Я регулярно захожу в магазин музыкальных инструментов на Тульской и каждый раз спрашиваю, есть ли в продаже балалайки. Каждый раз мне отвечают: нет. Я спрашивал уже раз 150, и 150 раз мне ответили: нет. Смысл в том, что отвечает мне один и тот же продавец, отвечает с неизменной интонацией. А я каждый раз с неизменной интонацией спрашиваю:— Балалайки есть? — Балалаек нет. — Есть балалайки в продаже? — Балалайками не торгуем. — Балалайки можно посмотреть, какие есть? — Нет, балалаек в продаже нет. — Я бы хотел купить балалайку, почем они вообще? — Извините, у нас нет в продаже балалаек. — Народные инструменты есть? Мне балалайка нужна. — Мы их никогда не заказываем и не продаем. И ведь этот продавец, зараза, знает меня идеально в лицо, знает, что я спрошу, и знает, что он мне ответит. Но еще ни разу ни один из нас ни жестом, ни словом не показал, что каждый из нас знает сценарий. Бывает, продавец курит у входа, когда я захожу в магазин, тогда я подсматриваю за ним сквозь стеклянные двери, он равнодушно докуривает, выбрасывает бычок и возвращается за прилавок: — Что вы хотели? — Мне нужна балалайка. — У нас нет. — Жаль. Иногда он общается с другим клиентом, тогда, стоя рядом, я терпеливо жду, когда они закончат: — А балалайки в продаже есть? — Нет, мы ими не торгуем. Иногда он просто скучает за прилавком, когда в магазине никого нет, и только я расхаживаю по залу. Конечно, он знает, что будет дальше, но не подает виду и равнодушно берет журнал. — Что-то я балалайки найти не могу, они вообще в продаже бывают? — Нет, не бывают, мы ими не торгуем. Это очень суровое, по-настоящему мужское противостояние, исход которого неясен. Очевидно, что каждая сторона рассчитывает на победу. Впрочем, я уже согласен на ничью.
— Балалаек нет.
— Есть балалайки в продаже?
— Балалайками не торгуем.
— Балалайки можно посмотреть, какие есть?
— Нет, балалаек в продаже нет.
— Я бы хотел купить балалайку, почем они вообще?
— Извините, у нас нет в продаже балалаек.
— Народные инструменты есть? Мне балалайка нужна.
— Мы их никогда не заказываем и не продаем.
И ведь этот продавец, зараза, знает меня идеально в лицо, знает, что я спрошу, и знает, что он мне ответит. Но еще ни разу ни один из нас ни жестом, ни словом не показал, что каждый из нас знает сценарий. Бывает, продавец курит у входа, когда я захожу в магазин, тогда я подсматриваю за ним сквозь стеклянные двери, он равнодушно докуривает, выбрасывает бычок и возвращается за прилавок:
— Что вы хотели?
— Мне нужна балалайка.
— У нас нет.
— Жаль.
Иногда он общается с другим клиентом, тогда, стоя рядом, я терпеливо жду, когда они закончат:
— А балалайки в продаже есть?
— Нет, мы ими не торгуем.
Иногда он просто скучает за прилавком, когда в магазине никого нет, и только я расхаживаю по залу. Конечно, он знает, что будет дальше, но не подает виду и равнодушно берет журнал.
— Что-то я балалайки найти не могу, они вообще в продаже бывают?
— Нет, не бывают, мы ими не торгуем.
Это очень суровое, по-настоящему мужское противостояние, исход которого неясен. Очевидно, что каждая сторона рассчитывает на победу. Впрочем, я уже согласен на ничью.
Догадливые
еврейскиебалолайщики придут с плюшевымТакой балалайке цена 500 р