Тогда-то все и началось⁠⁠

- … И всё-таки Профессор был неправ!..

Льюис допил свою кружку джинджер-эля. Какого такого профессора он ругает, я не понял.

Мы находились в своей среде обитания под названием «У Снарка». Сам Снарк, собственно, и был за стойкой. Мне всегда было страшно, что однажды Снарк окажется Буджумом. Но он не оказывался, он просто ходил, ворчал, наливал что-нибудь Кэрроллу. Всё как обычно.

- Какой профессор? – спросил я Кэрролла.

- Какая разница? Любой профессор однажды всё равно бывал неправ. Это просто считается хорошим тоном в интеллигентной компании – сказать, что Профессор был неправ, и получить за это по морде.

- Тебе очень хочется получить по морде?

- Да всё равно никто ведь не врежет. Всем стрёмно дать по морде ископаемой Птице Додо.

- Хочешь, я врежу?

- Да пошел ты! Ты не умеешь бить морды. И бить ты будешь не из соображений в защиту Профессора, а из своего кретинского духа противоречия.

- Ну, положим, так…

- Ну и положим!

Снарк долил нам обоим. Он всегда наливал, чего ему самому заблагорассудится. Я опустошил стакан. Это оказался коктейль «джаббервоки». Не знаю, что входило в его состав, по крайней мере, кусочков Джаббервоки там не наблюдалось. Однако прошибало отменно.

- Слышь, Льюис!..

- А?!

- А тебе не кажется, что всё происходящее слегка напоминает Харакири Таракана?

Кэрролл стащил пачку «Лаки Страйк» у окончательно заснувшего Жан-Поля, прикурил со стороны фильтра, и ответил:

- А чего бы и не напоминать? Вот он, пиво пьет.

Он и в самом деле пил пиво. Мне тоже захотелось пива, но Снарк принёс водку.

Какой-то змеехвостый тушканчик допивал жан-полевский абсент. Зря он этим вообще-то занялся, он с первого же глотка зашатался. Но это его личное дело.

- Кэрролл, а ведь ты же сам профессор?

- Ну, дай мне в морду за то, что я неправ.

Естественно, я не дал ему в морду, тем более что он уже отвернулся, приветствуя кого-то. Это был старина Джон. Я помахал рукой Джону. Он мне тоже помахал рукой. Его сопровождал какой-то странный пёс.

Я хотел спросить у Льюиса, та ли это самая псина, но тот устремился в сортир, напевая Yellow Submarine. Поэтому я спросил у Харакири Таракана. Он загадочно прищурил и без того узкие глаза, и сообщил мне, что это действительно пёс-борец, но уже давно не выступающий, а злоупотребляющий джинджер-элем в компании Джона и Люси.

Вошел Профессор, пыхтя трубкой. Запахло средиземской берёзой. Он плюхнулся на табурет рядом со мной, вежливо предложил затянуться, и щелкнул по уху пьяного змеехвостого тушканчика. Чтобы вечер не пропал зря, я сказал ему, что некий Додо высказывался насчет неправоты Профессора. Профессор задумался и переспросил: «До до, или до после? Или до си? хотя до си будет ля… а до до будет си?...» Стало понятно, что ему всё происходящее уже до…

-Ты неправ, Профессор! – заорал вернувшийся Кэрролл.

- Додо, я понял! Ты – Си! – торжествующе ответил ему тот, и жестом индейца протянул трубку в сторону Харакири Таракана, который, вспомнив хипповскую молодость, начал жадно заглатывать дым.

- Si, signor! – ответил Льюис. Прикол Профессора его никак не задел, потому что в своем недавнем походе он, видимо, встретил какую-то мысль.

- А плавал ли Джон на джонке? – спросил он у меня.

- А не проще ли спросить у Джона?

- Эй, Джон!!! – тут же заорал Кэрролл на другую сторону барной стойки, хотя Джон был на этой стороне, - Плавал ли ты когда-нибудь на джонке?

- Исключительно когда со мной Джа! – заорал Джон в ответ. – О, гляньте, Жан-Поль проснулся!

- Isn’t it good, Norwegian Wood? – поинтересовался Харакири.

Жан-Поль ухватил пробегавшего мимо Снарка, и потребовал кофе. Снарк, с присущим ему свинством, принес чай в заварочном чайнике.

- Жан, скажи, а уважаешь ли ты Джа? – перешел на любимую тему Джон.

Жан-Поль задумчиво посмотрел на пьяного в дым тушканчика, уснувшего в его стакане, поднял его за змеехвост и начал методично запихивать его в чайник, приговаривая: «Спишь, зараза? Значит, ты – соня!». Даже Кэрролл не рискнул объяснять ему, что это не та соня, которую положено запихивать в чайник.

Лишь тогда, когда большая часть тушки тушканчика оказалась в чайнике, Жан, который Поль, соизволил ответить:

- Джа?! Джа я обожаю!

Молчаливый Пёс-Борец решил принять участие в разговоре, и с явным любопытством поинтересовался у Жан-Поля:

- А ты какой именно Жан-Поль? Сартр или Бельмондо?

- Какой угодно, – ответил наш всегдашний собутыльник, - Иногда тот, иногда этот. Могу быть Жаном, могу быть Полем… или полем… магнитным, к примеру… или полем, даже Русским полем экспериментов.

- А Полом можешь стать? – спросил Джон, протягивая ему бас-гитару, – А то мне и поиграть не с кем.

- Хоть потолком, – ответил Жан.

- Дичь!!! – провозгласил Снарк.

Кэрролл посмотрел на него, как Джаббервоки на Стрижающий Меч.

- Ты чего это? Совсем обуджумел?

- Да нет! Здесь Араминта! Араминта! Дичь!

И в самом деле, в дверях появилась Араминта в ковбойском прикиде. Джон помахал ей, обращая ее внимание на наше сборище.

- А вот и вы! – сказала она, и отобрала у Профессора трубку. Затянувшись, она по своему обычаю начала смеяться, что было частью своеобразного ритуала приветствия.

- Кто же кусает блох? – продолжил свои космологические изыскания Жан-Поль.

- Блошиные блохи! – не прекращая смеяться, ответила Араминта. – А их кусают блохи блошиных блох.

Я решил тоже вставить свое слово.

- Вы еще начните решать проблему, связанную с поверьем, что у каждого человека есть свой черт.

- Во загнул! – восхитился Снарк.

- Так есть ли у чертей свои черти? – не успокаивался Жан.

- Моя бабушка всегда мне говорила: «У черта своих два черта, ты будешь двадцать четвертым».

- Цикличность континуума! – взвыл Кэрролл, а Джон просто выпил с Харакири.

- Федя, Дичь! – воскликнула Араминта, и на стойке перед ней появилась Дичь. Судя по выжидательному выражению на лицах посетителей, нести ее предстояло сегодня мне. И я, было, понес ее, хоть и не был Федей, но она взлетела, стукнув крылом двух ни в чем не повинных Котов, и унеслась в Безоблачную Высь – заведение, конкурирующее с баром Снарка.

Коты – Чеширский и Честерфильдский, слегка сбитые с толку и со стульев полетом Дичи, продолжили свое занятие. Они упорно играли в дурака, но, поскольку все карты были Козыри, смысла в игре не было. Гораздо больше их забавляла беседа:

- Попал ли Люк в петлю? – вопрошал один.

- Не был ли это глюк? – в тон ему по-еврейски отвечал другой.

- Но был ли это глюк Люка?

- Если это не глюк Люка, тогда это глюк создателя петли.

- Тогда он попал в петлю.

- А если он сам глюк?

- Глюк Люка или люк глюка?

Поглощенный беседой, Честерфильдский попытался было закусить змеехвостым тушканчиком, но тут вырисовался Снарк, и заявил, что здесь посетителями закусывать не принято. Кот выплюнул тушканчика, и заявил, что все мы глюки. Я заметил, что одна из карт мне подмигнула.

- Все мы глюки! – поделился я новостью, вернувшись к своей компании.

- Возглючим же! – заорал Снарк, опустошил четыре бутылки джин-дождя 1999 года выпуска, и стремительно стал буджуметь. В потолке открылся люк.

- В потолке открылся люк – не пугайся, это глюк! – сказал Харакири Араминте. Жан-Поль и Джон одобрительно кивнули и по очереди затянулись профессорской трубкой.

- Глюк! – заорал Профессор.

- Не глюк! – решительно возразил Кэрролл.

- Началось! – обрел дар речи тушканчик.

Из люка выпрыгнул совершенно незнакомый тип, допил содержимое стаканов, принадлежавших Котам, и произнес:

- Ну, наконец-то я в интеллигентной компании. Позвольте представиться: композитор Глюк.

- Профессор был неправ! – заорали друг другу в один голос Кэррол и Профессор, и единодушно врезали друг другу в морду.

Тогда-то все и началось.