По законам военного времени (Глава 36)

Новая Барангулка


Все наши углеразведчики уже жили в деревне Новая Барангулка, а я всё ещё квартировал в селе Тугустемире у бабки Ариши. В селе был клуб, библиотека, у меня здесь появились приятели среди местной молодёжи, с которыми я проводил свободное время «на улице». Да и с бабкой мы жили дружно, я помогал ей по хозяйству, иметь свой дом без мужских рук трудно, а для меня эта работа была привычной. После работы меня ждал сытный ужин с домашними соленьями-вареньями.

По пути из дома на работу я должен был проходить практически через всю деревню Барангулку, так как контора наша находилась на другом её конце. Проходя, здоровался со всеми встречными жителями, в деревне так принято, тем более, почти все они меня знали, я ведь ходил по домам снимать жильё для рабочих.

Возле дома Жоховых меня обычно останавливал пожилой хозяин дядя Костя и спрашивал:

- Чай-то не надоело тебе ходить в такую даль? А то переселялси бы к нам, места хватит…

А дочь его, Настя, с подружками подкарауливала меня где-нибудь и шутя выговаривала, что всем поселили квартирантов, а им нет. Я смущался и, как мог, отшучивался, понимая, почему ко мне такой интерес.

Перебираться в Барангулку мне ну никак не хотелось, но я чувствовал, что начальство недовольно тем, что я живу далеко, хотя формально придраться ко мне оснований не было.

Но вот как-то раз я проспал и опоздал на работу. В тот же день начальник партии вызвал меня и сказал как отрубил:

- Ну, вот что. Давай-ка, брат, ты от коллектива не отрывайся. Чтобы завтра же перебрался жить в Барангулку.

Конечно, это было правильное решение с его стороны, нельзя ещё совсем молодого работника надолго выпускать из поля зрения коллектива.

Особо выбирать, где квартировать мне было некогда, и я пришёл жить к Жоховым.

У них был довольно большой дом, разделённый на две половины. Одну они предоставили мне, а в другой жили сами вчетвером: дядя Костя с женой тётей Анютой, их дочь Настя и маленькая внучка от старшей дочери, жившей где-то в Ташкенте. Я уж не помню, как звали эту девочку, потому что все её называли по кличке «Узбек».

Мне была предоставлена не только большая комната, но и широкая деревянная кровать с пуховой периной. За всё это плата была установлена вполне умеренная. В неё входило и приготовление пищи, и выпечка хлеба. Готового хлеба в деревне не продавали и хозяйки пекли его сами в русских печах.

Продовольственная проблема у колхозников, жителей Барангулки, решалась следующим образом: овощи у каждой семьи были свои, среди них преобладающее место занимали картофель, капуста и зеленый перец, который ели в солёном виде. Фруктов не было никаких. Многие держали коров, овец, рабочих быков, кур. Совершенно не было рыбы — ни в магазинах, ни у рыбаков-любителей, так как вблизи не имелось водоёмов. В кооперативном магазине изредка появлялась селёдка да и то очень сомнительного качества.

Зерно колхозники получали в колхозе на трудодни, но очень мало. Никогда не видел в продаже сахара, конфет, сыра, колбасы.

Как-то мне из Кизела прислали посылку с сахаром-рафинадом, так я её почти всю раздал по знакомым и малознакомым, которые просили кусочек для детей.


Жоховы


В деревне почти каждая семья имела какое-нибудь уличное прозвище. Чаще всего они носили обидный характер, хотя порой вроде бы ничего не обозначали. Я помню, например, ,такие прозвища как Бальбай, Чинок. Был в деревне старик, которого все звали дед-Крыса…

У моих Жоховых прозвища не было, может потому, что у хозяина было не сильно распространённое в деревне имя — Костя и их всех звали Костины.

Дядя Костя был ещё не стар, лет пятидесяти, но в колхозе он только числился. А необходимый уровень трудодней, чтобы не отобрали землю под огородом, вырабатывала Настя. В памяти сохранилось, что почти каждое утро раздавался стук палки по окну и слышался голос бригадира, который кричал, на какую работу сегодня следует идти Настьке.

Кроме трудодней семье нужны были деньги и дядя Костя решил освоить новое ремесло — катать валенки. Оно должно было приносить верный доход, многие держали овец и шерсти в деревне было много, а морозная зима предъявляла на валенки хороший спрос.

Я, конечно, не помню всего процесса, но то что дело это непростое убедился сразу. Мельчайшие частицы шерсти и пыли постоянно висели в воздухе и мешали нормально дышать, а непрерывное щелканье тетивой (выбивание шерсти) надоедливо било по ушам целыми вечерами. У меня зимней обуви не было и дядя Костя меня утешал:

- Ничего, вот скатаю, первая же пара будет твоя!

И действительно, хотя и долго у него ничего не получалось, но первую же приличную пару он вручил мне. Разумеется, не задаром, а за полную базарную цену.

Я был доволен, теперь не буду мёрзнуть на буровой. Но уже через месяц мои валенки потеряли свою твёрдую форму, а потом и совсем расползлись. Дядя Костя же, видя что творится с его первым «блином», нисколько не признал свою вину, а наоборот, выговаривал мне, что я не остерегался, подмачивал валенки, а потом пересушивал. Вот они и потеряли форму.


Настя


Настя Жохова, дочка хозяев, восемнадцатилетняя девушка, коренастая, краснощёкая и весёлая, выглядела старше своих лет, как и многие деревенские девчата, с малых лет знавшие тяжёлый труд в сельском хозяйстве. Она хотела выйти замуж и не скрывала своего желания. Но в деревне парней было так мало, что не то что выбирать — даже надеяться было не на что.

И вот появилась углеразведка, или как нас называли деревенские, «бурилка». Среди приехавших было десятка полтора неженатых парней. У деревенских девушек закружились головы. Ведь выйти замуж за рабочего углеразведчика — означало для деревенской девушки реальную возможность порвать с колхозом, в котором приходилось работать почти задаром и уехать в неведомые края, жить, возможно, в городе с мужем, который приносит домой зарплату. В общем, было от чего волноваться.

На деревенских улицах ежевечерне устраивались гулянья молодёжи. Играла гармошка, плясали, пели песни. Вскоре начались и свадьбы.

Когда я пришёл заселяться к Жоховым, дядя Костя сразу предупредил:

- Только, парень, давай так: с девкой не баловаться… Если надумаешь что серьёзно — так скажи, а так просто, прошу тебя, не балуй!

Настя держалась со мной свободно, но в рамках приличия. Для женитьбы она мне не подходила, да и рано было мне ещё жениться. Мы с Настей стали друзьями, вместе ходили на гулянья, а возвращались в разное время. Скоро она поняла, что на меня надежды нет и, надо сказать, не особенно горевала. У неё ещё время не ушло. Вышла она замуж только года через два, когда нас в Барангулке уже не было.

Как только родители-Жоховы поняли, что сделать из меня зятя вряд ли удастся, мой статус в доме несколько понизился: у меня забрали перину, постелив вместо неё соломенную циновку и стали брать деньги за молоко, которым раньше угощали бесплатно.