Больше не желая смерти

У. ЛИППИНКОТТ

Перевод Д. В. Ковпак ©

Больше не желая смерти Тревожность, Депрессия, Психология, Суицид, Рассказ, США, Терапия, Длиннопост

В январе 2012 года, через две недели после моей выписки из психиатрической больницы в Коннектикуте, я запланировал свою смерть. Моя неделя, проведенная на отделении острой и интенсивной терапии, не остановила часовой механизм самоубийства и не уменьшила мою боль.


Вернувшись в Нью-Йорк, я шумно покинул офис моего психиатра с утверждением, что я не вернусь к лечению, которому я покорно следовал три десятилетия. Оно никак не сработало, так какой в нем был смысл?


Я хорошо вписываюсь в демографическую структуру американских самоубийств — белый мужик с хронической депрессией, открывший для себя кризис среднего возраста. Самоубийство это дело семейное, говорят нам данные исследований, это увлечение сработало и в моей семье. Мой отец покончил с собой в возрасте 49 лет в апреле 1990 года. В предыдущем поколении его тетка лишила себя жизни; до нее были и другие.


Стеснение это тоже семейная традиция. Никто из близких не рискнул поговорить со мной об этой теме и о психических заболеваниях.


В первый раз меня госпитализировали из-за желания убить себя, еще когда я был подростком. Мой отец навестил меня несколько раз. Я сделал над собой усилие, чтобы приветствовать его крепким рукопожатием; он поделился со мной несколькими шутками. Папа был явно обеспокоен и говорил, что любит меня. Только после его самоубийства несколько лет спустя я узнал, что он тоже был госпитализирован из-за депрессии, будучи двадцатилетним юношей.


Когда я начал свою самостоятельную жизнь после колледжа, я чувствовал, что самоубийство было четкой и настоящей возможностью, которая светилась ярче во время моих депрессивных эпизодов.


Но, у меня был амбициозный план, чтобы победить его. Вот как я собирался реализовать свой план: упорно трудиться, все время удерживать четкое видение своих целей, и заработать столь много денег, сколько я был способен. Профессиональный успех станет моей первой линией обороны, чтобы держать в узде отчаяние безнадежности. Параллельно, я бы нашел отличных врачей и был бы послушным пациентом, вовремя бы принимал лекарства и регулярно являлся на психотерапию.


И долгое время, пока проходил мой третий и четвертый десяток лет, план срабатывал.


Затем, в 2008 году, сорвалась одна бизнес-сделка, и я никак не мог избавиться от моего разочарования.


Я впал в подавленное настроение, необычной стойкости и глубины.


Врачи перепробовали разные лекарства, затем разные комбинации препаратов. Были и повторные диагностики, и получение второго мнения у других специалистов. Курс электросудорожной терапии оказался неэффективным. Мой диагноз трансформировался из депрессии в резистентную для лечения депрессию.


Три с половиной года спустя, все было кончено. Я перестал спать по ночам. Я приходил в контору до рассвета, чтобы не быть наедине со своими мыслями. Если бы не ежедневные бизнес-ланчи, традиционные для издательского бизнеса, и пирожные, и печенье из непросеянной муки моего партнера, запеченные в любовном отчаянии, я бы потерял гораздо больше, чем 30 фунтов, я бы просто упал через несколько месяцев.


Я старательно представлял себе свою смерть, обратившись к адвокату, чтобы закончить мое завещание и изменить мою медицинскую доверенность. На случай неудачной попытки я хотел оставить четкие инструкции, чтобы не предпринимали никаких попыток спасти меня или продлить мою жизнь. Я намеревался повеситься в гараже моего дома в северной части штата.


Когда я рассказал это своему брату в письме, в котором я передавал ему доверенность на ведение моих дел, он ответил сразу же: ты не должен покидать нас! Он напомнил мне темное наследие нашего отца, и что он чувствовал, что, когда тот оставил нас. Я припомнил, агония, не так ли?


Его сообщение меня смутило. Я хотел умереть, но я не хотел причинять страдания людям, которых я любил больше всего.


Я решился рассмотреть вариант длительной госпитализации, которую я еще не пробовал из-за ее накладности. После лихорадочного поиска свободного места в лечебном учреждении и средств для его оплаты, я покинул Нью-Йорк направившись в клинику Меннингера в Хьюстоне.


Через несколько недель после того, как я попал туда, я был зачислен в группу навыков диалектической поведенческой терапии (D.B.T.).


Диалектико-поведенческая терапия была разработана в 1980-х годах психологом Маршей М. Лайнен в процессе работы с суицидальными пациентами, страдающими пограничным расстройством личности. Не смотря на мой тридцатилетний стаж заядлого и нередко запойного медицинского потребителя, я никогда не слышал об этом методе.


Доктор Лайнен боролась со своим психическим заболеванием, еще будучи девушкой. Когда она начала встречаться уже со своими пациентами, серьезные исследования показали, что когнитивно-поведенческая терапия, которая сосредотачивается на оказании помощи пациентам путем выявления и изменения негативных и часто ошибочных мыслей, которые лежат в основе негативных чувств и поведения — может помочь многим людям страдающим депрессией. Но доктор Лайнен пришла к выводу, что когнитивно-поведенческая психотерапия не всегда четко срабатывала с ее суицидальными пациентами. Некоторые пациенты сосредотачивали свое внимание на положении об изменение собственного мышления, приравнивая его к представлению, что вся их боль только химера, надуманна и идет «из головы». Многие из них пережили реальные травмы, и многократно безуспешно пытались изменить себя в прошлом. В когнитивно-поведенеческой терапии они видели намек на то, что их эмоции были “неправильные”. Это лишь следствие неточных мыслей — такая позиция их терапевта казалась им не поддерживающей, что обостряло их чувство изоляции и безнадежности.


Опираясь на свой собственный жизненный опыт, дальнейшее изучение психологии и практики Дзен, Марша начала создавать вариант когнитивно-поведенческой терапии, который говорил об особой уязвимости ее пациентов. Она заметила, что прежде чем ее пациенты могли или хотели измениться, они нуждались в том, чтобы принять себя и быть принятыми, именно такими, каковыми они являлись в настоящем. Это диалектическое напряжение между принятием и изменением — корневая концепция диалектико-поведенческой терапии.


М. Лайнен также признала, что пациенты, которые боролись с тягой к самоубийству, это чаще люди, которые могут иметь биологическую уязвимость перед эмоциональной перегрузкой. Дело не в том, что у нас есть “неправильные чувства”, а в том, что наши чувства захватывают и подавляют нас. Случаи, когда они не могут сокрушить кого-то, с другими генами, означают, что это занимает у других людей больше времени, за которое острые переживания угасают и ослабевают. В результате, она начала выработку стратегий, или “навыков”, для людей с этими уязвимостями.


Теория ДБТ гласит, что именно в поворотные моменты между испытанием чувств и действиями в ответ на них, у меня есть шанс “действовать наоборот”: вести себя отлично от того, как у меня исторически, привычно сложилось, с зачастую разрушительными последствиями от этих привычек, лишь плодя бедствия своими реакциями.


У меня хватало поведения, которое я хотел бы изменить. Когда я был в депрессии, самообладание, которое я надеялся демонстрировать миру, просто отвергалось. Я прямо чувствовал, как выходил из-под контроля. В моем поиске облегчения от тревоги, гнева или печали, я действовал импульсивно — тратил деньги, которые я не мог себе позволить, изолировал себя от друзей, набрасывался на близких мне людей или даже ранил себя физически. Потом, я, конечно, сильно жалел об этом. Когда мои импульсы были удовлетворены, у меня возникали новые проблемы: долги, испорченные отношения, похмелье. Не в силах простить себя за свои ошибки, я впадал в гнев.


Эти зацикливания убивали меня. Диалектико-поведенческая терапия (ДПТ) прояснила для меня, что является причиной моего беспокойства, гнева или печали — и новые варианты того, как мне себя вести в таких случаях. Классическая ДПТ первоначально включала в себя множество компонентов и требовала участия целой команды специально обученных профессионалов, что делало ее стоимость весьма высокой. Но, в последние годы исследования подтвердили, что более усовершенствованная, обновленная ДПТ в более доступной форме — ДПТ тренировки навыков (D.B.T. skills training) — тоже весьма эффективна.


За последнее десятилетие или около того, врачи приспособили ДПТ для помощи людям при лечении резистентной депрессии, расстройства дефицита внимания, посттравматического стрессового расстройства и расстройств пищевого поведения. Исследование, опубликованное в марте 2015 года в JAMA Psychiatry, показало эффективность в том числе ДПТ тренировки навыков (D.B.T. skills training).


Это исследование не новость для меня. Раз в неделю в течение последних двух с половиной лет я посещал группы ДПТ и усвоил набор навыков, которые оказались не много ни мало трансформирующими мою личность. Я оплачивал из своего кармана $80 за каждый 90-минутный сеанс, хотя некоторые страховые компании также оплачивают эту терапию.


Обучения ДПТ — это как изучение нового языка. Этот процесс организован в четырех модулях, обучение каждому из которых продолжается от четырех до семи недель и предлагает свой словарный запас, идиомы, даже техники мнемоники. Я перестал думать о самоубийстве, но я не был уверен, что это надолго. Поскольку с двадцати лет я регулировал тревогу, боролся с гневом и агрессией посредством бензодиазепинов, таких как Ксанакс и Клонопин, и это превратилось в нездоровую зависимость. Я вернулся домой без них после жесткой процедуры детоксикации в клинике Меннингера.


Тогда я подвергся настоящей сенсорной атаке Нью-Йорка. Поездка в метро на работу, выгул собаки, даже завязывание моего галстука утром могли спровоцировать панические атаки. Испугавшись силы этих переживаний, я попытался применить навыки из первых модулей ДПТ, посвященные толерантности к дистрессу, которые я уже успел изучить.


Я следовал стратегии отвлечения себя высоко специфическими задачами, просто тратил на это достаточно времени, чтобы получить результат — обычно за две или три минуты — мне удавалось таким образом снизить интенсивность страха прежде, чем он переполнит меня. В зависимости от того, где я был — дома, на работе или на улице или на поезде — я использовал ситуационно соответствующий вид деятельности. И ведь я не мог полагаться на свою память, особенно в момент, когда накатывала тревожность, поэтому я носил с собой специальные карточки или использовал записи, сделанные на мой телефон. Как переключать внимание? Например, возьмите листок бумаги и запишите все 50 Штатов и их столицы; возьмите кубики льда из холодильника и подержите их на затылке; оденьте резинку на запястье и щелкните ею себя, когда сильная эмоция начнет накрывать. В офисе или на встрече, я научился делать тонкие изменения в моей позе, складывании пальцев, использовании легкой улыбки, чтобы активировать мышцы лица, я смог даже замедлять свое дыхание.


И какой бы несовершенной ни была моя ранняя практика ДПТ, я открыл для себя, что просто принимая тревожность, снижение ее хотя бы на градус или два, уже давало мне возможность в некоторой степени контролировать мои решения даже в присутствии сильного волнения. Урок был глубоким. Я не мог полностью устранить беспокойство из моей жизни, но я мог научиться принимать это, и справляться с собой, как минимум, не делая ситуацию хуже.


Пока я медленно и не всегда последовательно прогрессировал, меня заинтересовали и другие ДПТ модули доктора Лайнен. Майндфулнесс (осознанность, практика внимательности и безоценочного осознавания) явился настоящим вызовом для меня и помог научиться принимать эмоции и ситуации такими, какие они есть, а не какими я хочу, чтобы они являлись. Я научился “наблюдать и описывать”: излагать суть проблем с фактами, а не оценочными суждениями, так у меня появилось больше возможностей их решать, а не переживать.


Тренинги межличностной эффективности помогли мне научиться просить то, что мне нужно в отношениях и управлять конфликтами, с сохранением самоуважения обоих участников. Подготовка к жестким беседам и отказ от избыточных извинений стали для меня одними из ключевых навыков в этой области.


Эмоциональная регуляция научила меня, как определять и понимать, какие функции выполняют мои эмоции, и как уменьшить мою исторически сложившуюся уязвимость для пиковых состояний. Если я осознаю, как я себя чувствую физически, когда мне грустно, или то, как меняется моя речь, когда я злюсь, я могу боле точно распознавать, куда я двигаюсь и изменить курс до того, как интенсивность эмоций станет слишком высокой.


Время и силы, необходимые для освоения ДПТ могут показаться невероятно большими, просто титаническими, особенно для тех из нас, кто отчаялся и полагает, что изменения могут не наступить настолько быстро, чтобы спасти наши жизни. Однако, стратегии ДПТ за счет расширения возможностей, что мне делать в следующую минуту или час, сделать эту минуту или час хотя бы немного лучше, чем предыдущие, хоть в какой-то мелочи, в большинстве случаев помогают зародить надежду. Улучшение на часы перерастает в улучшения на дни, и даже несколько лет! Это я обнаружил на своем собственном опыте, формируя свою собственную устойчивость.


Сейчас я готов полностью участвовать в своей жизни, испытывать свою радость и боль в равной мере, уверенно двигаясь к достижению моих долгосрочных целей.


ДПТ относительно молодая терапия и новая методика лечения. Ей предстоит пройти еще много исследований. Но, уже есть убедительные доказательства ее эффективности, в том числе в модифицированных и более экономичных форматах. Профессионалам и пациентам стоит рассматривать психическое здоровье как достижимое и доступное излечению в случае проблем, в том числе и программами подобными этой, наряду с другими, а не как область медицины, где лечение является последней надеждой с минимальными шансами на успех.


Уровень самоубийств в Соединенных Штатах находится сейчас на шокирующем 25-летнем максимуме. Этой весной он еще вырос, по не совсем понятным причинам. Но депрессия излечима, и самоубийство можно предотвратить. Не теряйте надежды. Вы не одиноки. Я тоже однажды сильно уверовал, что сломлен раз и навсегда и восстановлению не подлежал — но я оказался неправ.


PS. Уилл Липпинкотт в настоящее время живет в Нью-Йорке и работает в издательстве.

Лига психотерапии

5.1K постов25.8K подписчиков

Добавить пост

Правила сообщества

Поддерживайте авторов и комментаторов плюсами.

Задавайте любое количество уточняющих вопросов.

Ведите диалог уважительно.


Лучшие посты Лиги

http://rabota-psy.ru/stat/fav/


Все посты и обсуждения по датам

http://rabota-psy.ru/stat/lenta/


Онлайн сейчас и за последние сутки

http://rabota-psy.ru/stat/


Мы дорожим атмосферой безопасности и доброжелательности в нашем сообществе, оскорбления ведут к немедленному вызову модератора сайта и санкциям.

9
Автор поста оценил этот комментарий

Вот тут она о лицемерии общества "всё ОК" говорит, такими словами:


Члены инвалидирующего окружения зачастую энергично пропагандируют свою точку зрения и активно выражают неудовлетворенность в связи с неспособностью пациента разделять их взгляды. Большое значение придается тому, чтобы быть счастливым или, по крайней мере, уметь рассмеяться в лицо трудностям; вере в свою способность достичь любой цели или, по крайней мере, умению «не пасовать» перед безнадежными ситуациями; и, больше всего, роли «положительного настроя» в преодолении любых преград. Неспособность соответствовать этим ожиданиям ведет к порицанию, критике и попыткам окружающих изменить (даже насильно) «неадекватные» установки. Требования, которые в свою очередь индивид может предъявить к окружению, обычно весьма ограничены.

9
Автор поста оценил этот комментарий

Спасибо за пост!


Марша Линехан, ещё так её имя пишут.


http://rabota-psy.livejournal.com/260338.html вот тут о ней было


Вот её Фейсбук https://ru-ru.facebook.com/linehandbt

раскрыть ветку
7
Автор поста оценил этот комментарий

Вот как выглядит конкретика в данном методе:


Способность модулировать связанное с аффектом психологическое возбуждение означает, что индивид способен не только снизить сильное возбуждение, связанное с некоторыми эмоциями – такими, например, как гнев и страх, – т. е. успокоиться, но и повысить слабое возбуждение, связанное с другими эмоциями – такими, например, как грусть и подавленность (т. е., образно выражаясь, «встряхнуться»). Обычно для этого требуется способность заставить себя произвести действие, даже вопреки настроению. Например, одна из основных техник в когнитивной терапии при лечении депрессии – составление плана действий и его выполнение.

6
Автор поста оценил этот комментарий

Здесь она раскрывает, какое именно родительское окружение оказывается патогенным и называет два источника деформирующего влияния на психику:

эмпатический провал со стороны родителей

проекции родителя на ребёнка


Инвалидирующее окружение – это такое окружение, в котором выражение индивидом своих эмоциональных переживаний сталкивается с переменчивыми, неадекватными и обостренными реакциями. Другими словами, чувства индивида не признаются или игнорируются его окружением; за ними часто следует наказание. Переживание болезненных эмоций, а также события, которые кажутся индивиду причиной его эмоционального дистресса, игнорируются. Интерпретации индивидом своего собственного поведения, включая переживание намерений и мотиваций, связанных с поведением, отвергаются.

Инвалидация окружением чувств индивида имеет две основные особенности. Во-первых, пациенту дают понять, что он ошибается как в описании, так и в анализе своих собственных переживаний, особенно в представлениях о причинах своих эмоций, убеждений и действий. Во-вторых, переживания приписываются социально неприемлемым характеристикам или чертам личности индивида.

5
Автор поста оценил этот комментарий
Как правило, индивид с ПРЛ одновременно и создает неблагоприятное для себя окружение, и контролируется им. Особенности темперамента усугубляют начальную эмоциональную реакцию индивида и снижают степень восстановления исходного эмоционального состояния после воздействия каждого нового стрессора. Неспособность переносить или ослаблять кратковременный стресс без генерирования дисфункционального поведения избегания создает дополнительные стрессоры. Неадекватные межличностные навыки приводят к межличностному стрессу и мешают разрешению большинства жизненных проблем. В равной мере неадекватная система социальной поддержки (инвалидирующее окружение) может усугублять неспособность человека контролировать отрицательные средовые события, это еще больше ослабляет его шансы на развитие необходимых навыков.


Одна из моих пациенток, назову ее Лори, была крайне чувствительна к критике и неодобрению. Она выросла в неблагополучной семье: отец Лори имел буйный нрав и не мог контролировать свои эмоциональные вспышки. Если дети делали что-либо, чего он не одобрял, он впадал в ярость и нередко бил детей. К тому времени, когда Лори исполнилось 35 лет, типичный сценарий ее жизни выглядел следующим образом: на работе она принимала определенное решение и воплощала его в жизнь, а затем переживала, что ее начальнику это не понравится. После долгих размышлений о своем решении и возможном неодобрении начальника Лори отказывалась от своего плана из-за того, что ее первоначальное решение якобы было неверным. Потом она ругала себя за «глупость». Затем она могла поговорить со своими коллегами и прийти к выводу, что их совместный проект (не имеющий отношения к первому плану, от которого она отказалась) был безнадежен из-за ее когнитивной «неполноценности». После работы Лори обычно покупала спиртное, шла домой и напивалась, убеждая себя, что ей это все равно не повредит, поскольку у нее проблемы с головой. По этой причине у Лори были очень напряженные отношения с мужем. Утром, страдая из-за похмелья и неизбежного чувства вины, Лори могла неадекватно отреагировать на какой-нибудь вопрос мужа – например, об оплате университетского обучения дочери, и начинался безобразный скандал. Затем Лори приходила ко мне на прием и спокойно спрашивала, как ей лучше поступить – найти другую работу или продать дом, потому что ее семье нужны дополнительные средства для образования детей. Все мои попытки решить этот частный кризис (недостаточно денег, чтобы заплатить за обучение в университете) сопровождались нарастанием эмоций.

раскрыть ветку