Островная история⁠⁠

- Святый Панталошка! Дракон! - крикнула какая-то женщина и мгновением позже в небо устремились сотни глаз.

Площадь Мужества в этот августовский вечер была до отказа заполнена собравшимися на торжество людьми. Дочь короля, прекрасная Люсиль, завтра поутру выходила замуж за принца соседней державы, а в преддверии этого события монарх по обычаю всегда устраивал своим подданным праздник.

У короля, к некоторой его досаде, было много дочерей - целых семь - и горожане успели хорошенько выучить программу мероприятий. Сначала к ним выйдет епископ и будет долго говорить с помоста. Эта часть церемонии, наполненная благочестием, невероятно скучна и служит всего лишь разминкой перед основными событиями вечера. Вслед за епископом всегда приходит очередь главного советника. Тот говорит мало, горстями мечет в народ серебро, но все знают, что это он притворяется добреньким, а на самом деле вор, мироед, да к тому же иноземец. Советники - они все такие. Потом бывает факельное шествие, раздача вина, праздничная иллюминация... А вот драконов никаких в списках не значится!

Толпа встревожено заколыхалась, истошные вопли ужаса, перемежаемые плачем и заливистым лаем окрестных собак, поднялись в небо, где парило крылатое чудовище.

Ярко светились его круглые глаза, из пасти с гулом вылетали снопы искр и клубы чёрного дыма. Заложив крутой вираж, дракон резко пошёл на снижение, чтобы с ревом пролететь над головами разом бросившихся навзничь добрых жителей столицы, миновать богато украшенный помост и, едва не задев крылом низкие крыши домов, устремиться к королевскому дворцу.

Резиденция правителя, выполненная из розового мрамора, светилась множеством огней: готовился очередной предсвадебный банкет для сановитых гостей, съехавшихся ради такого события со всего света. Горделиво трепетали флаги с красной чайкой на белом полотнище - знаком короля. Из-за прикрытых от мошкары окон доносились звуки передвигаемых столов и плохо настроенных инструментов. Дворец жил собственной жизнью, не подозревая о нависшей над ним угрозе. Дракон тяжело приземлился на четыре лапы разом и не сразу остановился, проборонив плотно пригнанные камни брусчатки словно мягкую землю. Перед ним предстал чёрный ход, у которого теснилось дюжины две экипажей, несколько осёдланных коней и даже самодвижущаяся карета на паровом ходу. Из-за грохота и клокочущего в зеве чудовища пламени, невольно притягивающего все взоры к его персоне, дворцовая стража не заметила, как метнулись в сторону от звероящера, а после скрылись в потемках две быстрые тени.

Защитники престола с превеликим удовольствием повторили бы сейчас манёвр горожан с Площади Мужества, мужества которых вполне хватило, чтобы разбежаться по домам и подвалам. Однако люди они были служилые, давали клятву верности, а потому лишь крепче нахлобучили парадные шлемы, опустили копейные жала и пошли, содрогаясь от ужаса, на незваного гостя.

- Где ты прячешься, советник Хризолакс, гнилая твоя требуха? Выходи, иначе худо будет! - трубным гласом возвестил вдруг дракон, неспешно похлопывая крыльями. Один из стражей, не вынеся подобной дерзости, упал в обморок. Ещё пара сразу же остановились, не в силах бросить товарища в несчастье и начали обмахивать того чем придется, пытаясь пробудить. Оставшиеся двое с тоской взглянули на счастливцев, сделали через силу ещё пару шагов и тоже хлопнулись на землю, причём один даже глаза не удосужился закрыть.

Кучера, дворники, лакеи, недавно ещё сновавшие по двору с самыми занятыми лицами, буквально растворились в воздухе, переплюнув самого придворного чародея в его лучшие годы. Захлопали окна, раздался первый крик страха.

Тем временем главный советник примерял праздничную мантию. Не далее, как через пару часов ему предстояло отправиться на площадь, дабы сменить уставшего славословить епископа и в очередной раз убедиться по ропоту толпы, что его считают негодяем. Хризолаксу, конечно, несказанно обидно было слышать подобное, но он всякий раз коварно не подавал вида.

Мужчина как раз намеревался спросить супругу - очень бледную, но красивую женщину с чем-то змеиным в лице - как он смотрится в ненадёванной до этого дня мантии, когда услышал драконий рык. Выглянув в щель между занавесок, он увидел во дворе здоровенную огнедышащую образину и поспешил отпрянуть.

Выходить на верную смерть совсем не хотелось, но и не выходить было нельзя: в двери покоев уже стучали испуганные придворные, умоляя не гневить чудовище и скорее показаться на балконе. Им вторили находившиеся в помещении слуги. Это, а так же обещание дракона сделать ему в случае неповиновения худо, в конечном итоге и заставило советника, закусив губу, выйти пред очи звероящера. Жена хотела было предупредить Хризолакса, что это опасно, но в последний миг раздумала говорить очевидные вещи и лишь коротко обняла супруга на прощание. Она была почти так же коварна, как сам мужчина, потому заранее работала на репутацию безутешной, однако сильной женщины, вдовы большого государственного человека.

На балконе советник сжал нарядные перильца так, что побелели пальцы. Морда дракона располагалась самую чуточку ниже его балкона и Хризолакс очень хорошо видел огромные светящиеся глаза монстра, глядящие ему прямо в душу.

- Вот и я! - сказал советник, всего дважды сбившись в такой длинной тираде. Знай он, что вся оставшаяся в сознании дворцовая стража поголовно, все солдаты, рыцари, знатные военачальники и жених принцессы Люсиль уже спешат сюда, а король как раз втискивается в старый боевой панцирь, то, наверное, вел бы себя куда увереннее. Но Хризолакс не знал.

- Ты-то мне и нужен, червь! - пророкотал дракон и выпустил облако пара. - Твоя подлость известна всему миру! Готовься к смерти!

Советник не слишком испугался. Во-первых, страшнее самого дракона он придумать все равно ничего не мог, а во-вторых, ему грозили смертью каждую неделю.

- Мне бы хотелось пожить ещё немного и сделать для королевства что-нибудь хорошее, ваша чудовищность... - пролепетал Хризолакс, начав подленько торговаться за свою никчемную жизнь. - Нельзя ли дать мне отсрочку в несколько лет?

- Что? Ты вздумал смеяться? - рявкнул дракон злобно. - Так знай: будет тебе отсрочка, если сей же час мне приведут сотню юных девиц на поругание! Нет, не сотню, тысячу! Некоторых я, так и быть, просто слопаю!

Советник побледнел. Только неделю назад он, по врожденному своему коварству, убедил короля предоставить женщинам право свидетельствовать в суде и получать образование, повелел заложить первую в столице школу для разночинцев обоих полов, запретил ростовщикам брать больше семи процентов и надеялся продолжать развал страны и дальше. Жить ему, соответственно, очень хотелось. Но тысяча девиц...

- Может, деньгами? - дрожа всем телом, произнёс он.

- Ты издеваешься, низкая твоя душонка, не иначе! Деньги - прах! Сколько в стране добывают меди? Чёрных руд? Угля? Алмазов?

- Эээ... Не помню точно, но кажется... - совсем растерялся советник.

- Не продолжай, глупец! Не отягощай положение ложью, коли не знаешь! Тоже мне, второе лицо в королевстве..! - оборвал его дракон. - Сколько бы не добывали - мне слишком мало этих крох. Удвоить, нет, утроить добычу, ты слышишь меня, человечишка? Сталь, медь, уголь, оружие! Боевые безлошадные колесницы! Мне нужно это все через год... ну хорошо, через три года! Много, очень много! Я прилечу за добычей и, если не найду чего хотел, то сравняю город с землёй! Ты меня понял?!

Советник только и мог, что кивать обречённо, ещё не понимая, как легко отделался.

А дракон, словно чуя приближающуюся опасность, вдруг заторопился.

- Ну понял - и славно, - произнёс он почти мирно. - Прилечу, значит, через три года. Смотри у меня!

И с рёвом быстро-быстро начал пятиться назад. Ярче вспыхнул огонь в приоткрытой пасти, хлопнули и замерли в развернутом состоянии крылья. Толстым коротким хвостом дракон погнул и разорвал дворцовую решётку, отполз задом ещё немного и вдруг метнулся вперёд, на ходу отрываясь от земли и оставляя королевскому войску, спешащему на помощь главному советнику, лишь густейшее облако чёрного дыма.

Пронесшись над городом, звероящер приземлился на дне неглубокой потаённой лощины, погасил внутренний огонь и замер в ожидании.

Хризолакс же, на ватных ногах вернувшийся в покои, первым делом свел приятное знакомство с бутылкой креплёного, а потом всю ночь сочинял закон «О недрах». Уснул он над кипой бумаг только под утро, так и не сняв праздничной мантии.

***

Пока одни вели с драконом переговоры, а другие шли на него войной, во дворце творилось невесть что. Испуганные слуги метались по коридорам и залам; вельможи, так и не воссевшие за праздничный стол, стали белее простыней; кто-то призывал небесных заступников, а кто-то под шумок взламывал двери винных погребов. Вполне объяснимая суматоха позволила некоему молодому человеку не только пробраться во дворец, но и беспрепятственно достигнуть опочивальни королевской дочери. Мелькнули и пропали в конце коридора его светло-русые кудри, спадающие на мускулистую шею сзади, решительное лицо с крохотным шрамом на щеке, хлопнула высокая дверь. И осталась лишь мгла комнаты, совсем не разгоняемая тусклым светом убывающей луны за окном, тихая речь, да жаркое дыхание.

- Кто здесь?

- Это я, сударыня!

- Вы? Но зачем, вам нельзя здесь! Уходите немедленно!

- Мой путь был долог и устилали его вовсе не розы. Как можете вы гнать человека, преодолевшего столько опасностей ради одной только встречи?

- Мы все сейчас в опасности. Разве вы не слышите рев дракона? Заклинаю вас, уходите скорее!

- Что такое дракон, когда мы не виделись больше трёх лет, что такое опасность, когда мы все-таки встретились! Не прогоняйте меня, я все равно не уйду...

- Все такой же безрассудный...

- Да, сударыня, и ничуть не жалею. Ведь это вы лишили меня рассудка, а не кто-то другой! Разве можно было ожидать иного?

- Но я, кажется, не давала вам повода. Что будет, если я сейчас крикну стражу?

- Вы только зря сорвете хрустальный голосок... любовь моя. Вся стража спешит на бой с драконом. И нам тоже надо спешить...

- Ах, отчего у вас такие горячие руки?

- Зато вы холодны, как лед. После стольких лет разлуки вы, конечно, все забыли. Тот зимний вечер в оранжерее, музыку, игравшую где-то далеко-далеко, словно бы в другом мире...

- Я... я помню это. Но вы так неожиданно пропали, не оставив следа...

- На то были веские причины. Ваш отец не желал нашего союза.

- Не желает и сейчас. Ох! Ч-что вы такое делаете..? Прекратите сейчас же! Грех на вас, ведь я уже помолвлена...

- Знаю, любовь моя... Свет моих очей... Как же долго я ждал... Ведь ты не любишь его, он стар и лыс. Давай сбежим, пока не поздно!

- А если... я скажу... нет?

- Тогда я похищу тебя и все равно заберу с собой! Однажды ты поймешь, что...

- Я уже поняла! Все поняла! Только не прекращай, прошу тебя, пока я не передумала... Ох-х... Но что это, почему больше не слышно дракона?

- Он улетел, любимая. И нам пора. Больше нас с тобой никому не разлучить!

Когда влюблённые выскользнули из комнаты, принцесса Ровена перевела наконец дух и высунула лицо с горящими от волнения щёчками из-под одеяла.

Дракона действительно слышно не было, зато доносились приглушённые крики опоздавших с ним сразиться воинов. Улеглась постепенно суета и во дворце медленно начал восстанавливаться порядок. Где-то за стеной уже требовали важным басом подать экипаж с шестёркой лошадей по казённой надобности.

Принцессе едва исполнилось одиннадцать, но в свои годы она была умной девочкой и сообразила, что лучше всего сейчас будет лечь досыпать. Придворная дама, воспитательница младшей дочери короля, пожалованная высочайшей милостью сыграть свадьбу в один день с принцессой Люсиль, сбежала с мужчиной ради морганатического брака. Скандал, конечно, ужасный, но до утра как-нибудь подождет, не так ли?

***

В глубине тенистого парка, разбитого за королевским дворцом и выходящего прямо на прибрежные утесы издавна располагался монастырь святого Панталония Меченосца. Морские волны день и ночь катились валами где-то внизу, у подножия базальтовых плит, и живущие в благочинной обители монахи нередко чувствовали, как содрогаются под их ногами полы. Больше же ничего мирского сквозь увитые плющом и лимонником вперемешку стены монастыря не проникало. Ни шум близкого города, ни отзвуки королевских пиров, ни крепкий морской ветер. Кованая решетка, огораживающая парк, а также стража, ходящая вдоль оной дозором, не допускала простых людей в заповедные недра.

Не слышала святая братия и рёва дракона, а потому толстый монах, задумчиво стоя на часах у ворот обители и почесывая следы комариных укусов, не ожидал подвоха от неожиданно явившегося перед ним ражего молодца.

- Мир тебе, прохожий человек, - скучным голосом проговорил служитель церкви, уставший стоять и втайне желавший отцу-настоятелю разделить с ним его тяжкую участь. Это надо же - убрать привратную скамейку! Так ведь и спина отвалиться может... Пришелец его особенно не занимал. Из дворца к обители посылали людей, пусть и не особенно часто. За благословением, с известиями для настоятеля, на сбор отменных парковых грибов... Да и сами королевские особы со свитой нет-нет, а прогуливались среди поросших мохом деревьев.

- Что привело тебя к нашему смиренному жилищу?

- А вот сейчас и узнаешь, толстопузый! - рявкнул незнакомец и быстро ударил часового извлечённой из-за спины короткой дубинкой по голове. Удар был силён, монах упал, как подкошенный, не успев даже вскрикнуть. Только намотанные на оружие святотатца тряпки сохранили его жертве жизнь. Неизвестный припрятал дубинку, решительно отворил створки тяжелых ворот и шагнул в темноту и безмолвие монастырского двора.

В сумерках хорошо виднелась белая дверь, резко контрастирующая с гранитом стен. Мужчина устремился к ней и, найдя открытой, ужом проскользнул внутрь. В кромешной мгле он сразу же чуть не разбил нос, наткнувшись на ступени вниз, в лабиринты погребов, затем, двигаясь по стене на ощупь, ввалился в чью-то келью, заслужив неодобрительное брюзжание совершающего одинокую вечерню старика. К счастью, ослепленный светом луны, сочащимся в крохотное оконце, тот не сумел рассмотреть незваного гостя. А поглядеть было на что! Загорелое лицо мужчины было иссечено доброю полудюжиной шрамов, а на месте левого глаза и вовсе темнел глубокий вертикальный рубец, нижним краем уходящий к крылу широкого носа. Одежда, подобранная с каким-то особым, разнузданным шиком, тоже не подходила жителю монастыря ни цветом, ни покроем. Если бы только монах у ворот не поленился всмотреться в облик незнакомца, все могло бы пойти иначе. Однако сейчас одноглазый только промычал нечто успокоительное, прикрыл дверь и двинулся дальше. Кухню, на приближение к которой ясно указывали красное зарево печи и голоса чего-то - в нарушение устава - вкушающих после вечерней трапезы, он обошел стороной. А затем обнаружил, наконец, то, что искал - лестницу на второй этаж.

На середине подъёма ступеньки пронзительно запели, мужчина остановился и затаил дыхание, однако на показавшийся ему самому оглушительным звук так никто и не появился. Чуть слышно усмехнувшись, он продолжил восхождение. Оказавшись на втором этаже, одноглазый крадучись двинулся по коридору. Слева от него в монолите древней стене были проделаны полукруглые оконца, бросающие на пол и противоположную стену пятна света. Справа же вытянулся длинный ряд неотличимых на первый взгляд друг от друга дверей.

Расположенные часто мужчину не интересовали вовсе. Зато дверь, удаленная от предыдущих на расстояние добрых восьми шагов, завладела его вниманием полностью. Он осторожно взялся за ручку и, немного помедлив, одним слитным движением проскользнул в скрывавшееся за дверью помещение. Это оказалась спальня. Длинные и низкие, напоминающие скамьи, а возможно ими и являющиеся (кто же в темноте разберет) кровати были заняты коротко стриженными юными послушниками, в этой поздний час уже спящими. На лице визитера мелькнуло смятение, и все-таки он притворил за собой дверь, чтобы, почти беззвучно ступая ногами в мягких сапогах, пересечь комнату. По дороге мужчина вглядывался в лица мальчишек, у постелей некоторых задерживая шаг. Тусклый свет наподобие коридорного мало что позволял разглядеть, однако единственный глаз вторгшегося на чужую территорию детины уже привык к темноте. Рыжие, черноволосые, белобрысые; постарше и помладше; спящие беззвучно, храпящие или стонущие во сне - все они промелькнули перед его взором. Когда мужчина заканчивал уже свой непонятный обход, один из послушников - носатый парнишка лет двенадцати - подскочил вдруг в кровати и начал озираться с таким видом, будто проспал нечто важное.

- Опять... - с трудом отлепил веснушчатое лицо от своего аскетического ложа без подушки другой. - Ложись сейчас же... Ой, а вы кто?

Последнее, естественно, относилось к одноглазому.

- И часто он так? - деловито спросил мужчина вполголоса, не отвечая на вопрос. Спиной он ощутил, как зашевелилось в постели ещё двое или трое мальчишек.

- Почитай, каждую ночь, - отозвался его собеседник. - Всё кажется ему, что опять дом загорелся. Вот же наказание... Сам не спит, так ещё и я вздрагиваю всю ночь: не побежал бы в окно прыгать... А всё-таки, кто вы такой?

- Человек, желающий спасти свою душу, - быстро отозвался мужчина. - Мне сказали, здесь могут отпустить самые тяжёлые грехи.

- Так это вам надо к отцу Семиану, нашему настоятелю, - наблюдая, как успокоившийся товарищ как ни в чем не бывало заново устраивается спать, отвечал веснушчатый. В его голосе было удивление.

- Я тоже так думал, - проворчал одноглазый. - Однако в пути у меня возникли некоторые разногласия с мирскими законами...

- Так вас ищут? - с любопытством спросил кто-то за спиной мужчины.

- Вот это да! - вторил ему другой.

Не прошло и десятка минут, как в постели остался только давешний носатый, умудрившийся заснуть там, где все пробудились. Мальчишки в одних нижних рубахах обступили гостя. Вопросы, удивлённые возгласы, советы, как быть дальше, так и сыпались на него со всех сторон. Личность нового знакомца вызывала у ещё не проникшихся до конца благочестием подростков смесь страха с уважением, а так же, конечно, вполне естественное любопытство. Некоторые, правда, порывались было отправиться за подмогой, но таким пару раз дали по шее и они мигом сменили точку зрения. Да ведь и то верно: когда вот так встретишь настоящего морского волка!

- Нет, пацаны, это тоже не годится. Станет будто меня слушать судья, - разводил руками мужчина. - Разве ему объяснишь, что такое настоящая свободная торговля... Пустое дело! Эх, братцы, видать не там я решил бросить якоря. Судьбу так просто наизнанку не вывернешь.

- На помощь! Ко мне! Чужак в обители! - раздался вдруг крик со двора. Ушибленный монах пришёл, наконец, в сознание и теперь взывал к отмщению.

- Ну вот и всё, больше мне здесь не рады, - усмехнулся одноглазый. - Пришло время прощаться, видать.

- Вы про шхуну не успели рассказать, - вздохнул один из мальчишек.

- И про другие острова, - добавил второй.

- Значит, грехи вам не отпустят? - туговато доходило до третьего.

- Всё сами узнаете в своё время. И про шхуны, и про острова. Половину ещё забыть захочется! - отшутился мужчина. Крики незадачливого привратника переполошили тем временем весь монастырь. Уже слышались мигом узнанные послушниками шаги настоятеля, проверяющего с двумя духовными сынами помещения на втором этаже; по двору бегали крепкие мужики в рясах и с дубьем, так что полночный гость был готов покинуть обитель, да чем скорее, тем лучше. Всему, как известно, своё время.

Стоя у двери и обводя взглядом устремлённые на него лица, мужчина долго не мог понять, кто это держит его за ногу, пока не поглядел вниз. Мальчик лет шести от силы, которого до этого было не видно и не слышно в общем хоре голосов, обнимал его выше колена:

- Дядя пират, а возьмите меня с собой! Пожалуйста..!

Старшие мальчишки беззлобно рассмеялись. Некоторые из них и сами были бы сейчас не прочь убежать в другую, такую непохожую на их собственную, жизнь, но понимали, что ничего не выйдет. Мужчина осторожно взъерошил малявке волосы, передал его веснушчатому, и круто развернулся к двери, чтобы никто не видел его слез.

- Хай-ярр! Поберегись! - крикнул он из уважения к ветхости настоятеля, а потом распахнул дверь ногой и под носом у почтенного старца - дубинка в правой руке, нож в левой - выскочил в коридор.

Юные послушники бросились к окну, чтобы, толкаясь и споря, хоть краем глаза увидеть, что будет происходить во дворе.

Счастливые очевидцы, отвоевавшие себе место у оконного проёма, рассказывали потом, как ураганом налетел на пытавшихся его задержать мужчина.

- Акулья ваша мать! - кричал он, бешено размахивая дубинкой. - В сторону, долгополые! Что, не желаешь уступить дорогу? Ну, так иди сюда, пузан! Хай-ярр! Запомни, дурак, что тебе по толстому заду досталось от самого Джотто Чёрного Тюленя, грозы шестнадцати морей и не хнычь, как баба! Во славу ночного ветра, хай-ярр! Торговые вольности морским удальцам!

Разогнав людей у ворот, Джотто последний раз мазнул взглядом по тёмным окнам второго этажа и громадными скачками скрылся в парке.

***

Над самой поверхностью моря, едва не касаясь растопыренными лапами кружева белой пены, летел дракон. Зарождающийся на востоке свет уже окрасил краешек туч розовым. Свежий северняк рвал податливую пелену тумана, размётывал и топил его обрывки в солёной воде. Ночной шторм стих так же внезапно, как и грянул несколькими часами ранее и теперь спокойствия волн не омрачало уже ничего.

Дракон сам по себе был редким гостем в этих краях, ведь ещё много сотен лет назад их племя вытеснили на далёкие окраины архипелага, за дышащие пеплом вулканические острова, на самый край мира, где не ходил ещё ни один корабль, не ступала нога человека и где время звероящеров никогда не заканчивалось. Были смельчаки, решившиеся поднять на мачту крапчатое знамя поиска и отправиться в драконьи воды, на легендарные Потаённые Острова, да только больше этих героев никто не видел. Безбрежен океан, бесчисленны его опасности.

Но куда более удивительным явлением, чем дракон как таковой, была огненно-рыжая борода, торчащая из его левого глаза. К бороде прилагался внушительный нос с паутиной прожилок, лицо шириной со сковороду и голубые глаза, воспаленные от ветра и брызг.

- Нет, сударь, не на того напали! - звучным баритоном приговаривал владелец бороды, пытаясь раскурить огромную трубку. - Я вам спуску не дам. Нет, сударь, не дам! Отложить мой прожект пилы-ревуна в долгий ящик? Пускай! Отправить на этот богом забытый атолл, рыбные мельницы починять – что ж! Хорошо, утремся, забудем. Мы, сударь, не гордые! Но водяную пушку, но улиточный винт, но паровой молот-то вы на кой ляд запретили?! Если ни бельмеса в нашем деле не смыслите, так и влезать нечего! Чтобы я, заслуженный механик, воду в бадейке таскал? Вот это видали?

Раскурив трубку, бородач жадно всосал в лёгкие столько дыму, что даже позеленел. Это, впрочем, не помешало ему яростно махать в сером клубящемся облаке незамысловатой фигурой из трёх пальцев. Прокашлявшись и отплевавшись, наконец, он продолжил монолог:

- Соседи наши, надо понимать, давно на Южные Заливы зубы точат, на леса корабельные, на алмазные копи. Им только дай повод, разом флот отправят! Вот увидят, сколько мы лопатами, да кирками угля добываем (детишек, значит, напугать боимся грохотом с вибрацией, стариков смущать «колдовством» не желаем), какой металл плавим по дедовским рецептам, как добычу снижаем, да от полезных изобретений отмахиваемся, так сразу и налетят вороньем. Эх, вы! Ну, теперь ничего, теперь жить можно! Да, сударь, теперь хоть дракону на поживу, хоть народу на пользу, а вынь да положь рост производства! Уж теперь-то вспомните, небось, и пушку водяную, и винт улиточный добрым словом, мастеров созовете, кого разогнать успели, жалованье там, условия всякие. А нет, так я и сам приду и сам услуги предложу! Пилу, глядишь, протолкнуть удастся, или вот крылолёт… Доработать, конечно, надо, сырой он, но ведь летает же..! Да, так вот… Не гордые мы, сударь, ради общей пользы ещё раз утереться готовые. Прогресс - он, знаете ли, неостановим!

Дракон, в свете восходящего солнца слабо напоминающий живого, продолжал полёт. Впереди уже виднелся одинокий атолл с нагромождением ржавых колёс, треног и механизмов, обитаемый только во время весенней путины. Перестав ворчать, рыжебородый захлопнул полупрозрачный колпак, снаружи напоминающий громадный глаз и вновь взялся за рычаги управления. Его машина, по наитию, без чертежей собранная из всякой завали, жалобно пыхтела, плевалась паром и грозила развалиться в любую минуту. Отвлекаться надолго не стоило. Будущее было слишком грандиозным, чтобы подвергать его случайным опасностям.

В брюхе дракона, в тесном помещеньице два шага на три маялся, хватался за стены одноглазый пират, гроза шестнадцати морей Джотто Чёрный Тюлень. Его не смущала тряска, не раздражали грохот шестерен и гул котла, хоть и приглушённые, но весьма впечатляющие. Он думал о своём.

«Вот и встретились, сынок. Не там, где хотелось бы, но всё-таки. Ты не слишком вырос. Долгополая братия вас там, видать, не очень-то кормит. У самих щёки на плечах лежат, а детям... Ты извини, что не взял тебя с собой. Не место тебе на палубе, скользкой от крови. Мал ты ещё. Может, и хорошо, что твоя паскудная мать, доброго слова не стоящая, от тебя отказалась и ты её совсем не знаешь. При живом муже охомутать главного королевского советника! Змея… Впрочем, они с ним два сапога пара... Ладно, сынок, ладно. Ты весь в меня, я знаю. Ты пробьешься. Когда подрастёшь, я вернусь за тобой, расскажу, как дело было и тогда небу станет жарко, клянусь моим глазом, ждущим всё остальное тело в обители предков! Мы ещё выйдем в море как отец и сын. Чёрный Тюлень и Малыш Кальмар, скажем. Нет, просто Джотто и Сангвиний... Королевство запомнит наши имена! Ну, а если ты всё-таки поддашься на сладкие речи монахов и выберешь путь черноюбочника... Что же, должен ведь и пират когда-нибудь исповедываться, а знакомый святоша ещё никому не мешал.»

При этой мысли Чёрный Тюлень энергично усмехнулся и, тряхнув головой, сбросил с щеки непрошенную слезинку.

С подветренной стороны безымянного атолла, принадлежащего королю Острова Красной Чайки, есть крохотная бухточка. Там ждёт его шхуна с тремя дюжинами морских удальцов, давно уже киснущих от безделья. Ничего, теперь им найдётся занятие. Парня с девкой надо будет доставить на Кабаний, оттуда выдачи нет. Пары золотых цацек за место на «Поморнике», так и быть, хватит. Всё равно по пути. Потом назад сюда и, если рыжий всё ещё не взорвался вместе с одной из своих громыхалок, подвезти его до родных берегов. Джотто добра не забывает. Хотя вот из кого бы вышел славный морской волк, даром, что умник! Было б кому огненные кувшины делать, по крайней мере. Может, намекнуть? Ну, а дальше… Ха! До этого «дальше» поди, доживи сначала!

Грядущее писалось вилами по воде, но мужчине хватало и неотложных дел, чтобы не слишком-то об этом печалиться.

А за железными переборками машинного отделения, в аду, где царил пышущий жаром котел и грохотали механизмы, не было ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Там целовались, сидя на узлах с вещами, влюблённые и для них сейчас не существовало ничего, кроме этого сладостного занятия.