Я - кашалот⁠⁠

Поздравляю всех с Новым годом!!!

Желаю, чтобы петух клевал вас в зад, когда вы ленитесь и долбил в темя ваших недругов!

Идея этого рассказа пришла мне в голову с похмелья, а новогодние каникулы позволили додумать сюжет и, наконец, обличить его в текстовую форму. Я бы назвал этот рассказ странным... в остальном судить вам. За корректорскую работу спасибо @Uranium304.

Кстати о похмелье...

Советую посмотреть сериал ОА, который скрасил мне один очень тяжелый день. Возможно, сначала он покажется скучным и непонятным, но потом события развиваются, а развязка просто вне всяких похвал. Может дело в моем зомбо состоянии, а может, в том, что сериал на английском (есть субтитры) и пришлось смотреть очень внимательно, чтобы ничего не упустить, но мне очень понравился. А главное он закончен, так что если есть лишние 8 часов, рекомендую.

Я – кашалот

Как же раскалывается голова! Хочется спать, и одновременно нет никаких сил терпеть эту боль. Вот бы пришел добрый доктор и вкатил мне пятьдесят кубиков какого-нибудь диклафинака прямо в мозг. А может он так и сделал? Воткнул толстенную иглу, которой пробивают грудину, чтобы ввести адреналин, в затылок настолько глубоко, что у меня вот-вот разорвет лоб. Воткнул, но потом его кто-то отвлек, и он ушел, не надавив на поршень, так и оставил меня с пронизанным иглой мозгом. Собираю силы в кулак и, не размыкая век, провожу по затылку в надежде найти заветный шприц. Но как это обычно и бывает – его нет. А значит спасение где-то далеко. Возможно, на кухне найдется пара таблеток анальгина, но они подействуют не сразу. Выходит, до облегчения не только далеко, но и долго.

В такие моменты приходят мысли о том, что я могу понять больных раком, которые не в силах терпеть боль и просят об эвтаназии. Бред, конечно. Я прогоняю эти ассоциации. В отличие от них, мне не суждено страдать от боли до конца жизни. Рано или поздно придется дойти до кухни или повезет уснуть, а потом голова пройдет. Это всего лишь похмелье и, как говорится: «Человек должен быть наказан за то, что вчера было хорошо». Ага! Стал бы я набираться, если бы у меня все было хорошо? Можно просто не пить алкоголь или, хотя бы, не пить в таких количествах. Тогда не будет этой головной боли, ставшей моим постоянным спутником. Но по-другому перезагружать мозги я за все прожитые годы не научился.

Где мои двадцать лет, когда я мог пить всю ночь и, поспав пару часов, бежать на лекции, чтобы дернуть пивка с друзьями на обеде. Тогда мы говорили, что поправляем здоровье. Знали бы мы тогда что такое настоящее похмелье! Где теперь те друзья? У одного был инфаркт, и это в тридцать девять лет! Откачали, но сейчас он больше на старика похож, чем мужчину в полном расцвете сил. У другого подагра, ему не то, что пить нельзя, съесть несколько кусков шашлыка – праздник и нарушение режима. Третий женился на какой-то сектантке и ушел в религию. С физическим здоровьем у него вроде как все в порядке, а вот с головой… Четвертого мы давно потеряли из виду. Скорее всего, его уже нет в живых. После окончания института он перешел на кое-что помощнее водки, и наши интересы, как это принято говорить, разошлись.

Так что, моя головная боль – это, можно сказать, легко отделался. Но что это за голоса? Раньше такого не было. Допрыгался, черти нашептывают…

— Она хочет жить вместе, но где? Ты же понимаешь, что снять квартиру мне не по карману. Нам обоим. К себе не приглашает. А у меня – не вариант, бабушка лежачая, родители, сам живу в проходной комнате.

— Мне кажется, ты все усложняешь. Ты ее любишь или нет?

— Ну…

— Себе ответь. Если да, то найдешь решение.

— Как у тебя все просто! Что прикажешь, учебу бросить? Я и так работаю, но на то, чтобы снять более-менее приличное жилье этого не хватит.

— Во-первых, если по-настоящему любишь, то можешь и на заочку перейти. А во-вторых, всегда можно поговорить, объяснить… Мне бы твои проблемы. Девушка есть, к тому же умная и красивая. Высасываешь проблемы на пустом месте.

— А сам-то! Мы тебя с Маринкой знакомили? Знакомили. С Иришкой знакомили? Знакомили. Витек тебя с сестрой своей девушки знакомил, а ты все нос воротишь. Ладно бы еще ты им не нравился. Но ведь нет! Все бабы симпатичные и не дуры. Может, понизишь планку? Надумал себе каких-то критериев, а теперь страдаешь из-за одиночества!

Вот это да! Всякое про водку слышал, но чтобы она во времени переносила – такое впервые. Эх, молодость со своими мелкими, но кажущимися глобальными проблемами. Одно радует – голоса не в голове, а где-то рядом. Как же больно. Нужно собраться с силами и найти таблетки.

Открываю глаза. Присаживаюсь на край кровати. Ого! Кто-то заботливо пледом укрыл. В комнате полумрак. За окном едва-едва занимается рассвет. Один из собеседников сидит на широком подоконнике, отодвинув в сторону банки с соленьями. Он курит и стряхивает пепел в бутылку из-под пива. Ему не больше двадцати, скорее всего даже меньше – вместо щетины легкий пушок над верхней губой. Второй сидит в кресле напротив меня. Не могу рассмотреть лицо, но, судя по голосу, ровесник парня у окна. Они не обращают внимания на меня, продолжая свой разговор. Я не прислушиваюсь. Пытаюсь осмотреться и отвлечься от головной боли.

Какая-то старая софа, на которой я провел последние три-четыре часа, потертые обои, стопки книг на полу, еще какие-то толи тряпки, толи свертки. В углу стоит старый сервант, переживший, судя по виду, не одного постояльца этой квартиры. Советское кресло, на котором сидит один из ребят, прикрыто покрывалом, на спинке висят наволочки или полотенца. Но несмотря на убитость жилплощади это не бомжатник и не притон. Слева от окна старый телевизор, накрытый вязанной крючком салфеткой. У бабушки было много таких. Теперь все пылится где-то на даче. Я оборачиваюсь, чтобы подтвердить ожидания – на стене висит ковер.

Не хочется встревать в беседу, но нужно срочно избавиться от боли:

- Пацаны, я, вообще где? - неловко пытаюсь попасть в паузу.

Молчат. Смотрят на меня, но без осуждения. Даже непривычно как-то. Тот, что сидел на подоконнике, встает и протягивает сигарету. Беру. Прикуриваю. Чувствую, что еще немного пьян, но голова болит невыносимо с каждой тягой. Бросить все равно не могу, да и некуда. Пивная бутылка осталась на подоконнике. Молчаливый ритуал закончен, и на мой вопросительно поднятый взгляд он отвечает:

- Вы в Питере.

Заготовленная шутка про точность не проходит. Правильный ответ. Адрес мне ни к чему, а может он его и не знает. Обращается на вы, да еще обсуждают свои проблемы шепотом – точно, культурная столица.

- А есть что-нибудь от головы? – спрашиваю я, поднимаясь и направляясь к пепельнице.

- Пиво, - отвечает тот, что в кресле и протягивает открытую бутылку.

Знаю, что мне это не поможет. Знаю, что пить с незнакомцами из одной тары не стоит. Знаю, что мне вообще сейчас пить не стоит, тем более пиво. Но принимаю подарок и делаю два больших глотка. Возвращаю бутылку и тушу сигарету.

- А нет аспирина какого-нибудь? – открываю рот, как будто зеваю, но на самом деле пытаюсь унять очередной спазм. – Что-нибудь, что расширит сосуды?

- Спросите у девчонок на кухне, - советует мне парень, угостивший сигаретой.

Я благодарю, выхожу из комнаты и слышу, как они возвращаются к разговору, прерванному залетным москвичом. Иду по квартире. Глаза слезятся и все плывет. В темноте натыкаюсь на какие-то тумбочки. Стараюсь держаться правой стены. Меня бесит планировка старых питерских квартир. Как будто кто-то объединил коммуналку и хорошенько встряхнул, чтобы комнаты перемешались с коридором. Может, так оно и было. Я как потерянная душа иду на свет где-то вдали, надеясь, что это и есть кухня. Медленно перебирая конечностями, я стараюсь ничего не задеть и ощущаю себя американским солдатом, обходящим ловушки во вьетнамских джунглях.

Питер. Это радует. Хорошо, что алкогольный угар не вывел меня куда-нибудь в Петрозаводск. Да я бы там замерз к такой-то матери! С другой стороны, если бы я оказался сейчас в Москве, то это было бы еще хуже – жена-то в Питере.

Я из тех детей, которые превратились в новогодний подарок из первоапрельской шутки. Я родился четвертого января. И сегодня, если, конечно, я совсем не потерял нить событий, мне исполняется сорок лет. Говорят, этот день рождения не празднуют. Вот мы с женой и уехали в северную столицу, чтобы побыть только вдвоем. Устроить себе небольшой медовый месяц. Дети, родственники, друзья – все остались в Москве. Мы отпраздновали Новый год и уехали. Хотели идеального отпуска… Не получилось. Умудрились поссориться из-за ерунды вчера в день приезда. Она просила не пить, чтобы не быть размазней в день рождения, я говорил, что это мой праздник и, если я захочу провести его, не выходя из номера гостиницы, то так и будет. Слово за слово. Упреки. Я разозлился и ушел. Если сначала я не собирался напиваться, даже заказал столик в нашем любимом ресторане на сегодня, то после ссоры пустился во все тяжки. Сначала променад по барам, потом какой-то двор, компания молодых ребят с гитарой… Дальше не помню. Но видимо, мы у кого-то из них дома. Спасибо вам ребята, что не бросили прибившегося к вам великовозрастного пьяного дебила.

Вот и кухня. А вот и гитара стоит в углу. За столом три парня. Двое спят, а третий мутным взглядом оценивает меня. Здесь я медикаментами не разживусь точно. Сфокусировав на мне взгляд, единственный бодрствующий на кухне молодой человек поднимает со стола наполовину полную бутылку коньяка. Ага! Все-таки я оптимист! Что там коньяк делает с давлением? Не помню. Но это же алкоголь, он в любом случае должен расширить сосуды. Голова не пройдет, но может режущая боль сменится ноющей. Принимаю бутылку из рук самого стойкого в этом помещении молодого человека. Он расплывается в улыбке и кивает. Этот явно постарше. У него бородка, засаленные длинные волосы и кожаная жилетка. Наверное, главный гитарист. Если бы так не болела голова, то я попросил бы его сыграть. Мне было бы плевать, что он не в состоянии зажимать аккорды и промахивается по струнам. Я не в том состоянии, чтобы строить из себя ценителя музыки.

Парень показывает мне на свою рюмку, беззвучно просит налить. Наливаю. Он ее поднимает и хочет чокнуться. Оглядываюсь по сторонам и нахожу какой-то стакан. Сто лет таких не видел. Из тонкого стекла с пятью полосками наверху. Две красные и три серые между ними. Пятьдесят грамм не спасут отца русской демократии, поэтому наливаю полстакана коньяка. Все на благо кровообращения. Аккуратно ударяю по его рюмке и опрокидываю в себя очередную порцию горячительного. Задерживаю дыхание, так как мой желудок активно протестует. Такой завтрак для него оказался крутоват. Осматриваю стол в поисках закуски. Вижу лимон, и мне становится хуже. Чувствую солоноватый привкус во рту. Сдерживаю себя. Несолидно такому опытному выпивохе переводить ценный продукт. Стыдно продемонстрировать молодежи содержимое желудка, проявить слабость духа, так сказать. Смотрю на бородатого, который после выпитой рюмки так же сдерживает рвотные позывы. Нет, все-таки мужики никогда не взрослеют. Двадцать тебе, сорок или шестьдесят, ты будешь держать в себе до последнего, чтобы о тебе никто плохо не подумал. Не назвал слабаком. Хватаю несколько засохших по краям кусков сыра и отправляю в рот. Вроде так себе закуска для коньяка, но желудочно-кишечному тракту пришлась по душе. Гитарист следует моему примеру, ставит локти на стол и упирается головой в ладони. Он медленно жует сыр, а я не хочу испытывать ни себя, ни его на прочность и покидаю кухню.

Вижу какое-то движение справа за дверьми со стеклянными вставками. Захожу в большую комнату. В зале расположилось человек десять. Мальчики и девочки, всем не больше двадцати лет. Они что-то обсуждают, не обращая на меня внимания. Спорят, смеются. Странно, что я не заметил их, когда шел на кухню. За окном уже гораздо светлее. Утренние сумерки. Они что-то говорят обо мне, что-то спрашивают, но я не могу сфокусироваться на словах. Может, не хочу. Мне нужны таблетки. Они смеются, но как-то не зло. Возможно, даже не надо мной. У них столько всего впереди – любовь, расставания, новая любовь, дружба, предательство, рождение детей и смерть близких. Я надеюсь, что они никогда не окажутся в такой ситуации. А если окажутся, то, хочу верить, что к ним отнесутся так же, как они отнеслись ко мне.

- Есть у кого-нибудь таблетки от головной боли, - наконец спрашиваю я, самый важный на сегодня вопрос.

Я чувствую, как кто-то коснулся моего плеча. Оборачиваюсь. Передо мной стоит худенькая брюнетка. Это хозяйка квартиры. Я помню ее. Ей всего семнадцать. Она учится на первом курсе СПбГУ и взваливает на свои плечи проблемы всего мира. Она философствует. Думает о таких вещах, о которых я не размышлял лет до тридцати пяти. Мы говорили с ней, в дальней комнате, комнате ее бабушки, пока я не уснул. Точнее говорила она, а я слушал. Кивал и молча восхищался ее серьезностью и пугающей безысходностью суждений. Она рисует карандашом. Она показывала мне свои работы. Я не очень в этом разбираюсь, но мне они казались великолепными.

Она протягивает мне пачку аспирина и стакан воды. Киваю в знак благодарности. Я выпиваю одну таблетку, потом вторую. Сажусь в уголок и начинаю вслушиваться в разговор о религии и науке. О их связи и противопоставлении. Голова все еще болит. Вместо того, чтобы подождать, я выпиваю еще две таблетки. Закрываю глаза, в надежде, что это притупит боль. Проходит десять минут, потом еще десять и я чувствую, как головная боль отступает. Открываю глаза. На улице уже рассвело. Настало долгожданное зимнее северное утро. Ищу глазами хозяйку квартиры. Ее нет в зале. Спрашиваю о ней.

- Она уехала в институт, - отвечает рыжая девушка с татуировкой на предплечье.

- Какой институт? Сейчас же новогодние праздники! – отвечаю я.

Вижу, что моя реплика заставила их засуетиться. Высокий худощавый парень в костюме попробовал ей позвонить, но телефон оказался выключен. Рыжая забегала по квартире в надежде, что хозяйка не ушла. Я вспоминаю обреченность в ее голосе и судорожно соображаю, что можно сделать. Что я могу в чужом городе, не зная, где нахожусь. Я даже не помню ее имя. Но у меня уже не болит голова и хватает жизненного опыта, чтобы не паниковать. Прошу вызвать мне такси и указать нужный корпус СПбГУ в качестве пункта назначения. Один из парней ее одногруппник и он точно вводит данные в приложение. Да здравствует двадцать первый век! Не нужно никуда бежать, нажал несколько кнопок на телефоне, и машина приехала.

Ребята помогают мне найти пальто. Каждый из них пытается что-то сказать. Все замечали странности в ее поведении бла-бла-бла. Она стала какая-то замкнутая бла-бла-бла. После того, как бабушка, воспитавшая ее, умерла, она совсем перестала смеяться бла-бла-бла. Сейчас не время болтать, время действовать. Я выбегаю на улицу, чтобы скрыться от этих пустых разговоров. Пухленький паренек со шрамом на брови пытается увязаться за мной. Пресекаю его попытки. Сажусь в подъехавшую машину.

На улице мало автомобилей. Праздники, утро. Водитель пытается навязать мне какой-то разговор, но бросает попытки, после нескольких вопросов, в ответ на которые получает только молчание. Я смотрю по сторонам. Зачем? Не знаю. Пытаюсь ее найти. Нужно же что-то делать! Я готов предположить, что мне все показалось. Черт побери, я бы многое отдал за то, что все мои опасения – это плод больного похмельем воображения. Пусть эти ребята будут смеяться надо мной потом. Мне плевать. Но их реакция служит неприятным доказательством моей догадки.

Сегодня мне везет. Вижу одинокую фигурку, бредущую по Большеохтинскому мосту. Прошу водителя остановить. Он возражает, говорит, что на мосту нельзя останавливаться.

- Тормози, я сказал! – кричу так, чтобы у него не оставалось сомнений в моей решимости.

Кидаю несколько купюр на сиденье и выбегаю. Таксист что-то кричит мне вслед. Странный человек – вроде нельзя здесь стоять, логично было бы поскорее уехать, а он тратит время, чтобы высказать все, что думает о моей удаляющейся фигуре. Ох, если бы не девчонка… Я бы преподал тебе урок вежливости.

Иду ей навстречу. Она опустила голову и смотрит под ноги, но, когда мы поравнялись, поднимает глаза. Я не знаю, что сказать. Все еще есть сомнения, что я идиот и напридумывал всякого.

- Вы? – удивляется она. – Что вы тут делаете?

- Хотел поблагодарить за таблетки, за гостеприимство. И, вообще, за все. Подумал, что возможно тебе сейчас нужен друг. Хочешь, позавтракаем где-нибудь?

- Это так странно, - ее растерянность сменяется улыбкой.

Я выдыхаю и улыбаюсь в ответ.

- Согласен. Может все происходит не просто так?

Она кивает.

- Я думала, что вы спите. А вы слышали. Все слышали.

Похоже, что слышал я далеко не все и многого просто не помню, но знаю достаточно, чтобы понять ее настрой. Она достает сложенный лист бумаги и протягивает мне. Разворачиваю. На нем изображен кит в нескольких проекциях.

- Это вы, - отвечает она на мой вопросительный взгляд.

- Я кит?

- Это кашалот. Он проводит большинство времени на глубине, наблюдая, но не показываясь. Он большой, опытный и добрый. Люди не видят его и почти ничего о нем не знают. А он присматривает за ними. Видит прыгающих с яхты туристов, рыбаков и тех, кто потерпел кораблекрушение. И иногда он подплывает совсем близко к поверхности, чтобы те, кто потерял надежду и силы почувствовали под ногами что-то твердое, теплое и живое. Кашалот не дает им погрузиться в пучину. Он ничего не делает, просто находится рядом, чтобы они могли сделать несколько спасительных вздохов и обрести веру в себя и в чудеса. Чтобы они не сдавались и продолжали свой путь, даже если он будет казаться нелегким.

— Мне нравится, - говорю я. Да и что тут еще можно сказать?

— Это вам, подарок на день рождения.

Совсем забыл. Мне же сегодня сорок. Я смотрю в ее голубые глаза и пытаюсь придумать что-то жизнеутверждающее. Бывают моменты, когда не нужно придумывать что-то оригинальное или остроумное, достаточно сказать, что-то простое и честное.

— Спасибо, это лучший подарок, что я получал, - я делаю паузу и подмигиваю: - Все будет хорошо.

— Будет… по-разному. Но я постараюсь не подвести кашалота, который поверил в меня.

Она разворачивается и уходит. Я смотрю ей в след и точно знаю, что с ней все будет в порядке. Иногда хорошо, иногда не очень. Жизнь подарит ей тысячи сюрпризов и разочарований, но она справится. Раз уж такого циника, как я, смог удивить сегодняшний день, то на столь романтичную натуру он не мог произвести меньшее впечатление.

Только сейчас я чувствую, как на улице холодно. Я застегиваю пальто и направляюсь в противоположную сторону. Я не оставил идеи позавтракать и зимняя прогулка над Невой заставляет двигаться быстрее в теплое уютное место.

Несмотря на холод, я прохожу мимо одного кафе, потом другого. Я выбираю заведение с самой симпатичной, на мой взгляд, вывеской. Нахожу. Открываю дверь и устраиваюсь в углу, поближе к спрятанной за экранами батарее. Я достаю телефон, отключаю авиа-режим, и мне начинают сыпаться сообщения от жены. Начиная со вчерашних оскорблений и заканчивая сегодняшними раскаиваниями. Набираю короткое: «Буду к полудню. Вечером идем в наш ресторан. Я люблю тебя». И снова выключаю телефон.

Я достаю нарисованное девушкой, имя которой я так и не вспомнил, изображение кашалота и погружаюсь в размышления. Странно все это: прошедшая ночь, тяжелое утро и этот разговор на мосту. Цепочка случайных событий, приведших меня к этому подарку. Любой, кто знает меня, подтвердит, что я не ангел. Так может все наоборот. Хозяйка квартиры, местонахождение которой я вряд ли найду, была посланницей небес. А может у светящегося шара, расположенного в центре вселенной, есть план для всех, и такие многоходовочки – обычное дело? Мы их не замечаем, пока не становимся частью. В любом случае такой сюрприз на сорокалетие я не забуду. Наверное, поэтому его и не принято праздновать.

Я поднимаю глаза и вижу над собой официантку. Она явно ждет ответа, но я был так поглощен своими мыслями, что не слышал вопроса. Я складываю рисунок, растягиваю губы в улыбке и безапелляционно заявляю:

— Я – кашалот!

Мгновение и растерянность на ее лице сменяется добродушной улыбкой:

— Как только вы вошли, я сразу так и подумала.

Видимо эта молодая, чуть полноватая девушка повидала достаточно придурков за свою недолгую карьеру.

— Вы очень проницательны. А мне на это понадобилось сорок лет, - опускаю я голову.

Она понимающе кивает и переводит тему:

— Блинчики или омлет? Заказывайте, пожалуйста, у меня была ночная смена и вы мой последний клиент.

— А что вам больше нравится?

— Мне блинчики, - она мило прищуривается, - но вам я бы порекомендовала омлет. И кофе с коньяком.

Похоже видок у меня все-таки помятый.

— Тогда омлет для меня и блинчики для вас, - предлагаю я.

Вижу, что она растерялась, но у меня сегодня слишком хорошее настроение, чтобы мне отказать. Она сомневается, но я свечусь позитивом:

— Видите ли, - я смотрю на часы, - три часа назад мне исполнилось сорок лет, и я не хочу завтракать один. Вы сказали, что смена у вас закончилась и, думаю, чашка кофе в конце рабочего дня вам не повредит.

— Если у вас есть с собой паспорт, то вы получите скидку пятнадцать процентов, - решает она проверить мои слова.

Я протягиваю ей паспорт, и она поздравляет меня с юбилеем, не забыв намекнуть на то, что рановато я начал праздновать. Пожимаю плечами – так получилось.

— Я составлю вам компанию, при одном условии: объясните, почему вы – кашалот?

— Тогда нам понадобится много кофе с коньяком, - смеюсь я, отодвигая соседний стул, чтобы она могла сесть.

Как всегда буду благодарен за отзывы, замечания и конструктивную критику.

Небольшой вопрос для тех, кто дочитал до конца. Если не сложно, плюсаните в комментах понравившийся вариант ответа.

Какой формат книг вы предпочитаете?

а) Жесткий переплет

б) Мягкий переплет

в) Электронная версия

Заранее спасибо!