Как и любой ребенок, в детстве я подолгу мечтал о небе. Я часами мог лежать на траве и всматриваться в безоблачный, чистый клочек неба, представляя тот день, когда своей собственной рукой я смогу до него дотронуться. Через какое-то время эта мечта уже не была просто детской фантазией, а переросла в абсолютную цель жизни и засела глубоко в моем подсознании. Я рос, находясь в обстановке любви и душевного спокойствия. Ни в чем не нуждаясь, не зная мира за границами привычного, я представлял свой маленький мирок оазисом в бесконечно сухой пустыне реальной жизни. Я просто не видел смысла покидать свой обжитый уголок и знакомиться с остальным миром, однако родители понимали, что так их сын не сможет вырасти и поэтому переодически знакомили меня с важными аспектами реальной жизни: помогали находить друзей и учили взаимной помощи, любви и состраданию, учили жертвовать собой в благих целях. Постепенно реальная жизнь начала мне нравится и я не заметил, как безжизненная пустыня в одночасье заросла травой и деревьями, как голубое небо над моей головой стало еще чище и ближе. Я искренне был готов подарить всего себя любому, кто этого захочет и кто сможет поделиться хотя бы частичкой себя в ответ. Однако время шло, и люди не спешили отвечать мне взаимностью. Будто из воздуха, грусть начала оседать сперва на моем лице, а потом стала такой привычной, что перестала отражаться снаружи и густой, липкой серой массой проникла внутрь. Я противился, но не смог этого избежать. Через некоторое время она заполнила всю душу, и, казалось, мир будто посерел. Я изменился. Я осознал, что мир все же больше похож на пустыню, чем на один огромный оазис, и я осознанно заперся в себе. С этого момента мир вокруг меня больше не существовал. А даже если и существовал, то он мне был настолько безразличен, что я не видел в нем никакого смысла. Тогда я стал все глубже и глубже уходить в себя. Я даже не заметил, как начал носить капюшон, одежду на два размера больше, я прятался за ней, как за непроницаемым барьером. В квартире было всегда уютно и чисто, но свет в ней горел очень редко и недолго, а занавески открывались и того реже. В темноте оставаться наедине с собой было проще. Не чувствуя ни одиночества, ни радости, я упорно, как крот, продолжал закапываться все дальше. И в один момент, всего на мгновение, я вспомнил детство. Ту детскую мечту, которая переросла в цель жизни, которая хоть и незаметно, но упорно вела меня все эти годы. Я внезапно понял, что чем больше я старался дотянуться до неба: чем больше я учился, работал, тем глубже я закапывался. И теперь я стоял глубоко под землей, глядя в небо. Оно казалось невероятно далеко, и, самое главное, оно обжигало мое лицо. Это не было то приятное тепло, которое я помню, это были лучи, выжигающие все живое. Я не мог на него смотреть, я щурился, а из глаз текли слезы. Оно не позволяло смотреть на себя такому, как я. Выходит, я больше не достоин своей мечты? Выходит, я больше не достоин неба?