Записки бывшего могильщика (13)⁠⁠

Часть 13. Лирическое отступление

Работая в таком своеобразном месте как кладбище, волей неволей сталкиваешься со странными, иногда забавными личностями, попадаешь в непонятные ситуации, да и вообще, всегда живешь в осознании, что может произойти что-то неведомое. Вот несколько эпизодов из личного опыта.

Сколько бы любители возлияний не отнекивались, но систематическое чрезмерное потребление горячительного, а тем паче, некачественного, весьма пагубным образом влияет на организм, причём сила влияния растёт в геометрической прогрессии – сперва долгое время оно не заметно, а потом вдруг резко – бац! И ты хреново видишь, ручёнки трясутся так, что поход в туалет может стать незабываемым сексуальным приключением, сон может пропасть или наоборот, стать полулетаргическим – когда хоть из пушки над тобой стреляй, к пробуждению это не приведёт.

Серёга был горазд выпить всегда, а устроившись на закрытое кладбище, где подзахороны происходили раз в месяц-другой, и, перестав получать сколь либо приличные деньги, но, не теряя желания испить горькой – с легкостью перешел на непонятную продукцию местной сомелье-алкашки тёти Маши, которая производила свой алкогольный напиток из неведомо чего. Травиться, в широком смысле этого слов, никто этой бодягой не травился, но вот как раз все пагубные воздействия алкоголя принятие оной внутрь выводило на совершенно новый уровень. Со временем, когда кладбище начало функционировать в штатном режиме, плюсом на нём начал орудовать я, создавая свою кладбищенскую империю и щедро делясь доходами ею приносимыми, Серёга сделал несколько уверенных шагов наверх в качественной иерархии потребляемых ядов, перейдя с технической байды на приличную водку и даже виски, которого иногда требовали моя и Виталина души. Но механизм методичного разрушения организма, запущенный задолго до моего рождения, был успешно разогнан чудо эликсирами от бабы Мани и вся описанная выше симптоматика, нашла себе место в выжженном Серёгином теле.

За время моей работы на кладбище, суперспособность Серёги спать и не просыпаться от воздействия самых башнесносящих внешних раздражителей стала воистину легендарной. Сколько раз, покидая пьяненького дремлющего Серёгу в сторожке, мужики уходили за добавкой и возвращались к запертому непробиваемому ни технически, ни акустически форту – просто Серёга, очнувшись в промежуток, когда его собутыльники еще не успели вернуться, с пьяных шар решив, что все разошлись по домам, закрывал на клюшку и кладбище, и саму сторожку, ныряя на самые неизведанные глубины океана Морфея. В лютые январские морозы, хнычущие от безысходности суровые кладбищенские мужики, устраивали ритуальные танцы вокруг запертой избушки, безуспешно пытаясь попасть внутрь. Это со временем они зафиксировали, что нужно ходить за добавкой, как будто ты уходишь насовсем, навсегда, собрав все свои пожитки, телефоны и деньги – чтобы была хотя бы возможность уехать на такси в суровую сибирскую ночь, а не лить выжигаемые январским ночным морозом крокодильи слёзы, до последнего надеясь попасть в тёплую кладбищенскую сторожку.

Однажды, в пору таких же злых морозов, Палыч приехал не на привычной серебристой ауди, а на сверкающей отреставрированной «Буханке», с широченными и высокими колёсами и модной оптикой. Вызывая такси, и отдавая Серёге ключи, он уведомил, что уезжает с семьёй из города, а машину надо передать его сыну, который сам не в городе, но по приезду собирается на рыбалку-охоту. Что ж, миссия более чем выполнима, подумалось нам, и мы, обрадовавшись, что Палыч так рано в пятницу уруливает за пределы досягаемости, отправились в магазин за несколькими наборами «Спивающийся копщик», чтобы как следует отметить пятницу. Начав поглощение спиртосодержащих пятничных атрибутов чуть после обеда, к концу рабочего дня все уже были конкретно подшофе. Мы с Виталей отчалили в центр, забуриться в какое-нибудь заведение и продолжить пятничный ликбез, остальные же мужики тоже потихоньку собирались, заливая очередной «напосошок» и прощаясь с Серёгой. Всё было столь типичным и будничным, что когда я с утра, слегка контуженный последствиями возлияний прошлого вечера, пришёл с утра пораньше на погост, не смог не охуеть от увиденной картины. А увидел я: покорёженные ворота с разорванной цепью замка, осколки стекла от разбитого окна на снегу под сторожкой, две кровавых пятерни на синей входной двери и заляпанное кровью же обледенелое крыльцо. Бурная фантазия нарисовала страшную картину событий вечера – злоумышленники ворвались на кладбище, выманили Серёгу, разбив окно, умертвили самым садистским способом и угнали «буханку» Палыча. Серёга, героически истекая кровью, на исходе алкашеских сил, телепортировал по-пластунски своё тело за стальные двери сторожки и принял мучительную смерть, не сумев доползти до средств оповещения. Я был готов звонить в милицию, сердце бешено трепыхалось в хрипящей груди, похмелье холодным потом покидало мой проспиртованный организм. Это пиздец, товарищи – пронеслось в проясняющейся голове.

Совладав с собой, я решил осмотреть место преступления и пошел в сторожку, стараясь не наступать в рубиновые капельки крови на крыльце. Резко дёрнув на себя дверь сторожки, я…не смог её открыть. Заперто нахуй. Минуть пять я громко тарабанил в дверь и, наконец, услышал шорох внутри сторожки. Спустя считанные секунды дверь распахнулась, и мне предстал помятый заспанный Серёга, щурящийся от ярких солнечных бликов на белоснежном пушистом снегу. «Ты чё, живой?» - недоуменно вопросил я, получив в ответ что-то типа «Ну так себе, пивка бы щас», прошел в сторожку, где всё было, вопреки моим ожиданиям, как обычно. Серёга, вышедший покурить, внезапно заорал: «АААА, а где машина Палыча??? ОООО, что это за кровь?!?!», и забежал внутрь, вытаращив пьяненькие зенки на меня. Звонить Палычу я побоялся, не хотелось омрачать его семейный отдых, но и делать что-то надо было, поэтому, решено было обратиться в высшую инстанцию – нашему криминальному элементу. Стоя на крыльце, я набрал его номер, но не успел нажать кнопку вызова, увидев приближающийся пепелац нашего серого кардинала. Едва заехав на территорию, криминальный элемент открыл окно, выпустив наружу раскатистый басовитый смех, вперемешку с выкриками «Ой вы дебилы, бля» и «Я ща сдохну со смеху». Вдоволь наглумившись, он поведал истинную историю событий вечера. Оказалось, знакомые Палычевского сына подбросили его до кладбища и укатили по своим пятничным делам, а он проследовал к сторожке, забрать ключи и затем погрузиться в «буханку» и отчалить восвояси. Поднявшись на крыльцо, минут 10 безрезультатно подолбившись в дверь, он решил кинуть снежком в окно, но, не рассчитав усилий, здоровый лоб запулил снежную массу с экстремальным усилием, разбив стекло в окне, н, увы, не разбудив Серёгу. Психанув, он ринулся распинывать дверь, но был остановлен охранной системой «гололёд», растянувшись на крыльце с разбитым носом и рукой. Оправившись от подлого удара, он взобрался-таки наверх, пару раз в сердцах шлепнул по двери, и полез за сторожку искать, чем бы вскрыть машину, так как, оказалось: во-первых, у него внутри имелись запасные ключи, во-вторых, на улице был конкретный сибирский ебун. Вскрыв какой-то арматуриной дверь, он завёл машину, чутка согрелся, долго и яростно сигналил, и, окончательно психанув, вынес ворота и уехал домой. Серёга долго виновато хлопал глазами, слушая эту, ставшую легендарной байкой, историю, под конец взяв обязательства починить ворота и стать более чутким во сне. Понятно дело, ни того ни другого в итоге не произошло, но никто, в общем то, те обещания на веру и не принял. Палыч, кстати, ржал больше всех, в очередной раз прося пересказать нашего криминального элемента события той ночи.

Не только коллеги радовали меня, своими любопытными действиями создавая незабываемый антураж на кладбище, но и клиенты, бывало, отчебучивали немыслимое, находя всё новые способы удивить меня, несмотря на то, что повидал я на погосте и так много необычного. Очередной захорон обещал быть таким же обычным, как и многие до него – вырытая с утра могилка, приехавшая процессия из нескольких машин, катафалка и автобуса, скорбные лица и всхлипывания, прощальные речи, венки и цветы. Но на фоне всех грустящих и понурых людей, выделялся один мужичонка, который, вывалившись из одной из машин, уже выглядел крепко помянувшим. Тем не менее, пока все прощались с умершей, он, с увесистой фляжкой наперевес, совершал хаотичные передвижения по кладбищу. Подойдя к нам, он вопрошал: «Мужики, а могила то глубокая?», и, получив ответ, мол, всё как положено, не переживайте, заговорщицки подмигнул: «Значит, не выберется, сука!», после чего хихикая и икая, рванул в сторону леска, возможно, избавиться от излишка жидкости в организме. Недоуменно пожав плечами, мы двинулись закрывать гроб. Спросив, все ли попрощались, мы было собрались водрузить крышку на гроб и защелкнуть её, но услышали со стороны леса «Неее, стойте, мужики, я бегу!», от того самого мужичка. Его было попыталась остановить женщина, которая дольше всех прощалась с умершей, но он отмахнулся от неё, подлетел к гробу и с выкриком «Счастливо оставаться, карга!», смачно чмокнул труп в щеку, и, хихикая, забурился в толпу. Пребывая в состоянии лёгкого ахуя, мы закрыли гроб, взяли его на полотенца и понесли к могилке. Опустив вниз и дав родственникам возможность кинуть горсти земли, мы принялись методично забрасывать могилу песком. Не менее рьяно нам помогал тот самый лысоватый, очкастый мужичонка, смешно пыхтя и подгребая дальний песок прям своим ботинком поближе к нам. Всё так же находясь в легком недоумении, мы закончили закапывать и приступили к формированию холма, воткнув временную плиту в рыхлый песок, поглядывая на всхлипывающую толпу и на мужичка, который, казалось, распалялся всё больше. Оформив холмик, мы начали притаптывать его окантовку, чтобы люди не провалились в мягкий грунт, подойдя сильно близко к могиле. «Стоять!!!», завопил мужичок, и, оттолкнув Серёгу и выхватив у меня лопату, принялся нещадно лупить по холму, и озверело тыкать ногой, утрамбовывая песок вокруг могилки. «АХАХАХАХАХ, хуй ты, старая стерва, больше кровушку мою попьешь! Оттуда ты меня не достанешь!», орал мужичонка, со скоростью Флэша перемещаясь вокруг могилки и лупцуя несчастный холмик лопатой. Мы стояли, вытаращив глаза, наблюдая за этой вакханалией, а вся толпа провожающих в последний путь молча вздрагивала на каждый удар взбесившегося очкарика. Видимо устав, он бросил лопату, деловито свинтил крышку со своей фляжки, глубоко вздохнул и, одним глотком осушив её, спокойно сказал: «Всем спасибо, несите венки». Люди гурьбой засеменили с венками, облепляя могилку, мы же, схватив лопаты, поспешили стремительно удалиться от этого непонятного действа, с трудом переваривая увиденной. «Тёща, наверное», спустя минут пять задумчиво проронил Серёга, и мы дальше молча зашагали к сторожке.