетельствуют о том, что большую роль в их обращении сыграли именно антихристианские авторы, которые побудили их задуматься о «последних вопросах».
Поэтому у нас есть причины приветствовать выход этой книги — страсть и ярость, с которой она написана, выдают серьезное отношение Докинза к Тому Богу, реальность которого он оспаривает. Некоторые ученые отвергают Бога, как Докинз. Некоторые — как, например, выдающийся современный генетик Френсис Коллинз, — верят в Него. Бог не принуждает человеческого произволения, и человек может принять решение не верить. Но было бы ошибкой считать, что это решение имеет какие-то научные обоснования.
Принцип фальсифицируемости Поппера
Согласно критерию, выдвинутому философом науки Карлом Поппером, научные утверждения от вненаучных отличает принцип фальсифицируемости. Этот принцип означает, что должна существовать возможность опровержения теории путем постановки того или иного эксперимента, даже если такой эксперимент еще не был поставлен. Например, утверждение «мыши самозарождаются в гнилой соломе» можно опровергнуть экспериментально, «в мире не существует ничего, кроме движущейся материи» — нет. Второе утверждение, таким образом, находится за пределами науки.
p.s. Простите, если мои посты неприемлемы вашему восприятию. Для недопустимости таких случаев в дальнейшем, внесите меня пожалуйста в свой игнор-лист.
Так же, я буду рад видеть Вас в своих подписчиках. Впереди много интересного и познавательного материала.
На все ваши вопросы или пожелания, я отвечу в Telergram: Prostets2024
Серия постов: Вера и неверие
Серия постов: Наука и религия
Серия постов: Дух, душа и тело
Диалоги неверующего со священником: Диалоги
Пост о “врагах” прогресса: Мракобесие
Небольшая альтернативная рецензия, точнее описано о чем книга "Бог как иллюзия". Еще и в виде ролика.
Онлайн-курсов становится все больше, и нам интересно собрать статистику, чтобы лучше понимать запросы читателей Пикабу.
Пожалуйста, поделитесь своим мнением!
Публицистика Ричарда Докинза, регулярно издаваемая на многие европейские языки, посвящена обоснованию и популяризации атеистической интерпретации дарвиновской теории эволюции и естественного отбора.
Стремительное нарастание «мировоззренческой составляющей» в трудах известного британского ученого нетрудно проследить от одной книги к другой. Если в «Эгоистичном гене» автор лишь мимоходом замечает: «Нам теперь нет нужды обращаться к суевериям, когда мы сталкиваемся с извечными проблемами: существует ли смысл жизни? Для чего мы живем? Что есть человек?» («The Selfish Gene», 1976), то последняя работа «Бог как иллюзия» , состоящая из десяти глав, представляет собой попытку построения «целостного мировоззрения» современного атеиста, своего рода «учебника основного богословия наоборот». На страницах объемного труда регулярно встречаются не только едкие высказывания о религии (в первую очередь о христианстве), но и откровенное кощунство. Сам автор заявляет, что не имеет намерения кого-либо оскорблять, однако оставляет за собой право, «сняв белые перчатки», жестко иронизировать, так как не видит принципиальной разницы между религиозными убеждениями и политическими идеологиями. А в полемике с последними, как известно, такой тон и стиль считаются вполне традиционными и допустимыми.
Уделить внимание данной публикации Р. Докинза стоит по крайней мере по двум причинам. Во-первых, в 2009 г. мир отмечает стопятидесятилетний юбилей выхода в свет «Происхождения видов» (1859), и, соответственно, на многочисленных форумах с новой энергией уже началось оживленное обсуждение наследия Ч. Дарвина в самых различных аспектах. Во-вторых, работа Докинза «Бог как иллюзия» вышла в свет большими тиражами и широко разрекламирована в Интернете и СМИ. «Эту книгу обязан прочитать каждый», – заявляет британский журнал «The Economist». Она, как сказано в аннотации, принесла Докинзу титул «автор года» по версии «Reader's Digest», а в ноябре 2006 г. занимала второе место в общем списке бестселлеров Amazon.com . Кроме того, претензия на «глобальность», «последнее слово» в трехсотлетней полемике между христианством и атеизмом заставляет многих, в том числе и христиан, хотя бы из любопытства перелистать Докинза...
В первой главе рассматривается религиозность в эйнштейновской «пантеистической» формулировке как чувство гармонии и прекрасного в мироздании – «Бога» в метафорическом смысле. Религиозность ученого есть «способность воспринимать то непостижимое для нашего разума, что скрыто под непосредственными переживаниями», причем «непостижимое» для Докинза не означает «закрытое для постижения». Со всеми указанными оговорками британский этолог готов признать себя религиозным, однако не рекомендует употреблять этот термин во избежание построения «иллюзии» и «интеллектуальной измены», то есть признания бытия Бога как Личности.
Во второй главе автор пытается показать, что «гипотеза Бога» должна подвергаться такому же «беспристрастному анализу», как и любые другие научные построения. Этот тезис априори отрицает все остальные формы человеческого познания, в том числе и религиозного опыта, который не чем иным, как иллюзией объявлен быть не может. В дальнейшем, на протяжении всей книги, подобное гносеологическое смешение проявляется неоднократно. Например, в четвертой главе автор утверждает, что «гипотеза Бога» с научной точки зрения сложнее, чем гипотеза спонтанного самовозникновения Вселенной и законов, ей управляющих, поэтому мы должны принять второе и отвергнуть первое.
Ричард Докинз сразу признается, что более или менее основательно ему знакомо только англиканство и отчасти католичество. Этим обусловлен анализ, прежде всего, «Бога этих конфессий». Однако любой минимально образованный читатель может изумиться дремучей неосведомленности автора в библейско-богословских вопросах, на которые легко может дать ответ каждый семинарист («Как отвратительно жесток Бог Ветхого Завета!», «Почему Бога – Творца Вселенной – так интересуют тайные и явные грешки букашек-людей?!», «Почитание святых людей в христианстве не что иное, как возврат к архаичному политеизму!», «Вообще, почему так много в мире религий?!» и т. п.).
Догматы о Троице, Воплощении, Искуплении, Воскресении для автора – просто «бессмыслица». «Докинз, – как недавно удачно заметил руководитель проекта «Геном человека», ведущий американский генетик Фрэнсис Коллинз, – большой мастер наряжать, а потом победоносно разоблачать соломенные чучела. Трудно отделаться от мысли, что это постоянное приписывание вере отсутствующих у нее свойств – следствие личной озлобленности, и Докинз не опирается здесь на рациональные доводы, которые так ценит в научной сфере... Докинз рисует не реальную веру, а карикатуру, на которую проще нападать».
Действительно, главной для нападения мишенью, экстраполируемой на понятия Бога и религии в целом, становятся одиозные высказывания некоторых «научных креационистов», «обезьяньи процессы», сентиментальные религиозные детские стишки, «молельные эксперименты» в США, в ходе которых методом статистического исследования состояния пациентов в больнице после серии молитв пытались доказать реальность божественного вмешательства, детские фобии, связанные с рассказами о загробных адских мучениях, факты межконфессиональной вражды, религиозных войн и аморального поведения представителей духовенства.
Третья глава посвящена, по замыслу автора, логико-позитивистской полемике с доказательствами бытия Бога. В первую очередь, Докинз нападает на так называемые классические теологические аргументы (что само по себе не является новаторством). Однако, к сожалению, полемика строится лишь на уровне софистического фарса подобного рода: «Если бы все было по-другому, все казалось бы не так. Это было бы плохо. Следовательно, Бог есть». Кроме того, следует констатировать, что Докинз совершенно не желает видеть различия смыслов в понятии «доказательство» в философско-богословском (шире – гуманитарном) и естественно-научном (логико-математическом) аспектах.
Гораздо интереснее раздел, посвященный анализу природы чувственных «явлений» и «видений». Знаменитый этолог убедительно показывает, как мозг человека способен строить не только визуальные, но и звуковые (можно предположить, что и тактильные) модели под воздействием воображения. В этом смысле материал параграфа под названием «Доказательство от личного «опыта"» оказался бы полезен многим современным христианам, склонным подменять истинный духовный опыт богообщения чувственными видениями, именуемыми в Православии «прелестью». Увы, и сам Р. Докинз, обращающийся лишь к примерам «созерцаний», аналогичных «откровениям» Терезы Авильской, никакого представления о богословских критериях истинного мистического опыта не имеет.
Рассмотрение автором «доказательств от Священного Писания» в очередной раз заставляет ужаснуться предвзятости и элементарной неосведомленности знаменитого апологета атеизма в тех библейско-богословских вопросах, о которых он пишет. Приведем лишь некоторые «перлы»: «Евангелия писались через много лет после смерти Иисуса, и никто тогда не знал, где Он родился», «Давид, если он существовал, жил почти на тысячу лет раньше Иосифа и Марии. С чего бы римлянам... посылать Иосифа в город, где один из его отдаленных предков жил тысячу лет назад? <...>Разве сторонников буквального прочтения не должен волновать тот факт, что описывая родословную Иосифа от царя Давида, Матфей упоминает двадцать восемь промежуточных поколений, а Лука сорок одно? Более того, в обоих перечнях практически не встречается одинаковых имен. И вообще, если Иисус действительно родился в результате непорочного зачатия, то родословная Иосифа тут не при чем», «Все ключевые детали легенды об Иисусе – включая звезду на востоке, непорочное зачатие, поклонение волхвов Младенцу, чудеса, казнь, воскресение и вознесение – все до одной заимствованы из других, уже существовавших в Средиземноморье и на Ближнем Востоке религий», «Личности четырех евангелистов нам неизвестны, но можно сказать почти наверняка, что сами они с Иисусом никогда не встречались».
Оказывается, сами примитивные и давно опровергнутые атеистические «озарения» начала прошлого, двадцатого, века иногда могут чудесным образом воскресать на страницах модных мировых бестселлеров. Рассматривая «доказательства от авторитетных религиозных ученых», Докинз, признавая существование убежденных христиан среди таковых, безапелляционно объявляет их всего лишь «предметом добродушного недоумения собратьев по профессии».
Рассматривая известное Пари Паскаля, автор, на первый взгляд, справедливо замечает, что Богу, возможно, был бы угоднее последовательный скептицизм, чем вера по трусливому расчету с ожиданием посмертного воздаяния. Вместе с тем с более тонким и глубоким анализом Пари Паскаля, например, в работе С.Л. Франка «С нами Бог», Р. Докинз явно не знаком. Завершением главы служит полемика с действительно одиозным «Доказательством от Стивена Байеса» («Вероятность Бога», 2003).
В четвертой главе читателю предлагается убедиться в том, что Вселенная и все многообразие жизни в ней вполне могли возникнуть без сверхъестественного вмешательства Творца. Справедливо указывая на ряд слабых мест распространенных в христианской апологетике концепций, таких как: «Бог белых пятен», «нечленимая сложность» живых организмов как доказательство «разумного замысла», «сильный антропный принцип», Р. Докинз, тем не менее, полностью игнорирует позицию многих биологов-эволюционистов, бывших и являющихся убежденными христианами, о чем неоднократно писали и Стивен Джей Гулд, и Фрэнсис Коллинз. В то же время Докинз готов признать феномены зарождения жизни, возникновения эукариотической клетки и сознания человека скорее «осуществлением неосуществимой случайности», нежели действием Божественного Промысла, честно не отрицая бессилия эволюционной теории в данных областях. Преданность концепции спонтанного естественного отбора заставляет британского этолога постулировать ее и в космологии (теория Мультивселенной): «У лукавого биолога может появиться мысль, а не нуждаются ли другие физики в «пробуждении сознания», которого они могли бы достичь, поглубже познакомившись с дарвинизмом», – замечает Докинз. Убедив читателя в преимуществах последовательного атеизма в сравнении с «мягкотелым» агностицизмом и в том, что «Бога почти наверняка нет», в следующих главах автор пытается открыть перед читателем «святая святых»: тайну происхождения религии в процессе эволюции человека и ее «очевидный вред» в настоящее время.
В пятой главе Р. Докинз обращает внимание на «общечеловечность» религиозного сознания. При этом, несмотря на различие мировых культур, неизвестно ни одной, где не было бы того или иного варианта поглощающих колоссальное время, ресурсы и сами человеческие жизни религиозных верований. Если, согласно мнению британского этолога, подходить к проблеме возникновения и устойчивого существования религии с точки зрения дарвиновского естественного отбора (а других подходов быть не может в принципе!), то необходимо вскрыть механизмы, дающие преимущество в борьбе за существование популяциям гоминид, обладающим религиозным сознанием. Докинз, не раздумывая, отрицает психологические и консолидирующие преимущества религиозности, считая их вторичными и неопределяющими в процессе группового отбора. По мнению автора, религиозное сознание – «побочный результат чего-то другого»... Это самый интригующий момент рассуждений.
Итак, группе помогают выживать, во-первых, вера-доверие к авторитету и опыту взрослых, особенно в детском возрасте (позднее она же избавляет от нерешительности и излишних колебаний при оперативном выборе решения в экстремальной ситуации), во-вторых, телеологическое (целевое) мышление, позволяющее делать быстрое предсказание о поведении важных для выживания объектов, в-третьих, дуализм, проводящий различие между материей и сознанием и, в-четвертых, способность влюбляться, дающая как преимущество продолжительную преданность, необходимую для успешного совместного выращивания потомства.
В своих построениях Докинз опирается на работы целого ряда исследователей, например: Хайнда, Шермера, Бойера, Атрана, Блума, Деннета, Келемана, Фишера, Трайверса, Тайгера. Автор приходит к выводу, что религия является «случайным побочным продуктом – досадным проявлением» комбинации и взаимодействия психологических качеств, полезных в борьбе за существование, наподобие того как совершенная система навигации по лунному свету у ночного мотылька не спасает его от гибели в пламени свечи. Дальнейшее развитие и распространение религиозных идей в процессе социокультурного прогресса автор объясняет также с позиций слепого отбора, используя созданную им в семидесятых годах теорию мемов (memes) – единиц-репликаторов (подобно конкурирующим генам), несущих некий массив закодированной культурной информации, психологически «приятной» для людей и распространяемых от одного человека к другому посредством имитации, научения и т. п.
В шестой главе Р. Докинз переходит к проблеме происхождения нравственности, которая решается традиционным для автора методом – привлечением теории естественного отбора. По мнению британского этолога, альтруистские поведенческие шаблоны закрепляются в результате длительного группового отбора, а в дальнейшем пропускаются через «фильтр литературы, обычаев, законов, традиций – и, конечно, религии». Отмечая сходство элементарной нравственности, как среди людей верующих, так и среди атеистов, Докинз фактически косвенно повторяет известные слова из Священного Писания о «деле закона», которое написано в сердцах всех людей (Рим. 2:15). Принципиальное разногласие с апостолом Павлом состоит в том, что Законодателем объявляется лишь Слепой отбор популяционных групп антропоидов...
Далее, как и в последующих главах, привлекая широко дискутируемые примеры из области современной биоэтики (проблемы эвтаназии, абортов по медицинским показаниям, гомосексуальной ориентации), автор критикует моральный абсолютизм в целом, берущий начало и в нерелигиозных источниках (например, кантовский императив или государственный патриотизм в военное время).
Если оставить за скобками полемический задор автора-атеиста, ряд наблюдений и обобщений Ричарда Докинза действительно представляют определенный интерес, в том числе и для богословов, так как фактически поднимается вопрос о соотношении духовного начала, свободы воли и «естественных», биологических аспектов, Промысла и случая в историческом процессе. Вместе с тем многие предположения, несмотря на остроумие и оригинальность, «не фальсифицируются», носят только гипотетический характер. Спор о механизмах эволюционного процесса в целом до сих пор является предметом оживленных дискуссий, причем все чаще говорится о несводимости самого элементарного разнообразия живого к реализации слепого спонтанного отбора3.
В этом смысле методологическая и мировоззренческая «ставка» Р. Докинза все больше начинает походить на слепую веру во всемогущую стихию. Многие, включая Фрэнсиса Коллинза, отмечают яркий парадокс концепции известного этолога: «Считая источником всего разнообразия жизни ген с его неукротимым стремлением к выживанию, Докинз тем не менее пишет о способности человека благодаря своему более высокому развитию сопротивляться генетическому императиву»4.
Совершенно невыводима из зоопсихологии в рамках селекционной концепции и идея о Боге как Всесовершенном Абсолюте. Это противоречие особенно бросается в глаза, когда в самом конце книги автор говорит об ограниченности («черной парандже») привычного окружающего нас физического мира. Случайно ли Докинз обходит молчанием Психологический аргумент в пользу Бытия Божия, сформулированный блаженным Августином и развитый Декартом? Учитывая искренность автора, логичнее в очередной раз предположить его слабую осведомленность в богословии.
Седьмая глава почти целиком состоит из едких, а зачастую и кощунственных нападок на нравственные нормы Ветхого и даже... Нового Заветов, перемежающихся цитацией агрессивных и скандальных высказываний некоторых одиозных религиозных лидеров. В то же время эта часть книги позволяет осведомленному читателю окончательно составить свое мнение об авторе как «знатоке» христианского богословия. Война с соломенными чучелами и ветряными мельницами достигает своего апогея, когда Докинз рассуждает о первородном грехе и догмате Искупления. «Разгромив» евангельскую нравственность в собственной интерпретации, автор заявляет, что прогресс «общечеловеческих ценностей» осуществляется не благодаря, а независимо или даже вопреки религии, причем меняющееся с ходом столетий коллективное единодушие – это объект изучения не для богословов, а скорее для биологов-эволюционистов.
Восьмая и девятая главы по замыслу Докинза должны раскрыть перед читателем бездну зла, привносимую в мир религией. Без сомнения, обилие тщательно подобранных трагических историй, связанных с религиозной сферой, заставляет внутренне содрогаться. На фоне этих рассказов призывы автора дифференцированно подходить к срокам абортивного вмешательства (в зависимости от меры страдания, испытываемого эмбрионом) действительно могут выглядеть гуманно. Иллюзия легко развеивается, если помнить, что зло, приносимое в мир от имени религии, является прямым следствием ее искажения и отпадения от чистых Богооткровенных источников веры.
Десятая, заключительная, глава посвящена предельно важному вопросу: чем заполнить атеисту опустевшую «экологическую нишу», занимаемую ранее религией? В ключевом вопросе о смерти Р. Докинза утешает замечание Марка Твена: «"Быть мертвым» ничем не отличается от «быть нерожденным», так как по завершении жизненного цикла «я» окажется в том же состоянии, в каком оно находилось во времена Вильгельма Завоевателя, динозавров, или трилобитов». Жизненный смысл и творческое вдохновение апологет атеизма черпает в восхищении окружающим миром и жажде его познания: «Только подумайте: на одной, возможно, единственной во Вселенной, планете молекулы, соединяющиеся обычно в объекты, не превышающие по сложности обломок камня, образовали объекты, по размеру сходные с обломками камней, но настолько сложные, что они оказались способны бегать, прыгать, плавать, летать, видеть, слышать, ловить и поедать другие похожие сложные объекты; а некоторые из них научились даже думать, чувствовать и влюбляться друг в друга». Остается только отдать должное яркому оптимизму Ричарда Докинза.
Данная книга, если не принимать во внимание богословскую невежественность и кощунства, в остальном может быть интересна церковным публицистам, преподавателям основного богословия, апологетики и миссиологии как образчик современной атеистической мысли.
В завершении, рекомендуем книгу Алистера Э. Макграта «“Бог” Докинза. От “Эгоистичного гена” к “Богу как иллюзии”» которая будет интересна как атеистам, так и верующим.
Продолжение темы следует...
p.s. Простите, если мои посты неприемлемы вашему восприятию. Для недопустимости таких случаев в дальнейшем, внесите меня пожалуйста в свой игнор-лист.
Так же, я буду рад видеть Вас в своих подписчиках. Впереди много интересного и познавательного материала.
На все ваши вопросы или пожелания, я отвечу в Telergram: Prostets2024
Серия постов: Вера и неверие
Серия постов: Наука и религия
Серия постов: Дух, душа и тело
Диалоги неверующего со священником: Диалоги
Пост о “врагах” прогресса: Мракобесие
Сциентисты любят нас поучать, что нужно быть готовым изменить свои взгляды по какому-либо вопросу, если есть данные не в пользу нашего мнения. Интересно, однако, что, сами они не считают себя связанными обязательством делать то, чего они ожидают от других.
Один из таких наукопоклонников -- уже небезызвестный нам оксфордский профессор химии Питер Аткинс. Когда его спросили, смог ли бы он изменить своё мнение, если бы ему предоставили доказательную базу (данные), подвергающую сомнению атеистическую картину мира, он сказал, что такой доказательной базы быть не может [здесь в беседе имеется в виду нестрогий термин evidence, то есть не доказательство в математическом смысле, а нечто иное, например, если на небе из звезд мы бы увидели сообщение]
Другой такой идолопоклонник -- Ричард Докинз. Он где-то под видеозапись признался, что теперь ничто не сможет поколебать его уверенности в отсутствии Бога, даже Второе пришествие. До определенного момента, по его же собственным словам, он признавал, что нечто экстраординарное всё-таки могло в его глазах пошатнуть его систему верований. Но вот теперь он будет думать, что это галлюцинация. Я сильно сомневаюсь, что у них будет возможность, развалясь в кресле, рассуждать пост-фактум о Втором пришествии, но по существу здесь нужно отметить, что до такого духовного омертвения он доходил поэтапно, как и его гуру Ч. Дарвин, сказавший что неверие вползало в его душу настолько постепенно, что он не ощутил никакого дискомфорта.
Признания, подобные тому, что говорят Аткинс и Докинз, лишь подтверждают, что их отношение к науке имеет характер идолопоклонства, причём даже не ко всей современной науке, которая, как известно, гораздо шире так называемых естественных наук, но, по существу, только к физике и химии. Это довольно странный культ. Мне иногда даже кажется, что для того, чтобы присоединиться к этому культу, человек должен сойти с ума обыкновенным, медицинским манером.
Ни Аткинс, ни Докинз не понимают, что сами себе противоречат.
Э ма хо!
Если исключить чисто человеческие проекции, существование оказывается восхитительно бесцельным.
Ну какая может быть цель у синтеза аминокислот или законов валентности? У выгорания звезд или расширения галактик? У квазаров и реликтового излучения? А больше-то ничего в этом всем и нет. Просто так сложилось. Без всякой цели и плана.
Некоторую условно выделяемую часть всего этого приключения принято называть "жизнью", и уж совсем микроскопическую часть из постоянно рекомбинирующихся молекулярных структур -- "моей жизнью". Ну и что? Все равно ведь это один цельный процесс, взаимоувязанный и происходящий по своим собственным закономерностям, абсолютно слепым в плане какого-то там смысла или целеполагания.
Беда (относительная) в том, что мы с вами живем не в самом существовании, как оно есть, -- а в ПРЕДСТАВЛЕНИИ о нем, насколько его способны создавать нервные системы одного из видов живых существ. Относительно живых и относительно отделенных от всего прочего, да.
Вы только задумайтесь -- вот эта суета и предельное напряжение всех сил, в которую тотально погружено внимание и которая только и делает человека человеком, весь этот постоянно ускоряющийся бег только ради того, чтобы оставаться на месте -- и все религии, все запреты и требования, школьное образование и политические драмы, все цели и смыслы и все закономерно вытекающие из них конфликты и достижения -- вообще ВСЁ, чем с утра и до вечера полна жизнь отдельного человека -- не просто не имеет смысла в Природе как целом, но и вовсе отсутствует. С точки зрения существования как такового, конечно же.
Да, конечно, эта уникальная ситуация с виртуальным наплечным проектором сделала один из видов животных чем-то особенным на фоне ближайших и отдаленных родственников. Уникально быстро -- хотя, вероятно, и не надолго -- приподняла, типа, над миром прочей костной материи. По крайней мере, приподняла настолько, чтобы через человека это темное мироздание смогло что-то узнать о том, насколько сложно и при том случайно оно, оказывается, устроено. Ну, бывает, что уж. Такое вот любопытное завихрение общего потока. И что?
Ничего особенного.
Если вы уже побыли этим своим человеком достаточно, чтобы наиграться во все его игрушки -- не пора ли, для разнообразия впечатлений, начать его время от времени оставлять в покое, со всем его внутренним/внешним миром?
Вот, например, сейчас. Раз уж так вышло, что ничем жизненно важным вы не заняты -- не посвятить ли это свободное время ненапряжному выходу из привычного дискурса?
Например, так: https://libs.ru/book/7068/read/