День победы в Сталинградской битве. Вечная память и вечная слава нашим воинам.

2 февраля 1943 года был полностью освобожден Сталинград.
День победы в Сталинградской битве. Вечная память и вечная слава нашим воинам. 2  февраля  1943  года  был   полностью  освобожден  Сталинград.
1
Автор поста оценил этот комментарий
было на пикабу фото, очень нравится
Иллюстрация к комментарию
раскрыть ветку
Автор поста оценил этот комментарий
Реакция в мире

Рузвельт прислал Сталинграду грамоту:

"От имени народа Соединённых Штатов Америки я вручаю эту грамоту городу Сталинграду, чтобы отметить наше восхищение его доблестными защитниками, храбрость, сила духа и самоотверженность которых во время осады с 13 сентября 1942 года по 31 января 1943 года будут вечно вдохновлять сердца всех свободных людей. Их славная победа остановила волну нашествия и стала поворотным пунктом войны союзных наций против сил агрессии."

Король Великобритании прислал Сталинграду дарственный меч, на клинке которого на русском и английском языках выгравирована надпись:

"Гражданам Сталинграда, крепким, как сталь, — от короля Георга VI в знак глубокого восхищения британского народа."

Известный французский писатель-антифашист Жан-Ришар Блок говорил:

"…слушайте, парижане! Первые три дивизии, которые вторглись в Париж в июне 1940 года, три дивизии, которые по приглашению французского генерала Денца осквернили нашу столицу, этих трёх дивизий — сотой, сто тринадцатой и двести девяносто пятой — не существует больше! Они уничтожены под Сталинградом: русские отомстили за Париж. Русские мстят за Францию!"
раскрыть ветку
Автор поста оценил этот комментарий
Вот что надо на первую полосу Пикабу, а не рекламу и худеющих баб.
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ!
раскрыть ветку
1
Автор поста оценил этот комментарий
Людмила Овчинникова:

Случилось так, что наша семья - моя мама, я и 3-летняя сестренка не смогли выехать из Сталинграда. Мы оказались сначала во дворе, в земляном убежище, а потом в бетонированном подвале, куда пустили нас соседи. Помню чувство гнетущего одиночества среди взрывов, воронок, убитых тел. Наш подвал прикрывала сверху крыша поваленного деревянного домика. В темноте я пробиралась на крутые ступеньки лестницы, чтобы подышать свежим воздухом и через щелочку среди досок увидеть какую-нибудь звездочку в небе. В ночном воздухе раздавался свист пуль, осколков. Дальние и ближние разрывы. Уже после боев подсчитала - от нашего подвала до переднего края, где немцы уже построили блиндажи, было всего 350 шагов. Моих - детских шажков. Я никогда не выезжала из Сталинграда. Но мне вспоминались беспредельные пространства, представленные на географических картах, развешанных на стенах нашего класса. "Неужели в мире никто не узнает, как мы страдаем? Не может быть!" Каждая клеточка в моем теле дрожала от страха, желания жить и ускользающей надежды.

Мы ничего не знали о том, что происходит на свете. Даже о том, что творится на верхней части нашей широкой улицы, не знали. Мы были будто на острове, затерянном среди войны. Как бы были мы поражены, если бы вдруг узнали, что в эти дни президент США Ф. Рузвельт в своей беседе у камина, приведенной в книге, так описывал стратегическую обстановку того времени. "Русский фронт. Здесь немцам по-прежнему не удается одержать сокрушительную победу, о которой Гитлер объявил еще полгода назад... По всей вероятности, миллионам германских солдат предстоит пережить еще одну суровую зиму на русском фронте".

Я видела, какое терпение и мужество проявляли наши матери. Но, чтобы выдержать выпавшие сталинградцам страдания, людям нужна была надежда. Мы были одиноки и затеряны среди войны. Я часто сидела, прижав ухо к бетонной стене подвала. Так мы слушали войну. Представления у меня были детские: я вспоминала в эти минуты, как Илья Муромец прикладывал ухо к земле, чтобы услышать топот вражеских коней. И все-таки стена подвала соединяла нас с внешним миром. Мы не знали обстановки на фронте. Но если слышали дробный стук немецкого пулемета, то понимали: что-то дрогнуло на переднем крае и немцы приближаются к нашему убежищу. Мы слышали, как взрывы орудий перекрывали нашу улицу с веселым, мирным названием - Карусельная. Дрожала от мощных взрывов бетонная стена. И мы, загнанные под землю, почувствовали, когда у немцев что-то пошло не так. По нашей улице к Волге враг не прорвался. К нашему великому счастью, подвал, где мы ютились, остался до самого конца в расположении десантников 39-й гвардейской дивизии, защищавшей заводской поселок завода "Красный Октябрь".
...В конце ноября 1942 года в овраге, куда я пришла за кашей к солдатской кухне, вдруг услышала такой разговор: "Ты слышал, к нам идет Донской фронт". Смысла этого разговора я не поняла, а спросить постеснялась. Но эту удивительную новость я принесла в подвал, взрослые поняли сообщение: очевидно, свежие войска с Дона идут на помощь Сталинграду. Мы не знали тогда, что немцы уже окружены под Сталинградом. Много было смертей вокруг. Но чего я боялась даже больше смерти, что наводило на меня панический ужас, так это мысль, что нас могут захватить немцы. К нам по водосточным трубам пробрались две женщины. Они рассказали, как действуют каратели: подойдя к земляному убежищу, где укрывались жители, немцы бросали внутрь гранаты. Раненых пристреливали, а живых куда-то гнали по заснеженной степи. Как потом мы узнали - в концлагерь Белой Калитвы.

Сейчас в нашей стране трудно найти фильм или спектакль, в котором бы среди красноармейцев непременно не присутствовали выходцы из лагерей, бывшие уголовники. А вот строки из статьи, напечатанной в газете "Таймс" в феврале 1943 года:

"...Самозабвенная жажда знаний, которая стала неотъемлемой частью гражданской жизни СССР. Красная Армия - это мыслящая армия, и в глазах ее бойцов вы найдете неугасимое любопытство, многочисленные таланты и способность к самопожертвованию, столь присущую русскому народу". Стыдно и горько сейчас смотреть, как на экране изображают наших бойцов, будто явившихся из уголовного мира.

Когда мне приходится выступать в школах, и дети спрашивают, что меня больше всего поразило в Сталинграде, я отвечаю: милосердие наших солдат. Мы были в отчаянном положении. У нас не было продуктов. Мы съели помидорную ботву, общипали траву-лебеду, которой заросли овраги. Нам не выдавали даже блокадные 100 граммов хлеба: магазины и дороги были разбиты, склады сгорели. Немцы засели на бугре нашей улицы и стреляли по каждой движущейся точке. Мы никогда не просили. Знали, что у самих бойцов в котлах не густо. Продукты доставляли по Волге под прицельным огнем немецких орудий. И вот запомнилась - обычная! - картина: спускается к нам боец и, оглядевшись, говорит: "Детей-то сколько!" В подвале было трое матерей и восемь детей. И боец начинает развязывать свой вещевой мешок. Достает кусок замерзшего хлеба или брикет каши и кладет на нашу теплую плиту. Они нас жалели. Делились хлебом. И мы выжили. Об одном жалею - не спрашивали их имен. И они ни о чем не расспрашивали нас. Оставляли хлеб и уходили. Потом мы сами ползали в овраг к солдатской кухне.
А однажды произошло чудо. Поздним вечером к нам зашла большая группа бойцов. Видно было усталые и замерзшие. Мы сгрудились в углу, чтобы оставить им больше места. Бойцы легли вповалку на полу и сразу уснули. А командир сел с нами у самодельного светильника. И мы завели привычный разговор: "Когда же придет Донской фронт?" И вдруг командир говорит: "Да мы и есть Донской фронт!".

Наши матери так закричали, что бойцы проснулись. Это был крик затравленных войной людей, которые вдруг поверили: не зря надеялись и ждали, придет конец нашим страданиям.

Это невероятно: в Сталинграде немцы разрушили все мартеновские печи, но уже через полгода, 31 июля 1943 года, в разрушенном цехе завода "Красный Октябрь" были выданы первые плавки стали.

Летом 1943 года я впервые увидела, как мимо нашего дома по разбитой шоссейной дороге по ночам двигались танки, на каждом из которых было начертано белой краской: "Ответ Сталинграда". Они выходили из ворот тракторного завода и двигались к железнодорожной станции. В то время наладить производство новых танков на заводе было невозможно. Но рабочие вместе с военными находили на улицах Сталинграда подбитые танки и доставляли на тракторный завод. Опытные специалисты восстанавливали их и снова отправляли на фронт.

"Ответ Сталинграда" можно было написать и на разрушенной стене цеха, где металлурги выпускали первые плавки, и на изрешеченных осколками домах, которые строители и военные возрождали к жизни. И на дверях нашей школы, которую стали восстанавливать еще раньше, чем заводской цех. И на детском садике, который открылся уже через два месяца после боев и куда я водила свою сестренку.